Текст книги "Фрустрация, психологическая самозащита и характер. Том 1. Защитные психологические механизмы и их генезис"

А. Относительная депривация женщин и феминизм. – Недовольство женщин, их депривация, являются относительными. Это состояние они переживают тогда, когда сравнивают свой социальный статус, достижения, зарплату и другие параметры своего образа жизни и статуса с теми, которые имеются у мужчин[30]30
  См.: Zanna M. P. and G. Loewenstein. Male reference groups and discontent among female professionals. – In: B. A. Guten and L. Larwood (Eds.), Women's career development. Newberry Park (Ca.): Sage, 1987.


[Закрыть]. Это восходящее социальное сравнение, и оно, безусловно, фрустрирует женщин. Положение усугубляется тем, что в обществе по половому признаку нет другой группы, с которой женщины сравнивали бы себя; т. е. у них в гендерном отношении фактически нет возможности осуществления нисходящего социального сравнения. Они могут осуществить также горизонтальное сравнение с другими группами женщин в той же самой стране (например, городские женщины с сельскими), и это открывает какие-то возможности утешения для определенных групп женщин. Есть также возможность сравнения себя с женщинами других стран.

При этом важно то, что мужчины выступают для женщин в качестве референтных групп.

Б. Относительная депривация и плагиат. – Воровство есть такая форма поведения, целью которой является ослабление, смягчение чувства относительной депривации, обойденности.

Плагиат – это разновидность воровства. Он призван обеспечить человеку смягчение относительной депривации, и этим путем – самоуважение.

Плагиат бывает устным и письменным. Во многих ситуациях можно заметить следующее явление: индивид А высказывает определенные новые идеи, формулирует проблему и предлагает пути ее решения. Присутствующие слушают, кивают головой, а через несколько дней повторяют эти же мысли, однако выдавая их уже как свои собственные. Бывают случаи, когда через неделю после консультации со своим научным руководителем, такой аспирант появляется перед ним и радостно сообщает: у меня появилась вот какая интересная идея! Она, по существу, позволяет решить проблему, которую я выдвинул в моей диссертации. На самом же деле аспирант слово в слово повторяет то, что несколько дней назад услышал от научного руководителя. Лицо такого «воришки» может быть хитрым или наивным, даже ангельски честным, в зависимости от того, осознает ли он свой обман, имеет ли опыт в таком деле, или малоопытен и т. п.

Письменный плагиат – это более сложное дело. Это уже более солидная попытка воровского самоутверждения и преодоления чувства относительной депривации.

Поскольку плагиат в определенном аспекте есть агрессия против другого человека и совершается фрустрированным человеком с низким уровнем самоуважения, и поскольку такое поведение вызывает у некоторых когнитивный диссонанс и другие виды внутренних конфликтов, то должна последовать психическая самозащита. И действительно, у плагиаторов наблюдаются, по крайней мере, следующие процессы: 1) дискредитация тех людей, у которых они воруют идеи; при этом используются различные атрибуции, проекции, стереотипы и другие механизмы и средства; 2) патологическая самосублимация путем атрибуции самому себе творческих способностей, таких, каких по существу у них нет; а если такой плагиатор даже имеет некоторую одаренность, она не развивается из-за воровского и накопительского характера подобного субъекта фрустрации.

В. Относительная депривация в межэтнических отношениях и кризис. – Сравнение этносов друг с другом – разновидность социального сравнения. В результате такого сравнения возникает чувство относительной депривации, фрустрации, создаются защитные мотивы, запускаются или формируются защитные механизмы, комплексы и стратегии.

Чувство относительной депривации у этноса возникает также в результате сравнения сегодняшнего своего положения с прошлым, более благополучным положением.

Вот уже второй десяток лет, как народ Армении переживает все разновидности депривации. В этом, как мы считаем, в первую очередь состоит кризис в его психологическом аспекте. Народ переживает как абсолютную, так и относительную депривацию, а также депривацию, так сказать, само – относительного типа.

Только осуществляя нисходящее сравнение с более бедными этносами, мы сможем чувствовать кое-какое удовлетворение: мы ведь не на последнем месте! Составление рейтингов, например, по уровню «человеческого развития» (как это делает ООН) может дать полезную информацию, которую можно использовать для развития теории депривации и фрустрации.

Агрессия, возникающая в условиях таких многосторонних депривациях, в значительной мере направляется на самого себя и вызывает депрессию.

А. Предвосхищение будущих фрустраций. – Человек обладает способностью предвидеть будущие события, строить догадки, создать прогнозы на будущее. Это одна из высших умственных способностей человека. Она позволяет человеку подготовиться к адаптации в тех проблемных ситуациях, которые должны наступить в будущем.

Но когда речь идет о возможных будущих неприятных и фрустрирующих ситуациях, то в ходе их предвидения люди обычно переживают беспокойство, тревогу и даже страх, под влиянием которых деятельность дезорганизуется. Иногда эти будущие, только в психических образах данные, фрустраторы действуют на человека сильнее, чем реальные фрустраторы. Тревога и страх перед возможным голодом фрустрируют человека порой сильнее, чем реальный голод. Недаром народы придумали поговорку: «Черт не так страшен, как его малюют». Враг, опасность на расстоянии порой выглядят страшнее, чем они есть на самом деле.

Длительная фрустрация личности под влиянием ожиданий стрессов и фрустраторов может привести к патологическим последствиям, например, к фиксациям. (Это показал еще Р. Майер в 30-е годы ХХ века). Так, у людей, которые голодали в прошлом и теперь ждут новых подобных испытаний, появляется постоянная озабоченность вопросами питания. У них появляются дурные манеры при принятии пищи (чавканье, облизывание тарелок и т. д.).

Травмирующее влияние на человека оказывает часто откладываемая медицинская операция. Неприятно и фрустрирует человека ожидание серьезного экзамена, особенно в том случае, когда он откладывается. Страх перед будущим порождает чувство беспомощности и безысходности.

Можно сказать, что предвосхищаемые фрустрации образуют особый класс этого явления, по своим психологическим механизмам и особенностям даже более сложный, чем актуальные фрустрации в реально наступающих проблемных ситуациях. Предвосхищения основаны на памяти о прошлом, о том, каким образом события следовали друг за другом[31]31
  См.: Фейгенберг И. М. Мозг, психика, здоровье. М.: «Наука», 1972, с. 33–40.


[Закрыть]. На их основе происходит вероятностное предвидение будущего, поскольку о событиях будущего можно говорить лишь с той или иной вероятностью. Когда будущих возможных событий несколько, и все они имеют примерно одинаковую вероятность наступления, организм мобилизуется и стремится ориентироваться в будущих событиях. Он оказывается в состоянии стресса. Создаются вероятностные модели будущего, и человек готовится к будущим действиям. Значительная часть этих когнитивных процессов протекает на подсознательном уровне психики.

Б. Неопределенность как фрустратор (новая концепция). – Неопределенность, как указывает ряд авторов, нередко выступает в качестве создающего дискомфорт стресс-фактора. Наоборот, определенность и порядок в окружающем мире создают условия для психического комфорта. Причем наблюдаются индивидуальные различия: «… если у одних больных можно наблюдать, например, особую чувствительность к нарушениям «порядка» в их быту, в их повседневном режиме, в конкретной окружающей их обстановке, то у других (относительно толерантных к «беспорядку» на этих конкретных уровнях из-за невысокой «значимости» для них этих уровней) мы сталкиваемся с особой патогенностью психических травм, нарушающих «порядок» в области идеологии, мировоззрения, этических норм, личностных индивидуальных отношений и т. п. И всегда наиболее травмирующим является нарушение «порядка» в том, что является наиболее «значимым»[32]32
  Бассин Ф. В., Рожнов В. Е., Рожнова М. А. Психическая травма (к современному пониманию ее природы и общих принципов ее психотерапии. В кн.: Руководство по психотерапии. 2-е изд.; Ташкент: Изд-во «Медицина» Уз. ССР, 1979, с. 37.


[Закрыть].

Такие фрустрирующие ситуации очень часто встречаются в жизни современных людей и в определенной мере уже исследуются социальными психологами. Так, например, ряд американских социальных психологов изучил поведение людей в таких социальных ситуациях, в которых не оправдываются имплицитные, «сами собой разумеющиеся» ожидания людей относительно социальной справедливости[33]33
  Краткое изложение результатов этих исследований см в кн.: Baron R., Byrn D. Social Psychology. Understanding Human Interaction. 2nd Ed., Boston, 1977; См. также: Андреева Г.М. Социальная психология. Москва: “Аспект Пресс”, 1999, и др..


[Закрыть]. Такие фрустрирующие ситуации возникают в результате несправедливого распределения благ, когда в группе одни работают хорошо, а другие – плохо, и в целом ряде других ситуаций.

Психологам уже известно, что психика человека травмируется чаще всего не столько самим драматическим событием (например, потерями, конфликтами и т. п.), сколько тем состоянием неопределенности, которое этим событием вызывается. Неопределенность возникает по той причине, что некоторые стереотипы поведения становятся негодными и личность не знает, чем их заменить. Возникают состояния тревоги и неуверенности[34]34
  См.: Бассин Ф. В., Рожнов В. Е., Рожнова М. А., указ. соч., с. 38.


[Закрыть].

Фрустратором и стрессором является также неопределенность той социальной роли, которую человек готовится исполнять в данной ситуации. О стрессогенном характере данного фактора писал, например, шведский исследователь К. Бруннер[35]35
  См. в сборнике «Эмоциональный стресс. Лен., 1970, с. 261–269.


[Закрыть].

Эти замечания позволяют нам выдвинуть ряд идей, которые составляют новую концепцию. Мы считаем, что психическая травма, которая приводит в негодность ряд шаблонов поведения, которые до сих пор обеспечивали нормальную адаптацию личности, приводят к такому состоянию, когда эти шаблоны и навыки становятся неадекватными для адаптации в новых условиях, в то время как адекватных способов поведения у человека нет. Подобное состояние вещей – отсутствие способов адаптации к новым условиям – порождает вторичную фрустрацию личности. Попросту говоря, в таких ситуациях человек не знает, что делать. Он переживает состояния неопределенности, неуверенности и тревоги. Эти психические состояния являются индикаторами вторичной фрустрированности. В таких условиях, не имея средств незащитной конструктивной адаптации, человек еще некоторое время может непроизвольно использовать уже имеющиеся у него защитные механизмы. Защитная адаптация вытесняется лишь после того, как человек получает в свое распоряжение адекватные средства незащитной адаптации, новые способы незащитного, конструктивного поведения. Последние он может получить от других путем научения адекватным формам поведения, или же изобретать самим.

Таким образом, понятия первичной и вторичной фрустрации, незащитной и защитной адаптации, позволяют полнее и адекватнее концептуализировать ситуацию воздействия травмирующих факторов и этапы последующего поведения человека.

Следует добавить, что все то, что мы выше описали, в той или иной мере должно наблюдаться во всех тех случаях, когда человек оказывается в проблемной ситуации: ведь проблемной мы, вместе с большинством других психологов, считаем такую ситуацию, в которой человек не имеет готовых способов выхода, преодоления этой ситуации, способов адекватного поведения.

Можно предположить, что имеются типичные этапы незащитной и защитной адаптации, которые последовательно протекают с момента возникновения проблемной ситуации.

Ф. В. Бассин и соавторы высказали еще одно замечание, которое представляет интерес с точки зрения выдвинутой только что концепции. Они пишут, «… что психотерапевтическое вмешательство при лечении больных, находящихся в ситуации неопределенности (например, судебного следствия), оказывается, как правило, малодейственным. Разрешение же затянувшегося конфликта, даже в сторону, неблагоприятную для больного, создает возможность для эффективной рациональной и успокаивающей психотерапии»[36]36
  Бассин Ф.В. и др., указ. соч., с. 38.


[Закрыть].

Этот факт мы можем истолковать в том смысле, что во время вторичной фрустрации с переживанием неопределенности и тревоги человек становится недоступным («непроницаемым») для психотерапевтических и педагогических воздействий. Почему? Мы склонны считать причиной такого сопротивления следующее: на данном этапе у личности приведены в активное состояние защитные механизмы и их комплексы, с их помощью она делает попытку осуществить защитную адаптацию. Личность только тогда станет доступной для положительных воздействий, когда эти ее попытки защитной адаптации окажутся безуспешными. Тогда уже можно обучать ее адекватным способам незащитной адаптации (к выбору новой рациональной цели, новых и полезных социальных связей, новых шаблонов социального поведения и т. п.), хотя иногда задачей психиатра и педагога является мобилизация и совершенствование именно механизмов защитной адаптации личности, которые она либо имеет (но по каким-то причинам не способен мобилизовать), либо они у нее незрелые, неразвитые (например, механизм вытеснения путем выдвижения новой, более значимой по сравнению с фрустрированной, цели, или способности к непатологической (субклинической) рационализации).

В. Особенности предвидения фрустраций и послефрустрационного поведение разных людей. – Изучая людей перед серьезными хирургическими операциями и после них, Ирвинг Дженис обнаружил, что можно выделить три вида предварительной реакции на ожидаемую фрустрацию: 1) сильный антиципаторный (предвосхищающий) страх, 2) антиципаторный страх средней силы, 3) низкий уровень предвосхищающего страха.

1) Сильный предвосхищающий (антиципаторный) страх. – Пациенты непрерывно переживают сильный страх перед ожидаемыми болевыми переживаниями и возможной деформацией тела хирургом, или перед возможной смертью на операционном столе. Открыто выражая свои крайние переживания и ранимость, они стараются откладывать операцию. Они не могут спать без принятия снотворного, постоянно ищут страховки, хотя заверения о безопасности операции дают лишь кратковременный эффект. После операции у них замечается более сильное беспокойство, чем у других, вспышки эмоций, отказ от лечения. Полагают, что такие люди имеют хроническое чувство ранимости и низкий порог толерантности.

2) Антиципаторный страх средней силы. – Люди, которые переживают антиципаторный страх средней силы, более реалистичны, задают вопросы о процедуре операции, им не нравится анестезия, внешне они в меньшей степени выражают беспокойство, после операции также в целом бывают удовлетворены результатом и сотрудничают с врачами.

3) Низкий уровень антиципаторного страха. – Люди, у которых возникает слабый антиципаторный страх, до операции веселы и беззаботны, хорошо спят; они говорят, что не переживают беспокойства; читают, слушают радио. У них наблюдаются нереалистические предвидения и чувство почти полной неуязвимости (invulnerability). Однако после операции у них более остры переживания своей ранимости. Они чаще других высказывают беспокойство и недовольство действиями медицинского персонала. Они жалуются на плохое обращение и доходят до сильного негативизма, отвергая даже самое обычное послеоперационное лечение.

Эти наблюдения весьма интересны и дают основание предполагать, что умеренное предвосхищающее переживание тех отрицательных чувств, которые возникают в реальных фрустрирующих ситуациях (тревоги и страха), позволяет уменьшить страдания во время фрустрации и после нее. Если же предварительно используются защитные механизмы, то в ситуации реальной фрустрации их иррациональность может смягчиться (например, агрессивность и ее необоснованное перенесение на «козлов отпущения»). Умеренность этих предвосхищающих переживаний важна по той причине, что сильный страх мог бы привести к дезорганизации поведения.

В обществе время от времени возникают состояния локальной или общей дезадаптации, которые могут преодолеваться только новыми способами адаптации. Возникает потребность в нововведениях (инновациях). Это могут быть технологические, социальные, идеологические и другие инновации. Во всех подобных случаях инновации выполняют роль адаптивных механизмов, причем иногда – даже психозащитного характера. То, что принятие нововведений может быть процессом социальной и психологической адаптации, давно уже замечено социологами[37]37
  См.: Беккер Г., Босков А. Современная социологическая теория. М., 1961, с. 339.


[Закрыть]. Эти авторы приводят мнения некоторых социологов относительно того, кто принимает и кто отвергает нововведения. Так, Гиллин считал. что основными мотивами принятия нововведений являются уменьшение тревоги и обеспечение максимума безопасности. Но другие прирожденные и социогенные потребности тоже могут привести индивида к принятию нововведений.

Однако инновация – как двуликий Янус. Она не только механизм защитной адаптации для определенных индивидов и социальных групп: она может стать фрустратором. Верно и то, что «нововведение само является источником напряжения, а не просто реакцией на ожидаемые трудности[38]38
  Беккер Г., Босков А., указ. соч., с. 336.


[Закрыть]. Эта проблема должна стать предметом исследований для каждого общества отдельно.

Когда определенные группы вносят в общество в целом или в различные его подсистемы новые элементы, другая группа или индивиды выступают против этих инноваций, стремятся защищаться от них. Наблюдаются защитные реакции против нововведений, причем речь идет о защитных реакциях как организаций и различных общин, так и отдельных людей. Защита от нововведений – это серьезная проблема для социологии, социальной психологии и теории личности.

Главным вопросом личностного аспекта проблемы нововведений является следующий: какой личностью является новатор? Каким образом новаторы создают новые культурные ценности или комбинируют уже известные ценности и знания? Поставлена также задача создания типологии новаторов: успешных и неуспешных; социальных и технических; случайных и профессиональных. Представляют большой интерес харизматические новаторы (по М. Веберу). В этой области представляет интерес работа Г. Бернета, который рассмотрел культурное нововведение с точки зрения участвующих в нем лиц. Этот автор рассмотрел мотивацию введения инноваций и те основные умственные процессы, которыми пользуются новаторы (дискриминация, ассимиляция, идентификация и рекомбинация)[39]39
  См.: Barnette H. G. Innovation. New York: MacGraw – Hill. 1953.


[Закрыть]. Он считал, что «для принимающих нововведение характерны личные конфликты, неудовлетворение и маргинальный статус»[40]40
  Беккер, Босков, указ. соч., с. 339)


[Закрыть], причем исследования Р. Адамса показали, что эта закономерность имеет место только в распадающихся обществах, в то время как «… в более стабильных обществах нововведения оцениваются в терминах отраженного престижа новаторов как агентов диффузии»[41]41
  Там же.


[Закрыть].

Эти идеи и наблюдения важны по той причине, что позволяют прийти к следующему важному и общему выводу: фрустрированность личности в быстро изменяющихся обществах делает ее восприимчивой к нововведениям, принятие и распространение которых играет в ее жизни защитно-адаптивную роль. Эту важную социально-психологическую идею полезно расширить на основе эмпирического материала, и создать стройную концепцию (раздел социально-психологической теории адаптации). С этой целью потребуется исследовать творческих личностей, творчески работающие группы и тех лиц, которые хотя сами не творят ничего нового, однако с готовностью принимают и распространяют нововведения, например – научно-технические. При этом следует также иметь в виду те три типа принятия нововведений, которые выделил А. Босков[42]42
  Беккер, Босков, указ. соч., с. 341.


[Закрыть].

Глава 2. Новые идеи о природе фрустрации

Согласно принятой общей схеме, человек оказывается в фрустрированном состоянии, когда возникает такая социальная проблемная ситуация, в которой блокируется его целенаправленная активность. Предвидение такой ситуации также является фрустратором.

Однако очень часто имеет место следующее, заслуживающее особого исследования, явление: человек оказывается в проблемной ситуации, например в такой, которая таит в себе опасность для его жизни, и можно было бы предположить, что он немедленно переживет фрустрацию, на что ответит соответствующими защитными реакциями. Между тем в некоторых случаях этого не происходит: он совершает такие действия, которые либо устраняют эту ситуацию, либо свидетельствуют о том, что он не воспринял опасный (в общем случае – фрустрационный) характер ситуации и действует, имея другую интерпретацию этой ситуации. Однако проходит некоторое время, опасность уже миновала, и человек, мысленно возвращаясь к этой же ситуации, осознает ее фрустрационный характер. Вследствие этого он переживает такие эмоции и мысли, которые характерны для фрустрированной личности. Это явление мы называем отсроченной фрустрацией. Она имеет свои разновидности. Приведем примеры.

1) А. В. выступает на собрании. Во время его выступления один из присутствующих позволяет себе реплику, на которую А. В., занятый своими мыслями, не обращает серьезного внимания. Вернувшись домой, он вспоминает всю обстановку собрания, свое выступление, реакцию присутствующих, в том числе реплику бестактного сослуживца, и осознает, что тот имел намерение оскорблять его: в его реплике были ирония и задняя мысль. А. В. переживает интенсивное чувство оскорбления, т. е. фрустрацию самосознания. Он решает при удобном случае наказать этого нахального человека.

2) Второй пример мы берем из книги М. Горовица, который приводит его для иллюстрации несколько иного явления. «Скалолаз успешным маневром спасается после того, как оборвался канат. После возвращения в базовый лагерь он создает в уме представление того, что могло бы случиться: теперь он ясно видит, что падает и ударяется об скалы. Формируя такой образ, он переживает сильную панику, т. е. эмоцию, которой не было во время настоящей опасности, в ситуации, в которой от него потребовались быстрые и «холодные» действия[43]43
  См.: Horowitz M. J. Image Formation and Cognition. New York, 1978, pp. 84–85.


[Закрыть].

3) Еще один пример ситуации «что могло бы случиться» я приведу из моей собственной жизни. Моя двухлетняя дочь Нвард играла на диване, а я сидел чуть дальше от нее и читал. Дома больше никого не было. Вдруг я заметил, что ребенок стоит на краю дивана, спиной ко мне и уже падает. Не задумываясь, я бросаюсь на пол, а дочь падает на меня. Я служу для нее амортизатором, схватываю ее руками и она спасена. Но я сильно ударился спиной о пол, ощутил боль, которая сохранилась больше недели. После такого благополучного конца я невольно начал представлять себе, что могло бы случиться, если бы ребенок был один в комнате или если б я не успел броситься на то место, куда она, несомненно, упала бы. Она бы точно ударилась головой о пол. Представляя себе такую жуткую картину, я задним числом пережил сильную тревогу, страх и даже некоторую физическую слабость, тогда как в реальной ситуации опасности я действовал быстро, энергично и точно, т. е. вполне адаптивно. Фрустрация и ее эмоциональные компоненты были отсрочены.

Но для чего все-таки наступает отсроченная фрустрация, какое функциональное значение она имеет? Мы полагаем, что такая фрустрация действительно имеет позитивную функцию в жизни человека: она развивает те психологические механизмы и черты личности, которые ей необходимы в будущем для предотвращения подобных ситуаций. Она развивает осторожность и предусмотрительность, расчетливость, способность предвидения будущих событий, а также те механизмы и навыки, которые необходимы для успешной защиты. Это означает, что отсроченная визуализация прошлой ситуации, а также ее новое осмысление, играют адаптивную роль, если, конечно, не приводят к болезненной фиксации на травмирующей ситуации и развитию тенденции к психической регрессии к ней (как это наблюдается у невротиков).