Текст книги "Противостояние"

Решение, принятое лейтенантом было опасным – но единственно верным. Деля группу на две, он давал шанс и тем и другим. Первые – да они рисковали, идя по тропе в половинном составе. Но – случись впереди засада, они могли отступить на заранее подготовленные второй группой позиции. Вторая группа могла занять господствующую высоту и успеть укрепиться – в лысых афганских горах это значило очень много, сверху вниз можно было расстреливать наступающих как в тире. Наконец, вторая группа могла сманеврировать и, обойдя засаду с фланга или тыла ударить как раз туда, откуда не ждут…

– Есть!

– Не вляпайся, братан! – лейтенант глянул прямо в глаза своему замку – не лезь на рожон, пацанов не положи.

– Да есть… – досадливо проговорил Шило – все мои за мной!

* * *

На засаду нарвались, когда лейтенант уже грешным делом подумал, что вырвались. Прошли больше десяти километров, столько же осталось до посадочной точки – и тут по нервам бичом хлестанула скороговорка пулемета где-то впереди. Секунда – и перекрикивая пулемет заговорили сразу несколько автоматов, не меньше десятка.

Черт… Немного еще.

Но самое худшее – это даже не автоматы, не гранатометные разрывы – почти сразу же с автоматами забасил, перекрывая автоматный лай, ДШК – самое страшное из того что было у духов. Его размеренный, глухой бас было не перепутать ни с чем. Пули пробивали все – броню БТР, дувал4949
  Дувал – это такая ограда, обычно примерно с человеческий рост или чуть ниже, сляпанная из глины и тростника. Обстрелы из-за дувалов, перемещение за дувалами с внезапными нападениями и быстрыми отходами – любимая тактика духов при бое в населенном пункте.


[Закрыть], кирпичную стену, любой бронежилет – все. У духов такое оружие было редкостью, оно обычно применялось в системе обороны укрепленных районов. Слишком тяжелое: чтобы нести его и боезапас нужно несколько ослов и как минимум два человека подготовленного расчета – не считая погонщиков ослов. Для того, чтобы выживать, духи должны были быть предельно мобильны, а с таким грузом далеко не уйдешь, попадешь под удар крокодилов или грачей5050
  Грач – Су-25, чернорабочий той и последующих войн, наверное лучший штурмовик в мире.


[Закрыть]. Чтобы заставить духов взять с собой ДШК… должно было произойти что-то экстраординарное. И если Шило с пацанами напоролись на ДШК…

– Старшой! Смотри! – идущий первым по тропе Муха, мелкий, но выносливый и злой разведчик показал рукой в сторону опасности.

Еще один отряд…

Духи… Человек двадцать… Идут как-то странно – они что их – не видят???

И тут лейтенант понял – не видят! Они сосредоточены на той группе, что ведет бой на тропе, на группе Шила. Сейчас они пытаются отрезать ей путь назад, зайти с тыла и окружить. А их – они пока не заметили, они даже не подозревают о наличии второй группы спецназа, идущей сразу за первой!

– Тихо! Залечь! К бою! – несмотря на то, что до духов был почти полкилометра, лейтенант скомандовал шепотом.

Спецназовцы залегли – прямо на тропе, потому что иного, лучшего укрытия рядом не было – а если так и оставаться на ногах – вполне могут заметить.

– Огонь по моему выстрелу! Передай по цепочке!

Портативных средств связи не было. Как-то раз у духов нашли портативные радиостанции Моторола – несколько комплектов досталось разведчикам при зачистке очередного укрепленного района. По сравнению с тяжелой капризной и глухой Р148 японские средства связи были что небо и земля но… при очередном визите кабульских штабных нештатные средства связи изъяли и… с концами.

Лейтенант толкнул в бок плененного американца – он повалился на тропу едва ли не первым и вообще вел себя странно – даже намека на попытку бежать не было.

– Лежать. Головы не поднимать!

Американец ничего не ответил…

Успокоиться. Три-один-два. Три-один-два…

Это было у лейтенанта еще со школы СДЮШОР, школы олимпийского резерва. Любой спортсмен-стрелок должен уметь мгновенно погасить свои эмоции, забыть обо всем, что не связано с предстоящим выстрелом. Павел Васильевич, его тренер по стрельбе учил не просто стрелять – он учил пацанов многим другим вещам, каким их нигде бы не научили. Он научился им от деда, побывавшего в оккупированном японцами Китае, и теперь передавал искусство дальше – тем, кому доверял, и кого видел. В частности, тренер учил мгновенно приходить в особое, отрешенное состояние. Японцы называют это мушин – когда стреляющий рассчитывает точку попадания и стреляет на инстинктах. Не на разуме, а именно на моторной памяти, на вбитом в подкорку чутье. Для мгновенного перехода Кораблёв обучал использовать систему ключей – особых формул, при произнесении которых сознание мгновенно переходит в нужное состояние. Каждый из пацанов, ходивших в СДЮШОР, до помрачения сознания заучивал ключи, каждый свой. У Коли Скворцова ключ был «триста двенадцать». Три-один-два…

Если я вижу цель – значит, я попаду.

Три-один-два. Три-один-два. Три-один-два/

Поймав промежуток между двумя ударами сердца, Скворцов нажал на спуск, целясь в высокого в черном тюрбане моджахеда. Не чувствуя отдачи винтовки, не видя выброшенной механизмом гильзы, не слыша загрохотавших рядом автоматов, не отвлекаясь ни на что он перевел прицел винтовки дальше, нажал на спуск еще раз. Потом еще и еще…

Три-один-два. Три-один-два…

– Старшой… Старшой, ты что?

Лейтенант дернулся как от удара током – выход из ключа всегда серьезная встряска для организма. Уставился на Муху…

– Что?

– Старшой, двигаться надо. Ты их всех попластовал, легли как на параде Быстрее, пацаны двинули уже!

Вряд ли бы кто-то поверил в это, не видя собственными глазами – но это было так. Из двадцати заходящих в тыл спецгруппе моджахедов лейтенант положил одиннадцать, причем первых троих – меньше чем за две секунды. Такое невозможно было сделать, используя снайперскую винтовку Драгунова с ее довольно сильной отдачей. Можно было срезать двоих, троих – не больше. Дальше обычная стрельба с попаданиями и промахами. Никак не одиннадцать целей без единого промаха. Невозможно было и сделать три точных прицельных выстрела менее чем за две секунды. Но он это сделал. Джинба иттай – неразрывное единение всадника с конем и с оружием, благодаря ему всадники-самураи точно попадали стрелой в цель с трех сотен шагов, стреляя с бешено несущейся лошади. Прошли времена, изменилось оружие, изменились и люди – но суть неразрывное единение человека и его оружия – осталась…

Джинба иттай. Спасибо тебе, дядя Паша…

Окончательно придя в себя и подхватив винтовку, лейтенант подтолкнул вперед своего пленника и сам направился за остальными.

* * *

Едва успели занять позиции у самой вершины – как появился головной дозор, первая идущая по тропе восьмерка. Шестеро шли, перебежками, падая за камни, огрызаясь выстрелами. Не очередями – именно выстрелами, в спецназе очередями не стреляли никогда, каждый выстрел должен быть в цель. Исключения бывали – но они лишь подтверждали правило. Спецназ не десант и не мотострелки, они уходят в поиск на дни, а то и на недели, боеприпасы несут на своем горбу, и все что ты унес – то у тебя и есть. Стрелять очередями – просто не хватит патронов.

Двоих тащили – на плащ-палатках. Влипли…

Последним отходил Шило, прикрывая всех остальных. Судя по тому как он отходил – достали их капитально. Он стрелял из своего ПКМ прямо с рук, держа пулемет за сошки, почти не залегал. Пули летели градом – но ни одна не задела этого стального человека, они словно боялись его…

Лейтенант выстрелил – один из моджахедов, неосторожно сунувшийся дальше, чем стоило соваться, да еще с гранатометом рухнул на осыпь, накрыв собой готовый к выстрелу гранатомет. Еще один сунулся – то ли вытащить сородича, то ли взять гранатомет чтобы выстрелить в ненавистных шурави – лег рядом…

Остальные заняли позиции – но пока огонь не открывали. С такого расстояния, какое разделяло сейчас советских спецназовцев и духов из автомата попасть вообще сложно – значит, не следует и позиции свои демаскировать. Командир стреляет, раз может – вот и пусть стреляет…

Дальше духи не сунулись. На самом деле это плохо, если бы сунулись – это значит, что перед тобой фанатики, малограмотные феллахи с автоматами. Полегли бы. А так… окружили и ждут, пока подойдут подкрепления. Еще и артиллерия партизанская прибудет – минометы. И тогда точно…

Шило шумно плюхнулся рядом с командиром…

– Кто?

– Бай тяжелый. В живот. Муха чуть полегче, но идти не сможет.

Добегались…

– Связь! – заорал лейтенант, криком выплескивая раздражение – связь, мать вашу!!!

Под руку сунули гарнитуру…

– Склон, я Гюрза! Склон, ответьте Гюрзе!

И снова – треск помех. Как назло…

– Склон, ответьте Гюрзе!

– Склон на приеме!

– Склон, я Гюрза. До точки дойти не могу, повторяю, до точки дойти не могу. Имею трехсотых, нуждаюсь в эвакуации!

– Тебя понял, Гюрза, давай координаты!

– Нахожусь десятью километрами восточнее точки эвакуации, занял господствующую высоту. По карте это…

– Семнадцать-пятнадцать… – подсказал Шило с полтычка въехавший в тему, успевший развернуть карту и привязаться к ней.

– Квадрат семнадцать – пятнадцать по карте шесть, занял высоту! При подходе мишек обозначу себя дымом! Как поняли, прием!?

– Понял тебя, Гюрза, идем к тебе, идем!

– На подходе ДШК работает, передай летунам! ДШК работает, западнее нас работал!

– Понял тебя, Гюрза…

Что мы имеем… Заняли господствующую высоту – это хорошо. Укрытия какие-никакие здесь имеются, не голяк, продержаться сколько то можно. С высоты проще стрелять, сверху вниз, в то же время духам придется стрелять снизу вверх, а это намного сложнее. Опять-таки и эвакуироваться с высоты намного легче, зависла вертушка над самой вершиной и все.

Патроны – осталось немало, с каравана пополнили запас, по крайней мере у половины группы он почти неизрасходован.

Минусы – двое трехсотых, окружение духами, работающий рядом ДШК. Пленный этот мутный какой то, непонятно кто. Это из-за него, получается такое… Но так или иначе – до темноты продолжаться вполне даже можно…

Что может быть в темноте – о том лейтенант не хотел даже думать. Сначала подтащат минометы, базовый район духов с запасами тут неподалеку найдутся и минометы и минометчики и мины. Подтащат и начнут расстреливать. А потом – ночная атака в рукопашную обкуренных духов, если кто-то еще останется в живых из спецназовцев, чтобы ей противостоять. Вот такие вот неприятности ожидали группу, если в самое ближайшее время не появятся Мишки.

Словно подтверждая мрачные мысли лейтенанта, ниже из позиций, метрах в тридцати громыхнуло, каменистый склон расцвел черным цветком минометного разрыва. Пристреливаются – как пристреляются, им прямо на головы упадет.

– Старшой, Грузин говорит – со всех сторон окружили…

Значит, не уйти. Впрочем, с их грузом да еще и с ранеными так и так не уйти.

– Рад!

Приполз прапор – лицо его было злым – и в то же время веселым. Наконец то настоящее, без всяких скидок дело.

– Минируй подходы. Где можно. Не рискуй. Шило, прикрой его.

– Сделаем…

– Понял, командир… – Шило приник к пулемету

– Окапываемся! Окапываемся, б…!!!

Окапываться все начали и без команды. А что такое окапываться в Афганистане – это сложно передать словами, это надо испытать. Особенно на горном склоне, когда лезвие лопатки царапает по камням и ты не копаешь – ты скребешь как крыса, вгрызаешься в землю, кровяня пальцы, срывая ногти и набивая мозоли. А по тебе в этот момент палят из ДШК или из миномета и от того, как быстро ты выкопаешь нечто похожее на окоп и вообще сумеешь ли ты это сделать – зависит твоя жизнь.

– Алла… – донеслось снизу

Духи решили-таки атаковать. Снизу ударил пулемет, потом еще один – и моджахеды, строча на ходу из автоматов, бросились вперед, в гору. Ни один и них не пытался залечь, ни один из них не соблюдал какой-либо дисциплины огня – они просто стреляли на ходу, стараясь как можно быстрее достичь вершины с ненавистными шурави, как можно быстрее подойти хотя бы на гранатный бросок.

– Моим не стрелять! – заорал лейтенант.

Не самое худшее – духов десятка два. Можно отбиться и так. Пусть духи до последнего думают, что их здесь меньше, чем есть на самом деле.

Минометная мина рванула где-то вверху, осколки противно пропели над головой. Вилку кладут, сволочи5151
  Класть вилку – терминология из артиллерии. Первая мина или снаряд ложится с недолетом, вторая – с перелетом, по попаданиям корректируется прицел и третья попадает точно в цель.


[Закрыть]…

Лейтенант повел прицелом, выискивая пулеметчика. И нашел – он расположился далеко, даже очень далеко – метров семьсот не меньше. У одного из валунов то и дело вспыхивал злой огонек…

Хлопнула СВД, толкнула в плечо – и словно искра мелькнула на серой поверхности валуна, пуля ушла левее и выше. Не обращая внимания на огонь моджахедов, лейтенант прицелился и выстрелил вновь – попал или нет, видно не было, но духовский пулемет заткнулся.

Первый натиск отбили на удивление быстро и совершенно без потерь – просто перестреляли духов в несколько автоматов. «Помог» и минометчик – во время штурма позиций русских он не прекратил огонь и одна из мин легла прямо на головы атакующих духов, сразив осколками по крайней мере четверых5252
  Стрелковые таланты духов, ходящие про них байки что из БУРов, британских Ли-Энфильд 303 попадали за километр, в основном из области мифов. Да, были у них и снайперы, были и просто удачные выстрелы, благо пуля из БУРа на километр только так летит. Но в основном относительная «удачливость» духов объяснялась тем, что они либо стреляли на очень коротких дистанциях, навязывали бой в зеленке, в населенном пункте. Либо занимали господствующие высоты, стреляли сверху вниз, в то время как нашим приходилось стрелять снизу вверх, а любой практик скажет вам что при стрельбе снизу вверх сложно рассчитать поправки.


[Закрыть]…

До позиций спецназовцев не добежал ни один моджахед, один оставался в живых, и еще долго и обреченно выл на каменистом склоне, пока очередь снизу, очередь кого то из своих же не оборвала этот крик.

После провала первого штурма, наскоком – духи решили поговорить…

– Таслим! Шурави таслим!!5353
  Шурави, таслим! – Советский, сдавайся!


[Закрыть] – хрипло заорали с тропы

Ага – щаз… Щас тебе будет таслим…

– Американ! Американ!

А вот это уже интересно. Американ. Американец! Отдай американца и уйдешь.

Лейтенант взглянул на лежащего рядом американца – тот прижимался к земле и был на удивление спокоен. Их глаза встретились…

– Им нужен я…

– Кто вы?

– Я из ЦРУ.

Твою мать… За ЦРУшника они и впрямь – рвать и метать будут.

Скворцов обернулся…

– Грузин!

Их разведчик, московский грузин бог знает в каком поколении и не знающий ни слова по-грузински, старший сержант Александр Кацава обернулся

– Головой отвечаешь – лейтенант кивнул на пленника.

– Понял, старшой…

Одновременно командовать и опекать пленника нельзя, либо одно проворонишь либо другое.

Старший сержант, не поднимаясь, ползком сменил позицию, и тут раздался торжествующий крик

– Метлы! Пацаны, вертушки идут!

Лейтенант приподнялся на локте, повернулся, чтобы посмотреть – и увидел. Как раз и увидел – то что видеть не хотел бы ни при каких обстоятельствах. Вертушек было всего две – всего два Мишки, но самое главное – ни одного Крокодила на прикрытии. И это при том, что он предупредил штаб об опасности района, о наличии в районе как минимум одного ДШК, и о том, что они окружены и по ним ведется огонь. Того придурка, кто при таких вводных отправил в район всего лишь пару Мишек – расстрелять перед строем мало. И не успел лейтенант додумать эту невеселую мысль – как из-за ближайшего холма взлетели два маленьких светлячка, набирая скорость, они рванулись к вертолетам. Вертолеты метнулись в сторону, небо расцвело огненным шарами, выпущенными системой отстрела тепловых ловушек. Одна из ракет повелась за тепловыми ловушками, лопнула огненной вспышкой – зато вторая боднула в бок один из вертолетов – и в этот же момент ярко-алые трассы с другого холма врезались в обреченный вертолет с другой стороны, добивая его.

Оставшийся в живых вертолет резко ушел вправо, ныряя в ущелье. Забирать окруженных спецназовцев он явно не собирался5454
  К сожалению было и такое. История афганской войны – это не только история героизма, это история и таких вот поступков. И сразу даже не скажешь кто виноват здесь больше, струсивший пилот вертолета или придурок, пославший вертолетную пару на задание, не выделив им боевого прикрытия.


[Закрыть]…

* * *

Спасли их почтари – когда минометчики уже окончательно пристрелялись, и когда у них появились еще четверо трехсотых. Два вертолета Ми-8, перевозящих почту, почти гражданских, без блоков НУРС и с одним только курсовым пулеметом на двоих снизились, и пока один из вертолетов поливал окрестные горные склоны из курсового пулемета, второй снизился над самой вершиной. Спецназовцы, прикрывая друг друга побежали к нему. Вертолет был загружен, часть мешков с почтой пришлось выкинуть там же… но они все таки добежали, ввалились в исполненное грохота и дрожи, такое родное чрево вертушки. Все кроме одного…

Он так и не понял, как это произошло. Потом он корил себя за многое. За то что назначил именно Грузина опекать пленника. За то что пошел на этот гребаный караван. За то что, будучи сам снайпером, пропустил такого же снайпера духов. За многое, в общем. И хотя вины его в произошедшем никакой не было, он выполнил задание и почти вывел группу – за это он себя и корил. За «почти».

Когда темно-зеленая, пятнистая вертушка рванулась к вершине, спецназовцы начали отходить. Духи, поняв, что добыча уходит, открыли шквальный огонь из всего, что у них было, уже не скрываясь. Отходили, прикрывая друг друга огнем, поставив на этот отход и на эту вертушку всё, магазины вылетали за несколько секунд. Как и было положено в их группе, последними отходили командир и его замок, пулеметчик и снайпер. Непрерывно стреляя, они сорвали новую атаку, положив, по крайней мере, девятерых и держались, держались, зацепившись зубами за эту землю и за эти позиции. Пули летели над головами, очень низко…

Когда сверху застучал пулемет, прикрывая их – начали отходить и они. Ползком – иначе было нельзя, нашпиговали бы как утку дробью за секунду, стоило только встать. Очередная мина разорвалась совсем рядом, болью обожгло плечо – но плевать, плевать потому, что можно идти, потому что рядом вертушка которая унесет их из этого ада, а разбираться будем потом. Все уже загрузились, навстречу лейтенанту тянулись руки, он добил магазин до конца – и сразу несколько рук рывком втащили его в вертолет. Скворцов обернулся, лязгнул брошенный пулемет – забросив пулемет, чтобы освободить руки, Шило лез в вертушку сам. Кто-то бил из автоматов через иллюминаторы, вертолет уже отрывался от земли, скользнула нога и…

Лужа крови, у самого люка. Темно-алая, почти черная лужа крови на грязном алюминии. Капли, ведущие дальше, вглубь отсека, кровавая дорожка из капель…

Лейтенант повернулся и увидел белое, мертвенно-белое лицо своего друга, «земели». Москвича Александра Кацавы. Грузина…

– Сашка…

Старший сержант Александр Кацава, Грузин, московский грузин, чей отец знал лично Окуджаву, и который мог бы отмазать сына от армии, но не стал этого делать… Старший сержант Кацава погиб у самой вертушки, прикрывая своим телом пленника. Снайперская пуля, пущенная с расстояния не меньше километра, вошла в шею, отрикошетив от самой кромки бронежилета. Он еще сделал шаг вперед, подтянулся – и упал на руки своих товарищей, уже в вертолете, заливая пол своей кровью.

Кто-то очень не хотел, чтобы пленник ушел живым…

Вашингтон, округ Колумбия. Центр исполнительских искусств им. Джона Ф. Кеннеди. Вечер 26 сентября 1986 года

Центр исполнительских искусств имени Джона Ф Кеннеди расположен на самом берегу реки Потомак, справа от знаменитой гостиницы Уотергейт. Построенный практически сразу после публичного убийства одного из самых харизматичных президентов в истории США, он представляет собой прямоугольное здание с золотистыми колоннами, в котором находится концертный зал небольшого (если сравнивать со стадионами) размера и выставочный зал, в котором постоянно работают выставки – в основном современного искусства. Центр Кеннеди – одна из наиболее престижных исполнительских площадок страны, выступить здесь считают за честь звезды первой величины. Здание является так же средоточием интересов политической и лоббистской элиты Вашингтона, тем более что рядом – знаменитый Уотергейт с его не менее знаменитым рыбным рестораном, столики в котором приходится бронировать не менее чем за две недели.

Как и у всякого солидного некоммерческого заведения – у центра Кеннеди есть попечительский совет – только входят в него в основном не бизнесмены – а политики. Синекура эта весьма почетная – помимо прочего, она дает возможность посещать все мероприятия Центра, не бронируя заранее мест и не покупая билетов. Конечно… полезность места в попечительском совете относительна, зависит в основном от интенсивности светской жизни. Но у конгрессмена от второго избирательного округа штата Техас, достопочтенного Чарльза Уилсона – интенсивность светской жизни была очень высокой, наверное выше, чем у любого другого публичного политика США.

Достопочтенный Чарльз Уилсон, конгрессмен от второго избирательного округа штата Техас был крайне нетипичным американским политиком и чем-то походил на Джона Ф. Кеннеди, в честь которого и был назван этот центр. Высокий (около двух метров), обаятельный бывший морской офицер, разведенный (для другого политика развод был бы политическим самоубийством, но не для Чарли), любитель светской жизни, алкоголя, наркотиков, доступных женщин, радикальный антикоммунист, один из ценнейших проводников интересов Израиля в Конгрессе, состоящий одновременно в двух ключевых комитетах Конгресса – по контролю за разведдеятельностью и бюджетном – он всей своей жизнью, каждой прожитой минутой – бросал вызов не то, что политической благопристойности – но казалось, что самому Богу. К восемьдесят шестому году он был закоренелым алкоголиком и даже чуть не умер от сердечной недостаточности – но как то выкарабкался. В свой штат в Конгрессе – он набрал очаровательных длинноногих помощниц, а в комнате отдыха в Конгрессе установил джакузи с золочеными наручниками. Он употреблял наркотики – спецпрокурор Роберт Джулиани доказал это, избежать ответственности помогло только то, что конгрессмен употреблял их на Багамах, вне зоны юрисдикции США. Наконец – недавно конгрессмен, находясь в нетрезвом состоянии, ехал по городу и совершил аварию, сбросив в реку чужой автомобиль. Все это – должно было точно прикончить его политически и возможно даже физически – но Чарли Уилсон держался на плаву несмотря на на что, регулярно переизбираясь от одного из самых консервативных и пуританских избирательных округов в стране. И да… он был членом Попечительского совета центра исполнительских искусств имени Джона Ф Кеннеди, что давало постоянно сидевшему на мели конгрессмену водить сюда своих подружек, ничего не платя за это.

Сегодняшнюю подружку звали Триш, Патриция, они сидели в баре, конгрессмен рассказал ей несколько забавных историй из своей политической практики и времен службы на флоте, они выпили три коктейля, что для Чарли Уилсона было как слону дробина, а вот для девушки уже изрядно – и наверное, все было бы на мази, если бы в самый неподходящий момент не появился официант, таща этот проклятый новомодный телефон Моторола без проводов, здоровенный кирпич с антенной. Чарли зло чертыхнулся – он приказал никому его не беспокоить сегодня, если не будет очень уж серьезного повода. Вообще… с появлением этих телефонов, когда любой мог найти любого в самый неподходящий момент – жизнь становилась все более невыносимой…

– Я слушаю… – рявкнул Чарли, одновременно делая мину, которую девушка должна, наверное, была расшифровать как «Извини, служба»

– Сэр… – это была Анна, одна из тех красавиц, которых на Капитолийском холме знали как «Ангелы Чарли», и которые делали для него все, начиная от обеспечения работы его офиса и заканчивая сокрытием его запоев. С ними, кстати, Чарли не спал.

– Господи… я же просил не беспокоить.

– Сэр, прошу прощения, но звонят из Пакистана, уже третий раз. Господин… – Анна сделала паузу, чтобы свериться с записями – уль-Хак. Он сказал, что он президент и последний раз он был очень сердит.

Чарли мысленно застонал… уль-Хака он знал лично, и он действительно мог звонить. С ним его познакомила Джоанна Херинг, техасская светская львица, одно время почти жена и почетный консул Пакистана. Проблема была в том, что в последнее время уль-Хак был излишне нервным, и каждый раз, когда он сильно нервничал – он поднимал трубку и звонил кому-то в США, чтобы его успокоили. Эскалация боевых действий в Афганистане шла полным ходом, США вкладывали в вооружение и оснащение моджахедов большие деньги – но Соединенные Штаты Америки были за океаном, а вот Пакистан имел с СССР почти что общую границу – лишь тонкий горный хребет принадлежавший Афганистану разделял Пакистан и СССР. Моджахеды оказывали советской армии всё более ожесточенное сопротивление, все больше и больше советских солдат отправлялись домой в гробах – и глупо было думать, что Советский союз просто так это оставит. Генерал уль-Хак был осторожен, он не раз и не два высказывался против эскалации афганского противостояния, продолжить его уговаривали американские друзья – но делать это с каждым разом становилось все сложнее и сложнее. Крайний раз, когда уль-Хак был в СССР – это были похороны советского вождя Черненко – новый советский вождь, Горбачев отвел его в сторонку и сказал, что если Пакистан не прекратит принимать помощь для моджахедов – то он собирается сбросить на Исламабад атомную бомбу. До этого – еще один советский лидер, Юрий Андропов сказал уль-Хаку, что если тот не прекратит – КГБ убьет лично его и все его правительство. Сейчас – все вроде бы успокоилось, в Женеве трудно – но все же шел перегорный процесс по Афганистану – но Чарли Уилсон знал, что с коммунистами всегда надо держать ухо востро. И на звонок президента уль-Хака он не мог не ответить: президент был лично его другом, равно как и поддержка моджахедов в Афганистане была лично его проектом, который он воплощал в жизнь вот уже несколько лет, практически в одиночку сражаясь с половиной американского политического бомонда.

И потому Чарли, пусть он был немного пьян, и вовсе не хотел прерывать столь многообещающий вечер – бросил в трубку

– Еду.

* * *

На Капитолийском холме – уже почти никого не было, но он призывно светился в ночи, маяк свободы, форпост свободного мира. Чарли подъехал к нему на своем старом Линкольне – денег на новую машину у него не было, да и вообще к жизненным благам он был довольно равнодушен, если речь не мшла о сиюминутных развлечениях. Водителя у него тоже не было, он вел машину сам, и то что он был пьян – его ничуть не смущало…

Анна – увидев его сделала большие глаза, протянула ему трубку, и, с одного взгляда поняв состояние конгрессмена, принялась готовить ему крепкий кофе. Несмотря на разгульный образ жизни – женщины любили конгрессмена Чарли Уилсона, он представлялся им большим и невоспитанным ребенком…

– Я слушаю… – сказал Чарли в трубку, и присел на край стола, потому что поддерживать вертикальное положение для него было довольно затруднительно.

– Чарли… – президент уль-Хак, сын горниста британской армии был склонен к типично британскому панибратству – у нас большая беда. Крепись, во имя Аллаха. Твой друг попал в плен к коммунистам.

– Какой друг? – не понял Чарли. Он нуждался в крепком кофе, свежем воздухе и не мог понять, о чем речь

– Твой друг, который прилетел к нам. Русские парашютисты напали на них у границы.

Чарли потряс головой, чтобы хоть немного прийти в норму

– Гас? Ты имеешь в виду Гаса? Как он там оказался?

Оперативного сотрудника ЦРУ Гаса Авратакиса – он видел не далее как вчера. Авратакис – был именно тем сотрудником ЦРУ, который дал Чарли в руки оружие против коммунистов, подсказал, как надо действовать.

– О, Аллах, ты о чем? Твой конгрессмен, про которого ты говорил, что он дает деньги бедным странам.

– Док?! А он тут при чем?

– Его похитили русские парашютисты! Выбили караван, выбили охрану, о, Аллах…

Уилсон начал трезветь

– Постой. Ты говоришь о Лонге? Том самом конгрессмене, Доке Лонге? Невысокий, седой? Как он у вас оказался?

– Он прилетел вчера на самолете. Сказал, что это проверка, мы его отправили в Пешавар. Ты говорил, что с ним надо обращаться вежливо, мы так и сделали. Он потребовал записи о том, как распределяются деньги. Потом говорил с Хекматьяром. Потом потребовал, чтобы мы показали ему, где мы храним оружие, которое покупаем. Мы отправили его на приграничный склад, клянусь Аллахом, я приставил хорошую охрану, клянусь Аллахом…

– И что?

– Русские! Русские парашютисты, они разбили конвой. Мы пытались их остановить, даже подняли самолеты – но это нам не удалось.

Перед носом конгрессмена оказалась чашка горячего кофе – который был как нельзя кстати.

– Итак, послушай. ты говоришь, что конгрессмен Лонг прилетел к вам вчера, и его похитилир русские парашютисты. Ты уверен, что это так?

– О, Аллах, да, это были русские! Мы это точно знаем, они сели на вертолет. Мы преследовали их – но это настоящие шайтаны.

– Господи…

– Что делать?

– Ты звонил кому-то еще?

– Нет. Я позвонил только тебе, я не знаю, что делать.

Кофе хоть немного – но привел конгрессмена в чувство. Тяжело дыша, он сидел и пытался понять – что, ко всем чертям делать.

– Ты уверен, что он жив?

– Его не нашли среди трупов. Эти ишаки сказали, что русские забрали его с собой.

– Посольство знает?

– О, Аллах, никто ничего не знает. Ты первый.

– Так. Не звони никому. я тебе перезвоню…

– Что делать…

Чарли нажал на рычаг, разъединяя линию. Начал набирать другой номер, один из немногих, которые он помнил наизусть даже в таком состоянии. Номер был в Лэнгли.

– Анна. Анна!

– Да, сэр! – Анна моментально оказалась рядом, сочувственно смотря на него.

– Найди кого-нибудь из аппарата Лонга. Спроси, где Док. Не отставай от них, пока не скажут, поняла?

– Да, поняла…

На номер в Лэнгли можно было позвонить далеко не с каждого телефона – но с этого было можно. Чарли имел спецдопуск, как член подкомитета по контролю за разведдеятельностью, и кроме того – был известен в ЦРУ как один из немногих порядочных людей на Капитолийском холме, который не считает Лэнгли скопищем маньяков и не жаждет их крови. Оставалось только надеяться, что Авратакис на месте. Сейчас у «афганской» группы был отдельный офис в Лэнгли, а программа помощи моджахедам считалась самой приоритетной и на нее уходило больше половины бюджета на тайные операции. Все это обеспечил достопочтенный Чарльз Уилсон.

Щелчок соединения.

– Гас, это я – быстро сказал Чарли – кажется, у нас проблемы. Ты знаешь о том, что Лонг в Исламабаде?

– Лонг? – удивился Гас Авратакис, оперативный сотрудник ЦРУ, координирующий всю помощь движению моджахедов – кто это черт возьми такой?

– Лонг, из Конгресса. Ты вообще знаешь о том, что он в Исламабаде?

– Нет, какого черта он там делает?

Подошла Анна. Конгрессмен Уилсон прикрыл микрофон ладонью.

– Ну, что?

– Сэр – шепотом сказала Анна – Лонга нет на месте, и никто не знает где он, со вчерашнего дня. Говорят, что он отправился в какую-то поездку, по линии Госдепа

– Чарли! Чарли, что происходит! Кто в Исламабаде?

– Уже никто… – сказал конгрессмен Чарльз Уилсон в трубку – кажется, русские похитили конгрессмена Соединенных Штатов.