Текст книги "Свадебное путешествие Лелика"

– Кстати, он прав, – согласился Славик. – Жрать хочется.

– Спустимся вниз, – решил Лелик, – и покушаем в лобби-баре. Затем пойдем за смокингами.

– Вот это разговор, – обрадовался Макс. – За это я готов лоббировать любой бар!..

Перекусон в лобби-баре прошел в деловой, но дружественной обстановке. Макс вполне удовлетворился четырьмя клаб-сэндвичами и даже благосклонно пообщался с официантом, сообщив, что он «же не манж па сис жур, мон пети». Официант от этой фразы слегка офонарел, но профессионализм взял свое, и он только молча поклонился. Впрочем, чуть позже дружественность обстановки была нарушена, и Лелику пришлось все-таки затушить небольшой скандал, когда Максу принесли кофе. Дело в том, что к чашке шел всего один пакетик с сахаром, а Макс же хотел пить кофе с четырьмя пакетиками, чтобы, как он заявил, поддержать силы до ужина, который должен был состояться черт знает во сколько. Но официант, когда Макс показал ему пакетик с сахаром и оттопырил четыре пальца – мол, неси shugar, буратино, – не разобрался в проблеме и принес еще четыре кофе. Вот тут-то скандал и возник, потому что Лелику не сильно хотелось за все это платить. Но делать было нечего – не возвращать же кофе обратно, – поэтому Лелик, разозлившись, заставил Макса выпить все четыре чашки…

Смокинги для Лелика и Славика были подобраны очень быстро. С Максом, как и ожидалось, возникла большая проблема: он был очень худой, но высокий и с длинными ногами и руками. Поэтому маленькие размеры ему не подходили по длине. А большие размеры – по ширине. Так что портному пришлось взять большой смокинг и аккуратно его ушивать по Максовой фигуре. При этом Макса минут пятнадцать измеряли сантиметром вдоль и поперек, а Макс во время экзекуции извивался, как исполнительница стриптиза, и непрерывно жаловался Лелику, что от этой щекотки пять чашек кофе внутри него никак не могут успокоиться.

Еще в момент измерения Макса, глядя на то, как приятель извивается, Лелик предполагал, что ничего хорошего из такой примерки не выйдет. Так и оказалось – смокинг, на скорую руку ушитый портным, на Максе сидел так, что он был похож или на узника Бухенвальда, приодетого по случаю визита высокой комиссии, или на человека с рекламного плаката «Наркотики и алкоголь серьезно вредят здоровью».

– М-да, сурово, – сказал Лелик, задумчиво глядя на Макса, когда они втроем вышли из ателье и стали еще раз разглядывать свои отражения, пользуясь для этого зеркальной витриной. – Пожалуй, в синагогу тебя не пустят. А если и пустят, то раввин разрыдается и сорвет свадьбу к чертовой матери.

– На себя посмотри, – огрызнулся Макс, тщетно пытаясь укоротить один рукав и удлинить другой.

– Нечего было извиваться во время примерки, – назидательно сказал Славик, любуясь своим отражением в витрине. – Хорошо еще, что ты похож всего-навсего на узника царизма, выведенного на расстрел. А мог бы стать похожим на эпилептика, которому сшили удобный костюм для припадков.

– Главное в человеке – ум, – с чувством глубокой внутренней правды заявил Макс, поправляя бабочку и смахивая несуществующую пылинку с плеча.

– Совершенно верно, – сказал Лелик. – Поэтому в твоем случае лучше, чтобы хотя бы удачный костюм компенсировал его отсутствие. Но мы и этого не наблюдаем.

– Остроумие из тебя так и прет, – сказал Макс, который был в сытом состоянии, поэтому на подколки не реагировал. – Побереги его лучше для сегодняшнего вечера. Там будут девушки из приличных семей. Постарайся не облажаться.

– Уж как-нибудь постараюсь, – надменно сказал Лелик. – Ты за собой последи. С тобой даже неприличная девушка не рискнет заговорить.

– Дело мастера видней при подсчете трудодней, – безразличным голосом сказал Макс, улыбнувшись своему отражению.

Тут Лелик вдруг вспомнил, что Макс со всей своей неказистой внешностью нередко отбивал у него девушек на вечеринках, поэтому ощутил легкий приступ раздражения.

– Спорим, – сказал Лелик, – что я сегодня на ужине познакомлюсь с симпатичной девушкой? Только на деньги будем спорить.

– Познакомиться – не проблема, – веско сказал Макс. – Знакомиться ты можешь хоть до умопомрачения. Нужны какие-то доказательства того, что ты ей понравился. Представишь утром ее трусики – другое дело.

– Ну, Макс, это ты загнул, – возмутился Лелик. – Что за утилитарный подход? Мы же будем не на дискотеке, а на свадебном ужине. Там девушки из богатых еврейских семей. Они не будут с первым встречным в постель ложиться, уж извини. Это тебе не твои любимые синюхи из ПТУ.

– У тебя какие-то устаревшие понятия о еврейских девушках, – сказал Макс, которому явно доставляло удовольствие дразнить Лелика.

– Что ты понимаешь! – разгорячился Лелик. – Здесь Европа! Европа, парень, понял? Повторяю по буквам – Петр, Ольга, Шурик, Елена, Леонид, Василий, Жора, Ольга, Павел, Ульяна.

– Хорошо, – согласился Макс. – Я готов считать, что девушка тобою заинтересовалась, если она станцует с тобой не менее пяти танцев.

Лелик задумался.

– Трех танцев будет вполне достаточно, – заявил он через минуту.

Макс в свою очередь задумался.

– Согласимся на четырех, – предложил он.

Лелик кивнул.

– Значит, так, – сказал Макс. – Если какая-нибудь еврейская девушка из богатой семьи сегодня на свадебном ужине с тобой станцует не менее четырех танцев…

– Можно не подряд, – поспешил уточнить Лелик.

– Хорошо, – сказал Макс, – можно не подряд, а в течение вечера, то… А что будет, если не станцует?

– Я тебе даю пятьдесят баксов, – предложил Лелик.

– Это жлобство, но я согласен, – ответил Макс. – А если станцует?

– Ты мне должен будешь выполнение одного желания, – сказал Лелик. – Денег с тебя требовать бессмысленно.

– Согласен, – ответил Макс, – но желание не должно иметь сексуальный или пищевой характер.

– Как все сложно, – заметил Славик, который продолжал смотреться в витрину, но внимательно слушал разговор.

– Договорились, – согласился Лелик. – Тем более что еды за плохое поведение я тебя могу лишить без всякого спора.

– Теперь другая часть нашего соглашения, – сказал Макс, и глаза его задорно сверкнули. – Если я обращу на себя внимание какой-либо девушки на сегодняшнем вечере, причем не только обращу ее внимание, но и доставлю в наш номер ночью или утром ее трусики, то что я за это получу?

Лелик онемел. Наглость и безрассудство Макса просто поражали.

– Ну, – задумался он, – а что ты хочешь? Могу предложить сто баксов. И что, кстати, будет, если не доставишь трусики? Причем, конечно, ты понимаешь, что я с легкостью выясню: ты эти трусики купил в ближайшем бельевом магазине или завоевал в честном бою…

– Вот оскорблять не нужно, – поджал губы Макс. – Все будет честно. А если я не смогу за вечер соблазнить какую-нибудь из местных девушек, тогда… Тогда у тебя будет еще одно желание, которое может носить уже любой характер. Договорились? Да, конечно, ста баксов мне будет мало. Сто баксов и желание у меня.

Лелик задумался. Условия были непростые. Но он даже на один процент из ста не верил, что в нынешних условиях Максу хоть что-то светит.

– Хорошо, – согласился он. – Сто баксов и желание. Если проигрываешь – у меня неограниченное желание.

– Последнее уточнение, – сказал Макс. – Желания с обеих сторон действуют только на время поездки.

– Годится, – кивнул Лелик. – Забито. Славик будет свидетелем.

– Скрипач свидетель, – подтвердил Макс.

– Ладно, спорщики, – сказал Славик, отходя от витрины. – Уже бежать пора. Половина второго. Нас ждут в синагоге.

– Вперед, к евреям! – патетично воскликнул Макс, и друзья быстрым шагом отправились в сторону «Хилтона», рядом с которым располагалась синагога.

Синагога

К синагоге троица путешественников приближалась быстрым шагом, однако, заметив перед входом группу нарядно одетых людей, Лелик замедлил шаг. Стоящие у синагоги тоже перестали разговаривать и с интересом посмотрели на вновь прибывших. Лелик вдруг подумал, что их троица сейчас до странности напоминает Вицина, Моргунова и Никулина из фильма «Кавказская пленница»: Славик с Леликом шли по бокам, крепко держа за руки Макса, стараясь по ходу движения исправить некоторые шероховатости в его смокинге, образуя весьма живописную троицу. Макс, почувствовав внимание публики, задергался всем телом, однако все его движения жестко контролировались эскортом по бокам.

Подойдя к народу, собравшемуся на свадьбу к Хохлову – у Лелика не было сомнений, что люди пришли сюда именно для этого, – Лелик остановился, не зная что сказать. Вслед за ним остановились и Макс со Славиком.

Солидный мужчина, стоящий в центре компании, что-то произнес по-французски. Похоже, это было просто приветствие, потому что во фразе явственно прозвучало слово «бонжур».

– Хей, куниги! – радостно сказал Макс.

– Что ты материшься? – прошипел ему Лелик. – Здесь приличные люди собрались.

– Какой мат? – возмутился Макс. – Я же сказал «хей», а не то, что тебе послышалось. Это приветствие по-старонорвежски.

– Ты здесь где-нибудь видишь старых норвежцев? – осведомился Лелик.

– Нет, – честно признался Макс. – Одни евреи. Евреи, евреи, кругом одни евреи. Можно с легкостью два-три симфонических оркестра составить.

– Слышь, Макс, – снова прошипел Лелик, – ты заканчивай этот свой бытовой антисемитизм разводить. Не та обстановка. Можно и по шее схлопотать. Кроме того, если ты испортишь Хохлову свадьбу, ни о какой дальнейшей поездке и не мечтай.

– А что я такого сказал? – разобиделся Макс. – Назвал евреев евреями. Это что, оскорбление?

– Вы из России? – вдруг спросил по-русски тот же солидный мужчина, который их приветствовал.

– Да, из России, – ответил Славик, пока Лелик собирался с мыслями. – Проездом в Голландию.

– Давно уехали? – продолжал интересоваться мужчина.

– Только вчера, – лучезарно улыбнувшись, ответил Славик.

Мужчина опешил. Он, вероятно, считал, что все здесь присутствующие уехали как минимум несколько лет назад.

– Евреи? – на всякий случай уточнил он.

– Не совсем, – так же улыбаясь, ответил Славик.

– Из сочувствующих мы, – встрял Макс и ойкнул, когда Лелик дернул его за штанину.

Но в этот момент открылись двери синагоги, и на пороге появился какой-то мужчина, который пригласил всех зайти.

– Кепочка! – заволновался Славик, глядя на то, как народ постепенно и без излишней суеты заходит в двери. – Где кепочку взять? Не пустят без кепочки, я чувствую.

– Да не волнуйся ты, – прикрикнул на него Лелик, который вдруг тоже заволновался по поводу кепочки: а вдруг не дадут?

Однако Хохлов их не обманул: при входе в синагогу стояла здоровенная железная чаша, в которой лежали ермолки всевозможных размеров. Правда, на гостях в основном были белые ермолки – вероятно, праздничные, – а в чаше лежали одни черные и серые, но Лелик решил, что такими мелочами голову лучше не забивать…

Что интересно, ермолки значительно преобразили их внешность, и если Славик со своими волосами соломенного цвета стал похож на неудачно маскирующегося шпиона во враждебном еврейском окружении, то Лелика с его темными волосами и неопределенными чертами лица спокойно можно было принять за еврея, а Макс с маленькой кипой на голове – так просто стал похож на еврея-менялу со старинных голландских гравюр.

– Макс, – ахнул Лелик, взглянув на приятеля. – Так вот где они, крови-то, выползли! Как тебе идет, как идет! Забери кепочку с собой в Москву. Когда мне понадобится взять кредит в банке, ты ее нацепишь и пойдешь вместе со мной – тут же все дадут, без разговоров.

– Что, правда классно? – обрадовался Макс, вертясь то туда, то сюда, безуспешно пытаясь посмотреть на себя со стороны в новом обличье. Максу явно льстило, что теперь благодаря его внешности Лелику могут дать кредит. – Жалко, что тут зеркала нет. Как бы полюбоваться?

– На, посмотри, – сказал Славик, доставая из кармана маленькое зеркальце и протягивая его Максу. Тот схватил пластмассовый кругляшок и стал в нем по частям рассматривать свою голову в ермолке.

– По-моему, классно, – заявил Макс, явно оставшись довольным увиденным. – Сразу стал похож на солидного человека.

– А ты зачем с собой зеркальце носишь, как баба? – поинтересовался Лелик у Славика.

– Не как баба, а как женщина! – пылко возмутился Славик.

– Ой, – сказал Макс. – Это какие-то новые вводные. Среди нас не только невеста и потенциальный еврей, как я, но еще и лицо женского пола?

– Я не в этом смысле, – покраснев, попытался объяснить Славик. – Просто не люблю, когда женщин бабами называют.

– А ты женщина? – невинно спросил Лелик.

– Конечно, нет, мать твою! – разозлился Славик.

– Тогда почему возмущаешься? – поинтересовался Лелик. – Я же тебя бабой назвал.

Славик только хотел было ответить, но в этот момент вся толпа стала заходить в открывшиеся огромные двери, ведущие в основное помещение синагоги.

– Все, – сказал Лелик, – хватит болтать. Начинается мероприятие. Ведите себя прилично, а то мне перед Хохловым неудобно.

– За собой последи, – сказал Макс, деловито направляясь к дверям. – Славика бабой назвал. Это грубо. Назвал бы его женщиной, девушкой – это еще куда ни шло…

Основной зал синагоги был просто огромным и производил весьма солидное впечатление. Справа и слева шли скамейки для молящихся, а в конце зала находился алтарь (или как он там называется в синагоге), на котором стояло нечто вроде небольшой беседки. Лелик понял, что это сделано специально для свадьбы и что в этой беседке и будет происходить основной обряд.

– Ты глянь, какие телки, – сказал Макс Лелику, показывая на компанию молоденьких девушек, сидящих справа. – Пойдем к ним сядем.

– Пойдем, – согласился Лелик, потому что среди девушек были прехорошенькие. – Но только во время свадьбы чур не болтать и не кадриться.

Путешественники быстрым шагом подошли к первым рядам скамеек справа, где сидели девушки, и Макс только собрался обратиться к ним с игривым вопросом из серии: «Как насчет того, чтобы нам здесь приземлиться?» – как Лелик вдруг заметил, что с правой от прохода стороны нет ни одного мужчины. Там сидели только женщины. Все мужчины сидели с левой стороны от прохода, причем среди них не было ни одной женщины.

– Макс, шухер, – прошипел Лелик. – Нам налево.

– Именно что налево, – прошептал Макс, выделывая бровями совершенно невообразимые кунштюки, адресованные одной из миловидных брюнеток. – Я сегодня весь вечер буду ходить налево. Все левее и левее.

– Я не в том смысле, – объяснил Лелик. – Здесь мужики сидят отдельно от баб.

– От женщин, – поправил его Славик, который сегодня явно решил бороться за права прекрасной половины человечества.

– Отдельно от баб и от женщин, – поправился Лелик. – Пошли к мужикам.

– А нам-то что? – возмутился Макс, который уже присмотрел себе местечко в самом цветнике. – Хотят они отдельно от таких цыпочек – пускай сидят. А мы хотим вместе. Смотри, она мне улыбается…

– Макс, – сказал Лелик стальным голосом. – Быстро за нами. Вечером будешь кадриться. У тебя весь ужин впереди.

Макс понял, что шутки закончились, и позволил увлечь себя на мужскую половину. Однако даже сев на место, он продолжал посылать в сторону девушек всевозможные знаки внимания, которые их явно веселили. Вся молодежная девичья компания наблюдала за Максом с живейшим удовольствием, и Лелик даже ощутил какие-то уколы ревности.

Впрочем, буквально через несколько минут откуда-то сверху невидимый еврей запел красивую печальную песню, и действие началось…

На «сцене» (так Лелик назвал про себя сооружение в торце зала) появился высокий мужчина в красивом, хотя и несколько однотонном облачении (белого и черного цветов), который пригласил подняться наверх нескольких мужчин и женщин, сидевших в самых первых рядах. Их рассадили слева и справа от «беседки», причем женщины и мужчины, как и в зале, сидели отдельно.

– Сейчас будут всякие конкурсы проводить, раз народ на сцену пригласили, – авторитетно сказал Макс. – Слушай, а весело у них все это дело проходит. Я как-то у Таньки из нашей школы на венчании был свидетелем, так уморился с короной на вытянутых руках полчаса за этой дурой ходить под заунывное пение.

– Креста на тебе нет! – возмутился Славик.

– Угадал, – согласился Макс. – На мне только мой знак зодиака.

– Баран? – предположил Славик.

– Не угадал, – любезно улыбнулся Макс. – Водолей.

– Хватит болтать, – шикнул на них Лелик. – Самое интересное пропустите.

– Кстати, – заинтересовался Макс, – а кого поп на сцену пригласил, а? Может, и нам можно?

– Во-первых, – объяснил Лелик, – это называется не поп, а раввин. Во-вторых, это, наверное, близкие родственники.

В этот момент музыка заиграла громче, двери с противоположного конца зала открылись, и в проеме показались Хохлов с Кирой, которые медленно двинулись к «сцене».

В зале все встали. Кроме Макса, который вдруг достал из кармана зеркальце Славика и снова начал любоваться своим отражением.

– Вставай, дубина, – прошипел Лелик, ткнув приятеля в спину. – Молодые идут.

– Что, уже провожаем в последний путь? – встрепенулся Макс и вскочил.

– Вот никакого у человека уважения к браку, – вздохнул Славик.

– Слышь, Лех, – спросил Макс Лелика, – а что у нас со Славиком случилось? Морализует сегодня весь день, зеркальце в кармане носит… Прям на глазах погибает человек, честное слово…

Но Лелик Макса не слушал, потому что во все глаза наблюдал за тем, как Хохлов под руку с сияющей Кирой проходят через весь зал. Выглядели они просто шикарно – Хохлов был в смокинге с бабочкой, а Кира оделась в красивое платье, – и Лелик подумал, что тоже не прочь вот так гордо пройти через весь зал под ручку с красавицей женой, и чтобы все на них смотрели и радовались…

Молодые поднялись на сцену, и раввин завел их в «беседку». Дальше начался обряд, который состоял из пения, каких-то процедур, в которых Лелик и его друзья ничего не понимали, и молитв, которые они понимали еще меньше, потому что их произносили или на иврите, или по-французски. Однако все это происходило достаточно динамично и не занудно, да и песни Лелику очень понравились, так что от всего происходящего он получил большое удовольствие. Макс – тот просто был в восторге, потому что все мероприятие продолжал строить глазки девушкам с правой стороны, а они на это реагировали весьма живо, хотя и украдкой. Один Славик смотрел на происходящее с очень серьезным и даже грустным выражением лица.

– Что насупился? – спросил его Лелик. – Что-то не так?

– Все так, – ответил Славик. – Я просто не понимаю, в чем суть процедуры. Ходят туда-сюда, что-то говорят, что-то поют, все то встают, то снова садятся. А молодые тусуются в беседке. Забавно, конечно, но какой в этом глубинный смысл?

– Обряд, Славик, обряд, – объяснил Лелик. – Скрепляют брак и все такое.

– Ты же сам говорил, что они женились достаточно давно, – сказал Славик. – Ты же у Хохлова свидетелем был на свадьбе.

– Ну да, – подтвердил Лелик. – Но они женились по светским законам…

– По советским?

– Ну да, по светским и советским, а теперь женятся по иудейским.

– А что это дает? – заинтересовался Славик.

– Кроме чувства морального удовлетворения, вероятно, ничего, – ответил Лелик. – Впрочем, я в этих внутренних еврейских делах ничего не понимаю. Может быть, после религиозного обряда им разрешат что-нибудь делать, что раньше было нельзя.

– Хм-м, – хмыкнул Славик. – Ругать партию и правительство, что ли? Сам посуди – что они до того не могли делать? Я так думаю, что наоборот – именно после этого у них начнутся всякие ограничения. Там у евреев все как-то очень сложно. Танцевать вместе нельзя, еще что-то там нельзя…

– Это не наши проблемы, – решительно заявил Лелик. – Это пускай Хохлов нервничает, что ему что-то нельзя. Впрочем, я думаю, что Хохлову теперь все можно. Вон он как изменился. Я его просто не узнаю.

– О, Хохловых накрыло, – прокомментировал Макс, которому надоело кокетничать, и он всерьез заинтересовался происходящим на «сцене».

Лелик со Славиком взглянули – и действительно: раввин накрыл молодых специальным покрывалом и стал что-то там им нашептывать.

– Анекдоты рассказывает, – догадался Макс. – Типа, уехал муж в командировку…

– Нам этого знать не дано, – сказал Лелик.

– Да ладно, – цинично усмехнулся Макс. – Хохлова за ужином напоим и все у него выспросим.

– Логично, – согласился Лелик. – Вот только он раньше пил совсем мало. Впрочем, он так изменился, что я не удивлюсь, если Шурик стал водку ведрами хлестать…

В этот момент раввин снял с голов молодых покрывало, музыка заиграла громче, и действие, похоже, стало двигаться к завершению.

– Вот сейчас все будут поздравлять молодых, – сказал Макс, – а у нас даже подарка нет.

– Ой, – сказал Лелик, который вдруг с ужасом вспомнил, что о подарке-то он и не подумал.

– Вот тебе, бабушка, и свадьба в Брюсселе, – сказал Макс. – Как же ты так облажался?

– Блин, все из-за тебя, – разозлился Лелик. – Запудрил мне мозги, я и забыл о подарке.

В этот момент молодые и те люди, которые были на «сцене», начали спускаться в зал.

– Ну все, – расстроенно сказал Лелик. – Кранты. Будем выглядеть полными идиотами. Славик, может, у тебя в карманах какой-нибудь сувенир завалялся, который можно подарить?

– У него зеркальце есть, – сказал Макс, похлопав себя по карману. – Можно как-нибудь обыграть это дело. Типа, легкий сувенир с родины и все такое.

– Надо было в парке рядом с «Хилтоном» землицы накопать и сказать, что это земля с родины, – предложил Славик.

– Да поздно уже, – махнул рукой Лелик. – Сейчас же не побежишь…

Однако, посмотрев на то, как молодые проходят вдоль рядов, Лелик сразу успокоился. Подарки никто не дарил, конверты в карман Хохлову никто не совал. Все просто поздравляли молодых вербальным образом.

– Шухер отменяется, – сказал Лелик. – Молодых поздравляют вербальным образом.

– Это как? – заинтересовался Макс.

– Посредством слов, – объяснил Лелик. – Нематериально. Значит, подарки будут дарить на ужине. А к ужину мы что-нибудь придумаем.

– Хвала Аллаху, – сказал Макс.

– Макс, – одернул его Лелик, – ты же в синагоге. Какой, к черту, Аллах?

– А как тут надо говорить? – заинтересовался Макс. – Как их верховного патрона зовут?

Лелик задумался. Он не знал, как зовут верховного патрона у евреев.

– Ну скажи тогда просто «слава Богу», – предложил Лелик.

– Слава, – сказал Макс.

Слава поклонился.

– Вот дурачки, – сказал Лелик, однако в этот момент молодые подошли к их ряду.

– Поздравляем, – первым выскочил Макс, – с новобрачием! Желаем счастья в новом статусе и детишек побольше.

– Что ты несешь? – прошипел Лелик. – У них и так двое детей.

– И жену непьющую, – поправился Макс, после чего Лелик его чуть не убил.

Но молодые, казалось, вообще не слышали, что именно им говорят, потому что непрерывно улыбались и кивали. Впрочем, поздравления продолжались буквально несколько секунд, после чего Хохлов с Кирой двинулись дальше.

– Макс, – торжественно сказал Лелик. – Я клянусь всем святым, что есть у меня, клянусь моим любимым компьютером, клянусь моей любимой женщиной…

– Наташкой, что ли? – осведомился Макс.

– Клянусь чистым небом и ярким солнцем, клянусь чашкой кофе по утрам, клянусь здоровьем Славика и клянусь миром во всем мире, – продолжил Лелик, – что если ты ЕЩЕ РАЗ ЛЯПНЕШЬ ЧТО-НИБУДЬ НЕ ПО КОМАНДЕ, Я УБЬЮ ТЕБЯ НА МЕСТЕ СВОИМИ СОБСТВЕННЫМИ НОГАМИ, ДУБИНА ТЫ ЭДАКАЯ!

– Лех, Лех, – перепугался Макс, – ты не раздражайся. Что я такого сказал? Просто пошутил. Молодым понравилось. Хохлов даже улыбался.

– Вот сейчас сорву с тебя кипу, – с ненавистью глядя на приятеля, сказал Лелик, – и евреи тут же на месте тебя и убьют за нарушение священных правил внутреннего распорядка.

– Лех, не надо, – торопливо сказал Макс. – Я больше не буду. Честно-честно. Во всем буду тебя слушаться. Не убивайте меня. Мне вот та девушка два раза подмигнула, честное слово.

– Ладно, горячие еврейские парни, – сказал Славик, – хватит спорить. Пошли к выходу, а то народ уже расходится.

Друзья потихоньку вышли из зала и пошли на выход из синагоги. Макс хотел было оставить себе ермолку на память, однако молодой человек на выходе вежливо, но настойчиво попросил его положить кепочку на место.

– Ну вот, – сказал Макс на улице. – Жадные они все-таки. Даже кепочку не подарили.

– Вел бы себя хорошо, – сварливо сказал Лелик, – тогда и кепочку получил бы.

– Кстати, – сказал Макс, – я хочу на ужине быть в такой кепочке. Девочкам очень понравился я в кепочке. Кроме того, они явно меня приняли за еврея. Я хочу, чтобы они и дальше оставались в этом сладком неведении.

– Если ты обещаешь во всем меня слушаться, – сказал Лелик, – я тебе куплю кепочку на ужин. Нам все равно за подарком идти. Но только в случае полного послушания.

– Клянусь, – торжественно сказал Макс, поднимая руку кверху, как во время принятия присяги. – Клянусь здоровьем Славика, твоим компьютером и чашкой кофе по утрам.

– Еще ясным небом и голубым солнцем, – сказал Лелик.

– Еще ясным небом и всеми голубыми, – сказал Макс. – Буду слушаться со страшной силой. Только кепку праздничную – белую с рисуночком.

– Только если она не очень дорого будет стоить, – предупреждающе сказал Лелик.

– Лех, – заявил Макс нагло. – Тебе вредно долго находиться в синагоге. Она на тебя плохо влияет.

Лелик хотел было снова возмутиться, однако в этот момент к ним подбежал невесть откуда взявшийся Хохлов.

– Ну что, мужики, – возбужденно спросил он, – понравилось?

– Просто супер, – ответил Лелик за всех, показывая глазами Максу, что если тот сейчас что-нибудь вякнет, это будет последний вяк в его жизни.

– И отлично, – сказал Хохлов. – Ужин будет на самом последнем этаже «Хилтона» в семнадцать часов. С семнадцати до восемнадцати – аперитив, в восемнадцать начинается ужин. Гулять будем круто, так что готовьтесь. Все, я к жене побежал. До вечера, мужики…

С этими словами Хохлов умчался.

– Ну что, мужики, – спросил Макс, копируя Хохлова. – До шести еще масса времени. Надо пообедать и хлопнуть по рюмашке!

– Куда тебе обедать? – недовольно спросил Лелик. – Мы же тебя уже кормили в лобби-баре. Задали тебе добрых бутербродов.

– Это было давно, – величественно ответил Макс. – Кроме того, это был ланч. А сейчас время обеда. Сам знаешь, если меня не кормить, то… То лучше меня покормить. Потому что голодного я себя и сам боюсь.

– И то правда, – сказал Славик. – Можно что-нибудь перекусить.

– Хорошо, – согласился Лелик. – Сначала быстро перекусываем, потом идем за подарком.

– И кепочку мне покупаем, – напомнил Макс.

– И кепочку этому негодяю покупаем, – так же деловито добавил Лелик. – Но только, мужики, в темпе. Времени совсем мало.

– Никто не спорит, – согласил Макс. – Я буду шустр, как молодой человек, отобравший у меня любимую кепочку.

– Это его кепочка, – заметил Славик. – Синагогная.

– Все равно, – ответил Макс. – Мог бы проявить этот простой знак внимания. Я вообще заметил, что в Европе люди очень черствые. Как они тут живут – не понимаю.

– Ладно, хватит болтать, – сказал Лелик. – Помчались.

Обедали друзья в маленькой кафешке на улице. Макс затребовал себе кружку пива и очередные клаб-сэндвичи, а Славик с Леликом съели по стейку и завершили обед большой чашкой кофе.

– Ничего себе, – сказал Лелик, разглядывая принесенный официантом счет. – Тут, похоже, чем меньше кафешка, тем круче в ней цены.

– Что ты хочешь? – лениво спросил Славик. – Европа все-таки. Тем более Бельгия. Она по дороговизне на втором месте после Франции.

– Лично я хочу, – сказал Лелик, – чтобы у меня все деньги закончились хотя бы в момент отлета на родину, но никак не до нашего приезда в Амстердам.

– Кстати, Амстердам не сильно дорогой, – заметил Славик. – Все-таки тусовочный город.

– Проверим, – сказал Лелик. – Впрочем, если мы до него вообще доберемся.

– А что такое? – всполошился Славик. – Хотелось бы в Амстердам. Я как-то настроился на Музей Ван Гога.

– Знаю я, на что ты настроился, – сказал Лелик многозначительно. – Косяков обкуриться ты настроился.

– Ну да, – подтвердил Славик. – Обкуриться косяков и отправиться в Музей Ван Гога. Так его искусство лучше понимаешь. Говорят, правда, что по обкурке лучше ходить в Музей Дали, но в Амстердаме его нет.

– Ладно, искусствовед, – сказал Лелик. – Ты мне лучше скажи, что мы ребятам на свадьбу дарить будем? Ведь это проблема так проблема. На что-то дорогое у нас денег нет ну никак – тем более что Хохлова, похоже, сейчас вряд ли чем-то можно сильно удивить, – однако хочется, чтобы подарок был запоминающимся.

– Горсть родной земли, – сказал Славик решительно. – Это можно будет хорошо обыграть.

– Слав, – сказал Лелик. – Уж если дарить горсть родной земли, то это должна быть действительно родная земля. Просто ради самоуважения. А где мы ее сейчас возьмем? Разве что у Макса карманы штанов вывернуть. Там наверняка пара кило землицы завалялось.

Славик с Леликом посмотрели на Макса. Тот добил пиво с бутербродами и мирно спал, склонив голову на грудь.

– Еврейская свадьба сломила нашего Максюту, – изрек Славик.

– Это его кружка пива сломила, – ухмыльнулся Лелик. – Макса еврейскими свадьбами не сломать. Скорее, он сам любую еврейскую свадьбу поломает. Страшный человек.

– Кстати, – заметил Славик, – со штанами промашка вышла. Он же в прокатном смокинге. Не пойдем же мы в ателье его штаны обыскивать…

– М-да, – опечалился Лелик, – плохо дело. Ладно, нечего на заднице сидеть, пошли побродим, поищем какой-нибудь подарок. Времени уже совсем мало. А перед ужином надо хоть немного поспать, чтобы быть в форме. Шурик сказал, что всю ночь будем гулять.

– А что с нашим буратиной делать? – спросил Славик, кивая в сторону Макса.

– Да пускай здесь дрыхнет, – решил Лелик. – Нам он все равно только мешать будет. Проснется – пойдет в отель. Номер-то он помнит. Сейчас я официанту дам инструкции.

Лелик позвал официанта и внушительно сказал ему по-английски:

– Этот человек, наших товарищ, пускай спать не так давно время. Мы маленький гулять вниз по улице, а потом быть здесь очень скоро раньше. Но если он подняться с кровати и что-нибудь выпрашивать, я просить не давать. Въехал?

Официант неопределенно покачал головой.

– Въехал, – решил Лелик. – Пошли, Слав. Пускай Макс тут дрыхнет. Мы скоро.

– Мы быстрых, – сказал Лелик официанту, и они со Славиком отправились на поиски подарка…

– Плохо дело, – поморщился Лелик, когда они вышли из десятого по счету магазина. – Цены какие-то несусветные. Даже барахло стоит несколько сотен долларов. Что делать, а?

– Снять трусы и бегать, – раздался веселый голос Макса, который незаметно подошел к ним со стороны кафе. – Бросили друга на съедение официанту. Совсем обалдели. Этот козел еще с меня пытался за обед получить второй раз, представляете? Хорошо еще, что он матом немного понимает.