Текст книги "Кавказский узел"

– О, да… – сказал Беннетт, – очень интересно – я слышал, что вы занимаетесь правозащитной деятельностью.

– Теперь я государственный чиновник, сэр, но да, я занимался правозащитной деятельностью и продолжаю отстаивать права простых людей на своей должности в министерстве юстиции, сэр.

– Да… кстати, мне про вас рассказала моя помощница. Она очень хорошо отзывалась о вас и о вашей работе…

Аслан подумал, что он, наверное, покраснел.

– Да… я видел ее на трапе самолета, сэр.

– Она хотела бы с вами переговорить, – подмигнул Беннетт, – чуть позже. Ну а сейчас расскажите мне, куда мы пришли…

Поскольку гостю понравился Дербент, его провели еще по старому городу, безумно колоритному, с квартальными мечетями, больше похожему на старый арабский город с изогнутыми, мощенными камнем улицами. Потом – уже темнело – остановились поужинать в одном из ресторанов близ Дербентского маяка, который также являлся достопримечательностью и представлял собой немалую историческую ценность…

Там было несколько кафе и ресторанов, и сотрудники охраны быстро выгнали всех посетителей. Увы… до демократии, когда президент может гулять по улице, было еще далеко…

Только тут ему удалось ускользнуть – президент взял на себя роль тамады, и ему посчастливилось уединиться в соседнем пустом кафе с Лаймой. Стемнело… светил маяк, совсем рядом тяжело дышал Каспий… весь свет в кафе был выключен – и они так и сидели в полутьме за столиком – только вдвоем.

Лайма…

Лайма тоже была правозащитницей из Литвы, она выступила с интересным докладом по зверствам пророссийских сил на Украине. Худенькая, высокая, коротко стриженная блондинка – она была совсем не такой, как девушки в Дагестане, она платила за себя в ресторане, и у нее была самая простая «Нокиа». Еще – она почти не носила украшений, не осыпала себя стразами Сваровски и не боялась, что после секса к ней станут приставать и насиловать местные парни.

Короче, она была из страны, где общество прошло путь от уродства коммунизма к демократии полностью – а вот им это только предстоит. И опять-таки не стоит винить Россию. Проблема в них самих. Россия виновна лишь в том, что она есть, и обвинять ее во всех бедах слишком просто – проще, чем работать над собой.

– Как ты?

– Нормально. А ты?

Они говорили по-русски.

– Отлично… как видишь.

– Кто ты сейчас?

– Специалист по России. Мне предложили работу в Брюсселе, и я не могла отказаться…

Аслан вдруг вспомнил, с каким презрением Лайма отзывалась о чиновниках, когда они были вместе во время их короткой любви. Но эта мысль вспыхнула и погасла, как свеча на ветру…

Рядом тяжело дышал Каспий, накатывал на берег волны. Сколько городов, народов, цивилизаций он видел на своем веку…

– Ты… я смотрю, тоже… поднялся… у вас так говорят, кажется.

– Так говорят в России. У нас слово «поднялся» означает принял радикальный ислам и ушел в горы, в банду.

– Извини.

– Ничего. Это наша проблема…

– Так ты…

– Заместитель министра юстиции.

– Здорово. Это высокая должность.

– Не совсем, Лайма. Здесь всем плевать на должности. Власть не уважают, потому что на протяжении многих лет власть была не более чем инструментом для наживы определенных людей, семей и кланов. Нам предстоит долгий и трудный путь, по которому вы уже прошли.

– Да… у вас красивый город.

– Ты смеешься?

…

– Мне стыдно, когда я вижу свалку мусора под стенами древней крепости. Рекламу на доме, которому несколько сотен лет. Когда мы ехали сюда – приказали убрать весь мусор, но когда мы приехали, мусор опять был. То есть уже успели набросать. Люди не уважают себя, не уважают то место, в котором живут. И Дербент – это еще хороший город.

– Понимаю… Но вы хотите все изменить.

– Да, но не так все просто.

– Почему? Если вы хотите изменений… Россия ослаблена.

Аслан глубоко вдохнул и выдохнул.

– Здесь все очень сложно, Лайма. Понимаешь… русские не навязывали нам тот стиль жизни, которым мы сейчас живем… они даже не мусульмане и очень далеки от нас ментально. Мой народ жил так, как он живет, много-много лет, столетиями. Его не переделать, тем более за короткое время. Здесь нет и никогда не было демократии – зато сильно исламистское влияние и есть остаточное влияние коммунистического режима.

Лайма кивнула.

– Здесь достаточно цинизма, жестокости, мачизма, неверия, но я верю, что рано или поздно, с вашей помощью, с помощью ЕС и США, нам многое удастся здесь поменять. Здесь есть самое главное, чего нет во всей остальной России, – комьюнити. Местные комьюнити не мертвы, здесь люди держатся вместе. Не сразу, очень медленно, но нам удастся поменять многие нормы и сделать Дагестан демократической страной, возможно, это будет образец мусульманской демократизации. Русские оставили здесь не только плохое, здесь все получили образование, хоть какое-то, но образование, и здесь сильны светские начала в обществе.

Лайма снова кивнула.

– Аслан, ты знаком с… представителями радикального подполья?

– Что?

– С представителями радикального подполья, – терпеливо повторила Лайма.

– Ах… да, знаю некоторых. Здесь все кого-то знают из них, республика-то маленькая.

– Я бы хотела с ними увидеться.

– Зачем?

– Нужно.

Аслан улыбнулся – как будто услышал глупость от маленького ребенка.

– Лайма, с ними нельзя увидеться. Они не будут с тобой разговаривать.

– Потому что я женщина? – понятливо сказала Лайма.

– По многим причинам. В том числе и поэтому. Ты женщина, ты неверная. Я объяснял тебе, здесь очень традиционное общество.

Лайма улыбнулась.

– А ты мог бы с ними встретиться?

– Мог бы. Но зачем?

– Ну… кое-что передать. А я бы пока жила у тебя.

И она подмигнула.

– Что ты хочешь им передать? – не понял Аслан.

– Ну… например деньги. Меня в принципе… интересует возможность сотрудничества.

– Какого сотрудничества?

Лайма пододвинулась ближе и взяла руки Аслана в свои.

– Аслан, послушай. Мы понимаем, что ты сын своего народа и патриот своей земли. Но путь к освобождению долог, и вы пока сделали только первый шаг. Посмотри, что происходит с Украиной. Русские отпустили ее, но потом пришли за своим. С вами может произойти то же самое, вот почему мы бы хотели иметь контакты с вашими… лесными людьми, я правильно говорю?

– Так не получится, – покачал головой Аслан, – ты не понимаешь. С ними невозможно договориться. С ними не о чем договариваться. Это бандиты, они несут зло в республику, несут зло людям. Они террористы, Лайма. Мы должны с ними бороться, понимаешь? Иначе не будет демократии.

– Аслан, демократия может и подождать. Важнее другое.

Аслан заподозрил неладное.

– То есть? Как это так?

– Понимаешь… вас никто не знает. Про вас никто не говорит. Ситуация в мире… не такова, чтобы мы могли выделять деньги кому попало. Но если вы окажете нам услугу… поверь, мы не забудем этого.

– Постой. Кто это – мы?

Лайма улыбнулась.

– Мы – это Соединенные Штаты Америки.

– Постой-ка. Ты же говорила, что ты латышка.

– Да, я латышка, но я родилась в США. Сейчас я живу и работаю на своей исторической родине, понимаешь?

– Нет.

– Я продвигаю демократию, Аслан. Помогаю людям обрести свободу. Делаю то, что нужно, – и поверь, я лучше знаю, что нужно.

– Ты из ЦРУ! – вдруг понял Аслан.

Я, Дибиров Аслан Ахатович, 20.02.1997 г. р., студент факультета «Информационные технологии» ДГУ, признаю, что летом 2017 года в период моего нахождения в г. Вильнюсе был завербован ЦРУ США с целью ведения подрывной деятельности против Российской Федерации. Вербовка произошла при следующих обстоятельствах…

– Аслан, я не из ЦРУ. Ты знаешь, откуда я, ты знаешь, чем занимается наш фонд. Ты получил наш грант.

– Ты из ЦРУ! Так вот почему…

– Аслан, послушай. То, что было между нами, – все было по-настоящему.

– Ты лжешь.

– Дослушай. Да, все было по-настоящему, но сейчас нам действительно нужна ваша помощь. А вам – наша. Я – литовка, мои прадед и прабабка вынуждены были бежать от наступающей Красной армии. Моя страна оказалась под пятой русских на долгие сорок лет! Разве ты не понимаешь, что пока есть Россия, ни мы, ни вы не сможете жить в безопасности! Наша общая задача – уничтожить Россию, и ты должен в этом помочь.

Прадед и прабабка Лаймы действительно сначала бежали в Германию, потом сдались американцам, оказались в лагере для перемещенных лиц, а потом попали в США. Прадед был литовцем, и потому ему не сделали под мышкой татуировку – личный номер эсэсовца. Уже на следующий год после прибытия в Штаты прадед получил работу – ЦРУ нужны были люди со знанием языков, обычаев и территории стран, вошедших в состав СССР.

– Тебе не нужна демократия, так?

– Послушай.

– Нет, это ты послушай. Тебе не нужна демократия. Тебе не интересен мой народ и то, чем он живет. Ты просто хочешь бросить мой народ в бойню вместо своего. Ты хочешь, чтобы все мы погибли в войне.

– Я этого не хочу!

– Хочешь. Ты шпионка. Приехала сюда, чтобы шпионить. Тебе не интересен мой народ – тебе интересны бандиты.

– Аслан!

– Пошла ты.

Аслан встал и пошел на выход. Но на полпути вернулся.

– Прими ислам, иди в мечеть на Котрова, покрутись там. Таких, как ты, там любят. Пригласят в лес – иди, так ты и познакомишься с боевиками. Очень близко, как ты любишь…

И тут загремели выстрелы…

Стрельба в Дагестане начинается по поводу и без…

Здесь повод был очень простой, простой настолько, что хотелось плакать от бессилия что-то изменить. Несколько местных быков, уже датых, подъехали к знакомому заведению, тут им путь преградила охрана. Это в России, как только охранники перекрывают тротуар, все молча сходят с него и обходят по дороге. В Дагестане – другое, и Махачкалу здесь уважали не сильно. Быки начали обострять, а потом случилось то, что в Дагестане называют «нежданчик».

Два человека убито. Один охранник и один бык. Несколько раненых.

Аслан нашел своего шефа около «Мерседеса», тот взял из машины трубку и ругался в полный голос. Столпотворение дорогих седанов и джипов высвечивалось синими сполохами мигалок «Скорых». Дав необходимые указания, министр юстиции, не стесняясь, выругался.

– Как зае…л весь этот неджес[15]15
  Грязь.


[Закрыть]! Теперь из-за пары хайванов[16]16
  Животных, зверей.


[Закрыть] подумают, что мы тут зверье какое-то.

Аслан подумал, что они тут и в самом деле зверье. И он тоже зверье. Потому что их всех считают зверьем и натравливают, как зверье. Их покупают, и покупают дешево – просто покупатели разные. У тех, кто поднялся, покупатели – Катар, Саудовская Аравия, а у таких, как он, – покупатели США и ЕС. Но так же дешево и цели одни и те же.

И что с этим делать, он не знал…

Информация к размышлению

Документ подлинный

Новостная лента

В Дагестане предотвратили серию терактов

Инспектора-героя собираются наградить

В Дагестане в селении Хучни произошёл теракт

Убитый в Махачкале боевик причастен к громкому теракту

В Дагестане обезврежены шесть самодельных бомб

В дагестанском Хасавюрте сапёры обезвредили две бомбы

В Дербенте рядом с автобусом с пограничниками взорвалась бомба

Спецборт МЧС доставил в Москву раненых из Дагестана

Двойной теракт расследуют в Дагестане

В Буйнакске от взрыва погиб военнослужащий

Теракт в Хасавюрте смертник совершил на угнанной машине

В Дагестане уничтожены организаторы утреннего теракта

Спецоперация в Дагестане: в Хасавюрте предотвращён крупный теракт

В Вологодской области объявлен траур по погибшим полицейским

В Дагестане уничтожены трое боевиков, четверо полицейских погибли

Взрыв в Дагестане: террористы отобрали машину у таксиста

Теракт в Хасавюрте: число жертв увеличилось до 6 человек

На окраине Хасавюрта идёт столкновение с боевиками

Бомбу в Дагестане взорвал смертник

http://www.newstube.ru

Дагестан, Махачкала, 1 мая 2018 года. Размежевание

Потом… Аслан долго вспоминал, но так и не мог вспомнить того конкретного момента, с которого началось размежевание…

Вообще, все было проделано хитро. Очень хитро, надо признать…

Надвигались майские праздники. Власти в Москве сделали выходными с первого мая по девятое, майские каникулы. Под это дело в республику вернулось большое количество народа, которое работало в Ростове, Краснодаре, Сочи, Симферополе, Севастополе, даже в Москве и Питере. Начальство, наоборот, поехало в большинстве своем за границу. А кто и не за границу – уже потом они выяснили, что некоторые представители республиканской верхушки фрахтовали самолеты, корабли, вывозили семьи и награбленное. Никто ничего не заметил, не придал значения…

Нет, слухи об этом, конечно, ходили. Тема сецессии – отделения кавказских республик от России, причем не по инициативе самих республик, а по инициативе России – ходила в медийном пространстве уже несколько лет и всем успела приесться. Хватит кормить Кавказ! Никто особо не поддерживал такое. Несмотря на все проблемы, Кавказ – это Каспий, это чеченские нефть и газ, это огромные деньги, вложенные в инфраструктуру, это курорты. Наконец, это препятствие на пути продвижения американских и турецких военных баз. В Грузии уже уселись американцы, но пока они особой роли не играли – Кавказ был полностью российским, Россия удерживала стратегически важную Военно-Грузинскую дорогу и Рокский тоннель, трехкилометровый, представляющий собой настоящее чудо инженерной мысли. Пока Россия контролировала Кавказ чуть менее чем полностью. Но если Россия уйдет с Кавказа – свято место пусто не бывает, и у того, кто придет на ее место, появится возможность создавать угрозу для всего Юга России, для самых плодородных ее земель и самых пригодных для жизни территорий – до Ростова и даже дальше. И все понимали – горцы, лишенные работы и организующего русского начала (а оно было, хоть и никто этого не признавал), перережут друг друга, начнут бандитствовать и похищать людей. Это уже было в Чечне на излете двадцатого века, и вряд ли кто-то хотел повторения…

В медийное пространство некоторыми горе-аналитиками постоянно вбрасывалась концепция «стены», то есть построить огромную стену и отсечь Кавказ от собственно русских регионов. Но любой мало-мальски вменяемый человек понимал, какой это бред. Во-первых, длина стены предполагалась более тысячи километров. Если делать не просто бетонный забор, а обустраивать как положено – с камерами, контрольно-следовыми полосами и прочим, – то стоимость одного километра стены обойдется как минимум в миллион долларов. Это если не воровать, если воровать, то сумма взлетает в космос. Во-вторых, после размежевания в Россию хлынет огромное количество беженцев, их надо как-то встречать, устраивать, давать работу, приобретать недвижимость. Только закончили с горем пополам обустраивать беженцев, прибывавших после распада СССР, после войны на Украине – и вот новая волна беженцев, причем созданная искусственно. В-третьих, стена, построенная между США и Мексикой, никак не решила огромного количества мексиканских мигрантов, не решила она и проблему наркотрафика. Стена между Израилем и Палестиной во многом проблему решила, но тут надо понимать масштаб и особенности Израиля как государства. В-четвертых, в случае ухода придется оставить огромное количество военной техники, военные городки и вообще – огромное количество дорогостоящей инфраструктуры, построенной на федеральные деньги. Непонятно также, что делать с кредитами, выданными федеральными банками как физическим, так и юридическим лицам на отделяемой территории – ничто не мешает им заявить о том, что отдавать не будут. А техника, может быть и скорее всего, будет использована против России же. В-пятых, все равно в стене придется делать какие-то проходы, КПП. И на них все равно будут стоять русские менты, другим тут просто неоткуда взяться. И это будут те же самые менты, которые за деньги пропустили колонну боевиков Басаева до Буденновска. То есть принципиально стена проблему не решит. Проблема не в Кавказе, а в способности или неспособности государства обеспечить правопорядок. И если оно не способно, если на КПП будут стоять те же самые менты, то ничего не улучшится, будет только хуже.

Так что вопрос стены озвучивался лишь маргинальными политиками, к которым, кстати, относился и Бельский, нынешний и. о. Президента России. Опросы показывали, что при правильной постановке вопроса большинство населения России высказывается за отсоединение Кавказа по инициативе самой России. Но всерьез опросы на эту тему почему-то никто не воспринимал…

Ночью Аслан Дибиров проснулся от шума вертолетов. Он переехал в новую квартиру – высотку на Генерала Омарова, купил там двухкомнатную квартиру. Сделал он это в основном для того, чтобы отдалиться от родных: тут была пропускная система, и просто так не походишь. С тех пор как он стал заместителем министра юстиции, требования родственников жениться стали совсем уж невыносимыми, а кандидатур было около восьмидесяти. Ему предлагали в жены кузин, двоюродных, троюродных и четвероюродных племянниц, еще каких-то, степень родства которых он не понимал, – в общем, каждый человек в его роду и туххуме, у которого была дочь, вознамерился выдать ее за Аслана Дибирова. Видя, что осада не имеет успеха, закидывали удочки и представители других туххумов, родов и народов. Не получая ответа, злились, по Махачкале ходили слухи, что у него две жены, которым он купил по квартире в разных районах города, потом нашли третью жену, аж в Буйнакске. Кто-то авторитетно заявлял, что Дибиров – голубой. Но он не обращал на это особого внимания…

Звук вертолетов привлек его внимание, потому что вертолеты могли означать аресты. В республике было и так неспокойно, и какие-то неуклюжие действия федералов могли запросто привести к социальному взрыву. Он вышел на балкон, посмотрел. Кажется, летали в центре города… непонятно, что вообще делается. Он позвонил дежурному министерства – но там толком ничего не знали…

Утром его разбудил звонок министра. Он спросонья схватил трубку.

– Знаешь? – голос министра был резким.

Ясно…

– Кого… – спросил Аслан.

– Что – кого?

– Арестовали кого?

– Не знаешь, значит. Россия от нас отказалась. Сецессия.

– Это как… – глупо спросил Аслан.

– Как-как… Подъезжай в министерство, узнаешь как. Я в министерстве…

Аслан бросился к столику, врубил компьютер. Еще не проснувшийся ото сна мозг отказывался воспринимать информацию…

Принимая во внимание сложившуюся обстановку… непреодолимые культурные различия… невозможность и дальше поддерживать… нет другого выхода… мирное размежевание как альтернатива продолжению… лучшие мировые практики мирного решения…

Всё!

Он откинулся на стуле, сердце бухало в груди. Россия уходит, добровольно. Они теперь независимое государство.

Независимое демократическое государство.

Теперь они сами решают свою судьбу. Сами могут строить государственность так, как сочтут нужным. Сами могут учиться демократии, правам человека, не оглядываясь на мнение Москвы…

Почему-то было страшно. Весело и страшно…

Когда он подъехал в министерство, министр уже был на месте. Два внедорожника «Тойота» стояли сбоку от министерства, около них были вооруженные автоматами люди, родственники министра…

Министр находился в кабинете, он был в легкой куртке, в которой он выезжал за город, наброшенной прямо поверх рубашки. На большом столе стояла сумка, огромная, с надписью «Адидас», в ней министр хранил спортивные принадлежности, потому что был мастером спорта и очень этим гордился. Но сейчас спортивные принадлежности были сброшены на пол рядом со столом, а министр деловито наполнял сумку зелеными пачками стодолларовых купюр и фиолетовыми – по пятьсот евро, доставая их из сейфа. Еще рядом стоял большой пакет из магазина «Магнит», полный, судя по форме, денег. На столе лежали бумаги, аккуратной стопочкой, и поверх них лежал автомат. Автомат был АКМС с откинутым прикладом и смотанными синей изолентой рыжими магазинами…

Увидев входящего, министр схватился за автомат, но, рассмотрев Аслана, успокоился.

– Дибиров… ты.

Аслан прошел в кабинет и аккуратно затворил за собой дверь.

– Ибрагим Мамедович… а вы что делаете?

Министр разместил в сумке последние стопки банкнот, критически оглядел получившееся и начал застегивать. Но молния не застегивалась, и тогда министр, ругаясь, начал распихивать пачки денег по карманам.

– Сваливаю… – зло сказал он, – не въезжаешь?

– Вижу… а зачем?

– Ты чего, не понял ничего? Ай, шайтан…

Министр с жалостью посмотрел на сейф. Там еще были деньги – а места для них уже не было…

– Ладно. Все, что осталось, – твое. По справедливости.

Вжикнула молния. Министр набросил на плечо тяжелую сумку и взял со стола автомат…

– Тут мое заявление об отставке, – сказал он, показывая на бумаги, – и мое письмо на имя президента… или кто там у вас сейчас будет. В нем я прошу назначить министром тебя. Заслужил… Гордись…

У вас…

– Ибрагим Мамедович… но зачем же уезжать? Неужели вам не хочется поучаствовать в государственном строительстве? Это же новое государство, в котором все будет устроено так, как мы хотим, по справедливости.

Министр усмехнулся.

– Вай, эбель. Ты думаешь, что сейчас будет? Независимый демократический Дагестан? Справедливость? Ага, от осла уши! Кровь сейчас будет! И большая кровь! В крови захлебнетесь. А мне в этом неджесе участвовать неохота. Хватит с меня. Задолбало…

Видимо, на лице Дибирова было написано что-то такое…

– Дурость все… – каким-то не своим, потерянным голосом продолжил министр, – какие все дураки были. Качали, качали лодку – вот и… раскачали на свою голову. Надо было эти митинги с бэтээров расстрелять. Ладно, всё, расход…

Министр взял в одну руку пакет с деньгами, в другую автомат.

– Прощай…

И вышел через дверь, ведущую в комнату отдыха…

Через окна Дибиров наблюдал, как машины министра с мигалками вырулили на дорогу. Им не хотели уступать… с головного внедорожника грохнула автоматная очередь. В небо, в небо…

Пропустили.

Аслан подошел к сейфу, посмотрел. Там были какие-то папки и пачки денег, те, что остались. Он машинально захлопнул дверцу сейфа, не взяв ни пачки, и даже не подумал, что министр не сообщил ему код от сейфа, убегая…

Что делать…

Решив, он взял пачку бумаг с министерского стола, прижал к груди. Осторожно вышел, притворил дверь. Только что подошедшая секретарша уставилась на него.

– Аслан Ахатович… вы слышали…

Дибиров отмахнулся, вышел в коридор.

В своем кабинете он перечитал оба документа, заявление об отставке и письмо на имя президента. Потом достал непрозрачную папку, вложил в нее оба документа. Поднялся, запер дверь на ключ, вернулся. Загрузил текстовую программу, забарабанил по клавишам.

Что ж, насильно мил не будешь. Нельзя… бессмысленно и даже опасно привлекать к строительству государства тех, кому оно не нужно. Этот урок необходимо было усвоить всем на основе украинских событий – попытка построить общее государство тех, кто любил Украину, и тех, кто ненавидел Украину, не дала ничего хорошего. Если кто-то хочет уехать – ему надо дать уехать.

И если уж предстоят тяжелые времена, то лучше всего, если во главе Минюста будет честный человек, а не взяточник.

То есть он сам. Потому что других чиновников – не взяточников он не знал.

И если он идет к президенту с этими письмами – то помимо писем надо иметь и краткий план действий на посту министра. Министерство юстиции – критически важное министерство, от него во многом зависит ситуация с судом и законностью в стране, а от этого зависит и инвестиционный климат, и восприятие страны международным сообществом…

Из министерства Аслан Дибиров выбрался уже около одиннадцати. До здания Госсовета было недалеко, и он решил пойти пешком. В отличие от остальных дагестанских чиновников он очень любил гулять пешком, а расстояния в центре Махачкалы небольшие, и часто пешком получается быстрее, чем в машине по пробкам…

Атмосфера в городе изменилась, и сильно… собственно, она менялась постоянно, но сейчас была похожа на нарастающий ветер, который вот-вот перейдет в штормовой.

По улицам проносились машины. На большой скорости, не обращая внимания ни на знаки, ни на светофоры, сигналя и мигая фарами. Он видел белую «Приору», в ней – из всех окон, кроме водительского, высунулись люди, они прямо сидели в окнах, держались за крышу, орали и махали руками.

Другие машины и даже грузовики, нагруженные чем попало, ехали тихо, но быстро, среди них попадалось немало дорогих машин. Нетрудно было догадаться, куда они направляются – к административной границе…

Попавшееся на пути отделение Сбербанка было закрыто, но около него стоял джип «Форд Эксплорер», и какой-то человек раз за разом совал карточку в банкомат, забирал деньги, сбрасывал их в большой плотный мешок и вставлял карточку снова. Второй стоял к первому спиной, а лицом к толпе и держал автомат Калашникова на изготовку. Толпа – человек тридцать-сорок – угрюмо молчала…

Еще кто-то танцевал лезгинку прямо на проезжей части, которая выглядела так, как будто по городу прошли танки.

Около жилого дома какой-то человек пытался приторочить на крышу своей машины холодильник. Около него бестолково бегала жена.

Еще дальше – в проулок напротив – зарулил полицейский «уазик». Двое полиционеров, выйдя из машины, начали срывать с себя форму, бросая на землю, потом они начали одеваться из больших пакетов в гражданское. Одевшись, они воровато огляделись и побежали куда-то вглубь дворов, бросив машину и форму.

Аслан подошел ближе к машине. Надрывалась рация, в замке зажигания торчал ключ, а на заднем сиденье лежали два бронежилета и два автомата «АКС-74У» со сложенными прикладами. Аслан достал ключ из замка зажигания, запер машину, потом повесил два автомата за плечо, один, затем другой. Задумчиво пошевелил ногой полицейское тряпье, пошел дальше. Никто его не останавливал, несмотря на два автомата.

На углу была билетная касса, продавали билеты на автобусы, тут полно было частных автобусов. Очередь в нее была человек сто, не меньше…

На площади Ленина толпился народ, его все прибывало, завывали моторы. Аслан подошел поближе, чтобы понять, в чем дело. Увидел, как двумя машинами – «Мерседес Гелендваген» и «Порше Каейнн» – дергают тросы, пытаясь повалить памятник Ленину…

Его пихнули.

– Отойди, упадет щас…

Памятник сопротивлялся недолго, под приветственные крики толпы тяжело рухнул вниз. И в этот момент Аслана пихнули в бок.

– Аслан! Че ты, как ты, где ты?!

Обернувшись, он увидел Магомеда.

– Че, движения – не движения, как сам, папа-мама, брат-сеструха… – Магомед говорил, почти орал, не дожидаясь ответов, на боку у него был «АКМ», сам он был в камуфляже каком-то, – зачем тебе два автомата, а? Красава. Ты так с ними по городу перся? Ай, саул, грамотный пацан. Красавчик…

Рядом с Магомедом были его люди, вооруженные.

– Зачем памятник валите? – спросил Аслан.

– Че?

– Памятник зачем валите?

– Ну ты камень. Он же из бронзы, знаешь, сколько бронза стоит?

Ясно…

– Че, русские нас бортанули, да? Наша власть теперь…

Магомед вдруг посерьезнел.

– Не, а ты че от жизни хочешь?

– Мне бы к президенту попасть…

– А… а че надо?

Аслан решил играть в открытую, вынул письмо. Магомед пробежал глазами, посерьезнел еще больше.

– Пошли…

В дом правительства просто так уже не попасть, там сооружают баррикады, полно черных внедорожников, дорогих седанов и людей с оружием – все, у кого есть родственники, вызвали их сюда, на случай чего. Полиция тоже есть, но старается не отсвечивать. В коридорах – хай-х… люди с оружием, кто-то куда-то бежит, кто-то с кем-то общается, встав посреди дороги. У одного из открытых окон – пулемет, смотрит своим рыльцем на улицу Расула Гамзатова. Все уже реально, по-взрослому…

Магомед, где-то обнимаясь, где-то крича, где-то протискиваясь, продвигался вперед, волоча на буксире Аслана. На этаже, где сидел президент, обернулся, крикнул:

– Давай бумаги!

Аслан отдал бумаги, и Магомед канул в толпе…

Магомед появился больше чем через час, когда уже шла кругом голова, они протолкались к выходу. Народу на площади стало еще больше, на Гамзатова рычали бэтээры.

– На, – Магомед сунул Аслану его папку, – цени. Ты мне землю зажал… а я к тебе как к родному…

Аслан открыл папку… его толкнули, кто-то бежал к кому-то обниматься, снося все на своем пути. Бросился в глаза знакомый флаг на бланке…

Дибирова Аслана Ахатовича назначить министром юстиции Республики Дагестан…

Аслан поднял глаза на друга и задал один только вопрос:

– Зачем?

Магомед толкнул его.

– Отойдем.

Они отошли за машины. Из опущенных окон надрывался Муцураев.

Ра-а-а-а-ай под тенью

Сабель.

Ты на священной войне

Ты мусульманин…

– Зачем… – скривившись в улыбке, сказал Магомед, – ну, во-первых, дружба с министром юстиции – это само по себе плюс. Даже если он такой честный, что тебе клочок земли выделить нормально не может, чтобы дом построить. Если про тебя знают, что ты с министром в деснах…

– А второе?

– Второе? Я, знаешь, тоже в этом городе живу. И мои дети живут. Может, что и получится, да же[17]17
  Частое окончание предложений в дагестанском молодежном сленге.


[Закрыть]?

– Пойдешь ко мне работать?

Магомед опешил

– Ты что, серьезно?

– А что не так?

– Я же не юрист.

– Один честный человек стоит десятка юристов…

Магомед рассмеялся и похлопал его по плечу.

– Ну какой я честный, в натуре? Я бандит.

– Ты честный хотя бы в том, что понимаешь разницу между добром и злом. Другие не понимают и этого, для них все едино. И все в карман. Я один республику не построю.

Магомед снова покачал головой.

– Нет. Прости, друг, но нет. Не моя тема. Мне не до этих умностей, я есть тот, кто я есть.

– То есть я буду строить новую республику, а ты на это со стороны смотреть, так?

Магомед не нашел что ответить. Аслан какое-то время смотрел ему в глаза, а потом отвернулся и пошел меж машин на площадь…

Информация к размышлению

Документ подлинный

Один из самых страшных ночных кошмаров официального Баку возвращается из небытия. В конце сентября в Дагестане был воссоздан один из самых трагичных на постсоветском пространстве общественных проектов конца XX века. Речь идет о Лезгинском национальном движении «Садвал».

В России на эту новость не обратили никакого внимания. Но в Азербайджане она разлетелась со скоростью света. Поскольку с момента обретения Азербайджаном независимости именно «Садвал» представлялся азербайджанскими властями в качестве одной из самых главных угроз молодого государства.

Активисты «Садвал» в свое время были обвинены азербайджанскими властями в подрыве бакинского метро, пособничестве армянским спецслужбам, большое количество активистов движения было брошено в тюрьмы, а сама организация названа террористической и запрещена на территории страны. И теперь, судя по всему, для Баку приходит новый этап борьбы с лезгинской угрозой.

Ночной кошмар Баку

Движение «Садвал» («Единство») было создано на момент развала Союза и провозглашало своей основной целью воссоединение лезгинского народа, разделенного границей между Азербайджаном и Дагестаном. Однако борьба за единство народа была жестко пресечена азербайджанскими властями.