Текст книги "Белый, белый снег… (сборник)"

Подействовало… Я почувствовал себя лучше. Вроде и мерзнуть перестал, и не так страшно стало. Но сон не шел… Я начал считать: раз, два, три…Досчитал примерно до пятисот – и сбился. Решил попробовать по-другому – считать до пяти, но много-много раз… Бесполезно, сна ни в глазу. А Тимка, знай, похрапывает…

Спина совсем задубела. Просто невмоготу… Перевернулся лицом от костра. О, блаженство!.. Теплом обласкало спину, по телу разлилась неизъяснимая благодать. Снова попытался заснуть, но опять ничего не вышло.

Я поднялся. Борисенок курил у костра.

– Ложись, – сказал я ему.

– Еще полчаса… Спи, – ответил он.

– Не могу… Бессонница, зараза… Вон, Тимка, молодец. Спит себе, как сурок.

Борисенок улегся на свое место, сунул под голову рюкзак и почти сразу уснул.

Чтобы согреться и скоротать время я вскипятил котелок чаю. Попивая крепкий обжигающий напиток, с кусковым сахаром, я сидел, думал о своем. Мысли были самые разные.

«Чего ради занесло меня в эту глушь? – размышлял я, отхлебывая из железной кружки горячий чай. – Сидел бы сейчас дома, в тепле… Попивал бы коньяк, смотрел телевизор в домашних тапочках на босу ногу… Зачем мне все это? И сколько еще оно продлиться? Если честно, с радостью бы махнул завтра домой… А что мне, собственно, мешает? Вот завтра утром возьму и скажу: «Так, мол, и так, вы как хотите – а с меня хватит!» Ну, не удалась охота, так что же теперь, загибаться здесь, что ли? Довольно с меня этой романтики, этого экстрима. Не молодой ведь уже. В сорок лет пора быть более разумным…Я уже давно никому ничего не хочу доказать. Зачем? Какой смысл?.. Я обычный маленький человек, простой обыватель. Написанные мною в порыве творческого вдохновения картины, как оказалось, никому не нужны. Так, продаются потихоньку – и ладно. И все мои грандиозные архитектурные проекты, над которыми не спал ночами – тоже вряд ли уже воплотятся когда-нибудь… А на смену рвется крепкая поросль талантливых и амбициозных. Их главный козырь – молодость… Поздно уже для взлета. Никто не поверит. В сорок лет жизнь не начинают заново…»

Резкий щелчок в темноте заставил вздрогнуть. Я крепко сжал в руках ружье и обернулся. В голове молнией пронеслось: «Неужели он?..»

Пристально вглядываясь в темноту, я шагнул вперед. Сердце стучало отчаянно и тревожно. Палец замер на шершавой поверхности ружейного курка.

Было тихо. Ни звука, ни шороха… Лишь деревья слегка шумели вверху густыми кронами, раскачиваясь под порывами ночного ветра.

Внезапно снова что-то щелкнуло… Только совсем в другой стороне.

Я не сразу сообразил, что это было. Потом понял – деревья потрескивали от мороза. Вздох облегчения вырвался у меня из груди. Я опустил ружье и вернулся к костру.

– Что? – сонно поинтересовался спросонок Тимка.

– Ничего, ничего… Спи, – успокоил я его и, подкинув в костер дров, снова уселся на свое место.

Через пару часов меня сморило. Тяжелые веки закрывали глаза, чугунная голова то и дело безвольно валилась на грудь… Но я упорно боролся со сном.

«Не спать! Не спать! Не спать!» – внушал я себе, пытаясь преодолеть внезапную сонливость. Но у меня это плохо получалось… В ночном небе холодно поблескивали яркие звезды. Ветер задул еще сильнее. Большие заснеженные ели, раскачиваясь, издавали странные звуки. И вдруг… В шуме ветра я различил неясное, едва слышное звучание шаманского бубна и заунывное горловое пение.

«Наваждение! – я потряс головой. – Бред… Не может быть!»

Ледяной озноб прошиб меня от пяток к макушке. Стало до жути страшно.

«Вот так и сходят с ума… Которые сутки без нормального сна, без отдыха. Кто выдержит такое?»

А протяжные тягучие звуки все неслись и неслись откуда-то из поднебесья. Над могучей дикой тайгой, над бескрайними седыми снегами, заполняя собой все пространство.

«Что если хозяйка была права? И этот медведь – действительно проклятие шамана?.. А может, это и не медведь вовсе?»

Я потряс головой, прогоняя дурные мысли. Потом встал и растер лицо снегом.

«Надо же додуматься до такого! Совсем уж… Ведь не ребенок – в страшные сказки верить!»

Пора было будить Тимку. Я едва растолкал его – так разоспался парень.

– Эй, вставай на дежурство… Твоя очередь.

Тимка протер заспанные глаза, зябко поежился от холода. Я подал ему кружку горячего чая.

– Выпей, согреешься.

Тимка отпил глоток и мечтательно произнес:

– Сейчас бы в баньку…

– Да я бы и от простого душа не отказался!

Поправляя свою постель, я давал Тимке последние наставления.

– Дров помногу не подбрасывай. Смотри, чтобы до утра хватило… Если что не так – сразу буди. Понял?.. И не спи. Спать на посту нельзя.

До рассвета было еще далеко. По-зимнему холодная ночь властвовала над миром. И что готовил нам завтрашний день, не мог знать никто.

7

На то, что нам так повезет, мы совсем не рассчитывали. Зверь сам себя загнал в ловушку… Когда мы окончательно убедились в этом, стало понятно – развязка близка.

Треугольный участок густого ельника с двух сторон окаймляли широкие просеки. Местами заросшие кустарником, но в целом – хорошо просматриваемые. С третьей стороны этот маленький кусочек леса изогнутой подковой опоясывала только-только взятая в лед река.

И надо же было такому случиться, что зверь именно здесь решил остаться на дневку. Входной медвежий след прямиком уходил в этот лесок, а выходного – не было. Мы проверили… А это значит, у медведя не оставалось иного пути, как через одну из двух просек. Лед на реке был еще тонковат – туда не сунешься.

Длина просек была чуть более ста метров. И если встать посередине, даже из ружья можно было достать зверя. В любую сторону… А про карабин – и говорить нечего.

Стараясь не шуметь, чтобы не вспугнуть медведя раньше времени, мы разработали план действий. Я встал на одну просеку, Борисенок – на другую, а Тимка со стороны реки должен был начинать загон.

В этой ситуации зверь был обречен. Если бы даже он решил уходить через реку вплавь, все равно бы это ему не удалось. Лед был такой, что и держать не мог, и плыть не позволял. Да и услышали бы мы…В общем, не оставалось у медведя шансов, в любом случае попадал под выстрел.

Тимка ушел по просеке в сторону реки, потом свернул в лес. Я замер, напряженно вслушиваясь в звенящую напряженную тишину.

Минуту спустя глухо ударило ружье нашего загонщика и послышались протяжные крики. Это Тимка начал свою работу. Нам с Борисенком только оставалось завершить ее точным выстрелом.

На кого выйдет зверь? Предугадать было невозможно.

Вдалеке сухо хрустнула ветка. Потом еще раз, уже ближе… Я приготовился. Осторожно стер рукавом снег с прицельной планки. Приложил ружье к плечу, примерился…

Снова затрещал валежник, затем послышался шуршащий звук, похожий на тот, когда человек в плаще продирается сквозь ветки: «Ш-ш-ш-ших!» Стало ясно – медведь идет прямо на меня. От волнения дрожь пробежала по телу. Настал решающий момент.

Крупного зверя в лесу часто вначале слышишь, а уж потом видишь. Так было и на этот раз…Медведь топтался совсем рядом, но густые деревья стеной закрывали его. Я боялся пошевелиться, чтобы не выдать себя. Ждал, пока зверь сам покажется.

– Э-э-э-эй! Э-э-э-эй! – донеслись со стороны реки Тимкины крики.

Медведь двинулся чуть вперед и я, наконец, увидел его. Вернее не самого зверя, а его лапы. Черные, огромные – они торчали из-под снежной бахромы деревьев. Все остальное скрывали заснеженные заросли.

Я бесшумно взвел курки. Ладонь обняла холодное цевье, указательный палец лег на спусковой крючок. Я смотрел на скрытого зарослями медведя через прицел и ждал, что будет.

Просто так, наугад, стрелять было нельзя. Во-первых, у настоящих охотников это не принято. Во-вторых, просто опасно… Неверный выстрел в такой ситуации мог стоить жизни. Раненый медведь – это вам не шутка!

Неожиданно зверь громко фыркнул и, потрескивая валежником, направился в сторону Борисенка. Я опустил ружье… Досада и недоумение переполняли меня. Что могло его насторожить? Видеть меня он не мог. Медведи подслеповаты, а я весь в снегу и неподвижен… Учуять? Вряд ли… Ветер на меня, со стороны реки… Услышать? Ну, это вообще исключено. Я стоял тихо, как мышь… Тогда что же? Непонятно…

– Э-э-эй! Эге-ге-е-э-эй! – послышалось неподалеку.

Это Тимка шел по медвежьим следам. И, надо сказать, трещал и шуршал погромче медведя.

Я увидел Тимкины ноги в том же месте, где недавно стоял зверь. Он топтался на медвежьих следах.

– Эй! – окликнул я его. – Иди сюда!

Тимка вышел на просеку.

– Ну, чего вы?.. Надо было стрелять.

– Куда стрелять?! – не сдержался я. – Ты сам-то меня оттуда видел?!

– Нет.

– Ну, вот… А говоришь.

Досада все еще кипела во мне. Ведь зверь был так близко… И ушел.

– К Борисенку направился, – сказал я. – Минут пять уже… Что-то не слышно.

– Может, обратно к реке ушел? – предположил Тимка.

– А кто его знает? Может, и ушел! – я повесил ружье на плечо и сунул озябшие руки в карманы. – Давай послушаем… Чего Борисенок-то не стреляет? К нему же повернул…

Мы замолчали, вслушиваясь в тишину.

– Э-э-э-э-э-эй! – донесся до нас приглушенный расстоянием голос Борисенка. – Иди-и-ите сю-у-да-а-а!

«Чего он орет? Непонятно… – раздраженно подумал я. – Если прошел – почему отпустил без выстрела?.. А если не прошел? Чего орать? По новой загонять надо!»

– Иди к нему, узнай, – сказал я Тимке.

Тимка убежал по просеке к Борисенку. Я проводил его взглядом до развилки. Дальше мне уже было не видно.

Через некоторое время он появился снова. Помахал издали рукой:

– Все-о!.. Уше-о-ол!

«Как ушел? Почему ушел?.. – недоумевал я. – Как можно уйти через широкую просеку без выстрела? На крыльях что ли перелетел?»

Я подошел к Тимке.

– Что там у него?

– Идемте, сами увидите, – устало ответил паренек.

То, что я увидел, просто поразило меня. Оказалось, что медведь прополз мимо Борисенка на брюхе, укрываясь за лежащей поперек просеки сосной. Ствол в обхват, да еще снег сверху… Конечно, если бы зверь шел как обычно – не заметить его было бы невозможно. Даже если бы лежащая сосна скрыла его снизу наполовину, все равно черная спина на белом снегу выдала бы его с потрохами. А так… Это надо же додуматься!

– Прямо злой дух какой-то, а не медведь! – обескуражено развел руками Борисенок.

– Да-а… – вздохнул я. – Чего угодно ожидал, только не этого…

Я стряхнул снег с лежащей сосны и присел.

– Так что, и не слышал?

– Нет… – ответил Борисенок. – Я в стороне, метрах в тридцати стоял.

Что ж, бывает и такое… Вспомнилось, как однажды сам медведя не услышал и чуть нос к носу не столкнулся. Возвращался с охоты по лесной дороге. Вечер, тишина… И вдруг метрах в двадцати на обочине появляется медведь. Абсолютно беззвучно, как привидение… А у меня и ружье уже убрано в чехол, и патронташ в рюкзаке. Жаль, не было рядом представителей книги рекордов Гиннеса. А то б зафиксировали самую быструю сборку охотничьего ружья…Но тот медведь оказался совсем не опасным. Он просто посмотрел на меня и отправился дальше по своим делам… Это я к тому, что иногда и такой огромный зверь может передвигаться абсолютно бесшумно – как домашняя кошка.

– Ну, чего? – сказал Борисенок. – Чайку, что ли попьем?

– Нет, – отмахнулся я. – Пойдем в избушку, пока светло… Второй ночи под открытым небом я не вынесу.

– Конечно, – согласился Тимка. – В избушке и попьем.

Еще не стемнело, а мы уже были на месте. Первым делом затопили печь, повесили сушиться влажную от снега одежду. Произвели ревизию съестных припасов и обнаружили, что продуктов у нас осталось не так много… Мы еще не обсуждали, но у всех уже было такое настроение – завтра домой. Очень уж устали и измотались мы за эти дни. Особенно сказалась на самочувствии вчерашняя ночевка. Я до сих пор ходил как чумной. На морозе толком не выспишься, даже у костра… А тут еще эта зверюга – не знаешь чего ждать… В общем, избушке мы обрадовались, как дому родному. Наконец-то обсушимся, отоспимся в тепле…

Одно обстоятельство только не давало мне покоя. То, что я пообещал перед охотой хозяйке… Этот невзрачный, потемневший от времени костяной амулет, до сих пор так и валялся у меня в рюкзаке… Но как-то так получалось, что в эти дни мы ни разу не приближались к этому месту. А идти туда специально не было ни сил, ни возможности. И вот теперь, когда пришло время завершить нашу не слишком удачную охоту, это обещание, данное мимоходом старой женщине, не выходило у меня из головы.

Я достал карту, развернул на столе. Нашел озеро Черное, на берегу которого, рукой деда Захара было отмечено место захоронения шамана. Нашел нашу избушку… Вернее, место, где она стояла. Здесь тоже стояла жирная точка, поставленная стариком. Прикинул расстояние – не так уж и далеко.

– Изучаешь? – Борисенок склонился над плечом.

– Да вот смотрю… Куда нам выходить.

Борисенок присел рядом, чуть развернул карту к себе.

– Есть три пути… Смотря куда надо… Если обратно в поселок – можно вдоль реки, вверх по течению. Мимо не пройдешь. Но это долго… Можно по той дороге, по которой ты пришел к избушке. Но это тоже не близко. За день не справишься… А если так, – Борисенок прочертил пальцем линию рядом с Черным озером. – то быстрее всего. Здесь сначала выходишь на лесовозную дорогу, а потом на попутке – в райцентр.

– Вот это лучше всего, – оживился я. – Мне как раз в райцентр надо. Там на поезд – и домой…

– Мне в принципе, тоже так удобней. Я ведь там живу… А Тимку потом на автобусе в поселок отправим.

Все складывалось как нельзя лучше. Даже озеро было почти по пути.

– А если к Черному озеру выйти? Это большой крюк? – спросил я.

– Не очень, – сказал Борисенок. – Вот здесь вышка стоит старая, пожарная… Я не нее еще пару лет назад залезал. На самый верх… Под ветром как живая, ходуном ходила. Не знаю, стоит сейчас еще или нет… Короче, от вышки визира идет прямиком к озеру. Вот сюда, как раз, где метка у тебя стоит. Не больше трех километров по прямой… А зачем тебе озеро-то понадобилось?

– Да так… – я ушел от ответа.

А сам в это время уже соображал, как поступить.

«Дойдем до места, пока они возле вышки чай кипятят, я быстренько до озера смотаюсь, выполню, что обещал – и все дела!»

День угасал. Последние лучи солнца скользнули по верхушкам деревьев и сразу все вокруг поблекло. Серый предвечерний свет забрезжил в окне.

Мы собрали на стол, затеплили свечу… Раскаленная докрасна печь, наполняла жилище уютным теплом. После недавней ночевки на морозе, под открытым небом, избушка казалась нам райским уголком. Сонная благостная дремота витала в нагретом воздухе. Мы мечтали только об одном – поскорее улечься на нары и как следует отдохнуть. Оставалось перед сном только слегка перекусить и выпить по кружке горячего чаю.

– Тимка, ставь чайник! – распорядился Борисенок, нарезая хлеб на расстеленной газете.

– Воды нет…

– Снегу набери, – посоветовал я.

– Нет, – помотал головой Тимка. – Я лучше с родника принесу.

Он взял ведро и распахнул дверь.

– Куда ты в одном свитере? – сказал я. – Куртку хоть накинь.

– Да чего тут… Два шага.

Тимка хлопнул дверью и исчез.

Я подбросил в печь колотых дров, притворил кочергой железную дверцу. Потрогал полы своей куртки, проверяя, подсохла ли развешанная над печкой одежда… Тонкая камуфляжная куртка, и брюки были уже почти сухими, а верхняя одежда – еще нет.

Осторожно ступая босыми ногами по полу, я подошел к столу. На газете лежал нарезанный крупными ломтями хлеб, чуть в стороне – открытая банка тушенки, рядом белели крупно нарезанные ломтики репчатого лука. Посредине стола горкой возвышалась накромсанная как попало копченая колбаса – последняя из наших запасов.

– Садись, ешь, – сказал Борисенок, выкладывая ложкой тушенку на хлеб.

– Сейчас… Тимка придет… – я присел на лавку. – Чего он так долго?

– По нужде прижало, видать… – усмехнулся Борисенок.

Я повертел в руках нож, рассматривая зазубринки на лезвии. Потом пододвинул поближе свечу и начал читать статью в расстеленной на столе газете. Дочитав до половины, остановился…

– Слушай, что-то не то… Иди, посмотри.

Борисенок, недовольно ругнувшись, накинул на плечи войлочную лесную куртку и вышел на улицу. Пламя свечи тревожно забилось, отражаясь в синеватом проеме окна.

На душе стало как-то нехорошо, неспокойно… Я не мог найти объяснения тому, что Тимка так долго не шел. Решил поребячиться, нас разыграть? Но в одном свитере на морозе не очень-то весело.

Вся моя одежда была развешана для просушки. Босиком, в тельняшке и трусах я сидел на деревянной скамье возле стола и ждал.

– А-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а-а-а!

Дикий надрывный крик раздался на улице. Как будто кричало смертельно раненное большое животное. Никогда не слышал, чтобы так кричал человек.

Я как был, в трусах и тельняшке, так и выскочил из избы. Прихватил с собой только заряженное ружье… Не чувствуя мороза, в сапогах на босу ногу, бросился к роднику.

Борисенок все еще отчаянно кричал, закрыв руками лицо. Хриплые истошные звуки вселяли ужас… Увидев меня, он замолк.

– Что?! Что?! – на бегу выкрикнул я, и осекся, увидев на окровавленном снегу неподвижное тело.

На изорванный в клочья труп было страшно смотреть. В нем с трудом можно было опознать нашего паренька. Я едва удержал подступившую дурноту.

– Давай… В избу его…

– Не-не-не!.. Не могу-у-у! – взревел Борисенок и попятился. Взлохмаченный, жалкий, с широко раскрытыми, остановившимися глазами…

Меня трясло от холода и от увиденного. Я сам готов был заорать.

– Идем, – сказал я Борисенку, выбивая зубами дробь. – Надо одеться…

В избушке Борисенок первым делом схватил в охапку свой карабин и забрался на нары.

Я надел на себя не просохшую до конца одежду, обул влажные еще сапоги. Натянул на руки Тимкины перчатки… Я понимал, что если сейчас надену свои, то потом вряд ли буду их носить.

– Пойдем… – сказал я. – Надо его принести.

Борисенок сидел, привалившись спиной к стене, и никак не реагировал на мои слова.

– Пойдем, – повторил я. – Одному мне не справиться.

Он даже не пошевелился.

Я взял ружье, повесил его за спину, чтобы руки были свободны. Подумав, прихватил с собой кусок брезента, валявшийся в холодном коридоре… Меня пугало то, что произошло, и особенно то, чем мне предстояло сейчас заниматься. Не хотелось никуда выходить из избушки. Она казалась единственным спасительным островком… Но я преодолел себя и шагнул за порог.

Непонятное состояние овладело мной. Чувства притупились, все эмоции куда-то ушли. Я действовал, как робот… Еще раньше я заметил за собой странное свойство. В нормальных человеческих условиях я очень чувствительный человек. Могу впадать в меланхолию из-за какой-нибудь ерунды, могу паниковать без причины… Но когда происходит что-то серьезное – словно щелкает невидимый переключатель. И тогда я действую жестко, расчетливо и бесстрастно. Впрочем, так, наверное, у всех людей…

Расстелив на снегу брезент, я перевалил на него бездыханное окровавленное тело. Затем крест накрест крепко завязал концы… Тащить предстояло в гору, поэтому я боялся, чтобы погибший не вывалился.

Вечерние сумерки скрадывали очертания предметов. Наползающая темнота делала окружающий лес угрюмым и опасным. Мысль о том, что, возможно, сейчас за тобой пристально наблюдают безжалостные звериные глаза, постоянно сидела в подсознании. Ружье не в руках, а за спиной было слабым утешением… В случае внезапного нападения я был беззащитен. Но выбора не оставалось. Пока еще совсем не стемнело, надо было действовать…

Я ухватился за брезент и поволок тяжелую ношу по пологому склону. Деревьев здесь было не так много, и это облегчало задачу… Завернутое в брезент тело, оставляло на снегу пропитанный кровью след.

Остановившись, я перевел дух… Тащить приходилось внаклонку, согнувшись, поэтому дело двигалось медленно. Вдвоем было бы полегче… Но, Борисенок, похоже, все еще не вышел из ступора. Поэтому на его помощь я не рассчитывал.

Метр за метром я продвигался к избушке. Рывок!.. Еще рывок!.. Еще!.. Любая кочка или ямка на пути становились серьезным препятствием. Руки сводило от напряжения, пальцы не слушались… Еще!.. Еще!.. В ушах звон, перед глазами огненные круги… Торчащие из брезента ступни ног в резиновых сапогах, мерно покачивались в такт рывкам.

Вот и избушка… Я сел на порог, отдышался. Теперь оставалось только затащить тело в холодный коридор. И накрепко закрыть на притвор входную дверь.

Борисенок так и не пришел в себя. Я пытался его разговорить, но он не реагировал. Лишь однажды с трудом выдавил из себя: «Я видел его… Совсем близко…». Волосы у Борисенка покрылись серебристой паутиной. Наверное, он поседел в тот момент, когда увидел зверя. Поначалу, на улице, я подумал, что это у него изморозь.

Прошло три часа. Мы сидели и молчали. Одиноко горела свеча на столе. К еде мы так и не прикоснулись… В напряженной тишине был слышен только вой ветра.

Неожиданно Борисенок поднялся, стал собирать в рюкзак свои вещи. Кружку, ложку, подсумок с патронами…

– Ты чего? – спросил я.

– Нет, нет, нет… – забубним он себе под нос, продолжая складывать в рюкзак всякую мелочь.

– Чего нет? – уже громче спросил я.

– Не могу!.. Не могу здесь! – почти выкрикнул Борисенок, сморщив небритое лицо. – Пойду домой…

– Ты что, спятил?! – я встряхнул его за плечо. – Куда ты пойдешь, на ночь глядя?

– Отстань! – он нервно дернул головой и оттолкнул меня.

Огляделся… Взял лежащий на нарах карабин.

– Я тебя не пущу! – в отчаянии выкрикнул я.

Борисенок лязгнул затвором.

– Назад!

Я увидел близко его глаза. Полные безысходности и страха… Глаза безумца.

– Хорошо, хорошо… – я отступил, понимая, что спорить просто опасно. Поди, разберись, что твориться сейчас в его воспаленном мозгу.

Присев на скамью, я почувствовал себя полностью опустошенным. У меня не было сил даже двинуть рукой. Чего-чего, а этого я никак не ожидал… Мир пошатнулся, все сплелось в какой-то безнадежный клубок. В двух шагах от меня, за стеной, лежал растерзанный зверем человек, напротив – сумасшедший с заряженным карабином, а где-то неподалеку бродил по лесу безжалостный медведь-людоед.

Не прощаясь, Борисенок вышел из избушки… Я заставил себя встать и закрыть обе двери. Первую дверь, из холодного коридора на улицу, я заблокировал стволом Тимкиного ружья, а вторую – уже привычно, железной кочергой.

Не знаю, сколько я просидел так: без движения, в жуткой тишине и полумраке. Время словно остановилось… Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким и беззащитным. Липкий животный страх волнами накрывал меня, параличом сковывал волю. И не спасали от него ни крепко запертые двери, ни заряженное ружье, лежащее на коленях… И когда в вое ветра опять послышались звуки шаманского бубна, я ощутил себя так, словно теряю рассудок.