Текст книги "Вычеркнутая из жизни"

Глава 7

В новогоднюю ночь Кира с Сашей решили остаться дома, как и почти всегда с момента их встречи. Они считали Новый год еще и своим, личным праздником и ни с кем не хотели его делить. В прошлом году ради эксперимента сходили в ресторан – не понравилось. Видеть рядом с собой в волшебную, сказочную ночь жующие, нетрезвые, хохочущие чужие лица как-то неправильно. Вроде и еда вкусная, и шоу-программа не скучная, но им все равно было не по себе. И не елось, и не пилось, и не шутилось. Да и желания в общепитовском заведении как-то не загадывались. Чтобы поверить, что все непременно сбудется, требовались свой дом, своя собственная елка и собственноручно накрытый стол.

Родители Киры пригласили их к себе второго, погостить на несколько дней. Ирина с мужем и детьми тоже обещали приехать. Перебравшись за город, Лариса Васильевна твердо решила ввести такие встречи в число семейных традиций. Родители, дети, внуки за круглым праздничным столом, сказочной красоты зимний сад за окном, уютные вечера у камина – настоящая идиллия.

В прошлые годы Киру это умиляло, но сейчас она не знала, как ко всему относиться. На душе было тревожно, мучила неопределенность, и этот непокой грозил перелиться через край, изрядно подпортить глянцевую картинку, которую хотели нарисовать родители. Но отказаться невозможно. Это будет смертельная обида: дочь пренебрегла традицией, которую должна с гордостью завещать собственным детям!

К счастью, мама Саши, Валентина Захаровна, смотрела на вещи проще. Сможете приехать – всегда рада. Не сможете – никто не неволит. Она жила в небольшом городке Чистополе, больше тридцати лет проработала воспитательницей в местном детском саду. У нее был замечательный коллектив, все праздники друзья-коллеги отмечали совместно. В этом году праздновать Новый год собирались у детсадовской медсестры, а третьего января вся компания, включая родственников, отправлялась в санаторий, куда-то в Чувашию.

Время до праздников пролетело незаметно. После похорон Кира с головой ушла в работу: это помогало отвлечься, не думать каждую минуту о нелепой Ленькиной смерти и о своих собственных… сложностях. Как назвать то, что с ней творилось, Кира не знала. Проблемы? Да вроде нет никаких проблем ни на работе, ни дома. Трудности? Тоже нет. Происходил какой-то абсурд. Но Кира верила, что скоро все вернется на привычные рельсы. Именно такое желание она собиралась загадать под бой курантов: пусть вот это вот останется в уходящем году.

Работы было полно, и, занимаясь делами, Кира почти стала прежней. Просто за заботами некогда бояться, следить за каждым словом – и вроде бы не происходило ничего особенного.

На девятый день собрались все вместе у Елены Тимофеевны. И Элка пришла, и Дэн. Только Миля так и не объявилась, и телефон ее упорно молчал.

– Наверное, номер сменила. И новый никому не оставила, растяпа! – выразил Денис общее мнение.

На том и успокоились. Вспомнит – объявится. Расстроится, конечно, что так поздно обо всем узнала. Но тут уж ничего не поделаешь. Всякое бывает.

Денис выглядел хорошо: никаких следов возлияний, новая прическа, дорогой одеколон, уверенные манеры. Видимо, решил свои проблемы, о которых упоминал в прошлый раз, бросил пить и помирился с женой. И любовницу еще вдобавок завел, с него станется.

Элкин вид по-прежнему огорчал. Одета с иголочки, дорого и модно, но вот в остальном… Худющая, волосы тусклые, глаза запали, кожа посерела. Денис и Кира исподтишка переглянулись, поняв друг друга без слов.

– Как твои дела? – осторожно спросила Кира.

– Нормально, – равнодушно бросила Элка. – А что, непохоже?

– Знаешь, не очень, – решительно вклинился Дэн, – ты ж у нас юла, красотка, хохотушка, а…

– А превратилась в уродину? Это хотел сказать? – усмехнулась она.

– Ты прекрасно понимаешь, что я хотел сказать, – не дрогнул Денис. – Выглядишь нездоровой, молчишь все время. Что-то случилось? Мы можем помочь?

– Ладно вам! – Элка махнула рукой и на минуту стала прежней. – Ничего у меня не болит. И все хорошо. Просто накатило что-то.

Больше ничего вытянуть из нее не удалось. Надо же, впервые в жизни Элка что-то о себе скрывала. Но Кира, как ей показалось, догадалась, что происходит…

Гости – или как правильно назвать тех, кто пришел на поминки? – собрались уже расходиться, как вдруг у Раи, соседки Елены Тимофеевны, запел мобильник. Учительница внука-первоклассника принялась строго отчитывать нерадивую бабку: почему не пришла за мальчиком к двенадцати тридцати?! Сегодня продленки нет, она вчера русским языком всех предупредила. Ей надо срочно уходить, а ребенка до сих пор не забрали! Бабушка принялась виниться, оправдываться: ничего ведь не сказал! Забыл, наверное, оголец! Она сию минуту прибежит. Пусть уж пока Ринатик в вестибюле посидит…

Все поневоле слушали бабкины причитания. А Елена Тимофеевна, стойко державшаяся до этого момента, сжалась, сникла и заплакала.

– Счастливая ты, Рая! Хоть сама-то понимаешь, какая счастливая? Мне бы внука! Всегда хотела, так хотела… – говорила она, давясь слезами, – и пусть бы учительница звонила, пусть ругалась. Пусть двоечник, какой угодно, лишь бы был! А теперь – все. Ленечка мой…

Все стояли, неловко переминаясь с ноги на ногу, поглядывая друг на друга. Не знали, что сказать, как утешить. Только Рая пятилась к двери: маленький Ринатик ждал в большом вестибюле, один-одинешенек. Бабкино сердце ныло и стремилось к внуку.

Первой среагировала Эля. Быстро подошла к Елене Тимофеевне, усадила на диван, принялась что-то негромко приговаривать, одновременно поглаживая женщину по плечу. Народ быстро рассосался, дежурно прощаясь: «Лен, мы пойдем!» Елена Тимофеевна кивала, как заводная кукла, и доверчиво прижималась к Элке. Наконец в квартире остались только они вчетвером.

– Извините меня, – тускло прошелестела Елена Тимофеевна. Она немного успокоилась, сумела взять себя в руки.

– Что вы, не извиняйтесь! – в один голос воскликнули Кира и Денис.

– Элечка, спасибо тебе, дорогая моя девочка. – Женщина смотрела на Эльвиру с такой нежностью и благодарностью, что у Киры заныло сердце.

Елена Тимофеевна сказала, обращаясь теперь уже к Кире и Денису:

– Она часто ко мне приходит. Разговариваем, фотографии смотрим. Гуляем в парке. Элечка и готовит, и по дому помогает.

Потом, когда они ушли из Ленькиного дома и сидели втроем в машине, Кира принялась говорить, какая Элка молодец, что не оставляет Елену Тимофеевну. А Элка только отмахнулась от ее слов:

– Меня к ней тянет, никакой это не подвиг. Она одна, я тоже. Только ей и нужна на всем белом свете.

– Что ты выдумываешь? Никому не нужна?! А родители? Брат? И все твои поклонники? – Денис старался встряхнуть подругу. Кира молчала.

Кажется, она поняла, что случилось с Элкой за то время, что они не виделись. Или с родителями опять конфликтует (как уже не раз бывало), или с братом поссорилась. И с очередным кавалером нехорошо рассталась. Вот и давит на Элку одиночество. А еще и возраст! В восемнадцать лет легко посылать всех к черту: жизнь впереди, успеешь помириться. Однако ближе к тридцати отношение меняется.

– Не переживай, Эль, все наладится. – Она погладила подругу по руке. – И не говори чепухи, ты не одна. Мы с тобой. На расстоянии телефонного звонка. Не пропадай, ладно?

Элка улыбнулась – чуть ли не впервые за все время.

– Договорились.

Денис высадил Киру раньше всех: офис «Косметик-Сити» был первой остановкой на их пути. Сам Грачев сегодня на работу идти не собирался: устроил себе выходной, решил поехать в боулинг, снять напряжение. Элка попросила подбросить ее до ближайшей станции метро.

Глядя на удаляющийся, плывущий в транспортном потоке джип, Кира с грустью думала, что друзья ее юности взрослеют, набивают шишки, переживают разочарования, стареют и умирают. Время летит так, что дух захватывает, все быстрее с каждым прожитым годом. А ты смотришь на себя в зеркало день за днем и вроде бы не видишь никаких изменений. Ну, поменяла цвет волос, макияж или прическу, поправилась, похудела… Все равно ты прежняя! Только это ласковый самообман. То, что годы не проходят бесследно, заметнее всего по твоим друзьям. Они становятся другими, меняются. И это означает, что ты меняешься вместе с ними. Смотришь на них – и ясно это сознаешь.

Кира вздохнула и пошла на работу.

Незаметно подкрался конец декабря. Предновогодняя лихорадка достигла апогея. Кира и Саша нарядили свою почти двухметровую белую елку: Кира купила ее два года назад, и поначалу Саша никак не мог привыкнуть к необычному цвету дерева. «Она заснеженная, ничего ты не понимаешь!» – смеялась Кира. Сашка неодобрительно косился на экстравагантную новогоднюю красавицу, но потом привык. Тем более что яркие игрушки и гирлянды на ней смотрелись обалденно.

Двадцать восьмого декабря компания «Косметик-Сити» устраивала корпоративный вечер. В этом году гуляли в новом модном ресторане «Золотая Орда». Так хорошо и легко Кире не было уже давно. Рабочие дела закончены, остались лишь мелочи. Кира от души веселилась, участвовала во всех конкурсах, смеялась, шутила и пила шампанское. К тому же в своей праздничной речи Генерал особо отметил успехи их отдела и пообещал всем такую премию, что ребята чуть со стульев не попадали.

– Ради этого стоило вкалывать! – заявил Альберт, и все потянулись к нему с бокалами: чем не тост?!

В половине одиннадцатого Саша заехал за Кирой, но домой они попали только ближе к полуночи: сначала развезли по домам Марика, Альберта и Олю. Удалые «пиарщики» умудрились выпить в машине еще одну бутылку шампанского, но Саша не сердился и не одергивал жену. Радовался, что она опять такая, как и раньше: оживленная, раскованная, заводная.

Засыпая в ту ночь, Кира почему-то подумала: а если это мой последний хороший день? Так часто пишут в романах: героиня радовалась, еще не зная, что на этом ее счастливая жизнь закончилась.

Новогодняя ночь действительно вышла совсем не такой, как она ожидала. Ни радости, ни веселья, ни просто спокойствия. Началось все в супермаркете, где они докупали продукты по составленному накануне списку. В магазине было не протолкнуться. Зачем люди оставляют покупки на последний день, удивлялась Кира, стоя возле прилавка с фруктами. Разгоряченные граждане сметали с полок и швыряли в доверху набитые тележки все подряд, от красной икры и шампанского до майонеза и мясной нарезки. Им с Сашей нужно было не так уж много: виноград, хлеб, торт и сметана. Все остальное куплено заранее, а эти продукты хотелось получить к столу свеженькими.

Саша, который ушел чуть дальше вперед, обернулся и позвал жену:

– Кирюха, ты чего там застряла? Идем скорее!

– А виноград? Давай с него начнем. Потом опять сюда возвращаться, что ли?

– Погоди, а зачем нам виноград? – удивился Саша. – Ты собралась его покупать?

– Собралась. И ты, между прочим, тоже, – досадливо ответила Кира, помахивая списком.

– Я?! Ты в своем уме? – На лице у мужа было написано неподдельное изумление и что-то еще кроме него. Возмущение? Киру кольнуло – неужели снова?.. Она быстро уткнулась в бумажку с перечнем продуктов и пробежала глазами. Потом еще раз. Винограда в списке не было.

Саша недовольно пыхтел рядом, и Кира неожиданно почувствовала, что злится на него.

– И как? – ехидно произнес муж. – Убедилась?

– Убедилась, – огрызнулась она.

Саша абсолютно не виноват в происходящем, это очевидно. Но откуда взялся этот сарказм? Допустим, твоя жена ошиблась. Это что, так ужасно?

– Между прочим, можно запомнить за столько лет, что у меня аллергия на виноград. Я и вино не могу пить, начинаю задыхаться, – обиженно заметил Саша.

Так вот в чем дело. Кира застыла с открытым ртом, чувствуя себя круглой дурой. Сашка прав: нормальная жена не может не помнить такие вещи. Но ведь она и не забыла! Этой аллергии у Саши никогда не было! И вообще никакой аллергии, ни на что!

Кира точно знала, что они с мужем любили иногда выпить хорошего вина. Ясно помнила, что вчера было решено взять к столу несколько гроздочек темного винограда. Мало того, дома, в баре, дожидались две бутылки дорогого французского красного! Шампанское в этот раз решили не покупать: Кире хватило выпитого на корпоративной вечеринке, она на игристый напиток смотреть без тошноты не могла.

Саша и Кира стояли друг напротив друга и не знали, что сказать.

– Извини, – выдавила Кира, – я должна была помнить.

– Ладно, Кирюх, забудь. С кем не бывает, – улыбнулся отходчивый Сашка. – Пойдем дальше? А то все разберут и нам ничего не останется.

Дома Кира украдкой заглянула в бар. Как и следовало ожидать, вина там не оказалось. Высилась бутылка дорогой водки, которую, кстати, требовалось поставить в холодильник.

Настроение было испорчено. Кире хотелось забиться в какую-нибудь нору, побыть одной, в тишине. Но это невозможно: под Новый год люди стремятся общаться, поздравляют друг друга, радуются празднику. Телефоны не умолкают. Нужно отвечать, что-то говорить, делать вид, будто ей тоже весело и хорошо. На это уходили все силы. Вешая в очередной раз трубку, Кира каждый раз становилась все мрачнее.

Саша видел это и не понимал, в чем дело. Эпизоду в магазине он не придал никакого значения: забыла и забыла, закрутилась. Тогда что? Саша понятия не имел, что происходит.

Ближе к вечеру Кира немного успокоилась. Приняла ванну, подремала. Уговорила себя расслабиться и не нервничать. Не тут-то было. Последней каплей неудавшегося праздника стал новогодний концерт. На экране телевизора то и дело мелькали лица звезд и звездочек, которые пели не свои песни и шутили не свои шутки.

Каждый раз, замечая несоответствие, Кира следила за реакцией мужа. Комментировать что-либо вслух опасалась. Но Саша воспринимал как должное все то, что шокировало Киру. Его ничего не удивляло. Мир, в котором Кира уже чувствовала себя лишней, для него был родным и правильным.

Кира старательно ела и пила, надеясь, что вкусная еда и хмель притупят нарастающий страх. Не помогало. В итоге она не выдержала и заявила, что хочет спать. Саша покорно выключил телевизор и помог убрать со стола.

Потом они долго лежали в темноте, делая вид, что спят. Им было плохо: каждому по-своему, каждому в отдельности. Они словно вращались на разных орбитах, были далеко и не могли подарить друг другу утешение. Что-то разделяло их – пожалуй, впервые в жизни. Кира вспомнила слова, вычитанные ею давным-давно в «Триумфальной арке»: мы приходим в этот мир одни и уходим одни. «И проживаем свою земную жизнь тоже, похоже, в глухонемом одиночестве», – горько добавила про себя Кира.

– Как встретишь новый год, так его и проведешь, – некстати произнес Саша.

И Кира заплакала. Рыдала долго, некрасиво, отчаянно, захлебываясь и икая. Но и слезы не сумели их объединить, потому что Кира не могла объяснить мужу, в чем причина ее несчастья.

Глава 8

Пятого января Сашу вызвали на работу. Кира включила музыку погромче, надела старые шорты, выцветшую футболку, убрала под косынку волосы и принялась священнодействовать: приблизительно раз в три-четыре месяца она устраивала «капитальную уборку». Это было нечто вроде ритуала, помощники здесь только мешали, поэтому мужа она обычно выпроваживала за порог.

Оставшись одна, Кира с головой погружалась в процесс: энергично перетряхивала содержимое шкафов, выгребала хлам с антресолей, перебирала книги и журналы, возилась с цветами, драила зеркала, светильники, мебель и плитку в ванной. В прихожей стояли большие полиэтиленовые мешки, в которые Кира безжалостно отправляла то, что им с Сашкой уже не понадобится.

Настроение было отличное. После уборки она собиралась приготовить вкусный ужин: в раковине размораживалась курица, которую Кира планировала запечь целиком в духовке, как любит Саша. Пусть придет домой и обрадуется: чистота, красота, отличная еда.

После кошмарной новогодней ночи Кире казалось, что все пошло кувырком. Но Сашка – золото, а не муж! – не дал пропасть. Первого января, после обеда, буквально силком стащил с дивана и повез кататься на коньках.

Каток оказался почти пустым: народ отсыпался. Кира с Сашей взяли напрокат коньки, вышли на лед. Она каталась плоховато, зато он держался на льду отлично. Уже через десять минут Кира забыла про свои огорчения: поначалу изо всех сил старалась не упасть, потом освоилась и стала получать удовольствие. Любовалась Сашиными пируэтами, сама выписывала корявые кренделя, падала, хохотала. Сашка взял ее на закорки, как маленькую, и прокатил целый круг, совсем как папа когда-то в детстве.

Вволю накатавшись, пошли в кафе. Аппетит был зверский, и Кира с Сашей смели со стола все, что заказали, но им показалось мало. Пришлось покупать еще мороженое и горячий шоколад. Саша смотрел на жену смеющимися глазами, и она чувствовала, что все хорошо, все отлично. И не может быть по-другому, если они вместе.

Был уже вечер, когда вернулись домой. Телевизор, не сговариваясь, не включали. Вместе пошли в ванную, потом в постель. Может быть, сегодня у меня получится забеременеть, думала счастливая Кира, обнимая Сашу. В такой идеальный день, когда все настолько хорошо, это просто обязано случиться!

Утром они собрались и поехали к родителям Киры. Трасса была почти пустая, ехали не спеша, и постепенно Кира задремала под журчание магнитолы. Саша искоса поглядывал на спящую жену, слегка улыбался и, точно так же, как она ночью, надеялся, что все плохое позади.

Родители Киры постарались устроить детям образцово-показательный отдых. В программе было все: шашлыки, баня, катание на лыжах (правда, от этого Кира категорически отказалась, как ее ни уговаривали), игра в снежки и сооружение снежной бабы во дворе, вкуснейшая домашняя еда в неимоверных количествах, вечерние посиделки у камина.

В свете последних событий Кира опасалась очередных «провалов», но ничего страшного не случилось. По приезде она, затаив испуг, всматривалась в лица родителей, сестры, племянниц, но никаких пугающих перемен не нашла, и от сердца отлегло. Пребывая в благодушном настроении, помогала матери на кухне, болтала с Анечкой и Катей, секретничала с Иришей.

Почему мы так живем: не понимая своего счастья, не осознавая его? «Что имеем, не храним, потерявши, плачем». Вот сейчас все идет как обычно, и она радуется каждой секунде этого обыденного счастья. Каких-то полгода назад восприняла бы все как должное, не заметила, как это хорошо: быть рядом с родными людьми, говорить с ними, шутить, смеяться, хлопотать по дому. Даже картошку чистить и огурцы кружочками резать – и то радость.

Они вместе садились за стол, «одной большой семьей», как любила говорить мама. Папа ничего не говорил, улыбаясь своей обычной, чуть отрешенной улыбкой.

«В сущности, я плохо его знаю, – неожиданно подумала Кира во время одного из ужинов. – Мы с Иркой привыкли воспринимать маму с папой как единое неделимое целое. Причем папа – это какая-то теневая, невидимая сторона. Он умный, образованный, наблюдательный, с широким кругозором и отличной памятью. Но так можно сказать и про совершенно постороннего человека. Или про коллегу на работе. Такая характеристика ни на шаг не приближает к пониманию глубинной сути личности. Есть ли у отца тайные страхи? Невысказанные желания? Или, например, можно ли назвать папу добрым человеком?»

Кира глубоко задумалась и решила, что, скорее, нет. Мягким, уступчивым, сговорчивым, доброжелательным – без сомнения. Но добрым? Для этого нужно чуть больше любить людей, понимать или пытаться понять их, проявлять к ним интерес.

Конечно, это нисколько не уменьшало ее любви к отцу. Она с нежностью смотрела, как он, наклонившись к Анечке, что-то вполголоса говорит ей. Та заинтересованно слушает, слегка приоткрыв рот. Это Кире знакомо: папа всегда был отменным рассказчиком, постоянно рассказывал им с Ирой всякие занимательные истории. Самые скучные факты в его изложении становились увлекательными. Даже сухие правила русского языка или теоремы он умел преподнести живо и ярко, выискивая интересные детали.

– Пап, ты никогда не хотел стать учителем? Или в вузе преподавать? – спросила она.

– Ты знаешь, была мысль в педагогический поступать, на истфак, – охотно откликнулся отец. Похоже, ему было приятно вспоминать об этом. – А ты почему вдруг заинтересовалась?

– Смотрела, как вы с Анютой шепчетесь, вспомнила, как ты нам с Ирой помогал уроки делать, вечно что-то рассказывал. И подумала, что из тебя получился бы замечательный учитель.

– А что? Возможно! Но я и проектировщик был вроде неплохой, – засмеялся папа.

– Ой, помнишь, как… – Мама не выносила, когда в центре внимания оказывался кто-то другой, и тут же замкнула разговор на себя. В этом смысле Катька – копия бабушки. Гипертрофированная копия. Первейшая Катькина жизненная задача – заставить все и вся вращаться вокруг ее персоны.

Кира смотрела на свою семью, переводила взгляд с одного милого лица на другое, улыбалась и думала о том, как она их любит. А больше всех, если честно, Сашу.

Только один эпизод несколько омрачал эту поездку.

В день приезда вечером Кира долго сидела у камина, смотрела на огонь. Все разошлись по комнатам спать, а она никак не могла заставить себя подняться с кресла и присоединиться к Саше. Ушла в свои мысли и не заметила, как в дверях возникла чья-то фигура.

– Ты почему не ложишься, Кирочка? – шепотом спросила мама.

– Спать что-то не хочется. Когда еще так посижу?

– Приезжайте почаще, и сиди сколько хочешь, – улыбнулась она.

– Легко сказать – приезжайте… А ты чего не спишь? Разбудила?

– Нет-нет! Просто проснулась – смотрю, отсветы на стене. Значит, огонь в камине не погас. Пошла посмотреть.

Мама присела рядом, взяла со спинки кресла шаль, закуталась в нее. Кира ждала: мать, скорее всего, хочет о чем-то поговорить. И не ошиблась.

– Кирочка, – аккуратно начала разговор Лариса Васильевна, – как у вас с Сашей насчет детей? Что вы решили?

О своих планах, связанных с беременностью, Кира и Саша родителям не говорили. Мать не могла знать, что они безуспешно пытаются зачать ребенка. Видимо, просто решила как-то подстегнуть. Однако, сама того не желая, наступила на больную мозоль. Кира помимо воли ощутила что-то похожее на горечь и обиду и всеми силами старалась подавить неприятное чувство.

– Мы с Сашей недавно поговорили и решили, что готовы к рождению детей, – подобрала Кира обтекаемую формулировку, надеясь, что мама перестанет приставать с расспросами.

Не тут-то было. Лариса Васильевна удобнее устроилась в кресле, настраиваясь на долгий разговор, и продолжила:

– Тебе уже тридцать, Кирюша. Годы идут. У Ириши в ее тридцать семь две взрослые дочери. Катюша почти невеста. В твоем возрасте у Ирины…

– Мам, я в курсе, сколько детей у Иры и какого они возраста, – мягко перебила Кира.

– Да-да, дорогая. Не обижайся, пожалуйста, я ведь просто беспокоюсь о твоем здоровье. После тридцати и зачать труднее, и выносить. Мне кажется, вам с Сашей надо всерьез подумать о малыше, – гнула свою линию Лариса Васильевна.

– Я же сказала: мы подумали! – Сдерживаться становилось труднее.

– Значит, ты хочешь родить? – уточнила мать.

– Да, мам, хочу, – отрывисто бросила Кира.

– Так вы… что-то предпринимаете?

– Слушай, ты хочешь узнать, занимаемся ли мы сексом? – Кира чувствовала, что говорит лишнее, но не могла остановиться.

На мамином лице появилось обиженное выражение.

– Зачем ты снова грубишь, Кира? Разве я тебе плохого желаю?

– Понимаю, мама! Но неужели ты думаешь, я такая глупая, что сама не могу решить, когда мне рожать?

– Никто не говорит, что ты глупая. Я просто беспокоилась! – Голос ее задрожал.

Только этого не хватало – довести мать до слез!

– Мамочка, ну, извини меня. Не выдержала, сорвалась. У меня сейчас такой период…

– Я заметила, Кирочка, – с готовностью поддержала Лариса Васильевна, – ты в последнее время стала немножко нервной. На работе все хорошо? И с Сашей?

– Все отлично, мам.

Опасность миновала. Лариса Васильевна передумала плакать. Надо окончательно успокоить ее и идти спать. Камин, огонь, ночные бдения – все это стало тяготить.

– Понимаешь, на работе такая запарка. Я уставала, поздно приходила, мало спала. Вот и срываюсь по пустякам. Ты не сердишься?

– Нет, что ты. – Лариса Васильевна обняла дочь и поцеловала в щеку.

Ощутив родное тепло, Кира почувствовала, как к горлу подкатил ком. На миг захотелось, словно в детстве, обхватить маму руками, прижаться к ней и выплакать свои горести. Рассказать, что ее мучает. Но это желание быстро прошло, как только она представила себе мамино лицо после ее рассказа. Перепуганное, ошеломленное, недоумевающее.

Как же так: ее благополучная девочка тронулась умом?! И что теперь с этим делать? Лариса Васильевна поделится опасениями со всеми. С Сашей, папой, Ириной. Ирка немедленно вспомнит эпизод с Игорем-Валерой. А Саша – ее поведение в супермаркете, случаи с родинкой и туфлями. И что они решат на семейном совете? Отправить ее в дурдом? Запереть здесь, в деревне, подальше от людских глаз? Отвести к какой-нибудь гадалке или ясновидящей?

Кира тихонько высвободилась из маминых рук.

– Я пойду спать, мам, ладно?

– И я тоже. Сейчас погашу огонь и лягу.

– Спокойной ночи.

– Доброй ночи, дорогая!

…Надраивая до блеска свою квартиру, Кира думала о том, что, возможно, она сейчас беременна. И как же будет счастлива мама, если наконец-то и вторая дочь заживет правильно, выполнит обязательную программу: семья, дом, дети.

Переделав все дела, Кира полюбовалась на сияющую и благоухающую квартиру и отправилась в ванную. Сквозь шум льющейся воды услышала звонок городского телефона. Наверное, Саша. Накупавшись, она поговорила с мужем, но оказалось, что тот не звонил. Что ж, кому надо, наберет еще раз. Или найдет ее по сотовому.

Однако человек, который звонил Кире, больше не стал ее беспокоить. Он с огромным трудом решился набрать знакомый номер и все рассказать. Долго готовился к разговору, подбирал нужные слова и второй раз отважиться на это так и не сумел.