Текст книги "Варлорд. Тёмный пакт"

– Вот меня и интересует, до какой именно степени незаконно, – уточнил я, удобнее устраиваясь на скамейке.

– Зависит от обстоятельств, – обозначил легкую улыбку Мустафа.

На некоторое время повисла пауза.

«Ну же», – взглядом попросил я у сирийца продолжение.

– Что позволено Юпитеру, не позволено быку. Аристократу за использование ускорителей не грозит даже общественное порицание, – заговорил Мустафа.

– А тебе? – задал я провокационный вопрос.

– Как специальному агенту мне ничего не грозит.

– Если ты не будешь специальным агентом? Гипотетически.

– Случайные люди распространением ускорителей не занимаются. А каждому герою, решившему рискнуть заиметь большие и легкие деньги, всегда находится применение.

– Применение?

– Этот вопрос – прерогатива господина барона. Он сам тебе все объяснит в ближайшее время. Если же говорить об ускорителях – я никому бы не советовал с ними связываться.

– Даже так… – протянул я, думая о «применении».

Всегда найдутся те, кто из-за желания выпить шампанского пойдет на риск. Ни в одной из стран первого мира не была отменена смертная казнь, но серьезность наказания за нарушения многих законов не останавливала тех, кто желал получать от жизни все и сразу. Поэтому кандидаты на «применение» были всегда, даже в благополучных странах. Это не говоря уже о втором и третьем мире, где человеческая жизнь ценилась гораздо меньше.

Факт того, что человеческая жизнь в этом мире, вернее – человеческая смерть, используется как инструмент, я уже знал: слишком много высвобождается в процессе энергии. И даже в ходе бесед с бароном понял – не было большим секретом для общества то, что Корпус Смерти – как называли в Конфедерации некромантов, всегда испытывает нужду в человеческом материале. И некромантия, кстати, не была запрещена ни в одной из стран первого мира.

За прошедшую неделю я жадно поглощал информацию, практически не задавая вопросов. Ведь очень часто тот, кто задает вопрос, рассказывает о себе непозволительно много – а занятия с фон Колером не давали мне повода к информационному голоду. Поэтому очень важный вопрос, почему в отличие от той же некромантии, демонология и дар проклятия запрещены в первом мире, и даже более того – караются смертной казнью, пока оставался без ответа.

Барон появился в этот раз не как обычно. Даже если не обращать внимания на то, что он значительно припозднился. Несмотря на то что внешне он сохранял невозмутимость и его эмоции по-прежнему были мне не доступны, я заметил – фон Колер сильно напряжен.

Обычно после его прихода занятия продолжались, но сегодня фон Колер жестом отозвал Мустафу в сторону, и они коротко обменялись парой фраз. За это время дежурный целитель Юсуповых-Штейнберг, опять же вопреки обыкновению, занялся мной еще до первичной лекции барона, которую я обычно слушал в любом состоянии.

Сириец же после короткого разговора с бароном кивнул мне и – удивительное дело – направился в раздевалку. Я, как только целитель закончил приводить меня в порядок, по жесту фон Колера двинулся следом. Через пару минут – приняв душ и переодевшись, вместе с бароном уже шагал по аллеям парка к одному из корпусов усадьбы.

Фон Колер молчал, я ничего не спрашивал. Зачем, если сейчас и так все узнаю. И, вероятно, узнаю немало интересного.

Насчет интересного не ошибся – понял, когда фон Колер открыл дверь, пропуская меня вперед. В комнате, похожей на зал для совещаний, за круглым столом расположился ротмистр Андрей Сергеевич Демидов. Специальный агент кивком поприветствовал меня и указал на стул. Фон Колер уселся на равном удалении от нас, так что просто трехсторонние переговоры получаются.

– Артур, наша встреча санкционирована его сиятельством графом Александром Александровичем, и Максимилиан Иванович присутствует здесь как гарант осведомленности Собственной Его Императорского Величества канцелярии, – без предисловий начал ротмистр.

Неплохо так начал.

– За последние восемь дней ты показал просто ошеломительный результат, прими мои поздравления, – неожиданно зашел с другой стороны Демидов.

«Да, вот такой я молодец», – кивком согласился я со специальным агентом. Ни следа эмоций от него. Или сознательно постоянно закрыт от других, или Мустафа доложил. Хотя и то и другое вероятно.

– Ты подтверждаешь свою уникальность, – продолжал между тем ротмистр. – Даже более того, удивляешь.

Ничего не говоря, я с интересом посмотрел на ротмистра.

– Нет оснований не верить Анне Николаевне и Максимилиану Ивановичу, поставивших нас в известность о том, что ты использовал поле подавления уровня доступного лишь одержимым, достигшим третьего золотого ранга.

«Нет оснований не верить?» Это он так пошутил сейчас?» – бросил я взгляд на фон Колера. Барон мой взгляд не заметил, что странно, потому что ротмистр сейчас…

– Артур, не удивляйся, я еще не закончил. – Демидов, в отличие от фон Колера, на мой взгляд отреагировал. – Дело в том, что за минувшие дни у тебя не произошло ни одной попытки срыва или самопроизвольной активации способностей. Такого просто не бывает. При неинициированном источнике для четырнадцатилетнего подростка это из разряда невозможного. Как и предположение о том, что слова Максимилиана Ивановича и Анны Николаевны не соответствуют действительности. Наша работа заключается в том, чтобы не отвергать возможность невозможного, поэтому нашу организацию так и не любят в… обществе, – все же позволил себе предназначенную барону шпильку Демидов. Вернее, предназначенную тому, кому фон Колер будет докладывать о содержании беседы.

– Теперь понимаешь, что мои слова про твою уникальность не были дежурным реверансом? – поинтересовался ротмистр.

«Невозможно для четырнадцатилетнего подростка». Ну конечно, все просто потому, что психика моя совсем не соответствует четырнадцати годам. Поэтому и ни одной попытки срыва. Даже более того – наверняка ведь княгиня думает, что это фон Колер погасил созданное мной поле подавления, а барон, наоборот, считает, что мои действия пресекла Анна Николаевна. А на самом деле в тот момент, в комнате, из серого сумрака я вышел самостоятельно!

– Последние три дня вы занимались с Мустафой Аляминым, принимая вместо ускоряющих психостимуляторов пилюли с сахаром.

«Так-так-так. Стоп. Еще раз», – прокрутил в уме я фразу Демидова.

– А-астанавитесь…

Да, я все же сделал это – произнес вслух.

– Понимаю ваше удивление, – кивнул ротмистр.

– Но… холодный разум, боевой транс…

– Это ваше самостоятельное достижение.

– Ускорители отсутствовали полностью?

– Практически, лишь самый минимум – разогнать вас до боевого транса. Понимаете, ваша уникальность сама по себе ничего не значит. Мы вели вас с самого детства, и видите результат – помноженные на волю и многолетний упорный труд и обучение, ваши способности имеют весьма внушительный фундамент. Будь у вас инициирован источник, экзамен на первый, если даже не на второй ранг, вы могли бы сдавать уже сейчас.

От услышанного испытал смешанные чувства. Конечно, облегчение – сидение на веществах радости не приносит, даже несмотря на возможность полностью обновить организм; разум-то не обновишь. Но кроме облегчения почувствовал настороженность и даже тревогу: просто так подобные разговоры не ведутся. Да и вряд ли Демидов стал бы приезжать сюда просто для того, чтобы засвидетельствовать мне свое удивление.

Как показали дальнейшие слова ротмистра, я был прав.

– Коллеги из Собственной Его Императорского Величества канцелярии, – кивок в сторону фон Колера, – предоставили нам весьма ценную информацию. Это… бомба замедленного действия в мировом масштабе. Если, конечно, мы сможем ее получить, как и возможность использовать.

При упоминании мирового масштаба я пристально посмотрел на фон Колера. Шашни со студенткой, значит… ну-ну. И столь умело разыгранное смущение – даже покраснеть ведь тогда сумел. Обычный профессор, даже темных искусств, попавшийся на интрижке с подопечной, не обсуждает бомбы замедленного действия мирового масштаба. Тем более не обсуждает их как уполномоченный представитель Собственной Е. И. В. канцелярии.

Но в тот момент, когда я только перевел взгляд на барона, понял – даже без слов могу рассказать ему о своих догадках. Поэтому изобразив сложную фигуру, словно отказывающийся от лягушки журавль, кашлянул и побарабанил еще пальцами по столу, демонстрируя нервное напряжение.

И да. Такие, как я, тоже не обсуждают бомбы мирового масштаба. За исключением одного случая – если сами являются исполнителями.

– Артур.

– Слушаю внимательно, – прекратил я скрывать за маской напряжения догадку о роли и статусе фон Колера и посмотрел на Демидова прямо.

– В Высоком Граде Волынского протектората через полторы недели произойдет нелегальный выставочный ивент-турнир, сопряженный с закрытой вечеринкой для избранных.

– Как это связано со мной? – дежурно поинтересовался я, в принципе заранее зная ответ. По поводу моих последних дней жизни я рассказывал на беседах, больше напоминающих допросы, после воскрешения поминутно – и о том, что после поединка в «Яме» некий господин с позывным Хозяин пригласил меня заходить на огонек, я не промолчал.

– Ответственный за организацию вечеринки – Герхард Шикльгрубер, он же Герхард Мюллер, более известный в Высоком Граде как Хозяин.

Ну да, несложно было догадаться.

– И вы предлагаете мне вернуться в протекторат и обратиться к Шикльгруберу по старой памяти, чтобы поучаствовать в этой закрытой вечеринке? Вернее, в нелегальном турнире?

– Именно так.

– То есть, – решил я подытожить, – Канцелярия получает суперсекретные данные о… вероятно, важных гостях на вечеринке, и мне надо добыть какие-то сведения или…

– Ничего добывать нет необходимости. Тебе нужно лишь поучаствовать в турнире и потом, возможно, подтвердить увиденное.

– Перед кем?

– Перед заинтересованными людьми. В идеале – без огласки.

– Не очень понимаю. Я – единственный, кто способен попасть на этот турнир и вечеринку? Вот так легко пришел и попал?

– Турнир тематический, проводится в честь начала учебного года. Так что да, сложностей с попаданием не будет, учитывая твой возраст. Насчет первого вопроса. Да, ты единственный, кто сможет попасть на эту вечеринку. Из наших сотрудников там не будет никого. Абсолютно никого, и никто не сможет тебе помочь.

Ротмистр говорил это таким тоном, как чиновник рассказывает о том, что он против коррупции, успешный спортсмен осуждает допинг, а лоббист табачных компаний агитирует за здоровый образ жизни.

– Все ясно, – прервал я пытающегося достучаться до меня ротмистра.

Понятно, что на этой вечеринке точно будет не один и даже не два агента ФСБ – если была бы только парочка, Демидов не повторял бы с таким выражением раз за разом «никого-никто».

– Возвращаясь к вопросу. Почему именно я?

– Твой будущий герб. То, что ты должен увидеть через неделю, сможет пригодиться нам не ранее чем через десять – пятнадцать лет, когда ты будешь обладать силой и влиянием. Безотносительно ведомства. – Короткий взгляд на барона, и вновь прозрачные глаза смотрят на меня. – Я не зря упомянул, что это бомба замедленного действия. Кроме того, шанс ее использовать, будем честны, невысок. Мы с коллегами свои ордена получим сразу, а вот для тебя выгода негарантированная.

– То есть мне орден полагаться не будет?

– Будет. Если ты перед операцией определишься с решением о том, под чьей эгидой начать службу государю-императору. Сейчас твой статус несколько усложняет…

– Может, денежное вознаграждение?

– Обсуждаемый вопрос, – кивнул ротмистр.

Фон Колер, кстати, в этот момент посмотрел на меня с нескрываемым одобрением.

– Турнир – кровавый спорт?

– Да. У всех участников будет защита, кроме того, предполагается присутствие на площадке дежурных целителей. Стандартная смертность на мероприятии такого формата – не более двадцати процентов: убийство противников – не самоцель.

«Не более двадцати процентов?!» Да, действительно не о чем беспокоиться.

– Твоя гибель на турнире крайне нежелательна, – не обратил внимания на мою гримасу Демидов. – Мы, конечно, тебя вытащим, но это будет сопряжено со значительными трудностями и, возможно, будет стоить легенды и даже жизни нашим людям. После окончания турнира Шикльгрубер гарантированно продаст тебя аравийцам, и именно после осуществления сделки мы уже вмешаемся.

В ином случае спрашивать я бы не стал – и так понятно. Но здесь вопрос жизни и смерти, поэтому лучше выглядеть глупо и все же уточнить:

– Моя гибель подразумевает воскрешение?

– Максимилиан Иванович в случае согласия ответственен за создание нового слепка души на тебе. И, Артур, хочу напомнить…

– Да.

– Это дело государственной важности.

– Угу, – кивнул я, опуская взгляд и положив подбородок на сплетенные пальцы.

Пока думал, ротмистр и барон молчали, не мешая мне. А думал я долго.

Десять – пятнадцать лет. Негарантированная выгода. Возможность болезненного проигрыша. И зачем это мне? Дома я даже на другую сторону улицы переходил, если видел впереди пьяные и шумные компании на тротуаре. Нужны мне проблемы на ровном месте? Самая лучшая драка – это та, которую ты сумел избежать.

– Я согласен, – изрек я после продолжительного размышления.

«Ну Олега, ну ты дебил…» – как вживую прозвучал голос Мустафы из воспоминаний.

Нерациональное решение. Неправильное. Но в то же время… рациональное и правильное.

Я в прошлой жизни никогда бы самостоятельно не прыгнул с парашютом или не полетел на вингсьюте. Именно по желанию, для развлечения. Зато, допустим, в клетке к акулам спуститься – почему бы и нет? Безопасная опасность манит.

В Первую мировую гвардейские офицеры, в том числе аристократы, шли в атаку впереди пехотных цепей. В этом мире, когда Первая мировая закончилась, аристократы благодаря магии в первых рядах и остались.

Да, дома я колотил в зале грушу и других людей, но это совершенно не то. В этом мире выражение, что решение вопросов насилием – удел варваров, неприемлемо. Никто просто не поймет. А если кто-то поймет, на дуэль вызвать может – здесь это в порядке вещей до сих пор. Поэтому сейчас мне просто надо проверить себя.

– Прекрасно, – кивнул ротмистр. – Максимилиан Иванович, после наложения слепка души мы готовы начать работу по обеспечению операции.

Фон Колер кивнул и, степенно поднявшись, двинулся к выходу из зала совещаний. За весь разговор он, кстати, ни слова не проронил. Шагая за бароном, я понял, что направлялись мы в подвал здания. И пока спускались по лестнице, я четко почувствовал – именно сейчас получу ответ на вопрос, почему за использование темных искусств введено наказание смертной казнью.

Когда барон открыл массивную дверь камеры, я первым шагнул вперед. Находившегося в заточении узника видел впервые, но, едва столкнувшись со взглядом необычных, неестественного цвета глаз, без лишних слов осознал причину так давно волнующего меня вопроса.

Глава 12

– Способности делятся на два вида: созидание и разрушение. Для созидания нужна энергия. Самая распространенная, доступная и легкая в освоении – это энергия стихий. Именно ее операторов, наделенных даром, количественно больше среди всех, обладающих сверхчеловеческими способностями. Стихийное созидание – первое из высоких искусств, которое стало доступно человечеству…

– Максимилиан Иванович, а покороче и попроще можете объяснить? – неожиданно перебив профессора, поинтересовался пленник.

Фон Колер едва заметно вздрогнул. Прервавший его заключенный лишь едва улыбнулся, блеснув яркого, ультрамаринового цвета глазами:

– Всегда мечтал вам об этом сказать.

С незнакомцем, кстати, я был согласен. Барон в своих лекциях страдал… не то чтобы излишним словоблудием, но он не передавал знания окружающим, а скорее разговаривал сам с собой, получая истинное удовольствие от процесса.

– Уж простите: когда, если не сейчас, – извиняющимся жестом развел руками пленник.

– Эх, Сережа, Сережа, – с искренним, как мне показалось, сожалением вздохнул фон Колер, – если бы ты уделял моим лекциям больше внимания, не оказался бы сейчас здесь.

Пленник в этот раз промолчал. Он подтверждающе пожал плечами, а потом опустил взгляд и принял равнодушный вид.

Эмоции чужих людей я безошибочно чувствовал, когда они были направлены именно на меня. Сейчас же незнакомец даже не обращал на меня внимания, но при этом я уже явственно ощущал окутывающую его ауру безнадежной тоски.

– Вам решать, Алексей Петрович, – вдруг обернулся ко мне барон. – Как популярно по последней моде в кругах молодежи, спрошу: правда или действие?

Мустафа, княгиня, Демидов – все, кто был в курсе моей личности, называли меня Артуром. И только фон Колер, при отсутствии лишних ушей, продолжал именовать меня на «вы», обращаясь «Алексей Петрович». Подчеркивая наше – пусть и негарантированное, будущее сословное равенство.

Пока я мельком подумал об этом – ощутил, что после слов барона невозмутимый на вид пленник вдруг преисполнился отчаянной надеждой. Его чувства были настолько сильны, что я не выдержал:

– Давайте перейдем к действию, а правду оставим на потом.

– Уверены, Алексей Петрович?

То, что находящийся в камере пленник обречен, сомнений у меня не вызывало. Как и то, что именно его жизнь послужит средством для создания слепка души на мне – подобного тому, что спас мне жизнь совсем недавно. И я просто не смогу со всем вниманием слушать профессора, ощущая рядом чужой страх смерти.

– Уверен.

– Ваш выбор, – даже, как мне показалось, с уважением покивал фон Колер. – Ну-с, начнем.

А вот после последней его фразы я напрягся. Барон покивал с уважением, но это было похоже на уважение перед слабоумием и отвагой.

Неожиданно воспрянувший духом пленник поднял взгляд и, несмело улыбнувшись, легким шагом подошел к барону. Белый мужчина, не старше тридцати – уже внимательно осмотрел я его. Одет так, словно только прибыл с великосветского приема – только пиджака и галстука не хватает. Мельком глянув на запонки и часы, я мысленно прикинул стоимость. Немало.

– На Петра как похож, – впервые глянул на меня незнакомец. Он хотел было что-то спросить у барона, но фон Колер взглядом заставил его замолчать.

– Прощай, Сережа, – мягко проговорил Максимилиан Иванович.

– Прощайте, Максимилиан Иванович, – склонил голову пленник.

Барон шагнул вперед и, взявшись за воротник рубашки, резким жестом дернул ткань в стороны, так что по полу покатилось несколько пуговиц. Фон Колер, не снимая полностью рубашку с обреченного, просто разведя отвороты, положил ладони на плечи пленнику и оглянулся на меня.

– Сюда встаньте, Алексей Петрович, – показал барон взглядом место поодаль, чуть в стороне от себя, по правую руку. – Опуститесь на одно колено, подбородок вверх. Вот так, постарайтесь не шевелиться.

«Дышать-то можно?»

– Дышать можно.

«Я это вслух сказал?»

– Помолчи… те, пожалуйста, – раздраженно буркнул фон Колер, отворачиваясь. Хорошо, что отвернулся, потому что лицо у меня застыло в глуповатом, надо сказать, выражении.

Ладони барона уже потемнели и подернулись дымкой, просачивающейся даже сквозь покрывающую их тонкую ткань рубашки. Фон Колер напрягся и неожиданно словно стал выше ростом, а вокруг него возникла пугающая до ужаса аура. Пленник в этот момент растерял невозмутимость – я видел, как лицо его все же перекосила испуганная гримаса. Он даже попытался зажмуриться, но вдруг дернулся, словно от электрического разряда, и широко раскрыл глаза. Причем явно против воли: из его тела сразу ушла плавность жизни – так выглядят люди на картинках неопытных еще художников. Деревянно, плоско, ненатурально.

Верх рубашки уже пошел прахом, и сейчас я видел, что руки фон Колера объяты темными лоскутными всполохами, словно кислота прожигавшими кожу. Распахнутые глаза жертвы вдруг ярко полыхнули синим пламенем, которое моментально укротилось, а чуть погодя в нем проявились темные, чернильные языки. Несколько секунд – и фигуру пленника полностью окутали всполохи синего пламени, которые почти сразу стали чернильно-синими, а после и вовсе полностью потемнели.

Фон Колер, находясь в состоянии высочайшей концентрации, плавя и сжигая черным пламенем кожу пленника, повел ладонями вверх по плечам, шее обреченного, уже касаясь лица. Страшное зрелище, но я смотрел не отрываясь.

Еще одно явное напряжение сил, и барон немного подался назад. Совсем немного, но в этот момент мне… нет, не по ушам ударило. Истошный и пронзительный вопль раздался словно из другого измерения или астрала – я слышал его, но при этом понимал, что это точно неместный, неестественный звук.

Вновь где-то за кромкой реального мира раздался крик обреченного на смерть и еще один. Барон в этот момент еще больше подался назад, отнимая руки от лица пленника. При этом к его ладоням оказалась словно приклеена призрачная маска. Барон в буквальном смысле вытягивал дух из тела – отступая назад совсем по чуть-чуть, он удерживал призрачную, сотканную из черных лоскутов фигуру, отделяющуюся от тела обреченного. Призрачную фигуру, в которой концентрировалась вся жизненная энергия жертвы.

Я наблюдал за происходящим, забыв как дышать. Еще несколько секунд, и вот уже фон Колер высоко поднял руки. Его ладони по-прежнему были на лице вытянутой из тела призрачной фигуры, которая сейчас дрожала в темно-сером мареве. Вновь зазвучал инфернальный вой – громко, так что меня словно током ударило. Но крик постепенно становился тише – по мере того, как бледнела, истончалась лоскутная тень, теряя форму человеческого тела. Как густой дым на легком ветерке. Нет, не так, присматриваясь, понял я свою ошибку. Призрачная фигура не истончалась – энергетические всполохи словно втягивались в маску.

Я не отрываясь смотрел на происходящее, но краем глаза заметил, что тело пленника постепенно превращается в прах. Вся жизненная сила и энергия, что присутствовали в одаренном, сейчас полностью сконцентрировались в руках барона. А именно – в посмертной маске, которая все сильнее наливалась глубоким мрачным отсветом.

Крики умирающего прервались, и лишь на периферии слышимости я ощущал, словно шелест, приглушенное перешептывание. Но сконцентрироваться на этом не успел – барон обернулся ко мне. Я невольно вздрогнул – лицо у фон Колера было бледное, белее мела. И от этого еще более сильно на нем выделялись абсолютно черные глаза, которые заполонил мрак.

– Я ослабил его, насколько можно. Удачи в бою, – негромко и вполне обычным своим голосом произнес фон Колер.

Никогда. Никогда больше я не стану никого жалеть в этом мире. Если еще хоть раз появится мысль пренебречь знаниями, то…

– Сосредоточься, будет непросто, – вдруг резко произнес барон.

Вовремя он. Я собрался и даже кивнул:

– Поехали.

Когда барон плавным, но быстрым и резким движением прислонил маску мне к лицу, ощущение было – на краткий миг, словно кожи коснулся тонкий и мокрый полиэтиленовый пакет. Но почти сразу чувствительность тела полностью пропала, а я осознал себя в черной пустоте, в виде призрачного силуэта среди бескрайнего ничто. Приготовился было к отпору, но ничего не происходило.

Секунда, две, три… Вот оно, началось. Возвращая чувствительность, от лица по телу начала растекаться чистая энергия. Ощущения подобны тому, как теплеет внутри от выпитого алкоголя. Теневые всполохи, возвращающие чувствительность, опускались от лица вниз по шее, груди. Руки, ноги, теперь спина – проходя по кругу, и в последнюю очередь задний отдел шеи и затылок.

Яркая вспышка, и я вновь полностью ощущаю и осознаю себя, по-прежнему находясь в абсолютной пустоте. Вот только сейчас я был не один. В меня словно по всему телу вцепились коготки, пытаясь разодрать, утянуть за собой в абсолютное ничто. На миг я ужаснулся перспективе, но практически сразу сосредоточился, сопротивляясь чужой умирающей душе.

Состояние абсолютной собранности и концентрации – совсем как тогда, когда в теле Олега сидел на Арене, ожидая начала поединка. Опаска перед неизведанным пропала, а я полностью успокоился – фон Колер сказал, что максимально ослабил противника, поэтому мне просто надо решить поставленную задачу.

Все происходящее дальше напоминало призрачный армрестлинг, только вместо рук были щупальца, которыми противник цеплялся за осколки своей оболочки. Несмотря на напряжение момента, я видел и безошибочно чувствовал, что я сильнее. Появилось внутреннее спокойствие – мне предстояло много грязной и сложной работы, которую просто необходимо выполнить.

Ошибся. Не предстояло.

Передо мною вдруг возникла призрачная фигура невероятно красивой женщины, от которой повеяло теплом и любовью. Ее аура оказалась настолько сильной, что чужое, сопротивляющееся окончательной смерти сознание мигом сдуло прочь, словно невесомую пыль порывом ветра. Последний пронзительный крик растворился в окружающей пустоте и оставил призрачное тело, сотканное из лоскутов энергии, в мое единоличное пользование.

Еще миг – и я открыл глаза, осознав себя стоящим на одном колене на холодном бетонном полу камеры.

«Я всегда буду рядом», – еще звучал в ушах шепот незнакомки. Хотя кто это, я догадался с легкостью – наверняка настоящая мать Олега. Узнала ли она, что в его теле чужая душа? Вероятно, нет – очень уж наполнены настоящей любовью ее прощальные слова. Разумный ли это был дух или только слепок чужой памяти? Если она разумна и узнает, что я не Олег, как отреагирует?

– Похвально быстро… – отвлекая от мыслей, протянул фон Колер, одобрительно поджав губы.

Отвечать я пока не стал. Перед глазами все еще стоял прекрасный образ с искренней любовью во взгляде, и я всеми силами пытался закрыться, абстрагироваться от мира. Это все Олега, личное. А также уже мое, как ни крути. И появившееся видение, играючи отправившее в небытие чужую душу, совсем не то, о чем нужно знать присматривающему за мной барону.

– Не волнуйтесь, Алексей Петрович, – негромко произнес фон Колер, заметив мою сосредоточенную отстраненность. – Ваши мысли я могу читать так явно лишь тогда, когда нахожусь в астральной форме. И тогда, когда объект чтения открыт так же, как и вы перед поединком, даже без активации ментальной защиты.

– Следующее занятие мне очень хотелось бы посвятить именно практике ментальной защиты, – ровным голосом проговорил я.

– Всенепременно, – кивнул барон. – Как ваше самочувствие?

Прикрыв на мгновение глаза, прислушался к себе.

– Легкость… даже эйфория, – негромко озвучил я. – Радость, природа которой мне пока не очень понятна. Облегчение. Отсутствие усталости. Словно заново родился, – открыв глаза, осмотрелся я по сторонам.

Удивительное чувство.

Впрочем, меньше чем за минуту эйфория прошла – энергетический слепок чужой души, из которого эта самая душа оказалась изгнана, оставив только энергию, интегрировался с моим телом, растворившись в нем.

Все, сохранился.

За счет чужой жизни. Даже более того – за счет жизни одаренного. Вот он и ответ, почему применение способностей темных искусств карается смертной казнью.

– Максимилиан Иванович.

– Слушаю вас.

– Это же было смертельно опасно для меня. Этот… Сергей, – кивнул я на кучку праха среди остатков одежды, – он же всеми силами пытался воспрепятствовать мне.

– Сережа был одаренным мальчиком. В прямом и переносном смысле, – кивнул фон Колер своим воспоминаниям, – но завладеть твоим телом, тем более поработить или даже изгнать разум, он бы не смог. Максимум – забрал бы тебя с собой.

– То есть я сейчас мог умереть полностью и бесповоротно.

– Именно так.

– А вы…

«Не предупредили», – хотел сказать я. Но не сказал – профессор даже переспросил меня, уверен ли я в первичном действии, а не в правде. М-да, если я еще хоть раз…

– Что – я? – с полуулыбкой поднял бровь фон Колер, заполняя паузу.

– А вы не опасались того, что, если обреченный на смерть заберет меня с собой, у вас будет выговор от руководства за сорванную операцию?

– Сережа был одаренным, а не одержимым – даже без предварительной подготовки вы сильнее, потому что это игра на нашем поле. Ну а кроме того… – Барон на мгновение задумался. – Послушайте историю. В отделе кадров Тайной канцелярии сидят двое сотрудников: опытный в возрасте, с чистым столом, и молодой, недавно начавший карьеру, буквально заваленный стопками личных дел. Опытный сотрудник, отвлекаясь от чтения утренней газеты, предлагает свою помощь и конечно же получает благодарное согласие. После чего берет ровно половину дел со стола молодого и закидывает их в шредер. «Но как же так, я ведь еще даже не просмотрел этих кандидатов!» – изумленно восклицает молодой. «Нам в Тайной канцелярии неудачники не нужны», – отвечает ему на это опытный и возвращается к прерванному чтению. Доступно объяснил? – после небольшой паузы поинтересовался фон Колер.

Намек профессора, кстати, я прекрасно понял и в принципе – принял. И этот его короткий рассказ еще раз подтвердил мне, что участие в турнире на территориях протектората – мое правильное решение. Аристократия этого мира более явно, чем у нас, находится на вершине мира, отделившись от низших сословий, и при этом готова умирать, защищая свое высокое положение. И показательная легкость, с которой барон позволил мне подвергнуться смертельной опасности, здесь в порядке вещей, а отказ от риска в некоторых ситуациях может неприятно удивить окружающих, отразившись на репутации.

– В наш век цифровизации личные дела в Тайной канцелярии хранятся на бумаге, в папках? – поинтересовался я. Намек барона прекрасно понял, вот только в ответ захотелось фон Колера поддеть. Но тот в ответ лишь улыбнулся:

– Вот именно, Алексей Петрович, вот именно. В наш век цифровизации – какое удачное определение, кстати, – в Тайной канцелярии личные дела хранятся только на бумажных носителях; во избежание, так сказать. Но имейте в виду – это информация для внутреннего пользования.

М-да, поддеть не получилось.

– Благодарю за доверие, – кивнул я. – Что ж, настало время правды. Продолжите лекцию здесь или вернемся в зал?

Фон Колер после этих слов как-то странно на меня взглянул.

– Что-то не так? – спросил я.

– Хм. Видите ли, Алексей Петрович, не могу не признаться – вы сумели меня удивить.

«Удивить?» Ну да, действительно. О смерти неизвестного «Сережи» я не то чтобы забыл… просто больше волновался о том, что мне неожиданно помогла мать Олега, и сопутствующих этому проблемах.

– Я, наверное, должен был поинтересоваться, кто это и почему именно он? – кивнул я на кучку праха.

– Вам неинтересно?

– Это не первоочередной интерес, но конечно же я желаю знать, кто это был и какие обстоятельства способствовали тому, что он оказался здесь.

– К теме нашей сегодняшней лекции это имеет прямое отношение. Сергей Готфрид. В недавнем прошлом – мой ученик, подающий весьма серьезные надежды. Вот только он решил не двигаться по дороге обуздания одержимости, ограничившись использованием стихийного дара.