Текст книги "Вечность и Тлен"
Автор книги: Алекс Анжело
Жанр: Книги про волшебников, Фэнтези
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Уголок губ наставника дёрнулся, он хмыкнул.
– Ну, думаю, в случае Люция мне ничего объяснять не надо. Можно лишь сказать, что кровь рода Моранов по-прежнему сильна.
Люций натянуто улыбнулся, а я отвернулась, больше не следя за теневым. Из-за сложившейся обстановки в мире даэвов мы меньше виделись на людях. Дружбу не скрывали, но оставляли видимость того, что мы не так уж близки. Моран сам предложил такой подход несколько месяцев назад. И его предложение отчасти было разумно. За мной приглядывали. Прошлый год и выговор главы ордена Сорель наглядно это показывали. Мне не нравилось, что меня контролируют, хотя, возможно, лишь отчасти я понимала причины, побудившие к этому. Но всё равно ситуация вызывала сложные чувства.
Когда произошедшее в Гренере получило огласку, оно стало ещё одной причиной для разногласий. Среди нашего народа зрели новые порядки. Некоторые стражи начали считать, что светлые и теневые не нуждаются в помощи друг друга. Постепенно эта точка зрения набирала популярность. Пока отряды оставались всё ещё смешанными, но порой воины отправлялись на охоту и по отдельности. Светлые полагали, что теневые нуждались в них больше, чем они в них. Скарды помогали отследить ревенантов скорее, но и без их помощи можно было обойтись. Да, жертв будет больше. Но и порождения энергии Серого мира ныне появлялись не столь часто. А скарды после использования своего дара часто нуждались в способностях эмпата или сомниума, которые помогали заглушить видения чужой смерти. Мортемы же использовали свою силу для разведки. Большинство создаваемых ими существ были маленькими и не очень помогали в сражении с тварями. Вероятно, и у теневого народа существовало похожее мнение, но в свою пользу, но мы с Люцием не обсуждали происходящее. Но нынешнее занятие вновь доказывало, как мы нуждались друг в друге. Мне казался безрассудством и лишней данью своей гордыне тот факт, что обе стороны предпочитали не замечать этого.
Занятие вскоре подошло к концу. Настало время обеда, который проходил в теневой башне. Боковым зрением я заметила, что Люций отделился от своих и, вместо того чтобы идти к академии вместе с остальными, свернул к лесу.
VII
Ночное занятие
Страж может быть полностью уверен лишь в своём мече. Клинок никогда не изменит, ведь он отражение истинной воли своего хозяина.
«Энциклопедия 2-го уровня»Библиотека Академии Снов
Люций Моран
Белые перья ворона мелькнули среди деревьев ещё в середине занятия. Фригус затаился в вышине деревьев, ожидая своего хозяина. С фларканского его имя означало «холод». И его для ворона выбрал отец Морана много лет назад, говоря, что перья тогда ещё воронёнка напоминают морозный снег на горных вершинах, среди которого иногда виднелись островки тёмного камня, напоминая о единственном чёрном пере, которое выделяло Фригуса среди остальных птиц своего вида.
Люций вошёл в тень леса, поросшего молодой зеленью. Поблизости зашуршали кусты, являя на мгновение морду одного из кабанов, которые наводнили территорию Академии Снов по весне. Моран тихо фыркнул. Подняв голову и мельком осматривая покачивающиеся кроны деревьев, среди которых мелькали островки голубого неба с кусочками ватных облаков, он негромко свистнул. Раздался ответный низкий гортанный крик птицы, которая, вылетев из своего укрытия, опустилась на землю в нескольких метрах от Люция. Переминаясь с лапы на лапу, Фригус не торопился подходить, проявляя упрямство.
– И что ты хочешь? – нахмурившись спросил Люций. – Вина? – Он изогнул бровь.
Ворон извернул голову под немыслимым для даэва углом. Люций сощурился.
– Ты предлагаешь платить мне? Может, тебе напомнить, что благодаря мне у тебя целая комната в обители. Комната у ворона… Наверное, стоит тебя переместить к остальным птицам? – Моран говорил без привычной мягкости в голосе.
Фригус недовольно каркнул.
– Давай же. Тебе хватит и того, что ты выпрашиваешь у Сары.
Ворон, гневно щёлкнув клювом, вспорхнул крыльями, садясь на вытянутую руку и с силой сжимая на ней лапы с когтями.
Слишком погрязнув в своих мыслях, Люций потянул за узелок на верёвке, на которой блестела алая бусина. Вскоре тонкий свёрток бумаги с посланием из обители Северного ордена оказался у дива в руках. Как только это произошло, ворон спрыгнул на землю.
Люций глянул на него.
– Лети. Вечером, – смягчился он.
Ворон резко вспорхнул крыльями и скрылся среди деревьев.
Моран же вернулся взором к письму, одному из нескольких, полученных за последние месяцы.
Он ненавидел эти письма. Ведь в последнее время в каждом из них было мало хорошего. В отличие от других родителей его отец не скрывал от Люция происходящего между орденами и в отношениях с людьми. Пока что ничего хорошего там не было. И каждый раз, раскрывая письмо, он понимал, что прочитает очередные тревожные новости.
Прислонившись спиной к дереву, Люций распечатал послание и пробежался взглядом по строчкам.
Ничего нового он не узнал, всё оставалось по-прежнему – мир сходил с ума. И отцу приходилось маневрировать, не позволяя глупцу – нынешнему королю Акракса – нарушить и без того хрупкое равновесие.
Закончив читать, Моран прямо на письме создал огненную печать, а в следующее мгновение смял лист и уронил его на землю, наблюдая, как тот сгорает в полёте, осыпая траву светлым пеплом.
Не медля более, Люций направился к теневой башне, сначала обдумывая содержание письма, а после возвращаясь мыслями к прошедшему занятию.
Наставник ещё не снял тканую салфетку с подноса, а див уже знал: внутри таится нечто тёмное. От предмета веяло пронизывающим холодом, словно северный ветер обрушился на поляну. Судя по всему, реакция Люция была настолько очевидной, что не только Блез, находившийся рядом и остававшийся всегда весьма чутким к переменам настроения Морана, заметил её.
«Хм… Натан», – пронеслось задумчивое в голове, когда Люций вспомнил, как парень снимал бабочку с волос Сорель. В былые времена Сара бы перехватила его руку на полпути, но ныне она стала более открытой и спокойной рядом с остальными.
Люцию нравилось это, ведь сама Сорель становилась счастливее. Но… Наверное, не в случае с Натаном Страйдом.
Когда теневой див вошёл в столовую, большинство учеников уже обедали. Он заметил рыжеволосую макушку Рафаиля издалека – будучи самым высоким в их компании, он сразу привлекал внимание. Люций понадеялся, что Руньян захватил обед и для него. Столик теневых находился у противоположной от входа двери, и чтобы добраться до него, непременно предстояло пройти мимо Сорель.
Сара сидела в окружении друзей: Айвен, Винсента, Натана, Сильфы. Временами в их компании происходили перемены. Сильфа, Натан и Флёр то появлялись, то исчезали, обедая отдельно. Иногда Сара и Ларак сидели с Пшеницей, когда тот соизволял прийти в обеденный зал вместе со всеми.
В отличие от многих Сорель, ещё на первом году обучения предпочитая брать Туманный повсюду с собой, до сих пор не изменяла своей привычке. Но всё же в столовую приносить меч было не принято, поэтому специального места для хранения оружия в зале не предусматривалось. Теперь светло-серебристый клинок Сары с виноградной лозой на эфесе стоял рядом. Убранный в ножны с вставками в виде металлических пластин на устье и наконечнике, он был прислонён к скамье, на которой сидела светлая.
Взгляд теневого задержался на оружии, и всего в мгновение в голове дива созрела идея, породившая довольную улыбку на лице. Задумка вспыхнула, как искра, и требовала немедленного исполнения. Люций направился между столов, на ходу оглядываясь и отмечая отсутствие других учеников за соседним столиком. Что, несомненно, играло на руку – тогда его небольшая шалость вряд ли станет достоянием чьих-либо глаз. Разве что даэвов, сидящих с Сарой по одну сторону стола, – Айвен и Натана.
«Идеально», – пронеслась мысль у Люция, прежде чем из его руки вспорхнула теневая птичка. Та вскинула крылья, устремившись вперёд, и врезалась в ножны меча, рассеиваясь, будто её никогда не существовало. Оружие же накренилось, потеряв устойчивую позицию, и ещё мгновение, и Туманный рухнул бы на пол.
– Осторожно. Почти упал, – негромко изрёк Моран, перехватывая меч за эфес. Но в то время, когда его руки легли на оружие, ладонь Сары опустилась следом. Её рука взметнулась инстинктивно, стоило дэве ощутить движение за спиной.
Пальцы Сары были горячи, и пусть её рука меньше руки Люция, но это прикосновение, словно раскалённый на солнце песок, обжигало его кожу. Люций на мгновение оцепенел, но улыбнулся, когда посмотрел в широко распахнутые глаза светлой, осознавшей случившееся. Но, как обычно бывало, в следующее мгновение Сорель, уведя взгляд в сторону, сухо произнесла:
– Да. Спасибо. – Сидя вполоборота, она убрала руку, внимательно следя за тем, как теневой див возвращает Туманный на место.
– Пойдёт? Или я сделал что-то не так и столь драгоценный меч надо поставить как-то иначе? – не спеша распрямляться, но подавшись ближе к светлой, спросил Люций.
– Странно, что он вдруг решил упасть, – заметила Сара, между её бровей пролегла складка.
– Хм-м. Может быть, мне захотелось пообедать с вами? – подтрунивающим голосом сказал Моран, в какой-то степени лишь оттягивая свой уход.
– Ты же знаешь, я была бы не против, – отозвалась Сара почти шёпотом, сохраняя безукоризненное спокойствие.
Люций вновь тепло улыбнулся. Он это знал. Но слышать наяву всегда было приятнее, чем просто знать.
– Как-нибудь в другой раз, – всё же сказал он. И, мимолетно коснувшись рукой плеча дэвы, добавил: – Sine te non potero vivere[1]1
В пер. с фларканского языка (языка старых королевств) – «Скоро цветы распустятся вновь».
[Закрыть].
Даэвы прошлого так любили скрывать истину за двусмысленностью фраз. Вот и одно из значений этой фразы несло обещание скорой встречи. В фларканском языке всегда был важен контекст. Прошло несколько секунд, прежде чем Сара, сильнее нахмурившись, кивнула, всё же поняв сказанное.
Моран торжествующе распрямился, мимолетно подмечая озадаченные взгляды всех присутствующих за столом.
– Что это был за язык? – расслышал Люций голос Айвен, уже успев отойти на несколько шагов.
– Фларканский, – бросила Сара, почти сразу добавив: – Строчка из стихотворения.
– Ты знаешь фларканский?
– Я знаю это стихотворение, – едва расслышал Моран ответ.
К приходу Люция теневые почти разобрались со своим обедом. Как и предполагал Люций, его порция стояла рядом, нетронутая и почти остывшая.
Некоторое время прошло в тягучей тишине, прежде чем Моран спросил:
– Что-то произошло, верно? У вас лица слишком кислые.
Рафаиль с Блезом переглянулись. Коэн молчал, сохраняя отстранённый вид. Всё чаще Люцию казалось, что последний держал обиду. Но он уже не принимал того, что каждый раз ему приходилось нянчиться с дивом, словно с ребёнком, выпытывая, что случилось. Они были знакомы столько лет и неужели не могли поговорить начистоту? Люций отвёл взор от Коэна, вновь взглянув на Рафаиля, которому из-за семейной традиции служить роду Моранов сложнее было игнорировать вопросы Люция.
Ещё не будучи главой, див имел власть над Руньяном, о которой старался не вспоминать и которую старался не использовать. Но так или иначе, даже без напоминаний, Рафаиль следовал правилам своей семьи.
– Розали подходила, – издалека начал див, собирая по столу несколько рассыпанных крупинок соли. – На их году обучения вновь конфликт со светлыми, в частности с Пшеницей. Становится всё хуже. И она уверена, что вскоре дойдёт до того самого поединка.
– А в чём причина на этот раз? – хмуро поинтересовался Люций.
– На самом деле мелочь какая-то. Кто-то что-то сказал, другой не так понял. Я даже разбираться не стал. Здесь и слепому ясно, что и без причины нашли бы из чего раздуть пламя, – фыркнул Рафаиль.
– Тогда откуда взялось подозрение насчёт Правосудия Фародея? – задумчиво спросил Моран. Вообще сейчас поединок звался «Правосудие Богов». Название изменилось с течением времени. Случилось это не без старания светлых, которые по сей день упорно доказывали, что поединок изначально носил именно такое имя. Хотя правила схватки служили очевидным доказательством её происхождения.
– Намекнули, сказав, что спор можно решить только поединком. Но скоро охота, и – как жаль! – его не дадут провести, – встрял Коэн, в свойственной ему театральной манере передав суть.
– Про охоту это верно… – протянул Моран, складывая руки на груди. Мясное рагу, почти остывшее, всё ещё оставалось нетронутым.
Коэн фыркнул, но этот звук отчего-то напомнил больше хрюканье кабанчиков, которые с наступлением весны по обыкновению заполонили леса вблизи Академии Снов.
– Даже если так. То какая разница? Разобьём их, и дело с концом, – пробурчал Коэн.
Люций лишь бросил на него мимолётный взгляд, ничего не ответив, и вновь погрузился в свои мысли.
Поединок «Правосудие Фародея» был данью предкам. Древняя традиция. От него сложно было отказаться, причиной могло стать лишь высокое положение в своём ордене. Но и за пределами академии к нему прибегали в крайнем случае, ведь схватка нередко заканчивалась смертью, и на поединок требовалось разрешение глав орденов, к которым принадлежали даэвы. И чтобы его получить, необходимо было иметь достаточно весомые причины. Те, на чьей стороне оказывалась сила, могли не остановиться и довести бой до смертельного исхода. И всё ради того, чтобы силой отыскать правду, даже если она таковой не является. Но те, кто одержал верх, безоговорочно признавались правыми, и больше никто не смел это опровергать.
Слишком много ограничений для воинов и их полное отсутствие для учеников. Молодым даэвам требовалось одобрение от нескольких преподавателей академии. Те же наставники должны были следить за поединком, чтобы не было нанесено никаких смертельных увечий. На этом фактически ограничения заканчивались.
Поединок проходил пять на пять. И главное его отличие от сражений, которые проходили на занятиях, – то, что использовать дозволялось не только меч, но и любое дополнительное оружие. Кинжалы, магические печати и даже… врождённый дар. Вдобавок ко всему, первыми в число сражающихся обязательно входят ближайшие родственники бросившего и принимающего вызов.
В случае даэвов-учеников – те близкие, что обучаются в академии.
Взор дива нашёл Сару среди множества остальных фигур. Он видел только её плечо и прядь волос, едва ли не сияющую рыжиной на солнце.
«Сорель придётся согласиться на поединок. Вступится за Пшеницу, как за семью. А теневые будут ненавидеть теперь уже обоих, воспринимая брата и сестру как олицетворение одного целого», – Люций окончательно осознал, чем грозит сложившаяся ситуация.
– Люций? – позвал Блез, судя по тону его голоса, он делал это уже не впервой.
Моран, очнувшись, повернулся.
– Если поединок состоится, то после охоты. Значит, ещё не менее двух недель… – Люций сделал глоток отвара из стоящей перед ним кружки. Оторвав взор от тёмных ягод в напитке, он добавил: – За это время многое может измениться.
Его тон прозвучал куда напряжённее, чем он рассчитывал. Не покидало подозрение, что поединок и участие Сары в нём являлись самоцелью. И именно это выводило из себя.
Когда до полуночи осталось около часа, а солнце не так давно зашло за горизонт, рассыпав по небосводу звёзды, Люций поднялся со стола, на котором царил полнейший беспорядок, – всю деревянную поверхность усеивали прямоугольные листы, изображающие одну и ту же печать. Сложная, со множеством линий, то изгибающихся, словно змеи, то, наоборот, строгих, рисующих острые углы. Люций изучал её уже несколько дней, в будущем собираясь свести время на её создание до нескольких секунд. Пока на каждую уходило не меньше минуты. Но это дело не признавало торопливость, ведь каждая ошибка могла стоить слишком дорого – как минимум нескольких оторванных пальцев.
Див подтянулся, проходясь по комнате и разминая шею. Скользя взглядом по расписанными им самим стенам, по которым вилась виноградная лоза, он с неудовольствием отметил кусочек отпавшей краски. Впервые взять в руки кисть его когда-то побудила собственная мать, предполагая, что это поможет воспитать терпение и усидчивость непоседливому ребёнку. В то время Люций совершенно не воспринял это всерьёз. Моран посчитал, что таким образом мать пытается его наказать. Но вскоре время, проведённое за бумагой с карандашом в руках либо за холстом с красками, на удивление стало приносить ему удовольствие.
У Люция получалось создавать нечто прекрасное и замечать то многообразие оттенков, которое остальные, казалось бы, не видели. Сыграл свою роль природный талант, доставшийся ему от матери. От Ребекки он унаследовал многие черты, возможно, от неё он даже получил больше, чем от отца.
Решив, что чуть позже восстановит рисунок, Люций подошёл к окну, глубоко вдыхая свежий прохладный воздух. Солнце успело уйти за горизонт, и настал глубокий вечер. Время, когда некоторые уже успевают лечь спать, а по территории Академии Снов ходят патрули. Но под конец второго года обучения любой ученик успевал изучить окружающие земли так тщательно, что ускользал от дозора без труда. Тем более многие даэвы из солидарности предпочитали не замечать нарушителей.
Около минуты задумчиво рассматривая перешёптывающиеся кроны деревьев, Люций, быстрым движением уперевшись руками в подоконник, выбрался наружу, мягко опустившись на землю. В последние месяцы диву казалось, что окнами он пользовался гораздо чаще, чем дверьми. Всё дело заключалось в расположении спален, двери которых сначала выходили в общий коридор, и лишь после можно было попасть на улицу. Но и там ждала веранда со скрипучими ступенями. А Моран не то чтобы скрывал свои вылазки, но привлекать к ним излишнее внимание не желал.
Двинувшись через лес, который на первом курсе показался ему таинственным и требующим немедленного изучения, а теперь ставший обыденным и привычным, Люций вскоре дошёл до лагеря светлых. Сферы с соком глимы обозначали вход, как и бабочки-глашатаи, сидящие в кустах и на стволах деревьев вокруг. Сложив свои небесного цвета, слегка светящиеся в темноте крылья, они являлись самым главным источником опасности. Стоило потревожить – и насекомые разлетятся в стороны красными сигнальными огоньками.
Люций благоразумно обходил их по широкой дуге.
Во многих окнах домов горели сферы поярче. Иногда их заменяли свечи, и тогда свет внутри подрагивал, словно живя своей жизнью. Проходя мимо одного из строений, оставаясь в тени, Люций приостановился. Даэвы внутри разговаривали, и обрывки их беседы доносились до Морана:
– Почему именно он возглавит охоту второкурсников? – спросил див, Люций даже почти узнал говорящего по голосу, вспомнил его лицо, но вот только имя никак не хотело прийти на ум. Видимо, этот ученик не сделал ничего такого, что заставило бы Морана его запомнить.
– А что не так? – недоумевал его собеседник.
– Он же толком не ведёт никаких занятий. И у него нет такого опыта в охотах, как у остальных воинов… Кто вообще ставит кого-то вроде него во главу второгодок? Они же ещё зелёные совсем!
– Мы сами год назад были на втором, – как бы между прочим заметили рядом.
– Эй, это совершенно иное… – небрежно отозвался первый. – Будто небо с землёй сравнил. Наш год обучения изначально был очень сильным. Кого ни возьми, опытный воин. Когда мы выпустимся, нас расхватают по отрядам. Скорее бы уже, а то с тварями только раз столкнулись!
– Ты, кажется, даже меч тогда из ножен не достал…
– Да! А я о чём говорю! Вечно мне не везёт: когда прибываю на зов, уже всё закончено, – в праведном негодовании сетовал див, ударив кулаком по подоконнику.
Люций больше не стал задерживаться, лишь беззвучно фыркнул, вовсе не удивляясь чужому самодовольству, и продолжил свой путь. Когда он достиг домика, где находилась спальня Сорель, то увидел распахнутое окно, под которым, успев прорасти на пару десятков сантиметров, виднелись кустики относительно недавно посаженной мяты. Рядом под мятой на боку лежала опустевшая чашка для подкупа белого ворона, чтобы тот не щипал листики растений. Сара регулярно наполняла посудину вином. Почему-то строгость Сорель не распространялась на распоясавшуюся птицу.
Когда Люций перебрался через край окна и задёрнул за собой занавески, скрывая за ними всё, что не было предназначено для чужих глаз, Сара сидела на циновке и медитировала. Судя по тому, как едва заметно дёрнулась её рука, Сорель знала о его присутствии.
Почти минута прошла в тишине, прежде чем дэва произнесла:
– Ты позже, чем обычно… Вновь засиделся над печатями? – Сара, открыв глаза, посмотрела на Морана, который развалился на её собственной постели поверх покрывала. Теневой див лежал на боку, как ребёнок, подложив ладони под щёку, и его взор был обращён к светлой.
– Почему печати? У меня много разнообразных дел, и это могут быть не только печати, – весело заметил Люций, переворачиваясь на спину и ёрзая, устраиваясь поудобнее, а после прикрывая глаза.
– В последнее время ты был занят только печатями, – заметила Сара.
– И тобой, – вставил Моран.
Ощутив кожей давление тишины, усмехнувшись, он добавил:
– Точнее, я трачу своё драгоценное время на обучение дорогого друга древнему языку, который знает крайне ограниченный круг лиц.
Даже с закрытыми глазами Люций наверняка мог предсказать выражение лица Сорель. Зачастую она не отвечала улыбкой на его шутки, как остальные, нет. Она хмурилась или выглядела озадаченной. Вот только это вовсе не означало, что она всерьёз недовольна.
– Ну судя по тому, что я вижу, твоё время не столь драгоценно, и я не единственная, на кого ты его тратишь.
– Это ты о чём? – Моран приоткрыл один глаз.
Сара замолчала, застыв посреди комнаты. Видимо, она пожалела о сказанном. Не хотела говорить, но произнесла и теперь мучительно думала, что же ответить.
– Ничего. Неудачно выразила мысль.
– Хм-м-м.
– Сегодня на занятии… – вдруг начала она, уводя взор к полу и вновь поднимая. – Ты раньше уже сталкивался с проклятыми вещами?
Люций видел, как что-то не давало ей покоя. Беспокоило. Вызывало досаду.
– Доводилось. Ты нет?
Сара покачала головой, направляясь к столу.
– Тебя волнует то, что ты ничего не почувствовала? – Немного подумав, Люций с полуулыбкой на устах добавил: – Или то, что ощутил именно я, а ты нет?
– Я знаю, что горделива, Люций, – проговорила Сорель, прежде чем добавить: – Но не до такой степени. – Девушка напоминала диву шипящего ёжика. Из-за этой ассоциации, пронёсшейся в его голове, Моран засмеялся.
– Ты снова смеёшься… – Положив руку на столешницу, она тяжело посмотрела на него. Пальцы с аккуратными светлыми ноготками слегка подрагивали.
– Возможно, у меня прекрасное настроение, – отозвался Моран.
– Значит, всегда, когда я тебя вижу, у тебя хорошее настроение?
На вопрос Люций лишь загадочно улыбнулся, только чуть погодя добавив:
– Кто знает?
Сорель снова нахмурилась. Наверняка прямо сейчас она гадала, что именно скрывал за своими словами Люций. И скрывал ли вообще? Может, это очередная попытка над ней пошутить.
Видимо, так и не найдя ответа, она, отвернувшись, посмотрела в окно.
– Я, скорее, боюсь не заметить проклятую вещь и после поплатиться за это, – пробормотала Сара себе под нос. – И да… Sine te non potero vivere? Ты обязательно должен был говорить это в присутствии остальных?
Люций сел, рывком поднимаясь с постели.
– Я люблю эту строчку. Она трогательная, – произнёс он вместо ответа, вспоминая лицо Натана. Морану не нравилось то, каким порой он сам становился. Какая-то мелочь на занятии… Люций не обманывался и понимал, по какой причине захотел пошутить именно так. – Как поживает Фредерик? – вдруг спросил Люций.
– Почему так внезапно спросил о нём?
– Раньше вы больше времени проводили вместе. Я лишь подумал, что жизнь длинная и, возможно, те, с кем мы раньше когда-то были близки, станут чужими, а с теми, кто всегда оставался на расстоянии, наоборот, станем неразлучны, – задумчиво проговорил Моран, вставая на ноги и одёргивая подол чёрной мантии. – Ладно, на чём мы остановились? – спросил в следующую секунду теневой див, лучезарно улыбаясь, резко подаваясь вперёд, останавливаясь рядом с Сарой и склоняясь над её записями, оставленными на столе. – Нет, это неправильно, – усмехнувшись, сказал Люций, опуская руку и касаясь пальцем слова, состоящего из аккуратно выведенных линий. – И это тоже. Ты здесь написала: «В конце концов мы все станем форелью», а надо «В конце концов мы все станем историей».
– В чём ошибка? – спросила Сара, поворачиваясь. Её лицо выглядело настолько сурово, что можно было подумать, будто она вот-вот вновь схватится за меч.
– Вот в этой чёрточке, – показал Моран, когда они оба склонились над записями дэвы.
Фларканский был сложным. Но Сорель уже неплохо говорила и писала, за исключением парочки казусов.
Она проследила за его рукой и недовольно проговорила:
– Ясно. У меня закрадывались сомнения.
Повисло молчание. Люций скосил взор, изучая силуэт Сары. Каштановые волосы в свете ламп отливали рыжиной, а кожа, наоборот, контрастировала и была светла. Взгляд опустился к рукам, упёртым в край столешницы, на ладонях скрывались застарелые мозоли от упражнений с мечом. Её руки были грубее, чем у многих, кого Люций знал. Прямо как у его матери, которая, даже перестав выходить на охоту, не бросала регулярные тренировки с мечом.
– Когда мы попробуем совместные печати? – внезапно даже для самого себя спросил теневой див.
Рука Сары замерла.
– Это опасно, – помедлив, сухо сказала она.
– Ты об этом уже говорила. – Он наклонился ближе, так что явственно увидел, как едва заметно подрагивают её ресницы. – Но мы ведь будем осторожны, Сара.
Сорель сглотнула, отрывая взор от записей и поворачиваясь к нему.
– Да, я говорила, что думаю насчёт совместных печатей. Но ты продолжаешь спрашивать… – Дэва сделала внушительную паузу, поджала губы. – Что, если печати… – Она задумалась и сделала усилие над собой, довольно мягко продолжая: – …Причинят нам вред?
– Я всё изучил, этого не случится.
– А если пострадает кто-нибудь другой, – продолжила она.
– Я всё изучил… – вновь повторил Моран, заранее зная, что это будет долгая борьба.
– Если пострадаю я?
Повисло молчание, и вокруг словно всё застыло. Моран оглянулся – несмотря на простоту, ему нравилась комната Сары. Она отражала её во всей этой правильности и прилежности, вот только… Он вновь взглянул на стол, где с краю было нацарапано её имя. Люций сам это сделал, чтобы, как он сказал, придать индивидуальности. Но чуть сбоку, там, где ныне стояла лампа, теперь не покидавшая своего нового места, прятались ещё три буквы «ЛЮЦ» и полунаписанная «И». Сара, которая после него уподобилась ему в порче мебели, так и не завершила надпись, видимо посчитав, что делает что-то неправильное.
Люций же так не думал. Эти мелочи взывали в его груди к чему-то нестерпимо горячему.
Он потом долго допытывался, силясь понять, что двигало ею. Недовольство, что Люций испортил её стол? Соперничество, что он сделал это первым? Или, может, его наглость?
Но в итоге Морану очень понравился результат. Ему казалось, он оставил отчётливый след после себя в этом месте. В этой комнате, в которой ему, по стечению всех обстоятельств, явно было не место. Как и книгам на фларканском, что прятались в сундуке, вдали от книжной полки. Как и тёмному покрывалу на кровати, которое было подарено теневым дивом пару месяцев назад.
Взгляд Морана коснулся шеи Сары, там, где под воротом мантии прятался кулон полумесяца на тёмной цепочке.
– Что? – вопросительно спросила Сара, заметив его взор.
– Ничего, лишь смотрю, – отозвался Люций, вдруг растеряв желание спорить. Нахлынувшее воодушевление куда-то исчезло. – Хотя… Ты не чувствуешь себя уязвимой из-за ограничителя, который дала мне?
На самом деле с того времени прошло почти полгода. Но они толком не разговаривали о событиях тех дней, как и о встрече в детстве. Это была их тайна. Они это знали. То, насколько непредсказуемой бывает судьба.
– Уязвимой? Почему? – спросила она. – Я тебе доверяю и… не собираюсь сражаться против тебя, – отозвалась она, исправляя свои записи и делая вид, будто ещё несколько секунд назад между ними едва не разгорелся спор.
– Я надеюсь, – вздохнул Моран, вспомнив сегодняшнюю тему разговора, случившегося в столовой.
Сара подняла голову, удивлённая его ответом, но прежде, чем успела хоть что-то сказать, раздался стук. Тяжёлый и довольно настойчивый.
Они уставились друг на друга в полном молчании.
«Это Фредерик», – безмолвно произнесла Сара одними лишь губами.
Люций поднял руки, будто бы в примирительном жесте, но на самом деле сообщая, что всё в порядке. Но вместо того чтобы покинуть спальню через окно, как уже делал однажды при появлении внезапных гостей, Моран оглянулся, осматривая комнату. В его глазах полыхнул огонёк озарения, и он полез под кровать Сорель.
Сара же опешила, едва вслух не шипя: «Ты что творишь?» – подскочив, нагнувшись и схватив за ускользающую ткань рукава. Ещё мгновение, и она бы попыталась вытащить Люция.
– Сара, – раздался зов по ту сторону.
Люций изогнул бровь. Сара поджала губы. Немая борьба, в которой всего через мгновение объявился победитель.
Сорель ослабила хватку, и её пальцы разжались, выпуская тёмную гладкую ткань. Она распрямилась, бросив взгляд на кровать, под которой находился Люций и, ощущая непривычное волнение, направилась к двери. Раздался щелчок замка и едва слышный шорох открываемой двери.
Люций Моран не имел ничего против того, чтобы спрятаться под чужой кроватью. Тем более если это была постель Сары, под которой было чисто, как в лечебном крыле.
Но его больше интересовало то, по какой причине он прятался. Всё его внимание обратилось в слух.
– Фредерик? – стало первым словом, сказанным Сарой.
– Ты ещё не спишь? – Говоривший находился за пределами комнаты, отчего его слова были приглушены.
– Нет. Медитирую.
Послышались скрип, шорох и уверенные шаги. Фредерик был внутри, Люций видел его ноги.
– Снова кошмары? – раздался новый вопрос.
– Нет. Готовлюсь к занятиям. С тобой всё хорошо?
– Да. Просто мне тоже не спится. Никак не могу отделаться от мысли, что до завершения учебы в Академии Снов осталось несколько месяцев. – Голос Пшеницы прозвучал неуверенно, выдавая его сомнения. Рядом с Сарой он разговаривал как-то мягче, впрочем, это было неудивительно.
– Ты волнуешься из-за итоговой охоты?
– Нет, не совсем. Скорее из-за самого возвращения. – Чужие сапоги находились на расстоянии не более полуметра от головы Морана. Люций мог разглядеть даже мелкие потёртости на обуви Пшеницы. – Это покрывало… ты его у людей купила? – мимолетно поинтересовался Фредерик, вдруг проявляя неожиданный интерес, но почти сразу забывая о своём вопросе.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?