Текст книги "Демон-босс"

Алайна Салах
Демон-босс

1

– Вот сразу видно – баба пожаловала, – высокий мужчина в идеально сидящем костюме брезгливо тычет пальцем в красные бочки моего Форда Фиесты. – Прямо, блядь, у входа свое корыто кинула. Председатель жилищного комитета с другого конца парковки варикозными ногами к дверям ковыляет, не жалуясь, а эта корова директорское место заняла и слиняла. Сколько лет живу, все одним и тем же вопросом мучаюсь: почему им вообще свободно разрешено по улицам ходить? Бабам этим?

Его коренастый спутник понимающе кивает и возвращается за руль большого черного внедорожника, по виду напоминающего катафалк.

В силу спокойствия натуры меня не так легко оскорбить, но этому мужчине удалось. Во-первых, я не баба, а привлекательная женщина с двумя высшими образованиями, вполне ухоженная и знающая себе цену. И что плохого в том, что я поставила свой автомобиль на свободное место? На нем нет изображения инвалидного кресла и значка V.I.P. Можно подойти и попросить его извиниться за подобную грубость, но у меня катастрофически не хватает времени.

Оглядев себя в отражении стеклянных дверей офисного здания, я вхожу внутрь и быстро семеню к лифту. Валерьевич, наверное, уже рвет и мечет. В шесть утра не поленился мне позвонить, чтобы напомнить о встрече с этим полиграфическим магнатом. Если договорятся о поставках, генеральный на радостях в запой уйдет на неделю. Хорошо бы. А то злой в последнее время как пес на безбелковой диете. Хоть своим фирменным чаем его угощай.

– Ну чего ты как долго, Люб? – Валерьевич соскакивает с дивана, лицо напряженное, на висках поблескивают капли пота. Рубашка в подмышках тоже мокрая. Эх, как бы ему намекнуть, чтобы проверил щитовидку? – Жданов с минуту на минуту должен подойти. Он мужик серьезный, опозданий не любит.

Я лезу в сумку, протягиваю ему бумажный платок и занимаю место на диване.

– Чего ты так разволновался, Вить? До встречи еще четыре минуты. Никто никуда не опоздал. Раньше оговоренного времени начинать – это между прочим, моветон. Может, этот Игорь Вячеславович и полиграфический бог, но мы тоже не лыком шиты.

Валерьевич заметно успокаивается, промокает лоб платком и садится рядом. А вот пятна подмышками уже не высушить.

– Характер у него, говорят, скверный, – заговорщицки начинает шептать, наклонившись. – Шеф предупредил, чтобы не реагировали и продолжали улыбаться.

– Света, у нас тут сдох, что ли, кто-то? – грохочет слева от нас странно знакомый голос, от звука которого пухленькая секретарша за стойкой подпрыгивает и начинает испуганно хлопать глазами. – Или ты опять тушеную капусту в офис притащила?

– Он. – гробовым голосом произносит Валерьевич, начиная усиленно потеть.

Я и сама вижу, что это он. Тот самый ужасно грубый мужчина, обозвавший меня «бабой», мою красную ласточку – корытом и считающий, что наличие большого количества эстрогенов – это повод запретить человеку выходить на улицу. Вздорный тип и явный шовинист.

Витя встает, вытирает правую ладонь о ткань брюк и приосанившись, протягивает ее полиграфическому магнату:

– Пирогов Виктор Валерьевич.

– Игорь Жданов, – снисходительно произносит мужчина, пожимает руку, после его цепкий взгляд перебирается на меня.

Нет, он точно шовинист и женоненавистник. В противном случае, почему он смотрит на меня так, словно я на его глазах ем тушеную капусту. Руками.

– Любовь Ивлеева.

– Любовь Владимировна – один из наших ведущих инженеров, – льстиво вклинивается Валерьевич.

– Инженер – и Люба? – с долей брезгливости переспрашивает мужчина, продолжая меня разглядывать. Кстати, он вполне привлекательный: черты лица мужественные, взгляд стальной, волосы цвета соли с перцем. Похож на датского актера, которого обожает Ника. Очень жаль, что такой грубый.

– Уже начинаю жалеть, что подписался на эту встречу, – резюмирует он. – Ладно, чего в коридоре топчемся. Раньше сядем – раньше уйдете.

А пока я пытаюсь не подавать вида, что его слова меня до глубины души задели, он разворачивается к застывшей секретарше:

– Чего рот раскрыла, Света? Капустой поперхнулась? Не видишь – распространители красок у нас в гостях. Кофе им сделай, да побыстрее. Разговор долгим не будет.

Просто отвратительный мужчина.

2

Игорь Жданов мужчина, конечно, грубый и высокомерный, но вкус, надо признать, у него отменный. Кабинет просторный и стильно оформленный, я даже залюбовалась на секунду.

– Что, инженерка Люба, у вас на производстве не так красиво? – снова подает голос мужчина, глядя на меня из большого кожаного кресла. – Вот и я считаю, что не бабское это дело – в цехах торчать.

Его слова меня снова коробят, а потому, вопреки шефской установке, я не удерживаюсь от логичного вопроса:

– И какое же оно, позвольте поинтересоваться, бабское дело?

– Ну а за чем вы там любите время проводить? Салоны красоты, цирюльни, массажные кабинеты, бутики. Чего лезть туда, где вам по праву рождения ума не хватает?

Хам.

– Да вы просто знаток женских душ.

– Конечно, я знаток, – заносчиво бросает мужчина. – Пятнадцать лет с одной курицей прожил, и столько же с другой, только тощей. Чуть задача встает посложнее, чем борщ сварганить или волос на лобке лишиться – так сразу ступор.

Я чувствую, как невольно краснеют щеки. В выражениях хозяин кабинета нисколько не стесняется. И у него явно личная жизнь не задалась, если он сделал такие выводы.

Валерьевич, все это время отчаянно гримасничавший, откашливается.

– Может быть, мы перейдем к делу?

И правда. Чего я вообще распалилась? Какое мне дело, что думает о женщинах этот грубиян в дорогом костюме? Пусть краску у нас закажет и продолжает считать, что женских мозгов хватает лишь на то, чтобы делать эпиляцию.

– Показывайте, что у вас там, – ворчливо бросает мужчина, отрывая от меня тяжелый взгляд.

Валерьевич услужливо кладет перед ним заготовленный файл-презентацию с ценами, снова садится на стул и замирает.

– Не интересно, – подытоживает грубиян меньше, чем через пять секунд. – Я о вашем производстве наслышан. Ценами в деревянных вы меня не поразили – я по тем же сотрудничаю с финнами. За те же евро они мне фуру сами разгружают, а потом всей кудахтающей делегацией в очередь выстраиваются, чтобы в зад чмокнуть. Что скажешь, инженерка Люба? Генеральный ваш примчит мой зад лобызать?

Я невольно представляю нашего жирдяя Шапошникова, пытающегося встать на колени, и едва не морщусь. Все-таки это самые странные и нелепые переговоры в моей жизни.

– Не могу знать, Игорь Вячеславович. Зато я знаю, что с финской краской у ваших клиентов, печатающих молочную упаковку, часто возникают проблемы. Потому что в холодильниках при контакте с конденсатом, она начинает слезать и получается вот это, – я лезу в сумку и кладу на стол пустой пакет из-под кефира с расплывшимся изображением. – С нашей краской такого не происходит.

Валерьевич перестает пыхтеть, и в кабинете, наконец, воцаряется идеальная тишина. Полиграфический магнат, нахмурившись, сгребает со стола пакет и начинает его разглядывать.

– Куплен мной вчера, – продолжаю свое наступление. – Люблю этот кефир. На нем получается хорошее тесто.

– И откуда мне знать, что ты сама его ацетоном не растерла?

– Во-первых, это было бы несерьезно. Во-вторых, я уверена, что к вам уже поступали подобные жалобы от клиентов, а в-третьих, вы можете сами убедиться, если заглянете в любую «Шестерочку».

Тут я понимаю, что столичный магнат, держащий в кулаке весь российский полиграфический рынок, вряд ли ходит по «Шестерочкам» и скромно замолкаю.

– Значит, продуманы-финны проблемы не решили, а наши русские умники смогли? – вопрошает грубиян.

– И в этом заслуга Любови Владимировны, – подает голос Валерьевич, стреляя в меня глазами. – Они с нашим технологом разработали формулу, устойчивую к истиранию.

Скептически поджав губы, Жданов барабанит пальцами по столу и вновь смотрит на меня. Мне становится неуютно: уж слишком у него пронзительный взгляд – словно пытается взвесить мой айкью. Стыдится мне, к слову, нечего. Почетные сто двадцать семь.

Так. Если он все еще пытается оценить мой интеллект, то явно начинает промахиваться. Как минимум, нужно смотреть выше.

– Значит так, инженер Люба и ее потеющий бэк-вокал. Завтра пусть ваш миньон мне краску на тест привезет. Только в нормальном объеме, а не как жмоты из Краснодара в пробирку слез единорога накапали. На клиентах опробую. Если работает нормально – будем по цене разговаривать. А чего ты глаза таращишь, товарищ Пирогов? Думаешь, Игоря Жданова первой ценой прогнуть можно? С подписанным договором в клюве собирался уйти?

Я нащупываю в сумке салфетки и незаметно протягиваю Валерьевичу. Секунды промедления – и он нас утопит.

– Понял вас, Игорь Вячеславович, – сипит он, поднимаясь со стула. – На этой… позитивной ноте, мы тогда пойдем. Образцы вам доставят завтра в лучшем виде.

– Всего доброго, – бурчит грубиян и, потеряв к нам интерес, распахивает серебристую крышку ноутбука. – И бумажки свои забери. Макулатуру и бутылки с восемьдесят шестого года не сдаю.

Я тоже поднимаюсь, из вежливости желаю хозяину кабинета хорошего дня и, не получив ответа, иду к выходу.

– Что ты там, говорила, с кефиром делала? – долетает до меня в дверях.

– Тесто ставила, – отвечаю, обернувшись.

Полиграфический король сверлит оценивающим взглядом сначала мое лицо, а потом мои ноги, отчего мне моментально хочется прикрыть их сумкой.

– Инженер – и стряпаешь?

– Дочь очень любит пироги.

– Тоже с травой, небось? – брезгливо фыркает он.

– Ну почему с травой? Я предпочитаю с мясом.

3

– Встреча со Ждановым прошла в высшей степени позитивно, Олег Евгеньевич, – ласково воркует Виктор. – С первых секунд было достигнуто взаимопонимание и обговорены поставки краски на тест.

Я беззвучно вздыхаю. Зря он врет. Сейчас окрыленный Шапошников расправит грудь от растущего комплекса полноценности и на радостях попросит к вечеру перебрать мешки с горохом и посадить розовые кусты.

– А договор он подписал?

Мои пальцы тщетно хватают воздух в месте отсутствующей сумки. Валерьевич снова начинает потеть.

– Еще нет, Олег Евгеньевич. Сначала мы отправим краску ему на тест, а потом встретимся на подписание договора.

Кустистые брови генерального съезжаются в переносице, рубашка на выпирающем животе натягивается так, что пуговица того и гляди выстрелит либо в меня, либо в Валерьевича. Если этот позор случится – уволюсь.

– То есть встреча ни к чему не привела? Результата ноль?

Все как я и предполагала.

– Ну как же…

– У нас таких просящих продукцию на тест очередь стоит. Мой завод производит превосходную краску, которую нужно уметь продавать, чего ты, Виктор Валерьевич, очевидно, делать не умеешь.

Валерьевич сейчас либо заплачет, либо грохнется в обморок. Ну не люблю я, когда в моем присутствии людей незаслуженно унижают. Ну ладно, может быть, чуточку заслуженно, потому что продажник Витя и впрямь так себе, но человек он все же хороший, а из встречи со Ждановым мы выжали максимум. Надо вступиться.

– При всем моем уважении, Олег Евгеньевич, Жданов – это не все. Как вы сами говорили, он фактически монополист на рынке полиграфии и все крупные печатники предпочитают работать именно с ним, а не напрямую с заводами. С точки зрения маркетинга, ценообразования и клиентского сопровождения его компании нет равных. Финны много лет работают с ним по отдельному прайс-листу, берут на себя все затраты по доставке и технологическому сопровождению. Наш завод бесспорно хорош, но мы не финны, снабжающие продукцией всю Европу и большую часть России, а потому то, что нам удалось уговорить Игоря Вячеславовича взять нашу продукцию на тест – это уже большое дело. Более того, это лишь первый этап. Если наша краска пройдет тест, придется обговаривать дальнейшие условия поставок. По стандартному прайс листу Жданов с нами работать не будет – это он нам озвучил. И если будет достигнут положительный результат, то нужно понимать, что речь пойдет о совершенно других объемах и, возможно, придется целиком перестраивать производственный процесс. Как минимум, перейти на круглосуточный режим работы.

Я замолкаю и перевожу дыхание. Эх, Люба, снова ты не в свое дело лезешь. Знаешь же, что инициатива дрючит инициатора. Теперь они оба потеют. И Валерьевич и Шапошников. А у меня как назло с собой ни одного бумажного платка.

– Сколько он хочет на тест? – бурчит генеральный спустя несколько секунд.

– Он не сказал. Но думаю, нужно отправить минимум палету. Экономить не вижу смысла. Вряд ли вы допускаете мысль, что Жданов хочет поживиться за наш счет.

По бегающим глазкам Шапошникова вижу, что он такую мысль допускает, и в сотый раз удивляюсь, каким образом этот жадный недалекий толстяк сумел возглавить производство. А Жданов говорит «бабы». Послушала бы я, что он сказал, встреться с нашим генеральным с глазу на глаз. Ох, пожалуй, за такое зрелище я бы даже денег заплатила.

– Ладно, идите, – генеральный снисходительно машет пухлой ладонью. – Посижу, покумекаю.

Покумекает. Это и пугает.

* * *

– Какие планы на вечер, Люю-ю-юб? – нараспев растягивает гласные Лева. – Видеть тебя хочу, сил моих нет.

Ну что со мной не так? Почему замечательный во всех отношениях Лев меня перманентно раздражает? Красив, галантен, учтив, образован, заведует кафедрой международных отношений в МГУ, не женат и никогда не был, и совершенно явно ко мне неравнодушен.

– Устала я немного, Лева. Домой хочу, да и с дочкой в последнее время редко вижусь. Давай завтра что-нибудь придумаем, хорошо?

– Ну Люю-ю-юб, – протяжно завывает трубка.

Может, они в университетах так гранты привыкли клянчить? Откуда столько мольбы в голосе?

– Лева, я правда никуда сегодня не хочу. Тут, кстати, гаишник на меня грозно смотрит, а я по телефону разговариваю. Давай позже созвонимся.

Не дождавшись реакции Левы, я невежливо кладу трубку. Потому что гаишник и правда смотрит.

За неделю я и очень устала. Хорошо, что завтра суббота. На массаж, что ли, сходить? Да, отличная идея. Завтра с утра свою Милу навещу. Руки у нее чудесные. А потом можно с Никой на велосипедах до Зарядья доехать. Посидим в нашей любимой кафешке, в кино сходим.

Мой телефон вновь оживает в держателе. Хм-м. Звонит Валерьевич.

– Тут такое дело, Люб… – начинает он без прелюдий. – Мы же завтра Жданову краску на тесты отправляем… Я сейчас с их производством созванивался, чтобы детали и время обговорить…

Повисает пауза.

– Говори, Вить.

– Ну и мне через пятнадцать минут помощница Жданова перезвонила…. В общем, Жданов потребовал, чтобы инженер, которая на встрече была, вместе с краской приехала.

4

– Ты куда это в субботу с утра пораньше собралась? – заспанная Ника смотрит на меня из дверей кухни. – Я думала, у нас сегодня день мамы и дочери.

– И он обязательно будет, после того как я вернусь с работы. Возникло срочное дело.

– Ты поедешь на работу в джинсах? – дочь задорно играет бровями.

– Там производство. В платье и на каблуках буду смотреться нелепо. А что, плохо сидят?

– Сидят отлично. У тебя в них такая аппетитная попа.

– Эту аппетитную попу прикроет неаппетитный белый халат, – я возвращаю чашку на стол и, подойдя, целую Нику в щеку. – Все, я побежала. Кофе сварен, пироги разогрей.

В прихожей я мешкаю с выбором. Может быть, все же каблуки надеть? Небольшие? Ой, ну нет. Мне, возможно, несколько часов на ногах придется провести, а я девочка уже немолодая. Варикоз – вещь неприятная.

Как вчера сообщил Валерьевич, первый тест краски пройдет уже сегодня у одного из постоянных клиентов Жданова. Собственно, потому понадобилась я: чтобы лично наблюдать за процессом. На такой случай мы обычно отправляем менеджера или технолога, но оспорить требование Жданова никто не посмел.

На проходной «Дельтафлекса» меня облачают в белый халат и выдают невысокого грузного мужчину в сопровождение. Мужчина оказывается главным технологом производства, его зовут Константин, и судя по отдельно брошенным фразам, финская краска его более чем устраивает. А вот мое появление с ведром нежеланных инноваций – нет.

– Ничего против лично вас не имею, – добродушно сетует он. – Но я на производстве давно и краски много всякой повидал. Нашим изобретателям до Европы, как до Пекина раком.

Не люблю я предвзятое отношение и консервативность. Они тормозят прогресс, а на производстве это непросительно.

– Мне и вас жалко, – Константин плавно переходит с кнута на пряник. – Сегодня суббота, а вам наверняка дома с мужем хочется побыть, – тут он косится на мой безымянный палец. – Вы, кстати, замужем?

– Уже много лет в разводе. Поэтому предлагаю закончить оплакивать мой потерянный выходной и пройти к печатному станку.

Константин что-то недовольно бормочет себе под нос и начинает идти быстрее. Вот и славно. Я еще не теряю надежду в свою разведенную субботу покататься на велосипедах с дочерью.

По пути к огромной печатной махине у меня есть возможность оглядеться. Несмотря на консерватизм главного технолога, в остальном предприятие выглядит прогрессивно: кругом царит стерильная чистота, каждый сотрудник занят своим делом, и все как один носят спецодежду. А еще они с любопытством на меня косятся, что впрочем, не удивительно. Я здесь единственная женщина.

– Дима, останови станок, – с явной неохотой произносит Константин. – Краску будем очередную пробовать.

Парнишка в форменной кепке тянется к знакомому ведру, и неожиданно застывает. Застывает и Константин, а в воздухе, пахнущем растворителем, повисает гробовая тишина.

– Что застыли, холопы? – знакомый грубый голос эхом разносится по производственным стенам. – Соскучились по барину? Рассказывайте, как докатились до жизни такой.

Я чувствую себя героиней фантастического фильма, где участники происходящих событий утратили способность шевелиться. Все, кроме меня. Я оборачиваюсь и встречаюсь лицом с магнатом-грубияном, который сверлит меня глазами. Одет Жданов в строгий костюм и даже халат не накинул. Это он зря. Краску с его дорогих брюк не уберет даже итальянская химчистка. Будет жаль. Симпатичные брюки, и сидят на нем хорошо.

– Добрый день, Игорь Вячеславович. Не ожидала вас здесь увидеть.

Грубиян щурится.

– А ты думала, я способен только штаны в директорском кресле протирать?

Ничего такого я не думала. Просто удивилась, что человек, чье состояние исчисляется десятизначными числами, приехал в субботнее утро на производство, находящееся за пределами МКАДа.

Тяжелый серый взгляд оценивающе пробегается по моему халату, и падает на замершего Константина.

– Что ты рыбой прикидываешься, Костя? Я вопрос задал. До жизни, спрашиваю, такой как докатился?

– Так ведь это… тестируем, Игорь Вячеславович, – начинает заискивающе тараторить Константин. – Я вопросом истираемости давно занимаюсь. Вот может с новыми образцами результат будет… С инженером с молокозавода на связи двадцать четыре часа… Тестовую пленку ему отдадим… Как раз с Любовью Владимировной обсуждали что и как.

И этот тоже потеет. Со Ждановым никаких бумажных платков не напасешься. Одного не пойму. Он какое отношение к производству имеет? Я думала, что приехала к его клиентам.

– Ты бы на собраниях так блеял, а не когда начальство к тебе в гости пожаловало. Чего глазами по полу возишь, Костя? Какого хера я о проблемах с краской от человека в юбке узнаю? Тебе зад свой сморщенный из тепла лень выдирать? Так я тебе помогу. Пойдешь вместо вон того задохлика валы пидорить. А на твое место я посажу того, у кого мозги и совесть жиром не заплыли. Как тебе такой расклад, уважаемый главный технолог?

Константин бледнеет, багровеет и, кажется, на моих глазах начинает терять килограммы.

– Исправлюсь, Игорь Вячеславович. Отчет предоставлю.

– Отчет он, блядь, мне предоставит. Чего ты потеешь? Работать начинай. Зря что ли я в свой выходной сюда приперся. А остальные чего вылупились? Тоже женщину-инженера не видели? Я и сам сначала не поверил. Оказалось, и такое бывает.

Все-таки он ужасный хам. А ведь он почти начал мне нравиться.

5

– Не знала, что «Дельтафлекс» принадлежит вам, – говорю, когда я и Жданов покидаем печатный цех и выходим на воздух. Хорошо все же, что я каблуки не надела – два часа суеты Константина на них выдержать было бы куда сложнее.

– А чего бы ему не принадлежать, – ворчливо откликается полиграфический магнат. – Я процесс печати «от и до» знаю, расходниками всю Россию снабжаю, печатный станок с толпой работяг позволить себе могу. Только недалекие идиоты на мешках с деньгами сидят. Деньги – это бумажки. Их надо вкладывать.

В инвестициях я не сильна в силу инженерского заработка: на недостаток средств к существованию мне жаловаться грех, но и счетами в оффшорах прихвастнуть не могу. Поэтому я лишь скромно киваю.

Вообще, поездку сюда можно считать плодотворной: если поначалу меня одолевало стойкое подозрение, что тестовая пленка отправится в урну, едва я выйду за порог цеха, то с появлением Жданова стало ясно, что этого не случится. Я по-прежнему считаю его невыносимым грубияном, но не могу не признать, что руководитель он неравнодушный и толковый.

– Значит, по поводу результатов тестов созваниваться с вашим менеджером по качеству? – уточняю я, поравнявшись со своей чистенькой Фиестой.

Жданов оценивающе пробегается глазами по красному капоту и что-то бормочет себе под нос. Кажется, он сказал: «И все-таки инженерка». Ох. Это он, кажется, тот случай с парковкой мне припоминает.

– До города сама доберешься? – скептически оглядев мое лицо, серый взгляд на долю секунды спускается к шее.

Это я покраснеть, что ли, собираюсь? Такое мне давно не по статусу.

– Ну я ведь сюда как-то добралась, – отвечаю с достоинством. – Не знаю, чем вызван ваш закоренелый шовинизм, но уверяю, что большинство женщин гораздо умнее, чем вы о них думаете.

Ответом мне становится скептическое хмыканье и снисходительный взгляд. Ой, ну что я, доказывать ему что-то хочу? Пусть этот упрямый высокомерный человек остается при своем мнении.

– Всего вам доброго, Игорь Вячеславович. Приятных выходных, – с этими словами я щелкаю кнопкой на сигнализации, но характерного щелчка открывающихся дверей почему-то не раздается.

Я трясу брелком, надеясь вдохнуть жизнь в очевидно севшие батарейки, пробую снова, но и ничего не происходит. Так, стоп. Батарейки я меняла две недели назад.

– Ты фары выключила, умная женщина? – раздается гарканье мне в затылок.

Я заглядываю в водительское окно, и впервые за долгие годы действительно начинаю краснеть, даже несмотря на то, что оно мне не по статусу. Рычажок на панели действительно повернут в положении дневного света. Да как же так?

Позабыв о почетном уровне своего IQ, я начинаю судорожно дергать ручку. Никогда такого со мной не было. И Жданов стоит рядом, как назло.

– По-инженерски ты с севшим аккумулятором разбираешься, Люба. По колесу попинай – тоже, говорят, действенный метод.

– Ой, да перестаньте вы уже скабрезничать, – не выдерживаю я. – Вам наверняка ехать пора, а я уж как-нибудь разберусь.

О нечаянной вспышке эмоциональности я моментально жалею – все-таки на кону потенциальное сотрудничество, но Жданова, как оказалось, этим не задеть.

– Да я не тороплюсь никуда. Очень интересно взглянуть, как Кулибин в юбке разбираться будет.

Я поверженно вздыхаю. Ну что за день? Хотела ведь на велосипедах с дочерью кататься.

– Провода у тебя есть? Прикурить?

Я мотаю головой. Нет у меня. Необходимости никогда в них не было.

– И у Михаила нет, – раздраженно вздыхает Жданов. – В двадцать первом веке у машины фары сами гаснут.

– Да вы просто…

– Хватит возмущаться, инженер Люба. Того и гляди от натуги рубашка на груди лопнет. А если лопнет, то ты еще ненароком разревешься. За мной иди. Только чтобы без лишней болтовни.

Жданов разворачивается и идет к ожидающему его катафалку. Я остаюсь стоять на месте, провожая взглядом его удаляющуюся спину. Я же не дрессированная собака, в конце концов, чтобы по команде ходить.

– Ну и чего ты встала, Люба? – рявкает он, заметив мое дезертирство. – Особое приглашение нынешним инженерам высылают?

– Я не привыкла бездумно слушаться посторонних мне людей, не понимая цели.

– Вы гляньте, какая привередливая. Так может мне уехать?

Я обнимаю себя руками и воинственно задираю подбородок.

– Так я уже говорила, что я вас не держу. Уезжайте.

– Ты, Люба, вроде с виду не дура, а ведешь себя как дура, – ворчливо откликается полиграфический магнат. – В машину, говорю, ко мне садись. В город тебя отвезу за проводами.