Текст книги "Двадцатый век. Электрическая жизнь"

Фонокнижный магазин

– Я в этом нисколько не сомневаюсь и сердечно благодарю вас за такое милое заступничество!

Программа обручальной поездки была выработана самим Филоксеном Лоррисом и за десертом передана им сыну.

– Милые дети, – сказал ученый, – я принял все зависящие от меня меры, чтоб сделать путешествие для вас приятным и полезным. Вы будете иметь при себе в дороге все необходимые книги и приборы, – теодолиты, циркуля и другие измерительные инструменты, – карты, путеводители, сборники статистических сведений, тетради с вопросными пунктами, походную химическую лабораторию и т. д. и т. д. Программу путешествия вы, без сомнения, найдете очаровательной. Вам предлагается:

«Осмотреть Сент-Этьенские электрические доменные печи и металлургические мастерские; представить исследования и отчеты об улучшениях и усовершенствованиях, сделанных там за последнее десятилетие и т. п.

Дом Филоксена Лорриса

Полюбоваться большим Овернским центральным резервуаром электричества, составить планы, профили и фасады всех имеющихся там приспособлений и снабдить эти чертежи должными пояснительными заметками; изучить систему искусственных вулканов, состоящих в связи с этим резервуаром, и представить подробные соображения о будущности эксплуатации электрической энергии для целей крупной промышленности и т. д.

Обручальное путешествие

Исследовать в прежнем каменноугольном Фландрском бассейне приспособления, установленные большой акционерной компанией «Электрического преобразования движущей планетной силы в механическую энергию, с передачей таковой на расстояние и раздроблением на произвольно малые количества». Как вам известно, приспособления эти были вызваны истощением каменноугольных копей и спасли местную промышленность от угрожавшей ей гибели… Вам предстоит интересная задача отыскать, если можно, какие-нибудь новые применения или упрощения употребляемых там способов преобразования и передачи различных видов энергии и т. д. и т. д.»

– Ну, что вы на это скажете? He правда ли, ведь такое путешествие будет по истине очаровательным? – осведомился Филоксен Лоррис, передавая сыну, вместе с книжкой чеков, эту соблазнительную программу.

– Разумеется, оно будет очаровательным, – отвечал молодой человек, укладывая в карман и программу и чековую книжку.

Эстелла не смела ничего возразить, но в глубине души находила программу поездки не особенно привлекательной. Одна только г-жа Лакомб, вообще отличавшаяся необыкновенной отвагой, дерзнула сделать некоторые замечания.

– Это что-то непохоже на обручальную поездку, – сказала она. – Кажется, что маленькая прогулка в одном из европейских парков, ну, хоть бы в Италии, – чтоб осмотреть Геную, Венецию, Рим, Неаполь, Сорренто, Палермо, – проехать вдоль прибрежья Средиземного моря в Константинополь и Тунис, – побывать в Алжире, Марокко и т. п. была бы гораздо приятнее.

– Все это, знаете ли, слишком шаблонно и, с позволения сказать, намозолило нам глаза уже в телефоноскопе, тогда как из поездки вроде той, какую я имел счастье теперь проектировать, вернешься во всяком случае с большим запасом новых мыслей! Спросите вот, например, хоть у жены! Мы с ней устроили послесвадебную поездку в наиболее крупные американские промышленные центры и странствовали там с одного завода на другой. Правда, что моя супруга не избрала для себя научной карьеры и не пожелала принять деятельное участие в моих работах, но всё-таки я уверен, что она вынесла из Чикаго наилучшие воспоминания!..

Завтрак скоро окончился, так как Филоксен Лоррис торопился обратно в лабораторию. Ему недосуг было даже проводить жениха и невесту на верхнюю террасу, служившую дебаркадером, и присутствовать при их отъезде. Взамен того он передал сыну фонографическое клише.

Сюльфатен рождается на свет Божий.

– Здесь ты найдешь мои пожелания вам счастливого пути, сердечные излияния родительских моих чувств и напутственные советы. Чтоб не терять времени, я приготовил всё это сегодня утром, пока умывался. До свидания!

Как уже упомянуто, обрученные путешествовали всегда с провожатым, или даже с несколькими провожатыми. На этот раз роль менторов, требуемую приличиями, приняли на себя старший домашний секретарь Филоксена Лорриса, – Сюльфатен, и крупный промышленный деятель, – Адриен Ла-Героньер, бывший сперва компаньоном и помощником Филоксена, но за последнее время удалившийся от дел вследствие расстроенного здоровья.

Пока путешественники размещаются на воздушном своем корабле, уместно будет представить читателю гг. Сюльфатена и Ла-Героньера. Первый из них – рослый дюжий мужчина лет тридцати пяти или тридцати шести, широкоплечий, крепко сложенный, с грубоватыми манерами и некрасивым, но чрезвычайно интеллигентным лицом, озаренным необыкновенно живыми проницательными глазами, сверкающими словно электрическим светом. Его зовут Сюльфатеном и, кроме этого странного химического прозвища, никакого другого имени у него нет.

О происхождении старшего секретаря фирмы Филоксена Лорриса сложилась таинственная легенда. В научных кружках твердо убеждены в справедливости рассказов о том, что хотя у Сюльфатена нет ни отца, ни матери, он все-же не может быть назван сиротой по той простой причине, что у него никогда и не было родителей!.. Сюльфатен родился при совершенно иных условиях чем те, в которых рождаются по крайней мере до сих пор обыкновенные смертные. Короче сказать, он был результатом искусственного химического процесса. Первый младенческий его крик раздался в лаборатории, а материнской утробой для него служила стеклянная реторта соответственной вместимости. Сюльфатен родился лет сорок тому назад из весьма сложных химических соединений, открытых многоученым доктором, фантастические мозги которого постоянно работали над самыми странными идеями, оказывавшимися иной раз в высшей степени гениальными. Этот ученый умер в доме умалишенных, израсходовав все свое состояние и весь свой мозг на исследование величайших задач природы. Из всех открытий, сделанных этим грандиозным гением, столь злополучно погибшим в пучине умопомешательства, прежде чем он успел совершенно закончить дивные свои исследования и опыты, остались на лицо лишь воскрешение съедобного аммонита, – мягкотелого, исчезнувшего со времен третичной эпохи и разводимого теперь близ берегов Франции в больших размерах на отмелях, где этот промысел весьма серьезно соперничает с разведением устриц в Канкале и Аркашоне, – небольшой, проживший всего только шесть недель, пробный ихтиозавр, скелет которого сохраняется в музее, и наконец Сюльфатен, – образчик добытого искусственным путем естественного первобытного человека, изначально свободный от интеллектуальных деформаций, вызванных в течение длительного периода времени наслоением дурной наследственности предыдущих поколений.

Доктор, его создатель, унёс свой секрет в могилу, и никто точно не знает, что является правдой в загадочном происхождении, приписываемом Сульфатину. В любом случае наблюдатели, которые следили за ним с детства, никогда не могли обнаружить в нем никаких следов тех наклонностей, тех предвзятых представлений, тех инстинктивных предпочтений, которые мы приносим в мир, которых мы придерживаемся искони, предки которых зарождаются в нашем мозгу и развиваются самостоятельно. Согласно его личным наблюдениям, разум Сульфатина, новый мозг, абсолютно девственная почва, развивался закономерно и логично. Будучи чрезвычайно умен, проявляя, так сказать, настоящую тягу к учёбе и науке, Сульфатин, всегда живший в научной среде, постепенно стал первоклассным инженером-медиком. И если дух его постоянно развивался, то и тело развивалось превосходно, преодолевая любые атаки бесчисленных микробов всех видов, среди которых мы обречены обретаться. Этот совершенно новый организм без каких-либо врождённых или атавистических физиологических дефектов почти не поддавался болезням, которые угрожают всем нам и, увы! слишком часто находят.

Другой попутчик наших свежеобручившихся, г-н Адриен Ла-Героньер, был создан совсем не по образу и подобию бедняги Сульфатина! Посмотрите на этого хилого и худого человека, скорее высокого, чем стройного, с пещерными глазами, прикрытыми лорнетом, со впалыми щеками под огромным лбом, с круглым и гладким черепом, похожим на страусиное яйцо, отложенное в редких и волокнистых хлопчатобумажных тканях, все эти остатки волос, соединённые несколькими прядями с редкой белой бородой. Эта причудливая голова дрожит и постоянно колеблется в ошейнике, который поддерживает подбородок, она соединяется с жалким и мрачным телом, имеющим вид одетого скелета, кости которого изумлены, не слыша щелчков и скрипов при малейшем вдохе.

Этим живым мощам на вид немного менее семидесяти лет, скажете вы, мысленно упрекая себя за то, что сбавляете им с костей десяток – другой лет, а между тем почтенному старцу только недавно исполнилось сорок пять.

Да, Адриен Ла-Героньер является образцом нашего малокровного поколения, израсходовавшего свою былую нервную силу, и притом образцом совершеннейшим в смысле идеального преувеличения. Таков нынешний человек, – хрупкая ничтожная былинка, столь быстро расходующаяся в истинно-электрическом напряжении лихорадочно-спешного нашего существования, если у этой былинки нет возможности или решимости давать от времени до времени отдых уму, измученному чрезмерной беспрерывной деятельностью, и освежать ежегодно тело и душу абсолютным спокойствием на лоне восстанавливающей природы. Необходимым условием для этого является отъезд из Парижа, – этого беспощадного мучителя мозгов, куда-нибудь подальше от промышленных центров, – от заводов и фабрик, контор, магазинов, – от политики и в особенности от беспощадной тирании разных телефонов, фонографов, телефоскопов, и вообще всех беспощадных машин и приспособлений поглощающей нас электрической жизни. Эти социальные факторы именно и доводят наши нервы до такого крайнего напряжения. Они, собственно, и образуют собою всепоглощающий вихрь, в котором мы живем, – переносимся с места на место, – летаем и задыхаемся в грозных, сверкающих его кольцах.

Адриен Ла-Героньер в 45-летнем возрасте

Вся глубина страшного физического упадка, угрожающего слишком развитым в нервном отношении расам, высказывается как нельзя более ясно у этого несчастного двуногого, почти утратившего человеческое подобие. Такие образчики царя творения встречаются теперь на каждом шагу целыми тысячами в больших городах, в центрах промышленной деятельности, где современная жизнь, с её беспощадными требованиями, опустошает организмы, слабосильные от рождения, принуждая их к чрезмерному умственному возбуждению. Эта инквизиционная пытка обусловливается непосильным развитием мозга, необходимым для того, чтобы держать беспрерывный ряд мучительных экзаменов, преследующих человека с момента достижения школьного возраста и до престарелых лет, так как почти во всех отраслях деятельности необходимым условием успеха является получение всё новых высших дипломов и аттестатов.

Попытки возрождения и укрепления организма с помощью гимнастики и физических упражнений, организованных в научно-систематическом порядке, не увенчались желанным успехом, хотя в прошлом столетии на них и возлагали большие надежды. Правда, гимнастика и физическая выработка организма начали было входить в моду и, по-видимому, даже приводили иногда к полезным результатам, но тем не менее от них пришлось отказаться за недостатком времени, которое целиком надо было посвящать умственному труду. Одновременно с недостатком времени обнаружился кроме того и недостаток сил, потребный для гимнастических упражнений.

Каждое последующее поколение становилось все слабосильнее под гнетом чрезмерного мозгового труда, – умственного переутомления, вызванного силою обстоятельств, – переутомления, от которого никто не мог избавиться. Люди вскоре перестали вести борьбу с неизбежным роком и отказались от теоретически необходимого противовеса мозговой работе. Вследствие этого они с каждым поколением становились все малокровнее и гибли от преждевременного истощения целыми массами на поле жизненной битвы.

Это вырождение, задержать которое оказывалось невозможным, привело в ужас врачей. Вынужденные отказаться от борьбы с малокровием при помощи физических упражнений, они прибегли к другому средству и сделали несколько попыток возрождения пород с чрезмерно утонченными нервами путем разумного скрещивания с представителями, или представительницами прямо противоположных органических свойств. Им удалось переженить нескольких юных представителей малокровной интеллигенции на здоровенных крестьянских девушках, найденных после тщательных поисков в отдаленных деревенских захолустьях. Подобным же образом несколько десятков бледных хрупких барышень из ультра-цивилизованного кружка выданы были замуж за малограмотных носильщиков-негров, отысканных на пристанях реки Конго и внутренних африканских озер.

Попытка возрождения захиревшей расы.

Очевидно, что подобные попытки возрождения могли бы благоприятно повлиять на будущность расы лишь при условии государственного вмешательства с целью обязательного упорядочения браков. Процесс возрождения, предписанный правительственным указом, предпринятый в широких размерах и систематически применяемый в течение нескольких поколений, разумеется, должен привести к желанной цели. К несчастью, однако, несмотря на неотложную необходимость в подобном шаге, существующие политические условия не дозволяли до сих пор правительству мужественно вступить на этот путь и возложить на себя ответственность, сопряженную с таким решением.

Мы еще недостаточно созрели для осуществления столь здравой мысли. Мы признаем за государством право располагать по усмотрению жизнью граждан и устилать землю их трупами, но не можем представить себе правительства в роли настоящего отца семьи, заботящимся об интересах потомства и стремящимся по возможности обеспечить мудрыми мероприятиями здоровый и крепкий организм будущим гражданам.

Сны в ХХ веке.

Это воронье пугало, этот шатающийся живой скелет, Адриен Ла-Героньер, является потомком могучих воителей, о которых рассказывают древние историки. В жилах его течет кровь галлов, закалённых в боях и в борьбе со стихиями, – галлов, которые ходили почти нагишом и тем не менее выносили всякие бури и непогоды. Кровь эта последовательно смешалась с кровью могучих франков, норманнов и храбрых средневековых витязей, носивших на себе толстые железные доспехи и разивших врагов тяжелыми мечами и боевыми секирами. Потомок этих героев, к сожалению, походит скорее на какую-то смешную мартышку, дрожащую от старческого бессилия, чем на своих предков с твёрдыми мышцами и горячей кровью.

Бедный Ла-Героньер! Его с самой ранней юности подвергли действию интенсивнейшего образования, благодаря которому, 17-ти лет от роду, он был украшен уже дипломом доктора всех наук и чином инженера. Затем, к величайшей радости всех ему близких, он вышел одним из первых из международного института научной промышленности и, снабженный таким образом интеллектуальным оружием превосходнейшего закала, устремился в борьбу за существование, с твердой решимостью достигнуть как можно скорее богатства.

В настоящее время, когда жизнь стала так баснословно дорога, – когда бедняк с миллионным капиталом может на доходы с него лишь кое-как влачить свое существование где-нибудь в деревенском захолустье, не трудно представить себе, сколько миллионов должны заключаться в слове «богатство». Загипнотизированный блеском этого волшебного слова, наш Ла-Героньер очертя голову бросился в бешеный водоворот деловой жизни. Он отдался ей всем телом, всей душою и мыслью. Поступив в лабораторию Филоксена Лорриса, он вскоре стал деятельнейшим его сотрудником в научных исследованиях и компаньоном в некоторых наиболее крупных промышленных его предприятиях.

В течение нескольких лет Ла-Героньер положительно не давал себе ни минуты отдыха. В наше время, если тело и покоится ночью, разумеется, после долгой вечерней работы, то лихорадочно возбужденный ум все же не прекращает своей деятельности. Подобно машине, пущенной полным ходом, он не может сразу остановиться и продолжает работать во сне. Ночные грёзы имеют чисто деловой характер. Это нескончаемый кошмар расчётов и соображений относительно текущих и только еще замышляемых промышленных предприятий…

«Потом! Мне недосуг!.. Еще успею!.. Надо сперва заручиться богатством!..» – говорил сам себе Ла-Героньер, когда у него случайно пробуждалось стремление отдохнуть и успокоиться.

«Ещё успею насладиться жизнью! Ещё успею жениться!» уверял себя труженик-инженер, все глубже погружаясь в научные исследования и вычисления, в надежде таким путем скорее достичь намеченной цели.

Вот, наконец, он её и достиг. Он располагает поистине громадным, блестящим состоянием, дающим ему право на все радости жизни, от которых он до сих пор так упорно отворачивался. К сожалению, однако, богач Адриен Ла-Героньер превратился в дряхлого, словно восьмидесятилетнего старца. Без зубов, волос и аппетита, поджарый, сгорбленный, изможденный и отощавший до нельзя, он мог теперь, да и то лишь при соблюдении величайших предосторожностей, не вставая с кресла протянуть еще несколько лет. В совершенно расслабленном его теле дремал почти столь же расслабленный ум, вспыхивавший лишь по временам как ночник, собирающийся угаснуть. Корифеи медицинского факультета, призванные на помощь, тщетно пытались применять самые энергичные укрепляющие средства, чтобы вернуть сколько-нибудь силы преждевременно состарившемуся бедолаге и хоть немного воскресить злополучного, полуживого миллионера. Все их попытки доставляли лишь временное облегчение и только слегка задерживали процесс дальнейшего ослабления.

Ла-Героньер помещён для возрождения испорченного организма в новоизобретённый согревающий аппарат.

Тогда именно Сюльфатен, один из самых выдающихся инженер-медиков, смелый ум которого далеко опережал в полете своих исследований все известные в науке воззрения и системы, решился подвергнуть радикальному исправлению его организм, очевидно собиравшийся совсем развалиться, и перестроить его совершенно заново.

Ла-Героньера возят уже в колясочке.

Обеспечив себе нотариальным договором приличное вознаграждение, долженствовавшее возрастать с каждым годом, который удастся прожить его пациенту, Сюльфатен обязался, с своей стороны, поставить его на ноги и вернуть ему к концу третьего года внешний вид, соответствующий по меньшей мере среднему состоянию здоровья. Больной всецело поступал в распоряжение врача и обязывался, под страхом громадной неустойки, безропотно исполнять все его предписания, не отступая от них ни на йоту. Прожив несколько времени в согревающем приборе, изобретенном инженер-медиком Сюльфатеном и представлявшем некоторое сходство с аппаратом, в котором в продолжение нескольких первых месяцев воспитывают преждевременно родившихся младенцев, Лa-Героньер начал медленно возрождаться. Сюльфатен сперва приставил к нему нянькой отставную старшую сиделку из казённой больницы, которая обходилась с ним как с ребёнком, кормила его из рожка, катала в колясочке под деревьями в парке Филоксена Лорриса, и возвращалась домой, чтоб уложить его в постельку, когда он начинал дремать в экипаже. Вскоре пациент оказался в состоянии шевелить руками и ногами, а затем начал ходить без особенного затруднения. Сюльфатен освободил его тогда от колясочки и позволил иногда гулять пешком, в сопровождении няни. Это было уже несомненно блестящим результатом.

– Но ведь если этот чертовский Сюльфатен заставит меня прожить еще двадцать лет, то я вконец разорюсь, – грустно причитал иногда Ла-Героньер.

– Успокойтесь, – возражал ему Сюльфатен, – лет через пять или шесть, когда вы в достаточной степени поправитесь, я дозволю вам слегка заняться делами, разумеется, с должной осторожностью и постепенностью, и вы тогда мигом заработаете суммы, которые должны мне уплачивать… Помните только, что вы обязались беспрекословно повиноваться! При первом же факте непослушания я кладу себе в карман неустойку, – крупненькую неустойку, и оставляю вас на произвол судьбы.

– Буду слушаться, буду!..

Действительно, Ла-Героньер, не на шутку напуганный такою перспективой, беспрекословно подчинялся всем распоряжениям инженер-медика, принявшего его на свое попечение.

Филоксен Лоррис, великий ученый, у которого этот инженер-медик был просто-напросто домашним секретарем, имел, очевидно, свои особые соображения, когда, проектируя для сына обручальную поездку, назначил спутниками жениху и невесте именно доктора Сюльфатена и его пациента. В самом деле, Филоксен имел со своим секретарем долгое совещание и дал ему обстоятельные инструкции, заканчивавшиеся следующими предписаниями:

– Роль ваша, друг мой, по отношению к обрученным будет в сущности очень простою. Мне надо лишь, чтоб они вернулись поссорившись друг с другом, или, по крайней мере, чтоб мой вертопрах Жорж утратил дорогие иллюзии, которыми украшает теперь свою невесту. Вы, разумеется, знаете, что влюбленный находится как бы в состоянии гипноза, и оказывается поэтому жертвой систематических иллюзий. Наша цель должна заключаться в том, чтоб разбудить его и рассеять его иллюзии. Стоит только несколько раз набросить тень на блестящий предмет, чтоб он утратил чрезмерное свое сияние!.. Вы, без сомнения, понимаете, что у меня имеются на сына совершенно иные виды. Я прочу ему в невесты девицу Купар, – сенатора Сартского департамента, или достопочтенную Бардо, – доктора всех наук. Дело устроилось бы всего лучше, если б вы сами женились на этой барышне! За приданым я не постою. Или, пожалуй, выдайте ее замуж за Героньера… Ваш Ла-Героньер становится мало-помалу довольно представительным. Вы, без сомнения, меня поняли. Тем временем, имея у себя под рукой вашего пациента, производите над ним опыты, необходимые для задуманного нами крупного предприятия. Мелкие хлопоты из-за этой взбалмошной молодежи не должны отвлекать нашего внимания от серьезных вещей!

– Слушаю и понимаю! – подтвердил Сюльфатен.

Читатель мог убедиться, что Филоксен Лоррис, делая вид, будто соглашается женить сына на избраннице eго сердца, поступал, однако, не без задней мысли. Он надеялся, что в конце концов обручальная поездка окончится охлаждением и разрывом между женихом и невестой. Тогда кровь Лоррисов, испорченная атавистическим влиянием предка-художника, будет иметь случай возродиться женитьбой Жоржа на докторе всех или, по крайней мере, нескольких главнейших наук. Для большей уверенности в том, что обрученные непременно поссорятся друг с другом, он приставлял к ним надежного человека, который. без сомнения, сумеет рассеять иллюзии юного Лорриса и выяснить ему все неприятные стороны столь легкомысленного брака.