Текст книги "Новогодний чемодан. Сборник рассказов"

Альбина Полова
Мешок с картошкой

Ух, как тут холодно наверху! Бррр. У нас-то всегда огонь горит, да в котле вода кипит. И мы вокруг очага скачем. Даже жар берет. А здесь все копыта в снегу отморозишь. Нынче я головешку вытянул – мне идти мелюзгу уму разуму учить. Только сначала – за картошкой.

Ну и темная ночка – ни черта не видать! Ээээ, хвост отпустите, окаянные! Фу, дурак, за елку зацепился. Где же яма с картофаном? Бесенок сказал, что справа от месяца. А нету тут ни месяца, ни луны, только мухи белые на нос садятся. Ееее, куда это я крякнулся? Ффф, запах картохи. То, что надо! Сюда ее, в мешок! Ыыы, тяжелый, зараза.

Теперь еще уголь на станции свистну, и готово! Ну, навалило снегу, хоть вилами разгребай! Виихххх, что это пронеслось? Дыма и пара, как в пекле, а летит, что стрела. Чур меня, чур!

Паролет? Дымоход? Паровоз! Точно, мне чертята рассказывали.

Сарай должен где-то быть с углями.

Дурень я, надо было из-под нашего котла и взять, а не здесь бродить. Дверь, дыыыц, чуть рога себе не отшиб, тьфу, потолок низкий.

Угли – в мешок к картошке, и бежать уже со всех ног.

На встречу с Микулашем11
  Микулаш – Святой Микулаш (Николай), прототип Санта Клауса и Деда Мороза.


[Закрыть] и ангелом.

Мы, хоть и черти, слово держим. Каждый год в начале декабря22
  6 декабря – именины Св. Микулаша. В Чехии накануне вечером Микулаш, ангел и черт ходят по улицам и домам, раздают детям подарки.


[Закрыть] встречаемся такой компанией и к детворе идем.

Микулаш в шубе красной и высокой шапке с крестом, посох держит, конфеты да пряники послушным мальчишкам и девчонкам несет, ангел с крыльями белыми за спиной епископу поддакивает.

А я что? Я черт, в мешке картошку несу и угли, для тех, кто не слушался и безобразничал.

Такой уговор.

Мария Егорова
Кража

Никогда бы не подумал, что буду красться в собственный дом ночью, как настоящий преступник! Он улыбнулся.

Для такого случая оделся соответственно: джинсы, черная кожаная куртка, перчатки. За пазухой – гвоздодер. Он ему еще пригодится.

Вот и дом. Окно на первом этаже не закрыто, сам об этом позаботился. Легонько толкнул створку и протиснулся внутрь.

Не видно ни черта, а фонарик включить страшно – с этой стороны могут увидеть соседи. Глубоко вздохнул. Пахнет елкой, сдобными булочками и кофе. Значит, Леночка купила елку, как обещала. Она хотела именно живую. А кофе с булочкой она перекусила перед отъездом к родителям. Поехала обсудить с мамой праздничное меню.

Глаза немного привыкли к темноте. Он сделал пару шагов. Ноги ступали по мягкому ковру. Ох, если бы Леночка увидела его в ботинках, убила бы точно! Вадик двинулся быстрее.

Ноги тут же запнулись обо что-то невидимое. Пока летел, зацепил вазу. Грохот, ругань и топот. Вадик прислушался. Тишина. Должно быть, показалось.

– Да будь не ладен этот вазон! – прошептал он и стал шарить по полу. Руки наткнулись на колючки, – Ай! – В нос ударил еловый запах. Все ясно, жена бросила елку по центру комнаты.

Ладно, за дело!

Пробрался в спальню. Фонарик осветил знакомую обстановку. Подошел к небольшой картине и отодвинул в сторону. В стену вмурован сейф, совсем крошечный.

Победа близко. Кода он не знает, зато может забрать сейф целиком. Почему бы и нет? Таков план.

За спиной зашелестело. Он замер, по спине побежали мурашки. Медленно развернулся и посветил на дверь.

Тяф! Бибик сидел на пороге и вилял хвостом. Перед ним лежал тонкий поводок.

– Ты-то здесь откуда? – выдохнул Вадик. Он был уверен, что жена взяла собаку с собой.

Бибик понял вопрос по-своему. Кинулся к хозяину и начал прыгать вокруг него, радостно лаять. Поводок волочился следом.

– Бибик, хватит! Фу! Ночь на дворе! Не пойду с тобой гулять!

Через пять минут собака угомонилась. Вадик достал гвоздодер и приставил к сейфу.

Ну, поехали!

Утром у жены случилась истерика. Полиция, опрос соседей.

– Они думали, что я там храню драгоценности! Но там не было золота! – всхлипывала она.

Вадик утешал жену, как мог, украдкой подмигивая Бибику.

А в это время в офисе лучший друг взламывал сейф.

Только вечером Вадик смог вырваться из дома с собакой под мышкой – после ночной кражи Бибик впал в немилость.

– Как дела?

– Еще чуть-чуть! Кажется, я понял шифр.

Тут щелкнуло, и дверка сейфа открылась. Вадик кинулся к железному ящику, запустил в него руки. Вот оно!

То, что жена скрывала две недели. Целых две надели томила намеками и рублеными фразами. Вот она, рукопись с окончанием романа!

Он поблагодарил друга и плюхнулся в кресло, погрузившись в чтение.

Поздно ночью Вадик вместе с Бибиком тихонько прокрались в дом – будить жену не хотелось. Настроение было отличное.

Свет вспыхнул неожиданно и ослепил его. Жена стояла у выключателя и смотрела очень внимательно.

– Дорогой, – начала она.

Тон жены не предвещал ничего хорошего. Бибик вырвался из рук и на всякий случай залез под диван.

– Ты где был?

Вадик переминался с ноги на ногу, соображая, что сказать.

– Я не могу уснуть! Мне так страшно! И тебя рядом нет, – голос Леночки задрожал.

Вадик провел рукой по лбу, шумно выдохнул.

– Иди ко мне. Я уже здесь. Все хорошо, – зашептал он, целуя жену в макушку, – А хочешь, елку нарядим?..

– Хочу, – отозвалась Леночка.

Признаться во всем он решил завтра. Или послезавтра. А лучше – после Нового года.

И вообще, утро вечера мудренее.

Александра Хоменко
Институт благородных котов

Я открыла дверь и обомлела: кухня была залита солнечным светом. А также вареньем, водой и жидкостью для мытья посуды. В этой каше залипли недоеденные рождественские венки – мои робкие попытки украсить дом. И шерсть, много-много шерсти! Видимо, мохнатые монстры умудрились еще и подраться.

Воистину, с добрым утром. На жарком пятне солнца пузом кверху возлежал Хома, рядом потягивалась Колбаса. Морды добрые, невинные. У меня не было сил даже заорать.

В этот миг в голове натурально вспыхнула лампочка. Во всяком случае, действовала я четко, как по заранее разработанному плану: убрала бардак, включила ноутбук, нашла сайт, позвонила, задала вопросы, получила ответы.

Когда на кухню забрел сонный супруг, на столе дымился крепкий кофе, благоухали круассаны, а я – ангел, а не жена – обняла и ласково так на ушко:

– Милый, как ты смотришь на то, чтобы отправить этих охламонов в Институт благородных котов?

Муж вздохнул:

– Ну, что они опять натворили? – и потискал Хомку за толстые щеки.

Это была блестящая речь!

Я объяснила, что не могу терпеть ежеутренний стресс. Что уже забыла, как это, пить кофе без шерстинок. Что надоело!

Начался долгий спор. Я зачитала вслух отзывы, показала фотографии счастливых котеек и примерное меню на неделю… Чтоб я так жил!

Выбранный курс – ускоренный, длится всего три недели. Окончательным аргументом стало видео, как институтские коты убирают за собой лотки. Муж недоверчиво хмыкнул и решил:

– А почему бы не попробовать. В конце концов, всегда можно забрать. Только давай обойдемся без английского, а то они и русский через раз понимают.

Решили ехать завтра. Куй железо, как говорится. И не тяни за хвост.

Ничего не подозревающие питомцы носились по дому. Я ловила себя на мысли, как без них будет скучно. И спокойно! – категорично вставлял внутренний голос.

На следующий день погрузили орущих зверей, и через два часа быстрой езды и воплей оказались на месте.

Директор попросила расстаться на въезде, чтобы коты сразу окунулись в атмосферу самостоятельности.

Мы пообещали присылать угощение, сказали, что любим и ждем. И умчались.

Весь обратный путь молчали. Я украдкой вытирала слезы и чувствовала себя предательницей.

Так же чувствовала себя на протяжении следующих четырех дней, когда каждый вечер созванивалась с педагогами и узнавала, что кисоньки ходят печальные, напуганные и плачут по ночам. Общаться с ними по телефону в период адаптации было строго запрещено.

Спустя неделю выяснилось, что Хома и Колбаса проявили исключительное рвение к учебе. Их хвалили буквально все!

Мы удивились: трудно представить этих вальяжных оболтусов за учебниками. Но потом вспомнили: стоило взять книгу, включить познавательное видео, коты были тут как тут, лезли вперед, стремясь занять место ближе к источнику мудрости.

Вот они у нас какие любознательные! А мы-то думали, что просто хотят, чтоб за ушком чесали.

Еще через неделю мы получили открытку с отпечатками лап и усов – и огромной благодарностью за возможность получать знания. Вскоре директор поделилась, что ребятки интересовались расписанием зимних курсов.

Мы забили тревогу. Отправили в Институт фотоальбом с памятными кошачьими местами и нашими совместными карточками, в надежде пробудить ностальгию.

Выпал снег. В доме было слишком тихо, на кухне – слишком чисто. Холодными ночами не хватало теплых клубочков под боком.

На исходе третей недели Хома, как старший, прислал открытку с просьбой оплатить еще месяц занятий.

Я долго общалась с психологом из Института. Та заверила, что коты нас не разлюбили, просто в их сердцах вспыхнула жажда знаний. Наша задача – уважать и поддерживать пушистых друзей. Все как с детьми, ей богу!

В тот же вечер я, скрепя сердце, сделала денежный перевод.

Теперь нам разрешили приезжать в гости каждые выходные. Кисоньки носили вязаные шапочки и вели себя действительно благородно. Даже походки и степень пушистости изменились. Они величаво подставляли лоснящиеся бока и мелодично мурчали рождественские хоралы.

На исходе месяца нас обрадовали, что за усердие котеек наградили бесплатным курсом каллиграфии и китайской чайной церемонии.

– Чем же они кисточку и пиалу держать будут? – удивилась я.

А муж печально пробурчал:

– Теперь их поди придется называть Хао-ма и Колба-сян.

Новый год на носу. Мы наряжали елку стеклянными шариками. Впервые за несколько лет. Но ожидаемой радости не было.

Мы завидовали всем, кто собирал с пола разноцветные осколки, а потом грел озябшие ладошки на меховых кошачьих животах.

Хома и Колбаса сообщили, что приедут на недельку на каникулы.

Муж смастерил большую резную когтеточку, а я связала по шарфику с оленями, приготовила рыбный пирог и нарезала тазик любимого кошачьего оливье.

Мы стояли на крылечке и смотрели, как наши толстые студенты выпрыгивают из автобуса и бегут по пушистому снегу домой.

Муж нежно проворчал:

– Пусть только попробуют лотки за собой не убрать…

Альбина Полова
Реальные пацаны

– Ты с какого района? – рыкнул верзила, выплевывая в сугроб на тротуаре кожуру от семечек.

– Вы что-то хотели? – переспросил худощавый паренек с большим футляром в руках.

– Попрыгай! – грубиян заржал, обнажив дыру от выбитых передних верхних зубов.

– Я тороплюсь, – ответил Толик, студент четвертого курса консерватории.

– Ты че такой дерзкий? Слышь, че у тя там в этом гробу черном? – парень в куртке Аляска навалился на музыканта и дыхнул перегаром.

– Виолончель. Я опаздываю на репетицию, – Анатолий занервничал: профессор не любил, когда задерживаются, особенно, на генеральный прогон перед новогодним концертом.

– Ты мне мозги не пудри, очкарик. Гони деньги, у меня топливо закончилось, – постучал верзила квадратным перстнем о пустую бутылку.

Музыкант стремительно открыл футляр.

Достал инструмент, провел смычком по струнам, покрутил колки и заиграл. Виолончель проснулась.

– Петр Иванович Чайковский. «Декабрь. Святки» из цикла «Времена года», – в полудреме произнес гопник.

– ??? – смычок Анатолия чуть не сфальшивил от удивления.

– Батя нам в детстве на аккордеоне часто играл. И пластинки крутил. Григ, Бетховен, Шостакович, Бородин. Я сейчас на плеере слушаю. Чайковский – реальный пацан, че?

Александра Хоменко
Простые шаги

Вовка крепко сжимал в варежке заветные деньги. Рука потела, монеты нагрелись и скользили. Иногда становилось страшно: а вдруг меньше. Пару раз пересчитал, потом испугался, что обронит в снег, и перестал. Мишка хохмил и сам смеялся шуткам. Болик не шагал, а скакал, словно конь. Того и гляди улетит. Самым торжественным был Федя. Тезка, как никак. Вовка жутко ему завидовал.

Свернули в старый заснеженный двор. Около дома по Садовой, 8 собралась стайка мальчишек. Здесь были все из секции и даже несколько старшаков. Мишка присвистнул:

– Нормально Лысый заработает. Рокфеллер прям.

Вовка разозлился на шутника, хотя тоже успел пересчитать толпу и сложить в уме. Михе-то что, у него мамка магазин держит. Ему только на карманные в день семьдесят рублей дают. А Вовка неделю домой из школы пешком возвращался. Бабушке врал, что дополнительные два урока ставят, а сам бежал по морозу. Это Больке не стремно у Мишки пятьдесят рублей взять. Ему вообще ничего не стремно: ни списать, ни половину чужого обеда сожрать. И ведь дают! Хотя, если честно, Миша всем предложил билеты купить. Такой он типа добряк. Согласился только Болик. Федор вон на новогоднюю елку не пойдет – сэкономил.

Почему папа с мамой Федором не назвали?..

Ровно в два из подъезда вышел гордый Лысый. Заставил выстроиться в очередь, записал всех в тетрадь и собрал деньги в мешочек. Пока поднимались на третий этаж, у Вовки задрожали коленки и вместо сердца в груди забил молот. На площадке поднялся гвалт, каждый хотел прорваться первым, но Лысый пресек революцию отчаянным шиком – сейчас как соседи набегут!

В узкую прихожую набились с гремящим шепотом.

– Заходить по четверо!

Мишка уверенно растолкал всех, вытянул за руки Болика и задыхающегося от волнения Вовку. Хмурый Федя пробрался сам. Толпа недовольно заверещала, но даже старшие пропустили – с Мишкой почему-то никто никогда не спорил.

В конце коридора на некогда белой двери с облупившейся краской висел альбомный лист с надписью «Музей Федора Емельяненко».

Там раньше была комната брата, но тот еще осенью ушел в армию. Лысый торжественно дернул за ручку, и четверка ввалилась внутрь.

К обоям по периметру приклеены черно-белые распечатки с фотографиями великого бойца. Мебель, придвинутая к стенам, освобождала центр.

А там. На тумбочке. Перевернутый зеленый тазик. С надписью «Главный экспонат»!

Бумбумбумбумбум! – выбивало Вовкино сердце.

– Ну, показывай свое сокровище, – буркнул Миха, но слова прозвучали прерывисто. И не так уверенно.

Лысый очень медленно поднял таз и поставил на пол.

– Вааааааааааааааааааууууууууууууу! – вырвалось у мальчишек одновременно.

На блестящей мишуре стояли тапочки.

Светло-коричневые. Дырявые на носу. Со стоптанными задниками.

– Можно потрогать! – разрешил самый добрый Лысый на свете.

Вовка чудом оказался первым. Жесткие, шершавые, пахнущие сыростью. Подошвы просят есть. Удивительно большие для обычного десятилетнего ребенка.

И сам себе возразил, что Федор вряд ли был обычным.

Тапочки самого Емельяненко! Абсолютного чемпиона мира по смешанным единоборствам! Их он носил, когда был в том же возрасте, что и Вовка сейчас! Именно тогда он всерьез занялся самбо и дзюдо! А Вовка-то – на два года раньше!

Жаль, он не мог так же, как Емельяненко, проводить в зале ночи!

Тапки вырвали из рук, а потрясенный мальчик все пытался представить будущего непобедимого чемпиона, шаркающего в них по коммунальной квартире. Как они болтаются на маленьких ступнях. Как худая подошва не пускает холод от пола. Как с каждым днем ноги становятся все больше и сильнее. А шаги уверенней. Шаги величайшего героя. Который тоже когда-то был ребенком.

Как сквозь сон услышал восторженные вопли Болика и недоверчивое Мишкино:

– А вдруг бабка обманула? Вдруг это просто тапочки?

И обиженный голос Лысого:

– Ты чего! Отвечаю! Моя бабушка в соседней комнате жила! Она знаешь, сколько про него рассказывала. Какой был спортивный и скромный. У нее ж это главная гордость в жизни, даже бои смотрит до сих пор. Кстати! У меня есть видеокассета с записями некоторых матчей. Перед новым годом будем здесь показывать. Вход так же, пятьдесят рублей.

Вовка не сомневался в подлинности экспоната. Он знал, что следующую неделю опять будет бегать из школы на своих двоих. А еще решил, что вместо приставки попросит на Новый год записать на бокс.

Он обязательно станет чемпионом. Таким, как Федор Емельяненко. Потому что первые шаги к титулу тот сделал в драных тапках.

А значит, все реально.

Мария Егорова
Когда часы двенадцать бьют

Антошка сидел на полу возле елки. Фонарики мигали разноцветными огнями. Вот теплый оранжевый, потом волшебный зеленый, за ним таинственный синий и опасный красный.

Мерцание завораживало.

– Антоша, – в комнату вошла мама, – Антоша, до Нового года ещё несколько часов. Давай-ка ляг поспать, а то будет как в прошлом году, – мама улыбнулась.

Мальчик вытянул губы трубочкой:

– Мамочка, а я могу загадать только одно желание? – задал он вопрос, который мучил его целый день.

– Конечно, нет, милый, сколько захочешь! – она присела рядом с сыном у елки.

– Что, и десять могу? и двадцать? и даже сто?!

Мама рассмеялась и потрепала сына по волосам. Антон насупился.

– Вот смотри. Желания ты будешь загадывать, пока бьют куранты. Бьют они…

– Двенадцать раз!

– Правильно! То есть, у тебя будет двенадцать секунд. И это не так много на самом деле.

– Но попробовать-то можно! – не унимался мальчик.

– Можно, – с улыбкой выдохнула мама.

Антон вскочил на ноги и побежал к двери.

– Ты куда?

– Готовиться! – услышала мама из коридора.

Новый год близко. Вся семья собралась в большой комнате.

Стол уставлен тарелками с угощениями: жареная курица, золотистый картофель, рыбка в кляре, бутерброды с икрой, селедка под шубой, оливье, помидоры, огурчики… и мандарины!

Родители принарядились, бабушка с дедушкой тоже.

На Антоне – черные брюки и розовая рубашка, на шее бабочка. Волосы зачесаны на бок – чудо, а не ребенок!

Все дружно сели за стол.

– Антоша, а что это у тебя? – дедушка ткнул пальцем в альбомные листы, сложенные квадратиками.

– Мои желания на следующий год! – отрапортовал Антошка.

– Не многовато ли? – засомневалась бабушка.

– Нет! – сердито отчеканил внук.

– Всем тихо! – скомандовал папа, – давайте новогоднюю речь слушать.

На экране телевизора появился президент в черном пальто. За его спиной развевался трехцветный флаг. Зазвучала музыка.

– Дорогие соотечественники…

Папа крепче сжал бутылку с шампанским, мама приготовила бокалы, Антошка развернул листы.

– Бам! – ударили куранты первый раз.

Антошка зашевелил губами.

– Вертолет, чтоб летал.

– Бам! Бам!

– И на море с родителями.

– Помочь?

– Бам! Бам!

– Я сам! И пятерки за год.

– Бам! Бам!

– Лего новое!

– Бам! Бам!

– Бабах!

– Где бокалы?

– Бам!

– Еще самокат!

– Бам! Бам!

– С Новым годом!

– С Новым счастьем!

Антошка чуть не плакал. Мама обняла сына и прижала к себе.

– Милый, не успел?

– Нет! – он хлюпнул носом.

Мама понимающе сжала ладонь мальчика.

– Вот поэтому надо загадывать главное, – заметил дед.

Но Антошке было сейчас не до морали. Он не успел попросить ноутбук папе, фотоаппарат маме, бабушке с дедушкой здоровья, билеты в кино, чтобы пригласить Алису, и много еще чего. И нужно ждать теперь целый год!

Ему было просто обидно до слез. Вот и все.

Юлия Бекенская
В гостях у Деда Мороза

Ненавижу стричься!

Мама может загнать меня к стоматологу, посадить на дикую лошадь, вытолкнуть на боксерский ринг, заставить проехать без отдыха тринадцать кругов по велотреку или рассказывать сестренке всю ночь сказку про Колобка, пока она не заснет – я и слова в ответ не скажу.

Но стричься – тут уж я непреклонен.

Мама об этом знает. Ее изобретательность в том, чтобы усадить меня в парикмахерское кресло, все десять лет моей жизни бодается с моим единственным и непреклонным девизом. Стричься – никогда!

Меня стригли во сне, пока я был маленьким. Один раз стригли под наркозом, когда я спал после удаления аппендицита (не знаю, как ма уговорила врачей).

Однажды, на мой день рождения, мама привела фокусника – он накрыл меня белой простыней и велел не шевелиться, чтоб не испортить представление, а сам достал машинку и вжжжик – моментально остриг.

За десять лет мама стала просто профессионалом в части изобретения новых способов стрижки меня. Но и я расту. И вычисляю мамины хитрости на подлете.

Я должен был что-то заподозрить, когда перед Рождеством мама даже не заикнулась о том, что мои волосы опять торчат во все стороны.

Как-то очень миролюбиво она сказала, что мол, съездим в Устюг к Деду Морозу, а после поездки опять начнем портить друг другу настроение.

Мне нужно было напрячься, но, сами знаете, все эти елки, подарки, гирлянды даже на такого крепкого орешка, как я, действуют расслабляюще.

Добрый дед встречал нас прямо у входа в свою резиденцию.

Он был настоящий! Не просто какой-то там переодетый актер, а именно Дед Мороз – от него пахло морозом, яблоками с корицей и еловыми шишками. А голос его гудел и завывал, как вьюга на Северном полюсе!

Он добрый был, это видно сразу, но очень строгий. Тяжелые резные ворота за его спиной, с большими деревянными щитами по бокам и сложным узором сверху, стояли намертво закрытые.

Дед задавал мне вопросы – хороший ли я мальчик, люблю ли маму, стихи про зиму заставил читать.

И если я отвечал правильно – тяжелые деревянные створки приоткрывались на самую малость. А если я отвечал не совсем правильно, стояли, как замороженные.

Один раз я соврал – тот самый вопрос про стрижку – так дверцы стали закрываться, представляете? Пришлось честно признаться деду, что и как.

Мама не подслушивала, она в стороне стояла. Родителям вход в дедовы владения с другой стороны. Но очень за меня волновалась, видно было.

А я тем временем почти всю свою историю жизни деду выложил – очень хотелось внутрь попасть, потому что там было весело, я слышал, как хохочут дети, играет гармошка, а над воротами все время подлетали фейерверки и снежки.

Поэтому я честно все рассказал.

Ворота уже прям на четверть открылись, и я бы мог протиснуться, если бы не пуховик. Но без пуховика на морозе делать нечего – у меня уже уши стали замерзать, а пар изо рта шел такой, что хоть в паровоз его запихивай. А деду хоть бы хны! Он же сам холодный, и пар изо рта у него не идет.

И тут он мне говорит – хочешь все праздники быть снеговиком? Снеговик может ходить где угодно, играть во все игры, выбирать подарки и вообще – все время быть рядом с Дедом Морозом и задавать ему любые вопросы.

И я такой – конечно, хочу!

И вижу, как мама заулыбалась, потому что ворота совсем-совсем широко распахнулись. И дед тоже захохотал – беги, Снеговик, приступай к своей снежной работе!

Я маме рукой помахал и в ворота бегом. Они тут же за спиной сами собой захлопнулись – волшебные, точно.

А ко мне уже целая стая девчонок-снежинок бежит:

– Привет, снеговичок, ура!

А одна девчонка-снежинка такая… Глаза синие-синие. И улыбается мне, как своему.

Потащили меня переодевать – белая куртка, белые теплые штаны, белый шарф и рукавицы.

И тут, откуда ни возьмись, появился Белый Брадобрей и говорит:

– Ты где это таких волосатых снеговиков видел?!

Я тут и встал. Ну, думаю, сейчас я вам устрою!

А та снежинка синеглазая тихонько мне шепчет:

– Давай скорей, там сейчас леденцовые купанья начнутся! А потом шишечная битва. Ирисковую бурю я пропустила, хотела тебя дождаться, чтобы вместе бежать… Я тебя в щелку ворот увидела и ждала, когда тебе откроют.

А Белый Брадобрей уже ножницами – щелк! И хвать у меня клок волос у самой макушки.

Я только хотел заорать и лягнуть его, но… глаза эти синие… леденцовые купанья. Шишки!

Короче, братцы, счет 1—0 в пользу деда Мороза и синих глаз.

Подстригли меня накоротко, я прям зубы стиснул и терпел.

Потом оказалось, мы с Аленкой, снежинкой синеглазой, из одного города, на соседних улицах живем. С тех пор и дружим.

А волосы отрастут.

Главное, мама ничего не видела.