Текст книги "Истинный джентльмен"

11
Вероника Маунтрой

Несмотря на все знакомство с Селин Дарнье, ночь после ужасного приема у Агаты Саутгемптон я проспала как убитая. Зато утром дурные мысли с удвоенной силой накинулись на меня. Говорят, что при дневном свете проблемы кажутся не такими устрашающими, как глубокой ночью. По крайней мере, со мной так всегда было. Но с любовью такие штуки не проходят. Утром я проснулась еще более встревоженная, чем вечером.

Прием у Агаты Саутгемптон был кошмаром от начала до конца. Я была не в настроении и надеялась, что вечеринка поможет мне развеяться. Как бы не так. Как только мы вошли, мы увидели эту ужасную женщину, Селин Дарнье, в честь которой Агата и устраивала прием. Она известная оперная певица. Кажется, я даже сама слышала ее когда-то. Но какая мне разница, кто она и насколько она знаменита? Майк был потрясен, когда увидел ее. В этом нет никаких сомнений. Он побелел, словно перед ним было привидение, но привидение желанное и любимое. Я слишком его люблю, чтобы не почувствовать это.

Они были знакомы до этого приема, я поняла это сразу. Майк не из тех, кто влюбляется с первого взгляда. Тем более что эта женщина не особенно красива… Неужели Элис Риччи не солгала, и Селин Дарнье та самая певица, за которой Майк настойчиво ухаживал?

Расспрашивать Майка я побоялась. Да и как-то не принято откровенничать на светских приемах, вдруг кто-нибудь услышит. Я решила не обращать внимания и не думать о Селин Дарнье (хотя это было трудно, у Агаты только о ней и говорили). В конце концов, мало ли кем мог Майк интересоваться до того, как полюбил меня. В тридцать два года мужчина вряд ли влюбляется в первый раз. У него уже были какие-то страсти и переживания, разочарования и победы. Его невеста поступит мудро, если не будет придавать этому значения… А мне очень хотелось быть мудрой.

Уговоры помогли лишь чуть-чуть. Когда эта женщина, никого не стесняясь, подошла к Майку, я забыла обо всем. О правилах приличия, своем положении, логике, разуме и так далее. Больше всего на свете мне хотелось вцепиться нахалке в волосы и насладиться ее криками. Какое право она имеет смотреть на моего жениха так, словно он принадлежит ей?

Она заговорила с ним по-французски, заговорила властно и в то же время томно. Не знаю, что там она ему сказала, но Майк не позволил ей позорить меня. Да, я не говорю по-французски. Значит, разговор в моем присутствии должен вестись на английском! Ей это явно пришлось не по нраву, но она смирилась. Хотя «смирилась» – не то слово. Отпор Майка на нее совершенно не подействовал, она продолжала смотреть на него все с тем же призывом.

Бедняга Майк занервничал. Он попытался поддержать светскую беседу, но эта дрянь не делала ни малейшей попытки помочь ему. Наоборот, только все запутывала. В ее словах было столько намеков, что даже я поняла ее. Мое присутствие ей явно мешало, но я не собиралась сдаваться. Будь она хоть трижды знаменитостью, отбивать чужих женихов я ей не позволю!

У меня очень удачно разболелась голова. Если бы этого не случилось на самом деле, это стоило бы выдумать. Как истинный джентльмен Майк не мог оставаться на вечеринке, раз я плохо себя чувствовала. Что делать? Конечно, увезти меня домой! Мы извинились перед Агатой и уехали, но торжествовала я недолго. По дороге домой Майк молчал, как я ни старалась его разговорить, и забыл меня поцеловать на прощание… Это было совершенно не похоже на его обычную сдержанность. Я чувствовала, что мысли Майка витают где-то очень далеко от меня. Он просто меня не замечал!

Куда он поехал после того, как проводил меня? Домой? Обратно к Агате? Или в гостиницу, где остановилась оперная дива? Нет, я не должна унижать его ни подозрением, ни проверкой. Я не стала звонить ему домой перед сном и постаралась не изводить себя. Утро вечера мудренее, сказала я себе. Как же я ошибалась!

Утром мне стало еще хуже. Я в мельчайших подробностях вспоминала слова Элис Риччи и вчерашнюю встречу. Если Майк когда-то был влюблен в Селин Дарнье, разве я могу быть уверена в том, что это чувство бесследно прошло? Эта женщина – хищница, вряд ли она легко отпускает от себя тех, кто любит ее. Она может не обращать на мужчину внимания, пока он сидит у ее ног, и заинтересоваться им, когда он попытается сбежать. Селин увидела меня с Майком, узнала, что мы скоро поженимся, и решила во что бы то ни стало разрушить нашу свадьбу!

Терпение и рассудительность никогда не были моими добродетелями. Я не знала, насколько я угадала правду, но мое предположение огнем жгло меня. Устоит ли Майк, если Селин Дарнье начнет на него охоту? А она обязательно начнет… Кого он выберет? Как мало я его знаю, чтобы предсказать его решение!

Я подошла к зеркалу и задумалась. Никогда раньше мне не приходилось сравнивать себя с другой женщиной. Я просто знала, что я красива. Я видела это, мне постоянно об этом твердили и родители, и поклонники. Все мои подруги волей-неволей признавали мое первенство. Я настолько привыкла к своей внешности, что перестала объективно оценивать ее. А теперь мне предстояла почти невыполнимая задача. Посмотреть на себя глазами постороннего человека, глазами мужчины, и понять, как я выгляжу в сравнении с Селин Дарнье.

Для начала надо было вспомнить, как выглядит моя соперница. Холодное лицо Селин как будто отразилось в зеркале рядом со мной. У нее черные волосы, в отличие от моих – абсолютно прямые. Интересно, как она умудряется делать их такими блестящими? Но зато у меня естественные кудри, которые я еще ни разу в жизни не завивала. Глаза. У меня – темно-карие, теплые, а у нее – стальные. Наверное, ее глаза легко меняют свой цвет в зависимости от освещения и одежды. Она была в серебристом платье, и глаза у нее серебрились. Когда она с нежностью смотрела на Майка, в них появлялась голубизна, а когда на меня – серый лед. Что больше нравится Майку? Откуда я знаю…

После получасового разглядывания себя в зеркале, я поняла, что Селин Дарнье, конечно, привлекательная женщина, но я ни в чем ей не уступаю. Так что здесь дело не в красоте, а в том, кто из нас Майку больше по душе. Не могу же я его прямо спросить о том, что связывает его с Селин и как он к ней сейчас относится! Вдруг он ответит, что по-прежнему влюблен в нее, а до меня ему нет никакого дела. Тогда мне останется только пойти и утопиться. Нет, спрашивать я не буду. Я оскорблю его недоверием, а ведь Майк такой чуткий. Лучше я просто побуду рядом с ним и понаблюдаю. Если сердце Майка занято другой женщиной, я обязательно это почувствую!

Но решить это было проще, чем выполнить. Дома Майка не оказалось. Я позвонила в Королевское историческое общество, где мне сказали, что он должен был прийти на заседание и не явился. Этого было достаточно, чтобы я сошла с ума от ревности и волнения. Где он сейчас и, самое главное, с кем?

Сидеть дома в бездействии было невыносимо, и я решила предпринять хотя бы что-нибудь. Почему бы не подождать Майка у его дома? Рано или поздно он все равно будет вынужден вернуться в свою квартиру. Я только раз погляжу на него и сразу пойму, что произошло…

Майка не было очень долго, а на улице было холодно. Сильный ветер пробирал меня до костей, но решимость моя крепла, несмотря ни на что. Кафе напротив подъезда манило меня яркими огнями, но я боялась, что пропущу Майка, и никуда не уходила со своего поста. Можно было, конечно, не отпускать такси и спокойно ждать в тепле, но сейчас было поздно сожалеть об этом.

Майк появился неожиданно. Он просто налетел на меня, когда я прыгала с ноги на ногу перед подъездом, стараясь согреться. Он ужасно удивился, увидев меня, а я очень растерялась. Собиралась ведь сказать ему, что просто проходила мимо и решила заглянуть, а в результате пробормотала какую-то чушь насчет того, что очень из-за него волновалась. Майк мне поверил и ничего не заподозрил, а я все разглядывала его и пыталась уловить хоть что-нибудь, что направило бы меня на верный путь.

Я предложила подняться к нему и выпить чаю, Майк согласился. Мне показалось, что он несколько смущен, но кто знает, почему! Может быть, мое предложение показалось ему неприличным, ведь Майк опоздал родиться лет так на пятьдесят… А, может быть, он внезапно вспомнил, что оставил свои носки на самом видном месте… Хотя, нет, на Майка это было бы совсем непохоже.

Одним словом я все-таки попала в его жилище! Квартира Майка ужасно похожа на него самого – такая же красивая, элегантная и безупречная. Пока Майк заваривал чай, я успела как следует все рассмотреть. Входная дверь открывается сразу в гостиную, а еще две двери ведут неведомо куда. В гостиной идеальный порядок. Большой широкий диван у окна, круглый кофейный столик, пара стульев, этажерка с книгами и забавными статуэтками. Наверняка подлинными, а не купленными в отделе сувениров. На стенах несколько гравюр, а напротив окна большущий камин. К сожалению, электрический, но выглядит совсем как настоящий.

Майк вернулся из кухни с подносом, нагруженным чайными приборами. Он пододвинул столик к дивану и быстро и проворно накрыл его. В роли официанта он был бесподобен, но я не решилась сказать ему об этом. Кто знает, как на это отреагирует его гордость… А мне сейчас как никогда нужно ему нравиться!

Мы пили чай с булочками (хотя я худею) и разговаривали. Я изо всех сил старалась казаться веселой. Я шутила и хохотала во все горло. Даже Майка заразило мое притворное оживление, и мы не умолкали ни на минутку. Но все это время я не переставала искать в его глазах ответ на главный вопрос.

За окном постепенно темнело. Пошел дождь, но я намеренно не затрагивала тему погоды. Ведь тогда выяснится, что мне давно пора идти домой. Конечно, на улице ливень, но ничто не помешает Майку вызвать для меня такси. А я совсем не жаждала попасть домой. Было бы здорово, если дождь затопил весь город, размечталась я, и мы с Майком оказались бы отрезанными от всех. Только он и я, и этот симпатичный камин напротив, и мягкий диван, на котором так удобно сидеть… Мы бы разговаривали бесконечно долго, и иногда осторожно касались бы друг друга…

Меня вдруг бросило в жар. Мы не отрезаны от всего мира, но остальные атрибуты присутствуют. Есть и камин, и диван, и рука Майка в какой-то паре дюймов от моей… О чем он думает сейчас, когда темнота почти полностью скрывает его лицо? Может быть, он радуется тому, что я больше не могу следить за ним, и ничто не мешает ему мечтать о певице?

Я чуть не застонала от боли. Как я могу заставить его забыть об этой женщине со стальными глазами? Наверное, я кажусь ему совершенно обычной. Я не умею петь и не выгляжу как королева амазонок. Но я люблю его, люблю! Люблю так, как никакая Селин Дарнье никогда не сможет, и этого никто у меня не отнимет!

Я внезапно осознала, что уже несколько минут никто из нас не произносит ни слова. Желание быть единственной в его мыслях все сильнее терзало меня. Что мне делать, чтобы навсегда изгнать француженку из его сердца? Как привязать его к себе настолько прочно, чтобы сама мысль о побеге показалась ему кощунственной?

И тут меня осенило. Я чуть не рассмеялась вслух. Как же я наивна и глупа! Уж Селин Дарнье на моем месте точно знала бы, что надо делать. Зачем ждать до свадьбы, когда мы с Майком уже сейчас может принадлежать друг другу? Что может нам помешать? Мы абсолютно одни. Дома меня не хватятся еще очень долго, и здесь нас не потревожат… Неужели я не сумею заставить его отбросить эту проклятую холодность? Не может быть, чтобы на него не распространялись законы плоти! Мы созданы друг для друга, и я хочу, чтобы он принадлежал мне без остатка!

– Майк… – начала я и тут же замолчала.

Хороша невеста, открыто предлагающая себя! Возможно, с другим мужчиной я не стеснялась бы в выражениях, но с Майком я просто не могла заставить себя вымолвить ни слова.

Но слова и не понадобились. Майк потянул меня к себе, и в одну секунду я поняла, что все мои колебания и страхи напрасны. Сейчас воспитание и правила приличия отошли для него на второй план. А на первом, невозможно и представить себе, была я!

Впервые с рокового объяснения на балконе я была по-настоящему и безоговорочно счастлива. Я не страдала от холодности Майкла и не ревновала его, не сомневалась и не расстраивалась. Он был моим, в той степени, в какой мужчина вообще может принадлежать женщине. Он целовал меня, и я чувствовала его нетерпение, чувствовала свою власть над ним. Сейчас не я молила его о любви и добивалась внимания, а он. Я уступила, но я же и одержала победу. В краткий миг наслаждения, о котором так много пишут в книгах, я ощущала только торжество. Моя женская хитрость победила. Теперь Майк ни за что меня не бросит, ведь он джентльмен до мозга костей!

12
Майкл Фоссет

И началась у меня самая настоящая двойная жизнь. Во мне поселились два совершенно разных человека. Я перестал быть самим собой. Первый Майкл Фоссет был женихом Вероники Маунтрой и вполне искренне готовился к свадьбе. Более того, он был ее любовником и порой упрекал себя за слабость, но ничего не мог с собой поделать. Очарование юного тела Вероники оказалось слишком велико для него…

Второй Майкл Фоссет жил исключительно духовной жизнью. Можно сказать, сердечной. Им всецело владела любовь. Он парил в заоблачных высотах и если и опускался на грешную землю, то лишь для того, чтобы уступить место Фоссету Первому. Предметом его грез была, как и два с половиной года назад, некая оперная певица. Вся разница состояла только в том, что если в те времена певица снисходительно позволяла себя обожать, то теперь она прикладывала все усилия, чтобы соблазнить несчастного влюбленного.

Мы виделись с Селин каждый день. Не в театре, нет. Я не мог рисковать, появляясь на каждом спектакле. Я слышал ее всего лишь один раз, когда пришел в оперу с Вероникой и ее родителями. Им не терпелось посмотреть на заезжую знаменитость, и я не посмел им отказать. Я думал, что спектакль этот будет мукой и что я обязательно как-нибудь выдам себя, но притворство все-таки у меня в крови. Я смог довольно равнодушно наблюдать за страданиями ее героини и даже немного покритиковать ее платье во втором акте.

Больше я судьбу не испытывал и встречался с Селин там, где нас вряд ли могли увидеть знакомые. Мы много гуляли по городу и пили портер в пабах. Для певицы Селин оказалась удивительно невоздержанна. Она говорит, что ей ужасно надоели все ограничения, и она хочет послать все к черту. Я с удовольствием рассказываю Селин о Лондоне, но вижу, что она спрашивает лишь для того, чтобы сделать мне приятное. На самом деле до Лондона ей нет никакого дела. Селин – дитя всего мира. Я уверен, даже во Франции не найдется ни одного уголка, который она с радостью назовет своим…

Каждый раз на прощание я целую ее. Вернее, она целует меня. Я и хочу, и боюсь этого. Я слишком долго ждал ее поцелуев, чтобы не наслаждаться ими. И в то же время мне страшно, что я не смогу удержаться на грани дозволенного. Каждый день я хожу по краю бездонной пропасти, а Селин медленно, но неуклонно лишает меня равновесия.

Когда я остаюсь один, я понимаю, что больше так продолжаться не может. Я не могу разрываться между двумя женщинами. Оставьте это для других, я за честную игру. Я теряю себя и предаю и Селин, и Веронику. Но как, как прекратить это? Я должен сделать выбор, но это невозможно, немыслимо!

Я не могу расстаться с Селин, потому что мужчина не может отказаться от мечты. Мне было гораздо проще раньше, когда я не верил в ее взаимность. Я знал, что между нами ничего не будет, и любил ее тихо и смиренно. Пожалуй, я стал бы Веронике хорошим мужем, а Селин бы оставалась для меня недосягаемой вершиной.

Но сейчас она слишком близко. Когда она смотрит на меня своим особенным долгим взглядом, я забываю обо всех мужчинах, на которых она точно так же смотрела до меня. Я не знаю, что толкает ее ко мне, любовь или что-нибудь более мелкое, ревность или самолюбие. Может быть и то, и другое, и третье. Но я не в силах отвернуться от нее. Она опутала меня с головы до пят, я ее раб и всецело принадлежу ей…

И все-таки долг удерживает меня подле Вероники. Я вижу ее отношение ко мне, и не могу ей не сочувствовать. Я сам слишком хорошо знаю симптомы неразделенной любви, чтобы жестоко обращаться с девочкой. Я дал ей слово, она рассчитывает на счастливую жизнь со мной… Более того, она уже стала моей женой, если не в глазах закона и общества, то в моих глазах, и это стократ усугубляет мою вину перед ней. Разве могу я сейчас признаться ей в том, что люблю другую?

Конечно, сейчас отношениям между мужчиной и женщиной уже не придают такого значения, как еще лет тридцать назад, но для меня неважно, что скажут и подумают другие. Я все решаю для себя сам. И я взял на себя ответственность за Веронику, когда в тот памятный вечер… гм. Я совершенно запутался, и только одно утешает меня – что в физическом смысле я Веронике по-прежнему верен. Как бы ни влекло меня к Селин, и какие бы усилия она ни прилагала, мне удается избежать соблазна. Я отказываюсь заходить к ней в гримерку, я никогда не захожу в ее отель дальше входных дверей, я вежливо уклоняюсь от совместных поездок за город. Если Селин и удивляет мое поведение, она этого ничем не выдает.

Я знаю, я должен на что-то решиться. Долго так продолжаться не может. Я должен сам сделать выбор, до того, как меня вынудят обстоятельства. Что дороже, любовь или честь? Кто мне ближе, Селин или Вероника? Я должен что-то сделать, иначе скоро я просто возненавижу себя…

И все-таки обстоятельства меня опередили. Так мне и надо.

Я так старательно оберегал себя и Селин от встреч с моими знакомыми, что совершенно забыл о другой категории людей, которые буквально преследовали Селин своим вниманием. Журналисты. Желтая пресса с жадностью ухватилась за приезд французской оперной дивы. Красивая молодая женщина с голосом ангела, приковывающая к себе все взгляды. Достаточно для того, чтобы состряпать про нее пару-тройку незатейливых историй, а заодно и последить за ней, вдруг всплывет что-нибудь настоящее, сенсационное. Когда в очередном номере «Дейли Миррор» я обнаружил подробный отчет с фотографиями одного из наших свиданий с Селин, мне оставалось только винить себя.

В тот день мы отправились исследовать лондонские парки, но надолго застряли в Кенсингтонском. Волшебное место! Того и гляди, как из под какой-нибудь коряги вынырнет смешливый эльф и начнет корчить рожицы. Селин до слез смеялась над моими рассказами и называла меня фантазером. Что поделаешь, французский прагматизм.

Однако оказалось, что невидимые существа все же присутствовали в тот день в Кенсингтонском парке. Они прятались за деревьями и скамейками и походили не на легкокрылых обитателей полей и лесов, а незаметных молодых людей с фотоаппаратами вместо пуговиц пальто.

Статья называлась «Таинственный друг Селин Дарнье». Вполне возможно, что газетчики еще не выяснили, кто я такой. Но по фотографиям меня можно было легко опознать. На снимках мы с Селин держались за руки, я подавал ей руку, помогая перейти через небольшой мостик. Мы одновременно склонялись над редким растением, и наши щеки соприкасались… Удивительно, как еще не была напечатана фотография нашего прощального поцелуя! Хотя, кажется, как раз в тот день мы с Селин и не целовались. Она спешила на репетицию, и нам было просто некогда!

Я прочитал статью, где откровенно говорилось о нежных отношениях между звездой мировой оперной сцены и загадочным английским джентльменом. Описанию моей «утонченной аристократической» наружности был посвящен целый абзац. Честное слово, если бы не Вероника, я бы даже получил удовольствие от этой статьи. За всю жизнь на меня не свалилось столько лестных эпитетов.

Конечно, оставалась слабая надежда на то, что Вероника не читает «Дейли Миррор». Это бульварное чтение не для нее. Но я-то купил газету, хотя тоже обычно в руки ее не беру. Просто на этот раз мое внимание привлекла отличная фотография Селин на первой странице, и я подумал, что было бы неплохо приобрести ее на память… Эх. А в довесок к ее фотографии получил романтическое описание нашего действительно романтического дня и несколько своих снимков. Кто гарантирует, что Вероника точно так же случайно не купит «Дейли Миррор»? Или кто-нибудь другой не купит этот номер для нее? Ее подруги наперегонки побегут, чтобы сообщить ей поразительную новость… Бедная моя девочка!

Первым побуждением было броситься к телефону, но я благоразумно сдержал его. Что я скажу Веронике? Милая, если тебе на глаза вдруг попадется «Дейли Миррор», немедленно выкини ее? Или Все, что написано в сегодняшней «Дейли Миррор» – гнусная ложь? Но ведь мне лучше, чем кому бы то ни было известно, что это сущая правда. Более того, я знаю то, о чем умолчали или пока не догадываются журналисты… Смогу ли я нагло соврать Веронике?

Да и хочу ли я врать? Я загнал себя в тоннель беспросветной лжи, и вот наконец вижу свет. Моя роль в этой истории очень неприглядна, и я меньше всего хотел бы, чтобы Вероника узнала об этом вот так… Но сделанного не воротишь, и не лучше ли будет воспользоваться возможностью и покончить с двойной жизнью? Я расскажу ей все. О том, что любил Селин все эти годы, и как мне приходится тяжело сейчас, когда она снизошла до меня, а я не могу ее принять… Веронике будет очень больно, но она поймет… Она благородная девушка, и я должен быть с ней честен… Потом она поймет меня и, может быть, простит…

Дверной звонок прозвучал как ответ на мои скорбные мысли. Я почти не сомневался в том, кого увижу, когда открою дверь. В последнее время она стала частой гостьей в моей квартире…

– Привет. – Я открыл дверь и увидел Веронику.

Она была бледна как никогда, а в руке крепко сжимала газету. Мне не было нужды уточнять, какую именно. Дурные вести не сидят на месте. Значит, она уже знает.

– Проходи.

Я посторонился, и Вероника пулей влетела в гостиную, чуть не сбив этажерку. Я закрыл дверь на все замки и повернулся к ней. Глаза Вероники воинственно сверкали, и мне немедленно стало легче. С женщиной обвиняющей гораздо проще иметь дело, чем с женщиной просящей. Вероника пришла с явным намерением устроить скандал, и я чувствовал в себе достаточно сил, чтобы противостоять ей.

– Объясни мне, что это такое! – Она швырнула мне газету.

Я едва успел поймать ее. Так и есть, «Дейли Миррор», сегодняшнее число. С первой страницы приветливо улыбается Селин. До чего же удачная фотография…

– Я уже видел этот номер, – сказал я как можно спокойнее.

– Видел? И что все это значит?

Я взглянул на Веронику. Она подалась вперед, словно готовясь к прыжку. Крылья ее носа угрожающе трепетали, а маленькие кулаки сжимались и разжимались. Вся она была готова к бою, но ее глаза… сколько боли и страха застыло в ее глазах! И мне сразу все стало ясно. Если с кем и воюет Вероника, то только с собой, чтобы не расплакаться здесь передо мной. Она изо всех сил старается сохранить независимый вид, но оскорбленная любовь гложет ее изнутри. Я и не думал, что это лицо, обычно столь веселое и беззаботное, способно выражать такое страдание.

До того, как я увидел ее глаза, я собирался сказать ей правду. Но страшные слова «я люблю Селин» замерли у меня на губах. Не только боль была в глазах Вероники, но и надежда. Слабая, нелепая надежда на то, что это всего лишь розыгрыш или ошибка или еще что-нибудь. Она отчаянно надеялась и всей душой хотела поверить мне. Мог ли я обмануть ее ожидания? Клеймо «предатель» жгло меня, но я был не готов поменять его на «убийца». Любовь Вероники взяла надо мной верх.

– Это отвратительная клевета, – выдавил я из себя. – Мы с Селин просто друзья.

Глаза Вероники вспыхнули радостью. Я видел, что она готова броситься мне на шею, но облегчение все еще борется с недоверием.

– А почему ты гулял с ней в парке? – подозрительно, но не враждебно спросила она.

– Мы с Селин давно знаем друг друга, – начал я неуверенно. – Она попросила показать ей Лондон…

Вероника закусила губу. Несмотря на то, что она очень хотела мне поверить, мое объяснение ее не устроило.

– Она могла бы нанять себе гида, – вызывающе проговорила она.

– У знаменитостей свои причуды, – пожал я плечами.

– А ты не мог ей отказать? – нахохлилась Вероника.

– Селин Дарнье не отказывают, – вырвалось у меня.

Вероника нахмурилась. Вот еще один повод, чтобы рассказать ей правду, подумал я. Не такой хороший, как вначале, но тоже ничего. Не годится врать в лицо такой очаровательной девушке, как Вероника. Она обязательно меня поймет…

– Ох, Майк, я так расстроилась, – вдруг жалобно вздохнула она, подошла ко мне и прижалась щекой к моей груди. – Чуть с ума не сошла, когда дворецкий принес мне эту паршивую газетенку.

Я вполне мог представить себе ужас, охвативший Веронику при виде этих фотографий. Бедная раненая девочка трепетала в моих объятиях, надеясь на помощь. Неужели я буду настолько жесток, что собственноручно добью ее?

– Да если бы я только мог подумать, что за нами по пятам следуют репортеры, я бы бежал от Селин как от огня! – вполне искренне воскликнул я.

– Но ведь за ней, наверное, все время следят журналисты, – наивно заметила Вероника, поднимая на меня глаза.

– Наверное, – кивнул я, злясь про себя, что не сообразил этого заранее. Если бы я подозревал о слежке, я бы ни за что не стал бродить с Селин по городу. Но я голову потерял от любви и ничего не понимал…

Хотя если я собирался во всем признаться Веронике, то какая разница, застукали журналисты нас с Селин или нет.

– Она специально все подстроила, – выдохнула Вероника. – Решила, что я брошу тебя, когда увижу эту газету.

Это по-детски нелепое предположение развеселило меня. Чтобы завоевать мужчину, Селин Дарнье не нужно прибегать к мелочным приемам.

– Это просто совпадение, – спокойно произнес я.

Вероника робко улыбнулась и прижалась ко мне еще сильнее. Как легко мне удалось развеять ее подозрения!

– Ты больше не будешь с ней видеться? – спросила она, ни на секунду не сомневаясь в ответе.

– Конечно, нет!

Я ненавидел себя за притворство, но точно знал, что не скажу Веронике правду. Не имело смысла лгать самому себе. Вероника не вынесет такого удара. Селин скоро уедет и продолжит свое триумфальное шествие по земному шару, а я женюсь на Веронике и буду ей заботливым и верным мужем. Разве настоящий джентльмен может поступить иначе?

Принятое решение тяжелым камнем легло мне на сердце. Сколько я ни твердил себе, что поступаю правильно, легче мне от этого не становилось. Селин рядом и готова стать моей, а я вынужден отказаться от нее… Но если я так не сделаю, я буду всю жизнь презирать себя!

Вероника ушла домой успокоенная и счастливая. Мы даже решили ускорить свадьбу. Совсем необязательно целый год быть женихом и невестой. Мы поженимся настолько быстро, насколько все удастся организовать. Скорее всего, через три недели я уже буду женатым человеком. Если Селин все еще будет в Лондоне, я буду от нее так же далек, как если бы она улетела в какой-нибудь Бангладеш!

Вероника ушла, а я, совершенно без сил, растянулся на диване. На этот раз мне удалось предотвратить бурю, но что делать, если у пронырливых газетчиков припасены более скандальные фотографии? Ведь мы с Селин совсем не осторожничали. Мне и в голову не приходило, что кто-нибудь может опознать в скромно одетой девушке в надвинутой на глаза вязаной шапчонке знаменитую на весь мир оперную певицу. Я считал, что мы с ней в абсолютной безопасности, но…

Тут меня словно окатили ледяной водой. Какой я эгоист! Думаю о себе, о Веронике, но только не о Селин! Как эта статья в «Дейли Миррор» отразится на ней? Я всего лишь частное лицо, а Селин известна всему миру! Представляю, какую бурю поднимут газеты! Ее надо было срочно предупредить. Вряд ли оперной диве на блюдечке преподносят бульварную прессу…

Я набрал номер ее отеля. После продолжительных уговоров меня все-таки соединили с номером Селин.

– О, Мишель, как замечательно, что ты позвонил, – пропела трубка самым прекрасным голосом на свете.

Я заскрипел зубами. Я не могу управлять собой даже, когда лишь слышу ее божественный голос. Неужели я смогу, глядя в ее глаза, прямо сказать ей, что мы больше не будем встречаться?

– Селин, у меня очень важное дело, – серьезно сказал я. Пока еще речь не о расставании, а об осторожности.

– Тогда приходи ко мне.

У меня перехватило дыхание. Голос настойчиво звал, он завораживал, словно дудочка волшебника, заставлял забыть обо всем на свете. Как сладко, наверное, подчиниться этому зову, но я не должен поддаваться слабости…

– Боюсь, что это невозможно. – Я сделал над собой усилие и рассмеялся. – У меня не очень хорошие новости для тебя.

– В чем дело? – В музыкальном голосе Селин хрустальными колокольчиками зазвенело беспокойство.

Рыцарь во мне забил тревогу. Я был готов уже вскочить на коня, схватить копье и щит и броситься спасать мою прекрасную даму.

– В сегодняшнем номере «Дейли Миррор» есть статья о том, как мы гуляли по Кенсингтонскому парку. С фотографиями, – на одном дыхании выпалил я.

– «Дейли Миррор», – не без труда повторила Селин незнакомое название. – А что это?

– Паршивая бульварная газетенка! – не удержался я. – Там прямо говорят о том, что мы с тобой любовники…

– Что ж, если это и ложь, то не по моей вине, – рассмеялась она.

Ее реакция на секунду меня озадачила. Но, наверное, она права. Это и надо воспринимать с юмором.

– Я понимаю, это ужасно неприятно… – начал я.

– Неприятно что? – перебила меня Селин. – Подумаешь, статья. Удивительно даже, что нас не застукали раньше… А там есть снимки, где мы целуемся? Хотела бы я посмотреть…

Мечтательные нотки в ее голосе шокировали меня. Для нее это всего лишь развлечение? Ах да, конечно. Селин Дарнье не привыкать к скандальным статьям и пикантным фотографиям. Ее личная жизнь выставляется на всеобщее обозрение каждый день.

Но не моя.

– Мы были слишком неосторожны, – пробормотал я.

– Господи, Мишель, не обращай внимания. Это такие пустяки… Приходи лучше сегодня в театр. Я спою кое-что особенное. Специально для тебя…

Ее голос снова стал нежен и настойчив. Мне хотелось смеяться над собственной наивностью. Как же, Рыцарь Печального Образа. Собрался грудью защищать Селин Дарнье от насмешек толпы. А она совершенно не нуждается в защитнике. Наоборот, она была бы огорчена, если бы газеты не проявили интереса к ее личной жизни.

– Посмотрим, – выдавил я из себя. – Пока.

Я повесил трубку, не дожидаясь, пока моя сладкоголосая сирена снова начнет вводить меня в искушение. Я чувствовал себя оскорбленным. Селин даже в голову не пришло, что я совсем не жажду оказаться вместе с ней героем светской хроники!