Текст книги "Битва за реальность"

– А у нас картриджи имеются?

– Откуда? – пожал плечами майор и вздохнул! – Сливаем топливо с танкеров, тем и держимся.

– Топливо с танкеров?

– Так точно, сэр. Полгода назад в двух сотнях километров отсюда на побережье был сильный шторм и волнами перевернуло несколько танкеров. Потом прилив с ветром погнали их против течения в реку, а когда вода схлынула, танкеры остались на острове. Лежат на боку, течи нет – корпуса выдержали. Оно, конечно, марка топлива скверная. Очистка грубая. Танку все нипочем – у него турбинные лопатки с антипригарным покрытием, а у этих трофейных монстров механика понежнее будет.

– Но километров десять на таком топливе они прошагают? – уточнил Брейн.

– Да кто ж их знает, сэр? Согласно инструкции могут, но в бою всякое может случиться.

– Хорошо, давайте уточним, правильно я понял, что уже через сорок-пятьдесят минут противник пойдет на нас тяжелыми броневыми силами?

– Так точно, сэр. Но может и через двадцать минут танкетки пустить. Они нас гранатами забросают и разбегутся. А уж потом тяжелые попрут. У них так часто бывает.

Через десять минут Брейн уже находился в ангаре ремонтно-технического отделения. Здесь стояли четыре «ковригона», и на вид они как новые.

– Это потому, что мы их еще не использовали, сэр, – пояснил майор.

– Я понял, – кивнул Брейн и стал обходить огромную тридцатитонную машину. Каждое ее сочленение было защищено бронированной накладкой, на «плечах» были расположены пусковые установки неуправляемых ракет и пакеты ракет-перехватчиков.

В правой части «грудного сектора» располагалось главное орудие калибра сто пятьдесят миллиметров и длиной пятьдесят пять калибров. В его стволе артиллерийские болванки разгонялись до безумных скоростей. На левом манипуляторе стояла тридцатимиллиметровая автоматическая пушка

Машина выглядела весьма убедительно, и кроме нее на ходу были еще три. Но кто будет управлять ими?

– Кто будет управлять тремя другими машинами? – спросил Брейн.

– Я уже говорил, сэр, что у нас имеются капитан-инженер и еще один механик.

– Ну и каково у них настроение? Они понимают, что это рискованная операция?

– Вообще-то… я им еще не говорил, что им на этих машинах придется идти в атаку.

– В контратаку, майор. В контратаку, – поправил Брейн.

– Прошу прощения, сэр. Конечно же в контратаку. Однако они этого пока не знают. Все, что у нас есть, – это их умение водить машины. Но насчет атаки или контратаки… – Майор замялся. –  Я не уверен, сэр, что они смогут пойти вслед за вами.

– Понятно. Я хочу их увидеть. Как много времени для этого потребуется?

– Ну, полагаю, они находятся в накопителе, мы ведь ждем атаки. Я вызову их сию минуту.

– А что насчет четвертой машины?

– А что насчет четвертой? У нее не работает заряжающий автомат. Но она может стрелять из автоматической пушки с левого манипулятора.

– А для нее найдется какой-нибудь водитель?

– Полагаю, найдется, сэр. Вот только пойдет ли он в атаку…

– Кто это может быть? Предположительно?

– Еще один техник, сэр, его фамилия Лавринец.

– Отлично, майор, я хочу видеть здесь всех троих.

32

Майор побежал лично вызывать затребованных специалистов. А Брейн тем временем прошелся по ходам сообщения, отмечая, что в них совсем пусто. Солдаты сидели по опорным точкам, под защитой бетонно-кристаллических перекрытий, чтобы в случае неожиданного удара не оказаться накрытыми облаком осколков.

Пока Брейн ждал, он отметил, как трижды срабатывали зенитные артавтоматы, перехватывая в небе практически незаметные желеобразные разведывательные аппараты противника.

Четко определить их оптическими системами было невозможно, не помогала и радиопеленгация. Поэтому приходилось ориентироваться только на спектры продуктов распада корпусов этих беспилотников, сверхлегкие материалы которых были чрезвычайно неустойчивы при дневном свете.

За одну миссию аппарат терял до половины своей массы, в том числе и вшитую в него электронную начинку из того же желеобразного материала.

Таким образом, реагируя на спектр разложения, оптико-электронные сканеры засекали и тянущийся за невидимым дроном хвост из продуктов распада, а затем по форме этого хвоста расчетные центры определяли возможное место нахождения самого объекта и по нему наносился огневой удар.

На заданной высоте зенитные снаряды взрывались, распыляя сверхактивный газ, и он начинал окислять оболочки дронов. Процесс этот происходил очень быстро, и все заканчивалось яркой вспышкой, после чего уничтоженный дрон расплывался белым облачком.

Столь частое срабатывание зениток говорило о том, что напряжение на участке фронта нарастало – противник нуждался в постоянном притоке свежих разведданных.

Это напряжение перед боем было заметно даже в пустынных бетонированных ходах сообщения. Тишина здесь почти что звенела, изредка нарушаемая доносившимся с флангов грохотом противоракет, перехватывавших пустые болванки противника.

Враг намеренно отстреливал упрощенные дешевые боеприпасы, вынуждая противную сторону тратить дорогие перехватчики.

Это была обычная тактика.

Вскоре за Брейном прибежал посыльный – совсем молодой гоберли с раскрасневшимся лицом.

– Сэр, майор Стефан ждет вас в командирском блоке!.. – сообщил, он переводя дух.

– Он там один?

– Нет, сэр. С ним еще трое – наш инженер и два техника.

– Хорошо, веди меня туда.

Уже через пару минут Брейн оказался на втором, нижнем ярусе защищенного позиционного комплекса, откуда происходило управление всей обороной фронтового участка.

В небольшом оперативном зале уже находились майор Стефан и трое вызванных им потенциальных пилотов для тяжелых трофейных машин.

– Вот, сэр, эти бойцы могут пилотировать «ковригоны». Вам лишь следует разобрать с ними рисунок атаки.

– Атаки? – переспросил капитан-инженер и удивленно уставился на майора, потом на Брейна.

– Идите, майор, – сказал Брейн, видя, что командир батальона готов пасовать перед возможными аргументами капитан-инженера.

Майор тут же удалился, с ним ушел его посыльный, а Брейн остался один с тремя кандидатами в герои. Понятно, что они не горели желанием идти в атаку, да еще на малознакомой трофейной технике.

– Чего вы боитесь, капитан?

– Ну как же, сэр, это не шутки! Каков у нас шанс выжить в этой контратаке?

– Наши шансы значительно выше, чем у противника, капитан.

– Это каким же образом, сэр? – решился подать голос один из техников.

– А тут все очень просто. Они выдвигаются, надеясь задавить нас своим явным численным преимуществом, и не подозревают, что у нас имеются аналогичные системы. Поэтому, когда мы появимся из маскирующего аэрозольного облака, да еще ударим дружно, им останется только повернуть назад.

Пилоты уставились на Брейна, как на идиота. Он приводил столь странные аргументы, что они не знали, как это воспринимать. А Брейн понимал, что времени до начала атаки противника остается все меньше – уже какие-то минуты, поэтому продолжил говорить, проявляя чудеса красноречия, больше упирая на эмоции, поскольку других аргументов у него не было. Пришлось пускать в дело отработанные практики силовой вербовки.

В результате они помчались в ангар все вместе за три минуты до того, как передовые посты заметили выдвижение бронированной армады противника.

Четырехопорные монстры мирно дремали в полумраке ангара, помигивая крохотными огоньками тестирующих систем. Эти сложные механические организмы нуждались в постоянном контроле.

Брейн стал по лесенке забираться в кабину головной машины, остальные пилоты занимали кабины оставшихся.

– Поехали, ребята! – произнес Брейн по внутренней связи, стараясь, чтобы его голос звучал как можно бодрее. Включил передачу, и машина тронулась с места, лязгая и грохоча опорами – виной тому были бетонный пол и эхо полупустого ангара.

Снаружи шума стало меньше. Пустив машину в обход бетонного колпака, Брейн стал лихорадочно прокручивать всю бортовую информацию – зарядка топливного буфера, боезапас, температура ствола главного орудия, показания радара и готовность расчетно-прицельного комплекса.

Пока он был готов только на шестьдесят процентов, и это было плохо: готовность менее восьмидесяти процентов – это, считай, стрельба в «молоко».

– Комбат, как с маскировочной поддержкой? – поинтересовался Брейн по скрытому каналу. Он не хотел, чтобы его переговоры с командиром батальона слышали остальные пилоты.

– У нас все готово, сэр, – пообещал майор, но как-то неуверенно.

Брейн включил кулису подачи зарядов для главного калибра – пусть пока прокручивается, хуже не будет и меньше вероятности, что заклинит в самый неподходящий момент.

В воздухе зашелестели пакетные заряды и начали взрываться где-то очень высоко. Комбат выполнял обещание, и перед выбиравшимися на позиции четырьмя «ковригонами» возникала непроницаемо белая пелена магнетического аэрозоля.

Можно было прострелить ее из пушки, можно было забросить в облако бинарный заряд, сжигающий все при температуре в двенадцать тысяч градусов. Однако ничто, никакие известные физические принципы не могли вскрыть то, что на самом деле происходило за этой пеленой.

Опираясь на информацию, полученную от майора Стефана, Брейн ожидал встретить перед собой от девяти до двенадцати машин противника, однако, когда он и его коллеги вышли из аэрозольного облака, Брейн обнаружил не менее двадцати машин тяжелого класса, не считая вспомогательных пехотных броневиков, кативших на безопасном расстоянии. Дистанция до передовых аппаратов врага была около пяти тысяч метров, и Брейн, не мешкая ни секунды, с ходу открыл огонь из главного калибра.

Его примеру, со страху, последовали и двое других пилотов – капитан-инженер и еще один техник.

Следующий техник имел на вооружении только малокалиберную автоматическую пушку, и Брейн через акустические фильтры слышал, как она беспомощно стрекотала, растрачивая боекомплект, и выбивала, когда удавалось, голубоватые искры на бронированных шкурах вражеских машин.

– Сэр, вы же говорили, что они повернут! – прокричал в эфир капитан-инженер.

– Они вот-вот повернут, – глухо ответил Брейн, посылая снаряд за снарядом и видя, как вспыхивают защитные поля машин противника, принимая на себя всю мощь разогнанных индуктивными токами болванок.

«Почему же они не отвечают?» – подумал Брейн, лихорадочно дергая джойстик и слыша, как механизмы огромной тридцатитонной машины отзываются истерическим воем. Все системы были выставлены на максимальную скорость реакции, с тем чтобы могли отзываться на команды почти мгновенно.

Времени думать о ресурсе техники не оставалось.

Наконец, два снаряда, из его пушки и пушки инженер-капитана, пришлись на одну машину врага. В четырех тысячах метров впереди взвился огненный протуберанец и ушел к облакам, а затем спустя какое-то время по округе прошелся дождь из раскаленных обломков.

Только после этого противник понял, что получить позиции без боя не удастся. И в ответ полыхнул залп двадцати «ковригонов».

Машине капитан-инженера повезло: три снаряда пришли с интервалами и генераторы защитного поля успевали накопить нужный заряд. Однако запас радиоактивного алюминия для питания генераторов был израсходован, и теперь машина капитан-инженера могла выдержать не более одного попадания.

Брейну пока тоже везло: проносившиеся снаряды срезали только часть защитного поля над кабиной, хотя он даже не пытался маневрировать, понимая, что, едва развернется боком, его не спасет никакая защита.

Отвлеченный видом огненных трасс пролетавших над ним снарядов, Брейн не сразу заметил, что количество меток на ситуационном экране сократилось с четырех до трех. Выбывшим оказался тот самый, плохо вооруженный «ковригон» с одной лишь автоматической пушкой.

Теперь их было только трое против девятнадцати машин.

Пока Брейна и остаток его маленького отряда спасало то, что их «ковригоны» обладали теми же интеллектуальными возможностями, что и машины врага, поэтому могли создавать целую систему ложных целей, по которым и били пушки противника.

Впрочем, бесконечно этот обман длиться не мог. Противник уже сделал выводы и стал следовать простой методике – общий залп по каждой цели. Несколько коллективных ударов пришлись мимо цели, перепахивая грунт то слева, то справа или разнося где-то позади бетонную инфраструктуру.

Однако затем общий залп из примерно дюжины стволов нащупал машину капитан-инженера, и на ситуационном экране исчезла еще одна единица отряда. Все, что оставалось Брейну, – это давить и давить на кнопку спуска, все остальное артиллерийская система его машины делала сама. Она выбирала цели, она выбирала самые опасные из них и посылала в них снаряд за снарядом.

В полном одиночестве Брейн остался спустя двадцать секунд, когда на него дождем посыпались расплавленные обломки последнего партнера.

Секционный экран покрылся синим, сбросил расчет партнеров до нуля и стал рассчитывать их заново. Наивный, он полагал, что у него был сбой. Но сбоя не было, Брейн действительно оставался один против девятнадцати, из которых только девять имели повреждения.

– «Серый питон», начните отступление, мы прикроем вас артиллерией! – прозвучал в эфире женский голос.

Брейн не сразу понял, что этот позывной относится к нему.

– Кто на связи? – спросил он.

– На связи Магнолия.

– Магнолия? Послушайте, дамочка, у меня отказал задний привод. Я могу ехать только вперед и разворачиваться, подставляя бок под их пушки. В этом случае у меня только одна минута. Что вы предлагаете?

– Делайте поворот, мы вас прикроем. Мы вас очень хорошо видим. Делайте поворот!

Брейн понимал, что при таком плотном огне его везение продлится недолго. Однако он видел, что противник следует какою-то своей стратегии – в противном случае его бы уже распылили.

Вдруг впереди тяжелых бронемашин противник выпустил полдюжины пехотных броневичков. Они были набиты десантом, который должен был целиком захватывать вражеские позиции – бетонные блиндажи, артиллерийские колпаки, жилые казармы, а также всевозможные системы жизнеобеспечения.

Так думал Брейн, однако в этот раз бронированные коробочки помчались в его направлении. Скорее всего, ему готовили плен.

Видимо, разведка доложила им о том, кто участвует в контратаке – сам полковник Хольман, под именем которого Брейн был хорошо известен и среди своих, и среди чужих, несмотря на все усилия режима секретности.

С именем Хольмана было связано множество побед, возникавших вдруг на месте предполагаемых поражений.

О его способностях ходили легенды, поэтому враг решил захватить его живьем, чтобы разобрать на ментальные схемы и по возможности повторить подобный феномен в собственных интересах на своих носителях.

Они хотели получить его удачу.

Такая перспектива Брейну совсем не улыбалась. Он добавил машине ходу и через панораму камеры внешнего контроля увидел, как проминают грунт опоры ускоряющейся тридцатитонной машины.

И все же его системы прозевали нападение врага. Машина вдруг дернулась и встала, манипуляторы обесточились, и сколько Брейн ни дергал ручку прямого хода, машина не отзывалась.

Противник одержал победу над «ковригоном», но Брейн сдаваться не собирался, хотя у него с собой были только стандартная «девятка» и широкий нож – подарок товарищей, с которыми он когда-то проходил через джунгли северо-западного материка.

Именно с такими ножами на них бросались из засад местные партизаны, именно от этих ножей подразделения несли самые большие потери.

Выбив ногой дверь, ведущую на узкую лесенку эвакуационного пути, Брейн столкнулся со штурмовым отрядом из передовой бронемашины. Завязалась короткая схватка на тесной лесенке, где противник никак не мог реализовать свое численное преимущество или даже открыть огонь из короткоствольных автоматов.

Все было кончено за минуту. Брейн соскочил на землю и с разбегу вскарабкался на корпус броневика, а затем соскользнул в открытый люк, сразу приставив нож к горлу механика-водителя:

– Давай разворачивайся! Знаешь, где левый фланг?

– Наш?

– Наш. Будешь ехать быстро – останешься жив!

Перепуганный водитель стал делать все, как сказали, и выжимал из броневика максимальную скорость, пока они не уткнулись носом в высокий песчаный бруствер левого фланга, укрепления которого все время не успевали достроить.

На этом приключения не закончились, и, едва Брейн выбрался из броневика, на него набросились свои. Двенадцать солдат сбили его с ног в тот момент, когда он ждал от них благодарности. Обычно так и было, но не в этот раз.

К тому моменту, когда он разбросал их, стараясь все же не покалечить, они дважды приложили его прикладами по голове так, что после окончательных выяснений ему понадобилась врачебная помощь.

Вскоре после этого события Брейн был доставлен к полковому начальству, где разбиралась контратака, которую он возглавлял. И только здесь начало действовать лекарство, которое ему вкололи для восстановления сил.

– Я полагаю, что с их стороны это была всего лишь разведывательная акция уровня дивизии. И теперь противник знает почти все о наших возможностях! – услышал Брейн фразу, которую произносила очень милая, на его взгляд, дама с капитанскими погонами.

«Классная телка», – успел подумать он, прежде чем снова погрузился в беспамятство, однако ненадолго. Рядом находился военный врач, который тотчас сунул ему под нос капсулу стимулятора.

33

Это помогло. Брейн тотчас вскочил и, раскрыв глаза, принялся судорожно ловить ртом воздух.

– Да что с вами такое, сэр?! – воскликнул испуганный курьер, отскакивая на середину гостиной.

– Что?! Кто?! – спросил Брейн и принялся ощупывать правое плечо, в которое вроде был недавно ранен. Однако ничего не болело, может, только слегка ныл сустав – такое случалось на погоду.

А вот пустячный порез у запястья неизвестно откуда взялся.

– Ты чего пришел? Сколько сейчас времени? – спросил Брейн.

– Я это… Меня прислал господин управляющий, вы опять не отзывались, а они сейчас завтракать пойдут.

– Завтракать?

Брейн еще раз огляделся. Он находился в гостиной и сидел на диване, на котором, видимо, и проспал всю ночь – без подушки. Впрочем, ощущение было такое, что он уснул за полчаса до пробуждения.

Увы, такое с Брейном случалось, когда он выматывался – на войне, во время маршей или конвоев. Тогда достаточно было убедить себя, что «надо, Томас, надо». И он пересиливал это свое «не могу». Тогда пересиливал, а сейчас это было трудно, слушком уж натурально ныло все тело. И это плечо.

– Ты вот что… Ты побудь здесь, я пойду умоюсь и отолью… А потом рванем к завтраку, – пообещал Брейн и, снова резко поднявшись, почувствовал боль в левой голени. Ощущения были такие, будто он накануне подрался с парнем в полтора раза тяжелее его и на двадцать лет моложе.

– Ты сам-то завтракал? – спросил Брейн, чтобы отвлечь внимание посыльного от своей хромоты.

– Да, сэр, мы, обслуживающий персонал, поднимаемся на час раньше вас.

– Бедняжки.

– Ну отчего же бедняжки? – не согласился посыльный и пошел за Брейном. – Я, как проснусь, первым делом бегу на кухню, где всегда что-то остается от ужина.

– Молодец, – похвалил Брейн, стараясь хромать не так заметно и одновременно вспомнить, кто же ему вчера так навалял. Откуда это состояние избитости?

– Там, понимаете, какое дело, все важные персоны опаздывают на ужин, у них всякие дела неотложные, понимаете меня?

– Прекрасно понимаю, коллега, – пробормотал Брейн, проверяя на ходу, как двигалась ударная правая. Ее суставы не болели, но вот костяшки – да, побаливали. И по опыту он знал: чтобы получить болевые ощущения на костяшках, нужно врезать по цели несколько раз. Причем с однозначным результатом.

– Ну так вот, господин управляющий и прочие приближенные, возможно, даже вы, поздним вечером также часто не находят возможности посетить столовую и подкрепляются какими-нибудь там просроченными крекерами. Здесь целые склады забиты какой-то древностью! Представляете себе?

– С трудом, коллега. С трудом представляю, – обронил Брейн, заходя в ванную и полностью погружаясь в собственные мысли.

Он снял штаны и повесил на вешалку. Белье швырнул в корзину. Включил воду и шагнул под душ, отслеживая периферийным вниманием бубнящего за дверью посыльного. Он продолжал что-то рассказывать, а Брейн распылил под струями воды моющий аэрозоль и прижался спиной к гидромассажной щетке, не оставляя попыток вспомнить, как он оказался в гостиной, весь побитый и невыспавшийся, при том, что последний раз помнил себя на улице по дороге к коттеджу.

Они попрощались с Ружоном, и… все. Дальше был оклик этого бедолаги посыльного – оказалось, что уже утро.

Растершись жестким полотенцем, Брейн глянул в запотевшее зеркало.

«Хорошо бы побриться», – подумал он, отметив, что становится похожим на бродягу. Впрочем, у начальства вопросов пока не возникало, а самому Брейну щетина не мешала.

Надев свежую смену белья, Брейн распаковал новый комплект обмундирования и надел его. Теперь он чувствовал себя намного лучше.

Выйдя из ванной, Брейн услышал продолжение рассказа посыльного про то, как тот съедал самые лучшие харчи, забытые с вечера в холодильнике.

– И самое главное – никто не может меня поругать, сэр, ведь ровно в полночь ужин списывается и считается несъедобным. А мне ничего!

Брейн остановился посреди гостиной и снова вспомнил про порез на запястье. Откуда он взялся? И кстати, рана на боку, так заботливо подлеченная доктором Нильсен, практически не давала о себе знать. А остатки регенерационного пластыря были смыты под струями воды.

– Вы уже что-то делали с отладкой программы? Господин управляющий просил напомнить.

– Кое-что делал, – соврал Брейн, не зная, заметил ли курьер, что блоки, которые он доставлял накануне, так и стоят на столе, не соединенные кабелями.

«В конце концов, нужно уже посмотреть эти коды. Сам напросился».

– Пойдем, я готов, – сказал Брейн, застегивая магнитные клипсы на ботинках.