Текст книги "Противостояние"

Караван… Афганистан, провинция Нангархар. Где-то в районе афгано-пакистанской границы. 23 сентября 1986 года

Караван…

Третий тост – помолчим,

кто пропал, кто пан.

Караван, караван, караван…

Песня «дяди Саши», Александра Розенбаума, питерского врача со скорой, который не боялся – брал гитару, приезжал сюда и пел, пел для этих парней, которые здесь сражались, убивали и умирали. Его здесь уважали – как никакого другого артиста эстрады – потому что он пел для них, пел про них, пел от их имени. Они не могли выразить то, что испытывала их опаленная войной душа – и поэтому слушали «дядю Сашу», который пел за них.

Караван…

Лейтенант Скворцов – несмотря на то, что его известности среди духов, и среди самих спецназовцев пока было далеко до известности того же Григория Быкова (по кличке «Гриша Кунарский»)1919
  Прим автора – реальный исторический персонаж, служивший в тех краях. Отличался крайне высокой эффективностью действий и мрачным юмором. Командир 173 ООСН.


[Закрыть] – в отряде, а особенно в его группе его уважали. Без всяких скидок уважали, несмотря на его «пиждачное»2020
  пиждачное происхождение – то есть человек пришел в армию после военной кафедры, а не рос «от солдата».


[Закрыть] происхождение. Частенько бывало так, что формально рулящий группой летеха2121
  Лейтенант.


[Закрыть] только на бумаге был командиром группы – а реально командовал ею его замок – прапор или старший сержант. Здесь же, несмотря на то, что Шило был замком – дай Бог каждому такого замка – рулил группой именно лейтенант. Он был хитрым – настолько хитрым, как мог быть только опытный, прошедший не одну войну человек. Неизвестно, откуда это было во вчерашнем еще московском пацане – но это было. И потерь в группе не было именно потому, что он каждый раз располагал группу так, что духи не могли разгадать его замысел – и попадали в ловушку. Пять – семь секунд свободного огня – а большего спецназовцам и не было нужно…

Сейчас «спецы» вышли к самой границе – и Скворцов собрал всех на курултай2222
  Курултай – в САС это называется «китайский парламент» – сбор всех членов группы, на котором они могут обсуждать операцию и вносить предложения. Участвуют все бойцы группы, потому что важен опыт каждого. Хорошая традиция спецназа.


[Закрыть], чтобы изложить свой замысел. Когда же он им его изложил – даже опытные, не один год отпахавшие пузом по горам бойцы лишились дара речи…

– Ну, ты дал, старшой… – наконец его замок Шило – даже если мы выберемся из этой говнотерки живыми, в чем я сильно, кстати, сомневаюсь – нам за самовольный переход границы такой скотоклизм вставят! Усремся! Тут и погоны полетят, не то, что чего…

– А ты что, за погоны опасаешься?

– Да нет. Наши-то погоны – и срывать смысла нет. А вот если у начальства сорвут – они-то на нас потом отоспятся…

– Еще кто что скажет… – лейтенант окинул взглядом бойцов – но они молча смотрели на него, подозревая, что их командир опять задумал какую то подлянку…

– Теперь смотрите… – лейтенант с улыбкой вытащил откуда то из под разгрузки нечто, напоминающее карту, но не советскую – вот эту карту на прошлой операции взяли у духов. Ни для кого не секрет, что граница между Афганистаном и Пакистаном никак не делимитирована. Да и как ее обозначишь, в горах то. Видите? Вот этот кусок местности – запомнили?

– Ну и что? – спросил Шило.

– А вот что! Теперь на афганскую карту взглянем – лейтенант достал оттуда же еще одну карту – видите. Тот же самый квадрат. Ну?

– На афганской карте он афганский, а на пакистанской – пакистанский!

– Вот именно! И какими картами будут пользоваться духи, когда погонят караван?

– Пакистанскими, естественно… Не афганскими же…

– Вот именно! Они будут здесь идти как по своей земле, особо не опасаясь засады, не опасаясь вертолетов – они прекрасно знают, что нашим метлам2323
  Метла – слэнговое название транспортного вертолета.


[Закрыть] строго-настрого запрещено пересекать нитку2424
  Нитка – так называли либо границу либо дорогу, в зависимости от контекста разговора.


[Закрыть]! Ни маскироваться, ни дробить караван они не будут – наоборот будут спешить! Тут-то мы их и возьмем за вымя! А если что – мы просто предъявим в штабе афганскую карту и скажем, что границу не переходили. Вот и все.

– Ты прикидываешь, старшой, какой это может быть караван? – после нескольких секунд молчания спросил Шило

– А что, ты думаешь, что мы все идем на пять ослов2525
  местный прикол. Как-то раз спецназовцам надоело сидеть в засаде и чтобы не возвращаться с пустыми руками они забили караван всего в пять ослов, еще и пустой, без оружия и наркотиков, взяв на этом четыре автомата и один пулемет. И все. Выход стал поводом для насмешек.


[Закрыть] поохотиться? Я хочу забить большой караван, чтобы в старости было о чем вспомнить.

– Если эта старость у тебя будет… – проворчал Шило, чтобы хоть что-то сказать – как располагаемся?

– А что тут мудрить? Видишь, ущелье хорошее. Отсюда дорога – переход границы и прямой ход на Гошту – его уже восстановили и Тангай – его мы еще не грохнули. Пулеметы здесь, здесь и здесь, остальные – широким фронтом по этому вот балкону. Сюда ставим МОНку – она рубанет их по ногам, завалит весь головной дозор. После чего свободная охота. Какой бы ни был караван – здесь мы будем на пятьдесят метров выше тропы. Минируем растяжками и картошкой2626
  Растяжка – граната с привязанной к чеке леской, это все уже знают. А картошка – это граната с выдернутой чекой, присыпанная землей или камнями так, чтобы спусковой рычаг на честном слове держался. Неосторожно ногой задел – взрыв.


[Закрыть] осыпь – ни одна сволочь не подберется. Так и забьем.

– А вытаскивать как?

– А смысл? Посмотрим чего там ценного из легкого, все подорвем – и руки-ноги оттуда. Пришел – нагадил – отвалил. Все как всегда…

Пакистан, Пешавар. 23 сентября 1986 года

Барьялай был удачливым…

Удача была с ним всегда, по ней он не уступал даже легендарному Ахмад Шаху по прозвищу Масуд.2727
  Масуд – счастливчик (дари).


[Закрыть] Только удачей можно было объяснить то, что в семьдесят шестом он свалился с дизентерией и не приехал в Кабул. А те, кто приехал – были расстреляны даудовской охранкой за подготовку исламистского государственного переворота. Бежать удалось тогда немногим – Раббани, Масуду… Еще ему. Он выжил и в страшные месяцы правления Амина – тогда людей хватали по одному подозрению, пытали, сбрасывали ямы с хлорной известью. Патологически жестокий и подозрительный Амин придумал новый, еще невиданный для Афганистана способ казни. Советские друзья поставляли старые самолеты Ан-12 для афганской армии – сами-то советские перевооружались на Ил-76. Вот и загружали в просторный десантный отсек «аннушки» человек семьдесят, взлетали – а потом где-нибудь над горными хребтами Гиндукуша открывали рампу. Это так и называлось – «десант». Однажды за малейшее неповиновение режиму в кишлак пришли войска, командовал которым дядя Амина – и сбросили всех мужчин – часть живых, а часть расстрелянных – в шахту. Барьялай уважал Амина – он был последним настоящим руководителем Афганистана, пусть и безбожником – не то, что сейчас. На Востоке уважают силу.

В Пакистан Барьялай попал в семьдесят девятом – первый год, когда беженцы из Афганистана хлынули в соседнюю страну не тонким ручейком – а полноводной рекой. Он уже был исламистом со стажем, полноправным членом запрещенной организации «Джаванан-и-муслимен»2828
  Джаванан-и-муслимен – мусульманская молодежь – запрещенная экстремистская организация, существовавшая в действительности. С нее по сути начиналось исламское сопротивление в Афганистане. Все – и Раббани и Хекматиар и Халес и другие прошли через нее.


[Закрыть], по сути афганского филиала движения «Братья-мусульмане» – и поэтому довольно легко выбился в люди, стал полевым командиром. В Пакистан его отряд – тогда от больше чем ста человек в живых осталось двадцать, их сильно потрепали вертолеты и самолеты-штурмовики – вернулся четыре месяца назад. Здесь он пополнился новыми, прибывшими со всего света моджахедами, в чьих сердцах горело фанатичное желание убивать шурави, перевооружился – американцы как раз доставили новые гранатометы, автоматы АКМ египетского производства и «Стингеры» – и готов был вновь идти в бой. Сам же Барьялай наведался в банк в Пешаваре и с удовлетворением убедился, что американцы не обманули – его счет сильно пополнился. Еще один – два выхода, и он уйдет на покой, уважаемым человеком, купит несколько лавок, возьмет себе пару молоденьких жен и проживет остаток жизни в довольстве и спокойствии.

Последний выход Барьялая в Афганистан был не таким удачным как все предыдущие, он потерял в тяжелых боях почти весь свой отряд. Вышел он, в тот проклятый поход конечно же не для того чтобы воевать с шурави – последний дурак пойдет воевать с шурави. Шурави – это настоящая армия, с танками, с пушками, с вертолетами и самолетами. Попробуешь воевать с ними в открытую – ляжешь без вариантов, тебя просто размажут по скалам, не останется даже могилы. С шурави воевали в основном наемники, да конченные фанатики, которым промыли мозги в медресе. Вот они воевали, убивали и гибли сами – тысячами. Моджахеды же ходили воевать с афганцами, многие из них афганцами не были и не испытывали никакого сожаления вырезали кишлаки – а кто-то настолько ошалел от крови, что воевал с собственным народом, с такими же афганцами как он сам. Они шли убивать, грабить, вырезать партядра2929
  Партядра – одной из ошибок НДПА в Афганистане было стремление установить свою власть даже там, где ее не было никогда даже при короле и Дауде. С этой целью организовывались партядра, они посылались в кишлаки и уезды, тем самым создавая фактор раздражения для местных жителей и служа мишенями для духов. Если бы была принята более разумная политика – создать несколько укрепленных районов и оттуда действовать – потерь было бы намного меньше, и среди афганцев и среди русских – а моджахеды таких успехов не достигли бы. Но даже при всем при этом моджахеды на одного убитого русского теряли двадцать-тридцать своих.


[Закрыть], уничтожать учителей и врачей. Благословением Аллаха было, если на дороге попадется русский врач или учитель – за их головы платили очень много. Иногда вступали в стычки с отрядами афганской армии и царандоя – те бойцами были трусливыми… даже не трусливыми, просто многие считали грехом стрелять в своих братьев по крови. А вот прямых стычек с русскими моджахеды избегали и воевали всерьез только тогда, когда не было иного выхода, когда надо было защищать укрепленный район, когда выдалась возможность забить колонну, выпустить мины и ракетные снаряды по позициям шурави, или какое то другое дело – быстрое и относительно безопасное. Еще всерьез сражались с щурави племенные ополчения, с которыми не было договоренности о прекращении огня – но только на своей земле, и не за ислам, а за землю. В остальных случаях, столкнувшись с шурави, моджахеды предпочитали бежать.

Вся эта война держалась на деньгах – на больших деньгах, на деньгах потоком текущих из-за границы от США, Китая и богатейших стран Персидского залива. Солдат правительственной армии и Царандоя получал в месяц жалование примерно полторы тысячи афгани. А если человек вступал в отряд моджахедов – то ему сразу в качестве пособия выдавали пятьдесят-семьдесят тысяч афгани. И платили еще потом – от трех до пяти тысяч афгани зарплату. Если шурави научили тебя дефицитной специальности – снайпер, сапер, пулеметчик на крупнокалиберном пулемете – зарплата твоя будет больше в два, а то и в три раза, плюс к тебе приставят личную охрану. Специалисты, подготовленные шурави, ценились, часто моджахеды, заходя в кишлак, искали тех, кто отслужил в афганской армии и… нет, не убивали их, а предлагали пойти к ним в отряд и зарабатывать не в пример больше, чем можно было бы заработать честным трудом. Два года отслужил в народной армии – теперь два года отслужи в исламской. Вот так, на огромных деньгах и длилась эта война…

Барьялай понимал людей, видел их насквозь – только его звериное чутье и хитрость помогли во время его последней вылазки уцелеть. Все шло как обычно – подошли к кишлаку, через доверенных людей выяснили, есть ли тут партядро, кто из жителей кишлака активничает, кто не ходит в мечеть, кто посматривает в сторону новой власти. А потом окружили кишлак со всех сторон – и ворвались в него…

Партядро сумели обезвредить быстро – тот же доверенный человек перерезал телефонный провод, а дальности рации не хватало. Потом пошли на штурм. В партядре как всегда было пять человек, одного застрелил снайпер, остальных покрошили выстрелами из гранатометов. В партядре оказалась и женщина, над ней надругались, уже над мертвой. Потом начали судить жителей кишлака. Двоим, на кого указали, как на пособников новой власти отрезали головы и зашили во вспоротые животы. Так же поступили с учителем, которого прислали из Кабула, чтобы учить детей. Надругались над всеми детьми, которые посмели ходить в школу – и над мальчиками и над девочками. Забрали все что было ценного, при грабеже убили старика, который посмел им помешать. И ушли – до другого кишлака.

Неприятности начались в третьем кишлаке. Внедренный туда душманами агент продался ХАДу, и когда духи пришли в кишлак, успел сообщить о нападении. Кишлак они захватили, успели всласть покуражиться – а вот уйти не сумели. Как раз когда они собирались идти дальше, уже огрузшие от добычи – над кишлаком закружились в смертельном танце вертолеты.

С предателя заживо сняли кожу – а потом началась эта страшная гонка. Им повезло – афганцы решили провести операцию сами, не ставя в известность шурави – иначе, скорее всего, уйти не удалось бы никому. Высадив десант на окрестные высоты, афганцы не решились штурмовать кишлак с ходу, решили дождаться подхода бронегруппы. Духи выиграли время, среди людей Барьялая был один очень ценный – сын мастера-кяризника, знающего все кяризы в округе. В любом кишлаке есть колодцы, прямо связанные с кяризами – человек не может существовать без воды. Вот по ним Барьялай и ушел, оставив часть группы на верную смерть за идеалы ислама. Потеряв своих людей и перебив людей Барьялая бойцы афганской армии ворвались в кишлак, слили в кяризы несколько бочек с топливом, подожгли – но было уже поздно. Барьялай ушел.

Верней, это он думал что ушел. Поняв, что произошло афганцы сообщили шурави и маневренные отряды советских войск начали операцию поиска и перехвата, стремясь отрезать группу Барьялая от границы, запереть в каком-нибудь ущелье и не спеша добить. Скорее всего, Барьялай, хитрый и жестокий бандитский вожак-басмач сумел бы уйти, ведь горы велики и сколь-либо плотно перекрыть их просто невозможно. Но, наверное, чаша терпения Аллаха переполнилась от злодеяний, совершенных во имя его и с именем его на устах бандитами Барьялая. Они не успели пройти и километра от лаза из подземного лабиринта – как прямо на них из-за горы выскочила пара вертолетов шурави…

Началась гонка. Барьялай разбил отряд на несколько мелких групп, дав задание прорываться к границе и назвав точку встречи по ту сторону. Сам пошел с меньшей из всех, всего десять человек – но десять человек самых преданных, самых опытных, прошедших с ним огонь и воду. И он шел с ними к границе, не шел – бежал, скрываясь в скалах от вертолетов, моля Аллаха чтобы его не заметили летчики барражирующих в небе штурмовиков. Он строго настрого запретил своим людям стрелять в самолеты и вертолеты, и даже в наземные отряды шурави, чтобы не выдавать себя. Все равно, сбить вертолет шурави им было нечем, а вот от ответного удара НУРСами или бомбами от них бы осталось мокрое место. Русские высаживали десанты на скалы, перекрывали заслонами известные им караванные тропы, отрезая душманов от границы. А они бежали и бежали, преследуемые шумом винтов и пулями. И снова бежали. Падали. Поднимались и бежали дальше. Но не все…

В точке встречи Барьялай ждал три дня. Вышли – всего двадцать человек. Из ста. Банда была почти уничтожена. Почти – потому что жив был сам Барьялай.

Произошедшее стало причиной того, что Барьялай решил, эта вылазка – последняя. Шурави научились воевать, среди них стало слишком мало баранов и слишком много – волков. Поэтому, с этой вылазки, с той в которую он идет сейчас, надо заработать все, что только можно.

Недавно Барьялай договорился с купцами – о том, что когда его отряд пойдет обратно – то возьмет на сопровождение караван. Довести его надо было всего до Тангая, там уже его раздробят на малые части и погонят другие люди. Но до Тангая довести его было надо – и купцы платили за это солидно. А если можно заработать денег – почему бы и не заработать. Узнав о том, что караван пойдет под охраной Барьялая, в отряде которого было под сотню моджахедов, купцы набрали аж восемьдесят ослов с товаром вместо обычных пятидесяти. Восемьдесят – это не пятьдесят, заявил им вчера Барьялай и повысил цену. Купцы согласились…

Сегодня, Барьялай собирался уже выходить – как его вызвал к себе местный резидент ЦРУ, вызвал его с самого утра, не дав нормально отдохнуть в последний спокойный день. Вообще-то Барьялай хотел его послать куда подальше – но вовремя одумался. Нельзя – американцы это деньги и оружие, без американцев шурави уже бы раскатали моджахедов в тонкий блин. У шурави – самолеты, вертолеты, танки, орудия – с голыми руками на них не пойдешь. Перестанут американцы поставлять Стингеры – и что тогда делать с советскими вертолетами? Но все равно – американцев Барьялай сильно недолюбливал.

К штаб-квартире ЦРУ – она располагалась как раз в лагере, где проходили подготовку его моджахеды – он подъехал на лошади. Автомобили Барьялай тоже не любил – а по лошади сразу можно сказать, кто ее хозяин. Вообще, в Афганистане содержать лошадь мог только очень богатый человек, обычные люди обходились ослами и ишаками. Седло на лошади Барьялая было изукрашено медными и даже серебряными украшениями – солидно. Соскочив с лошади, Барьялай направился к знакомой двери, твердо решив, что если ЦРУшнику что-то будет нужно-простым «спасибо» он не отделается.

Но ЦРУшник встречал его не в кабинете, как обычно – стоило только Барьялаю подойти к двери, как она распахнулась, и навстречу вышел американец. Моджахед сразу приметил, что с американцем что-то неладно…

– Как ваше здоровье, эфенди… – Барьялай лицемерно поклонился и прижал руку к груди – как семья?

– Здоровье хорошее, слава Аллаху – американца определенно что-то беспокоило – но я позвал тебя, не для того, чтобы разговаривать о здоровье – моем, твоем, моей семьи. Есть дело, возможно опасное. Но я знаю, что ты, Барьялай с ним справишься…

Курран тоже имел дело с этими людьми не первый год, и знал на каких струнах и как играть. Стоит только усомниться в их достоинствах как воинов… На пулемет полезут, не задумываясь.

– Никто с ним не справится эфенди – кроме меня!

– Я так и думал. Нужно сопроводить человека. На ту сторону…

Пока Барьялай ничего серьезного не видел – ну сопроводить, так сопроводить. На ту сторону ходили часто – журналисты, сотрудники «Красного креста», наемники, разведчики, инструкторы. Дело житейское.

– Куда сопроводить?

– Тангай. Туда же, куда идешь и ты.

Барьялай не мог понять причины нервозности американца.

– Сопроводим…

Американец придвинулся ближе

– Ты сказал. Ты нее понимаешь, насколько важен этот человек? Он важен настолько, что если ты не доведешь его до Тангая – господин Хекматиар3030
  Гульбеддин Хекматиар, полевой командир, исламский экстремист из непримиримых, один из членов «Пешаварской семерки». Жив до сих пор, имеет отношение к движению «Талибан». Особо опасен.


[Закрыть] прикажет снять кожу с тебя и со всех твоих людей. Теперь ты понимаешь, насколько это серьезно?

Давать задний ход было поздно…

– За такую работу должна быть и плата…

– Назови! – американец был не настроен шутить

– Двадцать.

Американец поморщился. Двадцать тысяч долларов – это много, столько за перевод одного человека никогда не платили. Но – по крайней мере, этот самый Маллен не будет стоять у него над душой. Он платит за то, чтобы от него избавиться – хотя бы на время. А там…

– Согласен…

– Деньги вперед.

– Получишь сейчас же. В банке. Помни, что я тебе сказал.

Барьялай улыбнулся

– Пусть твой человек приготовится идти. Выходим уже сегодня.

Пакистан. Зона племен, спорная территория. 24 сентября 1986 года

Место для засады было идеальным. Если бы это было в любом другом месте – лейтенант никогда бы не разместил группу здесь – как в тире, первое что приходит в голову, когда смотришь на это место – «засада». Но здесь был то ли Афганистан, то ли Пакистан – короче, для духов это была своя земля. А для них – чужая. Чужая и враждебная, где не стоило задерживаться ни одной лишней минуты.

В качестве тормоза для каравана лейтенант избрал минное поле – просто ничего другого сделать было нельзя. Если бы он поставил группу по фронту каравана, прямо на тропе – он демаскировал бы засаду и подставил бы пацанов – а этого он избегал настолько, насколько возможно. Конечно, это их земля, тут они будут гнать караван не так как в Афганистане. В Афганистане перед караваном гнали стадо животных, чтобы если тропа заминирована – животные ее бы разминировали своими ногами. В последнее время у шурави появились мины нового поколения – комплексы «Охота», различающие животных и людей и не реагирующие на животных. После того, как несколько караванов погибло на управляемых минных полях – тактику снова сменили. Теперь где были пленные и рабы – вперед гнали пленных, где таковых не было – вперед гнали женщин и детей, потому что их жизни по сравнению с жизнями мужчин мало что стоили. В итоге сейчас спецназовцы и вовсе предпочитали подрывать мины вручную там, где это было возможно.

Они расположились не так, как планировалось раньше – а на противоположном склоне, на террасе. До тропы, по которой пойдет караван было всего метров сто пятьдесят – двести. Лейтенант разбил подчиненных ему людей на две большие группы по восемь человек и разнес их по фронту более чем на двести метров. Рискованно – но в таком случае первая группа будет бить в лоб каравана, вторая – в хвост и таким образом получается что-то вроде огневых клещей. По центру же будет относительно безопасно – там они пойдут в атаку. И там их будет ждать минное поле…

Минное поле ставил старый и опытный ас, виртуоз саперного искусства, прапорщик Раденко, единственный в группе старший прапорщик. Он же был самым старшим в группе по возрасту – тридцать девять лет. Этот старый и прожженный волк войны, успевший хапнуть и Вьетнама, и в Ливане побывать, и еще черт знает где, был фанатиком минной войны. Его и сослали то в спецназ ради того, чтобы он не задалбывал командование требованиями начать тотальную миную войну, перекрыть управляемыми минными полями всю афгано-пакистанскую границу. Прапорщик Раденко вообще считал, что все остальные члены группы должны просто сопроводить его до места встречи каравана, помочь дотащить минно-взрывные средства и прикрыть его, пока тот вяжет взрывную сеть. А стрелять и смысла нет – если духи войдут на минное поле, установленное им, Раденко – то ни один из них с него не выйдет. Разведчики матерились – Раденко не знал меры и всегда брал минно-взрывные средства с запасом, «шобы було» – что добавляло по два, а то и три килограмма к их и так тяжелым рюкзакам. Но Скворцов его уважал – а остальные его зауважали после того, как на одно из минных полей прапорщика влетел большой караван из десяти «Симургов».3131
  Симург – полноприводный пикап.


[Закрыть] Минное поле тогда ставили долго, несколько часов и мин не пожалели. А суть была в том, что электрическая цепь автоматически замыкалась тогда, когда головная машина въезжала на обозначенный участок. К этой цепи были густо привязаны «лягухи» и МОНки3232
  Лягуха – ОЗМ-72, подпрыгивает на полтора метра и взрывается, целое отделение разом лечь может. МОНка – мина направленного действия, взрывчатка и поверх нее с одной стороны – готовые осколки. Тоже подорвется – хорошего мало. Существует в различных вариантах МОН-50, МОН-90 и т. д.


[Закрыть] Потом подсчитали, сколько патронов израсходовали на то, чтобы забить караван – ровно шесть. Лейтенант прибил из СВД тех, кто еще подавал признаки жизни после подрыва и все, остальные даже не стреляли. Весь караван разом подорвался на минном поле – и сгорел дотла…

Сейчас прапорщик сидел на террасе, объясняя своим помощникам – он натренировал нескольких бойцов группы помогать ему, потому что времени в одиночку поставить минное поле не хватало. Помощниками были Шило, Бай и Грузин.

– Значит так… – прапор уже усел примерно начертить схему местности на вырванном из тетради листе и сейчас быстро расставлял пометки карандашом – вот здесь мы их стопорнем. Здесь – видишь, куст – я поставлю МОНку…

– А если головной дозор будет проверять кусты? – спросил Шило

– На своей-то территории? – фыркнул прапор. И тем не менее, слова Шила заставили его задуматься. Он обернулся, осмотрел тропу сначала невооруженным глазом, потом в бинокль. И принял решение – другое…

– Ты прав. Тогда делаем вот что – он быстро стер ластиком несколько пометок, начертил новые – вон там вон есть валун, видите? Под него-то я и подложу «громыхалку» прямо под основание, солидно так. Сигналом к началу операции будет подрыв этой самой громыхалки. Я не я, если камень не свалится на тропу – а в нем несколько тонн. На тропе он, конечно, не удержится – но шарахнет изрядно. Дальше. Вдоль тропы с удалением десять – двадцать метров высаживаем «озимые» – в одну строчку, с интервалом метров двадцать. Это делаем я и Шило – Шило сажает «озимые», я минирую валун и присоединяюсь к Шилу. Грузин – ты с Баем отрезаешь позиции стрелков МОНками – картошку сажать не будем, смысла нет. На неизвлекаемость не ставь – если будет возможность, заберем с собой. Нам еще от хвоста отрываться.

– Типун тебе на язык, прапор… – недовольно поговорил Шило, хотя понимал, что тот прав. После того, как они нашкодничают на земле, которую пакистанцы считают своей – без хвоста не обойдется. А мины – лучший способ рубить хвост. Поэтому и осторожничает прапор – оставляет запас мин на этот самый случай, на случай хвоста.

– Типун не типун – а приступаем…

* * *

Хотя в караване и не было ни одной машины – машинами груз гоняли в пустыне Регистан, а не здесь, через горы, где иногда и баран горный не пройдет – все равно караван выглядел солидно. Очень…

Солидно он выглядел прежде всего из-за своих размеров. Восемьдесят два осла – неприхотливые, маленькие животные, способные нести столько же поклажи, сколько весят они сами. Поклажу сгружали с машин – тут же, параллельно каравану приткнулись два старых, «носатых» Мерседеса с высокими бортами. Быстро выстроив три цепочки, низкорослые беженцы – их всегда привлекали для такой вот работы, платя сущий мизер – перебрасывали из рук в руки груз, а последний упаковывал их в переметные сумы – хурджины и грузил их на ослов. В основном – одежда, трикотаж, простенькая японская бытовая техника. Это сверху, снизу, прикрыв вещами – обязательно по двадцать – тридцать килограммов героина. Белой смерти…

Похлопывая плеткой по штанине, Барьялай расхаживал перед колонной. Погода была идеальной – не холодно, не жарко и нет ветра, синее небо и желтый диск солнца над головой. Идти одно удовольствие…

Идти предстояло пешком весь маршрут отсюда и до ближайшего базового лагеря по ту сторону границы. Некоторых подвозили к самой границе – но его люди пойдут пешком. Много молодняка, надо присмотреться, как они идут. Возможно, кого-то придется отставить здесь, в Пакистане. Сейчас его бойцы расхаживали перед караваном, важные как павлины. Кто-то смеясь проводил пальцем по горлу – показывал как он будет отрезать головы шурави.

Американец появился в последний момент – его привез Курран на своей большой, черной машине. Глядя на прикид американца, Барьялай нахмурился – вырядился как на проклятую охоту. Белый господин, мать его… Светло-серый охотничий костюм, черные очки, и как заключительный аккорд – гребаная шляпа.

– Казанзай! – позвал Барьялай одного из своих моджахедов, который знал английский язык – держись рядом со мной! Будешь переводить!

Вдвоем Барьялай и Казанзай подошли к джипу, возле которого переговаривались американцы…

– Переводи – кивнул Барьялай – я командир полка Исламской партии Афганистана Барьялай…

– Называй этого господина «мистер Джонс» – сказал Курран, господин же этот ничего не сказал, просто молча кивнул

– Казанзай. Иди и посади этого господина на осла, который будет ехать рядом со мной.

Казанзай поклонился, прижимая руку в груди.

– Да, эфенди… Идемте со мной, эфенди…

Маллен ни слова ни говоря пошел за низкорослым афганцем. В руке у него было нечто вроде небольшой сумки или планшета.

Барьялай смерил взглядом своего куратора

– Кто этот человек?

– Тебе следует знать только что, что тебе заплатили деньги за его переправку через границу. И тебе следует знать – что будет с тобой и с твоими людьми, если он не дойдет до Тангая. Больше тебе ничего знать не нужно.

Вожак бандитов немного подумал. Сейчас бы он скорее всего отказался – но деньги были ему уже переведены

– Я доведу его до Тангая. Но дальше его судьба – в руках Аллаха

Американец кивнул, подтверждая это.

– Аллах с вами.

– Да, Аллах с нами…