Текст книги "Тютюнин против ЦРУ"

39

Тютюнин, как главный эксперт по мехам и тёплой одежде, встряхнул сплетённый из сухой травы мешок и быстро продел в отверстия голову и руки.

– Ну чего? – спросил его Леха, также готовясь надеть свой мешок.

– Да ничего. Не смертельно и главное – согревает. Окуркин тотчас напялил обновку и стал похож на лешего в отпуске.

– Правда лучше. Или мне только кажется? Выпить бы чего согревающего.

– Ладно, выпили уже! – оборвал его Сергей и обратился парламентёру:

– Тебя как зовут, мужик?

– Старшина Вуби, этса! – ответил тот и поклонился.

– Хорошо, Вуби. А меня будешь звать Сергеем, а его Алексеем. Понял?

– Понял, этса. Серге-Ем и Алексе-Ем. Не желаете перед дорогой выпить согревающего пру?

Окуркин посмотрел на Тютюнина. Тот пожал плечами, однако, по всей видимости, был готов согласиться.

На всякий случай он спросил:

– А что, старшина, этот пру никуда нас не катапультирует?

– Что такое, этса, «катапультирует», великие бобуны войны? – осторожно спросил Вуби.

– Ну, не заплющит нас? Крышу не снесёт? – пришёл на помощь Леха.

Вуби наморщил лоб от переносицы до самого затылка и, задумчиво шевельнув ушами, покачал головой. – Заплющить не будет. А крыша, этса, крыши здесь нет.

– Ладно, – махнул рукой Серёга. – Наливай.

– Наливай! – скомандовал старшина, и тотчас с задних рядов туземцев стали передавать дымящиеся деревянные кружки, литра по полтора каждая.

– Ух ты! – обрадовался Леха. – Это на глинтвейн похоже.

– А чего это такое?

– Глинтвейн? Ну.., бормотуха кипячёная. Буржуи её очень уважают.

Когда кружка оказалась в руках Окуркина, он понюхал её содержимое и разочарованно вздохнул.

– Это вроде супа… – сказал он.

– Ну да, – согласился Тютюнин. – По запаху напоминает раков, варенных с укропом. Ну, давай пить да пойдём. А то меня уже и в соломенном пиджаке пробирает…

Они начали пить.

Бульон оказался наваристым и вкусным. Он приятно согревал желудок, и тепло от него расходилось по всему телу.

– Уф! – Довольно отдуваясь, Окуркин посмотрел на Тютюнина. – Неплохо, хотя и не спиртное.

– Ага, – согласился Тютюнин. – А там на дне ещё мясо.

Обращаясь к Вуби, Серёга сказал:

– Ну-ка, сержант, посвети!

Вуби тотчас выхватил у фонарщика палку с лампой и подал свет.

– Мать честная… Да это ж тараканы… – произнёс поражённый Леха.

– И какие здоровые, – заметил Сергей. – Но вообще… Меня от этого пру немного того.

– Прёт?

– Вот именно – прёт.

– Так это ж хорошо! – радостно воскликнул Леха, который тоже стал ощущать в себе прилив сил и общее поднятие настроения. – От плюща – плющит, а от пру – прёт…

– Согласен, – поддержал товарища Сергей. – Ну, ефрейтор, – сказал он Вуби, – командуй поход. Мы уже в норме. Мы в норме, Леха?

– Мы в полном порядке, Серёга. И все эти холода мне по… – Леха наморщил лоб. – Слово забыл. Ну ладно. Двинулись.

40

Отряд бодро шагал под гору. Бобуны войны чувствовали себя превосходно. Носильщики забора из шкур едва за ними поспевали, однако вследствие принятия пру Тютюнин и Окуркин уже совершенно не мёрзли.

– Я вот что думаю, Алексей. У нас ведь тоже тараканы есть.

– Есть. И много. – Леха, не подумав, кивнул и едва не упал.

– Вот. Так почему бы нам дома этой пры не сварить?

– Почему? – Леха посмотрел по сторонам. – Боюсь, Серёга, ни хрена у нас не получится.

– А почему так?

– Тараканы у нас мелковаты.

– Тут ты прав. Тараканы у нас не того…

Какое-то время они шли молча, думая каждый о своём, а аборигены, позвякивая колокольчиками, шагали на безопасном расстоянии.

– А если нам на развод пару штук прихватить, а? – предложил Тютюнин.

– Мысль хорошая. Тараканы плодятся быстро. Если повезёт, мы с тобой торговлю начнём и магазин откроем… Я даже вывеску вижу. – Леха поднял руку и стал выписывать воображаемые буквы. – Тютюнин и Окуркин. Пруевые тараканы.

– Доставка на дом – бесплатная, – добавил Сергей. Внизу показались огни.

– Эй, сержант, это что за воинская часть? – поинтересовался Тютюнин.

– Это столица директоратора Марка Чибиса, этса. Называется – Чаки.

– Мне нравится, – сказал Окуркин. – Пора нам уже куда-то прийти, а то спать хочется.

– Скоро, этса. Скоро, – заверил старшина.

По мере того как вся процессия спускалась в долину, ветер стихал и становился не таким холодным. Вскоре повеяло домашними запахами и дымом очагов.

Сопровождавшие бобунов фонарщики и носильщики заграждения пошли бодрее, а Сергей и Леха, напротив, буквально засыпали на ходу.

– Эх, опоили нас, – пожаловался Окуркин, когда их с Тютюниным заводили в какое-то большое помещение. Немного осмелевшие аборигены поддерживали едва двигавших ногами гостей под руки, а затем, по команде старшины Вуби, со всеми предосторожностями уложили их на мягкие ковры.

Подданные Марка Чибиса поставили возле уснувших бобунов большие кувшины с водой и на цыпочках покинули комнату, тихо притворив за собой дверь. Запирать её не стали, поскольку грозные гости могли обидеться и разрушить весь дворец директоратора.

Оставив у дверей четверых самых молодых солдат на случай, если бобунам все же потребуется кого-то съесть, старшина Вуби отправился делать доклад.

41

Почти все придворные находились в зале для торжеств и, изнемогая от любопытства, ожидали известий о бобунах войны.

Когда старшина Вуби наконец появился, в зале воцарилась абсолютная тишина. Все присутствовавшие затаили дыхание, а сам директоратор Марк Чибис оборвал беседу с маршалом Дудукой и, подобрав губы, ровнее сел на троне.

– Бобуны войны в ваших владениях, директоратор, этса! – громко произнёс Вуби и поклонился.

– Ха! Этса и ха! – вскинув лягушачьи лапки в знак ликования, воскликнул Марк. – Сколько солдат они съели?

– Нисколько, этса.

– А сколько они съели фонарщиков?

– Тоже, этса, нисколько, директоратор. Только выпили пру, этса. И очень радовались.

– Ну.., этса… – Маркс Чибис почесал носом за ухом и облизал синие губы. – Прошлый раз бобуны съели пятнадцать фонарщиков прямо с фонарями. Может, этса, нам прислали больных бобунов?

– Да! Да! – разом загудели придворные и замахали ушами. – Может, нам, этса, подсунули негодных бобунов?

– Не думаю, этса, директоратор, что они больные, – заметил старшина. – Когда мы к ним, этса, подошли, они как раз собирались съесть стадо быковцов.

– А-а, этса. Это другое дело, – сказал директоратор.

– А-а, – тут же откликнулись придворные, зашлёпав губами. – Это другое дело! Дело-то другое!

– Как они выглядят, старшина Вуби? Очень противные, этса?

– О, это самые противные бобуны войны, этса, из всех, что мне приходилось видеть, мой директоратор.

– Ну каковы они, Вуби? Каковы, этса? – Директоратор заёрзал на троне, затем почесал голову восьмипалой лапой.

– Каковы они? Каковы? – загомонило придворное общество. Кавалеры перестали умащивать свои уши душистым маслом, а дамы всасывать из стаканчиков изысканных личинок треножников.

– У них, этса, белая кожа… – с содроганием вспомнил старшина.

– О, мне уже плохо! – сморщился директоратор.

– И вся кожа ровная, этса, – без складок!

– Ай-яй-яй! – всколыхнулись придворные. Некоторые из них уже махали друг на друга платочками.

– Их уши.., вот такусенькие. – Вуби свёл вместе два крючковатых ногтя, показывая, какие крохотные уши у бобунов.

– Прошу вас, этса, хватит, старшина, – замахал рукой директоратор. – Это просто невозможно слушать.

– Означает ли это, мой директоратор, что вы, этса, не удостоите бобунов войны своей аудиенцией?

– Да конечно же удостою. У меня, этса, нет выбора. Директоратор состроил страдальческую физиономию, собрав на лице все складки с головы и спины.

– О, этса, как он страдает!

– Он совсем себя не щадит! – запричитали придворные, а Марк Чибис, почувствовав себя героическим монархом, произнёс:

– Сегодня, как только вам удастся привести их, старшина, я, этса, готов встретиться с бобунами войны!

Сказав это, директоратор начал сморкаться в шитый золотом платок, а его придворные разразились аплодисментами.

42

Сергей пробудился от знакомого ощущения, когда сознание отказывается принимать реальность, тщетно лелея надежду, что все происходящее лишь короткий болевой шок.

«Опять напился и опять не помню где», – с трудом ворочая шариками, подумал Тютюнин. После чего он отключил сознание, взяв небольшой тайм-аут. Однако информации от внешних источников не поступало, так что пришлось действовать самому.

Для этого у Серёги была наработана целая методика, и одним из главных её приёмов являлось определение местоположения по виду потолка.

"Потолок побелённый, расписанный синими точками, – сделал наблюдение Тютюнин. Затем пригляделся и внёс поправку:

– Синие точки не считаются. Они повсюду…"

Невыразительный молочный свет падал из высоко расположенных маленьких окон, заглянуть в которые было невозможно.

Оставался один только белый потолок, но это ничего не объясняло.

Следующим шёл способ воспоминаний через обследование одежды. Скажем, если ты в пальто – значит, на улице осень. Или весна.

Приподнять голову было не так легко, поэтому невероятным усилием Тютюнин скосил глаза вниз и выпятил живот, чтобы увидеть, чем он прикрыт.

Вместо привычной одежды на животе оказался какая-то солома.

«Наверное, я в деревне, в хлеву», – выдвинул версию Серёга и почувствовал, что очень хочет пить.

– О-о… – простонал кто-то совсем рядом, и этот живой звук обрадовал Тютюнина. Если это корова или, на худой конец, коза, значит, он действительно находится в хлеву. А в хлеву обязательно есть вода – должны же животные что-то пить.

Стон повторился, затем зашуршала солома, и перед затуманенным взором Тютюнина появилось что-то непонятное.

– Корова, это ты? – на всякий случай спросил он.

– О, привет, Серёга. Мы живы?

– Леха? А где же корова?

– Не знаю, – вздохнул Окуркин. – Наверное, ушла.

– Леха, здесь где-нибудь вода есть?

– Вода? – Окуркин повертел трясущейся головой, икнул и ответил:

– Вижу кувшины – две штуки…

– Поползли к ним, а?

– Поползли, – согласился Окуркин и выдвинулся первым. Через какое-то время он стукнулся головой об один из кувшинов и понял, что дополз.

Поднимаясь вдоль сосуда, Леха достиг горловины и жадно припал к воде.

Рядом с ним судорожно глотал влагу Тютюнин, и несколько минут ни о чем другом друзья думать просто не могли.

Наконец они утолили жажду и только после этого начали осматриваться.

– Серёг, а где это мы?

– Я думал, в хлеву…

– А на самом деле? Что за наряды на нас, а? – Окуркин выдернул из обновки несколько травинок и попробовал их на вкус. – Солома какая-то…

– Слушай, а может, уже Новый год, а эта хрень карнавальные костюмы?

– И что же это за костюмы? Мы с тобой, что ли, копнами нарядились? Меня, Серёга, сейчас другая тема волнует. Знает ли моя Ленка, что я так напузырился? Это ведь для меня вопрос жизни и смерти.

– Понимаю, – кивнул Тютюнин. При таком раскладе ему дома тоже грозил неласковый приём.

– Ты не думай, Серёг, я не трус.

– Я ничего не думаю. Я вот заметил, какие здесь ковры хорошие. – Тютюнин погладил рукой пушистый ворс. – Не ковёр, а просто сказка…

– Стоп! – воскликнул Леха и вскочил на ноги. – Стоп, Серёга! Кажется, мы опять тово!

– Чего тово?

– Думаю, что мы снова пили бабкину микстуру! Я помню, да – я помню, что собирался фильтровать её через противогазную коробку!

– Через противогазную коробку? – переспросил Тютюнин. – Хм. Хитро придумано. У тебя, Леха, мозги неплохо работают. Надо же – через противогазную коробку. Знаешь, у меня в армии случай был, мы так тормозуху фильтровали, чтобы… Ты чего такой бледный, Лех?

– Ты мне эту историю уже рассказывал. Точно. Мы её фильтровали, мы её пили, и вот мы здесь. И знаешь, что самое страшное?

– Что?

– Я не помню, закрыл ли я гараж…

– Зато я помню – закрыл, – легко соврал Сергей.

– Врёшь, не можешь ты помнить. Ты же ничего не помнишь…

– Вот ничего не помню, а это запомнил. Такая уж у меня память особенная.

Они помолчали. Потом Тютюнин предложил:

– Слушай, давай, что ли, посмотрим, чего за этой дверью, а?

– А здесь дверь есть? – удивился Леха. – Я не заметил.

43

Тютюнин первым приблизился к двустворчатым дверям и, остановившись в полушаге от них, приложился к шершавому дереву ухом.

– Ну чего? – поинтересовался Леха.

– Подожди… – отмахнулся Тютюнин. Поначалу ему послышался какой-тот шум, но затем оказалось, что это бурчит в его собственном животе.

– Тихо, – сказал он. – Надо открыть и посмотреть.

– Ну открывай.

Сергей посмотрел на Окуркина, неуверенно взялся за резную деревянную ручку и осторожно потянул.

Дверная створка подалась легко и открылась без скрипа. Сергей просунул в образовавшуюся щель голову и, повернув её, встретился взглядом с живым и скорее всего разумным существом.

– Здрасьте… – сказал Тютюнин, быстро втянул голову обратно и захлопнул дверь.

– Что там? – шёпотом спросил Окуркин.

– Я не понял. Глюк вроде…

– А может, не глюк? На что похоже?

– Зелёный, как огурец… – начал описывать Тютюнин. – Ухи слонячьи, и губа нижняя свешивается…

– Все сходится, – прервал его Окуркин и вздохнул. – Я вспомнил.

– Чего вспомнил?

– Вчера мы с гаража шли и заблудились.

– Ну.

– Потом оказались в темноте, и ветер дул холодный. Ещё мы встретили яйцебыков…

– Не яйца быков, а овцебыков.

– Да-да, яйца овцебыков. Потом выползли эти… – Леха нарисовал себе рукой длинный нос и добавил:

– Сержанта помнишь?

– Старшину Вуби. Так тебе это тоже снилось?

– Не снилось, Серёга. Не снилось.

– Ага, – начал понимать Тютюнин. Принятое накануне все ещё влияло на его умственные способности, хотя выпитая вода значительно облегчила страдания.

За дверью послышались шаги.

Серёга и Леха отпрыгнули на середину комнаты и замерли в соломенных мешках, словно два огородных пугала.

Шаги затихли, однако Тютюнину показалось, что кто-то из безобразных чудовищ тоже прислушивается, пытаясь определить, чем заняты гости.

Наконец створки дверей медленно отворились, и на пороге показался тот самый старшина Вуби.

– Доброе вам утро, этса, великие бобуны войны, – произнёс он и низко поклонился. – Надеюсь, ваш сон был, этса, глубоким, а дыхание ровным.

Старшина оглянулся и, посчитав солдат, удивлённо вскинул кожистые брови.

– Вы что же, этса, так ничего и не ели?

– Зато водички попили, – ответил Серёга. – Кстати, в туалет бы сходить. Где тут у вас удобства?

– Этса… Чего вы спросили?

– Пописать у вас где можно?

– Попи.., этса, чего вы сказали? – снова спросил Вуби и тщательно навострил уши-лопухи.

– Слить балластную воду… – вмешался Окуркин.

– Ах это! Простите, этса, мне мою непонятливость. Вы можете отлить это в кувшины. Очень удобно, этса.

– Как в кувшины? – не понял Окуркин. – Мы же из них пьём.

– Ну, этса, правильно. Пьёте воду и, этса, пописать делаете – это тоже вода.

Окуркин и Тютюнин переглянулись. Непонятно было, то ли этот старшина издевался над ними, то ли действительно не понимал, в чем дело.

Наконец Сергей пояснил:

– У нас, у великих бобунов войны, так не принято. Мы пьём из одних кувшинов, а писаем в другие.

– О-о, этса! – Вуби удивлённо причмокнул и почесал свою зеленую башку. – Хорошо. Мы принесём вам отдельный кувшин, чтобы вы пописали.

– Только побыстрее, а то мне уже приспичило, – пожаловался Тютюнин.

Вуби сейчас же отдал необходимое распоряжение, и солдаты побежали его исполнять. Вскоре были доставлены два пустых кувшина – точные копии тех, из которых бобуны уже пили.

У Тютюнина появились вопросы, однако он решил оставить их на потом и, уединившись в углу помещения с персональным кувшином, справил нужду.

Застегнув штаны, Серёга вернулся к Вуби и, указывая на сосуды, откуда они с Лехой пили воду, спросил:

– А в эти кувшины никто из вас не сливал?

– Нет, этса, никто, – покачал головой старшина. – В них уже давно никто не сливал.

– Давно никто не сливал, – повторил Тютюнин.

– Может, все-таки чего-то было? – усомнился Леха, поправляя соломенную рубаху. – А то с чего бы мы так быстро оклемались? Ясно дело – уринотерапия.

– Теперь бы чего-нибудь поесть, – сказал Тютюнин. – Ам-ам, понятно?

– Понятно. Какие понять, этса. Желаете кушать здесь или пройдёте в столовый зал?

Тютюнин и Окуркин переглянулись.

– Предлагаю в зал, – сказал Леха.

– Ну давай, – согласился с ним Сергей и повернулся к старшине. – Мы пойдём в зал, только вот эту солому надо снять.

– Надо снять, – согласился старшина. – Сейчас, этса, не холодно.

44

Коридоры, по которым шли бобуны, выглядели вымершими. Кроме Вуби и четырех несъеденных солдат, Сергей и Леха не увидели никого.

Столовый зал оказался довольно большим, в его центре стоял длинный деревянный стол, испещрённый царапинами и шрамами.

Усадив гостей на неудобные квадратные стулья, Вуби ещё раз поклонился и поинтересовался у великих бобунов, что они желают съесть. Тютюнин опасался, что им снова начнут навязывать сырых аборигенов, однако, к счастью, это оказалось не так.

– Могу предложить вам личинок треножников, этса. Они живые и откалиброванные, чтобы всасывать их через трубочку…

– Что ещё? – подавляя вздох, поинтересовался Окуркин.

– Есть дохлоноги, этса, жаклины, а ещё отличные дыки. Они хорошо сочетаются с горячим пру.

Старшина замолчал, поглядывая то на одного бобуна, то на другого.

– Чего делать будем? – спросил Тютюнин.

– Пусть все несут – может, мы чего выберем. Едят же люди лягушек.

– Лягушек едят не люди, а французы.

– Ладно. Я заказываю. В общем, так, сержант. Давай неси нам по паре дохлоногов, дальше этих…

– Жаклинов, этса, – с полупоклоном подсказал Вуби.

– Да, жаклинов. Потом – пару дыков и пру. Приняв заказ, старшина поклонился и оставил гостей одних в пустом зале.

– Е-моё, – осматривая обстановку, произнёс Окуркин. – Куда мы попали? Нас дома, наверное, уже с милицией ищут.

– Не факт, – возразил Тютюнин.

– Что значит не факт?

– Может, время остановилось там, у нас.

– Как это остановилось? – снова не понял Леха.

– Ну ты будильник поломанный видел?

– Видел.

– А чего ж спрашиваешь, как остановилось? Вот так и остановилось… Я о другом думаю, Леха. Не податься ли нам на телевидение работать, когда мы снова вернёмся?

– А мы вернёмся? – с надеждой в голосе спросил Окуркин.

– Конечно вернёмся. Как микстура из нас выветрится, так и вернёмся.

– Ленка меня убьёт…

– Да чего ты её так боишься?

– Тебе легко говорить, Серёга. Ты дома по чердаку скалкой получишь – и спать. А у меня… Я собственными руками людей спасал, – с пафосом произнёс Окуркин и продемонстрировал другу обе ладони с растопыренными пальцами.

– Что значит спасал?

– Да понимаешь, на нас в парке хулиганы напали, ну а супруга что-то не в духе была… И хорошо, что их много было, пока она одних била, другие в себя приходили – отдыхали маленько. Так я, пока Ленка не видела, этих ребят за деревья оттаскивал и листьями присыпал, чтобы она не нашла. Так всех и попрятал, а то бы убийство было. Массовое, блин.

В небольшом коридорчике, отделявшем зал от кухни, началась какая-то возня. Были слышно, как несколько аборигенов испуганно хнычут, а старшина Вуби что-то выговаривает им командным голосом.

В конце концов он появился в зале сам, с трудом удерживая два тяжёлых подноса, на которых стояли накрытые полусферическими крышками блюда.

С грохотом поставив их на стол, Вуби виновато улыбнулся, раскатав и снова закатав при этом свою нижнюю губу.

– Ловко! – восхитился Окуркин. – Кстати, хорошо бы нам вернуться до пятницы – как-никак матч пивзаводской команды. Банок будет – пропасть. Эй, сержант, какие у нас планы до пятницы?

– Этса, завтра у нас война.

– Ну ясное дело. До пятницы она закончится?

– Думаю, этса, закончится. Вы же на нашей стороне.

– А с кем вы воюете?

– С Ливермором, директоратором Баклинга. Думаю, вы быстро его победите. У него только два больших мусла.

– Только два? – Окуркин выразительно посмотрел на Тютюнина. Тот в ответ пожал плечами. – А что за муслы нам встретятся на этот раз? Такие, с которыми мы и раньше встречались, или другие? – спросил Леха, стараясь получить как можно больше информации.

– Да где же вы, этса, могли видеть других муслов? – удивился Вуби и уставил на Леху свои кошачьи глаза.

– Так это.., ваша война у нас не первая…

– Да? – Казалось, старшина был поражён этим известием. – А разве вас, этса, не натянули на барабаны после первой войны?

– На барабаны? – в свою очередь удивился Леха.

– А зачем на барабаны? – осторожно спросил Тютюнин.

– Потому что барабаны из кожи бобунов войны очень ценные, этса. Когда мы сделаем из вас барабаны, мы за них, этса, выкупим обратно город Папоч, который у нас захватил директоратор Абрахам.

– Понятно. А зачем с Ливером воюете?

– Чтобы отобрать город Вахлач. Он нам очень нужен, этса.

– Логично…

Гости замолчали, переваривая услышанное, а Вуби, истолковав это как готовность к началу трапезы, поднял первую крышку.

Оказавшиеся на свету слизни молочного цвета начали быстро расползаться.

– Ну ешьте их, этса! Ешьте! – закричал Вуби.

– Нет, это мы не будем. Сам давай…

– Спасибо, бобуны, этса! – обрадовался старшина. Он выхватил из-под одежды тростниковую трубку длиной в локоть и стал быстро засасывать слизней, издавая при этом препротивнейшие звуки.

Быстро покончив с первой порцией, он вопросительно посмотрел на гостей.

– Остальных съешь в другом месте, не при нас, – сказал Сергей, стараясь не думать, каковы слизни на вкус. – Чего там дальше?

– Дохлоноги, этса… – объявил старшина и, подняв очередную крышку, выхватил странное животное с длинными, как у кузнечика, ногами.

– Нет-нет! – замахали руками гости. – Это мы тоже есть не будем!

И Вуби с благодарностью на зеленом лице сам захрустел тонкими косточками.

– Остались жаклины и дыки, – напомнил Серёга. Он посмотрел на Леху. – Глядеть будем?

– А смысл? Они весь живой уголок собрали, чтобы нам скормить… Я курицу простую хочу. Варёную курицу!

– Слышал, Вуби Голдберг?

– Я, этса, не Голдберг, – ответил старшина.

– Не зарекайся. Я спрашиваю, ты слышал, что заказал мой товарищ? Курицу нам надо. Простую курицу.

Видя, что абориген не особенно понимает, о чем идёт речь, Тютюнин стал изображать взмахи крыльями и снова спросил:

– Птица у вас есть? Птица.

– Есть, этса, – кивнул Вуби. – Птица есть.

– Вот и хорошо. Пусть её сварят и принесут нам.

– Я должен доложить директоратору, этса.

– Иди докладывай, только недолго.