Текст книги "Свадебное путешествие Лелика"

– Вполне вероятно, – меланхолично ответил мужик, продолжая брести за собачкой.

– Но, может быть, Голландия? – продолжал допытываться Лелик.

– Весь мир – Голландия, – неожиданно ответил мужик, который вдруг сделал над собой и собачкой жуткое усилие воли и остановился. После этого он вдруг разразился пламенной речью, которая очень напоминала выступление доктора Геббельса на нацистских шествиях. Говорил мужик на чистейшем немецком языке.

– Вот те раз, – сказал Лелик. – Так он, оказывается, немец. Может, мы вообще еще в Германии? Границы-то не было.

– Ишь как заливается, – завистливо сказал Макс. – Мне бы два литра шнапса, я бы еще не так заливался.

– Кто о чем, а Макс о шнапсе, – недовольно сказал Славик. – Мы тут, понимаешь, вообще не пойми куда заехали, а он все о выпивке думает.

– Да ладно вам, – махнул рукой Макс. – Какая разница, куда мы заехали? Это же Европа. Тут куда ни заедь, через два часа все равно в Париже окажешься.

– Кстати, логично, – согласился Лелик. – Ладно, мы в Антверпене – и это главное. А чей он – бельгийский, голландский или германский – лично мне пофиг. Пускай они сами за него воюют. А я спать хочу.

С этими словами друзья распрощались со словоохотливым немцем, который продолжал что-то шумно говорить и на их уход вообще не обратил никакого внимания, и отправились в гостиницу.

Тетка внизу сказала, что номер готов и вручила им ключи. Компания поднялась наверх, Лелик открыл дверь и…

– Вот это я понимаю, – восхитился Макс. – Как она четко проинтуичила, что у нас свадебное путешествие!

– М-да, – сказал Лелик, с тоской глядя на шикарную двухспальную кровать для новобрачных, застеленную покрывалом со здоровенным малиновым сердечком посредине.

– Мама моя, – сказал Макс, открывая дверь в ванную. – Тут и ванна в виде сердечка. Какая прелесть! Это будет лучшая ночь в моей жизни.

– Ладно, – сказал Лелик, – хватит. Приняли нас за педерастов – тут уж ничего не поделаешь. Тихонечко переночуем, а завтра отсюда уезжаем, и плевать на все. Короче, так: мы со Славиком ложимся на кровать, а Макс забирается на диванчик в углу. Его специально по моей просьбе поставили.

– Почему это я на диванчик? – обиделся Макс. – У кого тут свадебное путешествие?

– Еще раз заикнешься про путешествие, – разозлился Лелик, – не будет ни путешествия, ни диванчика. Я устал, между прочим. Несколько часов за рулем. И если мне кто-нибудь помешает выспаться, то я этих кого-нибудь выставлю из номера в два пинка и один здесь буду кайфовать.

Макс притих. Лелик быстро принял душ, залез в постель и попытался заснуть. Славик сделал то же самое. К счастью, постель была достаточно широкая, поэтому никаких пикантных ситуаций вроде касания друг друга различными обнаженными частями тела у них не возникло. После этого настал сольный номер Макса, который сначала пытался смотреть ночной канал по телевизору, затем требовал разрешения ограбить мини-бар в номере, но Лелик озверел не на шутку и сказал, что действительно выставит Макса из номера. Макс обиделся до глубины души, но залег на свой диванчик и вроде бы затих.

Выключили свет. Макс начал очень громко ворочаться и периодически шумно вздыхал. Потом он стал громко вздыхать и очень шумно ворочаться. После этого он стал со свистом вздыхать и бурно ворочаться.

Но тут Лелик вспомнил, что они во время смены валюты купили про запас еще одну бутылочку вискаря. Он встал, достал бутылочку из кармана, отнес ее Максу и ласково сказал:

– Пей, дитятко. Пей, сволочь. Но если ты после этого еще раз громко вздохнешь или шумно повернешься, я тебя задушу своими собственными руками прямо в колыбельке. Понял?

Макс ничего не ответил, а только шумно присосался к бутылочке, выражая всем своим видом полное одобрение происходящему… Ровно через пять минут Макс затих настолько, что его присутствие в комнате почти не ощущалось. Лелик еще некоторое время настороженно вслушивался в темноту, боясь расслабляться раньше времени, однако с диванчика Макса послышалось ровное сонное дыхание, после чего Лелик успокоился и тоже заснул. Это была их первая ночь на гостеприимной европейской земле.

Проснулся Лелик оттого, что чья-то рука нежно обвила его шею, а чьи-то губы стали жарко дышать ему в ухо. Лелик очнулся мгновенно, тут же вспомнил перипетии вчерашнего дня и сообразил, что рука и губы никак не могут принадлежать горячей бельгийке или голландке, а принадлежат они Славику, которому, судя по всему, сейчас снится черт знает что. Лелик осторожно открыл глаза и увидел Макса, который лежал с открытыми глазами на диванчике напротив и с интересом наблюдал за тем, как рука Славика обнимает Лелика за шею.

– Славик! – громко сказал Лелик.

– Что? – откликнулся тот сквозь сон.

– Руку свою чертову убери, – возмущенно сказал Лелик, – эротоман фигов.

Славик с видимым усилием открыл глаза, приподнял голову, ойкнул и быстро отполз от Лелика подальше.

– Ничего, ничего, – сказал Максимка со значением в голосе. – Можете меня не стесняться. Невеста на редкость неревнива. Раз вы уже взяли номер для новобрачных педерастов, так можете оттянуться по полной программе. Я отвернусь.

– Задолбали эти дурацкие шутки! – крикнул Лелик, отбросил одеяло, вскочил и… вдруг обнаружил, что трусов на нем нет. Максим со Славиком разразились восторженными аплодисментами.

– Браво, – крикнул Макс, – бис. А вокруг столба извиваться могешь? А танец пениса продемонстрируешь?

Лелик ойкнул, быстро прыгнул в постель, накрылся одеялом и заорал:

– Кто с меня снял трусы, мать вашу?

У Славика с Максом началась истерика.

– Это гномики, – прохрипел Славик, закатываясь. – Они ночью пришли, залезли под одеяло и стащили с тебя трусы.

– Ага, – подтвердил Макс. – Гномики-гомики. Их администрация всегда присылает в номера для новобрачных. Мало ли что. Вдруг пригодятся?..

Лелик сунул руку под подушку и вдруг обнаружил там свои заветные трусы. Тут же он вспомнил, что в этих трусах оказалась довольно жесткая резинка, которая ему в дороге натерла бедра, поэтому он, ложась спать, трусы снял и засунул под подушку. Лелик, чертыхаясь, надел под одеялом трусы и снова вскочил с кровати.

Славик с Максом, завидев Лелика в трусах, заулюлюкали и засвистели.

– Не фиг свистеть, – строго сказал Лелик. – Бесплатно я тут уродоваться не буду. Все порядочные стриптизерши неоднократно за вечер получают по пятьдесят баксов, которые им засовывают за лифчик или за трусики.

– Надевай лифчик, – с готовностью сказал Славик. – За такое зрелище я пятьдесят баксов заплачу, не задумываясь.

Лелик понял, что с этой парочкой сейчас лучше не связываться, поэтому отправился умываться…

Завтрак в этой гостинице подавали какой-то странный: пара йогуртов, круассан и кучу всяких сладостей – джемы, пирожные и конфеты. А в ресторанчике кроме них сидели довольно странные парочки: либо юноша с девушкой, либо юноша с юношей, либо девушка с девушкой.

– Что за завтрак такой? – брезгливо спросил Лелик, который вообще не любил сладкого. – Где котлета или сосиска – я вас спрашиваю?

– Он нас спрашивает, – пробурчал Макс Славику, прожевывая круассан, на который он вывалил две баночки джема. – Пускай он лучше девушку на стойке спрашивает. Он ей вчера так понравился, что нам дали номер для новобрачных.

– Да тут все номера такие, – сказал Славик. – Я слышал о подобных отелях. Обычно тут останавливаются голубые, лесбиянки и традиционный молодняк, который хочет ночью круто оттянуться. Поэтому весь антураж такой. И сладости на завтрак.

– Ну и фиг с ними, – сказал Лелик. – Переночевали, и ладно. Главное – нас здесь не изнасиловали.

– Вообще-то, мы отсюда еще не уехали, – пробурчал Макс, беря Леликов круассан.

– Что? – нахмурился Лелик.

– Ничего, ничего, – сказал Макс. – Я говорю – еще не вечер.

– Положь мою булку, зараза, – сказал Лелик, отбирая у Макса круассан. – Я жрать хочу. Кроме того, надо решить, что мы делаем дальше.

– А у нас какие-то варианты? – поинтересовался Славик.

– У меня в Брюсселе старый приятель живет, – сказал Лелик. – Я думал, раз мы все-таки в Бельгии, брякнуть ему и, может быть, заехать. Хороший парень, между прочим.

– Как звать? – деловито спросил Макс, забирая леликовские баночки с джемом. – Тиль Уленшпигель?

– Саша Хохлов его звать, – ответил Лелик. – Мой школьный приятель.

– Ну, – рассудительно сказал Славик, – если он нас хорошо встретит и покормит в приличном ресторанчике, то почему бы и не заехать. Наши русские хлопцы славятся своим гостеприимством.

– Сашка наверняка нас шикарно встретит и покормит в лучшем русском ресторане, – сказал Лелик. – Правда, он не русский. Он чистый еврей.

– Я всегда не доверял евреям с русскими фамилиями, – сказал Макс, чавкая, как бегемот.

– Твоего мнения никто не спрашивает, – отрезал Лелик, вставая, чтобы идти в номер звонить Хохлову. – Не хочешь ехать – оставайся здесь, в отеле для розовато-голубоватых. Может, повезет, и тебя кто-нибудь изнасилует.

– Злой ты, – сказал Макс нежно (после еды он впадал в сентиментальное настроение и ни на что не злился). – Разве я могу тебя бросить в Брюсселе одного, противный?..

Лелик ничего на это не ответил и отправился в номер…

Как ни странно, Хохлов подошел к телефону после первого гудка.

– Хэлоу, – сказал он с прекрасным французским прононсом. – Это Хохлов.

– Шурик, – сказал Лелик. – Это я, Лелик.

В трубке воцарилась гнетущая тишина.

– Шурик, – осторожно сказал Лелик, понизив голос. – Это я, Лелик из Москвы. Приятель твой школьный. Только я сейчас не из Москвы звоню. Я в Антверпене.

– Лелик, – вдруг заорал Хохлов, – дружище, так ты здесь! Блин, какая удача! А я-то собирался тебе в Москву звонить, приглашать! А ты здесь! Блин, прекрасно! Немедленно собирайся и приезжай. У меня же сегодня свадьба, брат, представляешь?

– Ой, – сказал Лелик. – Ты с Киркой развелся, что ли?

– Да ты что? – искренне возмутился Шурик. – Моя Кирка – лучше всех. Я без нее никуда. Наоборот, я на ней и женюсь. Кирка! – заорал Шурик куда-то в сторону от трубки. – Представляешь, Лелик звонит. Он в Антверпене, мерзавец.

– Подожди, – неуверенно сказал Лелик. – Ты же на ней уже женился. В Грибоедовском загсе. Я же у вас свидетелем был.

– Ну да, – радостно проорал Шурик. – Но это был светский брак. А теперь мы женимся по иудейским законам.

– А ты разве иудей? – осторожно спросил Лелик.

– Еще какой! – радостно засмеялся Шурик. – Ты меня сейчас и не узнаешь. Сколько лет прошло, как мы не виделись?

– Ну, – задумался Лелик, – уже, пожалуй, лет семь. Вы же уехали, когда нам 26 было. А сейчас – возраст Христа. Но ты и тогда, как я помню, что-то там изучал и в синагогу периодически ходил.

– Ну вот, – сказал Шурик. – А сейчас ты меня просто не узнаешь. Я такой правоверный стал – ужас просто.

– Надеюсь, – осторожно поинтересовался Лелик, – тебе с гоями вроде меня общаться еще можно?

– Ну, не настолько же я стал правоверный, – успокоил его Шурик. – Не волнуйся, все в порядке. Так мы тебя ждем. Я сейчас номер в «Хилтоне» забронирую.

– Да, но… – начал было Лелик.

– Какие но? – выкрикнул Шурик. – Я не желаю ничего слушать!

– Да нет, – сказал Лелик. – Просто я путешествую с двумя приятелями. Мне их будет не очень удобно оставить в Антверпене.

– Нет проблем, – ответил Шурик. – У меня ужин заказан в «Хилтоне» на сто человек. Двумя больше, двумя меньше – разницы никакой. Вам нормально на троих один номер или надо три заказать?

– Одного вполне достаточно, – сказал Лелик. – Две кровати и диван для ребенка.

– Так ты с ребенком? – удивился Шурик.

– Нет, – ответил Лелик, – ему годков-то, как нам. Просто мозги так и не выросли. Ему диванчика вполне хватит.

– Договорились, – сказал Шурик. – Только ты выезжай прямо сейчас. У нас в 14 часов уже обряд в синагоге. Я хочу, чтобы ты присутствовал.

– Да, – спохватился Лелик. – У меня смокинга с собой нет. Я же налегке, вырвался на недельку.

– Можно и без смокинга, – утешил его Шурик. – Кроме того, здесь его на вечер можно напрокат взять.

– Договорились, – сказал Лелик. – Диктуй адрес…

Славик с Максом поначалу без восторга встретили предложение Лелика смотаться в Брюссель, а потом уже в Амстердам, однако когда они услышали, что вечером их ждет торжественный ужин в отеле «Хилтон», то быстро сменили гнев на милость и сказали, что поддерживают Лелика во всех его начинаниях.

Хохлов

Они быстро собрались, вежливо распрощались с молодым человеком на стойке (он еще утром сменил сомнамбулическую девушку), который им настолько странно подмигивал, что Лелик еле удержался, чтобы не треснуть ему по физиономии, и спешно направились в Брюссель. По дороге Славик долго выпытывал у Лелика – кто такой этот Саша, как он выглядит, чем занимается и так далее. Лелик с удовольствием рассказал, что Сашка всю жизнь был тихим еврейским мальчиком, который, однако, за внешней тихостью скрывал весьма неплохие коммерческие задатки. Женился Сашка рано – на такой же тихой девушке, которую сосватала его мамочка, но зажили они счастливо, тем более что Саша днем работал в своем «ящике», двигая фундаментальную науку, а по вечерам штамповал дома сережки и клипсы из цветной пластмассы от детских конструкторов, чем весьма неплохо зарабатывал семье на кусок хлеба с колбасой.

Когда пошло кооперативное движение, Лелик стал ожидать, что Сашка с его способностями быстро станет директором какого-нибудь банка, однако Шурик как-то довольно быстро слинял в Бельгию. Почему, зачем и что он там был намерен делать – Лелик не знал. Вроде бы у Шурика там обнаружились какие-то родственники. Единственное, что Лелик знал от общих знакомых, которые заезжали к Шурику в Брюссель, так это то, что Шурик имеет очень солидный бизнес и отлично упакован. Но при этом не загордился, а со всеми общается весьма дружелюбно.

– Дружелюбно – это хорошо, – рассудительно сказал Макс. – Значит, бухнуть дадут.

– Что ты все бухнуть да бухнуть? – возмутился Лелик. – Тебе тут рассказывают историю человеческой жизни, а тебе лишь бы бухнуть.

– Понимаешь, – сказал Макс, – в процессе бухания я готов любую историю человеческой жизни слушать. Я готов даже плакать навзрыд. Однако если меня не напоить, то я буду очень невнимательным слушателем.

– Никто тебе там историю всей жизни рассказывать не собирается, – объяснил Лелик, нервно ведя машину. – Мы приглашены на свадьбу. Причем по полной программе. Сначала будет обряд в синагоге, а вечером – торжественный ужин в «Хилтоне».

– Что за обряд в синагоге? – перепугался Макс. – Не надо мне никаких обрядов. Мне и так хорошо.

– Обряд – это Шурик будет жениться по иудейским канонам, – объяснил Лелик. – Мы там просто будем присутствовать в качестве гостей.

– Ну слава богу, – успокоился Макс. – Главное – чтобы при входе наличие обрезания не проверяли, тогда все будет в порядке.

– Треплушка ты, Макс, – сказал Славик, который в этот момент внимательно изучал карту. – Ты что, ни разу в синагоге не был?

– Ну и не был, – признался Макс. – А что мне там делать? Я даже и в церкви ни разу не был. Впрочем, вру, один раз был: молился, чтобы «Спартак» победил этих чертовых англичан.

– Кошмарный человек, – сказал Лелик Славику.

– Во-во, – поддакнул тот. – Никакого уважения к религии.

– Можно подумать, – заспорил Макс, обращаясь к Славику, – что ты когда-нибудь был в синагоге.

– Не был и не пойду ни за что, – откликнулся Славик. – У меня с этими иудеями война.

– Это еще почему? – удивился Лелик.

– После одной истории, – признался Славик, – я туда не ходок.

– Расскажи, расскажи, – стал подзуживать Макс. – Раскрой общественности глаза на это иудино племя.

– Але, – возмутился Лелик. – Я бы попросил. У меня бабушка еврейка.

– Бабушку никто не винит, – успокоил его Макс. – Она вне подозрений.

– У меня был приятель Витасик, – начал рассказывать Славик, – который хотел жениться на еврейской девушке. Ну, чтобы из богатой семьи и все такое. Так вот, он постоянно мотался в синагогу, потому что ему сказали, что с обеспеченными еврейскими девушками нужно знакомиться именно там. Как-то раз мы с ним бухали в шашлычной недалеко от Таганки, и Витасику вдруг загорелось пойти в синагогу – она там рядом, – причем вместе со мной. Он мне хотел этих девушек показать.

– Воображаю Славика с его рязанской рожей в синагоге, – сказал Макс. – Все еврейские девушки со смеху помрут.

– Подумаешь… – обиделся Славик. – Может, наоборот, я как раз на контрасте и сработаю. У них там эти женихи все на одно лицо. А тут появится приятное разнообразие.

– Короче, – сказал Лелик, – и что дальше? Чем тебя так обидели-то? Перед входом в синагогу заставили сказать: «Ленин – сука»?

– Нет, дело не в этом, – ответил Славик. – Мне Витасик объяснил, что в синагогу нельзя с непокрытой головой. Причем времена еще были советские, а тогда эти кепочки перед входом не выдавали, как сейчас. Надо было с собой приносить. У приятеля была какая-то негритосская шапка, а у меня, понятное дело, не было ничего. Ну мы и пошли по магазинам, чтобы купить мне кепочку.

– Купил бы танкистский шлем, – предложил Макс. – И смотрится стильно, и лицо становится боевитое…

– Так мы, – продолжил Славик, – целый час по магазинам мотались. От шляпы я сразу отказался, сомбреро Витасик запретил покупать, цилиндр был слишком здоровый, а за турецкую феску можно было и в морду получить.

– Ну, в морду не в морду, но не поняли бы тебя – это точно, – подтвердил Лелик.

– В конце концов, – сказал Славик, – мы все-таки нашли что-то похожее на эту чертову кепку. Оказалось, правда, что это сувенирный головной убор каких-то бушменов, но издаля она смотрелась один в один как эта их… как она там называется – кипка?

– Кипа, – сказал образованный Лелик.

– Вот я и говорю, – обрадовался Славик. – Короче, нацепили мы свои эти кипки и пошли в синагогу. А там какой-то праздник был, так что народу толкалось кругом – пропасть. Одна толпа в синагогу идет, а другая из нее выходит. Мы с Витасиком встали в очередь на вход и толкаемся себе потихоньку. И вдруг, когда мы уже поднялись на самое крылечко, из толпы, которая выходила из синагоги, протягивается рука и преспокойно снимает с меня эту бушменку. Представляете?

– Зачем? – спросил Лелик.

– А мне-то откуда знать? – искренне возмутился Славик. – Какая-то сволочь сняла с меня эту кепку, мне, главное, деться из этой толпы некуда, поэтому меня прямо впечатывает в толстого и бородатого мужика на входе, который так противно-противно говорит: «А где ваша кепочка, молодой человек?» Где кепочка, говорит эта сволочь. Ну я ему открытым текстом и ответил, где эта кепочка, которую нагло с меня стащил какой-то его же собрат еврей. Тут-то меня и выперли, причем очень грубо.

– Почему именно его собрат-то? – полюбопытствовал Лелик. – Может, наоборот, это кто-то из христиан увидел, как простой рязанский парень рвется в синагогу, вот тебя и остановили от этого опрометчивого шага.

Славик задумался. Похоже, эта мысль раньше ему в голову не приходила.

– Нет, вряд ли, – наконец сказал он. – Откуда там было взяться этим христианам? Это какой-нибудь иудей кепку спер. Чтобы закрыть мне путь к Богу.

– Надеюсь, – издевательски сказал Макс, – ты после этого жуткого случая сразу же пошел в православную церковь и покаялся?

– А мне-то зачем каяться? – наивно ответил Славик. – Это пускай тот негодяй кается, который мою кепку спер. Жалко кепку. Она знаешь какая красивая была? С разноцветными ленточками, с бубенчиками…

– Ну, если с бубенчиками, – усмехнулся Лелик, – тогда действительно безобразие. Тогда я тебя поддерживаю. Негодяи они, однозначно! Так что, ты с нами в синагогу сегодня не пойдешь?

– Ни за что, – решительно сказал Славик. – Второго такого позора я не перенесу.

– А если я тебе достану кепку и мы с Максом будем тебя охранять со всех сторон? – спросил Лелик.

– Тогда пойду, – легко согласился Славик. – Мне всегда было интересно, что там внутри. В прошлый раз меня же оттуда так и выперли. Ни одним глазком не дали посмотреть.

– Ужасы какие ты рассказываешь, – подал голос Макс. – Прям преследования первых христиан. Ты прям мученик.

– А ты сейчас в лоб получишь, если будешь издеваться, – вдруг рассердился Славик.

– Ладно, хорош ругаться, – сказал Лелик. – Уже в Брюссель въезжаем. Славик, ты давай ищи нужную улицу. Брюссель не такой уж и маленький, чтобы мы случайно уперлись прямо в «Хилтон».

Славик послушно закивал головой, раскрыл карту Брюсселя и углубился в ее исследование. Минут через пять Лелик спокойно спросил:

– А ты какую улицу-то ищешь?

– Не знаю, – недоуменно ответил Славик. – Ты же так и не сказал, какая нам нужна.

– Вот именно, – многозначительно сказал Лелик. – Поэтому я не понимаю, что ты там изучаешь.

– Он заносит план города в свой пострадавший от иудеев мозг, – вякнул Макс со своего заднего сиденья.

Славик молча сложил карту и также молча треснул ею Максу по лбу.

– Класс, – сказал Макс. – Ударное обучение. Мне этот план теперь прямо в мозг проник.

– Славик, – грозно сказал Лелик, который понял, что он сейчас заедет черт знает куда. – Ищи улицу под названием Волчья Канава. Там наш отель стоит.

– Милое название, – прокомментировал Макс. – Очень симпатичное. Сразу хочется там пожить с недельку.

Славик снова углубился в изучение карты.

– Нашел? – не выдержал Лелик через пару минут.

– Не-а, – ответил Славик. – Всю карту прорыл. Нигде нет такого названия.

– Подожди, – сказал Лелик, – а ты знаешь, как это называется по-французски?

Славик недоуменно посмотрел на Лелика.

– Н-н-нет, – наконец сказал он.

– А что же ты ищешь?

– Блин, что ты меня путаешь-то? – вспылил Славик. – Сказал искать волчью канаву, я и ищу волчью канаву. Хрен ее знает, как она по-французски называется. Какая-нибудь «ля волк э траншей».

Лелик припарковался, достал сотовый и стал звонить Шурику. Тот, узнав о возникшей проблеме, сделал очень просто: подробно выспросил Лелика о том, где они сейчас находятся, сориентировался и стал прямо по телефону давать указания, куда ехать. Лелик вел, держа одной рукой телефон, и они через каких-то семь минут добрались до нужной гостиницы.

– Слушай, как ты так можешь? – восхитился Лелик. – Это же весь город надо в башке держать.

– Я в институте на спор в шахматы играл, не глядя на доску, – объяснил Шурик. – По три рубля за партию. Хорошие деньги делал, между прочим. Ладно, заселяйтесь – там на твою фамилию номер забронирован, – а я к вам подъеду через полчаса.

– Приехали, – сказал Лелик друзьям, опустив трубку. – Выгружаемся.

Хохлов оказался человеком слова. В «Хилтоне» для Лелика и сопровождающих лиц был забронирован номер, так что уже буквально через несколько минут они открывали дверь своей комнаты.

– Ух ты, – восхитился Макс, глядя на две огромные кровати, стоящие по разным углам помещения. – Чур моя та, что у окна.

– Нашел тоже пионерский лагерь. Обломись, бабулька, – лениво сказал Лелик, кидая свою дорожную сумку именно на ту кровать, на которую Макс положил глаз. – У окна спит главный человек в нашем отряде – водитель и инвестор. То есть я. На второй кровати будет спать Славик. Слава богу, тут кровати раздельные и мне не придется терпеть его приставания. А ты, Максюта, будешь спать как обычно – на детском диванчике. Вон он, в углу стоит.

– Почему я все время сплю на детском диванчике? – разобиделся Макс, который уже давно не ел, поэтому готов был обижаться на любое замечание. – Почему, например, не Славик?

– Меня всегда пугала твоя склонность к широким обобщениям, – сказал Лелик, распаковывая сумку. – Что значит «всегда сплю на детском диванчике»? Ты на нем спал только один раз. Вчера ночью. Вот поспи на нем раз десять, тогда и будешь иметь право говорить «всегда». В данном же случае твоя выборка – нерепрезентативна.

– Опять будешь тыкать мне в глаза свое идиотское высшее образование, да? – совсем обозлился Макс. – Быдлом меня хочешь выставить? Да я, между прочим, журналист!

– Кто журналист – ты журналист? – возмутился Лелик. – Да ты даже рядом не журналист! Журналисты – они знаешь какие? Они же шакалы, волки! Разорвут в клочки – даже пискнуть не успеешь. А ты… Видел я твои статьи. Да ты о террористических актах пишешь так, как будто речь идет об открытии детского сада. Ля-ля, сю-сю… Ни фига ты не журналист! Не волк ты! Не шакал!

– Ах так! – сказал Макс, белый от злости, и только он намеревался выдать какую-то уничижительную тираду, как вдруг дверь номера распахнулась и туда вошел Саша Хохлов…

Собственно, термин «вошел» был явно неприменим к методике передвижения, исповедуемой Хохловым, потому что он не входил, а врывался, влетал, вламывался неистовым торнадо и сразу заполнял собой всю комнату, хотя был довольно изящного телосложения.

Впрочем, когда Хохлов стремительно появился на пороге, он застыл на несколько секунд, выискивая глазами старого друга, так что Лелик успел оглядеть его с головы до ног и поразиться перемене, которая за эти годы произошла с приятелем. Если в России Шурик был тихим очкастым еврейским юношей, ощущал себя тихим очкастым еврейским юношей и вел себя как тихий очкастый еврейский юноша, то в Бельгии с ним явно что-то произошло.

До приезда в Брюссель, основываясь на телефонном разговоре, Лелик думал, что Шурик со страшной силой ударился в религию и теперь похож на классического хасида с его черным костюмом, шляпой и вечными пейсиками, однако человек, стоящий на пороге, был одет в стильные брюки, рубашку и спортивный пиджак, а на голове его не было не только шляпы, но и даже волос – Шурик был подстрижен под типичного «нового русского». На правой руке Шурика светился перстень весьма солидных размеров. Очки Шурик утратил – видимо, нацепив контактные линзы, – а в его глазах извечная еврейская мировая скорбь сияла таким яростным весельем и какой-то потаенной угрозой, что Лелику сразу захотелось вытянуться во фрунт и не моргать.

Короче говоря, Шурик из тихого еврейского мальчика превратился в черт знает что, и это его новое состояние на первый взгляд не поддавалось никакой четкой классификации. Конечно, больше всего сейчас он был похож на классического «нового русского», однако для такого типажа у него были слишком умные глаза и слишком стильная одежда. Но на правоверного еврея он тоже был похож не больше, чем Макс на вождя племени зулусов.

– Лелик, мерзавец, наконец-то! – крикнул Шурик, бросился к Лелику и стал тискать его в объятиях. Лелика этот жест тоже сильно удивил, потому что раньше Шурик был намного более сдержан в проявлении своих чувств.

– Шурик, привет, – сказал Лелик сдавленным голосом, потому что Шурик мял его так, как будто хотел сделать из приятеля тесто для небольшого канапе на шесть персон.

– Встреча старых друзей, – ревниво сказал Макс. – Я сейчас заплачу.

Шурик бросил мять Лелика и внимательно посмотрел на Макса. Тот занервничал. Шурик не прекратил улыбаться, однако Макс четко понял, что если не объясниться, то Шурик сейчас сделает так, что уже у Макса в глазах появится вся мировая скорбь.

– Я имею в виду, – быстро сказал Макс, – что на вас прям завидно смотреть. Мне бы такую дружбу. – Макс замолчал и всем видом стал изображать дружелюбие и полное отсутствие всякого сарказма. Мол, вы тут хоть поцелуйтесь, мне-то что…

– Ладно, – сказал Шурик, переводя взгляд на Лелика. – Экий ты, братец, толстый стал. Все из-за компьютера не встаешь? А лысина откуда? От облучения?

– Сам ты толстый и лысый, – пробурчал Лелик, у которого сразу испортилось настроение. – Какой есть – такой есть. Вы тут зажрались в своих европах на экологически чистом холестерине, а мы в России жрем ваши чертовы гамбургеры, толстеем и катастрофически лысеем.

– Да ладно тебе, ладно, – сказал Шурик. – Никак не хотел обидеть. Все равно ты выглядишь замечательно. Честное слово. И лысина тебя не портит. Глупые волосы покидают умную голову, ты же сам знаешь. Кроме того, я вон тоже – почти лысый.

И Шурик погладил свою голову со стрижкой «бобриком».

– Кстати, – поинтересовался Лелик, – а что ты выглядишь, как типичный «новый русский»? Ты же вроде стал религиозный и все такое…

– Ну да, религиозный и все такое, – подтвердил Шурик. – Теща требует. Но стричься «бобриком» нам не запрещают. Религиозным догматам это не противоречит.

– А что противоречит догматам? – заинтересовался Славик.

– Это долгая история, – сказал Шурик. – А у нас очень мало времени. Короче, мужики, синагога, в которой будет происходить мероприятие, тут буквально за углом. В четырнадцать часов встречаемся там. Церемония продлится минут сорок, не больше.

– Что от нас требуется? – спросил Лелик деловито.

– В общем, ничего, – сказал Шурик. – Разве что смокинги хорошо бы надеть, потому что в походной одежде в синагогу приходить как-то не очень прилично. Тем более что там состоится свадьба верного сына еврейского народа с верной подругой еврейского народа. Но смокинги – это не проблема. Через два дома отсюда в ателье их можно взять напрокат на один вечер. И там же костюмы, если что, вам по фигуре подгонят.

– Это хорошо, – сказал Лелик. – По Максовой фигуре смокинг надо подгонять долго. Очень долго. Плеткой или даже кнутом.

– На свой бемоль посмотри, пузан, – разобиделся Макс.

– Ша, девочки, – предупредительно сказал Шурик. – Спорить будем потом. Сейчас времени нет. Я убегаю, вы мотайте за смокингами, и встречаемся в синагоге в два.

– А кепочка! – вдруг всполошился Славик. – Кепочку покупать надо?

– Какую кепочку? – сразу не понял Шурик.

– На башку, – объяснил Славик, – для синагоги. Ну эту, как ее, кипку!

– Кипу? – догадался Шурик. – Нет, не надо. Там при входе дадут, если что. Конечно, правоверные евреи имеют свои кипы для торжественных мероприятий, но вы же не из этих.

– Увы, – сказал Макс, – мы не только не правоверные, но даже и не евреи.

– Ничего страшного, – любезно сказал Шурик. – В этом мире нет совершенства. Ладно, мужики, я побежал. Если что – звоните мне на мобилу.

С этими словами Шурик пожал Лелику руку и выбежал из номера.

– Это ж надо, как заграница меняет человека, – сказал Лелик, задумчиво глядя в сторону двери. – Был такой тихий Шурик. А сейчас…

– Мне он понравился, – сказал Макс. – Люблю боевых евреев. Есть в них что-то древнее, идущее из глубины веков.

– Независимо от, – вступил в разговор Славик, – нам надо довольно быстро доставать смокинги. Лелик прав – на Макса его будут долго прилаживать. Ему даже самый маленький размер надо раз в пять ушивать.

– Эти толстые уроды думают, что кто-нибудь восхищается их запасами жира, – совсем обозлился Макс. – Между прочим, изящество и худоба – основа здорового образа жизни.

– Изящество, но не дистрофия, – сказал Лелик, подмигивая Славику.

– Вы все гады, и я вас всех ненавижу, – быстро сказал Макс. – И если мне сейчас быстро не дадут что-нибудь поесть, ни за какими фраками я не пойду. Мне обещали обед. Где обед, я вас спрашиваю?