Текст книги "Дом напротив"

Что-то проясняется

– Эй!

В ответ раздался удар грома.

Джоэль почувствовал себя придурком, который стоит в заброшенном холле заброшенного дома и кричит в пустоту. Чего он ждёт, спрашивается? Что ему ответит призрак мальчишки? Что за нелепая мысль…

А вот безликого мужчину исключать было нельзя.

Пусть даже Джоэль не видел «фиата» после той пятницы, но в дом определённо заходил живой человек. Да ещё с ключами.

А что, если это был сам Джонатан?

Представим, что он никогда и не умирал. Представим, что его родители инсценировали самоубийство сына. Может быть, Джонатан кого-то убил, например сестру, про чьё существование никто ничего не знал, и родители решили спрятать его в домике в лесу, чтобы полиция не нашла. А теперь он вернулся, чтобы отомстить им обоим. Кровавая месть.

Но в конце этой истории всех ждёт сюрприз. Джонатан оказывается невиновным в смерти своей сестры. Её убили сами родители, а его обрекли на страдания, лишили нормальной жизни. Джонатан мстит, убивая своих отца и мать.

– Ох, не стоило тебе сюда приходить, сынок, – с сильным южным акцентом скажет полицейский Джонатану, когда придёт его арестовывать, но тот только горько усмехнётся и ответит:

– Да нет, стоило.

А полицейский покачает головой и добавит:

– Зло порождает зло.

Или лучше по-английски:

– Evil births evil.

Нет, неправильно.

– Evil borns evil.

Тоже нехорошо.

Джоэль затряс головой, отгоняя глупые фантазии. Ну не было здесь никаких убийств, только одно самоубийство. Джонатана. Джоэль опять крикнул, уже громче, и снова раздались громовые раскаты. Гром как будто издевался над ним. Он спрашивал, а гром отвечал.

– Эй!

Гром.

– Эй?

Гром.

От порыва ветра задребезжали оконные стёкла, и тут сплошным потоком полил дождь. Если ему придётся сейчас возвращаться, то он промокнет до нитки. Но возвращаться не пришлось. С души будто камень свалился: в доме никого не было.

Блеснула молния, и Джоэль вспомнил своего дедушку. Джоэлю тогда было четыре года. Дедушка ходил по гостиной и выдёргивал провода из розеток. Это была мера предосторожности на тот случай, если молния ударит в электропроводку. Бабушка делала то же самое в другой части дома, и они переговаривались через комнаты.

– Ты телевизор выключил?

– Конечно! А ты тостер?

– На кухне всё в порядке.

– Кофеварку тоже?

– Я же говорю, всё в порядке.

– А что ты сделала с кофе, который в ней оставался?

– Перелила его в термос.

Дедушка направился было на кухню, очевидно, чтобы хлебнуть кофейку, о котором он спрашивал, но маленький Джоэль очень перепугался из-за грозы и ни за что не хотел оставаться в комнате один. Тогда дедушка научил его считать, сколько секунд пройдёт между вспышкой молнии и раскатом грома.

– Как сверкнёт молния, сразу начинай считать и прибавляй каждый раз по тысяче. Затем подели получившуюся сумму на три, и узнаешь, на каком расстоянии ударила молния.

Джоэль уже умел немножко считать, но эти тысячи сбивали его с толку, и дедушка помог ему.

Вместе они досчитали до шести тысяч.

– Смотри, значит, молния в двух километрах отсюда, и бояться нечего.

Джоэль подумал, что в Заброшенном Доме ему и подавно не нужно бояться грозы.

Одна тысяча, две тысячи, три тысячи…

Грозовая туча была как минимум в километре отсюда.

Четыре тысячи, пять тысяч, шесть тысяч…

В двух километрах отсюда.

Семь тысяч, восемь тысяч, девять тысяч…

В трёх километрах отсюда.

Десять тысяч, одиннадцать тысяч, двенадцать тысяч…

Так долго он ещё никогда раньше не считал.

Тринадцать тысяч, четырнадцать тысяч, пятнадцать ты…

Джоэль вдруг растерянно замолчал, чувствуя, что ему становится не по себе. Действительно ли вспышка света была молнией?

Как только он подумал об этом, ему и вправду показалось, что свет был какой-то другой, теплее, как от электрической лампочки, но ведь нелепо думать, что в доме, простоявшем пустым два десятка лет, может быть электричество. Нет, вероятно, он просто пропустил удар грома.

Джоэль увидел на стене рядом с лестницей выключатель и потянулся к нему. Грудь сдавило, и задрожали пальцы. Он и вправду хочет узнать, что произойдёт, если нажать на кнопку?

Не обязательно, но, как вариант, – ох уж эти вечные сомнения – проводку может замкнуть, и тогда тут точно всё вспыхнет. Джоэль помедлил немного. И нажал. Мягкое сопротивление надавливаемой кнопки закончилось щелчком. Сначала не было ничего.

Потом зажглась люстра.

Джоэль удивлённо заморгал. При электрическом освещении холл казался меньше размером. Каким-то более обыденным. И в то же время более пугающим. Темнота успокаивала и дарила чувство нереальности происходящего. При свете же всё было иначе.

У Джоэля оставалось четыре варианта, куда двигаться дальше. Вверх по лестнице – в комнату Джонатана. Наружу, через входную дверь, сквозь дождь – в безопасность, уют и вечное сомнение. Вниз, в подвал, через дверь, выкрашенную той же краской, что и стена холла. И, наконец, прямо – до коридора на нижнем этаже, откуда сверкнула молния.

Джоэль не стал зажигать свет в коридоре. Частично из-за того, что сразу не нашёл выключатель, частично из-за того, что в темноте ему казалось безопаснее.

Справа была столовая. Он заглянул туда и увидел длинный белый лакированный стол на чёрных ножках. Вокруг стола стояли белые стулья с мягкими сиденьями, обитыми тканью в широкую полоску: сливочно-белую, голубую и розовую.

Джоэль наклонился и заглянул под стол. Никого.

Он перешёл в салон, зажёг лампу на потолке и зажмурился от света. Потушил. Свет был здесь слишком яркий для того, чтобы принять его за вспышки молнии.

После лампы в глазах осталось плавать красно-чёрное огненное пятно, и он несколько раз моргнул, чтобы избавиться от него. Проморгавшись, Джоэль разглядел стоявший за креслом торшер. Это могло быть тем, что он искал.

Он ощупал провод пальцами, но никакой кнопки не нашёл. Провёл по подножке торшера и выше, но выключатель – пластиковый, с рифлёными бороздками – обнаружился лишь под самым абажуром. Джоэль нажал на него, и торшер загорелся.

Свет упал на журнальный столик, где стояла в рамке фотография наполовину счастливой, наполовину встревоженной семьи. Фотография, которую он оставил в комнате Джонатана. Сюда он её не приносил, в этом Джоэль был уверен. Но не это было самое страшное; хуже всего была одежда на мальчишке с рыжими волосами и опущенной головой. Сердце тяжело заухало в груди, когда Джоэль взялся за рамку фотографии. На мальчишке были надеты белая рубашка, серый пуловер и коричневый галстук в узкую жёлтую полоску.

Джоэль смотрел на мальчишку. На своё собственное отражение в стекле. На женщину позади Джонатана на снимке. И на отражение женского лица позади себя самого в салоне.

Он уронил фотографию, и стекло, ударившись об пол, треснуло.

Женщина в дверях была старше, чем на фотографии, но в то же время в её лице проглядывало что-то детское. Она была высокой, стройной и худощавой. Одной рукой она прикрывала живот, второй цеплялась за дверной косяк, так же судорожно, как за плечи Джонатана на снимке. Женщина показалась ему совсем хрупкой. И ещё почему-то… смущённой?

Джоэль с удивлением подумал, что последнее вряд ли может быть правдой. Почему она должна стыдиться его?

– Извините, – сказал он, но женщина молчала.

– Извините, – повторил он, но она продолжала молчать. Он никак не мог поймать её взгляд; казалось, что она смотрит куда-то поверх его головы.

– Я пойду, – произнёс он.

Тогда женщина откашлялась и осторожно спросила:

– Тебе понравилась кассета?

Вопрос застал Джоэля врасплох. Он был обескуражен и сначала даже не понял, про что она спрашивает. Кассета. Кассета Джонатана. Она лежала в пакете, который кто-то оставил на пороге его дома.

– Я ещё не слушал её, – признался он.

Женщина, казалось, попыталась улыбнуться, но улыбка вышла совсем невесёлой, скорее, напряжённой и печальной. У Джоэля загорелись уши при мысли, что он её огорчил.

– Но я очень хочу послушать, – поторопился он добавить. – Вот только… – он шагнул было к ней, но она попятилась. Джоэль остановился. – Вот только у меня нет, на чём слушать.

И тогда она посмотрела на него: большие круглые глаза, удивлённо поднятые брови.

– У тебя нет карманного плеера?

– Нет… чего?

– Плеера.

– MP3-плеера?

– Нет, обычного.

– Я не знаю, что это.

– Портативный проигрыватель кассет, – пояснил она и показала руками. – Вот такой. Размером с книжку карманного формата.

Женщина говорила о том болезненно-жёлтого цвета аппарате с наушниками.

– У меня есть телефон, – сказал Джоэль, но, увидев, что она не понимает, вынул мобильный из кармана и протянул ей. Она сделала осторожный шаг вперёд и, став от него на расстоянии вытянутой руки, наклонилась вперёд и посмотрела.

Опять непонимающе улыбнулась и шагнула назад.

– Подождите. Я сейчас покажу, – Джоэль нашёл на своём телефоне MP3-плеер. Незнакомка с серьёзным видом прослушала «консервированный» звук, доносившийся из динамиков, а потом спросила:

– Где здесь вставляется кассета?

– Нет, звук идёт прямо отсюда. Он оцифрованный.

Кажется, женщина была ещё больше сбита с толку, но так как Джоэль сам точно не знал, что такое цифровой звук, то решил не вдаваться в подробности и выключил плеер.

Когда он поднял взгляд от экрана, женщины уже не было.

* * *

Джоэль подождал несколько минут, но она не возвращалась. Он выключил торшер, выдернул шнур из сети, и ему немного полегчало. Пусть он и вломился сюда без приглашения, зато предохранил лампу от короткого замыкания в грозу.

Джоэль пошёл обратно в холл и заметил, что незнакомка выключила люстру, которую он зажёг. Он почувствовал одновременно и радость, и огорчение. Как будто его никогда здесь и не было. Впрочем, так, наверное, и должно быть.

Он открыл входную дверь, но только собирался переступить порог, как услышал чьи-то шаги. Кто-то спускался сверху. Джоэль обернулся и на середине лестницы увидел её.

– Я не знаю, хотите ли вы, чтобы я ушёл, – сказал он женщине.

Она не ответила.

– Я ухожу? – уточнил он.

Она смотрела куда-то на точку рядом с его головой. Джоэль проследил за направлением её взгляда и увидел щель между открытой дверью и косяком.

– Хотите, чтобы я закрыл?

Она кивнула. Он закрыл дверь и опять извинился, не зная, правда, за что.

Незнакомка протянула ему руку. В ней был зажат жёлтый плеер.

– Вот, пожалуйста, – сказала она.

Джоэлю стало стыдно: он вторгся в её дом, а она дарит ему подарки.

– Я не могу его взять.

– Почему?

– Потому что вы меня не знаете.

Он не хотел быть грубым, но лицо у женщины сделалось печальным, и ему ещё больше стало стыдно. Но потом она повела себя так, будто не слышала его последних слов. Наклонившись, она положила плеер на стол рядом с дверью и жестом показала, чтобы он взял. Джоэлю не оставалось ничего другого, кроме как послушаться.

– Спасибо, – произнёс он, и незнакомка, казалось, повеселела.

Когда пауза затянулась, Джоэль неопределённым жестом показал в сторону двери.

– Я правда должен идти, – сказал он.

Женщина продолжала стоять.

Джоэль повторил:

– Значит, я могу открыть дверь?..

Незнакомка в первый раз улыбнулась без неуверенности. И сразу стала выглядеть моложе, но по-другому, чем на фотографии. Куда-то исчезли её нервозность и страх. Сейчас она улыбалась так, будто в прошлом в её жизни не было никаких огорчений, а будущее сулило только радость.

* * *

Джоэль лежал в своей кровати и считал секунды между молниями и раскатами грома. Завтра новая учебная неделя. Он опять пойдёт в школу и встретится там с Калле, Молли и остальными, которые даже не представляют, что с ним произошло, – и он должен будет делать вид, будто всё идет как обычно. Но теперь это уже не казалось таким трудным.

«Одна тысяча… две тысячи… три тысячи…» – считал Джоэль и в то же время думал, что теперь трудным ему не казалось уже ничего. По крайней мере сейчас, когда он наконец понял, о чём будет его сочинение. Оно будет о Джонатане Андерссоне. И с этой мыслью Джоэль уснул прежде, чем раздался следующий раскат грома.

Часть 2

Отсутствующий

– На этой неделе занятия будут в свободной форме. Так что у вас найдётся время, чтобы написать сочинение, – сообщила Ева ученикам после того, как проверила по списку всех присутствующих и отложила журнал в сторону.

– Значит, можно сидеть где хочешь? – спросил Калле.

– Подними руку, если собираешься о чём-то спросить, – сделала замечание Ева, и Калле поднял руку.

Она кивнула, разрешая говорить.

– Можно посидеть в библиотеке?

Ева ответила, обращаясь ко всем ученикам сразу:

– Если обещаете хорошо себя вести, то те, кто хочет, могут пойти в библиотеку.

Все дружно покинули класс.

* * *

Когда школу только построили, библиотеки в ней ещё не было. Она появилась позже и расположилась в совершенно непригодном для неё месте – на чердаке. Оттого, что стены у чердака были скошены, дневной свет никогда не достигал книжных стеллажей. Если какому-нибудь ученику требовалось поискать книгу на нижних полках, то он должен был идти к библиотекарю и просить у того карманный фонарик. При этом приходилось выслушивать длинную лекцию о том, что фонарик – не игрушка. Нельзя сказать, чтобы сие наставление мешало некоторым (среди них значился и Калле) использовать фонарики по собственному усмотрению, отчего имена многих (в том числе и Калле) были внесены в список тех, кто обречён до окончания школы блуждать во мраке.

Вдоль скошенных стен шли читальные места – складные столы и стулья. Свет проникал сюда сквозь окошки на потолке. Здесь-то и сидел Джоэль, уединившись от остальных.

Он ждал, когда закончится урок и все уйдут. Тогда он сможет осуществить свой замысел, который пришёл ему в голову сегодня утром, когда он проснулся: найти фото Джонатана в старом школьном каталоге.

Джоэль хотел увидеть больше, чем просто рыжую чёлку и тень вместо лица на семейном фотопортрете. Он хотел увидеть глаза Джонатана. Его нос. Его рот.

В ожидании Джоэль пытался придумать подходящее начало для своего сочинения. Он как раз собрался зачеркнуть семнадцатое по счёту вступление – «Джонатан Андерссон жил на моей улице», – когда на стул напротив него скользнул Калле с комиксом в руках.

– Как думаешь, что будет сегодня на ланч? – спросил Калле и принялся перелистывать страницы. – Вот бы мясные тефтельки… или мясо с соусом чили. Я ОБОЖАЮ МЯСО С СОУСОМ ЧИЛИ!

– Не будет никакого чили.

– Откуда ты знаешь?

– А я и не знаю.

– Если не знаешь, что будет, то это может быть мясо с соусом чили.

Джоэль злым росчерком забраковал очередные каракули.

– Не, ты всегда точно знаешь, когда будет мясо с соусом чили.

С этим Калле не спорил. Он всегда так внимательно следил за меню по внутренней школьной сети, словно это был вопрос жизни и смерти, и тот факт, что он не знал, что сегодня будет на ланч, означал одно из двух: будет либо что-то особенно вкусное, либо что-то на редкость противное.

Джоэль оторвал страницу, скатал её в шарик и запулил в гору таких же шариков из забракованных вступлений, которая росла на столе.

– Какая разница, что будет? – раздражённо спросил он. – Ты же всё равно всё ешь.

– Только не рыбные тефтели, – уточнил Калле.

Джоэль схватил ручку и принялся за восемнадцатую по счёту попытку.

Калле со скучающим видом барабанил пальцами по столу.

Та-да-да-дам. Та-да-да-дам. Та-да-да-дам.

– Перестань, – попросил Джоэль, и Калле перестал. Вместо этого он взял скомканный шарик бумаги и принялся его разворачивать.

– Не читай! – крикнул Джоэль и, забрав листок, скомкал его опять.

Калле снова забарабанил по столу.

Та-да-да-дам. Та-да-да-дам. Та-да-да-дам.

Джоэль продолжал игнорировать его, и Калле сдался. Он оглянулся по сторонам, ища, чем бы ещё развлечься. Увидел Сэма и Кристофера, чуть ли не висевших на плечах у Томаса, который рисовал карикатуры на учителей, в то время как Кристофер, тыкая в рисунки, давал советы, как сделать их ещё смешнее. Калле их тёплая компашка показалась скучной.

Он отвернулся от мальчишек и уставился в спину Молли, сидевшей между Дженнифер и Натали.

Тут его взгляд вновь упал на бумажные шарики на столе. Было бы жалко не воспользоваться тем, что само плывёт в руки; к тому же мусор вредит окружающей среде, это всем известно.

«Утилизация», – подумал Калле и, крикнув Джоэлю: «Я не буду читать!», схватил шарик и запулил им в затылок Молли.

Она стремительно развернулась на стуле.

– ТЫ ЧТО ДЕЛАЕШЬ, ЧЁРТОВ УБЛЮДОК!!! Я ТОЛЬКО СЕГОДНЯ УТРОМ ГОЛОВУ ВЫМЫЛА!

– Не реагируй на него. Ему только это и надо, – посоветовала Дженнифер и тронула Молли за плечо.

– Пошли его к чёрту! – поддержала сестру Натали и тронула Молли за другое плечо.

Молли нехотя отвернулась.

Калле тихонько засмеялся и быстренько сгрёб все бумажные шарики. Потом лёг на пол и пополз вперёд, активно работая локтями.

Джоэль вопросительно посмотрел на него, но сейчас Калле пребывал в своём мире.

«Do I have permission to attack? – пробормотал он и ответил сам себе, понизив голос: – Okay soldier, permission granted. Commencing attack in five-fi-fi. Four-fo-fo. Three-ee-ee. Two-oo-oo – GO!» [2]2
  «Разрешите атаковать? – Окей, солдат, разрешаю. Начало атаки через пять, четыре, три, два – ПОШЁЛ!» (англ.)


[Закрыть]

Он вскочил на ноги и осыпал Молли дождём из бумажных шариков, одновременно воспроизводя свист летящей в воздухе бомбы:

– Ти-и-и-иу-у-у-у – БУМ!!!

Молли взвилась со стула. Калле бросился в проход между книжными стеллажами. Одноклассники радостно кричали им вслед и хлопали в ладоши.

Джоэль посмотрел на матовое стекло приоткрытой двери, за которой сидел библиотекарь. В щель виднелась фигура пожилого мужчины, склонившегося над стопкой книг, и Джоэль подумал, почему тот никак не реагирует на шум. Не то чтобы это удивило его – многие учителя, кто постарше, смотрели на ссорящихся учеников, как он сам смотрел на неубранную кровать: зачем аккуратно застилать её утром, если вечером опять ложиться в неё спать?

А этот мужчина действительно казался очень старым. Джоэль, наверное, никогда ещё не видел учителей столь преклонного возраста. Казалось, старику было лет сто, не меньше.

Подумав, он вдруг сообразил, что вообще никогда раньше его не видел.

– Я УБЬЮ ТЕБЯ! – взревела Молли, перекрывая грохот летящих на пол книг. Это Калле, убегая, сдвигал за собой стеллажи, чтобы создавать пробки в проходах.

Внезапно Калле резко затормозил, и Молли со всего маху врезалась ему в спину – в проходе стояла Ева.

Она как-то странно посмотрела на Калле. Потом обратилась ко всем:

– Здесь вы больше заниматься не будете. Калле, ты идёшь со мной. Остальные могут отправляться на ланч.

Ученики начали собираться, Ева повернулась к Калле с немым вопросом в глазах.

– Чего? – спросил он.

– Не юли.

– Да что я сделал-то? Ничего. Раз я парень, значит, сразу виноват? А почему вы с Молли тоже не поговорите?

– Иди собери свои вещи.

– Это несправедливо, – пробурчал Калле достаточно громко, чтобы она услышала. Но когда она повернулась к нему спиной, он скорчил Джоэлю виноватую рожицу: «Не поминай лихом, старик».

И заржал. Для Калле получить очередной втык было всё равно что за хлебом сбегать.

– Увидимся на ланче? – подмигнул он и поднял с пола свой рюкзак.

– Я, наверно, ещё задержусь тут немного, – ответил Джоэль.

– Зачем?

Прежде чем Джоэль придумал, что бы такое соврать, Ева со вздохом сказала:

– Пойдём, Калле.

* * *

Джоэль стоял у матовой стеклянной двери и пытался привлечь внимание библиотекаря, но тот как ни в чём не бывало продолжал возиться с книгами, орудуя стёркой, корректирующей жидкостью, клеем и липкой лентой. Джоэль раза два повторил «простите», но старик не отреагировал. Наконец мальчик встал прямо перед библиотекарем, и тогда тот наконец-то посмотрел на него, потом поднял руку и что-то тронул за левым ухом. Там был слуховой аппарат.

– У меня нет привычки надолго выключать его, но, когда становится слишком шумно, как было только что… да уж, легче выключить аппарат, чем заткнуть тридцать глоток, – и старик дружелюбно улыбнулся. – Я могу вам чем-нибудь помочь, юноша?

Джоэль почувствовал, что мужество покидает его, и поторопился скорее задать вопрос:

– У вас есть старые школьные каталоги?

– А который ты ищешь?

«19 октября 1992 года Джонатан Андерссон вернулся домой из школы на велосипеде».

– Девяносто второй год… И раньше… Девяностый и девяносто первый тоже.

Библиотекарь кивнул и исчез в лабиринте стеллажей. Когда он вернулся, в руках у него было три альбома.

* * *

Сердце так стучало, что Джоэль слышал, как кровь пульсирует в ушах. Каждый толчок отдавался в барабанных перепонках, и на секунду все другие звуки исчезали. Мир словно осветили стробоскопами: свет и мрак чередовались друг с другом, дробя реальность на части, но не давая ей исчезнуть полностью. В одну секунду он был единственным учеником в пустой школьной библиотеке, но уже в следующую – в вакууме, где продолжал жить Джонатан.

Где у Джонатана были парта в классе и шкафчик для одежды.

Где он вешал свою одежду на крючок в раздевалке для мальчишек, когда переодевался в спортивную форму, чтобы поиграть в хоккей с мячом, как Джоэль, Калле и все их одноклассники.

Джонатан ходил в эту же самую школу, и фотография его класса должна быть в этих каталогах.

Джоэль подождал, пока утихнет сердцебиение и придёт в норму слух, и придвинул к себе первый альбом.

1990

Он пролистал до пятого класса: три ряда улыбающихся мальчишек в галстуках-бабочках, с белыми воротничками, торчащими из школьных свитеров, три ряда улыбающихся девчонок в платьях и с волосами, заплетёнными в косы.

Джоэль посмотрел на лица, но не нашёл знакомого мальчишки с фотопортрета. Он был уверен, что обязательно его узнает.

Джоэль принялся просматривать список имён, но, дойдя до последнего, так и не обнаружил Андерссон, Джонатан.

Он начал сначала, водя пальцем по бумаге, чтобы не пропустить нужное имя по ошибке, но результат получился всё тот же.

Сбитый с толку, он посмотрел на обложку: Школа Уддвикена 1990. Это был правильный каталог. Так где же Джонатан?

Неужели он остался на второй год в четвёртом классе? Или перепрыгнул через один? Или Джоэль допустил ошибку в подсчётах?

Если Джонатану в 1992 году исполнилось тринадцать лет, то он должен был ходить в седьмой класс. В таком случае в 1990-м он учился в пятом. Если, конечно, он не родился между 19 октября, датой своей смерти, и Новым годом. Тогда в 1992-м ему следовало бы быть уже в восьмом, несмотря на то что ему было всего тринадцать лет, когда он умер.

Это, в свою очередь, означало, что он должен был ходить в шестой в тот год, когда выпустили этот каталог.

Джоэль пролистал каталоги до шестого класса и проверил список имён, но даже там не обнаружил нужного имени. Для уверенности он проверил и четвёртый класс – на тот случай, если Джонатан остался на второй год. Но там его тоже не было.

Джоэль опять вернулся к пятому классу и уставился на страницу. Джонатан должен был ходить в этот класс.

Джоэль в третий раз просмотрел список, тихо читая про себя каждое имя, чтобы быть уверенным, что ни через кого не перепрыгнул. Он прочёл даже имена девочек. И наконец он увидел то, что искал. Не среди пронумерованных имён, идущих от заднего ряда к переднему, слева направо. Нет, он заметил нужное имя внизу, под списком, выведенное тонкими крохотными буковками, так что едва можно было разобрать.

Отсутствующий: Андерссон, Джонатан.

Джоэль не ошибся в своих подсчётах. Джонатан в 1990 году ходил в пятый класс и в 1991-м должен был пойти в шестой. Всё, что оставалось сделать Джоэлю, это взять и пролистать следующий каталог.

1991

Те же ученики, только на год постарше. Они уже не позволили своим родителям выбрать за них одежду для фотографирования: никаких галстуков-бабочек, насколько Джоэль мог видеть, больше не было. Теперь им всем исполнилось по двенадцать, и они не хотели выглядеть послушными, милыми детишками. Глядя на их сердитые взгляды исподлобья, Джоэль представил себе, как фотограф за кадром напрасно говорит им: «Сы-ы-ыр», чтобы заставить их улыбнуться.

Он опять не увидел Джонатана и обратился к списку имён. На этот раз он заметил приписку почти сразу.

Отсутствующий: Андерссон, Джонатан.

Джоэль отложил альбом за 1991 год и с неприятным, ноющим чувством придвинул к себе следующий.

1992

Он уже наперёд знал, что там обнаружит, и не ошибся: внизу страницы под наводящими тоску взбитыми причёсками под пажа, рубашками в стиле милитари, поношенными джемперами и длинными джинсовыми юбками виднелось:

Отсутствующий: Андерссон, Джонатан.

– А у вас ещё есть? – спросил Джоэль, отдавая каталоги обратно библиотекарю.

– Да, но даже там ты его не найдёшь.

У Джоэля запылали уши. Старик рассмеялся.

– Думаешь, ты первый, кто приходит сюда и ищет Джонатана Андерссона?

Джоэль пробормотал «простите» и повернулся, чтобы уйти.

– Ты куда?

Джонатан остановился.

– То, что его нельзя найти в каталогах, не значит, что его нельзя найти где-то ещё. Нужно только знать, где искать.

* * *

Это смахивало больше на коридор, чем на комнату: длинное узкое помещение без окон со шкафом, забитым учебными материалами, и люминесцентными лампами на потолке, которые никак не могли решить, гореть им или погаснуть. Джоэль стоял в их мигающем свете и ждал, пока библиотекарь открывал ящики, недовольно бурча себе под нос. На четвёртом ящике бормотание сменилось довольным похмыкиванием. Старик вытащил целую стопку газет и плюхнул её на стол, так что пыль взметнулась в воздух. Он махнул Джоэлю, чтобы тот приблизился.

– Что это? – спросил Джоэль.

– Это «Корреспондент Уддвикена».

– Что?

– Ты не знаешь, что такое «Корреспондент Уддвикена»?

– Нет.

– Это была местная газета.

– У вас есть газета, в которой есть что-то… о нём?

Понизив голос, старик уточнил, что здесь особо ничего интересного нет, и беглый взгляд на первые страницы подтвердил его слова.

Построена почтовая контора.

Люсия [3]3
  Речь идёт об одном из самых популярных шведских праздников – празднике Святой Люсии, отмечаемом 13 декабря. Ежегодно выбирают самую красивую девушку с именем Люсия, которая возглавит праздничную процессию.


[Закрыть] в этом году снова нанесёт визит в дом престарелых.

Искусственный газон: наболевшие вопросы о футбольном поле Уддвикена.

Даже старик грустно улыбнулся, прочитав заголовки.

– Вот потому они и обанкротились, что не печатали ничего стоящего.

Джоэль кивнул, поскольку и сам подумал об этом.

– Да-да, здесь всё об одном и том же, – констатировал библиотекарь и недовольно посмотрел на мигающие люминесцентные лампы. – Так у тебя читать не получится.

Он подошёл к двери и несколько раз нажал на выключатель. Безрезультатно.

– Думаю, так будет лучше, – сказал он и, выключив люминесцентные лампы, зажёг лампу для чтения. – Немного темновато, конечно, зато избавишься от надоедливого мигания.

Библиотекарь направился к двери.

– Когда закончишь, можешь оставить газеты здесь, я их потом уберу. Ты только выключи свет и закрой за собой дверь.

– А что мне искать?

– Листай с конца, это должно быть где-то там, – сказал старик и скрылся за дверью.

Джоэль разложил газеты и посмотрел на даты. Все были за 1992-й, последние три месяца. Он разложил их в хронологическом порядке и увидел, что газета выходила три раза в неделю: по понедельникам, средам и пятницам. Он отыскал 19 октября. Это был понедельник. Джонатан повесился в понедельник.

Этот номер газеты Джоэля не интересовал – в нем могло быть написано только о том, что произошло восемнадцатого и раньше. Вместо него он взял следующий – среда, 21-е – и начал читать.

На первой странице о Джонатане не было ни слова. Гвоздём номера стала статья о загрязнении окружающей среды в районе закрывшегося консервного завода. На второй странице размещалась редакторская колонка, и даже там речь шла о загрязнении. Третья страница пестрела одними лишь объявлениями, а на четвёртой оказалась заметка о поваленных надгробиях на церковном кладбище. Пастор был зол и подавлен, но не считал, что это дело рук сатанистов; скорее, либо подростков, которые не знают, чем заняться, либо отчаявшихся родственников.

На пятой странице шло продолжение статьи про загрязнение окружающей среды. На шестой и седьмой – снова объявления. На восьмой и девятой страницах размещалась большая статья про какую-то тётку, которая открыла в гостиной собственного дома музей вышитых скатертей, доставшихся ей по наследству. Текст был проиллюстрирован фотографиями двух скатертей с вышитыми на них пословицами, которые Джоэль не то что никогда не слышал, но даже не понял, о чём они. «Хорошо вырезать трубку, сидя в тростнике», – гласила первая пословица. «Из разных нитей получится кривой шов», – гласила вторая.

Он перевернул страницу и наткнулся на фото, которое заняло всю десятую полосу. Та же самая тётка позировала в кадре, держа свою любимую скатерть. Изящным шрифтом, летевшим по расшитой цветами ткани, было вышито: «Молодой умереть может, старый умереть должен».

Джоэль подумал, что Джонатан был молод, а тётка была стара и что она ещё жила, когда Джонатан был уже мёртв.

Потом он подумал, что газете больше двадцати лет и что даже этой тётки, скорее всего, сейчас уже нет на белом свете. Он поторопился перевернуть страницу и увидел два столбца объявлений и раздел спортивных новостей; просмотрел их все, и нигде ни слова не было о Джонатане. Джоэль пролистал до последней страницы: ещё объявления, письма, кроссворд, интервью с почтальоном, который уходил на пенсию, и на десерт – программа передач.

Здесь не было ни слова о чьей-либо смерти, если не считать скатерти «Молодой умереть может, старый умереть должен».

Джоэль просмотрел все газеты, тридцать восемь штук. Он уже давно махнул рукой на ланч и урок музыки. В конце концов, что важнее – убедиться в том, что, кажется, никому не было дела до Джонатана Андерссона, или разучивать под гитару «Hit the road Jack»?

К тому моменту, когда он отложил в сторону последнюю газету – среда, 30 декабря, – он махнул рукой даже на урок биологии.

Джоэль был сбит с толку и злился, только не знал на кого.

На всех. И ни на кого конкретно.

Почему здесь нет ничего о Джонатане?

Почему вместо сообщения о его смерти здесь напечатаны статьи и заметки, которые и гроша ломаного не стоят? Спрашивается, в чём назначение газеты? Писать о важных вещах. Получается, кто-то в этой дурацкой газетёнке решил, что Джонатан не был важным, и вот на этого-то человека Джоэль и злился.

Но потом он вспомнил слова старика о том, будто бы здесь что-то есть о Джонатане. Что же конкретно он говорил… «Листай с конца» – вот его совет, но Джоэль и так уже всё пролистал.

И что старик имел в виду? Что Джоэль должен листать, начиная с последнего номера или с конца газеты?

Он схватил наудачу одну из газет и открыл последнюю страницу. И увидел.

* * *

По дороге в раздевалку Джоэль пытался придумать причину, по которой он пропустил уроки музыки и биологии. Проблемы с этим не возникло: он решил сказать, будто у него скрутило живот, он пошёл к школьной медсестре, но не нашёл её и заснул в комнате отдыха.

Такая ложь могла прокатить без риска, что учителя начнут задавать ненужные вопросы. Хотя у Калле, например, не прокатило бы. Но Калле не Джоэль. Все считали, что Джоэлю можно верить.