Текст книги "Варлорд. Тёмный пакт"

Юная княжна по-прежнему держалась настороженно, при этом всеми силами стараясь сохранить непринужденный вид. Она не знает обстоятельств, которые привели к вызову для нее лекаря, понял я. О том, что она была обнаружена матерью в чужой кровати в, так скажем, небрежном виде, ей никто не рассказал. Одаренная лекарка, так похожая на княгиню, думаю, не сочла нужным, остальные – прислуга, вероятно, просто не рискнули.

Заметив пристальное внимание, девушка второй раз скользнула глазами в мою сторону. Причем опять посмотрела не на меня, а на занимаемое мною место.

По ауре легкого презрения, отсутствию интереса и легкой настороженности я предположил, что, возможно, юная черноволосая красавица приняла меня за безымянного гимназиста, пострадавшего в процессе ее гулянки и пришедшего требовать моральной компенсации.

Анастасия, внимательно глядя на мать, выждала паузу и как ни в чем не бывало двинулась через кабинет в сторону кресла. Анна свет Николаевна в этот момент наконец отвлеклась от монитора и наградила дочь таким взглядом, что юная княжна словно пощечину получила. Девушка дернулась даже, вытягиваясь по струнке и отходя на несколько шагов – мысль занять гостевое кресло она оставила моментально.

Княгиня, откинувшись на спинку стула, посмотрела на дочь бесконечно усталым взглядом.

О, я хорошо знаю подобное состояние, когда у тебя невероятно много проблем, ты их переводишь в задачи, решая одну за другой, и думаешь, что все плохо… а потом бац, и узнаешь – оказывается, только что была белая полоса, а настоящие проблемы еще только начинаются. Но при этом, вместо того чтобы спасать положение, ты вынужден заниматься всякой ерундой, которая возникает на ровном месте, по чужой глупости. Причем если не обращать внимания, то именно эта мелочь способна вырасти в очередной огромный снежный ком.

Голая дочь в кровати незваного гостя – конечно, не ерунда, но настроение и эмоции княгини я четко считал – для Анны Николаевны это сейчас было далеко не первостепенной проблемой. Не первостепенной, но несомненно важной.

– Рассказывай, – ледяным голосом произнесла княгиня, обращаясь к дочери.

После ее слов в ушах зашумело и меня повело враздрай по отношению к окружающему пространству. Княгиня словно задействовала генератор поля вестибулярной стимуляции – когда человеком можно управлять с пульта, как игрушечной машинкой. Даже в нашем мире такие есть – как достижения науки. Здесь же, видимо, способность одаренных.

Вновь среагировало доставшееся мне тело, активируя способности – перед глазами мелькнули сполохи, как у летчика при перегрузке, только серые, и ощущение чужого контроля пропало.

Анастасия рядом со мной также попала под воздействие княгини. Она явно оказалась ошарашена подобным тоном и ментальным напором. Отступив на шаг, юная красотка зарумянилась, но почти сразу побледнела как полотно и начала говорить:

– Мама́, мы с друзьями спонтанно приняли приглашение князя Андрея посетить Высокий Град, куда прилетели из Ниццы. Несколько дней провели в Волынском протекторате, а вчера вечером прибыли в Елисаветград. Здесь мы немного повеселились в салоне у мадам Белоглазовой. Прошу простить, в нарушение запрета я позволила себе буквально пару коктейлей, а после…

Черноволосая княжна замялась. Очень кратко, но емко изложив предшествующие обстоятельства, она оказалась в тупике – не думаю, что в ее памяти остались детали того, как она оказалась в родном имении.

Можно сейчас постоять пару минут, наблюдая, как попеременно краснеет и бледнеет девушка, но толку от этого, кроме лишних эмоций, точно не будет.

– Анна Николаевна, вы все не так поняли. Позвольте объясниться, – произнес я, заполняя паузу.

Взгляд ультрамариновых глаз впервые оказался направлен прямо на меня. Княжна смотрела так, словно заговорила часть меблировки. Княгиня – после увиденного – воспринимала меня более внимательно. Правда, гораздо более недоброжелательно.

– Объяснитесь, – процедила Анна Николаевна.

– Утром я был разбужен звуками из ванной. Заглянул и увидел там, – легкий кивок в сторону стоявшей рядом девушки, – неожиданную гостью в состоянии алкогольного опьянения, до бессознательности. Я принял ее за подгулявшую горничную, сполоснул под душем и перенес на кровать. Иначе действовать не мог, это было бы… негигиенично по отношению к княжне и к чистой кровати.

«Принял меня за горничную?» – говорили ультрамариновые глаза напротив.

«Это ты еще остальное не осмыслила», – подумал я, понимая, что за утро нажил себе третьего серьезного врага. Но продолжал:

– После уборки беспорядка в ванной я принимал душ, и в этот момент появились вы со спутниками. Сказанная мною фраза была в контексте озвученных догадок о принадлежности гостьи к горничным, поэтому я пытался отвратить от нее опасность увольнения, ошибочно приняв за прислугу. Все произошедшее заняло не более пяти минут, и иных толкований и домыслов моя фраза и увиденная вами картина иметь не могут. Готов подтвердить свои слова ментальной проверкой, – добавил я под пристальным взором княгини.

Княжна Анастасия, кстати, судя по ауре, уже вполне осмыслила и представила картину в подробностях. Я чувствовал, что она готова превратиться в разъяренную фурию, но смотрел только на княгиню.

– Пшел вон, – сказала и тут же забыла обо мне Анна Николаевна, оборачиваясь к дочери.

Фраза стеганула хлыстом и повисла в воздухе.

Я же лихорадочно размышлял, что делать. Чем выше уровень, тем острее зубы хищников – забыл я об этом, непозволительно расслабившись. Княгиня наверняка изначально рассчитывала поставить меня на место. На полагающееся мне, по ее мнению, место, которое находится в каморке неподалеку от уборной. Лишь ее явная загруженность проблемами и шок от встречи с дочерью в столь неожиданных обстоятельствах подтолкнули ее к тому, чтобы сделать это так топорно.

Уверен, будь у нее немного времени и чуть больше спокойствия, в подобном униженном положении я непременно оказался бы совсем скоро. И даже без случившегося. Причем наверняка оказался бы продуманно, и без возможности маневра. Так что мне, наверное, даже стоит поблагодарить судьбу, что все так получилось – быстро и спонтанно.

Княгиня, не дождавшись в течение нескольких секунд ответа или действий с моей стороны, посмотрела с неприязненным прищуром. Выигрывая время на размышления, я нахмурился в задумчивости и даже обернулся показательно – глянув, не стоит ли за моей спиной кто-либо.

– Это мне было? – с показательным удивлением поинтересовался я, наблюдая, как взлетают брови княгини в гримасе сиятельного недовольства.

Развернуться и уйти? Это значит утереться и расписаться в статусе.

Попытаться как-то возразить? Все идущие на ум слова, кажущиеся правильными для меня старого, из уст подростка прозвучат глупо, и цели не достигну. Только смешным покажусь.

– Пошел. Вон. – Глаза княгини опасно сузились, когда она повторила сказанное, уже глядя мне прямо в глаза.

– Благодарю за урок. Я хорошо запомню ваше гостеприимство, – изобразив полупоклон, медленно проговорил я, разворачиваясь к выходу.

По общественному восприятию мне всего четырнадцать. В другом статусе и другом возрасте подобное поведение не прокатило бы, но сейчас – в цейтноте – вариант действий и ответа я, наверное, выбрал самый лучший.

Но несмотря на решение попытаться тихо уйти и сохранить лицо, сдерживаемая ярость окутала взор темными сполохами. Неожиданно появилось четкое представление – открыть дверь я сейчас могу даже не прикасаясь к ней. Причем так, что ее просто снесет с петель. И больших усилий мне стоило сдержаться от разрушений.

Медленно я повернул ручку, перешагнул через порог и уже на выходе обернулся.

– Честь имею, – произнес я всплывшую из глубин памяти фразу и еще раз поклонился княгине. Даже улыбнулся, хотя кривоватая гримаса больше напоминала звериный оскал.

Показательно аккуратно закрыв за собой дверь, пошагал прочь. Покинуть усадьбу Юсуповых-Штейнберг я собирался как можно скорее и в ближайшее время – минимум год, сюда не возвращаться.

Глава 9

Истерично суетиться и показательно убегать прочь из имения не стал. Мальчик, что ли? Четырнадцатилетний, хм…

Не спеша вернулся в выделенные Максимилиану Ивановичу покои, поинтересовался насчет завтрака. Пока накрывали стол, перекинулся с Мустафой парой ничего не значащих фраз. И только после трапезы, уже за кружкой чая, перешел к серьезному обсуждению:

– Господа. Прошу вас отыскать гостиницу или апартаменты в пределах города, желательно не очень далеко от гимназии. Согласуйте в ведомствах бюджет как можно скорее. Если оперативно это сделать не получится, оплату за первый месяц произведите из собственных средств, наверняка у вас есть предусмотренная статья на непредвиденные расходы. Переехать нам необходимо… максимум через три дня. Но желательно сегодня-завтра.

Фон Колер, пока я говорил, внимательно на меня смотрел. Его эмоций я, кстати, не ощущал. Хм, а ведь и у Мустафы эмоциональную ауру я также больше не чувствовал.

Да, оба моих спутника далеко не просты – я и так об этом догадывался, сейчас же еще больше утвердился во мнении.

– Позвольте поинтересоваться: в чем нужда подобного поиска? – сделав маленький глоток кофе, поинтересовался Максимилиан Иванович.

– Княгиня отказала мне в гостеприимстве. Можно, конечно, рассмотреть вариант с тем, что вы, Максимилиан Иванович, останетесь жить в имении, а я буду являться сюда на занятия. На ваше усмотрение.

Барон недовольно поморщился. Показательно. Как я заметил, владел он собой отменно – сохранить невозмутимость у него не получилось лишь в случае, когда вынужден был самостоятельно рассказать о своих шашнях со студенткой. Хотя, может, там не интрижка, а настоящая любовь и от этого столь серьезное смущение? Впрочем, мне это не важно.

Между тем фон Колер коротко переглянулся с Мустафой. И, невиданное дело, оба вперились в меня одинаково осуждающими взглядами.

– Алексей Петрович, – произнес барон.

– Олег, – одновременно сказал Мустафа.

Мои спутники вновь переглянулись, и сириец чуть отстранился, всем видом показывая, что говорить стоит фон Колеру.

– Алексей Петрович, вариант с убытием из имения Юсуповых-Штейнберг рассматривать мы не можем.

– Почему же? – спокойно поинтересовался я.

– Я надеюсь, вы не забыли причину столь сильного к вам интереса?

– Нет, не забыл. Но пока не думал об этом: мэа кульпа, – добавил я извинение ради приличия.

– Елисаветград – город небольшой. И найти здесь место с подобной материальной базой, тем более такое, где мы сможем без боязни огласки изучать и совершенствовать ваши способности, – нетривиальная задача.

«С материальной базой», «без боязни огласки». Внушает, конечно. Но менять решение покинуть усадьбу не собираюсь, поэтому двоим товарищам напротив меня придется напрячься. Только я набрал в грудь воздуха, подбирая нужные слова, как фон Колер заговорил, опережая:

– Алексей Петрович, давайте так. Вы нам сейчас детально расскажете, что произошло между княжной Анастасией и вами, а мы вместе подумаем и решим, как загладить вину перед княгиней.

Оу. Ну да, спутникам-наставникам я же ничего и не объяснял. И формируют картину произошедшего они из того, чему стали свидетелями.

– Вопрос отказа в гостеприимстве решен. С княжной Анастасией, – пресек я попытку возразить, – у нас не произошло ничего из того, что вы себе надумали. Моей вины перед княжной и княгиней нет, отказать нам в гостеприимстве – личное решение Анны Николаевны. Останемся здесь, в усадьбе, мы только в случае ее извинений, чего не предвидится.

– В случае извинений? – приподнял бровь фон Колер.

– Вы все правильно поняли, господин барон. Поэтому прошу сосредоточиться на необходимости нашего переезда в самое ближайшее время.

– Позвольте мне попробовать самому переговорить с Анной Николаевной? – внимательно посмотрел на меня профессор.

– Как я могу вам это запретить? – пожал я плечами. И почти сразу ответил на его молчаливый вопрос: – Еще раз. С княжной Анастасией нас связывает знакомство в несколько минут, а все увиденное – истолковано превратно.

Фон Колер, оставив на столе чашку с недопитым кофе, вышел.

– Да. Олега, дела… – протянул Мустафа.

– Ты в каком звании? – не принимая предложенный тон, поинтересовался я.

– Специальный агент, – посерьезнев, ответил Мустафа.

– Звание в смысле – капитан, майор, лейтенант?

– ФСБ – гражданская организация, у нас нет воинских званий. Обычная разрядная сетка.

– Как так? Демидов же ротмистр?

– Воинские звания сохраняют те, кто пришел из армии и флота – если не уволены со службы, конечно. Ротмистр может работать в ФСБ, но ротмистром ФСБ от этого он не становится.

– Ясно. Мустафа… Мустафа же?

– Ну а как? – усмехнулся сириец. – Это ты у нас тысячеликий Олег-Алексей-Артур, а я просто Мустафа.

– О’кей, – кивнул я, собираясь продолжать. Но осекся на полуслове.

«О’кей?» – вопросительно смотрел на меня собеседник.

Оба-на, вот это я накосорезил. Здесь не англоцентричный мир, и привычное мне «ОК» здесь – по крайней мере, на территории Конфедерации – не распространено повсеместно. Французский-немецкий-русский в приоритете по линии Лиссабон – Петербург – Токио, а английский в ходу в британских колониях.

Да, осторожнее надо быть, шпионы палятся на мелочах.

– Тренируюсь, по легенде, – беззаботно пожал я плечами, вспомнив об архивной истории посещения школ в Гонконге и британской Калифорнии.

– Ясно, – покладисто кивнул сириец.

Интересно, считывает Мустафа эмоции так же, как и я? Если да, то это очень плохо. Не критично, конечно, но пристальное внимание навязанного постоянного спутника – единственного, знающего предыдущего Олега, мне совершенно не нужно. В этом случае придется кооперироваться с фон Колером и сливать Мустафу, чтобы прислали другого фээсбэтмена. Но это на совсем крайний случай – с бароном слишком близко дружить желания большого нет.

– Мустафа, как мне получить личный терминал?

– Он перед тобой. Я теперь твой личный терминал.

Денщик же, да. Выполняющий личные поручения. Ординарец, стюард – можно по-разному назвать.

– Другие варианты есть? – посмотрел на свою левую руку.

– Подождать до шестнадцати лет. Но это неточно.

– Подробнее.

– При успехах или, наоборот, провалах в обучении срок получения личного терминала может быть увеличен.

– А если серьезно?

– Я вполне серьезно, рисковать не стоит.

– Рисковать?

– Тебе доступна Сеть со стационарных терминалов. Все, что требуется оперативно и нельзя доверить общественной Сети, помогу сделать и узнать я. Ученикам элитных учебных заведений Конфедерации запрещено иметь личные терминалы с прямым доступом в Сеть до момента окончания обучения. Я, конечно, могу организовать тебе левый терминал, но импланты нейрошунтов просто так не спрячешь, а рисковать практически неминуемым отчислением ради бесконтрольного входа с Сеть… стоит оно того?

Обдумав услышанное, я подумал, что смысл в отсутствии у обучающихся личных терминалов есть. По сути, это те же смартфоны, только с гораздо большим функционалом. Без них не отвлекаются от учебы, нет лишних соблазнов и самое главное – ненужной огласки. Как говорил на российском ток-шоу один популярный голливудский актер: «Я был очень туп в свои четырнадцать, но у меня не было ни фейсбука, ни твиттера, поэтому об этом мало кто знал».

Даже в моем мире многим деятелям, в том числе государственным, социальные сети испортили карьеру или подмочили репутацию – в том числе не только своей собственной деятельностью, но и активностью детей. Здесь же, в сословном мире, репутация имеет гораздо более серьезное значение, а за оскорбления часто приходится отвечать кровью. Да, дуэльный кодекс никто не отменял – он лишь совершенствовался с годами.

В общий доступ легальной Сети, продолжал я «вспоминать», лишняя информация об аристократах попасть практически не могла, тем более информация о несовершеннолетней молодежи. Изнутри это контролировалось нормами поведения – отсутствием активности в социальном пространстве Сети, а также присмотром родственников. Снаружи – законами. Обсуждение, а тем более вторжение в частную жизнь одаренных новой аристократии этого мира было под строжайшим запретом.

Закон «О защите от вторжения в частную жизнь» работал, и работал очень хорошо. Даже если «княжна Анастасия» в пьяном виде шла домой по главной городской улице, распевая в чаде кутежа и угара матерные частушки, все увиденное свидетелями вместе со свидетелями и остается. Максимум щупальца слухов расползутся на пару кварталов среди соседей, родственников и знакомых. Но и то – с оглядкой. Связываться с Девятым отделением Собственной Е. И. В. канцелярии, занимающимся контролем информации, дураков не было. А ведь кроме государственного ока были еще и юристы высоких родов, которые очень быстро помогали расстаться со всеми сбережениями и приятными жизненными перспективами.

Порочащую аристократов информацию можно было найти только в двух местах. Первое – в темном, глубинном сегменте. Но, учитывая его нелегальный статус, посещали черную Сеть совсем не за «скандалами-интригами-расследованиями». Поэтому заметного урона чести даже жареные новости в этом сегменте принести не могли, будучи прерогативой очень небольшого числа пользователей.

Кроме этого, неприятные новости и фотографии могли всплыть в сером, грязном сегменте Сети. В двух случаях – активизировавшиеся слабоумие и отвага борца за доступность правды, которые оперативно сменялись тюремным заключением или вовсе жирной точкой в жизненном пути. Либо жареная информация оказывалась в Сети с подачи самих аристократов в ходе интриг или даже клановых войн. В которых – при эскалации конфликта, в ход шло уже все, что можно.

В памяти всплыли очередные «воспоминания»: Олег относительно недавно, в ходе серфинга на большой глубине натолкнулся на заметки очень и очень пикантного содержания, порочащие честь сразу двух графских родов. «М-да, на фоне этого пассаж княжны Анастасии, если она просто засветилась в подобном состоянии на людях, кажется детской прогулкой», – подумал я, вглядываясь в мыслеобразы ставших уже моими воспоминаний.

Олег, благодаря стараниям отца-опекуна, знал намного больше, чем средний обыватель. Знал он и о том, что система распознавания лиц ни в одной точке планеты программно не замечает аристократов. Негласный кодекс. Здесь, в этом мире, подобных неписаных, но жестких правил существовало гораздо больше, чем у нас, во многих аспектах жизни.

Так что уверен – сведения о княжне Юсуповой-Штейнберг, замеченной в непотребном виде, нигде не появятся. Но информация о ее… ошибке, так скажем, с сохраненными в ручном режиме фото и видеоподтверждением уже есть у очень и очень многих. И, если представится случай, будет пущена в ход.

Знания, доставшиеся от Олега, накладывались на элементарную логику, с которой я вполне дружил – и картина окружающего мира вырисовывалась достаточно четкая.

Пока раздумывал о конфиденциальности высших каст общества и осмысливал перспективу провести следующий год-два без личного терминала, вернулся фон Колер.

– Алексей Петрович, Анна Николаевна ждет вас, – произнес барон, едва переступив порог. Выглядел Максимилиан Иванович устало – словно вагон разгрузил, а не с княгиней беседовал. Хотя готов поверить – энергии в разговоре с княгиней он мог потратить не меньше, чем на погрузочно-разгрузочных работах.

Кивнув барону, несколько секунд посидел, размышляя. Не знаю, как повел бы себя Олег в данной ситуации. Со мной осталась полностью его память, но не эмоции. Может быть, он импульсивно отказался бы и разговаривать с княгиней не стал. А может, и нет.

Да, дело дрянь – вопрос с княгиней, который я уже считал было решенным, возник снова. Не очень люблю возвращаться к уже закрытым делам. И тем более не люблю менять принятые решения. Но категоричность – первый приют неудачников, поэтому компромиссы – наше все.

Взрослые ведь люди. Мне и вовсе уже почти пятнадцать.

Задумчиво пожав плечами, жестом показал Мустафе на выход. Сириец молча поднялся и последовал вперед. Несмотря на то что дорогу я примерно помню, пусть не расслабляется, раз назвался денщиком.

И кстати. Имя «Мустафа» в декорациях родных березок мне не нравится. Как специальный агент ФСБ отнесется к тому, что у него появится новый оперативный псевдоним? Как придумать новое имя для ординарца? Тоже легче легкого, идеи на поверхности лежат, в классике. Имя слуги Арамиса я забыл. Но помню, что у Атоса – Гримо, у Портоса – Мушкетон, а у гасконца – Планше.

«Планшет! Почему бы и нет, и звучит неплохо», – весело глянул я на сирийца. Мустафа в этот момент думал о своем, и, заметив его сосредоточенное выражение лица, озвучивать пришедшую в голову идею я не стал. Понял как-то вдруг, что все происходящее сейчас действительно серьезно и, если я с княгиней не договорюсь, видимо, нас ожидают некоторые трудности. Даже не ощущая эмоций проводника, я заметил, что он крайне напряжен.

Странная ситуация. С одной стороны, у меня буквально информационный голод от недостатка сведений – коснись любого конкретного дела или проблемы. С другой – информации в общем настолько много, что в голове просто не хватает оперативной памяти для того, чтобы осмыслить даже малую ее часть.

И сейчас – по виду Мустафы, по желанию фон Колера договориться с княгиней, понимал – я явно что-то упустил. Что-то очень серьезное.

С такими мыслями и подошел к дверям кабинета княгини. В этот раз стукнул два раза и зашел сразу. Перспектива вновь общаться с Анной Николаевной мне претила, но я сумел отставить эмоции в сторону, подходя к разговору с холодным разумом. Несмотря на это, в ушах периодически еще звучало сочное: «Пшел вон». Поэтому если сейчас Анна Николаевна выставит меня за дверь, можно будет уже с чистой совестью сообщить мастерам-наставникам, что попытка примирения не удалась.

Княгиня за порог меня не выставила. В кабинете она была уже одна. Сидела откинувшись в кресле, внимательно на меня глядя. Под ее пристальным взглядом я не торопясь прошел к столу и присел в гостевое кресло.

За Анной Николаевной наблюдал краем глаза, рассматривая портрет цесаревича Алексея за ее спиной, стилизованный под работы художников восемнадцатого века. На картине, кстати, наследник трона был в черной форме Александрийского полка «бессмертных гусар», в списках которого, видимо, числился.

Пока смотрел на будущего правителя одной шестой части суши, даже не заметил, как молчание затягивалось. Мне пауза неудобств не доставляла в отличие от княгини, только обратив на нее внимание, я ощутил взрывную гамму чувств – от настороженной опаски до раздраженной злости.

Ух ты! Княгиня-то и не знает, что говорить.

Не ведаю, какие аргументы приводил фон Колер, но Анна Николаевна наступила на горло собственной песне – в буквальном смысле слова, и вызвала меня для того, чтобы извиниться. Но сделать это сейчас просто физически не может, не в силах перешагнуть через себя.

Устроившись в кресле поудобнее, я положил руку на столешницу и дробным перестуком выбил ритм имперского марша из «Звездных войн». Вместе с княгиней вздрогнули одновременно.

Она – от удивления моей наглости. Я – от запаха денег. «Звездные войны», Гарри Поттер, «Оттенки серого» – в этом мире ничего подобного нет и это же золотая жила! «Золотая жила, для разработки которой нужны деньги, и немалые, – тут же осадил я себя. – Забыли пока; к тому же далеко не факт, что популярные в моем мире истории выстрелят здесь».

Кстати, хорошо, что не стал углубляться в размышления, подвиснув совсем ненадолго – судя по виду и эмоциональной ауре, выстрелить в меня уже была готова сама княгиня.

Да, я бы подобному поведению у себя в кабинете и тоже был бы не рад.

Ладно, раз сама она говорить не может – явно не зная, как начать, придется ей помочь. Обиду я запомнил, записал и забыл – при случае верну, сейчас же мне открытый конфликт не нужен.

– Четырнадцать, почти пятнадцать лет я жил в Волынском протекторате и знать не знал о том, что Войцех Ковальский – мне не отец, а назначенный опекун.

Говорил я медленно, глядя над плечом Анны Николаевны. Она смотрела прямо на меня, внимательно слушая.

– Всего три дня назад бойцы специального подразделения армии Конфедерации спасли меня от смерти и вывезли с территории протектората. Почти сразу у меня состоялась беседа с высокопоставленными чиновниками из Собственной Его Императорского Величества канцелярии и Федеральной службы безопасности Российской Конфедерации. В ходе беседы я узнал, что Петр Алексеевич Юсупов-Штейнберг – мой биологический отец.

Княгиня – внешне, сохраняла невозмутимость. Но ее эмоции бушевали огненным смерчем, словно гоночный болид, перевернувшийся на скорости триста километров в час.

– Тайный советник от канцелярии и специальный агент ФСБ в беседе со мной выразили заинтересованность в том, чтобы я выбрал организацию, под эгидой которой буду служить государю-императору. – Кивком показал я на портрет монарха, висевший рядом с изображением цесаревича.

– Оба беседующих со мной господина преследовали разные цели, но в одном были единодушны – предлагая сразу принять полагающиеся мне герб и титул.

Сделал паузу, дав несколько секунд княгине на осмысление, и продолжил:

– Не могу точно сформулировать причину, но делать это я пока не готов. Возможно… возможно, – еще раз повторил я, – от полагающегося мне герба я откажусь. Не потому что благородство или иные чувства, нет. Не очень люблю находиться на коротком поводке у других. Видите, я с вами предельно откровенен, – переведя взгляд с портретов монархов, впервые посмотрел я в глаза княгине.

Старый, но действенный прием – делать вид, что избегаешь чужого взгляда, а затем прямо смотреть в глаза. Княгиню взгляд отвести не заставил, конечно, но она слегка сощурилась и едва-едва кивнула, отдавая дань моей прямоте.

– Я вам неприятен. Вы мне безразличны. Сэд бат тру, – пожал я плечами.

Это ей чтобы не расслаблялась слишком сильно.

– Вариант с проживанием в вашем имении меня совершенно не прельщает, но это не мой выбор и не мое решение. Вы выставили меня из кабинета, как мальчика…

«Сам-то ты кто сейчас? Большой дядечка?» – мысленно спросил я себя.

– …подавальщика в кабаке, – тут же исправился. – И я вынужден реагировать, потому что нельзя никому позволять вытирать о себя ноги. Согласны?

Княгиня, не отводя взгляда, сцепила пальцы и медленно изменила позу, положив локти на стол.

– Вы необразованный и беспардонно наглый молодой человек, – медленно проговорила она.

– Я должен был сказать: «Согласны, ваше сиятельство?» – моментально догадался я. Память Олега помогла.

– Именно, – едва кивнула княгиня.

– В том, что необразован, – вины не чувствую. Не я такой, жизнь такая. Обвинения в том, что беспардонно наглый, отвергаю. Вот если бы я спросил: «Согласны?», обладая навыком светской беседы, это была бы сознательная шпилька. Я же просто сделал ошибку. Так что, согласны, ваше сиятельство?

– Согласна, – кивнула княгиня.

«Ну и?» – выжидающе глянул я на нее.

– В недавней нашей беседе я вела себя излишне резко и, возможно, вышла за рамки.

Пять секунд. Десять. Сохраняя молчание, я продолжал смотреть в глаза княгине.

«Это что, все?» – через полминуты задал всем своим видом невысказанный вслух вопрос.

Речь вообще-то шла об извинениях. Компромисс компромиссом, но так это не работает. Как кость собаке бросила, и…

– Для Алексея Петровича Юсупова-Штейнберга это ничтожно мало, признаю. Для Артура Волкова – уже непозволительно много с моей стороны. Согласны?

Вот же ж… И не поспоришь. Счет «один-один».

В тот момент, когда я невольно усмехнулся и покачал головой, признавая ее правоту, княгиня деликатно отвернулась. Причем в моей памяти в этот момент возник голос Смехова: «Для Атоса это слишком много, а для графа де Ла Фер слишком мало…» Все, точно Мустафа теперь Планшетом будет.

Ладно, этот раунд закончили. Начинаем следующий.

– В моей судьбе сейчас два явных интересанта – Канцелярия и ФСБ. Я, как уже говорил, сейчас даже слабо представляю, в какой мир попал. Мне не хватает знаний, опыта, образования. Я даже не знаком с текстом завещания, в котором упомянут.

Впервые во взгляде княгини промелькнул интерес.

– Я не уверен, что через год, который мне отвели на знакомство с новым для меня миром, я приму титул. Как вы, возможно, знаете, я…

Пауза. Темная магия – совсем не то, о чем говорят вслух, я это прекрасно понимал.

– О ваших способностях мне известно, – кивнула княгиня. Говорила она, кстати, уже вполне деловым тоном, а ее эмоции слегка улеглись.

– Прекрасно. Если так, значит, вы не можете не понимать, что собственная судьба целиком мне больше не принадлежит. Но. То, что мое, – отдавать я не намерен.

Губы княгини сжались в тонкую линию, побелев, а сама она напряглась.

– Я не знаю, что по завещанию мне полагается к титулу и гербу. Может быть, кроме титула это еще и доля в наследстве…

Не ошибся. Анна Николаевна смогла внешне сохранить невозмутимость, но ее эмоции мне рассказали – в завещании князя мне полагается не только герб, перечеркнутый лентой незаконнорожденного.

– При этом я понимаю, что мое вступление в свои права может доставить вашему роду серьезные проблемы. И готов предложить сделку.

Настало время княгини смотреть мне в глаза с немым вопросом.

Пять, десять секунд. Когда дождался ответного молчаливого «Ну и?» от нее, удовлетворенно кивнул и заговорил:

– Я хочу ознакомиться с завещанием Петра Алексеевича. После этого мы можем обсудить варианты – к примеру, замена моей доли на денежную или консолидированную имущественную компенсацию. Возможно – еще раз, возможно, я и вовсе буду готов отказаться от титула. Вопрос цены.

– Несмотря на ваши юные годы, не могу не отдать дань деловой хватке, – медленно произнесла Анна Николаевна.

– Тяжелое детство, дефицит игрушек, – пожал я плечами. – Приходилось книги читать.

– Можете многого добиться и превратиться в опасную фигуру. Если доживете, – улыбнулась уголком губ княгиня. Взгляд ее при этом оставался серьезным.

Не понял: это вот сейчас была прямая угроза с ее стороны? Но уточнять не стал, обдумаю это позже. Вновь демонстративно пожал плечами, уже без комментария.

– Я подумаю над вашим предложением, – после небольшой паузы произнесла она, снова откидываясь на высокую спинку кресла.

– Когда я смогу ознакомиться с завещанием? Или чтобы узнать размер моей доли, мне необходимо обратиться к наставникам?

– Я могу с этим помочь, и ваши наставники будут лишними в этом… нашем семейном деле, – с некоторым усилием произнесла княгиня. – Но для вас же будет лучше, если мы вернемся к этому вопросу во время ближайших школьных каникул. К этому моменту я смогу сформировать для вас предложение.