Текст книги "Мистика странствий. Юго-восточные путешествия. Записи о сверхвозможностях человеческого сознания. Часть I"

Глава 7

Через день Мастер организовал новую экскурсию, точнее это была поездка по нескольким монастырям. В то утро, как обычно проверяя свою интуицию, я долго не смотрел на часы. А когда понял, что пора выходить, на часах уже было без семи девять. Отъезд был назначен на девять ноль ноль, а Мастер никого не ждал ни минуты. На дорогу до Медитейшн-центра у меня уходило пять минут. Успею. Спустившись быстро вдоль ручья и перейдя мост вначале улицы, увидел, что возле огромного буддийского барабана, закрепленного под крышей на постаменте, никого нет; значит, еще могу один раз быстро обойти его по кругу, вращая за рукоять. Внутри барабана мантры – может быть сотни или тысячи исписанных листков. Когда барабан вращается, они подстраивают тело человека на более тонкие частоты. Я быстро прокрутил барабан. На один круг по ощущениям ушло не более минуты. А дальше надо бежать, чтобы попасть к отъезду хотя бы за минуту.

Но, прибежав на площадку перед Медитейшн-центром, я никого из наших не увидел. Не может быть, чтобы такое количество людей могло так быстро и организованно уехать, ведь по слухам в туристическом офисе было заказано для группы более десятка легковых автомобилей. Я рванул почти по-спринтерски по дороге, уходящей вниз петлей, надеясь обнаружить хвост колонны, и неожиданно выскочил прямо на Мастера. Худощавый, длинноволосый, с чисто выбритым лицом, одетый в свою серую одежду саньясина, он стоял на перекрестке с черным рюкзачком за плечом и жестами выстраивал несколько скучившихся автомашин в линию.

– Алекс, садись в машину с табличкой «12» на стекле. Там есть одно место.

Ни выговора, ни сурового взгляда. Но при этом я вспомнил, что кое-кому Мастер, бывало, делал и жесткие замечания…

В автомобиле, кроме меня, молодой бизнес-леди и ее семнадцатилетнего сына, успевшего объездить с мамашей полмира и переполненного юношеским максимализмом, была еще ничем не примечательная женщина пенсионного возраста. Но она-то как раз и оказалась самой интересной собеседницей. Когда я рассказал попутчикам, что мы с Ольгой перед Лехом были в Шринагаре, и видели там в маленькой мечети гроб Пророка Иссы, она стала с увлечением рассказывать о прочитанной ею книге «Неизвестная жизнь Иисуса».

– По плану мы должны посетить монастырь в Хемисе. Как раз он-то и известен легендой о пребывании в Гималаях Иисуса Христа, – начала Нина Ивановна. – В 1890 году русский путешественник Николай Александрович Нотович, путешествуя по Ладаку, сломал ногу, и его поместили в Хемис Гомпа для оказания помощи. Там он оставался два месяца. Нотович обнаружил в библиотеке монастыря сочинения об Иссе, написанные на тибетском языке. Единого текста не было – разрозненные рассказы об Иссе входили в сборник различных по содержанию рукописей. С помощью одного из лам он выстроил их в хронологической последовательности. Как-то, копаясь в библиотеке Хемиса, он обнаружил древний манускрипт. Настоятель монастыря перевел ему текст, в котором якобы описывалась неизвестная жизнь Иисуса Христа. Из этого текста Натович понял, что речь шла о том, что Христос посетил Синд, Раджгир, Банарас, Непал, Кашмир и Персию. Предания об Иссе, по словам ламы, были записаны в Индии на языке пали в середине 1 века н.э. со слов людей, видевших Иссу в Индии и Непале, а также со слов индийских купцов, которые поддерживали торговые связи с Иерусалимом. Около 200 года палийские свитки привезли из Непала в Тибет. Впоследствии их перевели на тибетский язык в монастыре на горе Марбур близ Лхасы. В Хемисе хранились копии этих переводов. По возвращении в Париж Нотович опубликовал книгу «Жизнь святого Иссы, лучшего из Сынов Человеческих». В 1894 году книга была опубликована в Нью Йорке под названием «Неизвестная жизнь Иисуса».

И далее Нина Ивановна пересказала вкратце фабулу книги. Я внимательно слушал, стараясь для себя ничего не комментировать и ни о чем не спрашивать. Со времен Христа прошло слишком много времени. Так могло быть, а могло и не быть. Но все же необычное чувство возникло, когда я услышал, что мы едем в Хемис.

По дороге колонна остановилась на серпантине, чтобы туристы могли сфотографировать вид на долину реки в междугорье. Часть автомобилей выстроилась на обочине, скрывшись за поворотом. Юли видно не было. Впрочем, я дал себе установку находиться здесь и сейчас. Еще свежи были в памяти слова Мастера, произнесенные недавно. Когда кто-то его спросил на сатсанге: «У вас есть друзья?» Он ответил: «Мой друг тот, кто в данную минуту находится ко мне ближе всего». И тут я увидел Александру на краю обрыва и поодаль Сергея, который, взяв профессиональный фотоаппарат своей подруги, фотографировал ее. Александра и сама в поездках очень много снимала, а потом выкладывала подборки фотографий на своем сайте.

– О, привет! – воскликнул я.

– Привет, привет! – Александра счастливо улыбалась, принимая очередную позу с выгнутой спиной.

«Хороша плутовка!» – чуть не вырвалось у меня, но на деле сказал:

– Давайте сфотографирую вас вместе.

– Давай! – сказала Александра, – а еще лучше снимемся втроем. Вон Галя щелкнет.

Пришлось запечатлеться. В это время вспомнилось, что многие продвинутые йогины и даосы не любили и не любят фотографироваться. Например, Лахири Махасая пытались много раз заснять на фотопленку, но ничего из этого не выходило. Отпечатка не было. Но кто я такой, чтобы об этом даже думать…

Прозвучала команда по машинам. Снова пыльная дорога. Горы практически без всякой растительности. Иногда колонна проезжала поселки с ничем не примечательными одноэтажными домишками на зеленых оазисах и пирамидальными тополями у дороги. Изредка на отдаленных высотах открывались древние труднодоступные монастыри, своей окраской сливающиеся с серой окраской гор. И, конечно же, множество белых ступ, самой разной величины и в самых неожиданных местах. Наконец дорога из долины реки снова пошла вверх – к показавшемуся на взгорье большому белокаменному монастырю с красными крышами построек.

Когда наши обступили Мастера на нижней площади монастыря, я обнаружил, что Юли в группе нет. «Наверное, опоздала или опять у нее какая-нибудь встреча. Жаль не увидит эту красоту и не посетит монастырь, где Натович якобы нашел рукописи. Однако для йога жалеть о чем бы то ни было не пристало. В каждом моменте можно найти интересное».

Вход в главный храм почему-то был платный. Монах с необычным взглядом сидел на стульчике и продавал билеты. Когда группа стала ему совать деньги, он как-то непонятно улыбался, но его состояние благости было очевидно. И тут до некоторых из нас дошло, что монах слепой, но он каким-то непостижимым образом, ощупывая денежную купюру, умел определять ее номинал и почти безошибочно выдавал сдачу. Когда же он медлил, то кто-то из туристов помогал, вытягивая из его левой руки потрепанные рупии.

Храм был очень древний. В центре напротив медитирующего Будды в два ряда лицом друг к другу сидели монахи и монотонно с характерными для буддистов гортанными звуками читали сутры*. Группа расселась за спинами монахов и все погрузились по примеру Мастера в медитацию. Конечно, медитировать с Мастером, да еще в храме такого порядка, было изначально чем-то запредельным. Моя точка сборки, если говорить словами известного мистического писателя К. Кастаньеды, сразу переместилась куда-то в другой мир. Я вернулся в реальность только тогда, когда заиграли две огромные трубы, лежащие на подставках вдоль правой стены.

Казалось бы, ничего особенного не произошло, но после медитации я как бы заново укрепился в понимании, что я есть все, и что тело – это только личина, форма для привязанности – я есть. Потом группа рассеялась по монастырским этажам и закоулкам. Я поднялся на второй этаж, где находился музей и библиотека, и стал рассматривать через застекленные полки манускрипты, обернутые золочеными тканями; некоторые лежали в бордовых коробочках. Хотелось к ним прикоснуться. Но хотя в зале служителей не было, трогать их, конечно, было нельзя. Пытался ощутить, в каком из свитков есть упоминание о Христе, но они все казались одинаковыми.

Когда в библиотеку зашли двое наших, я перешел в музей. Здесь находились трое японцев – двое мужчин и женщина, которым экскурсовод-переводчик на английском рассказывал историю монастыря:

– Монастырь был основан в 11 веке. Однако свой современный облик приобрел в конце 17 века. Но и после этого он неоднократно перестраивался. Если вы видели картину «Монастырь Хемис. Ладакх» великого русского художника Василия Васильевича Верещагина, то по сравнению с сегодняшним обликом монастыря, можете заметить разницу в планировке. Верещагин посетил монастырь в 1875 году. Монастырь был известен издавна, так как находился недалеко от Великого шелкового пути. Хемис связывают с именем великого древнего йогина Наропы*, считается, что он создал школу Кагъю* именно здесь.

Японцы понимающе кивали.

– По другой версии, – продолжал экскурсовод, – Хемис Гомпа был основан в 13 веке Ламой Сьялва Готсанг-па. Он медитировал в пещере и вокруг нее построил небольшой храм, известный сейчас, как Готсанг Гомпа. Располагается он в горах над Хемисом и находится под его управлением. Там же и кельи монахов, созданные для уединенных медитаций. Классический ритрит длится 3 года, 3 месяца, 3 недели и 3 дня, а всего получается 40 месяцев.

«Возможно, копии манускриптов хранятся не здесь, а в другом монастыре», – подумал я.

Выйдя из музея и спустившись вниз по деревянной лестнице, увидел Мастера.

– Мастер, скажи, пожалуйста, – обратился я, – а следующий монастырь, куда мы направимся, случайно не Гостанг Гомпа называется?

– Именно так.

– Возможно, манускрипты, которые обнаружил Натович, находятся не здесь, а там?

– Возможно, – как-то неопределенно ответил Мастер и пошагал к выходу. За ним потянулись наши паломники.

Я понял, что время посещения данного монастыря закончено.

Глава 8

И снова дорога в горах с осыпями валунов на склонах. Колонна автомобилей, проехав вверх по ущелью, остановилась у подножья горы, на склоне которой располагался монастырь. Дальше шли пешком. Остановились у главных ворот. Мастер сказал, что через час все должны быть на пятачке возле машин и распустил группу. Паломники стали разбредаться по расходящимся в разных направлениях улочкам. Я обошел главный корпус. Справа, увидел узкую улочку, каскадами забетонированных площадок уходящую вверх, и примыкающие к ней двух-трех этажные белокаменные постройки с кельями. Что-то манило выше в горы, туда, где на выступах крутого распадка располагались самые отдаленные жилища монахов. Какая-то особая аура стояла над этим ущельем. Я даже забыл, что хотел расспросить местную братию о манускриптах. Хотя мне вряд ли бы что-то конкретное ответили: большинство монахов не склонны к общению, да и английский мало кто знает.

Обогнав двух девушек, успевших уйти вперед меня, и фотографирующихся на фоне горного провала, я пошагал дальше. За последней по улице кельей из горы монолитом выступали огромные базальтовые глыбы. Взобравшись на них и осторожно ступая по едва заметной тропе, я стал пробираться почти над самыми крышами построек вправо.

«А в чем же суть моего похода? – неожиданно задал я сам себе вопрос и сам же себе ответил. – Ни в чем. Просто гуляю. Внешнее все проходящее. Все есть меняющиеся формы, даже эти, казалось бы, незыблемые горы. И этот монастырь. Когда-то горы были, как новенькие, но с течением времени они и монастырь сильно разрушились. Многие кельи заброшены, а эти крайние вообще без крыши – в неприглядном состоянии. И только истина постоянна. Она не зависит ни от времени, ни от форм, сокрыта внутри человеческого сознания и познается, когда осознаешь единство себя и Космоса, себя и Дао. Значит нужно садиться и медитировать. Но вначале нужно поесть».

В горах и особенно после похода по монастырям, сильно пробуждается аппетит. Я достал приготовленные заранее бутерброды с сыром, помидоры, разместился на плоском выступе скалы и принялся перекусывать. Сразу вспомнилась Юля, ее умение красиво накрыть походный стол. Впрочем, мне не плохо и одному. Внутри меня есть и мужчина, и женщина. … Нужно стремиться к мастерству даосов, умевших сублимировать внутри себя собственную женскую и мужскую энергии.

Подо мной был монастырь и открывался живописный вид на стиснутую горами долину, на зеленом пятачке которой в самом низу разместилось великое множество белокаменных ступ. Привычка размышлять во время еды во мне, казалась, неискоренимой. А ведь йогины стремятся кушать в медитативном состоянии, тогда пища усваивается в теле лучшим образом. Однако я никогда не был сторонником совершенного ухода от ума. Я больше геденист и получаю от жизни удовольствия. Вот и сейчас мне на ум пришла новая формула инь-ян взаимодействий. «Когда женщина готовит, – думал я, – она вкладывает в пищу свою инь-энергию, поэтому мужчине, чье свойство ян-энергии, ее еда кажется намного вкуснее, чем, та, что приготовил он сам. В то же время самыми успешными поварами считаются мужчины – это потому что оценку их таланту дает женщина. Пронизанная мужскими вибрациями пища, делает ее для женщины необыкновенно вкусной, к тому же у светских мужчин с желанием и вкусами женщины принято соглашаться. Отсюда и следует, что лучшие повара мужчины».

Однако мне сейчас эта простая еда кажется очень вкусной. Почему? Ведь я готовил ее сам. Потому что в горах, в монастырях, да и просто вдали от людей пища пронизывается уже готовыми природными инь-ян вибрациями и преобразуется. Здесь минимальное воздействие сторонних влияний, в том числе поля негативных человеческих мыслей и придуманных человеком приборов.

Вспомнив о Юле, закралась мысль: «Может быть она специально не поехала на эту экскурсию, чтобы я о ней думал?» Ведь известно, что когда ты о ком-то начинаешь думать, тот человек конкретно подкрепляется твоей энергией. Нет, она не такая…

О магической подпитке энергиями было немало сказано в книгах К. Кастаньеды*. А у Юли явно были магические способности… Нет, Юля не может навредить, даже неосознанно… Обычные же люди часто создают друг другу проблемы, хитря, играя, заставляя другого думать о себе. Есть осознанные и неосознанные энергетические вампиры. Последние сами не понимают, что завели-задели человека, чтобы он стал добровольно качать им свою психическую энергию. Также бывает, когда человек осознанно мысленно прерывает связь с человеком. Ведь еще великий Пушкин писал: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». Чистая магия! Кстати, известно, что Пушкину дядя передал магический дневник…

Отобедав, я спустился к келье, от которой остались одни только каменные стены и часть крыши. Оказалось, что внизу есть еще один полуразрушенный этаж – он был виден через квадратный проем в полу. Я сел на балку в стороне от навалов камней и штукатурки. Оставшаяся часть крыши закрывала слепящее солнце. Уйдя в пустоту, я постарался увидеть безмерность пространства во все стороны. Помогала визуализация Космоса с его бесчисленным количеством звезд и галактик. Все начинается с визуализации и намерения, и потом сознание у человека в какой-то момент само доходит до того, как происходят те или иные явления. У Кастаньеды написано, что пространство пронизывают бесконечное количество светящихся линий. Это вытянувшиеся коконы людей, добившихся магической реализации, что, наверное, можно назвать частью астрального Космоса. Но известно, что астральное человеческое тело имеет тесную связь с физическим миром… О многом я пока еще могу только догадываться или строить аналогии. Между тем есть незыблемые метафизические законы Вселенной – их я изучал в одной изотерической школе…

В данный момент нужно было освободиться от личности, чтобы получить для себя максимальную пользу от намоленного места, в котором монахи, возможно, столетиями занимались практиками постижения Дзогчен. Они то наверняка были свободны от большинства внешних связей…

«Согласно учению Дзогчен, сущность основы всего – пуста и изначально чиста; природа основы – ясность, которая спонтанно совершенна; неразделимое единение изначально чистой сущности и спонтанно совершенной природы являет собой свободный поток энергии или сострадания. Для индивидуального ума эта основа – естественное состояние. Она является одновременно и источником самсары для введенного в заблуждение ума (ma rigpa) и нирваны для ума, в котором знание (rigpa) пробуждено», – не помню с какого источника я это записал.

В безмыслии я просидел, наверное, с час. Разотождествление помогло мне освободиться от навязчивых дум о Юле. Сознание долгое время находилось за пределами тела, поэтому физически я ощутил себя необычайно легко. Я вышел из кельи, улыбнулся все еще яркому солнцу и легко запрыгал по камням вниз – по тем камням, по которым до этого пробирался с такой осторожностью.

Часть группы уже собралась на площадке перед монастырем, дожидаясь остальных. Мастер, от нечего делать, выбрал подходящий шест из толстой охапки бамбуковых палок (они предназначались для изготовления реставрационных лесов и стояли у стены), стал крутить его в руках, а потом вокруг тела, делая выпады в сторону воображаемого противника. Виртуозно это у него получалось! Я залюбовался. Мастер в совершенстве владел ушу, и когда-то я начинал учиться у него основам цигун. Позже я изучал и практиковал цигун по книгам Сьюи Минтана, мастера Шаолиньской школы, который учил работе с непривязанностью немного иначе, а именно Мастер не уделял место визуализации, в то время как в Шаолинской школе визуализации придавали большое значение. Но в любой школе цигун даже цели не ставятся. Просто нужно заниматься практикой, и когда-то ты получишь результат. Получая результат, занимаешься дальше. Поставленная же цель тебя привяжет к ней, и настоящей практики цигун не получится. Выполняя упражнения по руководству Сьюи Минтана, я научился очень четко визуализировать предметы. Можно было представлять тело в виде полой трубы и гонять по нему шар с помощью вытягивающихся до бесконечности рук – то вверх, то вниз. Также в шаолиньской школе большое внимание уделяется работе с энергиями, ее нужно чувствовать, вращая шар инь-ян энергии, и добиваться ощущения энергии Космоса. Мастер же практиковал как бы стиль без ощущений – по крайней мере, в рамках сатсангов. Через растворение в пустоте он давал ученику возможность понять, что человек – это не то, что он о себе представляет.

Когда группа полностью собралась, мастер отложил шест и сделал объявление о следующем монастыре. Мы разбрелись по машинам и поехали.

Первое что бросилось в глаза, когда я входил в этот третий по счету монастырь, был монах в желтой холщевой рубашке без пуговиц, надетой поверх бордового монашеского платья. Он сидел на бордюрчике нога на ногу сбоку от ступенек, ведущих от нижней площади ко второму ярусу домов. Он несколько отличался от увиденных мною до этого монахов. Я не мог понять чем. В нем был как бы виден легкий налет светскости, но и глубокая мудрость одновременно. А главное – эта притягивающая безмятежность, свойственная только великим мастерам. Мне хотелось спросить у этого человека хотя бы что-то, но я не знал что. И проходя мимо, я только сказал по-английски:

– Очень красивый монастырь!

И он, не меняя легкой улыбки своего лица, ответил:

– Да, красивый!

Я отправился дальше. Посетив все монастырские храмы и обозрев красивый вид на горную долину с крыши, спустился вниз. Монаха уже не было. Выйдя из ворот на вьющуюся по склону горы улочку с торговым рядом, стал бродить от одного прилавка к другому, рассматривая сувениры, но лицо монаха не выходило из головы. «Надо с ним хотя бы немного побеседовать о практиках», – подумал я и вернулся в монастырь.

Я обнаружил его на пустынной каменной площадке, построенной над глубоким обрывом. Монах тихо стоял перед невысоким бортиком и созерцал даль. Я остановился у бортика с другого края. Не поворачивая головы, монах неожиданно сказал все на том же хорошем английском:

– Вы хотели у меня что-то еще спросить?

– Да. Но я не знаю с чего начать. Меня интересуют практики.

– Работа с инь-ян энергиями?

– Вот это да! Откуда вы знаете, ведь в буддизме нет такого определения, как инь-ян энергия… Это понятия даосов!

– Прежде, чем попасть в этот монастырь, я изучал еще много чего, в том числе и даосские практики.

– Вы вообще-то не очень похожи на тибетца…

Монах повернул ко мне лицо.

– Отец у меня с Тибета, а мать из центральной Индии. Сам я закончил университет в Дели, потом Кембридж в Англии. Меня зовут Цзяньян.

– Алекс, – представился я. – Что означает ваше имя?

– Чудесный звук.

– А что заставило вас оставить цивилизованный мир и поселиться в монастыре?

– Вы задаете очень много вопросов монаху, – казалось, он задумался, потом ответил. – Любовь.

– У вас была несчастная любовь?

– Нет, хотя без кризисов нельзя дойти до смысловых глубин бытия, просто в какой-то момент пришло понимание… Для чего мы приходим в этот мир. Вы знаете для чего вы живете?

– Ну я должен выполнить какие-то задачи. Я писатель…

– Писатель? – удивился он. – Похвально!

– И я хочу, например, реализоваться в творчестве…

– Ну а еще какие у вас цели?

– А разве этого мало? Бог – Творец и мы должны стремиться к его подобию…

– Мало. Любая наша работа в этом мире ничто по сравнению с обретением чувства высшей любви. Я говорю о любви не к одному человеку и не к группе людей, а о любви высшего порядка, о любви ко всему сущему во Вселенной. Это понимание приходит не сразу. Монашеская жизнь буддиста во многом способствует этому.

– А как же женщина, ведь вы такой умный, образованный, красивый лишили кого-то своей индивидуальной любви…

Он почти резко прервал меня:

– У каждого своя карма. Да, мы связаны с телом… Несмотря на то, что я пришел к единству понимания того, что Бог есть во всем и что все есть энергии, которые можно просто наблюдать и в принципе вообще можно ничего не делать, все ж таки от кармы тела никуда не деться и человек должен выполнять свои жизненные задачи. Обычный человек делает свою социальную работу, заводит семью и продолжает свой род. У монаха же другие задачи. Монахи трудятся на благо общины и работают со своим внутренним миром, согласно буддийским учениям.

– Но вы же должны знать, что есть метафизические законы устройства мира. Есть высшее женское и мужское начало. Оно воплощено в людях. И также все во Вселенной устроено от низших миров к высшим. Есть Шива и его жена Шакти. Мужская энергия Бога соединяется с женской высшей энергией, и обе эти энергии создают наш проявленный мир. По крайней мере, я так понял учение индуизма. А в буддизме, помнится, верят в некоторых индуистских божеств… Созданный по подобию Бога, не может обойтись без взаимодействия с женской энергией.

– Для этого у нас существует тантра, говоря даосским языком – взаимодействие инь-ян энергий внутри самого человека.

– Вы не могли бы мне рассказать о тантре и каких-нибудь еще буддистских практиках подробнее?

– Мы можем поговорить об этом, но не сейчас. Вам пора идти, вас ждет группа, а мне пора готовиться к вечерней службе.

«Вот это да! – подумал я, спохватившись, и посмотрев на дисплей мобильного телефона. – Он знает точно время отъезда группы. Откуда? И он сказал это, не взглянув на часы!»

– Я обязательно к вам приеду. Можно? Скажите, как найти вас?

– Моя келья слева на третьей площадке, если идти по этой лестнице вверх.

Мы попрощались, поклонившись друг другу.

Выбежав на дорогу, я увидел Ольгу.

– Слушай, мы с тобой опоздали. Наши уже, наверное, уехали, – сказал я тяжело дыша.

Ольга улыбнулась:

– Не волнуйся, Мастер прибавил еще час на посещение ресторана, и ты можешь свободно гулять. А если хочешь, пойдем с нами обедать.

– Нет, спасибо, мне и без того надо кое-что переварить, только в голове, а не в желудке, – ответил я и побрел по улице.

Вскоре мне повстречались две девушки. От них я узнал, что в конце улицы есть два очень древних храма. Я направился туда.

Первый храм был построен в древне-индийском стиле из серого, местами почерневшего от времени камня. Округлый сильно вытянутый купол, невысокие стены. Внутри храма было довольно тесно. Большую часть помещения занимал высоченный, сияющий золотом Будда. Голова его скрывалась в потолочной нише, расписанной по краю религиозными картинами. Гигантские размеры Будды впечатляли. Я стал ощущать несравнимую ни с чем энергию. Она была мягкая и как-то сразу очищала от всех ненужных мыслей. Хотелось сидеть и сидеть, находясь в состоянии этого блаженства как можно дольше. Во всем теле чувствовались необыкновенные вибрации. Вибрировала каждая клеточка, как внутри, так и снаружи меня – видимо, мое существо попало в резонанс с полем храма. В слиянии Я с пустотой внимание пыталось изучить вибрирующее поле – оно, казалось, было живым и лучилось сознанием многих поколений верующих. Чистые помыслы людей материализовались в статуе Будды…

Выйдя из храма, я еще некоторое время сохранял это необычное ощущение, и постепенно оно растворилось. Во второй храм решил не идти – пора было возвращаться к месту сбора.

Пройдя еще немного по улице, я увидел группу молодых тибетцев – мужчины в дешевых спортивных брюках и выгоревших футболках, а женщины в пестрых платьях. Они сидели вокруг высоко наваленной горы персиков, перебирая их. Раздвоенное корявое дерево с зонтичной кроной укрывало людей от солнца. Плоды были, как с картины – оранжевых, желтых, синеватых оттенков; лица, бурые от загара и от улыбок, казались не менее красивыми. Над работающими, давая какие-то указания, возвышался монах в бордовой одежде. Картина, достойная кисти Ван Гога или Гогена. Понаблюдав за работой, я пошел дальше.

Мастер поджидал у ресторана тех, кто задержался на обеде. Этот ресторан был самый приличный из тех, что здесь находились. Его окружал высокий белокаменный забор, и в нем был дворик со столами под навесами. Наши парни и девушки выходили из арочных ворот, и Мастер отправлял всех к машинам, которые местное руководство заставило перегнать вниз. Я остановился возле Мастера, но он словно не замечал меня. Да я и сам сразу не понял, что со мной произошло. В уме наступила пауза, и тело приятно завибрировало.

– Вот это да, Мастер! – воскликнул я, – представляешь, вот остановился возле тебя и снова оказался почти в таком же пространстве, которое ощутил в древнем храме в конце этой улицы!

Он улыбнулся, сказал всего три слова:

– Я был там.

– Да? Я реально ощущаю те вибрации!