Текст книги "Молчание костей"

Глава 11

По общему согласию знатоков – Тиндуфа, Ласлинга, Сурт, Вуги – и с учетом не совсем бескорыстных мнений Лагганвора и сестер Несс был согласован план работ. Для его выполнения требовалось чуть больше трех недель, а за четыре можно было все сделать не напрягаясь, даже если принять во внимание случайные неудачи. По истечении этого срока корабли разъединятся и пойдут каждый своим курсом. Оба отправятся в Тревенца-Рич, но кружными путями, чтобы замести все следы прежней связи.

После расставания будут другие поводы для беспокойства, но Фура не смела о них задумываться, пока не миновали первые дни, и она поклялась, что позволит себе расслабиться только на второй неделе.

С самого начала между экипажами царило напряжение. Они уже узнали друг друга, но не настолько хорошо, чтобы ощутить границы дозволенного. Неудачное замечание, слишком смелая шутка могли спровоцировать конфликт. Фура знала, что хрупкое перемирие запросто может перейти в хаотичную драку, а если добавится что-нибудь еще, с союзом будет покончено навсегда. Поэтому Фура проинструктировала своих подчиненных, наказав проявлять исключительную терпимость; на провокации не отвечать и постоянно думать об ущербе, причиненном команде Верранвелла, и об их собственной роли в этом печальном событии.

К ее удивлению, когда наступила вторая неделя, катастрофы так и не случилось. Экипажи слились воедино, даже появились признаки дружбы. Ласлинг и Тиндуф явно нашли общий язык, и Тиндуф отпраздновал это партнерство, смастерив для Ласлинга трубку, которую преподнес со всеми подобающими церемониями.

Вуга и Сурт сближались осторожно, как бойцы на ринге, проверяя сильные и слабые стороны друг друга. Фура заставала их на камбузе в неурочные часы, когда они играли в гляделки и обменивались короткими вопросами, уступая по чуть-чуть – и медленно создавая основу для взаимного уважения, хотели того или нет. Как выяснилось, кое в чем они были ровней, пусть и неохотно это признавали; но имелись области, в которых хорошо разбирался только один, компенсируя нехватку знаний другого. Из них получилось бы отличное подспорье для любого капитана, способного платить жалованье двум интеграторам сразу.

Коссел очаровала обеих сестер Несс. Она пережила около тридцати экспедиций, сохранив все конечности, и посетила десяток самых известных шарльеров, включая Мерзейшество, Ночные Часы, Замок Теней, Лабиринт, Маслобойку, Мухоловку и Крупье. Коссел не всегда добывала сокровища и не разбогатела ни при одном из своих капитанов, зато выжила, и это было немалым достижением. Фура и Адрана с удовольствием слушали ее воспоминания об этих экспедициях. Чтобы развязать ей язык, требовалось мягкое принуждение – как выяснилось, она в разумной степени любила выпить, – но как только она начинала рассказ, ее мало что могло остановить. По традиции оценщики изучали свое ремесло на практике, а не по книгам, но от этого их знания не делались менее глубокими или разносторонними. Фура проверила ее пару раз, выдав комментарий с ошибочной информацией о событиях, случившихся в периоды разных Заселений, и Коссел не упустила возможности поддеть капитана Несс. Считать эту разумницу ценнейшим приобретением мешало лишь жуткое назойливое подозрение, что она каким-то образом притягивает неудачи. Странно уже то, что она, пережив тридцать экспедиций, ни разу не наткнулась хотя бы на маленькое сокровище. Однако Фура не была суеверной. Возможно, Коссел доставались чересчур осторожные капитаны, туповатые открыватели, устаревшие ауспиции и карты.

Итак, проходили недели, и, по мере того как узы уважения становились очень похожими на узы дружбы, работа не стояла на месте. Фура дивилась отсутствию серьезных проблем, пока не поняла, что разгадка в глубокой преданности ее новой команды покойному Верранвеллу. Выступить против кого-нибудь из Несс значило ослушаться своего любимого бывшего капитана, а это было просто немыслимым.

– Наверное, он был хорошим человеком, – сказала Фура, когда Адрана готовила очередную инъекцию мефрозина. – Хороший капитан, хорошая команда, хороший корабль. И вот их угораздило столкнуться с нами. Почти жалею, что нам не досталась паршивая команда под началом ненавистного шкипера. Возможно, такая охотно подчинилась бы нам.

– Они не предали своего капитана, – сказала Адрана, вонзая иглу и удивляясь тому, как мало сочувствия вызвало у нее содрогание Фуры. – Просто согласились с его выбором преемника. Они не позорят его память – совсем наоборот. Верранвелл поступил мудро, он хотел спасти своих людей и не нашел лучшего способа. Я думаю, он их любил и пытался обеспечить им куда лучшее будущее, чем получилось на самом деле.

Адрана ввела мефрозин и извлекла иглу. Фура прижала вату к больному месту.

– Как же быть с его телом? Я попросила Лагганвора очень деликатно опросить всех, и похоже, никто не был посвящен в его планы насчет похорон.

– Лагганвор и с Рутером говорил?

– Я не в курсе. С чего бы Рутеру знать больше старших?

– С того, что он был костянщиком, а следовательно, тем, кому капитан скорее всего доверил бы свои секреты. – Адрана принялась упаковывать шприц и флаконы. – Ты все еще намерена принимать одну дозу в два дня?

– Не вижу необходимости менять периодичность.

– Это была пятьдесят шестая. Осталось меньше половины.

– Все еще есть изрядный запас.

– Он уменьшается.

– И как, по-твоему, я должна поступить? Нынешний интервал – минимальный, позволяющий сдерживать светлячка. Если его увеличить, паразит возьмется за меня всерьез. – Она поежилась, вспомнив мускулистого мужчину в бассейне с молоком, чья кожа походила на страницы манускрипта, исписанные светящимися чернилами. Вспомнились и яростные приступы безумия и мучительной боли, которые одолевали его на поздней стадии недуга. – Я не стану такой же, как Глиммери. Пусть сгинут все миры, но меня не постигнет подобная участь.

– Сдается, с ним все было ясно еще до того, как светлячок проник в его тело. – Адрана аккуратно закрыла футляр. – Знаю, на тебя нельзя давить. Ты должна сама принять решение.

– Да, как я решила питаться световым плющом, чтобы выжить и спасти тебя. – Фура коснулась лица: кожу начало покалывать от мефрозина. – Это не просто шрамы от того, что произошло со мной на «Скорбящей Монетте». Этим я выкупила твою жизнь.

– Я помню. И вряд ли когда-нибудь сумею забыть.

Фура навестила в комнате доброты Эддралдера и Меррикс, где те ухаживали за Страмбли. Два корабля шли в связке уже восемнадцать суток, и только что Адрана вколола сестре пятьдесят восьмую дозу мефрозина, почти опустошив шестой флакон. Впервые за несколько недель она завершила процедуру, даже не намекнув на увеличение интервала между инъекциями. Фура подспудно ощущала, что победила в этом споре лишь благодаря упрямому желанию отстоять безнадежную позицию. Тревожный внутренний голос продолжал задавать вопрос, не была ли Адрана права, высказывая свои опасения.

– Ремонт идет как надо, доктор, – сказала Фура Эддралдеру. – «Веселая кобыла» почти готова к самостоятельному полету.

Он кивнул с неторопливостью парового крана:

– Спасибо за информацию.

– Очень скоро мы решим, кто на каком корабле полетит. Я подумала, было бы неплохо прояснить ситуацию со Страмбли, пока есть такая возможность.

Эддралдер взглянул на спящую пациентку:

– Если вы ищете утешения, то придется вас разочаровать. Ее… недуг не отступает. Иногда он прогрессирует в течение нескольких дней, а потом затормаживается, но ни один из моих методов лечения пока не дал желаемого результата.

– И каковы будут ее шансы, когда мы доберемся до Тревенца-Рич?

Меррикс молча посмотрела на отца.

– Не очень хорошие, – признался тот.

– Но лучше того, что можно предложить на этом корабле?

– Смотря что подразумевать под «лучше». Радикальная хирургия всегда возможна. Страмбли не хочет лишиться конечности, но может наступить момент, когда других вариантов просто не останется.

– Операцию предпочтительно сделать в Тревенца-Рич?

– Это мало что даст. Лазарет на «Мстительнице» очень хорошо оборудован. Что еще лучше, здесь нет необходимости в том, чтобы все вовлеченные стороны соблюдали секретность.

– А вы можете… сделать это?

Эддралдер посмотрел на Меррикс. Между отцом и дочерью произошел какой-то безмолвный обмен мнениями.

– Да. Общими усилиями мы справимся.

Фура кивнула:

– Спасибо за откровенность, доктор.

– Я полагаю, это как-то связано с предстоящими решениями?

– Один корабль может прибыть раньше другого. Я намерена отправить «Веселую кобылу» коротким маршрутом. Во-первых, у нее не будет нашей скорости и маневренности, и она хуже вооружена, поэтому ей нужен выгодный курс. Во-вторых, вероятность того, что этот корабль будет связан с сестрами Несс и «Мстительницей», весьма невелика. «Кобыла» должна оказаться в порту через три-четыре недели после нашего расставания. В Тревенца-Рич Адрана подготовит наше прибытие, которое, по моим расчетам, произойдет спустя несколько дней.

– Подготовит прибытие? В каком смысле?

– Свяжется с союзниками, которых удастся найти, и закупит припасы для обоих кораблей.

– Вы беспокоитесь насчет мефрозина?

– Нисколько. Но будет не лишним, если Адрана достанет какое-то количество, пока мы в пути. Тут простая логика: продавцы сразу поймут, как сильно я завишу от препарата, и задерут цену. Адрана же может рассчитывать на более справедливые условия.

Доктор взглянул на пациентку и убедился, что она не проснулась.

– И какое отношение все это имеет к Страмбли?

– По вашему собственному признанию, у нее нет причин покидать «Мстительницу». Ей не очень поможет раннее прибытие на Тревенца-Рич, а из двух кораблей наш лучше оборудован для ухода за ней.

– Я согласен.

– Очень рада это слышать, доктор. Вы останетесь со Страмбли, и, конечно, Меррикс должна быть с вами. Могу я… – Неловко замявшись, Фура договорила: – Вы упомянули мефрозин.

Эддралдер посмотрел на нее с холодным любопытством:

– Верно.

– Я знаю, что он применяется не только для лечения светлячка. Может ли он как-то облегчить состояние Страмбли?

Меррикс снова подняла глаза, но ответил ее отец:

– В литературе очень мало данных, свидетельствующих о том, что мефрозин является эффективным средством против светлячка. Однако в вашем случае он действует удовлетворительно. Было бы глупо тратить оставшиеся дозы без малейшей гарантии успеха.

Фура почувствовала, как с нее свалилось бремя – не то чтобы невыносимое, но, безусловно, тяжкое.

– Спасибо, доктор. Я беспокоюсь за Страмбли, но хоть перестану думать, что не делаю для нее все от меня зависящее.

– Это совершенно нормальное отношение.

Фуре очень хотелось поверить в искренность доктора. На миг она и впрямь поверила, всем сердцем. А потом нечто в лице Меррикс заставило ее усомниться.

На двадцатый день Паладин заметил внезапную перемену в состоянии щелкуна и обратился к сестрам, чтобы они поспешили в капитанскую каюту. Фура спустилась из обзорной рубки, где ее сменил Лагганвор, а Адрана прибыла с «Веселой кобылы», где она помогала Вуге обновлять карты и альманахи, а также знакомилась с внутренним устройством и темпераментом своего нового корабля.

Прибыв в каюту, они убедились, что ящик по-прежнему заперт и пристегнут к переборке, но он заметно дрожал, и из дыры, проделанной мозаичником, вытекала темно-зеленая пузырящаяся жидкость. Ящик издавал неритмичный стрекот, совсем не похожий на прежнее тихое жужжание.

– Что это? – Фура смело окунула пальцы в зеленое вещество и понюхала их.

– Думаю, надо открыть внешний корпус, – сказала Адрана. – Если и перегрузим устройство эффекторного вытеснения, это уже неважно: вполне вероятно, что щелкун тонет в этой дряни и не может выбраться.

– А вдруг он умрет, если откроем?

– А если не откроем? Мы можем только гадать, но раз уж я притащила его на борт, ответственность на мне – и мое чутье подсказывает, что ящик надо открыть. Помоги расстегнуть пряжки. Поставим его на пол.

Они осторожно отстегнули ремни и опустили контейнер на поверхность, которую условились называть полом, пусть сила тяжести на «Мстительнице» и была весьма условной. Сестры встали на колени рядом с ящиком, глядя, как появляются зеленые пузырьки и соединяются в липкую пену.

– Надо позвать Эддралдера, – сказала Фура.

– Инопланетная медицина для него такой же темный лес, как и для нас. Не будем тянуть.

Адрана сдвинула защелки на внешнем контейнере. Крышка резко поднялась. Глазам сестер предстало любопытное зрелище. Зеленая жидкость обрисовала границы внутреннего контейнера, но сам он оставался невидимым по крайней мере четыре секунды из пяти. В те мгновения, когда он показывался – а интервалы все удлинялись, – становилось ясно, что поврежден не только внешний корпус. На внутреннем контейнере, по которому сразу было видно, что его изготовили и украсили инопланетяне, кое-где проглядывали трещины и вмятины. Зеленая жижа сочилась изнутри, как будто в ритме дыхания. Контейнер – или объем занимаемого им пространства – трясся, как незакрепленный багаж в трамвае, который едет по ухабам.

– Я думала, мозаичник задел только внешнюю часть, – сказала Фура.

– Мы ошиблись. Или мы были правы, но что-то еще пошло не так.

– Ящик проводит все больше времени, будучи видимым. Похоже на шарльер: перед тем как поле отключится, поверхность все чаще просвечивает сквозь него.

– Возможно, между этими технологиями есть связь, пусть и очень слабая. Возможно, они обе порождены одной и той же наукой. То, что было вершиной мастерства для изготовителей шарльеров Четвертого Заселения, может быть заурядным навыком для щелкунов. Не делай этого!

Но Фура уже ткнула рукой в пространство, где то появлялся, то исчезал внутренний контейнер. Она отдернула металлические пальцы и прижала их к губам:

– Бр-р-р!

– Контейнер пытается что-то сделать, – сказала Адрана. – Вот почему он дребезжит, как старая стиральная машина. Наверное, хочет открыться, но не может, потому что втиснут во внешний корпус.

– Значит, надо его вытащить. Но только когда его видно. Если наши руки соскользнут в пространство, которое он занимает, а затем он вернется… Помнишь, что на этот счет говорил Лагганвор?

– К черту Лагганвора. Мы должны это сделать. – Адрана вперила в сестру жесткий взгляд. – У нас только один шанс, так что никаких колебаний. Я с этой стороны, ты – с той. Тянем изо всех сил полсекунды и, если контейнер не освободится сразу, отпускаем. У тебя и так на одну руку меньше, чем надо.

Контейнер снова пропал на пару секунд, затем вернулся. Адрана ухватилась обеими руками за его край – холодный, скользкий от зеленой жижи – и потянула со всей силой и решимостью. Как и Фура – им не нужно было сигналить друг другу. Был момент сопротивления, а затем контейнер выскочил – легко, как гнилой зуб, – и рухнул на сестер, которые повалились на спину.

Фура рассмеялась. Как и Адрана. Они справились с задачей и даже сохранили все пальцы. Контейнер мигнул еще несколько раз и стал полностью видимым.

Сестры дружно вздохнули. Они чувствовали: вот-вот что-то произойдет.

Так оно и случилось. Контейнер коротко дыхнул газом – скорее сладко пахнущим, чем зловонным, – и распахнулся, явив своего обитателя, который трясся как осиновый лист.

Свернувшийся в позе зародыша щелкун был покрыт все той же зеленой слизью. Провода и шлейфы извивались в этом трепещущем желе, словно бледные черви.

– Что теперь делать? – спросила Фура.

– Помогать.

Адрана вытащила Того Самого Щелкуна из контейнера; провода и шлейфы отпали сами, оставив лишь едва заметные отпечатки в тех местах, где они соединялись с телом инопланетянина. Он был больше похож на куклу, чем на живое существо: громоздкая теплая кукла, с которой только что играли. Он прижимался лицом к животу – или, может, грудной клетке, – а его конечности были податливыми. Обнимая его, Адрана чувствовала слабое шевеление, и ей казалось, что щелкун постепенно выплывает из причудливых инопланетных снов, возвращается к тому, что служило для этой расы эквивалентом осознанности.

– Все в порядке? – спросил Паладин.

– Наверное, рано об этом говорить, – ответила Адрана. – Но я уверена, что ни ты, ни я, ни кто-либо другой на этом корабле не в силах изменить ход событий.

Фура повернулась к стеклянной голове робота:

– Тебе приходилось иметь дело со щелкунами, Паладин?

– Если я и обладал когда-нибудь таким опытом, то он давно утрачен из-за прискорбной деградации моей памяти. Конечно, я кое-что знаю об этих пришельцах. Их физиологические потребности не слишком далеки от ваших. Они дышат похожей смесью газов, переносят такой же диапазон температур и могут употреблять нашу еду и питье – не постоянно, но уж точно в течение нескольких месяцев, пока дефицит определенных веществ не вызовет целый ряд нежелательных эффектов.

– Ты очень хорошо информирован, – сказала Адрана.

– Напротив, крайне плохо, и это относится почти ко всем областям знаний. Но я берегу те крупицы информации, которые у меня остались.

Щелкун постепенно приходил в чувство. Адрана крепко его обнимала и думала о том, что на Мазариле такое было бы невозможно. Для своих размеров пришелец был очень плотным, что указывало на толстые и тяжелые кости, – наверное, решила Адрана, это как-то связано с тем местом, где обитает его народ. Короткие мускулистые конечности подергивались, как будто щелкун чувствовал, что уже не спит и что-то мешает ему свободно двигаться.

– Опусти его, – тихо попросила Фура. – Он просыпается и, похоже, не понимает, где оказался.

Адрана отпустила, и слабая сила тяжести, своим существованием обязанная парусам, увлекла щелкуна к полу каюты. У него было две ноги и четыре руки: нижние с двумя пальцами, а верхние – с тремя; из них один противопоставленный. Верхние руки росли из плеч, более-менее привычных человеческому глазу, а нижние, поменьше и поизящнее, из подмышек верхней пары.

Щелкун опустился на корточки, согнув ноги коленями вперед. Он был облачен в тонкую сетчатую ткань, которая покрывала все тело, кроме головы с большой резонирующей каской на ней. Ткань была темно-серебристая; сквозь нее виднелась бледно-зеленая кожа, местами пятнистая. Вероятно, одежда предназначалась для того, чтобы оберегать пришельца во время гибернации и прикрывать интимные места, но все же она была достаточно открытой, чтобы провода и шлейфы могли проникнуть в плоть.

Суетливые подергивания прекратились, и диковинная голова, составлявшая почти половину тела щелкуна, начала подниматься. Каска имела форму полумесяца, обращенного выпуклой стороной наружу. Внутри каски находилась резонансная камера, а лицо и шея прятались под вогнутой частью. Передний рог полумесяца, сужаясь, почти касался длинной и широкой пасти, как у ящера, а задний изгибался к затылку, из-за чего щелкуны и прослыли единственной расой, которая способна чесать поясницу собственной головой. Каска была того же бледно-зеленого цвета, что и кожа, но блестела, как изысканный лакированный камень, и местами на ней попадались синие и бирюзовые пятна. В то же время на каске было множество дыр с неровными, заостренными краями, и они не выглядели естественной частью организма пришельца.

Щелкун открыл сонные глаза, которых было всего два: они прятались под выпуклостью каски, чуть выше уголков рта, и были окружены морщинистыми складками кожи, напоминающими крепостные стены. Глаза, почти целиком белые, с крошечными темными зрачками, гораздо лучше смотрели вбок, чем прямо.

Из горла пришельца вырвался хлюпающий звук. Через несколько секунд щелкун отвратительно зафыркал, плюясь жидкостью.

– Что он пытается сказать? – спросила Фура.

– Не знаю. Этот первый звук… С его помощью эти существа создают картину своего окружения… ну, или пытаются. Каска – резонатор, отличный инструмент для сбора сенсорной информации. Но у нашего пассажира она явно сломана и не годится для внятной речи.

– На Малграсене было так же?

– Нет, мы с Лагганвором понимали его без туда. Проблема возникла, когда мы встретились с мозаичниками.

Глаза щелкуна были открыты, но залеплены желто-зеленой слизью. Он поднял верхние передние конечности и осторожными движениями начисто их вытер. Похоже, лишь в этот момент осознав ситуацию, он заморгал – как показалось сестрам, испуганно.

– Понимаешь меня? – спросила Фура громко и резко, как будто обращалась к слабоумному ребенку. – Сейчас ты на моем корабле. Ты договорился с нами о переезде из Малграсена. Мы на пути в Тревенца-Рич.

Щелкун посмотрел на сестер Несс сначала одним глазом, а затем другим, при этом изогнувшись всем телом, как будто сомневался в том, что увидело одно око, пока другое не дало подтверждения. Затем снова зафыркал, как будто отхаркивал мокроту, и это было жутко. Фырканье с каждой секундой усиливалось, но смысла в нем сестры не улавливали.

– Мы тебя не понимаем, – разочарованно произнесла Адрана. – Ты ведь помнишь меня? Мы встретились в магазине у Даркли, но по дороге в порт на нас напали…

Щелкун перестал издавать звуки и быстро задвигал нижними руками: раскрыл одну ладонь, а пальцами другой провел по ней. И повторил этот жест несколько раз.

– Рискну предположить, – заметил Паладин, – что этот индивид просит ручку и бумагу.

Фура бросилась к своему столу, вернулась с запрошенными предметами и вложила их в верхние руки щелкуна. Пришелец ощупал, осмотрел и покачал головой, а затем начал писать. Сестры Несс с удивлением наблюдали за этим процессом: пришелец писал наклонным плавным почерком с завитушками и делал это с такой безупречной аккуратностью, с таким изяществом, что эти строчки могли бы стать примером кропотливого копирования на утомительном уроке в домашней школе.

Мои дорогие капитаны!

Благодарен вам за помощь.

Надеюсь, что вы как можно скорее доставите меня к друзьям.

Все ответы, которые вы ищете, – и даже больше – можно найти в Тревенца-Рич.

Но только с моей помощью, если я выживу.

В связи с этим должен с сожалением сообщить, что мне грозит неминуемая гибель.

Возможно, у нас меньше времени, чем хотелось бы.

Тазакнакак

– Он не хотел возвращаться ни в один мир, – сказал Рутер, проводя пальцами по своей седой пряди. – Не потому, что не жаловал миры, – он обожал их всем сердцем, – а потому, что ни один не нравился ему больше остальных, и он сказал, что привык любоваться ими со стороны. Он сказал, что это самое красивое зрелище в Собрании или за его пределами, и он хотел бы упиваться этим зрелищем, пока не погаснет Старое Солнце. Он просил взять запасную пластину от корпуса и какой-нибудь неисправный скафандр и прикрепить к пластине кусок паруса – одну-две квадратные лиги. Этого будет достаточно, чтобы он мог смотреть на миры, но чтобы его не унесло в Пустошь при первом же всплеске солнечного ветра. – Рутер сглотнул с таким видом, словно выдал доверенный секрет. – Он сказал, что вряд ли это будет слишком хлопотно для нас, но если окажется наоборот…

– Не окажется, – сказала Фура с уверенностью и теплотой. – Это пожелание совсем нетрудно выполнить, если ты уверен, что ничего не перепутал.

– Уверен. – Рутер опустил глаза.

– Значит, он тебе доверял, как никому другому, – проговорила Адрана, – и хотел, чтобы именно ты огласил его последнюю волю, когда придет время. Ты хорошо служил ему, Рутер, и хорошо служишь сейчас. Мы все устроим.

– Думаю, будет правильно… – начал Рутер. – Если мы возьмем пластину с «Веселой кобылы»?

Фура кивнула:

– Я абсолютно согласна. Она была хорошим кораблем, и она снова станет хорошим кораблем! Найдется и кусок парусины, чтобы направить капитана к Старому Солнцу. Уверена, что оно будет согревать ему лицо на протяжении еще нескольких Заселений.

Чувства Фуры были вполне искренними, к тому же она была полна решимости сохранить создавшуюся атмосферу добросердечности любой ценой. Завещание капитана Верранвелла будет выполнено. Фура считала, что легко отделалась, поскольку могло потребоваться куда больше материалов и хлопот.

Итак, для Верранвелла собрали скафандр из частей, которые были повреждены или ненадежны, но в совокупности выглядели достойно, и отыскали кусок обшивки размером две на четыре пяди, оставшийся после ремонта на «Веселой кобыле». Капитана поместили в скафандр и привязали к пластине; на другой ее стороне закрепили сложенный парус. И в торжественной обстановке, в присутствии обоих экипажей, запустили покойника в космос, придав ему небольшое вращение, чтобы обеспечить раскрытие паруса и натяжение тросов.

Через час конструкция стабилизировалась, парус поймал фотонный поток и Верранвелл стал чем-то вроде плавучего якоря, обращенного к светилу. В течение следующего часа под всеобщим наблюдением он отошел достаточно далеко от соединенных кораблей, чтобы оказаться на грани невидимости. Покойнику предстояло вращаться вокруг Старого Солнца по непредсказуемой орбите с постепенно растущим средним диаметром. Пройдет много веков, прежде чем он покинет пределы изведанного пространства, и до того момента любой добросердечный капитан, обнаружив погребальную ладью, сможет подтолкнуть ее обратно к свету и жизни, понимая, что даже если ее пассажир не пожелал упокоиться в одном из миров, с Собранием как таковым он так и не смог расстаться.