Текст книги "Пучина скорби"

Глава девятая

Нет, не в окно. Окончательно проснувшись, Вадим понял: стучат в дверь. Встав с дивана, он привычным жестом взялся за телефон. Почти полночь, без пяти двенадцать. Надо же, казалось, только что лег, а на самом деле проспал около двух часов.

– Кто там? – спросил Вадим, подойдя к двери и включив свет.

– Открывай же!

Мужской голос принадлежал пожилому человеку. Пожилому и безмерно напуганному. Надо бы, наверное, узнать поточнее, что старику понадобилось в комнате Вадима среди ночи, а лучше и вовсе попросить его уйти, не мешать.

Однако Вадим после секундной заминки отворил дверь. Человек испуган, возможно, что-то со здоровьем, и он нуждается в помощи. Зачем его на пороге мариновать? А если это псих, нападет или права начнет качать, так неужели Вадим, здоровый мужик, с ним не справится?

– Что так долго копался! – Старик вошел, поспешно захлопнул за собой дверь и тут же ее запер, как будто был хозяином, не в чужую комнату попал.

Вадим узнал гостя: это был тот человек, которого он увидел сначала в магазине, потом – в коридоре, когда возвращался из душа.

– Простите, может, скажете, что происходит? Вы кто такой? Что вам нужно?

Старик не удостоил Вадима ответом.

Вместо этого щелкнул выключателем, погрузив комнату во мрак, а потом подошел к стоящему в углу одноногому торшеру и дернул за веревку. Тот включился, очертив вокруг себя островок света. Вадим этот торшер включать не пробовал, а старику, похоже, обстановка была хорошо знакома.

– Чего иллюминацию устроил? Увидят же! Хорошо еще, шторы задвинул! Авось не заметят. – Старик нахмурился, но потом лицо его разгладилось. – Да, не должны.

Судя по всему, у старика не в порядке с головой, и Вадим злился на себя: зачем надо было впускать этого ненормального? Как теперь прикажете его выпроваживать?

Старик между тем расхаживал по комнате, то и дело посматривая на окно.

– Послушайте, объясните… – начал Вадим, но старик вскинул руки и вскричал:

– Паша! Да сколько раз тебе говорить!

«Паша? Ясно, старческий маразм. Этот тип принимает меня за кого-то другого. Час от часу не легче!»

– Ты физик, вам, технарям, положено во всем искать логику и сомневаться. Но жизнь – это не только формулы, аксиомы, теоремы! – Старик взялся за голову. – После того, как этот идиот нашел ту штуку в лесу, все пошло наперекосяк, это уж не нуждается в подтверждении, верно? – Тон стал язвительным. – А потом весь кошмар… Что? – Он посмотрел на Вадима, хотя тот молчал. – Почему ты вечно споришь? Конечно, все связано! Какие могут быть сомнения? Но ладно, ладно. А что ты на это скажешь? – Старик ткнул узловатым, похожим на корень имбиря пальцем в окно. – Как тогда это объяснить? Где твоя физика, формулы твои, а? Эти существа – что они такое? Не я один, многие видят! Лизонька тоже, между прочим! Люди боятся выйти после заката, боятся в окно посмотреть, потому что там – сущности! А глаза? Глаза как? Нужно что-то делать, как тут можно оставаться? Надо решать…

Голос посетителя становился все громче, страх и отчаяние в нем слышались все отчетливее, но после слова «решать» старик вдруг умолк. В тишине слышалось лишь гудение холодильника.

Голова его поникла, плечи опустились, руки повисли. Старик принялся озираться, будто не понимая, куда попал.

– Вам нехорошо?

Вадим понял, что у соседа случился припадок, который теперь прошел, и несчастный не помнит, что с ним произошло, как он здесь очутился. Вадим подошел к нему, осторожно тронул за руку, помог сесть в кресло. Старик не сопротивлялся.

– Хотите чаю?

Пожилой мужчина поднял на него страдальческий взгляд.

– Вы простите. Я… пойду, наверное. Побеспокоил вас.

– Ничего страшного. Вам, может, лекарство какое-то нужно? Или врача позвать?

При словах «лекарство» и «врач» старик сгорбился и поспешно проговорил:

– Нет, прошу вас. Все в порядке. Не нужно никого звать. Я… Вы ведь вчера приехали, заселились? А я Денис Сергеевич. Живу тут, через комнату. Вас как зовут?

Вадим представился.

– Видите ли, Вадим. На меня находит иногда… – Он глянул на окно. – Когда ночи особенно темные. Хуже всего, если полнолуние, а луна за тучами, не может пробиться. В полнолуние все мы немного сумасшедшие, что-то пробуждается, бродит в крови. Впрочем, неважно. Со мной такое редко бывает, просто совпадение, что именно сегодня… Надо же!

– Не расстраивайтесь, это ерунда. Правда. – Вадиму было жаль старика. – А кто такой Паша? Вы меня за него приняли.

Денис Сергеевич махнул рукой.

– Мой брат. Старший. Помер уже давно. Мы с ним когда-то рядом жили, в этом самом доме: он с семьей, я в соседней комнате. Ему от комбината дали комнату, на руднике местном работал, а мне… Ладно, это все дело прошлое. Никого уже нет. Ничего нет. А я скриплю еще.

– Вы говорили, что боитесь кого-то.

– Бросьте. Уже и не помню, что нес. Говорю же, находит иногда.

Прозвучало резко и при этом фальшиво. Вадим сразу понял, что сосед лжет. Все он прекрасно помнит. Но давить на него сейчас бессмысленно: старик растерян, чувствует себя неловко за свою выходку, хочет, чтобы это забылось. Решив поговорить с Денисом Сергеевичем позже, Вадим улыбнулся.

– Конечно. Так как насчет чая?

Денис Сергеевич протестующие замотал головой.

– Вы что, какой чай? Вам отдыхать надо, ночь на дворе! Я ворвался, разбудил вас, стыдоба! Еще чаи у вас гонять примусь!

Тяжело опираясь на ручки кресла, Денис Сергеевич поднялся и засеменил к двери.

– Еще раз прошу прощения. Доброй вам ночи.

Многократно заверив соседа, что все в полном порядке, пожелав спокойной ночи в ответ, Вадим посмотрел, как Денис Сергеевич идет по коридору, скрывается в своей комнате.

Думая, что не заснет после этой суеты, что разгулял сон, Вадим погасил свет, улегся обратно на диван. Денис Сергеевич говорил странные вещи, но кое-что уловить вполне было можно. Вадим постарался систематизировать услышанное, вспоминая, что сказал старик.

Первое – кто-то нашел что-то в местном лесу.

Второе – после этого все, как выразился сосед, «пошло наперекосяк», случилось еще что-то, по-настоящему дурное.

Третье – все эти вещи связаны.

Четвертое – «существа», которые бродят в темноте… Это еще что такое?

Вадим повернулся на другой бок. Вообще-то часть сказанного (если не все!) может не иметь никакого отношения к реальности, существуя лишь в нездоровом воображении Дениса Сергеевича. А главное, Ирочка. Как это связано с ее поисками, ради которых Вадим приехал сюда, на край земли?

Оставим пока соседа в покое, он никуда не денется, с ним можно поговорить в любой момент. Утром надо прежде всего навестить работающую на почте Екатерину Михайловну, бывшую сотрудницу Дома культуры. Повертевшись с боку на бок еще некоторое время, Вадим сумел заснуть. Больше его до самого утра ничего не беспокоило, и снов он, к счастью, той ночью не видел.

Екатерина Михайловна оказалась милой женщиной весьма почтенного возраста. Наверное, она была ровесницей Дениса Сергеевича или немного моложе.

В Верхних Вязах Вадим провел меньше суток, и за это время ему не встретилось ни одного ребенка или подростка, только люди немолодые или средних лет. Возможно, молодежь здесь есть, просто все сидят по домам, но верилось в это мало, и вскоре Екатерина Михайловна подтвердила грустное предположение Вадима о том, что люди в Верхних Вязах не живут, а доживают; что остались только те, кто видят для себя еще меньше перспектив за пределами городка, чем внутри.

До почты Вадим дошел пешком, хотелось осмотреться, пройтись. Правда, ничего полезного или важного он не увидел, только ноги промочил, умудрившись провалиться чуть не по колено в яму посреди тротуара. Затянутая тонким ледком, она выглядела неглубокой, а вот поди ж ты.

Вчерашний снег не таял, и, поскольку улицы никто не чистил, под ногами была снежная каша. В помещении, где располагалась почта, было тепло, пахло бумагой, клеем, еще чем-то знакомым, но при этом неузнаваемым – так часто пахнет в старых зданиях, где находятся почтовые отделения.

Возле окошечка стояли три человека, и Вадим терпеливо дождался своей очереди. Посетители почты смотрели на него с нескрываемым удивлением: новые лица в Верхних Вязах – редкость. Потихоньку походить по улицам и собрать информацию, не привлекая внимания, точно не получится.

Когда очередь дошла до Вадима, он сказал, как его зовут, коротко упомянул о цели приезда (легенда про будущую книгу уже отскакивала от зубов) и спросил, когда Екатерине Михайловне будет удобно поговорить с ним несколько минут. Может быть, он угостит ее кофе?

– Надо же, писатель! Я, знаете ли, страстная читательница, но читаю классическую литературу, а с современными авторами, увы, практически не знакома. К нам сюда книг не привозят, а сама я не выезжала из города уже много лет, так что…

Екатерина Михайловна смущенно пыталась оправдаться, не задев самолюбия Вадима, и слышать это было гораздо приятнее вчерашних хамовато-пренебрежительных слов Гульнары.

Договорились, что Вадим зайдет в обеденный перерыв, они вместе попьют чаю и спокойно побеседуют.

За время, оставшееся до перерыва, Вадим успел обойти весь город, и впечатление у него теперь было еще более тягостное, чем сложилось по приезде. Было здесь кое-что похуже плохих дорог, разваливающихся зданий и грязи.

Провалы – вот что было лицом, визитной карточкой городка Верхние Вязы, и Вадим, побывавший во многих городах и странах, нигде и никогда ничего подобного не видел. От одного взгляда хотелось напиться.

Как он знал, провалов было три. До первого, самого большого и старого, Вадим не добрался: он назывался Боковушкой и находился за чертой города, в лесу, в стороне от предприятия.

Два других находились в городе, однако в тех районах Верхних Вязов уже давно никто не жил и не работал. Эта часть города была огорожена как потенциально опасная зона, и располагалась она ниже, поэтому Вадим хорошо видел общую картину.

Центральный провал чернел на территории ныне заброшенного, давно уже не работающего рудника, а Школьный назывался так потому, что рядом с ним находилась школа. Земля разверзлась неподалеку от торца здания, и при мысли о том, что это могло произойти, когда в школе и возле нее были дети, Вадима замутило.

Школьный провал был самым неглубоким, но зато его затопило водой – видимо, грунтовые воды наполнили яму. Здание школы было длинным, и большая часть его еще торчала на поверхности, а другая, меньшая, скрылась под водой.

Вадим смотрел на здание и вновь образовавшееся озеро издалека, и ему казалось, что мутная вода надвигается на школу. Провал постепенно расширялся, строение сползало все ниже, и недалек тот день, когда вода поглотит его целиком, затопит коридоры и лестницы, хлынет в вестибюли и классы, когда-то наполненные детьми. Хотя, наверное, все будет не так: края провала разойдутся еще шире, и здание провалится внутрь.

Вдалеке, за школой, все еще высились корпуса, трубы, полуразрушенные строения, остовы машин, ржавая техника. Территория предприятия густо заросла деревьями, кустарниками, травой; сейчас, когда зелени не было, из земли торчали стволы и голые ветви, отчего общий вид был еще более зловещим. Железнодорожные пути, которые больше никуда не вели. Брошенные вагоны, многие перевернутые, валяющиеся на боку, как мертвые животные.

Центральный провал не был залит водой, в отличие от Школьного. Это была огромная дыра в земле, похожая на воронку или кратер вулкана. Вадим вычитал в Интернете, что глубина этого провала – двадцать один метр (а Боковушка и того глубже).

Что сейчас на дне Центрального провала? Вадим знал, что в момент его образования под землю провалились несколько человек, два грузовика и легковой автомобиль.

Стоит ли попробовать подойти поближе, рассмотреть? Да, проход запрещен, имеется и ограждение, но вряд ли кто-то остановит Вадима, вряд ли там по сей день есть охрана. Скорее всего, люди годами не приближались к изъязвленной проломами земле.

Вадим смотрел на заброшенные здания, на разрушенный рудник, на тонущую школу и на раззявленную в безмолвном крике черную пасть земли, чувствуя, как его наполняет ощущение, похожее на то, которое он испытывал, просыпаясь от ночного кошмара.

Душный, сковывающий ужас от увиденного.

Невыносимость открывшейся картины.

Облегчение, что это был всего лишь сон.

Сейчас и ужас был, и возможность «проснуться» имелась. Надо просто сесть в машину и уехать, забыть про Верхние Вязы с его провалами, непроглядными ночами, с былыми трагедиями, тайнами и жителями, заживо похоронившими себя там, откуда не выбраться.

Просто жить дальше. Мало ли на свете дурных мест, один вид которых способен поселить в сердце отчаяние и боль? Невозможно все исправить, но можно выстроить вокруг себя защитное поле. Не думать. Не вспоминать.

«А Ирочка? Ты готов сдаться?»

Вадим затушил сигарету, сел в машину и поехал на почту. У Екатерины Михайловны через полчаса начнется обеденный перерыв.

Глава десятая

Обедали в крохотной комнатушке, куда со скрипом влезали стол, пара стульев и шкаф.

– Тут и переодеться можно, и пообедать. Раньше, когда на почте несколько человек работали, тесновато было, а сейчас мне одной хватает, – бодро приговаривала Екатерина Михайловна, разливая чай по чашкам.

Напиток был такой, как надо, не жиденький, как боялся Вадим, да еще и с мятой. К чаю полагались пирожки с капустой и бутерброды. Вадим внес свой вклад в виде большой коробки шоколадных конфет и упаковки кексов.

Покупая сладости в одном из продуктовых магазинчиков, расположенных в «Торговом центре „Вязы“», он ловил на себе любопытные взгляды и думал, что уже начинает привыкать к повышенному вниманию к своей персоне. В былые времена хотелось, чтобы его узнавали – звезда, популярный писатель! К сожалению, нынче он вызывает интерес по другому поводу.

Вадим увидел Гульнару. На сей раз она была занята, суетливо щелкала ножницами, приплясывая вокруг клиентки. Другая дама дожидалась своей очереди, сидя на стуле возле стены. Вадим поздоровался, Гульнара заулыбалась и помахала ему, точно старому другу.

– Что, писатель, устроился? Все путем?

Вадим ответил, что все отлично, поблагодарил за заботу.

Увидев кексы и конфеты, Екатерина Михайловна очень мило смутилась.

– Так и знала, что заставила вас тратиться! Вы ушли, а я подумала: что же это я брякнула-то? «Во время обеда поговорим»! Вынудила человека…

Она еще некоторое время причитала по этому поводу, и переживания ее были искренними, Вадиму еле удалось успокоить женщину.

– О чем вы хотели меня спросить, Вадим?

У него было чувство, что он продвигается ощупью в темноте, идет, не зная куда. Он не понимал, чего ищет, не мог внятно сформулировать ни одного вопроса, кроме: «Не видели ли вы в Верхних Вязах моей пропавшей дочери?» Но спрашивать об этом бессмысленно и, возможно, опасно; следовало просто собрать информацию и попытаться сделать выводы. В какой стороне копать, было неведомо, поэтому Вадим начал издалека.

– Екатерина Михайловна, вы ведь прежде в Доме культуры работали?

– Работала. Муж отсюда родом, а я сама из Октябрьского. Поженились, стали тут жить. Он на предприятии работал, я в Доме культуры. Я музыкант, у нас там кружки были. – Она взяла конфету. – Спасибо, вкусные такие, удержаться невозможно. Потом заместителем директора стала, а после и директором. Детей у нас с мужем не родилось, – Екатерина Михайловна грустно улыбнулась, – поэтому дети, которые заниматься приходили, были как бы немножечко и мои тоже. Потом муж умер, сердце. Молодой был, но инфаркт не спрашивает. Я подумывала уехать обратно в Октябрьское, но… В родительской квартире брат с женой, дети. Зачем у них под ногами путаться? Так и осталась. И не уеду уже. – Это прозвучало безо всякого пафоса или тоски, просто констатация факта. – Потом, как народ разъезжаться стал, Дом культуры закрыли. У нас не только кружки были, еще и библиотека, и танцевальный клуб, и шахматный, и много чего полезного. Но кто заниматься будет? И преподаватели разбегались. Вот и закрыли. Я на почту перешла. Спасибо, дали возможность до пенсии доработать. А теперь и вовсе одна осталась, тружусь. Ничего, справляюсь пока.

– Здесь совсем мало народу.

– В былые-то времена шумно было, людно. А сейчас… Скрипим потихоньку. Вымираем. Доживаем свой век.

Слова опять прозвучали без надрыва или желания пожаловаться на горькую долю. Просто так сложилось: выживание в предлагаемых обстоятельствах.

– Поликлиника у нас имеется, аптеки, магазины, почта. Можно подстричься, еды купить, машину починить. Так жизнь и идет. Молодежи, конечно, нет. А что тут им делать? Учиться негде, школы нет. Техникум был производственный, так тоже уже лет двадцать с лишком закрылся.

– Город стал… – Вадим замешкался, подбирая слово, – жизнь в нем стала замирать после перестройки, в девяностые?

Екатерина Михайловна бросила на него быстрый взгляд, который Вадим не смог истолковать. Кажется, она оценивала степень его осведомленности.

– Предприятие крепкое было. Можно сказать, процветающее. Просто… – Открытость внезапно испарилась из речи Екатерины Михайловны, теперь она вела себя и говорила, как человек, который тщательно следит за тем, чтобы не сказать лишнего. – После первого провала вскоре случилось землетрясение, потом еще одно. Образовался второй провал, работать стало не просто опасно, а невозможно. А там и Школьный провал возник. Территория рудника стала опасной зоной, работа прекратилась, а поскольку почти все жители Верхних Вязов трудились на…

– Да-да, Екатерина Михайловна, я в курсе. – Подобные сведения можно почерпнуть из Интернета. Вадим понимал: женщина недоговаривает что-то важное. – Расскажите, пожалуйста, как образовался первый провал. Были предпосылки?

– Я не специалист, конечно. Но пустоты под городом были. Насколько я понимаю, так всегда и бывает, когда из недр земли что-то выкачивают. У нас же не обычное предприятие было, а рудник. Соли из земли добывали. Вроде бы меры принимались, чтобы избежать обвалов. Но, видно, недостаточные.

– Однако первый провал, Боковушка, не на территории рудника, – заметил Вадим, – а в стороне. Там никаких разработок не вели.

Екатерина Михайловна прикусила губу.

– Вас что-то беспокоит? – как можно мягче спросил Вадим. – Не хотите вспоминать об этом?

Екатерина Михайловна, человек до крайности совестливый и ответственный, устыдилась. Ей конфет принесли, кексами угощают, а она на вопросы не желает отвечать?

– Вы уж простите меня. Я не пытаюсь от вас утаить что-то… Вы правы, некоторые вещи вспоминать тяжело. У нас с мужем были друзья, Семеновы. Знаете, бывает, сойдешься с кем-то, отношения сложатся лучше родственных. Вот и мы так. И в будни, и в праздники вместе. Наташа в библиотеке работала, Костя с мужем моим в одном отделе, оба инженеры. И детей у них тоже не было. У Наташи выкидыш случился, врачи утверждали, больше рожать не сможет. Брат Кости в Октябрьском жил, в музее краеведческом работал. Иннокентий был одержим наукой, только про раскопки и мог говорить. Горел своим делом, понимаете?

Вадим кивнул: кому понимать, как не ему?

– А тут надо пояснить еще… Может, вы знаете, места у нас уникальные. Сотни миллионов лет назад, Иннокентий говорил, еще до эпохи динозавров, на территории большей части Урала был океан. Ни гор не было, ни лесов – один сплошной огромный океан! Удивительно, правда? Это уже потом произошли тектонические изменения, различные катаклизмы, в результате чего появились Уральские горы, а вместо океана – озера, речки, протоки. Я к чему говорю… В наших краях остались многочисленные следы того древнего океана, мы как будто находимся на его дне. Постоянно ведутся раскопки, находят окаменелости моллюсков, растений, раковин, еще что-то, я не разбираюсь. Иннокентий был во все это погружен. И вот, Костя с Наташей рассказывали, он решил, что вблизи Верхних Вязов есть место, где обитал редкий вид животного.

Екатерина Михайловна стиснула руки.

– Меня это не очень занимало, я не вникала особо, знала только, что Кеша, то есть Иннокентий, буквально бредил этим. Чтобы провести полноценные раскопки, деньги нужны, а средства ему не выделяли. Точно не скажу, но никто в теорию Иннокентия не верил. Или считали ее незначительной. В общем, он взял отпуск и решил все организовать самостоятельно. Но одному трудно было бы, предполагалось, что копать придется глубоко, и он уговорил брата. Костя Кешу очень любил, отказать не мог. Хотя они с Наташей отпуск иначе планировали провести. Редко ссорились, но в ту пору Наташа сердилась на Костю, дескать, потакаешь смехотворной идее брата, который повзрослеть не может.

– В итоге Костя отправился с Иннокентием на раскопки?

– И Наташа с ними. Договорились, если за две недели ничего не найдут, то вернутся, и Наташа с Костей поедут к ней на родину, она сама-то южная, из Краснодара.

Вадим слушал, боясь представить, чем закончилась эта авантюра.

– Не поехали они ни в какой Краснодар. И никуда… Наташа погибла.

– Как? Что там случилось?

Екатерина Михайловна вздохнула.

– В точности не знаю. И никто не знает. Раскопали они глубокую яму, в нее Наташа и упала, виском ударилась. Никакого умысла, никто Костю и Иннокентия в смерти ее не обвинял. Несчастный случай! А потом Костя покончил с собой, повесился после похорон жены. Тут ведь еще что было-то… Тело Наташи в город привезли, вскрытие сделали. Оказалось, она беременная была, срок маленький, сама еще не знала. Получается, Костя из-за нежелания отказать брату в его причуде потерял и жену, и будущего ребенка, о котором они с Наташей так долго мечтали. И получилось же, назло приговору врачей…

– А Иннокентий?

– Уехал, – поджала губы Екатерина Михайловна, – наворотил дел, с тех пор о нем ни слуху ни духу.

– Ужасная история. А нашли они, что искали?

– Нашли вроде. Костя говорил моему мужу… Вскользь, без подробностей. Что-то, мол, нарыли. Сами понимаете, нам всем тогда не до древнего доисторического существа было. Куда потом находка делась, понятия не имею. В музее, возможно, хранится. Или нет. Беда в том, что несчастья только начались. Не успели мы в себя прийти после гибели Наташи и самоубийства Кости, как образовался пролом.

– Я так понимаю, примерно там, где незадачливые археологи вели свои раскопки?

– Так и есть. А когда два других разлома появились, народ стал в открытую говорить, что виной всему злополучные раскопки. Вроде и чушь, суеверия, но… Кто-то научную базу пытался подвести: задели что-то в земной коре, вот и пошел процесс, как оползень в горах из-за громкого звука произойти может. А другие шептались, будто древние злые силы пробудились. Потревожили их копатели, и теперь они всех изведут.

Екатерина Михайловна посмотрела на часы.

– Ой, время как быстро пролетело! Извините, Вадим, мне пора, обед через пять минут заканчивается. Надеюсь, помогла вам хоть чем-то.

– Конечно, – заверил Вадим, – еще как помогли. Могу задать последний вопрос? Я в общежитии поселился, и прошлой ночью сосед, Денис Сергеевич, разбудил меня. Вы с ним знакомы?

– Разумеется. Мы живем сплоченно, даже скученно, врастаем один в другого. Все про всех всё знают.

– У Дениса Сергеевича случился припадок. Он боялся чего-то, что бродит ночами по городу. Еще он говорил про находку в местном лесу – теперь мне ясно, о чем речь. Также Денис Сергеевич сказал, что дела в городе с той поры пошли неважно, – и с этим тоже понятно. Но еще говорил, случилось нечто дурное, страшное и…

– Вы сейчас спросите, что именно, – перебила Екатерина Михайловна. – Пусть Денис Сергеевич вам сам расскажет. Поговорите с ним, не бойтесь. Он прежде в школе работал, учителем истории. Да, случаются у него помутнения, но, если этого не считать, он совершенно нормальный и притом умнейший человек. – Пожилая женщина улыбнулась. – Он много чего поведать может: старожил, вся жизнь прошла в Верхних Вязах. А мне, правда, пора уже.

Екатерина Михайловна встала, давая понять, что Вадиму надо уходить.

Он не стал спорить, просить задержаться: очевидно было, что больше пожилая дама ничего говорить не намерена.