Текст книги "Тютюнин против ЦРУ"

45

Директоратора Марка Чибиса старшина Вуби застал в художественной комнате, где монарх увлечённо разрисовывал новую карту своего королевства. Теперь на ней красовался свежеприобретенный город Вахлач, который Марк Чибис уже считал своим, поскольку не сомневался в возможностях бобунов войны.

– О мой, этса, директоратор…

– А, этса, это ты, старшина.

Монарх косо взглянул на Вуби, затем поднялся из-за стола, чтобы оценить свою работу.

– Как наши, этса, гости? Они съели солдат?

– Нет, этса. Очень странные бобуны. От личинок трехножника отказались, дохлоноги им не понравились, а на дыков и жаклинов, этса, даже не взглянули.

– Да, этса, ну и времена наступили. – Директоратор задумчиво обнюхал левое ухо своим подвижным носом. – Раньше бобуны всегда завтракали солдатами. А что они хотят сейчас?

– Этса… Даже не знаю, как сказать. – От волнения складки кожи на зеленом черепе старшины перекатывались, как океанские волны. – Они требуют ваших певчих дроздофилов, этса.

– Моих дроздофилов?! – воскликнул Марк Чибис, прижимая к груди кисточки. – Этса! Три раза этса! Чем провинились мои птички?

– Это ещё не все, мой директоратор. Эти бобуны, этса, потребовали отдельные кувшины для питья и для отправления лёгких нужд.

– Но какой смысл, этса? Вода, она и есть вода.

– Я пытался выяснить, но они сослались на свои обычаи. Говорят, этса, нужны разные кувшины.

– Интересно, этса, – задумчиво произнёс он, – с чем это связано? Ну ладно. – Марк Чибис вздохнул. – В любом случае отнеси им дроздофилов. Пусть сожрут их, этса.

– Бобуны, мой директоратор, хотят, чтобы я сварил птиц.

– Сварил? Какие извращённые потребности, этса. С другой стороны, они же великие бобуны войны. Было бы не правильно ждать от них чего-то другого, этса.

– Справедливо, этса, подмечено. Ну так я пошёл за дроздофилами, видимо?

– Иди, этса, видимо…

И старшина ушёл. Он забрал из музыкального зала золотую клетку с птицами и отнёс на кухню.

Спустя какое-то время уставшие ждать свой завтрак бобуны наконец получили то, что хотели.

В сопровождении осмелевших поваров старшина Вуби доставил важным гостям две тяжёлые супницы и установил их на стол.

– Что это? – поинтересовался Леха, который уже был готов есть все что угодно.

– Как вы и заказывали, этса, варёные птицы.

Окуркин сглотнул голодную слюну и быстро снял крышку с супницы. Каково же было его удивление, когда он увидел торчавшие из кипятка жёлтые скрюченные птичьи лапы.

Осторожно взявшись за них, Леха потянул вверх и вытащил всю птицу целиком, с перьями, выпученными глазами и раскрытым клювом. Конечно, она была мёртвой.

– Но перья – откуда здесь перья? – спросил Окуркин.

– Перья были на птице, – невозмутимо ответил старшина. – Перья красивые, этса.

Окуркин хотел что-то сказать, но слов не находил, лишь таращился на богатый трофей.

– Делать нечего, – вмешался Тютюнин и тоже достал свою птицу. – Давай их щипать прямо здесь.

46

После завтрака выяснилось, что нужно идти заготавливать файферы, специальное оружие великих бобунов войны.

– Здесь недалеко, прямо в дворцовом саду растёт горькое дерево, из которого вы сделаете часть первую.

– Ну пойдём, – пожал плечами Тютюнин. Окуркин тоже не возражал, и они пошли в сад, снова пройдя по обезлюдевшим коридорам и залам.

Где-то ещё слышались торопливые шаги убегавших слуг, кое-где из-за угла высовывались любопытные носы придворных вельмож, однако в открытую появляться перед бобунами никто не решался, поскольку все знали – бобуны могут съесть кого угодно и когда угодно. На то они и бобуны.

Сад при дворце директоратора оказался не очень большим, зато растения здесь росли самые разнообразные. Увидев кусты, гости на минуту оставили старшину Вуби, но затем вернулись вполне довольные собой.

– Надо запомнить, где находится этот сад, – заметил Леха, осматриваясь для ориентировки.

– А что вы там делали, этса? – поинтересовался Вуби.

– Потом сходишь и посмотришь, – сказал Тютюнин. – Давай ищи горькое дерево. У нас ещё оружие не готово. Старшина виновато улыбнулся, потом поставил торчком широкие уши и, покрутив головой, безошибочно указал зелёным пальцем:

– Вон горькое дерево, этса.

Сергей и Леха подошли к дереву ближе и, осмотрев его, сошлись на том, что оно напоминает клён.

– Чего теперь делать? – спросил Тютюнин у старшины.

– Вот такие веточки срезать будем, – показал тот и подал Сергею нож с пилообразным лезвием.

– Он имеет в виду, что мы должны срезать деревяшку для дробовика, – по-своему понял Окуркин.

– Е-моё, это мы с самопалами на муслов твоих пойдём, а, старшина? – поинтересовался Тютюнин.

– Ага, этса, – подтвердил тот.

Делать было нечего. Сергей, срезав нужную ветку, быстро обчистил с неё кору, затем передал нож Лехе, и тот заготовил рукоятку для себя. Прицелившись из неё в Вуби, Окуркин сказал: «Бабах!» – однако старшина не понял этой шутки и зашатался от страха, хватаясь за ветки горького дерева.

– Ну-ну, парень, ты чего это? – забеспокоился Серёга.

Вскоре Вуби пришёл в себя, однако дышал с каким-то присвистом.

Следующей – второй – частью оружия оказалась медная проволока. «Купрумная нить», как назвал её Вуби. Он объяснил, что с ней нужно делать, и Тютюнин с Окуркиным приступили к работе.

Требовалось всего лишь загнать один конец проволоки в мягкую сердцевину спереди деревяшки, а второй в сердцевину рукоятки. Получался полукруг из проволоки, соединявший два конца деревяшки.

– Все, этса, – произнёс Вуби. – Теперь эта штука опасная. Теперь она – файфер.

И он выразительно посмотрел на Леху своими кошачьими глазами.

– Да ладно тебе зыркать, понял я, понял.

– Хорошо, этса. Тогда пойдёмте испытывать файфер. Это недалеко – за оградой.

Они снова отправились по безлюдным залам и, пройдя дворец насквозь, оказались с обратной стороны садовой ограды.

Прямо возле неё начиналась тропинка, которая вела в холмы.

– Красиво здесь, – заметил Леха. – Только дома лучше. Вот вернёмся, Серёг, и завяжем. Надоели мне эти приключения.

Вслед за Вуби гости поднялись на белый холм и, оказавшись на его вершине, увидели в небольшом ущелье высокую скалу.

– Вот, этса. Нужно стрелять туда, – сказал старшина.

– А из чего стрелять-то? Из этих лобзиков? – усмехнулся Сергей.

– Нужно направить файфер на скалу и сказать… – тут старшина покосился на Леху, и сказать: «Бабах»…

– Ишь ты. – С губ Тютюнина не сходила улыбка. Он встал поудобнее, поднял «лобзик» и, наведя его на трещину в скале, сказал: «Бабах!»

Огненный шар величиной с футбольный мяч соскочил с куска проволоки и с рёвом понёсся на скалу. Когда он взорвался от удара о камень, во все стороны полетели куски щебня, а холм под ногами дрогнул словно от землетрясения.

– Вот это дол-ба-ну-ло! – восхищённо произнёс Окуркин. Он посмотрел на свой «лобзик» и осторожно дотронулся до проволоки. – Можно теперь я стрельну?

– Конечно, этса. Стреляйте, Алексе-Ем.

Окуркин прицелился и рявкнул: «Бабах!»

Его оружие изрыгнуло фиолетовый шар, который от удара о скалу разлетелся ещё на десяток шаров поменьше. Каждый из них породил отдельный взрыв там, где он упал на землю или врезался в другие скалы.

Когда канонада утихла, Тютюнин поднялся на ноги, отряхнул штаны и заметил:

– Ты бы, Леха, орал потише, а то своими шарами чуть нас не угробил…

– Извини, Серёг, я не хотел. Но как же оно ба… – Тютюнин и старшина Вуби испуганно посмотрели на Леху, и тот, стушевавшись, спрятал «лобзик» за спину. – Одним словом, мне понравилось.

– Значит, завтра на войну, этса, – подвёл итог Вуби.

– А во сколько примерно? – спросил Окуркин.

– Думаю, часиков в одиннадцать, этса. Вам не рано?

– Нормально. В одиннадцать в самый раз.

47

Проведя вечер в праздности и тоске по дому, Тютюнин и Окуркин хорошо выспались ночью. Утром они позавтракали остатками дроздофилов и почувствовали себя готовыми к ратным подвигам.

Потом до половины одиннадцатого приятели погуляли в саду, где разыскали настоящие яблоки и сливы.

Вуби эти находки очень испугали, поскольку плоды считались у местных жителей ядовитыми. Однако ни Окуркин, ни Тютюнин не придали значения словам старшины и съели фруктов столько, сколько смогли.

– В конце концов, мы же бобуны, – успокоил Леха аборигена. – То, от чего вы травитесь, нам только на пользу.

Старшине пришлось поверить, поскольку его грозные гости действительно поедали все без видимого для себя вреда.

– Я должен показать вам рамы, этса, на которые мы натянем ваши шкуры, – напомнил он.

– Ну что ж, пойдём посмотрим, – сказал Сергей и подмигнул Лехе. – А то нам уже не терпится стать вашими барабанами…

Рамы из просушенного белого дерева висели на двух столбах, вкопанных посреди городской площади.

Эти драгоценные для всего королевства предметы охраняло человек двадцать солдат с кремнёвыми ружьями.

Гражданского населения по-прежнему нигде не было видно, однако Тютюнин не сомневался, что за ними подсматривают изо всех окон.

После осмотра барабанных рам Серёгу и Леху посадили на разукрашенную повозку, в которую были запряжены их старые знакомые:

– Смотри, Серёг, овцебыки!

– Да нет, это скорее яки, – с видом знатока заметил Тютюнин. – У овцебыков шерсть покороче и мездра поплотнее.

– И откуда ты все знаешь?

– Так у меня же работа умственная. Это тебе не ложки клепать… – Тютюнин вздохнул и, глядя на вымощенные серым камнем городские улицы, добавил:

– Чую я, чего-то скоро случится, Леха. Чую.

– Ну понятно чего – мы такими шарами всех врагов забьём, – самоуверенно заявил Окуркин.

– Забьём-то забьём, а как насчёт барабанов? Мне на барабан не хочется.

– Сделаем, как договорились, чего ты переживаешь? В наших руках такое оружие – пусть только сунутся, всех размажем, своих и чужих. Да здесь и нет никаких своих.

Колёса с раскрашенными спицами мерно поскрипывали, сидевший на козлах старшина Вуби держался за вожжи, а высоко в небе, под самыми облаками, парила большая птица.

– Хорошо этому орлу. Куда захотел, туда и полетел, – с мечтательной грустью в голосе заметил Тютюнин.

– И жена его не бьёт… – заметил Леха. Казалось, что грозившая перспектива стать барабаном пугала его меньше, чем «разбор полётов» с любимой супругой.

Повозка выехала за пределы города и начала подниматься по пыльной дороге на небольшое плато.

Через какое-то время из городских ворот стало выходить войско.

– Смотри, сколько их, – сказал Тютюнин. Леха, усевшись поудобнее, зашевелил губами, пытаясь посчитать солдат, однако все время сбивался и бросил это дело где-то на тридцать восьмом.

– Долго нам ещё ехать? – спросил Тютюнин немного погодя.

– А мы, этса, уже приехали, – отозвался старшина. – Можете слезать, а я пока повозку запаркую.

Сергей и Леха спрыгнули на траву и стали разминать ноги. Свои «лобзики» они старались держать стреляющей частью вниз, чтобы исключить самопроизвольный «бабах».

– Эх, и чего мы здесь делаем? – снова заныл Тютюнин. – Собираемся воевать за каких-то огурцов…

– И против таких же огурцов… – добавил Леха, глядя куда-то вдаль.

Тютюнин повернулся в ту сторону и увидел войско противника. Даже с большого расстояния было видно, что ливерморцы ничуть не красивее подданных Марка Чибиса, войско которого поднималось на плато, оставляя за собой длинный шлейф белесой пыли.

– Эй, Вуби, а это что за хреновина?! – крикнул Окуркин старшине, который, запарковав повозку, занимался чисткой ятагана из синеватой стали.

– Где, этса? Я не вижу.

– Как же не видишь – вон те две горы.

– Это не горы, этса. Это спины муслов. Скоро мы увидим их целиком.

– Серёг, чего делать будем? Вдруг «лобзики» их не возьмут? Смотри, какие здоровые.

Тютюнин стал присматриваться и почувствовал, как страх пробегает мурашками по спине. Теперь даже «лобзик» не давал Сергею ощущения собственной безопасности.

Муслы возвышались над ливерморским войском метров на пятнадцать и передвигались волнообразными движениями, а их блестящие чёрные бока напоминали новые галоши водопроводчика.

– И это, Серёг.., кажется, яблочки того.., если и не ядовитые, то просто забористые. Наружу они просятся.

– Аналогично, – ответил Тютюнин и осторожно притронулся к своему брюху. – Только придётся потерпеть. Некрасиво гадить перед битвой.

– А гадить во время битвы лучше? – страдальчески морщась, спросил Леха.

– Стано-о-овись, этса! – скомандовал старшина Вуби, разворачивая прибывшие войска Марка Чибиса.

Подразделения, грохоча подкованными башмаками, стали расходиться по флангам. Потом появились штук пять генералов и один маршал.

Они опасливо покосились в сторону ссутулившихся Тютюнина и Окуркина, которых уже здорово донимали местные яблоки.

– Давайте быстрее становитесь, этса! – кричал старшина. – Смотрите, враг уже наступает!

И действительно, ливерморская пехота пропустила муслов, и те, набирая скорость, поползли вперёд, издавая такие звуки, будто кто-то то и дело бросал на землю огромную грелку.

Оставив пехоту на генералов, старшина Вуби подбежал к Серёге с Лехой.

– Ну, этса, великие бобуны войны, убейте муслов, а то они скоро начнут выбрасывать языки!

– Ладно, – сказал Тютюнин. – Мы справа зайдём, а вы их пока атакуйте.

– Ага, этса. Мы сейчас! – Старшина обрадованно кивнул и снова побежал к войскам, а Леха и Сергей, держась за животы, затрусили на правый фланг.

Между тем горообразные студни заметили перемещение бобунов войны и начали разворачиваться в их сторону.

– Вот морды какие, – обронил на ходу Окуркин. – Сейчас языки выбросят.

– Выбросят, – согласился Тютюнин. – Интересно, как далеко они их бросают?

– А вот мы сейчас увидим, – сказал Окуркин и указал на рванувшихся в атаку солдат Марка Чибиса.

Те громко топали, прядали ушами и визгливо кричали, поднимая кверху свои длинные носы.

Нескольким из них удалось выстрелить на ходу, однако пули лишь мягко шлёпнулись в податливые туши муслов, не нанеся им никакого вреда.

В ответ слизни выплюнули сверкнувшие на солнце канаты, которые унеслись вперёд метров на двести, а затем стали планировать вниз, разворачиваясь в ловчие сети.

Прошло несколько мгновений – и вот уже сотни солдат Марка Чибиса были спеленуты липкими языками монстров. Муслы начали быстро втягивать языки обратно, слизнув практически половину войска Чибиса.

– Ни хрена себе, – поразился Окуркин. – Может, стрельнем по ним, а? Прям в бочину, пока они наших парней не переварили!

– Ну давай, целься!

– Готов!

– Давай!

– Бабах!!! – что есть силы заорал Окуркин, вызвав целый поток фиолетовых шаров. Они длинной цепочкой понеслись к цели и серией взрывов разорвали дряблую плоть первого мусла. Чёрная жижа хлынули из пробоин и в ней закопошились проглоченные солдаты.

– Бабах, бабах! – сымпровизировал Тютюнин. Его «лобзик» сгенерировал острый, как бритва, луч, и Сергей рассёк второго мусла заковыристым росчерком в виде буквы Z, как в фильме про Зорро.

Второй монстр оплыл, как и первый, затопляя всю округу чёрной жижей.

Увидев, что произошло с их ударными силами, ли-верморские пехотинцы начали отступать, а затем побежали, преследуемые перепачканными солдатами Марка Чибиса.

– Ну все, Серёг, кажется, победили. Давай скорее где-нибудь присядем. А то я сейчас взорвусь, как этот муслим!

– С победой, этса! – закричал неожиданно подобравшийся к ним старшина Вуби. С ним было человек пятьдесят солдат, которые смотрели на Серёгу и Леху без особого страха.

– Куеб, этса! – крикнул старшина. Оба «лобзика» выпрыгнули из рук бобунов и оказались у ног Вуби. Тот быстро подобрал их и, улыбаясь, попросил:

– Теперь, пожалуйста, на барабаны, этса. Барабаны ждут вас…

– Все, что угодно, только через пять минут! – закричал Леха и, сняв штаны, быстро присел, наплевав на нормы приличия. Серёга последовал его примеру, и тут…

– Ой, да чего ж вы это посреди дороги-то уселись, а? – с некоторым удивлением в голосе произнесла пенсионерка Живолупова, весь вечер следившая за Тютюниным и Окуркиным.

Она мужественно валялась в грязной канаве недалеко от гаражей и была очень рада, поняв, что эти двое фильтруют какую-то жидкость. У шпионки ЦРУ Живолуповой не оставалось сомнений, что она застала момент приготовления одного из компонентов секретного препарата.

Потом Тютюнин и Окуркин ушли в гараж, и наблюдать их стало не возможно. Претерпевая укусы муравьёв и жучков неопределённой наружности, Гадючиха подползла к гаражу с тыла и ловила каждый звук, однако информации было крайне мало.

«Спецсредства нужны. Спецсредства», – негодовала Живолупова, понимая, что из-за своей недооснащенно-сти она фактически проваливает задание правительства Соединённых Штатов.

Вскоре Окуркин и Тютюнин покинули гараж, но вели себя как-то необычно. Живолуповой было не ясно, чем вызвано такое странное поведение бывших дворовых пьянчуг – Серёги и Лехи. Увязавшись за объектами наблюдения, она неожиданно для себя потеряла их.

Гадючиха дошла до подъезда Тютюнина, затем вернулась тем же маршрутом, но ей никто не встретился.

Живолупова очень удивилась. Она была зрелым оперативным работником и никогда так не прокалывалась, однако не могли же эти двое провалиться сквозь землю?

Гадючиха расширила сферу поиска и начала преследовать в сумерках каждый движущийся объект. Она спугнула у песочницы троицу влюблённых, затем подралась с бульмастифом по кличке Баскервиль, однако это не принесло никаких результатов.

Тогда Живолупова забралась в старую яму от телеграфного столба, чтобы в одиночестве заняться анализом ситуации. В яме было сыро, и шпионка снова отправилась к гаражам.

Она уже собиралась идти домой, чтобы обобрать с одежды колючки и написать отчёт для начальства, как вдруг в двух шагах перед собой увидела тех, кого искала.

Тютюнин и Окуркин материализовались словно из ниоткуда, приятно поразив Живолупову своим видом.

– Ой, да вы чего ж это посреди дороги-то уселись, а? – спросила она.

– Вали отсюдова, старая, не мешай… – ответил Окуркин.

– А не обращайте внимание, ребята, – пятясь в темноту, ответила Гадючиха елейным голоском. – Я ведь просто так – время спросить хотела.

И исчезла за гаражами, мысленно прикидывая текст донесения.

48

Тютюнин и Окуркин расстались возле Серегиного подъезда. Леха, прихрамывая, пошёл к своему, а его друг постоял во дворе ещё немного, чувствуя, как сильно он соскучился по своему обыкновенному панельному дому, по старушкам-сплетницам на лавочках и даже по помойке, сооружённой прямо посреди двора.

На одном из мусорных баков сидел кот Артур. Тютюнин вспомнил о своих обязанностях и, подобрав с обочины ком земли, швырнул в Артура.

В самого кота он не попал, поскольку был в плохой форме, однако ошмётками Артура все же накрыло, и тот унёсся куда-то кометой, после чего у Сергея на душе стало немного легче.

Находясь в состоянии приятной апатии, он поднялся на лифте на седьмой этаж и собственным ключом открыл дверь квартиры.

В нос ему пахнуло множеством аппетитных запахов, однако, посмотрев на пол, Тютюнин снова увидел туфли с широкими каблуками.

«Ну и ладно», – смирился Сергей и вошёл в комнату.

– А, привет, Серёж! – улыбнулась ему жена. – Ой, а ты чего такой зелёный?

– Яблоков наелся и слив. С Лехой…

– Да где ж вы их в июне месяце нашли?

– Свинья грязь всегда найдёт, – резюмировала тёща, выходя из кухни с пустыми котомками. Она только что сгрузила свои подарки и считала себя вправе поучить зятя жизни.

Однако Тютюнину было все равно. Он так долго отсутствовал и столько пережил, что был рад даже Олимпиаде Петровне.

Не дождавшись обычной реакции Сергея, тёща сделала паузу и начала новое наступление.

– Так и тянут в рот всякую гадость, как дети малые.

– Да ладно тебе, мама, ты же видишь, что человек устал – он Лешке помогал «запорожец» ремонтировать. Да, Серёж?

– Да, Люба, – согласно кивнул Тютюнин и опустился в кресло напротив телевизора. Там показывали какую-то ерунду, однако это был символ цивилизации, и по телевизору Сергей соскучился не меньше, чем по жене и двору с помойкой.

– Вот, у Лешки-то хоть «запорожец» есть. Хоть что-то человек с завода вынес, а твой мужик, Люба, никогда ничего толкового и не принёс.

– Почему не принёс? А вон самовар на столе – тебе даже понравился. Это Серёжка недавно притащил. Ведь не подарили же ему – небось украл, как все люди.

– Люди… – Тёща покачала головой. – Люди если тащат, так штук пять за раз, а то и весь десяток домой волокут, а этот чистюля – один самовар принёс. Где остальные, господин зять?

В ответ Тютюнин только улыбался. Он был дома. Его брюхо понемногу отпускало, и жена даже не заметила, что они с Лешкой дёрнули по маленькой. Толку от такой пьянки было немного, но сам факт безнаказанности Серёгу радовал.

Видя, что зятя не задевает практически ничего, Олимпиада Петровна уже и не знала, что ещё предпринять.

– А! Вспомнила! – воскликнула она, и её глаза загорелись торжеством. – Дружок-то ваш, дорогой зять, тот, что на меня, слабую женщину, покушение скалкой устроил, вот ведь как опустился!

– Это кто же? – очнулся Тютюнин.

– Па-а-алы-ыч, – с удовольствием пропела Олимпиада.

– Так он не отсюда. Он, наверно, давно улетел к себе.

– Улетел? Слышали мы это: он улетел, но обещал вернуться. Так вот он теперь на Речном вокзале за кило тухлой колбасы в верблюжий хрен превращается! Тьфу, глаза б мои не видели! Вот в такую штуку! – Олимпиада Петровна развела руки, как заправский рыбак, похваляющийся своими трофеями.

– Да неужто такие бывают, мама? – поразилась Люба и отложила своё многострадальное вязанье.

– Да уж бывают, дочка, в приличных семьях все бывает. Это тебе в жизни не слишком подфартило.

– Постойте-постойте. – Сергей поднялся с кресла и подошёл к тёще. – Это точно он, Олимпиада Петровна, вы не спутали?

– Не беспокойся, не спутала. Я специально в зоопарк ходила, к клетке верблюда, и сравнивала – один в один.

– Да я не про верблюда. Я про Палыча – неужели это он?

– Конечно он. Я пять раз на Речной вокзал ездила, проверяла, не забрала ли мерзавца милиция. Так нет, на том же месте находится, а народу вокруг все больше. Разве такая нам милиция нужна, я вас спрашиваю? Такая? Завтра опять поеду, а мне ведь не ближний свет с другого конца города. К тому же, говорят, завтра телевидение приедет, так я хочу в кадр попасть – мне интересно, чтобы на всю страну показали.

– На фоне верблюжьего хрена… – задумчиво произнёс Тютюнин.

– М-м-м… – Олимпиада Петровна покачала головой. – Бессовестный. Другой бы тёщу на руках носил, мамой называл за то, что я вам полсклада перетаскала, а этот…

– Да ладно тебе, мам, – вмешалась Люба, пытаясь вернуть на спицы соскочившую петлю. – Тебе ж все равно некому таскать, а так ты хоть при деле.