Текст книги "Дьявол"

Глава пятая
Козни дьявола

Неутомимый устроитель всех бед и несчастий человечества: войн, болезней, голодовок, катастроф всякого рода, – смутитель и отравитель частной жизни, профессиональный мучитель людей, Сатана есть величайший лжец и обманщик во вселенной и – qualis rex, tails grex – таковы же его подручники и подданные. Обманы дьявола бывали ужасны. Один средневековый летописец повествует, как однажды дьявол явился в еврейской колонии о. Крита, под видом Моисея, и убедил уверовавших в него плыть с ним вместе в Обетованную Землю. Но, едва корабли, переполненные евреями, вышли в открытое море, как дьявол всех их утопил, вместе с народом, на них бывшим. Обещания и предсказания свои дьявол, – преемник древних оракулов, в которых, впрочем, по мнению церкви, он же пророчествовал под разными псевдонимами, – дает столь хитро и двусмысленно, что часто они обозначают совершенно иное и даже противоположное тому, чего ждет получивший обещание.

Иногда его обманы просто наглы и грубы: он щедро раздает своим поклонникам деньги, драгоценные камни, убирает стол их дорогими яствами, но, в действительности, это – сухие листья, уголь, помет или что-нибудь еще хуже. Когда морока спадает, одаренные дьяволом всегда видят себя одураченными и попадают в скверные истории. На эту тему сложилось множество легенд и сказок, как народных, так и вдохновленных или искусственных, до Гоголева «Проклятого места» включительно.

«Ну, хлопцы, будет вам теперь на бублики! Будете, собачьи дети, ходить в золотых жупанах! Посмотрите-ка, посмотрите сюда, что я вам принес! – сказал дед и открыл котел.

Что ж бы, вы думали, такое там было? Ну, по малой мере, подумавши хорошенько: а? золото? Вот то-то, что не золото: сор, дрязг… стыдно сказать, что такое. Плюнул дед, кинул котел и руки после того вымыл.

И с той поры заклял дед и нас верить когда-либо черту. «И не думайте! – говорил он часто нам: – все, что не скажет враг господа христа, все солжет, собачий сын. У него правды и на копейку нет!»

Когда человек вступал в договор с чертом, ему приходилось смотреть в оба, чтобы каждый пункт условия был яснее дня, ибо рогатый юрист мастерски привязывался к каждой недомолвке и двусмысленности и обращал ее в свою пользу. Знаменитый, польский волшебник, пан Твардовский, воспетый Мицкевичем в юмористической балладе «Пани Твардовская», чуть было не пропал из-за такого промаха. По контракту своему с дьяволом, он должен был отдать свою душу аду в Риме. Понятно, что, заключив контракт, «польский Фауст» поклялся, что никогда нога его не ступит за римскую черту. Но он позабыл написать: в городе Риме. И вот, однажды, когда Твардовский пировал в какой-то корчме, из кубка выскочил черт:

 
Здорово, Твардовский! Сердечно
Я рад повидаться здесь с другом:
Хоть я Мефистофель, но вечно
Готов к твоим панским услугам.
А помнишь ли, пан, как условье
На Лысой горе мы с тобою
Писали на шкуре воловьей,
И бесы клялися толпою,
Что я свой контракт не нарушу;
И ты поклялся перед ними,
Что должен нам панскую душу
Отдать через два года в Риме?
Вот семь лет уже миновало,
А ты только пекло морочишь
Да чарой мутишь, и нимало
Собираться в дорогу не хочешь.
С ленивым таким пилигримом
Сыграли мы шутку другую! –
Корчма называется Римом:
Я милость твою арестую.
 

Твардовский успел выкрутиться из скверного положения, но многие другие контрагенты дьявола погибали в подобной ловушке. Между ними – папа Сильвестер II (Герберт): по тем же причинам, как Твардовский от Рима, он отлынивал от Иерусалима, но однажды, отслужив мессу, он увидел перед собой дьявола, который заявил ему, что придел, в котором он служил, носит название Иерусалима, а потому не, угодно ли его святейшеству расплатиться по контракту? И уволок бедного папу в ад…

 
Tu non pensavi che io loico fossi.
 

Впрочем, и помимо договоров с дьяволом, подобные предсказания о месте смерти, разрешавшиеся трагическим каламбуром, сыграли печальную роль в жизни многих исторических людей:

Король Генрих

 
Как называют комнату, в которой
Я в первый раз лишился чувств?
 

Варвик

 
Ее зовут Иерусалимом, государь.
 

Король Генрих

 
Хвала Творцу! Там встречу я кончину;
Мне предсказали, вы помните, давно,
Что будто я умру в Иерусалиме;
Я думал все, что это в Палестине,
Но вышло иначе. Перенесите
Меня туда и положите там,
Чтоб Генрих встретил смерть в Иерусалиме,
 

(Шекспир. «Генрих IV»).

Иногда такое неопределенно-условное место заменяется в договоре столько же неопределенным условным сроком:

Faust

 
Und Schlag an Schlag
Werd ich zum Augenblicke sagen:
Verweile doch, du bist so schon,
Dann mag die Todtenglocke schallen.
Dann bist du deines Dienstes frei,
Die Uhr mag stehn, der Zeider fallen,
Es sey die Zeit fur mich vorbei.
 

(Goethe. «Faust»)

Как известно из второй части «Фауста», такого реального удовлетворения Мефистофель доктору Фауста не дал и попробовал поймать его на формальном крючке:

 
Im Vorgefuhl von solchen Gluck
Genietz ich jetzt den hohsten Augenblick.
 

Но небеса не принимают этой уловки, контракт оказывается невыполненным с дьявольской стороны и – молитвами великой покаянницы, при жизни Гретхен – душа Фауста получает свободу и возносится в райские селения…

Страсть Сатаны досаждать людям и всячески издеваться над ними доводит его до того, что он, подобно лисице, опустошает курятники или вдруг возьмет, да выпьет в чьем-нибудь, погребе все вино. Св. Маранда бес донимал, стаскивая с него одеяло, св. Гудулу – туша ночник, когда оба стояли на молитве, св. Теодеберта – опрокидывая подсвечник (чего так не любил лесковский «Очарованный странник»), св. Франческу Римскую – насыпая мух ей в воду для питья. Его дело – украсть у монаха рясу, запрятать молитвенник, набросать гадостей в суп. У монахов св. Дунстана он тащит решительно все со стола. Когда ученики св. Бенедикта строили монастырь, они никак не могли сдвинуть одного нужного им камня, потому что на нем сидел смеющийся над ними бес. Он уступил только вмешательству самого святого. Любимым, же его издевательством – самым наглым и грубым, но, увы, довольно частым – было свести влюбленную парочку на запретное свидание и, в момент преступных объятий, связать их на позор людской, – в неразрывность, more canino (А. Graf).

Когда Гамлет колебался, убить ли ему дядю и отчима своего Клавдия в отмщение за убитого отца, в числе его сомнений было и такое:

 
Дух – мог быть сатана, лукавый властен
Принять заманчивый, прекрасный образ;
Я слаб и предан грусти; может статься,
Он, сильный над скорбящею душой,
Влечет меня на вечную погибель.
 

Эта сила Сатаны над скорбящей душой отдавала во власть его всех меланхоликов и от того-то он был страшен для святых, с их отвращением к веселью и любовью к скорби по человечеству.

Очень-трудно выразить по-русски ту разницу между двумя видами бесовского воздействия на человека, которая в латинском языке коротко определяется словами obsessio и possesio. Первая обозначает предрасположение человека к атакам дьявола извне, – собственно говоря, это высшая форма искушения. Possesio – одержимость бесом., бесноватость, проникновение беса внутрь человека. Гамлет, равно как и заливавшиеся слезами святые, были жертвами obssesionis, но это совсем не значит, чтобы они были одержимы: напротив, философия и святость исключают возможность бесноватости.

На язык современной психиатрии, obssesio можно перевести паранойей на истерической почве, с бредом преследования. Подверженный демонскому натиску, человек страдал от демона даже, когда его не видел. Он чувствовал беса незримым в воздухе, и это злое присутствие его удручало и волновало, наполняло тревогой и страхом. Люди чувствовали себя в жизни, как в лесу, полном свирепыми разбойниками, которые вот-вот выскочат из-за кустов и совершат неслыханные злодейства. Уже говорено было о том, что присутствие демона наводит на человека тоску и страх. Маргарита не выносила Мефистофеля как человека, и, в конце концов, узнала-таки в нем беса:

 
Was steigt aus dern Boden herauf
Der! der! Schick ihn fort!
Was will der an dem belli gen Ort?
Er will mich!
 

Мало-помалу незримое присутствие беса переходит в зримое. Он начинает пугать свою ослабевшую жертву, являясь ей в собственном виде или в какой-либо метаморфозе. Великолепное изображение такого obssesioinati мы имеем в тургеневском «Рассказе о. Алексея». Личному появлению беса может сопутствовать или предшествовать какой-либо специфический шум, обусловленный начинающимися галлюцинациями и иллюзиями слуха. Бесконечное число подвижников, начиная св. Антонием, слышало демонов ревущими, как львы, воющими, как волки, кричащими, как орлы, шипящими, как змеи. К келье св. Маргариты Кортонской они приходили петь похабные песни. Других осыпали дикими оскорблениями, свирепой бранью, ужасными угрозами. Измучив зрение и слух, дьяволы убегали, поразив на прощанье и обоняние, потому что оставляли по себе такой отвратительный запах, какого не в состоянии устроить никакая химическая обструкция на земле. Иногда бесы набрасываются на неодушевленные предметы, швыряя их и портя, чтобы нанести убытки хозяевам, но это их система – против мирян, так как для монахов, защищенных обетом нищеты, уроны собственности предполагаются малочувствительными. Поэтому в домашнем обиходе подвижников бес трогает неодушевленные предметы только тогда, когда через них может непосредственно повредить его душе или телу. Так св. Авраамия бес лишил крова, разрушив его келью, а в другой раз поджег под ним циновку. В трагедии Юлиуша Словацкого «Лилла Венеда», очаровательно смешивающей веселый юмор с величайшим патетизмом, все эти подвиги совершает, от имени дьявола, слуга св. Гвальберта, плутоватый Слазь.

 
Swiety gwalbert
Lajdaku, ty mi spalil cele,
S1as
Nie ja,!
Djabel ja zapalil… jam cie, ojcze, szukal,
Aby sie tobie na djabla poskarzyc…
 

Пять лет подряд дьявол мучил св. Ромуальда, каждую ночь садясь ему на ноги и на ступни. Святому Эгидию дьявол вспрыгнул на плечи и так прицепился, что святой долго не мог его стрясти; случай, который в наши дни повторился с несчастным Владимиром Соловьевым.

Наоборот, бегинку Гертруду Аостскую он носил по воздуху, равно как св. Франческу Римскую, которую вдобавок держал за волосы над жаровней с раскаленными углями. Эту подвижницу он, вообще, мучил как-то особенно виртуозно. Так, однажды, он неизвестно зачем привязал ее к полусгнившему трупу и катал по земле, как вязанку хвороста. Блаженную Христину Стоммельнскую пачкал нечистотами. У св. Симеона Столпника младшего вырвал клок бороды. Св. Эверарда бил по лицу беспрерывно день и ночь от Страстной пятницы до троицына дня, значит 52 дня подряд. Св. Николая di Rupe опутал ежевикой. В св. Романа, Лупициния и Дунстана швырял камнями. Св. Антония ватага дьяволов избила палками до полусмерти. На св. Ромуальда, когда, он однажды запел какой-то особенно ненавистный дьяволами псалом, посыпались такие полновесные удары, что знаки их сохранились на всю жизнь. Св. Колету дьяволы не только били до беспамятства, но еще подбрасывали ей в келью трупы висельников. В Толентино хранилась, а, может быть, и посейчас хранится узловатая дубинка, которой дьявол колотил местного святого Николая Толентинского. Св. Иоанна di dio («человека божиего») дьявол не сконфузился избить в расцвете культурного и скептического XVI века! Чему же, впрочем, удивляться, если в России, еще в конце XIX века, черти седлают философов!

От побоев они переходят к угрозам против жизни. Это испытали: Франческа Римская, Моисей Эфиоплянин, Катерина Шведская; св. Вильгельма Роскильдского черти чуть не сожгли в постели, св. Альферия, основателя знаменитого монастыря в Каве (della Cava) спихнули с горы, пробовали удавить св. Антония Падуанского; на св. Доменика уронили камень из церковного свода. Иногда безобразия дьяволов возмущали небесные силы, и они приходили на помощь мученикам, хотя, замечает – А. Граф, – помощь эта в католических легендах похожа на вошедшую в пословицу помощь Пизы. Так, однажды, дьявол, – кстати, в Пизе же – бил блаженную Герардеску, таскал ее по земле, топил в Арно; наконец, когда не только жертва, но и мучитель выбились из сил, явились ангелы и, в свою очередь, побили дьявола. Можно себе представить, что претерпевала св. Христина Стоммельнская, которую мучили 200 000 чертей! Спасать русскую Соломонию Бесноватую святые явились только на одиннадцатый год ее невыносимых мучений и всяческого глумления и позора каким «скверняху» ее демоны. Про одного священника в Кельне Цезарий сообщает, что черти преследовали и тиранили его даже в отхожем месте. Вообще, можно по пальцам пересчитать святых людей, которые никогда не были жертвами дьявольского забиячества и насилий. Одним из таковых был св. Николай, патрон города Трани: хотя он умер от побоев, но не дьявола, а одного епископа.

Католические священники относят к области obsessionis все так называемые медиумические явления. Навождения этого типа терпел протопоп Аввакум.

«А егда еще я попом был, с первых времен, егда к подвигу стал касатися, тогда бес меня пуживал сице. Изнемогла у меня жена гораздо, и приехал к ней отец духовный; аз же из двора пошел в церковь по книгу с вечера глубоко нощи, по чему исповедывать больную. И егда пришел на паперть, столик маленкой тут поставлен, поскакивает и дрожит бесовским действом… И я, устрашася, помолясь перед образом, осенил его рукою, и пришед поставил ево на месте. Так и перестал скакать. И егда я пошел в трапезу, тут иная бесовская игрушка. Мертвец им лавке стоял в трапезе, непогребенной; и бесовским действом верхняя доска раскрылась, и саван стал шевелиться на мертвом, меня устрашая. Аз же, помолясь богу, осенил мертвого рукою и бысть по прежнему паки. Егда же вошел в олтарь, ано ризы и стихари шумят и летают с места на место: дьявол действует, меня устрашая. Аз же, помоляся и престол поцеловав, благословил ризы рукою, и, приступив, их пощупал: а они висят по старому на месте. Аз же взяв книгу, и вышел ис церкви с миром. Таково то бесовское ухищрение к человеком».

Грешники терпели от дьяволов при жизни много меньше и даже иногда получали от них любезности, но бывало и то, что еще заживо приходилось расплатиться за порочность свою, потерпев от дьявола чудовищные муки.

Всего опаснее было демонское напущение в смертный час. Тут уже дьявол не разбирал, кто грешник, кто святой. Он был уверен, что смерть – верное орудие, перед которым, и святой спасует. Более того: по средневековой легенде, он простер свою дерзость до того, что присутствовал на Голгофе при распятии Спасителя, рассчитывая повторить искушение, с которым потерпел неудачу в пустыне. В виде хищной птицы он даже уселся было на самый крест. Присутствие демонов у смертного одра человека решительно подтверждают в 858 году епископы Реймский и Руанский в письме к Людовику Германскому. Цели такого присутствия разнообразны. Во-первых, дьявол рассчитывает помешать раскаянию умирающего. Во-вторых, захватить душу, обреченную аду, на отлете и без всякого замедления. В-третьих, – человеку, за душу которого предвидится большой спор с добрым началом, предложить, в час смертного страха, дьявольские свои услуги, за уже несомненную и бесспорную продажу души. В-четвертых, они просто любили мучить человека предсмертным ужасом и отягчать агонию. Тысячи тысяч христиан испытывают, умирая, эту пытку, незнакомую людям античного мира, – что, в смертный час, комната больного переполняется угрожающими чертями, которые тянутся к одру его жадными когтями. Гениальной художественной передачей этого поверья, точно, схватившей дух его и в то же время сохраняющей краски строгой реальности, является сцена смерти епископа Никласа в Ибсеновых «Претендентах на корону». В ожидании лютой борьбы за душу умирающего Фауста, Мефистофель заранее окружает его всякой нежитью (Lemuren), а, когда Фауст падает мертвым, вызывает к трупу его из ада целые полчища чертей. Умирающие часто не только видят дьяволов, но и вступают с ними в физическую борьбу: так было с Людовиком Благочестивым, св. Катериной Сиенской и множеством других. Русская художественная литература имеет для этого момента сильную картину: смерть дьявола Ахиллы в лесковских «Соборянах».

«Ученый протопоп благословил умирающего, а Захария пошел проводить Грацианского и, переступив обратно за порог онемел от ужаса:

Ахилла был в агонии, и в агонии не столько страшной, как поражающей: он несколько секунд лежал тихо и, набрав в себя воздуху, вдруг выпускал, его, протяжно издавая звук: у-у-у-х! причем всякий раз взмахивал руками и приподнимался, будто от чего-то освобождаясь, будто что-то скидывал.

Захария смотрел на это цепенея, а утлые доски, кровати все тяжче гнулись и трещали под умирающим Ахиллой, и жутко дрожала стена, сквозь которую точно рвалась на простор долго сжатая стихийная сила.

Уже не кончается ли он? – хватился Захария и метнулся к окну, чтобы взять маленький требник, но в то самое время Ахилла вскрикнул сквозь сжатые зубы:

– Кто ты, огнелицый? Дай путь мне!

Захарий робко оглянулся и оторопел: огнелицего он никого не видал, но ему показалось со страху, что Ахилла, вылетел сам из себя, здесь же где-то с кем-то боролся и одолел…»

Умирать при подобных, условиях было жутко и трудно. Когда в 1524 году Доменик Капраника, епископ в Фермо, издал книгу, в которой собраны были из предшествующих веков наилучшие пожелания на час смертный, то этот том под титулом «Ars Moriendi («Искусство умирать») имел колоссальный успех и выдержал не менее изданий, чем в XIX веке «Как живут наши умершие, и как мы будем жить по смерти» монаха. Митрофана: одно из немногих русских сочинений, переведенных на все европейские языки.

Силой искушения дьявол преследует умирающего до последней минуты. В Лорето он ворвался к одному умирающему юноше, уже получившему от духовника напутствие из сей жизни в вечную, под видом женщины, в которую бедняга был страстно влюблен:

– Неужели ты покинешь меня, любовь моя? – вопияла она, ломая руки. Умирающий, видя отчаяние своей любовницы, собрал последние силы и твердо сказал: – Никогда я не покину тебя, моя дорогая. На этом слове он умер, а дьявол подхватил его душу и унес в ад. Это, очевидно, был очень нечестный черт. «Le diable amoureux» знаменитого Казота, вынуждавший у любовника слова: «я люблю тебя, мой дьявол!» был гораздо порядочнее. Он хоть и прятал под масками то хорошенькой танцовщицы, то красивой собачки болонки, чудовищные формы получеловека – полуверблюда, но не скрывал своей дьявольской натуры и желал быть любимым в качестве подлинного дьявола, а не как заимствованный призрак женщины. Фламандская легенда о милосердной Жанне, обработанная мной в сказку, повествует о девушке, которую дьявол поймал на жалости, показав ей сперва – каким он был до падения, а потом – каким отвратительным стал он теперь, и уверив доверчивую бедняжку, что своей любовью она приведет его к раскаянию, а, следовательно, и возвратит ему прежнее великолепие…

В систему дьявола входило внушать умирающим, что грехи их превышают меру небесного долготерпения, что раскаиваться поздно и не стоит, – все равно, бог не простит, потому что простить нельзя. Будя в памяти умирающего все им совершенные грехи, дьявол легко доводил его до отчаяния и, в таком состоянии, равносильном вечному осуждению, уходил он в вечность.

Если дьявол знал наверное, что душа, будет присуждена ему, он часто не стеснялся прикончить умирающего. Преподобный Бэда и Пассаванти рассказывают об одном английском рыцаре, которого, как скоро он на смертном одре отказался от исповеди, пришедшие два дьявола изрезали на кусочки, – один кромсал его с головы, а другой с ног. Цезарии упоминает о дьяволах-воронах, которые клювами вырывают у грешников душу из сердца. Это напоминает русские и германские сказки о воронах-железных носах и демонического Морского Ворона великолепной гейневской баллады. Галлюцинации предсмертного бреда необычайно часто показывают больших страшных черных людей с огненными глазами, воронов и коршунов, летающих по комнате, змей, висящих с потолка, жаб, скачущих по полу. Св. Григорий Великий рассказывает о юноше, которому в предсмертной агонии казалось, будто его раздирает ужасный дракон. Когда умирал папа Александр VI Борджиа, пришедший за ним дьявол прыгал вокруг него по мебели в виде обезьяны. Часто умирающие слышат ужасный рев адских жерл, шум и грохот огромных котлов, стук молотков, звон цепей, звяканье клещей и других орудий пытки и отчаянный вой грешников.

 
Говорят, ему виденье,
Все мерещилось в бреду:
Видел света представленье,
Видел грешников в аду:
Мучат бесы их проворные,
Жалит ведьма-егоза,
Эфиопы – видом черные
И как углие глаза
Крокодилы, змеи, скорпии
Припекают, режут, жгут…
Воют грешники в прискорбии,
Цепи ржавые грызут.
Гром глушит их вечным грохотом,
Удушает лютый смрад.
И кружит над ними с хохотом
Черный, тигр-шестикрылат.
Те на длинный шест нанизаны,
Те горячий лижут пол…
Там на хартиях написаны,
Влас грехи свои прочел…
 

Некрасов

Но гораздо более выгодно, чем напущение, была для беса одержимость (possessio). Если в первом случае дьяволы напоминают солдат, осаждающих крепость, то во втором – солдат, которые взяли крепость, перебили гарнизон и сами стали гарнизоном. Жертва напущения, как бы ни мучилась, сохраняет волю. Одержимый или бесноватый именно воли-то и лишается. Он творит волю беса, в нем сидящего, пропитавшего собой и тело его, и душу, так что последняя, если заклинания церкви не освободят ее от демонской власти, непременно должна пойти в ад.

Выше было уже говорено, что вселение дьявола в душу – трудно понимаемый процесс и загадка. Св. Ильдегарда (1100–1176) утверждает, что дьявол не проникает в душу собственным своим существом, но только помрачает ее своей тенью наподобие того, как при лунном затмении луна погружается в конус тени, бросаемой землей. Но это мнение не было популярно. Больше верили и действительное проникновение и смешение двух духовных начал. Процесс вселения осуществлялся иногда с молниеносной быстротой. Образцом может быть «Доника» в известной балладе Соути, переведенная Жуковским. В Донику, дочь Ромуальда, вселился бес очарованного озера, над которым стоял замок ее отца.

 
… Был вечер тих и небеса алели;
С невестой шел рука с рукой
Жених; они на озеро глядели
И услаждались тишиной.
… Все было вкруг какой-то полно тайной;
Безмолвно гас лазурный свод.
Какой-то сон лежал необычайный
над тихою равниной вод.
Вдруг бездна их унылый и глубокий
И тихий голос издала:
Гармония в дали небес высокой
Отозвалась и умерла…
При звуке сем Доника – побледнела
И стала сумрачно-тиха;
И вдруг… она трепещет, охладела,
И пала в руки жениха.
Оцепенев, в безумстве исступленья,
Отчаянный он поднял крик…
В Донике нет ни чувства, ни движенья;
Сомкнуты очи, мертвый лик.
… И были с той поры ее ланиты
Не свежей розы красотой,
Но бледностью могильною покрыты:
Уста пугали синевой;
В ее глазах, столь сладостно сиявших,
Какой-то острый луч сверкал,
И с бледностью ланит, глубоко впавших,
Он что-то страшное сливал.
Ласкаться к ней собака уж не смела;
Ее прикликать не могли;
На госпожу, дичась она глядела
И выла жалобно вдали.
 

Чтобы ворваться в слабо защищенную душу, дьяволы пользовались не только малейшим вольным грехом, но всякою невнимательностью, вводившей в грех невольный. Дитя хочет пить. Дьявол подсовывает ему кружку воды и сам в нее ныряет. Бедное дитя пьет, позабыв перекреститься, и вот бес уже в нем, Это рассказ св. Цельза. В житии св. Бонания, аббата в Люцедио, повествуется о родильнице, которая таким же способом проглотила дьявола по имени Фумарета (Fumareth). Св. Григорий Великий знал монахиню, съевшую демона в листке латука. Если человек жил в грехе, от бесноватости не могли его спасти никакие святые прибежища, ни убежища. В житии св. Констанца, архиепископа Кентерберийского, рассказывается случай, как бес вселился в молодого монаха в то самое время, когда он читал за литургией Евангелие. Сын отца Алексея в известном, рассказе Тургенева окончательно схвачен преследующим его бесом в момент еще более священный:

«– Слушай, – говорит, – батька. Хочешь ты знать всю правду? Так вот она тебе. Когда ты помнишь, я причастился – и частицу еще во рту держал – вдруг он – (в церкви-то это, белым-то днем!) встал передо мною, словно из земли выскочил, и шепчет он мне… (а прежде никогда ничего не говоривал) – шепчет: выплюнь и разотри! Я так и сделал; выплюнул – и ногой растер. И стало быть, я теперь навсегда пропащий – потому что всякое преступление отпускается – но только не преступление против святого духа…»

Все некрещеные предполагались одержимыми бесом с момента рождения. Видали, как бес выходил у них из уст в момент, когда их погружали в купель или возливали на них освященную воду. Это весьма наивно увековечено на старинных картинах. Поэтому недоконченное или неправильно совершенное крещение было тяжким преступлением, потому что влекло за собой ужасные последствия для крещаемого, оставляя его во власти дьявола. Так – наша знаменитая, демономанка XVII века Соломония Бесноватая очутилась во власти «чернородных демонов», потому что была крещена попом, который «половины крещения не исполнил». Любопытное народное поверье рассказал Лажечников в «Ледяном доме». Муж трудной роженицы скачет к попу «за молитвою». Поп сам не поехал, а прочитал молитву «в шапку» мужику: поезжай мол и вытряси над женой. На обратном пути мужик встретился с чертями в виде проезжих, которые так раздразнили его, что он в сердцах сорвал с себя шапку и швырнул ее в своих обидчиков. Чертям только того и надо было. Молитва, начитанная попом, из шапки вылетела, а бесы вселились на ее место. Злополучный мужик, не подозревая коварного подмена, добросовестным образом вытряс шапку над женой и сам вселил, таким образом, легион чертей, как в жену, так и в новорожденную дочку… Массилиане, еретики IV века постоянно плевали, чтобы выплевать как можно больше дьявола, которого предполагали внутри себя. В «Откровениях» св, Бригитты говорится, что дьявол сидит в сердце человека, как червь в яблоке, в детородных частях, как кормчий на корабле, между губ, как стрелок с натянутым луком. Таким образом, даже и у крещенных тело давало много приюта, дьяволу. Когда бесноватость поражала человека не сразу, а постепенно, проходя предварительно как бы некоторый инкубационный период, то местом, для последнего, как признался в том папе Льву IX сам дьявол, было тело. Засев в нем, дьявол сперва его одолевал ленью, обжорством, сонливостью, а уже потом бросался в душу. Вероятно, именно поэтому многих бесноватых легко излечивали не только молитвы и заклинания, но и хороший прием слабительного и диета или, напротив, улучшение в пище.

Но истинно благочестивые правоверы принимали эти средства как грубые, материальные и недостойные религиозного, а уж тем более святого человека. Едва ли не в каждом монастыре когда-либо однажды разыгрывались сцены, подобные той, которую Достоевский типически прозорливо поместил, в «Братьях Карамазовых» – у гроба старца Зосимы:

«– Чесо ради пришел еси? Чесо просиши? Како веруеши? – прокричал отец Ферапонт юродствуя, – притек здешних ваших гостей изгонять, чертей поганых. Смотрю, много ль их без меня накопили. Веником их березовым выметать хочу.

– Нечистого изгоняешь, а может сам. ему же и служишь, – безбоязненно продолжал отец Паисий, – и кто про себя сказать может, «свят есмь»? Не ты ли, отче?

– Погань есмь, а не свят. В кресла, не сяду и не восхощу себе аки идолу поклонения! – загремел отец Ферапонт. – Ныне людие верву святую губят. Покойник, святой-то ваш, – обернулся, он к толпе, указывая перстом на гроб, – чертей отвергал. Пурганцу от чертей давал. Вот они и развелись у нас как пауки по углам. А днесь и сам провонял. В сем указание господне великое видим.

А это действительно однажды так случилось при жизни отца Зосимы. Единому от иноков стала сниться, а под конец и наяву представляться нечистая сила. Когда же он, в величайшем страхе, открыл сие старцу, тот посоветовал ему непрерывную молитву и усиленный пост. Но когда и это не помогло, посоветовал, не оставляя поста и молитвы, принять одного лекарства. О сем многие тогда соблазнялись и говорили меж собой покивая главами, – пуще же всех отец Ферапонт, которому тотчас же тогда поспешили передать некоторые хулители о сем «необычайном» в таком особливом случае распоряжение старца».

Вселяться могли бесы как одиночно, так и множеством. О легионе бесов, исшедшем из одержимого в стадо свиное, мы знаем еще из Евангелия. Григорий Великий рассказывал об одной даме, которая, будучи должна присутствовать при освящении храма св. Севастиана, была столь нечестива и неосторожна, что в ночь перед тем, увлекла своего мужа к любовным ласкам. Едва она вошла в храм, как ею овладел бес, перешедший, однако, после заклинаний, в одного священника, неизвестно чем повинного. Больную отвели домой и поручили долечить ее каким-то плохим заклинателям, по неискусству которых в нее вселилось уже 6666 новых бесов! И отступила эта адская дивизия только перед молитвами некоего святого инока, по имени Фортуната.

Эта причина часто наводит бесноватость. Один из пациентов протопопа Аввакума был наказан бешенством также за то, что соблудил с женой в праздник. Служанка его Анна подверглась мукам от бесов, влюбившись в своего прежнего господина. По Аввакуму, за малейшее «нарушение церковных правил, иногда чисто мелочных внешних предписаний благочестия, за работу в праздник, за лень в молитве и т. д. насылаются на человека бесы. Бесы насылались на самого Аввакума: раз за то, что он променял на лошадь книгу, данную ему Стефаном Вонифатьевым, в другой раз – за никониянскую просвиру».

В одной бесноватой пациентке св. Убальда сидело 400 000 бесов. И, наоборот, один дьявол мог вселиться в несколько человек. Все это узнавалось легко, так как дьявол, на вопросы заклинателей, обыкновенно, называл свое имя и указывал причину и способ, как он вселился в свою жертву.

Одержимость проявлялась сложностью явлений, странно и чудесно наполнявших и изменявших как физический, так и. психологический строй человека. Замечались чудовищные извращения физиологических функций начиная с питания. На одних одержимых нападала сверхъестественная прожорливость. Так историк Феодорит (V век) сообщает о бесноватой женщине, которая ежедневно поедала 30 штук цыплят, Другие страдали извращением аппетита и пожирали мерзости, которые, действительно, разве дьяволу могли быть по вкусу. Таков у Шекспира «бедный» Том, что ест змей и ящериц, пьет стоячую воду, глотает крыс». («Король Лир»). Третьи, наконец, в противоположность первым, выражают глубокое отвращение к какой бы то ни было пище и без малейшего видимого вреда для себя, остаются без всякого питания в течение многих дней.