Текст книги "Простые фокусы"

9

– Чего так рано? – заспанным голосом спросила Света, появившись в дверях кухни. Часы показывали начало седьмого. – Далеко собрался?

– Надо к отцу сгонять. На полдня, не больше, – с набитым ртом ответил Павел, наворачивая бутерброды.

– А что не предупредил?

– Собирался. Будить рано не хотел.

– Заботливый какой, – ехидно ответила супруга, – а вчера сказать не судьба?

– Свет, что ты, как я не знаю!

– Пашенька, а ты ничего не забыл?

– Ну, что опять? – недовольно выдохнул он.

– Я сколько талдычу, что надо стиралку новую покупать? Ты давно свои носки ручками полоскал?

– Я же сказал – на полдня. Успеем.

– Знаю я твои полдня!

– Завтра съездим.

– А завтра мама зайти собиралась. Или ты тоже забыл?

Павел залпом допил остатки чая и поднялся из-за стола.

– Свет, у бати крыльцо провалилось, в дом не войти. Я ему и так на прошлой неделе обещал. Он сам не поправит.

– Делай, что хочешь, – устало выдохнула Света, бросив взгляд под раковину. – Ты ручку на дверце полгода заменить не можешь.

Павел, потерев глаза, подошёл к супруге и аккуратно взял её за плечи:

– Давай ещё раз. Я вернусь после обеда, и мы сгоняем, куда тебе надо. А у бати с крыльцом правда беда. Если не успею доделать, завтра ещё раз смотаюсь. Думаю, Елена Михална мое отсутствие переживёт.

Супруга закатила глаза. Он захотел поцеловать её в губы, но та отвернулась, подставив щёку. Паша пригнулся, пытаясь поймать её взгляд.

– Договорились?

– Уйди и не беси меня больше.

Улыбнувшись, Павел пошёл в прихожую.

Отец жил в деревянном домике почти на окраине буквально в двухстах метрах от берега реки, где городок плавно перетекал в небольшой посёлок со старыми одноэтажными домами. Если бы не близость дороги, здесь царила бы полная тишина.

Припарковавшись на обочине, Павел выбрался из машины. После смерти матери он всё-таки позволил себе то, о чём давно мечтал. Безжалостно разломав старую дощатую ограду, он забетонировал столбы и поставил новый забор из профлиста, заодно навесив ворота рядом с калиткой. Разровняв пару ненужных грядок и выкорчевав кусты смородины, он обустроил удобное парковочное место для своего автомобиля.

Просунув руку в аккуратно прорезанное отверстие, Павел откинул щеколду и, открыв чуть скрипнувшую калитку, шагнул на двор. Затем распахнул ворота и, закатив машину, заглушил мотор.

На крыльце, услышав шум, появился отец, одетый в растянутую полосатую футболку и тренировочные штаны.

– Ни свет ни заря, – улыбнулся он.

– Привет, бать! – откликнулся Павел, приветливо махнув рукой и запирая ворота. До крыльца вела короткая дорожка. На углу дома, почти закрывая проход, разрослась живокость. Время от времени Павел вспоминал, что когда-то вдоль тропинки росло много цветов, заботливо высаженных матерью. Теперь пышные соцветия пионов и гладиолусов бесследно исчезли, сменившись неприхотливым чертополохом да мать-и-мачехой. Сорная трава вольготно отвоевывала своё.

– Бать! Я кому триммер купил? Скоро совсем зарастёшь, – пробурчал Павел, отодвинув тяжелую ветку мелких синих цветочков и шагнув на крыльцо. – Завёл и скосил, дел на пять минут.

– Да пусть растет, – примирительно отозвался отец. – Не люблю я эти лысые проплешины. Заходи давай. Чай будешь?

– Позавтракал уже. Время цигель-цигель, хочу до обеда управиться, – Павел машинально прихлопнул комара, незаметно севшего на шею (здесь гнуса было куда больше, нежели в центре), и, быстро осмотрев провалившееся крыльцо, задумчиво потёр затылок, подозревая, что за полдня вряд ли успеет.

– Доски вроде оставались? – спросил он, прикидывая, с чего начать.

– А что с ними за полгода сделается? Ты в прошлый раз с лихвой накупил.

Павел вернулся к машине, достав из багажника ящик с инструментом.

– Пилу неси, – бросил он, поспешив к небольшому сараю, где некогда ютилась пара коз да стояли клетки с кроликами. Сейчас дощатая постройка превратилась в склад никому не нужного барахла. От тщательно ухоженного участка, который до сих пор помнил Павел, остались разве что пара грядок да старая теплица, за которыми по-прежнему ухаживал отец.

Наконец, трезво оценив фронт работ, Павел взялся за дело. Выломав рассохшиеся провалившиеся доски, он ненадолго задумался, решая, стоит ли бросить новый настил или лучше разломать всё подчистую и ставить крыльцо заново.

– Карандаш дай! – попросил Павел, примеряя свежую доску. – И подержи там, я отмечу.

Чиркнув грифелем, он довольно кивнул самому себе.

– Принести чего? – справился отец.

– Коньяку и колбасы, – Павел запустил руку в кофейную банку с саморезами. – Шучу, бать. У самого как?

– Да ничего.

– Ничего – это ничего хорошего?

– Нормально, Паш. Видишь, на своих ногах.

Павел качнул головой и пробормотал:

– Кого я спрашиваю… Дай шуруповёрт.

Отец протянул инструмент и нахмурился, глядя в сторону сада:

– Яблоню видел?

– А с ней-то что?

– Да плохо все. В том году яблок почти не было. Чую, в этом вообще не будет, морозом весной побило.

– Так давай срубим, чего думать.

Отец тяжело вздохнул:

– Жалко её! Я старый, она старая, тебе не понять, Пашка, пускай стоит. Лучше с колодцем пособи. Там землю намывает. С верхним кольцом беда. Надо бы законопатить. Там неглубоко, метра полтора всего. Ну и дно почистить.

Павел замер, окинув тоскливым взглядом участок:

– Давай всё-таки к нам, а?

– Что, Паш? – не расслышав, переспросил отец, сосредоточенно держа длинную доску.

– Правда, бать, давай к нам. Сдался тебе этот дом? В него вкладывать больше, чем потом продать…

– Пашка! Завязывай! – отрезал отец. – Мы уже это обсуждали.

Павел осторожно продолжил:

– Погоди. Ну, сам подумай, какой смысл…

– Что тут думать? – вновь оборвал старик. – Да и куда я к вам? Вам самим жить негде, одно название – «двушка». А дети пойдут, так на голову друг другу сядем?

– Я не давлю… Уголок передай. Но я поузнавал: если продать нашу квартиру и твой дом, можно взять «трёшку» на Грибоедова. Немного добавим, зато просторно.

– Продадим – добавим. Пашка, а с каких денег ты добавлять собрался? Ваша со Светкой квартира от тетки досталась, а свои сбережения ты на мастерскую спустил. Много она тебе принесла за это время?

Сын отвёл взгляд.

– Ну, признайся честно. Фиговый из тебя бизнесмен, это наследственное. Бросил бы свой дурацкий гараж, у тебя от него одни хлопоты.

– Что сразу дурацкий? – мигом ощетинился Павел.

– А не ты ли мне вечно жалуешься?

– Бать, не сыпь мне соль на сахар! Не надо напоминать, какой ценой мне мастерская досталась! Мне теперь сжечь её?

– Ты опять за своё? Никто тебя не винит в том, что произошло.

Павел дёрнул на себя доску, примерив старую отцову пилу к очерченной метке. Стальные зубья яростно вгрызлись в дерево, безжалостно рассыпая опилки.

– Я без обид, Пашка. Продай эту халупу к чертям. С дядей Юрой я договорюсь, тебя возьмут.

– Какой завод, бать! – устало выдохнул Павел. – Он лет двадцать назад умер, о чём ты вообще!

– Да ни черта ты не знаешь! Увяз в своих машинах. Завод полгода как на ноги встал. Сейчас всю линию меняют, работа пошла, только держись. Сплошной госзаказ, как при Союзе. Люди нужны, а у тебя специальность годная, с руками оторвут.

Павел на мгновение замер, прихлопнув очередного комара на шее, и снова энергично заработал пилой.

10

Коля сосредоточенно листал одну страницу браузера за другой, крутя между пальцев синюю визитку с золочёными буквами.

– Что смотришь? – Маша подошла со спины и плавно обняла мужа, положив голову на плечо. На мониторе мелькали эскизы модных татуировок.

– Глянь, как круто делают, – вздохнул Коля и отложил визитку.

– Ценник, небось, тоже крутой?

– Да ну тебя! – лениво промычал Коля, продолжая щёлкать мышкой. – Тогда давай дружненько по треугольнику набьём: дёшево и сердито. На троих валькнут и выйдет.

– Ма-а-ам! – послышалось из-за стены. Маша усмехнулась.

– На лбу себе свой валькнут набей, викинг хренов. Сворачивайся, детёныш ждет.

Коля захлопнул ноутбук. Шальной взгляд так и рисовал на коже тёмный узор сплетающихся линий.

– Доедем или пешком?

– Душа викинга жаждет пива субботнего дня. Посему, если готова рулить, то вперёд и с песней, – откликнулся Коля.

Маша рассмеялась, подхватив выбежавшего из соседней комнаты сына.

– Ладно, давай собираться.

Решили всё-таки пешком, благо река была неподалёку. Сын лихо катил на самокате, то и дело уезжая далеко вперёд. Уже под конец пути Коля окликнул его:

– Куда погнал, мелкий? Кто мороженое просил?

Остановившись у ларька, Коля принялся неторопливо изучать витрину, а Маша, сочувственно взглянув на продавщицу, подумала о том, как же хорошо в такую жару находиться по эту сторону прилавка.

– Па-а-ап!

– Не папкай. Выбирай давай. Стаканчик, рожок или эскимо?

– Пап! Ну, я не знаю!

– У тебя десять секунд, – буднично откликнулся Коля. – Девушка, мне пару «Туборга». Из холодильника.

– Ну, пап! – настойчивее повторил сын.

– Время кончается, – Коля спокойно запустил руку в карман. – Мы с мамой уходим. Держи денежку. Выберешь, возьмешь сдачу и догонишь, окей?

– Стаканчик черносмородиновый! – тут же раздалось вслед. Коля усмехнулся и вернулся к ларьку.

– И два стаканчика смородиновых.

Демонстративно не обращая внимания на сына, нетерпеливо припрыгивающего совсем рядом, он отдал мороженое супруге и склонил голову.

– Это маме, а ты слишком долго думал, – и, уловив момент, когда стоило пойти на попятную, ловко выхватил из рук Маши мороженое, – держи, троглодит!

– Троглодит, между прочим, – это пещерный человек, – тут же ввернула Маша.

– Так это семейное, – парировал Коля, щёлкнув ключом и довольно отхлебнув ледяного пива. – Погнали давай! Речка к нам сама не придёт.

Супруга подхватила брошенную сыном мимо урны обертку от мороженого.

– А второе кому?

– Второе? – Коля открыл свой стаканчик. – Второе мне. Под пиво прекрасно идёт.

– Зашибись! Я тут у вас третий лишний?

– Отставить! Здесь твоей любимой фисташки всё равно нет, а на пляже оно всегда. Так что давай ноги в руки. Там уже и так, наверное, толпа.

Глеб покатил вниз по улице, где уже виднелась река, умудряясь одновременно рулить, глазеть по сторонам и с наслаждением облизывать мороженое. Родители спускались следом.

– Держи, – Коля протянул супруге свой вафельный стаканчик. Та нахально выхватила лакомство и демонстративно откусила так, что любая акула позеленела бы от зависти.

– Это вообще наглость! – присвистнул Коля.

– Наглость – это вот, – Маша забрала пиво и сделала пару глотков. – Блин! Гадость какая! Зачем мороженое переводить?!

– Тебе не понять, – рассмеялся Коля и тут же громко крикнул: – Глеб! Стоять! Перекрёсток!

Миновав последний переход, мальчишка бросил самокат и кинулся к воде, едва не потеряв недоеденное мороженое. Маша метнулась следом за сыном.

– Да оставь его, куда он денется? Там мелко.

Спустившись к пляжу, они бросили на песок сумку и расстелили пару огромных полотенец. Маша достала флакон крема и ловко перекинула его мужу.

– Ребёнка намажь. Потом меня.

– Яволь, мой фюрер! – браво отрапортовал Коля и громко свистнул. – Мелкий! А ну быстро сюда!

– Я купаться! – сын смеялся и вырывался из рук. Коля кое-как натер ребёнка кремом и легким пинком отправил обратно к реке. Глеб, заливисто вереща, поскакал по песку в воду, а Коля стянул футболку и зашагал в противоположную сторону.

– Куда собрался?

– Третий же не лишний.

– Чего?

– За фисташкой твоей пошёл.

Супруга улыбнулась и присела на пляжное полотенце, оглядывая пляж. Коля вернулся через минуту, протягивая мороженое:

– Кушать подано.

Маша взяла стаканчик, облизнула и задумчиво произнесла:

– Может, на будущий год к туркам махнем? Говорят, при раннем бронировании скидки хорошие. Можно в феврале почти за полцены на лето путёвку взять.

– Посмотрим. Сейчас всё равно никуда не поедем, а до зимы ещё далеко. Давай ближе к делу. Хотя почему сразу к туркам? В Болгарии, говорят, бюджетно и хорошо. Кипр ещё хвалят.

– А что сразу Кипр? Не мелочись, давай тогда на Кубу!

– Пока моих сбережений только на «Кубу Либре» хватит.

Коля бросил взгляд на плещущегося у воды сына.

– Давай и правда его следующим летом в море утопим? Может, плавать научится, а то так и будет в нарукавниках бегать.

– Ты у нас хвалился, что в детстве на тот берег и обратно плавал, пока мать уши не надрала? Ты и учи! За ребёнком следи давай, а то опять учешет чёрт знает куда.

– Сегодня твоя очередь! В прошлый раз я с ним, как с бубном, скакал. Да и что с ним сделается? Пять лет парню, здоровый лось.

Длинная песчаная полоса вдоль берега, насколько хватало глаз, от опор моста до лодочной станции была усеяна людьми. Сюда съезжались со всего города и ближайшей округи. Рядом расположилась компания молодёжи, пара пенсионеров с внуками да унылый крепко сбитый мужчина в камуфляжных плавках, прихлёбывающий пиво и листающий дешевый детектив в мягкой обложке. Коля поднялся и, размяв плечи, повязал бандану.

Вдалеке кто-то пытался разыграться у старенькой волейбольной сетки.

– Ребят! Нам человек нужен! – послышалось со стороны игроков. Никто и головы не повернул. Подростки продолжали что-то живо обсуждать между собой, заглядывая друг другу в телефоны и настраивая переносную колонку.

– Ау, народ, никто не хочет? – послышалось снова.

– Давай, мелкого не проворонь, а я ненадолго, – Коля послал супруге воздушный поцелуй и поспешил к сетке. Приблизившись, он замер и присвистнул. С одной стороны переминались с ноги на ногу щуплый паренёк с модной косой чёлкой да фигуристая девица в ярком купальнике. Судя по едва уловимой схожести, брат и сестра. С другой разыгрывалась колоритная троица. Здоровяк с обгоревшей лысиной и свисающим пузом уверенно передал мяч поджарому бородачу. Тот принял, несколько раз отбив головой. А третьим игроком оказался старый знакомый, снимающий комнату неподалёку от мастерской. Плешивый довольно щурился на яркое солнце. Длинные пляжные шорты, больше похожие на старые сатиновые семейные трусы, колыхались вокруг тонких жилистых ног.

– Николай?! Вот это встреча! – воскликнул Эосфор. – Полагаю, матч будет интересным.

– Ну что, порвём деда?! – хохотнул парнишка, оказавшийся с Колей в одной команде.

– Попробуй, – задорно отозвался плешивый, подтянув шорты почти до пупа, и, поймав мяч, ловко послал его через провисшую сетку. Коля отбил подачу не без труда. Мяч взлетел высоко вверх.

– Стоять! Это мой! – парень метнулся в сторону и, пружинисто подпрыгнув, ловко пробил в дальний угол. Игра началась.

Обе разношёрстные команды из случайных гостей городского пляжа сражались так, словно от результата игры зависело их будущее. Коля уверенными движениями посылал мяч обратно за сетку, то и дело бросая ироничный взгляд на яркие шорты Эосфора, напоминающие ему ямайский флаг.

Очередной навес и удар. Девушка под сеткой отбила жёсткую подачу, однако плешивый извернулся так, что мяч предательски вернулся обратно, плюхнувшись на песок.

– Неплохо! – ощерился бородач. – Что со счётом?

– Семь очков ведёте, – раздосадовано бросил Коля, – десять-три.

Толстяк довольно усмехнулся и с невиданной для его комплекции грацией изобразил издевательский танец.

– Давай, молодёжь! Сопли подбираем!

Предложивший порвать деда парнишка опёрся руками о коленки, заметно погрустнев.

Игра не сбавляла оборотов.

Коля, поджав губы, глянул на Эосфора и провёл очередную подачу. Плешивый снова ловко отбил, но парнишка с косой чёлкой умудрился вытащить безнадёжный мяч. Девушка оказалась рядом и перебросила его Коле. Тот подпрыгнул, размахнулся и со всей силы ударил, целясь в незащищённый угол. Переминаясь на истоптанном песке, Коля понял, что снова промазал.

– Одиннадцать – три, – спокойно прокомментировал Эосфор.

Досадливо цокнув языком, Коля сплюнул и ехидно усмехнулся:

– Кстати, зачётные труселя!

Плешивый, ничуть не смутившись, вернулся с мячом, но не спешил продолжать игру.

– Вспомнился по случаю один старый анекдот.

Все разом притихли, обернувшись в его сторону.

– Пришёл как-то мужчина к врачу с жалобой на головную боль. Врач его осмотрел и вынес вердикт: надо отрезать яйца. Тот покрутил пальцем у виска и ушёл. Но боли не проходили, и не осталось у мужика иного выхода, кроме как согласиться. После успешной операции голова и впрямь перестала болеть! Доктор, что за чудо, изумился мужик, какая связь между моей головной болью и яйцами? Да всё просто, ответил врач: у вас были слишком тесные трусы, они давили на яйца, от этого у вас и болела голова.

Игроки загоготали. Эосфор скупо улыбнулся уголком рта и добавил, ехидно глянув на Колю:

– А вам, Николай, плавки не жмут?

Обладатель длинных пляжных шорт подкинул мяч и, легко подпрыгнув, пробил "шестиметровый".

11

Павел стоял в мастерской, прижимая к уху мобильник и утирая выступившую испарину. Не дождавшись ответа, он раздражённо отложил телефон.

– Нафига мы за это ведро вообще брались? Тут геморроя больше, чем денег, – в сердцах пробухтел Коля, вытащив из-под капота древнего «Запорожца» почерневший от грязи карбюратор. – Не понимаю, как этот гроб на колёсиках вообще сюда своим ходом доехал.

Паша подошёл к приятелю, забирая деталь.

– Походу, насос-ускоритель накрылся. Заклинило капитально.

– И где мы на этот чудный раритет запчасти достанем? – покачал головой Коля.

– Да от «Жигуля» воткнем. Должен где-то валяться, я вроде не выкидывал.

Коля обречённо глянул на грязно-голубое заднемоторное чудо, которое было старше его самого:

– Такой аппарат впору в музей сдавать. Слушай, может, ну его пока? Жрать охота, сил нет!

Павел бросил взгляд на часы, висящие рядом с Мьёльниром. Время и правда близилось к обеду.

– Тебе лишь бы не работать!

– Да задрало во всём этом колупаться! Надо что-то другое мутить.

– У тебя есть идеи? – нахмурился Павел.

– Пока не думал, но мы в жопе дальше некуда, а скоро в долги влезем. Да и ментам уже второй месяц не заносили.

– Коль! Выдохни! Не сезон.

– А сезон у нас колёса весной и осенью менять? Шикарный бизнес! Москвичи второй монтаж открывают, того и гляди нас подомнут. У них оборудование и все ништяки, а мы до сих пор дедовыми отвёртками колупаем. Год протянем, а дальше что?

– А дальше видно будет.

Павел покрутил в руках карбюратор и неожиданно для самого себя с остервенением швырнул его в угол. Потом подошёл к верстаку, отёр ветошью руки, взял сигареты и закурил. С плаката, пришпиленного к стене, призывно взирала пошлая брюнетка, стриженная под старомодное каре.

Повисла тяжёлая пауза.

Коля примирительно положил руку на плечо.

– Не замечал, кстати, что эта баба на мою Машку похожа?

Павел вздрогнул.

– Так что смотри, не вздумай на неё лысого гонять, – усмехнулся приятель и по-хозяйски запустил пальцы в Пашину пачку сигарет. – На воздух пошли, здесь и так дышать нечем.

Выйдя на улицу, Коля вздохнул полной грудью. Солнце скрылось за облаками, поднялся ветер, гнавший с запада синие тучи. Павел, затянувшись, молча пристроился рядом, окинув взглядом двор. Тот был непривычно пуст. Дети разбежались по домам, и лишь пара старух, словно на страже, сидела на скамейке, о чём-то негромко переговариваясь.

Из-за поворота показался Иваныч на своём скрипучем велосипеде. Подкатив к мастерской, он соскочил на землю, довольно потирая руки.

– Это я удачно на перекур успел. Паш, угостишь?

Тот протянул раскрытую пачку, и гость довольно закурил.

– Новости слыхали?

– Рассказывай, – отозвался Коля.

– Час назад какой-то чудила заявился в администрацию и из «Сайги» людей пострелял. Там сейчас полицаев, как у дурака махорки.

Коля криво усмехнулся.

– Ты не опохмелился?

– Да ну тебя! – беззлобно отмахнулся гость. – За что купил, за то и продаю. Четыре трупа, двое в больничке. Говорят, кто-то из своих же и отличился. Ещё вчера лучшими корешами были, а сегодня во как повернулось. Дуреет народ.

– Весело у нас! – мрачно ответил Коля.

– Да уж, обхохочешься! – проворчал Иваныч, шмыгнув носом, и продолжил: – Вчера знакомый рассказывал: у него сосед с женой душа в душу без малого двадцать лет прожили, а на днях он с работы пришёл и молча ей нос сломал да за дверь выставил. Иди, мол, куда хочешь.

– Не святая, видать, оказалась, – не удивившись, предположил Павел, – рога наставила, а мужику кто-то добренький нашептал.

– Может, и так, – согласился Иваныч, скребя плохо выбритые щёки. – Только что-то часто в последнее время скандал на скандале. Как послушаешь, кругом дурь из всех щелей прёт: недавно вон ребёнок сбежал – все с ног сбились, найти не могут. Да вообще люди как с цепи посрывались.

– Мы с тобой, Иваныч, будто в разных городах живём, – Павел затушил окурок о ворота.

– А ты больше торчи в своей мастерской с утра до ночи. Скоро совсем одичаешь!

– Куда мне до тебя!

– Погоди-погоди! Что там про ребёнка? – вмешался Коля.

– Вы оба как с луны свалились. Мальчишка пропал. Русые волосы, чёрный балахон, рыжие кроссовки. Его фотографию на каждом столбе налепили. Правда, что ли, не видели?

– Видел, – сглотнул Коля, – только не листовки, а этого дурака малолетнего. Он у меня на лестнице ночевал, пока я его не турнул. Правильно Машка говорила, в полицию надо было звонить.

В этот момент из дальнего подъезда, громко хлопнув дверью, показалась растрёпанная старуха с доверху наполненным мусорным ведром.

– Сама после инсульта, а всё туда же, – вполголоса сказала одна из бабулек, сидящая на скамейке, затем громко крикнула вслед: – Что-то тебя давно не видно! Глянь, и не здоровается! Ксанка!

Старуха замерла на полпути, развернулась и заторопилась к приятельницам, шаркая стоптанными тапками по асфальту.

– Ты чего, Ксан, у тебя ж внук приехал. Он бы и вынес.

– Вынес бы, да не туда! – доковыляв до подруг, старуха сходу вывалила содержимое на голову одной из соседок. Та взвизгнула, суетно отряхиваясь от картофельных очисток и яичной скорлупы, запутавшихся в редких кудрявых волосах.

– Совсем спятила?!

– Подруга называется! Позавидовала, значит, что нам квартиру дают, а не тебе? Пошла и накляузничала? А что получила-то? Нам шиш с маслом и самой шиш? Никому и ни себе. Довольна теперь? А Петька мой из-за тебя с инфарктом тогда слег! Гадина ты! Гадина такая! Как ты мне тридцать лет в глаза смотрела?!

Отбросив ведро, старуха попыталась вцепиться в седые космы соседки. Та взвыла от боли и неожиданности.

– Вы чего, клячи, с ума посходили? – выкрикнул Иваныч.

– Пошли, пока они там друг друга не поубивали, – Коля отбросил сигарету и поспешил к раздухарившимся старушкам.

Павел с Иванычем кинулись следом.