Текст книги "Белый, белый снег… (сборник)"

3

На рынке было полно народу. Возле перевернутого ящика, накрытого газетой, расположились Чика с Иваном. Мимо туда-сюда сновали люди. На предложение купить сервиз, прохожие только ускоряли шаг.

Котельников чувствовал себя неловко. Казалось, все смотрят на него с осуждением.

Три часа просидели они на холодном ветру, продрогли и, хотели было, уже уходить, когда подле них остановилась какая-то пожилая женщина. Она внимательно присмотрелась к тонкостенным фигурным чашечкам, потрогала пальцем золотую кайму.

– Почем продаете, сынки?

– Почти задаром, бабуля, – Чика шмыгнул покрасневшим носом. – Бери, не пожалеешь. Китайский фарфор…

Он легонько ударил ногтем по чашке, и та отозвалась легким мелодичным звоном.

Женщина взяла легкий изящный чайник, повертела его в руках.

– Снохе подарю… Сколько, говоришь, стоит?

4

Вечер застал Котельникова и Чику в придорожном кафе. Тусклый свет, табачный дым, громкая музыка… Они взяли по стакану пива, немного закусить; водку принесли с собой.

Подогретый спиртным, Чика оживленно жестикулировал:

– Летит ко мне…Я ему – бац! Как щи пролил… Второй сбоку, я ему ногой – на!.. Тут менты… Я еле ушел.

Захмелевший Котельников усмехнулся. Чику это задело.

– А чего ты смеешься? Ничего удивительного!

– Налей, – примирительно произнес Иван.

Чика достал из-под стола бутылку, разлил водку по пивным стаканам. Они чокнулись и выпили. Котельников, морщась, занюхал рукавом. Чика услужливо протянул ему сигарету.

Пуская дым, Иван щурил глаза и смотрел куда-то вдаль, как будто сквозь собеседника, усталым неподвижным взглядом.

– Тоска-а… Надоело все.

– Чего тебе надоело-то? – пожал плечами Чика.

– Да все, все надоело… Даже ночью какая-то мутотень сниться. Пауки… Вся стена в пауках. Лапы лохматые… Я их обламываю, а они шевелятся.

– Это с похмела.

Иван затягивается, пускает над столом сизый дым.

– Раньше все не так было. Светлее как-то, радостней… Я бригадиром работал. Мужики меня уважали. Я справедливый был. С начальством мог поругаться, не боялся… Деньги хорошие зарабатывал.

– Уволили?

– За пьянку… Загудел, прогулял неделю.

– Ну, и хрен с ним, чего сейчас-то переживать?

– Жена у меня терпеливая, – Иван потушил сигарету о блюдце. – Другая бы давно уже… А она… К детям, опять же относится… В церковь ходит… Вот ты, Чика! Ты ходил когда-нибудь в церковь?!

– Чего это тебя растащило? На лирику потянуло… – Чика сдернул пробку с новой бутылки. – Вот, лучшее лекарство от тоски! Выпил – и никаких проблем… Давай сюда стакан.

В полутемном зале под заводную ритмичную музыку танцевал народ. Чика огляделся по сторонам.

– Сейчас пива принесу.

Он поднялся из-за стола и нетвердой, вихляющей походкой направился к бару.

За стойкой скучала симпатичная девушка. Чуть поодаль одиноко сидел щуплый молодой мужчина в очках, попивая через соломинку коктейль. Чика небрежно бросил на прилавок деньги.

– Дешка… Ва пива пжста…

– Что?

– Два, – Чика показал на пальцах, – Два пива.

Девушка пересчитала деньги.

– Здесь не хватает.

– А-адну м-минуточку!

Пошарив по карманам, Чика достал еще несколько мятых купюр.

– Дешка… Что вы делаете сегодня вечером?

– А что, есть предложения?

– Естесстно… Позвольте пригласить… На тур вальса.

– Я занята.

– А завтра?

– И завтра, и послезавтра, и на год вперед.

Чика разочарованно вздохнул. Потом направился к очкарику. Уставившись в упор, принялся гипнотизировать его взглядом.

Мужчина повернулся к нему спиной. Чика обошел его с другой стороны. И снова уперся в него тяжелым, стекленеющим взглядом. Наконец тот не выдержал.

– Простите, вам что-нибудь нужно?

– Чо-чо ты сказал? – с пол оборота завелся Чика, хватая его за отвороты пиджака.

– Уберите руки!

– Короче… Я тебя на улице жду.

Спотыкаясь, забыв про пиво, Чика быстро вернулся к своему столику.

– Слышь, Ваня… Там это… Наехали на меня!

– Кто?

– Козел один… Пойдем, поможешь.

Они вышли на темную улицу.

– Ну, где он? – спросил, оглядываясь, Иван.

Из темноты появились четверо: три здоровых мужика и с ними этот, в очках. Чика испуганно попятился обратно за дверь.

– Э-э, ты куда?

– Я сейчас… Сейчас… Только куртку сниму.

Мужики подошли к Ивану.

– Этот, что ли?

Очкарик не успел ответить, как один из громил ударил Котельникова в челюсть. Ивана отбросило к стене. Поднявшись, он тряхнул головой и без колебаний пошел вперед.

Удар!.. Обидчик навзничь упал на землю. Завязалась драка… Дрались молча, без выкриков и проклятий. Слышны были только тяжелое хриплое дыхание, да удары: глухие по телу и звонкие – по лицу… Обезумев от ярости, Котельников не отбивался. Он сам нападал… И вскоре все трое ничком лежали на земле. Только очкастый благоразумно убежал.

Все это время Чика следил за происходящим в щелочку из-за двери. Но едва все закончилось – тут же появился.

– Ты где был, урод?!

– Молнию… Молнию на куртке заклинило, – трусливо залепетал Чика, отступая.

– Щас как дам! – Иван тряхнул его за грудки. – Будет тебе молния!

– Ваня, Ваня!.. Ты чего?!

Котельников с силой оттолкнул его и пошел, не оглядываясь.

5

Колледж… Шумный коридор во время перемены. В кабинете молодая женщина-преподаватель и сын Ивана – Павел.

– Котельников, ты почему вчера физкультуру пропустил?

– Голова болела.

– Что-то в последнее время она у тебя слишком часто болеть стала. Ты посмотри, – преподаватель открыла журнал, – Физика – три прогула, иностранный – пять прогулов, математика – восемь… И все это – без уважительной причины. А двоек сколько нахватал! Придется, видимо, вызывать родителей. А?.. Как ты считаешь?

– Вызывайте.

– Ты очень изменился за этот год. Я тебя не узнаю. Ведь ты способный парень, Паша… Что происходит?

Она подошла ближе.

– Ну, скажи, что с тобой? Почему…

– Да отстаньте вы все от меня! – неожиданно оборвал ее Павел и выбежал из кабинета.

6

Милицейский УАЗик бодро колесил по заснеженной улице. Сквозь затянутое испариной мутное окно мелькали деревянные рубленые дома, заборы, огороды и садовые участки, присыпанные ранним ноябрьским снегом.

Иван Котельников колол перед домом дрова. Гулко ухая, он с силой втыкал тяжелый «колун» в гладкие березовые чурбачки, и те, с сухим звонким треском послушно разлетались по сторонам. Одет он был уже по-зимнему: шапка, стеганая фуфайка, широкие парусиновые штаны, серые валенки с галошами.

Увидев подъезжающий УАЗ, Котельников оставил работу. Машина притормозила возле него. Дик во дворе тревожно залаял.

Из машины вышел милицейский майор с пухлой кожаной папкой в руке.

– Бог в помощь!

– А-а, гражданин начальник, – с усмешкой поприветствовал его Иван.

– Да брось ты, – милиционер подошел ближе. – Покури.

Котельников опустил на землю топор, снял матерчатые рукавицы.

– Будешь? – он протянул пачку с сигаретами майору. Тот отказался. Иван прикурил, сел на березовый чурбачок. Милиционер, смахнув снег с другой чурки, присел напротив.

– С чем пожаловал? – поинтересовался Котельников.

– Ты вчера возле кафе драку устроил?

– Я? Драку?.. Какую драку?

– Не прикидывайся, мне все уже доложили.

– Ну, так у них и поспрашивай, – развел руками Иван. – А я ничего не знаю, дома сидел, телевизор смотрел.

– До-о-ома сидел, телеви-и-изор смотрел… – передразнил его милиционер. – А губа-то что припухла?

– Где? – Котельников потрогал губу. – Это я так… Прикусил.

– Эх, Ваня, Ваня… До седых волос дожил, а ума?.. Ну, что ты с этим Чикой связался? Ходишь за ним – как телок.

– Кто ходит?

– Ты, ты, Ваня!.. Ладно Чика – на нем уже клейма негде ставить. А ты-то, нормальный вроде мужик…

Иван угрюмо молчал. Большие мохнатые снежинки легко кружились в морозном воздухе. Солнце проглянуло из облаков. Красногрудый снегирь прилетел и уселся на ветку рябины.

– Пить тебе надо бросать, вот что… – сказал милиционер. – У меня доктор знакомый есть. Могу посодействовать.

– В ЛТП хочешь определить? – съязвил Иван.

– Помо-о-очь тебе хочу!.. Мы же не чужие люди. Отцы-то наши братьями были.

– Хоть и троюродными.

– Да не юродничай ты! – обиделся майор, но помолчав немного, добавил, – С работой решим… Пить только бросай.

Иван недоверчиво посмотрел на него.

– А чего это ты вдруг озаботился? Родственничек… Ведь раз в сто лет мимо ходишь.

– Да жалко мне тебя, – тихо вздохнул милиционер.

– А не надо меня жалеть! – взорвался Иван. – Я не больной какой-нибудь, не убогий. Захочу – и сам завяжу! Без помощников!

– Ну, как знаешь… – милиционер медленно встал, отошел к машине, потом, повернувшись, зло бросил:

– Ты очнись, дурень! Еще немного – и никому будешь не нужен! Сдохнешь под забором – и все!

7

Паша Котельников задумчиво брел по опустевшему коридору. Занятия в колледже уже закончились… В рекреации, возле окна, он увидел группу ребят. В центре, на подоконнике сидел юноша с гитарой. Павел подошел, втиснулся рядом.

– Чего Евгеша тебя вызывала? – поинтересовались у него.

– О смысле жизни хотела поговорить.

– Ну, и как? Удалось?

– Да так… – Павел неопределенно пожал плечами.

Одна из девушек, Света, взяла у парня гитару и подала ему.

– Паша, сыграй.

Павел провел пальцами по струнам, подкрутил гитарные колки. Затем взял аккорд, другой – и негромко, красиво запел… Ребята слушали, сбившись в тесный круг.

Паша пел, то и дело, поглядывая на Свету. Видно было, что девушка ему нравится.

Потом кто-то предложил пойти в кафе, перекусить. Все дружно встали и отправились одеваться. Только Котельников остался на месте.

Света оглянулась:

– Паша, а ты?

– Не хочу.

Когда он ушел, одна из девушек осуждающе произнесла:

– Не компанейский. Никогда с нами не посидит.

– Да просто денег у него нет, – заступился за Пашу парень с гитарой. – А за чужой счет – стесняется.

– Ну, на кофе-то с пирожным мог бы найти?

– Откуда? У них в семье одна мать работает.

– А отец? – спросила Света.

– Пьет… Если бы мать еду из столовки не таскала…

– Он и одевается в «секонд-хенде», – встрял в разговор еще один юноша.

– А ты, лох, вообще помолчи… – с усмешкой сказал парень с гитарой, – Тебя хоть от Версаче одень, все равно лохом останешься.

Света незаметно приотстала от компании. Ее окликнули.

– Идите, идите… Мне еще в библиотеку надо.

8

Света шла по коридору, заглядывая в пустые классы. В одном из них она увидела Пашу. Он сидел, склонившись над учебником.

– Учишь? – спросила девушка, присаживаясь рядом.

– Ага… – с готовностью откликнулся Павел. – Надо «пару» исправить, а то Евгеша жизни не даст.

– Я, наверное, тебя отвлекаю?

– Нет-нет, нисколечко… – он закрыл учебник. – Ничего в этих точных науках не понимаю.

Света кокетливо стрельнула глазками.

– Спросить можно?

– Спрашивай.

– Правда, что ты стихи пишешь?

– Правда… Даже публиковался в одном журнале.

– Здорово! – улыбнулась Света. – Почитай чего-нибудь?

– Тебе интересно?

– Да.

Павел замолчал, собираясь с мыслями.

– Ладно… Вот, слушай…

 
Я не знаю, откуда печаль,
Отчего она душу терзает.
Но зовет меня светлая даль,
И чего-то опять не хватает.
 
 
Кто ответит, зачем я живу?
Что ищу под разливами звонниц?
И кого безнадежно зову,
В паутине проклятых бессонниц?
 
 
Каждый день – как подарок судьбы!
Каждый день – как исчадие ада!
Для чего мне дана эта жизнь:
В наказание или в награду?
 

Павел замолчал. Света внимательно посмотрела на него.

– А дальше?

– Дальше я и сам еще не знаю… Это последнее, на днях родилось. Нужно как-то закончить, а как – не придумал еще…

– Интересно.

– Правда? – оживился Павел. – Тебе понравилось?

– Да. Непонятно только, что значит – «под разливами звонниц»?

– Ну, как?.. Звонницы – это такие колокольные арки в храмах… То есть, подразумевается разливистый звон колоколов. Поняла?

– Теперь поняла.

– А вообще, я считаю, совсем не обязательно объяснять каждую строчку. В стихах… – глаза у Павла заблестели. – В стихах должно быть что-то непонятное. Вот, например… «Как тогда, я отважный и гордый, только новью мой брызжет шаг…» Ну, вот, подумай, какой такой «новью» и почему «брызжет»? Или… «Этих дней кипят-ковая вязь». Как это – «дней кипятковая вязь»? Разве можно такое объяснить?.. И это Есенин, понятный вроде бы поэт.

– Учиться не думаешь?

– Хотел… В литературный поступать или на журфак. Но мать… Мать против. Говорит – лучше на стройку.

– Почему? – искренне удивилась Света.

– Деньги нужны.

– Но нельзя же во всем искать материальную выгоду.

– Ее тоже можно понять, – вздохнул Павел. – С утра до вечера на двух работах.

– А отец?

– Отец… Отец… Я уже начал сомневаться – есть ли он у меня?

9

Вечерние сумерки… В доме Котельниковых горел свет.

За столом, в старом залатанном свитере сидел пьяный Иван. В комнату вошла жена, забрала со стола недопитую бутылку. Попыталась прихватить и стакан, но Иван успел выпить…

Пока муж закуривал, Надежда спрятала бутылку. Потом села рядом, на диван.

– На кого ты стал похож? Вещи из дому таскать начал… Не работаешь… Я устала! Не могу больше…

Она расплакалась.

– Ну, брось ты… Не реви… Я завяжу скоро…

– Сколько раз я уже это слышала? – сквозь слезы произнесла Надежда. – Не верю!

Иван жестами и мимикой попытался что-то объяснить, но, обессилев, уронил голову на грудь.

– Ты посмотри на себя в зеркало. Ничего человеческого в тебе не осталось… Когда ты в последний раз с детьми общался? Они уже забыли, когда тебя трезвым видели… А я?.. Я ведь тоже… Слова от тебя ласкового не услышишь!

– Ну, Надюх… У-у-у…

Сделав губы трубочкой, он потянулся к ней с поцелуем, но не удержался на табурете и с грохотом упал на пол.

10

Морозный солнечный день. Пушистый иней на проводах и деревьях. Снег звонко поскрипывал под подошвами.

Надежда с тяжелыми сумками шла по улице. Возле дома встретила соседку.

– Здравствуйте, тетя Клава!

– Здравствуй, Наденька, здравствуй!.. С работы?

– Ага… – ответила Надежда и достала из сумки завернутый в промасленную бумагу большой пакет. – Вот, к чаю возьмите… Пироги тут.

– Спасибо.

– Свадьба в столовой была, так остались.

– Как у тебя, девонька, дела? – поинтересовалась соседка.

– Какие тут могут быть дела… – устало ответила Надежда. – Вы ведь сами все видите.

– И то правда… Мой тебе совет. Побереги себя, да и деток тоже. Уходи от него, пока не поздно… Сколько можно горе мыкать? Ты женщина видная, найдешь еще свое счастье.

– Легко сказать – уходи… Столько лет вместе прожили.

– Но ты же видишь, что это за человек! Вот давеча замечание ему сделала, так он на меня чуть не с кулаками накинулся!

Надежда грустно вздохнула.

– Как напьется, так дурак дураком.

– Дак он и не протрезвляется!

– Но… Вообще, он не плохой мужик-то… Жалко мне его, теть Клава.

– Жалко?.. А он хоть кого-нибудь пожалел?!

– Ладно, пойду… Надо еще обед готовить.

Стукнула калитка… Дик с радостным лаем бросился навстречу. Надежда потрепала пса по загривку, отломила кусок пирога и вошла в дом.

Вся семья была в сборе. Машенька радостно бросилась проверять мамины сумки. Надежда дала ей конфетку… Паша, склонившись над столом что-то рисовал в альбоме. Увидев мать, улыбнулся… Сам Котельников неподвижно сидел возле окна, смотрел на улицу.

Машенька подошла к отцу, протянула Пашин рисунок.

– Папа, посмотри.

Иван оторвался от окна:

– Что это?

– Паша нарисовал.

Равнодушно глянув, Котельников отвернулся.

– Цветочки-кораблики… – недовольно пробурчал он себе под нос, потом, обращаясь к сыну, раздраженно бросил. – Мужиком надо быть!

Павел с вызовом взглянул на него.

– Как ты?

– Да, как я… – потом, уловив издевку в словах сына, грозно прикрикнул. – Поговори мне еще! Поговори!.. Чего смотришь?!

Павел молча набросил пальто и вышел.

Машенька, поджав губы, отвернулась к стене. Надежда тихо расплакалась.

11

Старинная каменная церковь возвышалась на берегу реки. Холодный порывистый ветер вздымал на воде крупную рябь, перекатывал пенные свинцовые волны. По заберегам белел молодой тонкий ледок. Большие разросшиеся деревья в церковном дворе гнулись, шуршали голыми оледеневшими ветвями, жалобно поскрипывали. Временами с неба, из низких серых туч принимался моросить мелкий нудный дождь, вперемешку со снегом…

А внутри храма, напротив, царили тепло и спокойствие. В нагретом воздухе витал запах ладана. Длинные тонкие свечи, негромко потрескивая, горели ровным и ярким пламенем. Лики икон умиротворенно смотрели со стен.

Надежда в темном платке и местный служитель отец Георгий, облаченный в длинную черную рясу, стояли возле алтаря. Больше в храме в этот час никого не было.

– Не знаю, что делать… Я устала, – с отчаянием, тихо произнесла Надежда, продолжая начатый разговор.

– К долготерпению призывает Господь наш, – ответил отец Георгий.

– Сил моих больше нет… А может и вправду развестись? Отец Георгий, что вы посоветуете? Ведь церковь не против развода?

– К душе своей прислушайся сперва, не рви по живому… Ибо сказано в Писании: «По жестокосердию вашему дана вам сия заповедь».

Надежда вздохнула и опустила глаза. Тонкие пальцы нервно теребили кончик платка.

– Терпи… – мягко, но убедительно проговорил отец Георгий. – Сумерки сгущаются перед рассветом…

12

Иван Котельников, страдая от жестокого утреннего похмелья, беспокойно ворочался на диване. В последнее время это состояние стало для него привычным… Два года уже Иван нигде не работал, перебивался случайными заработками. И если поначалу деньги вроде бы были, то вскоре их стало не хватать. Он занимал, не успевал отдавать, снова просил в долг. Постепенно ему перестали одалживать… Большая часть денег уходила на выпивку. Иван и до увольнения с работы частенько прикладывался к бутылке. Ведь это же так просто: выпил – и сразу все хорошо. И не болит душа, и мысли черные не лезут в голову. А когда его уволили, он стал пить еще больше. От неустроенности, от тоски… Все реже и реже можно было увидеть его трезвым. В последние пол года Иван и вовсе, словно с цепи сорвался. Пил практически каждый день. Близкие страдали, но ничего не могли изменить. И никакие уговоры на него не действовали… Прежних друзей у Ивана не осталось. Так, приятели, вроде Чики… Иногда, впрочем, находило на него раскаяние. В такие моменты Иван словно прозревал. Хотелось ему тогда все изменить, начать жизнь заново. Но это продолжалось недолго. И снова пьяный угар туманил голову…Он словно сорвался с кручи, и падал, падал… Совсем как тогда, в афганских горах.

Яростно и громко залаял Дик во дворе. Потом в сенях послышалась неловкая возня, какой-то стук, и на пороге появился Чика. Под мышками у него были костыли, в руке – авоська с тремя бутылками.

– Привет, Вано! Держи вино!

Котельников приподнял с подушки тяжелую голову.

– Ты чего, ногу что ли сломал?

– А-а, вчера по-пьянке, – Чика проковылял в комнату, поставил на стол сетку с бутылками. – Принимай товар!

– Откуда? – радостно изумился Иван.

– От верблюда… Закусить есть чего?

– Сейчас, сейчас посмотрим.

Иван поднялся и, шаркая тапками по полу, отправился на кухню. Некоторое время спустя вернулся с буханкой хлеба и тарелкой соленых огурцов. Дрожащими руками попытался отрезать ломоть.

– Давай я… – остановил его Чика. – Сейчас выпьешь, легче будет.

– Что-то потряхивает, – виновато произнес Иван. – Водяра, видно, вчера паленая попалась.

– А я вроде ничего…

Чика налил водки в граненые стаканы почти доверху. Они выпили, захрустели огурцами.

– Твой пес – сущий зверь! – с набитым ртом сказал Чика.

– Да ну!.. – отмахнулся Иван. – Это он так, для виду полает…

– Говорю тебе – сожрать готов!

– Боишься? – подначил его Иван.

Чика презрительно хмыкнул.

Котельников разлил водку по стаканам, взглянул в окно. Пес сидел возле своей конуры.

– Ну, хочешь, я тебя с ним познакомлю? Хочешь?.. Сюда приведу и …

– Не-не-не! Не надо! – воспротивился Чика.

– Почему?

– Не хочу.

Они снова выпили. Лицо Ивана озарила блаженная улыбка.

– Вот это кайф! По всем жилам протопило… Нет, я все-таки тебя с ним познакомлю.

– Не надо, прошу тебя! Не надо! – попытался протестовать Чика, но Котельников уже вышел во двор.

Отцепив пса, он завел его в дом.

– Сидеть, Дик! Сидеть!.. Чика, дай ему руку!

– Еще чего! – возмутился тот, отстраняясь. – Чтобы он мне ее оттяпал? У меня и так нога вон…

– Не бо-о-ойся! Погладь его… Смотри, какой он хоро-о-оший.

– Да ну тебя на фиг! Сам с ним целуйся.

– Ну, это ты не прав… – обиделся Иван.

Взяв со стола кусок хлеба, он бросил его собаке. Дик одним махом проглотил угощение.

– О! – сказал Котельников. – Сейчас!

Он исчез в другой комнате и через минуту оттуда донесся его голос.

– Чика!

– Что?

– Иди сюда!

– Зачем?

– Ну, иди, говорю!

Чика опасливо встал из-за стола и, бочком пробираясь мимо собаки, приковылял на костылях в комнату. Иван протянул ему ружье.

– На вот, смотри!

– Да видел я уже… – недовольно поморщился Чика.

– Подарок отца, – в хмельном восторге выдохнул Котельников. – Ты в стволы погляди!

Он открыл ружье, показывая чистоту стволов.

– Муха не сидела! А знаешь, как бьет? Я за сто метров… Иду, глухарь сидит. Вон, мы с Диком были, он поднял и посадил… Я только – щелк! Камнем!.. Во!.. Чика, пойдем на охоту? Дика возьмем, и…

В соседней комнате раздался грохот, звон падающей посуды. Они бросились на звук… Возле стола с виноватым видом стоял Дик, а рядом на полу и на столе валялись пролитая бутылка, опрокинутые стаканы. По клеенке стекал тоненький журчащий ручеек.

– Едрит-твою за ногу! – ошарашено вымолвил Чика. – Вот так номер!

– Ты что наделал, скотина! – в сердцах рявкнул Иван.

Постукивая по полу когтями, Дик испуганно забился под кровать. Он всего лишь корочкой хлеба хотел поживиться, а тут такое…

– Наказать его надо, – произнес Чика.

– Сейчас дам по ушам, мало не покажется! – возмущенно откликнулся Котельников.

Чика протянул ему ружье.

– На! Застрели.

– Что? – не понял Иван.

– А на кой тебе такая глупая животина? Или ты его сейчас жалеть начнешь? Как баба…

– Что?

– Да нет, ничего… Но если ты мужик…

Иван схватил Чику за грудки.

– Ты меня знаешь! И любой скажет – Иван Котельников – мужик! А не цветочки-кораблики…

– Ну, и правильно. Застрели – и дело с концом.

Котельников неуверенно пожал плечами.

– Но… Не здесь же?

– А ты на речку его выведи. Там даже выстрела никто не услышит.

Снег валил густыми пушистыми хлопьями. Дик, думая, что его ведут на охоту, азартно тянул поводок. Пьяный хозяин с ружьем едва поспевал за ним.

Они спустились к реке, пошли вдоль берега… Река по кромке уже была скована льдом, а на середине – парила черная открытая вода. От воды тянуло холодом, сыростью и человек с ружьем, озираясь, зябко поеживался… Наконец он остановился, выпустил из рук поводок. Собака отбежала немного вперед, и недоуменно посмотрела на хозяина.

Тихо… В белом безмолвии слышно было только зловещее карканье ворон, рассевшихся на ветвях прибрежных деревьев.

Иван медленно поднял ружье, щелкнул взводимым курком. Мушка, подрагивая, легла на черный собачий силуэт. Дик доверчиво помахал хвостом.

Выстрел!.. Пес упал, зарывшись мордой в снег.

Иван открыл ружье, выбросил дымящийся патрон. Потом подошел, склонился над жертвой. Пес неподвижно лежал, не подавая признаков жизни.

Котельников взял его за задние лапы и волоком потащил по рыхлому снегу. Позади оставалась глубокая борозда, испещренная алыми кровавыми пятнами.

Бросив тяжелую ношу под куст, Иван достал сигареты. Ладони у него были красные от крови. На прикуренной сигарете тоже оставались кровавые следы… Он жадно глотал горький дым, пытаясь перебить подступающую дурноту. Потом забросал неподвижного пса снегом и, не оглядываясь, ушел.