Текст книги "Венецианские тайны. История, мифы, легенды, призраки, загадки и диковины в семи ночных прогулках"

Странные предзнаменования

Прямо пред вами возвышается великолепный дворец Камерленгов, обладающий двумя необычными особенностями. Во-первых, это единственный дворец на «Каналаццо», как называют свою «главную улицу» венецианцы, из которого воды Каналь Гранде видны со стороны всех фасадов. Их – курьез из курьезов! – у него не четыре, как обычно, а пять. Возведенный в 1525 году Гульельмо Бергамаско, он служил пристанищем для консулов, старших консулов, камерленгов и других магистратур. Цокольный этаж до сих пор несет на себе отчетливые следы тюремных камер, в которых содержались несостоятельные должники и мелкие воришки. Среди венецианцев дворец известен в первую очередь благодаря двум капителям, следующим непосредственно за угловой, со стороны, глядящей на мост. Они изображают две человеческие фигуры, мужскую и женскую. Одна – со странным предметом между ног, другая – с полыхающим на том же месте огнем. Эти статуи были высечены во время возведения каменного моста Риальто: когда проект только обсуждался, какой-то злоязыкий человек заявил во всеуслышание в толпе на рынке Риальто: «Да у меня скорее копыто между ног отрастет, чем этот мост построят!» На что какая-то бабенка тут же ответила: «А у меня – огонь из дыры пойдет!» Чтобы посрамить недоверчивых (а также продемонстрировать, что у нее повсюду глаза и уши), Яснейшая республика повелела высечь соответствующие изображения заодно с мостом, ставшим красивейшим на Каналь Гранде, а со временем – и древнейшим.

* * *

Спуститесь с понте ди Риальто и пройдите несколько шагов, пока перед вами справа не откроется кампо ди Сан-Джакомо-ди-Риальто (campo di San Giacomo di Rialto, «площадь Св. Иакова на Риальто»). Маленькая церковь по правую руку – Сан-Джакомо; она перестраивалась в течение веков, но сохранила свои изначальные объемы и считается древнейшей церковью Венеции, заложенной в день основания города, 25 марта 421 года. Чтобы напомнить, как это было, достаточно перечитать «Альтинскую Хронику» (Chronaca Altinate), в которой соответствующие факты излагаются следующим образом:

Рождение Венеции

«В вышеуказанный год 421 в день 25 месяца марта в полдень страстного понедельника, сему великолепнейшему и превосходнейшему христианскому граду дано было начало, в тот час, коему небо благоприятствовало. И произошло это в год от сотворения мира 5601; от воплощения Христа 421; от возведения Аквилеи и Падуи 1583; и от первого появления Энетов в лагуне минуло 13 лет, пошел четырнадцатый… Время, пора, месяц, неделя, день и час – все это и многое другое достигло самого своего благоприятного значения, дарованного Всеблагим… Солнце стояло во днях равноденствия. Престол Святого Петра верховного понтифика занимал папа Целестин II[44]44
  Указание на Целестина II (Papa Celestino Secondo) красноречиво свидетельствует о явной неосведомленности анонимного средневекового автора: папа Целестин II занимал престол в XII веке. Но и папство Целестина I, который мог иметься в виду, началось больше года спустя после описанного легендарного события. «Так и рождаются легенды», – замечает по этому поводу сам Тозо Феи.


[Закрыть]. В Империи обретались Феодосий-младший, и Валентин, объявившие именованную Ванетию небесной, и Ванетов, обитателей ея, добродетель, богатство, и прочие достоинства снискавшими».

Таким образом, Венеция была основана через тринадцать лет после переселения венетов, и дата основания – Страстной понедельник в марте – была выбрана посредством астрологических расчетов.

* * *

Во все последующие века, вплоть до падения Республики в мае 1797 года, Новый год праздновался 1 марта (как то было во времена Римской империи – и при таком счислении сентябрь, октябрь, ноябрь и декабрь возвращались на свои места седьмого, восьмого, девятого и десятого месяцев года, соответствующие их названиям), и в официальных документах, чтобы избежать путаницы в сношениях с сопредельными государствами, где был в ходу григорианский календарь, дата всегда указывалась с примечанием MV, more veneto, то есть «по венецианскому обычаю». Например, 17 февраля 1607 года MV соответствует общеевропейскому 17 февраля 1608 года, поскольку 1608 год в Венеции начинается только в следующем месяце, и таким образом, в документах Республики февраль оказывается последним месяцем 1607 года.

Риальто всегда оставался экономическим, финансовым и торговым центром города. Само это название знаменито настолько, что оказалось одним из тех двух местных слов, которые использовал Шекспир в своих венецианских пьесах (второе слово – «гóндола»). Некогда здесь сходились почтенные купцы, банкиры, священники и их паства, не говоря уж о торговцах всех типов, менялы – бок о бок с продавцами фруктов; и минимальный размер рыбешки, дозволенной к продаже… был выбит прямо на мраморе церкви! Поднимите глаза на вторую колонну наружного портика Сан-Джакомо (Сан-Джакометто, как говорят венецианцы). Видите два небольших силуэта, высеченных на мраморе достаточно высоко? Один из них явно имеет форму рыбы. Так вот, это и есть минимальные размеры рыбины и устрицы, которых разрешено выкладывать на торговые прилавки.

* * *

А теперь пересеките кампо и двигайтесь вперед, пока не увидите невысокую колонну, которая стоит вплотную к небольшой лестнице, поддерживаемой статуей, согнувшейся под ее тяжестью. Во времена Яснейшей здесь вывешивались государственные указы. А сами венецианцы называли статую не иначе как…

Горбун с Риальто

Если верить легенде, статуя изображает горбуна, некогда существовавшего в действительности. И приговоренного поддерживать подобную лестницу, пока не умрет от натуги. Но если приглядеться получше к Горбуну с Риальто, то становится понятно, что не так уж он и горбат – а просто согнулся под большим весом. Изваянная в 1541 году Пьетро да Салó, статуя почти сразу же получила неожиданное применение. Воры и злодеи, приговоренные к розгам в течение всего пути от Сан-Марко к Риальто, отмечали окончание наказания тем, что припадали к статуе и лобызали ее – к чему их быстро стали принуждать зеваки. Некоторыми рьяными блюстителями нравственности этот обычай был сочтен оскорбительным для Республики и достойным пресечения. И уже 13 марта 1545 года на колонне, что на углу с руга деи Орези (ruga[45]45
  Руга – еще один венецианский топоним – улочка, более узкая, чем калле. В современном итальянском языке слово ruga – «морщина». Ruga dei Oresi фигурирует на картах также как ruga dei Orefici, то есть «улица ювелиров» (об этом будет сказано ниже).


[Закрыть] dei Oresi) (крайняя слева, если глядеть на статую), поместили крест со львом Св. Марка – дескать, если кого и пристало благодарить и целовать, так это покровителя города. Крест и символ Св. Марка, известные с тех пор как «крест поротых», и сегодня хорошо различимы.

Горбун, как и Антонио Риоба на кампо деи Мори, был «говорящей статуей», то есть пристанищем народных сатирических листков, подобно римским Пасквино и Марфорио.

* * *

Сотопортего и калле позади Горбуна – это, соответственно, сотопортего дель Банко Джиро (sotoportego del Banco Giro, «проход Расчетного банка») и калле де ла Сикуритá (calle de la Sicurità, «улица Страховщиков»). Нет никаких сомнений, что эти названия прямо связаны с теми видами деятельности, что веками разворачивались на этих улицах, – то есть банковским обслуживанием (частные ссудные лавки работали здесь с 1157 года, а в 1584 году государство стало поощрять развитие настоящих ссудно-заемных банков, чтобы уменьшить риск банкротств частных предприятий) и страхованием судов – осуществляемым под 6—12 процентов комиссионных в зависимости от длительности плавания, направления, его условий и типа судна. Но бывали и другие «сделки»: в 1587 году богадельня Обращенных на Джудекке предложила Торговым старейшинам (Savi alla Mercanzia, фактически – Торговая палата, государственный регулятор) молиться за успешное окончание каждого путешествия – в обмен на 0,08 процента стоимости застрахованного груза. Палата отклонила предложение, сочтя его слишком корыстным.

* * *

Как мы уже убедились, широкая калле, уходящая от понте ди Риальто вглубь Сан-Поло, носит название руга деи Орези, то есть «Ювелирная» – потому что закон 1331 года предписывал селиться здесь представителям этой профессии.

Мастера золотых и серебряных дел, огранщики и резчики камней оставались здесь и после того, как ограничение было снято. Даже их Скуола, возвышающаяся на кампо Риальто Ново (campo Rialto Novo), – ныне это здание известно под номером 554 – украшена буквами S. O. (что значит Scuola degli Oresi) над портиком входной двери. А под портиком, среди прочих фресок, до сих пор видно изображение святого Антония Пустынника, покровителя мастеров.

Шлем султана

Под этими арками в 1532 году в лавке Каорлини было изготовлено одно из прекраснейших ювелирных украшений, известных в Европе. «Шлем из наилучшего золота, – описывает его хронист Марин Санудо, – усыпанный каменьями, о четырех коронах, все – в камнях ценности великой, и с золотой подвеской предивнейшей работы <…> стоящий гору денег». Помимо рубинов, огромных бриллиантов, жемчуга, изумрудов и топазов, этот шлем был украшен пером индийской птицы, в ту пору еще неизвестной в Венеции. Сулейман Великолепный купил его за колоссальную сумму в сто пятнадцать тысяч дукатов, и прежде чем отправить в Константинополь, его принесли в Палаццо Дукале, чтобы дож Андреа Гритти мог на него полюбоваться. Вместе со шлемом были отправлены также седло и попона, расшитые жемчугами и каменьями, трон и скипетр. Общая сумма сделки равнялась половине всего годового венецианского экспорта! Остается только догадываться, как смотрелся этот шлем на голове Сулеймана.

Когда руга деи Орези закончится, сверните налево, на руга веккья Сан-Джованни (ruga vecchia San Giovanni, «Старая улица Св. Иоанна»). И, пройдя по ней несколько метров, обратите внимание слева на изукрашенные фресками ворота между домами. Поднимите глаза – и полюбуйтесь на колокольню церкви Сан-Джованни-Элемозинарио (Св. Иоанна Милостивца). Это название, как и название соседней церкви Сан-Джакомо, было некогда для купцов «говорящим». Церковь считалась государственной – в том смысле, что принадлежала государству и помимо религиозного имела также гражданское назначение: с ее колокольни в третьем часу ночи разносился сигнал колокола, предписывающий погасить все огни в городе.

Но в первую очередь церковь интересна тем, что здесь проходили уроки теологии, философии, работы с абаком[46]46
  Абак – древняя разновидность счетов.


[Закрыть] (преимущественно – применительно к навигации) и, разумеется, алхимии – на которых слушателям преподносились те основополагающие элементы, из которых в последующие века сложилась современная химическая наука. Венецианская республика оказалась первым государством в Италии, дозволившим публичные лекции по алгебре и даже учредившим кафедры математики. Публичная школа для обучения гуманитарным (а не церковным) наукам для молодых людей из администрации дожа была учреждена Сенатом в 1446 году. Лекторы вслух зачитывали латинские тексты, переводя ключевые места. Синьория давала стипендии успешным, но неимущим студентам для поездки в Париж и в другие университетские центры.

Легенда гласит, что у входа в церковь Сан-Джованни-Элемозинарио, прямо под воротами, лежал на цепи экземпляр «Миллиона» Марко Поло. В эпоху, когда путеводителей не существовало, эта книга, описывающая нравы и обычаи разных народов вдоль Великого шелкового пути, использовалась в качестве справочника.

* * *

Еще несколько шагов по переулку в сторону от Риальто – и справа от вас открывается маленький переулок, рамо[47]47
  Еще одно обозначение переулка, не только в Венеции, но и во всех итальянских городах с сетью узких средневековых улочек. Слово ramo буквально означает «ветка».


[Закрыть] дель Окьялер (ramo de l’Ochialer, «переулок Очешников»). Традиция приписывает жившему здесь стекольщику изобретение во второй половине XIII века roidi da ogli – предков современных очков. В «Справочнике хрустальщиков» (Capitolare dei Cristallieri), выпущенном официальной регулирующей инстанцией («Старым судом», Giustizia Vecchia) в ноябре 1284 года, объясняется, что «оглариос» надлежит изготовлять не из стекла, а из наилучшего хрусталя. В последующие века стали различать линзы для зрения (это и есть roidi da ogli) и увеличительные линзы (lapides ad legendum), и властями было авторизовано создание корпорации стекольщиков-оптиков – Vitreos ab oculus ad legendum. При этом на них возлагалось обязательство под страхом строгого наказания не раскрывать своих секретов никому за пределами венецианской лагуны. Хотя неизвестный изобретатель набрел на этот секрет случайно – обратив внимание, что при поднесении кусочка стекла к глазу он видит предметы более отчетливо.

* * *

Пройдите дальше, до калле и сотопортего дель Поццетто (calle e sotoportego del Pozzetto, «Маленького колодца») и сверните направо, на калле Сан-Матио (calle San Matio). Здесь, при остерии «У Ангела» (osteria all’Angelo), около 1575 года было основано первое Турецкое подворье. (Под «турками» тогда, разумеется, понимались все подданные Оттоманской Порты.)

Яснейшая республика и Блистательная Порта

Венеция всегда поддерживала самые тесные отношения с турецкой державой, причем даже войны не мешали гостеприимству. В 1571 году, накануне битвы при Лепанто, знаменовавшей триумф европейских стран над Османской империей (что не помешало ей два года спустя отвоевать Кипр обратно), турки продолжали жить в городе. Известие о поражении их флота понудило семьдесят пять человек укрыться в доме дипломатического представителя Маркантонио Барбаро, из опасения быть убитыми возбужденной толпой. Немудрено, что после этого случая много турецкоподданных, в первую очередь выходцы с Балкан и из Греции, задумались о создании в Венеции такого места, где они могли бы жить сообща, на манер Гетто. И действительно: несмотря на мирный договор, подписанный Яснейшей республикой и Блистательной Портой[48]48
  Блистательная Порта – устоявшийся в русской дипломатической традиции перевод европейского обозначения Османской империи (по-итальянски – la Sublime Porta, по-французски – la Sublime Porte), происходящего, в свою очередь, от богато украшенных ворот (porta – дверь, ворота), ведущих в резиденцию султана.


[Закрыть] в 1573 году, уже в следующем году двоим поверенным в делах, которых звали Хасан и Хаши Мустафа, пришлось спешно съехать из остерии у Соломенного моста (ponte della Paglia), бок о бок с Палаццо Дукале, потому что толпа выкрикивала оскорбления в их адрес и солдаты даже пытались на них напасть, пока Хаши не выхватил свою кривую саблю и не обратил нападавших в бегство.

В качестве решения проблемы было предложено разместить всех турок в остерии «У ангела», на Сан-Матио. Вокруг Риальто лепилось множество таверн и гостиничек, дающих приют иностранцам простого звания, и район, таким образом, снискал очень дурную репутацию. Его так и называли, inhonestissimo, то есть «бесчестнейший». После почти полувекового обсуждения разнообразных альтернатив, в 1621 году, Сенат избрал в качестве нового Турецкого подворья старинное палаццо Пальмьери да Пезаро (Palmieri da Pesaro, то есть семейства Пальмьери из города Пезаро), на Каналь Гранде. Любопытно заметить, что концепция «подворья», «фондако» (само это слово – международное: оно восходит к арабскому слову «фундук», получившемуся, в свою очередь, из греческого слова «пандакейон», «гостиница») – места, не только дающего приют, но и также вместительного склада товаров, есть воспроизведение исламской модели закрытого этнического квартала, где представители определенной группы могут не просто рассчитывать на безопасность, но и следовать привычному образу жизни. Так, в Фондако деи Турки находился хаммам (турецкая баня), поражающий венецианцев своей чистотой и опрятностью. Это, впрочем, не избавляло от подозрений, будто мусульмане приводят сюда не только проституток-христианок (что было строжайше запрещено законом), но и похищенных мальчиков.

* * *

Пройдите по калле Сан-Матео до перекрестка с отходящей налево калле де ле До Спаде (calle de le Do Spade, «улица Двух шпаг»), с одноименным сотопортего. Здесь размещалась остерия, носившая то же имя, и ее существование зафиксировано по меньшей мере с 1488 года. Как следует из мемуаров Казановы, здесь разворачивалось одно из его бесчисленных приключений.

На Карнавале и не такое видали

Как-то вечером во время карнавала 1745 года некий дворянин из дома Бальби и его друг, неисправимый бабник, заприметили в винной лавке на Кроче хорошенькую простолюдинку с мужем и еще двумя друзьями. Подойдя к ним, наши приятели отрекомендовались государственными служащими и велели, именем Совета Десяти, мужу и всем остальным следовать за ними на остров Сан-Джорджо[49]49
  Остров, примыкающий со стороны лагуны к Джудекке. Место расположения «силовых структур» Венеции.


[Закрыть]. Повод? Все трое мужчин одеты в костюмы занни («предка» Арлекина), а в этот день произошло убийство, причем убийца носил именно этот костюм, так что все одетые подобным образом должны быть допрошены. Добравшись до Сан-Джорджо, Бальби и Казанова (а это был, разумеется, он) высадили бедняг и поспешили обратно к женщине, остававшейся в той же винной лавке с другими приятелями. Они увлекли ее за собой в остерию делле Спаде, где вместе отужинали, напоили ее и потом «пользовали» ее хорошенько по очереди всю ночь, прежде чем отпустить домой.

Казанова уверяет, что в конце концов женщина была вполне довольна и сама их благодарила. И уж конечно никто ее ни к чему не принуждал и не подвергал насилию. Как бы там ни было, эпизод этот Казанову не красит, но последствий он не имел – полиция предпочла в данном случае не вмешиваться. Лишь много лет спустя Казанова узнал, что сбирам (венецианским сыщикам) были прекрасно известны имена всей его развеселой компании и все их проделки, от самой невинной до самой тяжкой. Но они до поры до времени ничего не предпринимали, несмотря на имеющиеся доказательства, благодаря дружбе Казановы с влиятельным лицом – сенатором Маттео Джованни Брагадином, которому он спас жизнь и который наряду с Марко Дандоло и Марко Барбаро выступал в качестве одного из самых щедрых покровителей Казановы.

* * *

Продолжайте идти по этому переулку, пока не пересечете понте де ле До Спаде (ponte de le Do Spade) и начинающиеся за ним калле и сотопортего дель Капелер (calle e sotoportego del Capeler). Затем сверните налево на калле деи Боттери (calle dei Botteri) и следуйте по ней прямо, пока не дойдете до развилки. На ней возьмите направо – и короткий проулок выведет вас на маленькое кампьелло с занятным названием Карампане (campiello Carampane).

Венеция красных фонарей

Вообще-то это название не одной только площади, оно распространяется на всю прилегающую территорию. Здесь в 1360 году Яснейшая республика учредила особое «Кастеллетто» – несколько домов, специально отведенных для проституток. Название, буквально значащее «крепостца», намекало на то, что новое учреждение охранялось шестью стражниками и вообще походило по своему внутреннему распорядку на крепость. Но поскольку в ту пору гулящие женщины в Венеции пользовались достаточной свободой, как социальной, так и религиозной, а ограничения носили скорее внешний характер – например, им запрещалось носить ювелирные украшения и предписывалось надевать желтое, их отличительный признак, – проститутки начали выбираться из своей крепости и селиться вокруг Кастеллетто, в домах, принадлежащих семье Рампани. Их собственное фамильное палаццо размещалось здесь же и было известно под названием Ка Рампани (Ca’ Rampani), с использованием обычного венецианского сокращения Ca’ – от casa, «дом».

Таким образом, девка, обретающаяся под сенью Ка Рампани, стала зваться «карампана», во множественном числе – «карампане», и само это слово на много веков стало в Венеции синонимом проституции. Вплоть до последнего времени это слово считалось оскорбительным, обозначая или легкодоступную женщину, или, что еще хуже, сводню. Сейчас его значение немного поменялось – этим словом стали обозначать дамочку, давно перешагнувшую за «средний возраст», но продолжающую краситься, одеваться и вести себя как молоденькая.

* * *

А теперь пройдите калле и сотопортего де ле Карампане и сверните направо на рио терá де ле Карампане (rio terà de le Carampane). Пройдя ее насквозь, еще раз сверните направо, на фондаменту де ле Тетте, к которой примыкает понте де ле Тетте. Сами эти названия – недвусмысленное напоминание о том, что мы по-прежнему находимся в квартале красных фонарей (ponte de le Tette – буквально «мост Сисек»).

Дело в том, что венецианское правительство, обеспокоенное распространением содомского греха, предписало проституткам выставляться напоказ перед окнами или дверями в соблазнительном виде – полураздетыми и освещенными масляными лампами. О чем нам и напоминают названия моста и набережной.

Трудно, правда, сказать, помогло ли это ухищрение. Потому что 27 марта 1511 года венецианские проститутки подали жалобу ни больше ни меньше – патриарху[50]50
  Традиционный титул католического архиепископа Венеции.


[Закрыть] Антонио Контарини, умоляя его помочь им в связи с нагрянувшей безработицей. «Не могут прожить, никто к ним не ходит, столь велика содомия», – докладывал иерарх Совету Десяти. За несколько лет до этого случая иные проститутки пытались привлечь подобных клиентов, «грешащих против природы», особыми стрижками, получившими название «грибочек» – волосы зачесывались на лоб, образуя чубчик, как у мальчишек. Но подобная инновация не понравилась Совету Десяти, который запретил ее особым указом 11 марта 1470 года.

В эти же самые десятилетия проституция, продолжая распространяться в беднейших классах, оказалась приемлемой также в богатых и знатных кругах, которые начали пользоваться услугами куртизанок. Так стали называть выделившихся в отдельное привилегированное сословие проституток – одаренных не только привлекательностью, но и изысканными манерами, а прежде всего – элегантностью, умением угодить изысканным запросам, что подразумевало глубокие познания в искусстве, музыке, литературе (зачастую куда более глубокие, чем у нобилей), проистекающие, в свою очередь, из постоянного общения с художниками, архитекторами, писателями, а также учеными и государственными мужами. Речь идет о своего рода «аристократии» внутри определенного круга, когорте женщин, ведших независимую, роскошную и интеллектуальную жизнь (хотя и не всегда безоблачную) – и часто определявших вкусы эпохи. По свидетельству историка и хрониста Марина Санудо, в начале XVI века в городе было общим счетом 11 654 официально признанных куртизанок. Подсчет производился среди всех жителей, за обычным исключением из городского ценза монахов и монашек. Те же современники Санудо, кто учитывал и монашек, получали общее число, превосходящее тринадцать тысяч… Появился даже особый печатный каталог самых знаменитых куртизанок, с указанием адреса и цены. У многих в качестве «агента» (pieza) выступали собственные матери. Напротив же имен тех, кто победнéе, указывалось pieza lei madama или pieza el bataor de la porta, то есть сама куртизанка выступала собственным агентом и сделка заключалась прямо при входе. Мало того: в 1535 году вышел рифмованный «каталог» в терцинах, порождение неуемного темперамента (и знания предмета) Аретино и его юного ученика, Лоренцо Веньера.