Текст книги "Чужой 3"

2

Эндрюсу не нравилось работать с коммуникатором. Каждое использование заносилось в его личное дело. Переговоры в глубоком космосе стоили дорого, и от персонала ожидали, что использовать оборудование он станет только в случае абсолютной и неизбежной необходимости. Могло оказаться так, что его оценка не совпадет с оценкой какого-нибудь гладкожопого тупицы в штаб-квартире, из-за чего накопительное жалование Эндрюса могут урезать, или откажут в повышении. И не будет ни малейшего шанса себя оправдать, потому что к тому времени, когда он выберется из этой адской дыры по имени Фиорина и вернется домой, тот кретин, скорее всего, давно помрет или выйдет на пенсию.

Черт, почему он вообще волнуется? Все, кого он когда-либо знал, будут мертвы к тому времени, как он окажется дома. Впрочем, это соображение нисколько не умаляло его желания поскорее совершить это долгожданное путешествие.

Так что он делал свою гребаную работу настолько хорошо, насколько мог, и надеялся, что его гребаные наниматели в конце концов отметят его умения и профессионализм и предложат пенсию пораньше. Только вот сейчас возникли гребаные непредвиденные сложности – явно только для того, чтобы усложнить ему жизнь. Эндрюс питал стойкую неприязнь к непредвиденному. Одним из немногих преимуществ его работы была как раз постоянная предсказуемость.

До сих пор. Но сегодня непредсказуемое, неожиданное событие вынуждало его воспользоваться коммуникатором. Он сердито замолотил по клавишам.

[1]1
  ИКФС (англ. IRIS – Infrared Interferometer Spectrometer) – фурье-спектрометр ИК-диапазона.


[Закрыть]

Клеменс вытащил женщину из воды и как можно быстрее унес ее в лазарет. Так быстро, что именно ее состояние, а не ее пол, успело завладеть мыслями заключенных. Осознание придет позже, а вместе с ним, как предвидел Эндрюс, и проблемы.

Что касалось эвакуационной шлюпки, то, чтобы ее вытащить, они прибегли к помощи быков-мутантов. Любая из шахтерских машин сделала бы это быстрее и проще, но те, что остались снаружи, давным-давно не выказывали и намека на нормальное функционирование, а те, что находились внутри комплекса, были слишком ценны для обитателей, чтобы рисковать ими в местных погодных условиях – даже если предположить, что люди смогли бы вывести подходящий транспорт наружу. Проще было использовать быков, пусть и не привыкших к подобным задачам. Впрочем, свое дело они выполнили эффективно, хотя один из них впоследствии ослабел и сдох – несомненно, от того, что подвергся доселе не испытанному напряжению от настоящей работы.

Когда шлюпку доставили в пределы досягаемости единственного рабочего крана снаружи, закрепить сильно поврежденный кораблик на держателе и опустить внутрь комплекса было уже несложным делом. Эндрюс присутствовал там, когда люди зашли внутрь с новостью, что женщина прибыла не одна – в шлюпке имелись и другие пассажиры.

Управляющий не обрадовался. Больше сложностей – больше дыр в спокойной ежедневной рутине. И надо принимать больше решений. А ему не нравилось принимать решения – всегда существовала опасность решить неправильно.

Капрал-морпех был мертв, как и несчастный ребенок. Андроид не в счет. В какой-то степени Эндрюс почувствовал облегчение. Разобраться следовало только с женщиной, оно и к лучшему: она и в одиночку сулила достаточно проблем.

Один из заключенных уведомил, что передатчик доставил онлайн-сообщение. Оставив шлюпку и ее содержимое остальным, управляющий вернулся в канцелярию. Эндрюс был крупным мужчиной под пятьдесят, мускулистым, мощным и непреклонным. Впрочем, без этих (и некоторых других) полезных качеств его никогда бы не назначили на Фиорину.

Ответ оказался столь же лаконичным, как и его послание:

Да уж, содержательно. Эндрюс уставился на монитор, но там больше ничего не появилось – ни указаний, ни запросов дополнительной информации, ни элегантных корпоративных пояснений. Ни критики, ни похвалы. Почему-то он ждал большего.

Управляющий мог бы отправить еще одно сообщение, запрашивая больше сведений, только вот шишки наверху наверняка сочтут это чрезмерным и удержат часть его жалования на покрытие расходов. Разве они не ответили? Даже если на самом деле это не совсем ответ. С этим он уже ничего не мог поделать – надо было справляться с ситуацией, как он сочтет нужным… и ждать.

* * *

Еще один сон. В снах нет чувства времени, там не существует этого измерения. Люди видят во снах самые разные вещи, как сугубо реалистичные, так и полностью воображаемые. Но часы они не видят почти никогда.

Огнемет с двумя стволами в ее руках был тяжелым. Она осторожно приблизилась к капсулам криосна. Быстрая проверка показала, что все трое спящих покоятся в целости и сохранности. Бишоп – разобранный и неподвижный. Тритончик – совершенно неземная в своей детской красоте, полностью чуждая для этих места и времени, где она невольно оказалась. Хикс – спокойный, здоровый. Она чуть помедлила, приближаясь, но крышка капсулы оставалась закрытой, как и его глаза.

Раздался незнакомый звук, и она развернулась, перещелкивая рычажок на боку оружия, а ее палец дернулся на спусковом крючке. Огнемет издал пластиковый щелчок, но и только. Лихорадочно, она попыталась снова. Короткая струя пламени в несколько дюймов неохотно показалась из одного ствола и иссякла.

В панике она осмотрела оружие, проверила количество топлива, спусковой крючок, доступные взгляду провода. Все казалось исправным. Оно должно было работать, ему полагалось работать…

Что-то было рядом, близко. Ей снилось, что она отступает, осторожно пятится к стене в поисках прикрытия и возится с огнеметом. Оно было рядом. Она слишком много знала об этих существах, чтобы предполагать иное. Ее пальцы боролись с массивным оружием. Она нашла причину поломки, в этом не было сомнений. Еще минута – это все, что ей нужно! Перезарядить, выждать, и можно стрелять… Полминуты. Ее взгляд упал вниз.

У нее между ног возник хвост чужого.

Она с криком развернулась – прямо в его ждущие объятья, – попыталась навести огнемет. Ужасающе изящная рука сжалась; невероятно мощные пальцы разломали оружие, сминая двойной ствол. Вторая рука вцепилась в нее. Она замолотила кулаками по сияющей, блестящей грудной клетке – бессмысленные движения. Теперь все бессмысленно.

Ее развернуло и толкнуло к ближайшей капсуле криосна. Еще толчок. Ее лицо оказалось плотно прижато к холодному неорганическому стеклу. Внизу Хикс открыл глаза и улыбнулся. И снова улыбнулся.

Она закричала.

* * *

Лазарет был компактным и практически пустым. Он граничил с куда более обширным медицинским отсеком, рассчитанным на десятки пациентов в день. Шахтеры – те самые потенциальные пациенты – давно убрались с Фиорины. Они выполнили свою задачу по добыче ценной руды годами ранее и улетели домой вместе с ней. Остались только заключенные, а им такая большая клиника не требовалась.

Так что просторное отделение избавили от всего оборудования, которое можно было перенести, а более мелкая операционная досталась тюрьме. Так было дешевле. Меньше пространства отапливать, значит, меньше энергозатрат, то есть – экономия. В том, что касалось заключенных, это всегда было наилучшим вариантом.

Однако это не значило, что их оставили ни с чем: лекарств и оборудования с лихвой хватало для текущих нужд. Компания могла позволить себе быть щедрой. К тому же переправлять на планету даже необходимые материалы было дороговато. Проще оставить часть – качеством похуже – на месте, зато получить хорошую репутацию за проявленное сострадание. Добрая слава стоила побольше, чем оборудование.

Помимо того, был еще Клеменс. Подобно части оборудования, он казался слишком хорош для Фиорины – хотя тех, кто был в курсе его истории, убедить в этом было бы непросто. Да и возражать он бы не стал. Но заключенным повезло, что он у них был, и они это знали. Большинство из них были не глупыми, а всего лишь неприятными. Та самая комбинация качеств, которая некоторых людей поднимает до позиций глав индустрии или столпов правительства. Но других она ведет только к поражению и деградации.

Когда проблемы такого характера бывали направлены внутрь, страдальцам либо оказывали помощь, либо изолировали где-нибудь на Земле. А когда они прорывались вовне, затрагивая и невинных, тогда дорога уводила людей, ставших слишком проблемными, в другие места. Например, на Фиорину. Клеменс был всего лишь одним из многих, кто слишком поздно осознал, что его личный путь чересчур разошелся с общепринятыми нормами морали и ведет на эту планету.

Женщина пыталась что-то сказать. Ее губы шевелились, и она тянулась вверх, но в попытке прижаться к чему-то или оттолкнуться – этого Клеменс определить не мог. Нагнувшись, он приблизил ухо к ее рту и услышал какой-то булькающий звук, словно поднимающийся к поверхности из самых глубин.

Он выпрямился и повернул голову женщины набок, удерживая ее мягко, но при этом твердо. Давясь и задыхаясь, она извергла поток темной соленой воды. Спазмы быстро прекратились, и спасенная затихла – все еще без сознания, но теперь в покое, расслабившись и не двигаясь. Клеменс опустил ее голову обратно на подушку, серьезно вгляделся в лицо, напоминавшее маску. Тонкие черты – почти девичьи, несмотря на возраст. Но выглядела она так, будто провела слишком много времени в качестве туриста в аду.

«Что ж, быть сброшенным с корабля на эвакуационной шлюпке, потом проснуться от криосна во время крушения в море – этого достаточно, чтобы кто угодно выглядел не очень», – сказал он себе.

Дверь лазарета тихонько зашипела, скользнув в сторону, чтобы впустить Эндрюса и Эрона. Нельзя было сказать, что Клеменс без ума как от управляющего, так и от его заместителя. В то же время он отлично знал, что и Эндрюс не питает любви к единственному медику на планете. Хотя по статусу он мог бы быть на уровень выше большинства населения колонии, Клеменс все же оставался заключенным, отбывающим наказание, – факт, который ни один из вошедших не позволит ему забыть. Впрочем, он и сам не мог этого сделать.

На Фиорине многое было очень сложно осуществить, но забыть что-либо – невозможно.

Они остановились у кровати и уставились на неподвижное тело. Эндрюс проворчал нечто нечленораздельное.

– Каково ее состояние, мистер Клеменс?

Медик чуть выпрямился и взглянул на человека, который ради всеобщей пользы служил в качестве господина и повелителя Фиорины.

– Она жива.

Выражение лица Эндрюса стало жестче, но он одарил медика сардонической улыбкой.

– Благодарю вас, мистер Клеменс. Весьма полезные сведения. А поскольку я не хотел бы – и не должен бы хотеть, – чтобы было иначе, это заодно означает, что у нас проблемы, не так ли?

– Не о чем беспокоиться, сэр. Думаю, мы сможем ее вытянуть. Внутренних кровотечений нет, ничего не сломано, даже серьезных растяжений нет. Думаю, она полностью поправится.

– Что, как вы знаете, мистер Клеменс, как раз меня и беспокоит, – Эндрюс оценивающе уставился на женщину. – Мне бы хотелось, чтобы она сюда не прилетала. Мне бы хотелось, чтобы ее тут не было.

– Не хочу проявить неуважение, сэр, но у меня ощущение, что она бы с вами согласилась – если бы могла. Но на основе сведений о ее посадке и видя текущее состояние шлюпки, я бы сказал, что выбора у нее особенно не было. Есть идеи, откуда они? С какого корабля?

– Нет, – пробормотал Эндрюс. – Я уведомил «Вей-Ю».

– Они ответили? – Клеменс сжал запястье Рипли, по-видимому, чтобы проверить пульс.

– Если это можно так назвать. Они подтвердили получение моего сообщения. И все. Думаю, они не слишком настроены поболтать.

– Можно понять, если потерянный корабль их сильно интересует. Скорее всего, носятся, как сумасшедшие, пытаясь решить, что означает ваш рапорт.

Мысленная картина сбитых с толку набобов Компании доставила медику удовольствие.

– Дай мне знать, если ее состояние изменится.

– В случае, если она вдруг ко всеобщей радости скончается?

Эндрюс сердито посмотрел на врача.

– Я уже достаточно расстроен из-за всего этого, Клеменс. Будь умницей, не делай еще хуже. И не заставляй меня думать об этом и о тебе одновременно. Нет нужды сгущать краски. Возможно, тебя и удивит, но я надеюсь, что бедняжка выживет. Хотя, если она вернется в сознание, то может и пожалеть об этом. Идем, – сказал он своему подручному.

И они вдвоем ушли.

Женщина тихо застонала, ее голова нервно металась из стороны в сторону. Индивидуальная реакция или побочные эффекты лекарств, которыми Клеменс поспешно ее напичкал с надеждой на лучшее? Он сидел и смотрел на нее, бесконечно благодарный за возможность передохнуть рядом с ней, за шанс просто быть к ней близко, рассматривать ее, обонять ее. Он почти забыл, каково это – находиться в присутствии женщины. Воспоминания вернулись быстро – их подстегнуло ее появление. Несмотря на синяки и царапины она была довольно красива, думалось ему. Куда красивее, чем у него было право ожидать.

Женщина снова застонала, и медик решил, что причиной тому не лекарства и не боль от повреждений. Она видела сон. Это безвредно. В конце концов, сны ей не повредят.

Тускло освещенный зал собраний насчитывал четыре этажа. Люди свешивались с ограждений второго, тихо переговариваясь между собой. Некоторые курили растительные и химические смеси. Верхние уровни пустовали. Как и большая часть шахт Фиорины, этот зал был рассчитан на куда большее количество народа, чем пара десятков, собравшихся здесь сейчас.

Они пришли по требованию управляющего. Все двадцать пять человек. Суровые, тощие, лысые, молодые и не очень, и те, чья молодость уже превратилась в потускневшие, хотя и теплые воспоминания. Эндрюс сидел напротив них, его заместитель Эрон стоял рядом. Клеменс стоял в некотором отдалении как от заключенных, так и от тюремщиков, как подобало его необычному статусу.

Два тюремщика, двадцать пять заключенных. Они могли бы напасть на управляющего и его помощника в любое время, относительно легко одержать над ними верх. Но зачем?

Бунт только даст им контроль над комплексом, который они и без того обслуживают. Бежать было некуда, на Фиорине не существовало более приятных мест, доступ куда им запрещался. Когда прибудет следующий корабль с припасами и узнает о сложившейся ситуации, то просто откажется сбросить груз и отошлет рапорт. Следом прилетят тяжеловооруженные солдаты и разделаются с революционерами, а всем, кто принимал участие, но выжил, увеличат сроки наказания.

Скромное удовольствие, извлеченное из непокорности властям, не стоило и одного лишнего месяца на Фиорине, а целого года, а то и двух – и подавно. Это понимали даже самые ожесточенные заключенные. Так что здесь не было бунтов, и никто не бросал вызов власти Эндрюса. Выживание и – что более важно – отбытие с Фиорины зависели от надлежащего исполнения обязанностей. Заключенные могли быть недовольны, но настроены были мирно.

Эрон оглядел бормочущую толпу, нетерпеливо возвысил голос:

– Ладно, ладно. Давайте успокоимся и начнем. Верно? Верно. Прошу вас, мистер Диллон.

Диллон шагнул вперед. У заключенных он был лидером, и не только из-за своих габаритов и силы. Проволочные очки без оправы, что он носил, были скорее данью традициям, чем необходимостью. Он предпочитал их контактным линзам, а Компания, разумеется, вряд ли стала бы тратить время и деньги на то, чтобы обеспечить заключенному трансплантацию сетчатки. И Диллона это устраивало. Очки были антиквариатом – семейным талисманом, что каким-то образом уцелел и передавался из поколения в поколение. Его нуждам они отлично отвечали.

Единственный дредлок свисал с лысой головы мужчины и медленно покачивался на ходу. Требовалось много времени и усилий, чтобы охранять эту «прическу» от настырных насекомых Фиорины, но Диллон мирился с дискомфортом в пользу этого скромного выражения индивидуальности.

Он громко прочистил горло.

– Пошли нам сил, о Боже, чтобы мы выдержали. Мы понимаем, что мы – жалкие грешники в руках разгневанного Господа. Да не разорвется круг… пока не наступит день. Аминь.

Это была коротенькая молитва, и ее было достаточно. В конце заключенные подняли правые кулаки вверх, затем в тишине их опустили. Жест означал принятие и смирение, а не вызов. На Фиорине непокорность была чревата только остракизмом и вероятностью скорой могилы. Ведь если ты слишком далеко заходил за черту, Эндрюс сравнительно безнаказанно мог изгнать – и изгнал бы – тебя из комплекса. Не было никого, чтобы возразить против подобного, проверить действия управляющего и оценить их корректность. Не было независимой комиссии по расследованию смерти заключенного. Эндрюс предлагал, Эндрюс и налагал. Это было бы нестерпимо, если бы не факт, что управляющий, будучи суровым человеком, заодно был и справедлив. Заключенные считали, что в этом им повезло, ведь с большой вероятностью могло оказаться иначе.

Эндрюс оглядел своих подопечных. Каждого он знал близко – куда лучше, чем ему бы хотелось, если бы у него был выбор. Он знал их индивидуальные сильные и слабые стороны, их грешки, детали их судебных процессов и к чему они питают неприязнь. Некоторые были откровенной мразью, другие – всего лишь фатально антисоциальными, а еще имелся широкий набор вариаций между этими двумя крайностями.

Управляющий с важностью прочистил горло.

– Благодарю вас, джентльмены. Много разговоров велось о том, что произошло этим утром – разговоров, по большей части, легкомысленных. Так что можете считать, что сейчас у нас собрание по обузданию слухов. Вот факты. Как знают некоторые из вас, эвакуационная шлюпка модели триста тридцать семь потерпела здесь крушение в шесть ноль-ноль утренней вахты. На борту оказались один выживший, двое мертвецов и андроид, разбитый так, что не починить.

Он помедлил, давая слушателям переварить информацию.

– Выживший – женщина.

Послышался гул голосов. Эндрюс слушал, внимательно наблюдал, пытаясь оценить спектр реакций. Пока что все было… неплохо.

Один из заключенных, Морзе, перегнулся через перила. Этому человеку было под тридцать, но выглядел он старше. Фиорина быстро старила своих невольных граждан. Управляющий машинально отметил большое количество покрытых золотом зубов – последствие определенных антисоциальных действий. Золотой цвет был выбран из косметических соображений. Морзе казался нервным – его обычное состояние.

– Я только хочу сказать, что когда я сюда прибыл, то дал клятву целомудрия. А это значит – никаких женщин. Никакого секса. – Он взволнованно оглядел собравшихся. – Мы все дали эту клятву. И теперь, позвольте мне сказать, я лично не одобряю политику Компании, дозволяющую свободно смешиваться…

Пока он бубнил, Эрон прошептал на ухо начальнику:

– Наглый ублюдок, да, сэр?

Наконец вперед вышел Диллон, загородив собрата, и его звучный голос прозвучал негромко, но твердо:

– Наш брат пытается сказать, что мы смотрим на присутствие чужака – в особенности женщины, – как на нарушении гармонии. Как на потенциальную брешь в духовном единстве, которое помогает нам прожить день за днем и сохраняет нас в здравом уме. Ты слышишь, что я говорю, управляющий? Ты меня понимаешь?

Эндрюс спокойно встретил взгляд Диллона.

– Поверь мне, все мы понимаем ваши чувства. И, уверяю вас, будет сделано все, чтобы уладить это дело и вернуть вам душевный покой как можно скорее. Полагаю, это в наших общих интересах.

Над толпой поднялся гул голосов.

– Вы должны быть довольны, когда узнаете, что я уже запросил команду спасателей. Надеюсь, они прибудут в течение недели и эвакуируют женщину как можно быстрее.

Заговорил кто-то из центра толпы:

– Неделя, управляющий? Никто не сможет сюда добраться так быстро. Ниоткуда.

Эндрюс смерил человека взглядом.

– Вообще-то есть транзитный корабль на Мотинею. Его запрограммировали месяцы назад. Но у нас тут чрезвычайная ситуация. И есть правила, с которыми даже Компания должна считаться. Я уверен, они свяжутся с кораблем и вытащат из криосна хотя бы пилота, который проложит новый курс, чтобы подобрать нашу находку. На том и конец разговору.

Разумеется, управляющий не знал всего этого наверняка, но такие действия были бы логичны для Компании, и он чувствовал определенную уверенность, делая это предположение. Если корабль, направляющийся к Мотинее, не изменит курс, значит ему придется справляться с ситуацией так, как она того потребует. Но проблемы надо решать по мере их поступления.

Он взглянул на Клеменса.

– Тебе хватило времени, чтобы составить оценку?

Медик неуверенно скрестил руки на груди.

– Вроде того. Настолько, насколько это возможно с нашим оборудованием.

– Жаловаться все равно некому. Каково ее состояние?

Клеменс хорошо знал, что все глаза тут же сфокусировались на нем, но не подал вида, глядя только на управляющего.

– Она не кажется сильно израненной. По большей части пострадала только от ушибов и сотрясений. Одно из ребер может оказаться сломанным. Но если даже так, то это всего лишь усталостный перелом[2]2
  Микротрещины в кости из-за остеопороза или многократной перенагрузки, а не разовой травмы.


[Закрыть]. Потенциально куда опаснее, что она вышла из состояния криосна слишком резко…

Он помедлил, чтобы собраться с мыслями.

– Слушайте, я всего лишь терапевт, но понимаю, что ей нужна помощь специалиста. Вытряхни кого-то из гиперсна слишком быстро, без соответствующей биофизической подготовки – и могут возникнуть любые проблемы. Непредсказуемые побочные эффекты, скрытые осложнения с дыхательной и кровеносной системами, клеточные разрывы, которые иногда никак не дают о себе знать на протяжении дней или недель – вещи, которые я даже не знаю, как диагностировать, не говоря уже о лечении. Ради ее блага я надеюсь, что на этом корабле будет полноценное медицинское оборудование.

– Она будет жить? – спросил Эндрюс.

Медик молча пожал плечами, не зная, что ответить. Управляющий хорошо слышал только то, что он хотел услышать.

– Если предположить, что позже ничего не всплывет, думаю, что она будет в порядке. Но цитировать меня не стоит. Особенно дипломированному врачу.

– Да чего ты боишься? – хихикнул кто-то позади него. – Что тебя обвинят в незаконной практике?

Некоторые разразились резким смехом.

Быстро вступил Эндрюс – прежде чем Клеменс или кто-то другой успели ответить:

– Слушайте, у нас тут наивняшек нет. В наших общих интересах, если женщина не выйдет из лазарета до прибытия спасательной команды. И, разумеется, только с сопровождением. С глаз долой – из сердца вон, верно?

Все предпочли не отвечать.

– Так что нам всем следует заняться своими обычными делами и чрезмерно не возбуждаться. Правильно? Ладно, – он поднялся. – Спасибо, джентльмены.

Никто не двинулся. Затем к ним повернулся Диллон и тихо сказал:

– Окей.

Собравшиеся начали расходиться, возвращаясь к своим ежедневным задачам. Эндрюса поведение заключенных ничуть не разозлило: это маленькое представление было мелочью, а такие мелочи он заключенным позволял. Это помогало спускать пар и умеряло их потребность проверять вышестоящих на прочность.

Встреча прошла настолько хорошо, насколько можно было ожидать. Управляющий чувствовал, что справился с ситуацией – положил конец слухам и домыслам прежде, чем дело могло бы зайти слишком далеко. Вместе с Эроном он направился обратно в офис. Впрочем, пригодился бы и более информативный ответ от Компании.

А вот Клеменсу дорогу заступил Диллон.

– Чего это ты?

Крупный мужчина выглядел озабоченным.

– Фармацевт, тебе следует быть поосторожней с этой женщиной.

Клеменс улыбнулся.

– Она не в состоянии причинять какие-либо неприятности. Разве мы не должны предоставлять всем божьим детям шанс выжить?

– Мы не знаем, чье она дитя.

Двое мужчин еще с секунду смотрели друг на друга. Затем Диллон отошел в сторону и освободил медику дорогу. Взглядом он провожал Клеменса до тех пор, пока тот не прошел в дверь, ведущую к тоннелю «D».

Женщина лежала без движения; для разнообразия теперь она не стонала и не видела снов. Клеменс проверил капельницу, присоединенную к ее руке. Не зная особенностей состояния спасенной, он был вынужден дать ей препараты против общего истощения. В дополнение к глюкозе и сахарозе капельница содержала широкий набор разных антибиотиков в сыворотке, модификаторы быстрого сна и обезболивающие. Прочная идентификационная пластинка на шее женщины оказалась повреждена во время крушения, так что медику пришлось обойтись без важной информации, содержавшейся там. Он осторожно поискал какие-либо признаки непереносимости лекарств и с облегчением обнаружил, что ничего подобного не проявилось. Во всяком случае, у нее не было аллергии ни на что из того, что он закачал ей в вены.

Клеменс с радостью отметил, что наручная капельница почти пуста. Это значило, что тело женщины нашло хорошее применение восстановительному коктейлю. Показатели жизненных сигналов остались зелеными, пока он проводил прибором над грудью и головой спасенной. Это обнадеживало, и, достав капсулу для инъекции, медик чуть развернул руку женщины, чтобы был виден трицепс.

Ее глаза распахнулись так внезапно, словно она только притворялась спящей. Удивленный скоростью ее реакции, Клеменс помедлил. Женщина указала на приспособление в его руке.

– Это что?

– Устройство для инъекций.

– Это я вижу. Ты знаешь, о чем я.

Он чуть улыбнулся.

– Легкий коктейль моего собственного изобретения. Что-то вроде бодрящего эликсира. Адреналин, кое-какие эндорфины, пара мистических протеинов для вкуса. Думаю, твое тело оправилось достаточно, чтобы восстановить метаболизм. Через пять минут после укола ты почувствуешь себя гораздо лучше, чем сейчас.

Она продолжала его настороженно разглядывать.

– Ты врач?

Он пожал плечами и тут же отвел взгляд, словно вопрос причинял ему дискомфорт.

– Терапевт. Мой рейтинг всего 3-С. Но я – лучшее, что ты сможешь тут найти, – он наклонился и, сузив глаза, оценивающе изучил ее волосы. – Я должен обрить тебе голову. Мне следовало сделать это сразу, но я был занят другими, более важными вещами.

Это замечание заставило Рипли резко сесть в кровати, подтянув покрывало до самой шеи.

– Спокойнее. Я не убийца. Хотя они тут есть.

– Почему ты должен обрить мне голову?

– Из-за микроскопических паразитов. Плотоядные членистоногие, эндемики Фиорины. К счастью, людей они находят не слишком вкусными – за исключением кератина в наших волосах. По какой-то причине такого же аппетита к ногтям они не выказывают. Видимо, не та консистенция. Мы зовем их просто вшами, и к черту специфическую номенклатуру.

– А нельзя использовать какой-нибудь аэрозоль, или профилактический шампунь, что угодно? – глаза Рипли не отрывались от бритвы.

– О, Компания пыталась – когда они только начали здесь шахтерские работы. Но этих мелких уродцев так просто не возьмешь. Так и должно быть с существами, которые хотят выжить на этой планете. Оказалось, что все средства, достаточно сильные, чтобы избавить от паразитов, вызывают ожоги кожи. Достаточно неприятные на голове, и куда хуже – в других местах. Куда более простым, дешевым и эффективным средством оказалось бритье. Некоторые из парней оставляют немного волос из чувства противоречия и борются с насекомыми, как могут. Например, брови. Так и не подумаешь, что кто-то будет переживать о такой мелочи, как брови. Но густые волосы – тут без вопросов. Попробуй пожить со вшами, и они тебя с ума сведут – будут ползать, жрать, вызывать зуд…

– Ладно, ладно, – поспешно ответила Рипли. – Я поняла ситуацию.

– Я дам тебе электрическую бритву. Когда почувствуешь себя лучше, сможешь сама побриться. Лазарет – наиболее стерильное помещение в комплексе, так что какое-то время ты будешь тут в порядке. Но в конце концов мелкие паразиты до тебя доберутся. Они слишком маленькие, чтобы их заметить. Но побреешься, и они беспокоить не будут.

Она задумчиво помедлила, затем кивнула.

– Меня зовут Клеменс. Я главный медик здесь, на «Ярости-361».

Брови Рипли сошлись.

– Звучит не как обозначение шахты.

– Шахта тут была раньше. Последние остатки ценной руды уже давно выкопали, очистили и переправили отсюда. Стоимость содержания большого комплекса вынудила «Вейланд-Ютани» тут все оставить, но, чтобы вернуть пару кредитов, они сдали в аренду действующую часть сооружений тюрьме строгого режима. Всем сплошная выгода: общество избавлено от самых своих нежеланных членов, а у Компании появились бесплатные служащие. Всем хорошо, кроме тех из нас, кого сюда сослали. – Он указал на инжектор. – Так что, не возражаешь? Смесь – всего лишь что-то вроде стабилизатора.

Теперь она ощущала себя в достаточной безопасности и позволила ему приблизиться. Потом огляделась по сторонам.

– Как я сюда попала?

– У тебя была аварийная посадка на эвакуационной шлюпке. Никто не знает, что случилось с твоим кораблем, или почему вас эвакуировали. Если Гарри Эндрюс – он тут управляющий – и знает, то не говорит. Но что бы ни было причиной вашей эвакуации, оно, видимо, заодно повредило и шлюпку, потому что вы свалились прямо в гавань – и выглядело это довольно паршиво. Мы притащили шлюпку сюда. Я сам внутри не был, но если там так же, как снаружи, то тебе чертовски повезло остаться в живых, да еще и уцелеть, по большому счету.

Рипли сглотнула.

– А что с остальными?

– Да, я и сам об этом гадаю. Где остальная команда? Или они были на другой шлюпке?

– Нет никакой «остальной команды», – скупо уведомила она. – Это длинная история, и сейчас я не чувствую в себе сил ее рассказывать. Я имею в виду, что с теми, кто был на борту этой шлюпки вместе со мной? Сколько их было?

– Двое. Трое, если считать андроида, – он помедлил. – Боюсь, им не повезло.

– Что? – Это было трудно осознать.

– Они не выжили.

Долгий миг она раздумывала, затем коротко тряхнула головой.

– Я хочу подняться на борт. Мне нужно увидеть все самой.

Она начала было подниматься, но он положил руку ей на плечо, удерживая.

– Эй, погоди! Как твой врач, я должен сказать, что сейчас ты не в том состоянии.

– Ты не врач, помнишь? – она выскользнула из кровати с другой стороны, и, полностью обнаженная, выжидающе встала. – Не хочешь принести мне какую-нибудь одежду, или мне идти прямо так?

Клеменс решал какое-то время, не слишком расстраиваясь из-за возможности рассмотреть ее в полный рост.

– Учитывая природу местного населения, я бы настойчиво рекомендовал идти в одежде.

Он подошел к шкафчику на другой стороне комнаты и начал перебирать содержимое.

– Когда ты весело поскачешь по нашей маленькой стране чудес, имей в виду, что население тюрьмы исключительно мужское, и они годами не видели женщин. Как и я сам, кстати говоря.

Уперев руку в бедро, она выждала мгновение, оценивающе его оглядывая.

– Да, но на твой счет мне беспокоиться не о чем – ты же не-врач, помнишь?

Против воли он ухмыльнулся.