Текст книги "Мудрость веков в языке бизнеса. Паремии в англоязычном научно-популярном деловом дискурсе. Когнитивно-дискурсивный аспект"

Схема 1

Итак, руководствуясь рассмотренными выше параметрами сближения и разграничения НКМ и ОКМ, а также рядом обозначенных нами базовых функций картин мира, мы можем утверждать, что ЯКМ является исторически сформировавшейся в сознании определенного этноязыкового социума и отраженной в языке совокупностью обыденных (наивных) и научных представлений о внутреннем и внешнем мире индивида, формирующей уникальное ценностно-смысловое пространство, необходимое для адекватного восприятия, категоризации и концептуализации окружающей действительности.

Представленная схема убедительно доказывает важность и перспективность использования когнитивного подхода к изучению проблем языка, являющего средством доступа непосредственно к человеческому разуму. Обязательный учет когнитивной составляющей в лингвистике подчеркивает Е. С. Кубрякова, указывая на то, что он способствует доступу к многочисленным процессам и явлениям, которые возможно наблюдать только потому, что они «пропущены» через языковые формы и благодаря этому обладают объективным характером» [Кубрякова, 2004, с. 362].

Обозначив основные функции ЯКМ и характер ее взаимодействия с другими производными картины мира, мы можем утверждать, что паремиологическая картина мира (ПКМ) должна обладать тем же набором базовых характеристик (адаптации/защиты, фиксации и хранения знаний, этничности, ценностной доминанты). При этом данная картина мира явно выделяется и присущими только ей характеристиками, выявление которых необходимо для реализации задач нашего исследования.

1.2. Англоязычная паремиологическая картина мира

Как нами уже упоминалось ранее, язык является не просто орудием, средством коммуникации, а культурным кодом нации, в котором отражается весь потенциал того или иного этноса. В этом проявляется диалектическая взаимосвязь языка и культуры: язык, будучи одним из основополагающих признаков нации, является главной формой существования и выражения национальной культуры.

Здесь необходимо еще раз подчеркнуть, что весь характер нашего исследования обусловлен антропоморфностью языковой картины мира, в соответствии с чем человеку принадлежит центральное положение в формировании и репрезентации всего комплекса явлений лингвистического и экстралингвистического характера.

Данное утверждение основывается на фундаментальных и незыблемых положениях современной науки и общей теории развития. С одной стороны, это антропный космологический принцип, воплощающий в себе философскую концепцию взаимосвязи и взаимодействия человека и универсума [см. подробнее: Стерледев, Стерледева, 1994; Гидлевский, Филатов, 2015]; с другой – это изначально введенный Л. Фейербахом и сместивший весь фокус лингвистических исследований в сторону антропоцентрической парадигмы антропологический принцип, представляющий собой квинтэссенцию философской системы и ее смысловое ядро [Жукоцкий, 1999, с. 3], в соответствии с которым человек воспринимается как уникальная «био-социо-культурная» сущность [Ларин, 2014, с. 73–84], обладающая безграничным потенциалом саморазвития [Гончаров, 2015, с. 113].

Важно отметить, что названная выше эклектическая философская структура био-социо-культурной природы индивида полностью коррелирует с той когнитивно-дискурсивной системой координат, которая была изначально задана в нашем исследовании, а именно: с одной стороны, с осмыслением ЯКМ как особого ценностно-смыслового пространства, природный, культурный и познавательный факторы которого как раз и обусловливают его своеобразие [Алефиренко, 2011]. Здесь важно помнить, что познавательная деятельность выражается посредством специфических языковых представлений, а также особенностей этноязыкового сознания, а значит, имеет непосредственную социальную составляющую. С другой стороны, дискурс понимается нами как многогранная когнитивно-культурно-коммуникативная и предметно-познавательная сфера, определяющаяся аспектами речевого использования, передачей идей и убеждений (когнитивного) и взаимодействием коммуникантов в рамках определенного социально-культурного контекста (социально-прагматического) [Шевченко и др., 2005 (б); Шевченко, 2006].

Представленная неже схема наглядно демонстрирует важность и насущную необходимость рассмотрения английской ПКМ как непосредственной составляющей английской ЯКМ с ее обязательным включением в обозначенную триаду «культура-природа-познание», а значит – осуществление ее когнитивно-дискурсивного анализа. Однако для начала более подробно остановимся на анализе различных подходов к определению понятия «паремиологическая картина мира», а также обозначим основополагающие характеристики данной картины мира.

Схема 2

А. В. Бадестова, рассуждая о сущности ПКМ, утверждает, что в данной картине отражаются различные области жизнедеятельности индивида, а сама она представляет собой результат переработки всего комплекса знаний и представлений о мире в определенной лингвокультурной традиции [Бадестова, 2015, с. 143]. На это же указывает М. А. Серегина, обозначая ПКМ как инвариантную часть ЯКМ, отражающую информацию культурно-значимого характера и комплекс стереотипных представлений народа о мире. Иными словами, учитывая обобщенность и типизированность представления обозначенных явлений, можно констатировать, что ПКМ есть компрессия социального и культурного опыта этноса [Серегина, 2012].

Е. Л. Калмыкова, занимаясь изучением ПКМ как особой категории лингвокультурологии, подчеркивает необходимость понимания ПКМ как важной и неотъемлемой части ЯКМ и утверждает, что данная картина мира отражает непосредственные особенности мировосприятия каждого этноса, которые «создают, с одной стороны, определенные черты исторического развития каждого народа, особенные характеристики народной материальной и духовной культуры (поверья, мифы обычаи, обряды, национальная психология, стереотипы мышления), то есть экстралингвистические факторы, а с другой стороны, обуславливают определенные особенности языков, которые категоризируют по-разному одну и ту же объективную действительность» [Калмыкова, 2010, с. 288].

Данные рассуждения однозначно указывают на то, что каждый народ будет обладать своей собственной неповторимой ПКМ, в которой находят отражение особенности национальной психологии народа и его стереотипно-мифологического мышления. Следовательно, англоязычная ПКМ представляет собой уникальное явление, регламентированное своими собственными особенностями внутреннего регулирования, а также инструмент познания и проникновения в менталитет той этнической группы, для которой английский язык является родным.

Рассмотрим подробнее другие базовые характеристики ПКМ.

Как уже отмечалось, ПКМ является результатом непосредственного восприятия и последующего переосмысления окружающей действительности. Эта картина возникает не просто в голове у одного или нескольких представителей этноса, но в национальном сознании и является исторически обусловленной, т. к. план ее содержания находится в прямой зависимости от того, на каком уровне познания находится этнос на определенном этапе его исторического развития.

Так как познавательная деятельность народа выступает в качестве формообразующей для ПКМ, важно подчеркнуть ее когнитивную составляющую, в соответствии с которой ПКМ является результатом когниции окружающего мира, т. е. «выступает в качестве результата когнитивного сознания и его деятельности и опирается на концептосферу – совокупность упорядоченных знаний» [Серегина, 2012, с. 54]. Из этого можно сделать вывод, что ПКМ заключает в себе не только совокупность ментальных стереотипов, о которых шла речь ранее, но и обладает содержательным концептуальным знанием о действительности.

Репрезентация устойчивых и систематически повторяющихся элементов в различных картинах мира определенного народа через ПКМ, а также обозначенные ранее характеристики указывают на то, что данный феномен можно считать некой когнитивно-психологической реальностью, обнаруживающейся в познавательной и мыслительной деятельности народа, а также в его вербальном и физическом поведении. ПКМ проявляется в единообразном поведении представителей определенного народа при столкновении со стереотипными ситуациями, в общих для всего этноса представлениях о действительности, равно как и в высказываниях, мнениях и суждениях об этой действительности [Попова, Стернин, 2007, с. 53].

Понятие «оценочной доминанты», характерное для этнической картины мира, в полной мере применимо и к ПКМ. А так как последняя обладает оценочной направленностью в «конденсированном» виде, можно говорить о ПКМ как об аксиологической модели мира, когнитивная структура которой заключает в себе экспликацию всех совокупных доминантных характеристик определенного лингвокультурного сообщества. Согласно Д. Б. Кумаховой, в ПКМ превалируют две категории оценок: рационалистическая и этическая. Данные категории связаны со шкалой ценностей, индивидуальной для каждой лингвокультуры, а также с некоторыми предпочтениями, детерминированными практической целесообразностью. Иными словами, в ПКМ происходит трансформация всей ЯКМ определенного лингвокультурного социума в своего рода идеализированную модель, в которой заключена система практической целесообразности определенных действий, а также их соответствие принятой в данном сообществе шкале ценностей [Кумахова, 2011, c. 6].

Таким образом, можно заключить, что категория оценки, будучи в первую очередь категорией антропологической, играет особую роль в ПКМ и представляет собой ключевое средство выражения всего комплекса аксиологических установок определенного народа как в области материальной, так и духовной культуры.

Здесь стоит разграничить понятия «ПКМ» и «мировоззрение». Несмотря на то, что ПКМ самым тесным образом связана с ЯКМ и мировоззренческими установками того или иного этноса, их вряд ли стоит отождествлять. ПКМ является содержательным знанием и результатом познания. Мировоззрение, тем временем, представляет собой совокупность или систему представлений, взглядов, знаний и принципов деятельности человека и общества в мире. Важно то, что мировоззрение не есть сумма всех этих представлений и взглядов об окружающей действительности, это их предельное обобщение [Философия: энциклопедический словарь, 2004, с. 499]. Еще одной отличительной чертой является то, что ПКМ обладает образным характером репрезентации определенных знаний о мире, стереотипов поведения и системы ценностных ориентиров, а мировоззрение, тем временем, обладает абстрактным, логико-дискурсивным характером [Радбиль, 2010, c. 53–54].

Отличительная характеристика ПКМ по отношению к ЯКМ прослеживается как раз в присутствии оценочного компонента, а именно в том, что в рамках ЯКМ объективная реальность предстает в том виде, в каком ее воспринимает индивид; в рамках же ПКМ представление этой же объективной действительности зависит от того, как человек ее оценивает и как он к ней относится.

Находясь в рамках целостной ЯКМ, ПКМ является когнитивно, прагматически и эмотивно обусловленным фрагментом, в котором обнаруживается экспликация оценочного отношения этноса ко всему, что может представлять ценность в его духовной и материальной культуре. Задача ПКМ, таким образом, заключается в том, что каждый представитель определенного социума должен стремиться к созданной ею идеализированной модели, принимая то, что оценивается в паремиях позитивно, и отбрасывая то, что имеет в паремиях негативную характеристику со стороны данного социума.

Суммируя ранее обозначенные подходы, можно заключить, что англоязычная ПКМ, будучи инвариантом англоязычной ЯКМ и, таким образом, обладая генетически обусловленной антропоморфностью, является результатом когниции окружающего мира, а также разноаспектного отношения английского социума к объекту познания и обладает уникальным набором характеристик, а именно: аксиологической; когнитивно-психологической; исторической обусловленностью; компрессионной; социально-культурной и этнически-обусловленным опытом; вариативной категоризацией объективной действительности в зависимости от особенностей английского языка. Являясь проявлением народного ума, народного характера, народной жизни и мудрости, ПКМ составляет важную и чрезвычайно интересную часть национального менталитета и народной культуры.

В силу того, что языковой единицей, непосредственно репрезентирующей и вербализующей ПКМ, является паремия, считаем необходимым осветить некоторые основные свойства и характеристики данных лексических единиц.

До сих пор исследователи языка не пришли к единому мнению ни относительно определения понятия «паремия» в современном языкознании, ни в отношении того комплекса языковых единиц, которые должны изучаться в рамках данного понятия. Как справедливо отмечает по этому поводу В. М. Мокиенко, ученые обсуждают и будут обсуждать «статус паремий различного типа и их интерпретацию с точки зрения терминологии и классификации, так как теоретически возможно окинуть паремию самым широким взглядом и представить ее от образной лексемы до законченного текста» [Мокиенко, 2010, с. 11].

По утверждению Н. Ф. Алефиренко и Н. Н. Семененко, большая часть современных лингвистов и культурологов склонны понимать под паремией разного рода афоризмы народного происхождения, в первую очередь пословицы и поговорки [Алефиренко, Семененко, 2009, с. 241].

Согласно словарю лингвистических терминов, паремия является устойчивым в речи анонимным обобщающих изречением, не лишенным переносности значения и пригодным для употребления в целях дидактического характера [Ахманова, 1969].

Паремиологические единицы обладают свойством аккумулировать в себе всю народную мудрость определенного этноса, а также надежно фиксировать традиционную картину мира этого этноса [Алешин, 2010, с. 510] и, таким образом, осуществлять межпоколенную трансляцию культуры (оценки, ценности, традиции, запреты, предпочтения и т. п.), что лежит в основе содержания всего процесса социализации [Телия, 1996; Красных, 2011].

Т. А. Солдаткина определяет паремиологические единицы как общепризнанные и передаваемые из уст в уста народные истины, вербализуемые в виде кратких законченных ритмически оформленных предложений назидательного характера, функционирующие самостоятельно. Они содержат опыт поколений (зафиксированный в прямом или же переносном смысле), он констатирует и оценивает свойства и характеристики людей и явлений и предписывает специфическую модель поведения [Солдаткина, 2012, с. 10].

Представленные определения позволяют заключить, что паремии являются двухаспектными языковыми единицами, воплощающими языковые и фольклорные компоненты, основной функцией которых является аккумулирование, фиксация, хранение и трансляция данных традиций определенного этноса. Означенные характеристики позволяют им находиться на одном уровне с другими формами культуры и являться зеркалом этой культуры, «автобиографией народа» [Dundes, 1975]. Системная совокупность паремий образует нечто вроде сети, которая отфильтровывает информационный поток и улавливает в нем узнаваемые и релевантные «сгуще ния смысла». В этом проявляется базовая аксиоматика естественного языка [см.: Сидорков, 2003].

Подобных взглядов относительно паремий придерживался еще А. А. Потебня, утверждая, что важнейший признак данных языковых единиц, которые он воспринимал как своеобразные «алгебраические формулы», заключается в переносном, метафорическом значении этих изречений, а также в их обобщенности. Для ученого одним из наиболее важных условий отнесения какого-либо изречения к разряду паремий являлось сочетание двух характеристик: образность изречения по форме и сущностный обобщающий принцип. Двойственность паремий А. А. Потебня объяснял тем, что восприятие, осмысление и запоминание сознанием конкретного образа воспринимается гораздо легче, если оказывается задействованной не только (и не столько) логическая, но и эмоциональная область сознания. Если же отсылка к образной ситуации у изречения отсутствует, оно приобретает периферийный характер и теряет исследовательскую привлекательность [Потебня, 1990, с. 105].

Нельзя не остановиться еще на одном подходе, в рамках которого паремиологический фонд изучается как знаковая система. Мы считаем данный взгляд на природу паремий оправданным и целесообразным, т. к. в его пользу говорят исследования в различных дисциплинах лингвистического цикла.

Так, с позиций лингвокультурологии: паремия, совмещая в себе свойства и характеристики двух знаково-понятийных систем в их диалектической связи (языка, с одной стороны, и культуры народа, выражающейся в его ментальности и мышлении – с другой), сама приобретает двухаспектную знаковую природу, отражая не только древнейшие формы осознания мира (мифологические и архетипические) и фольклор, но и религиозные пласты культуры, литературные источники и исторические события.

С позиций семиотической культурологии: паремия воспринимается одновременно как художественный микротекст (дискурс) и языковой знак иконического типа. В основу данной гипотезы заложено понятие «вторичная иконизация художественного текста», разработанное представителями московско-тартуской школы и означающее «одно большое слово с общим единым значением, то есть отмеченное риторически» [Лотман, 1999, с. 63]. Руководствуясь вышеназванным, можно утверждать, что паремия является языковым вторичным знаком иконического типа, используемым для обозначения типовых ситуаций или же отношений между явлениями и предметами семиосферы (семиотического пространства), по своему объекту и сущностным характеристикам понимается как равный культуре и является необходимой предпосылкой осуществления языковой коммуникации [см. Михайлова, 2011, с. 693–694].

С психолингвистических подходов: процесс речепорождения согласно У. Левельту [Indefrey, Levelt, 2000] состоит из некоторых относительно автономных компонентов: концептуализация, формулирование и артикуляция, а также ментальный лексикон. Результатом концептуализации является не-лингвистически кодированное превербальное сообщение. В процессе формулирования происходит конвертация данного сообщения в речевую плоскость, при этом имеют место два основных процесса: грамматическое и фонологическое кодирование. Процесс грамматического кодирования начинается непосредственно с извлечения лексических единиц из ментального лексикона. Ментальный лексикон, имея схожее со словарем строение, является списком лексических единиц вместе с детальной информацией о каждой из них. При этом каждая лексическая «сноска» включает как минимум четыре вида информации: значение, синтаксис, морфологию, фонологию [Clark, 1995]. Ментальный лексикон является местом хранения языка формул общения (formulaic language), который может выражаться различными типами (фразеологизмами, клише, различными словосочетаниями и, что для нас особенно актуально, паремиями) [Kormos, 2006, p. 45]. Самым важным является тот факт, что описываемые формулы функционируют в ментальном лексиконе так же, как и обычные лексические единицы, т. е. извлекаются из памяти человека как одна единица измерения, как одно целое. Именно поэтому заученные наизусть фразы и предложения (а не просто отдельно взятые слова), являются основными структурными элементами, обеспечивающими беглость речи, и они же служат для обеспечения спонтанности речи [Pawley, Frances, 1983, p. 208; Багиян, 2015, с. 36–37]. В соответствии с этими данными, паремии, безусловно, обладают семиотической функцией и являются знаком.

Приведенные выше утверждения являются, на наш взгляд, убедительной доказательной базой, позволяющей нам считать единицы паремиологического фонда языковыми знаками, имеющими семиотическую функцию.

Итак, паремия – это языковой знак, обладающий семиотической функцией, осуществляющий перенос необходимой информации, универсальных и личностных знаний в процессе речевого взаимодействия, предполагающего, в первую очередь, организационную структурность, в основе которой лежит система знаний человека о мире и осмысление этих знаний в результате коммуникации. Английские же паремии являются отражением самосознания английского народа при помощи языка, это информация о внешнем и внутреннем мире английской культуры, закрепленная определенными языковыми средствами.

Учитывая приведенное ранее определение и рассмотренный комплекс свойств единиц паремиологического фонда, мы может отнести к числу паремий следующие единицы: пословицы, антипословицы, пословичные выражения, поговорки, приметы, афоризмы, девизы (слоганы), загадки, максимы, веллеризмы.

Анализируя паремии, нельзя обойти вниманием и еще один дискуссионный вопрос, а именно: характер взаимоотношений паремии и фразеологизма. А учитывая, что основными единицами рассматриваемого фонда являются именно пословицы и поговорки, мы считаем необходимым также уточнить определения данных единиц.

Современное изучение пословиц и поговорок включает два направления: паремиография – собирательство паремий – и паремиология, лингвистическая наука о пословицах и поговорках. Стоит отметить тот факт, что по сей день существует неопределенность относительно вопроса дефиниции и разграничений понятий «пословица» и «поговорка» в отечественной научной литературе. В качестве критериев различия этих языковых единиц выделялись: структурная законченность пословицы и незаконченность поговорки (С. И. Ожегов, Б. М. Волин, Д. Н. Ушаков, Г. Л. Пермяков, О. С. Ахманова); обобщенность семантики пословицы и конкретность темы поговорки (Л. И. Тимофеев, С. В. Тураев, Г. Д. Сидоркова); образность пословицы и буквальный смысл поговорки (Л. Б. Савенкова, О. Широкова, В. П. Жуков, В. П. Фелицына, Ю. Е. Прохоров).

В настоящей работе мы предлагаем структурно-семантичесикий критерий разграничения изучаемых языковых единиц. Так, под пословицей понимается распространенное традиционное суждение, как правило, ритмически организованное изречение назидательного характера, не имеющее известного автора, в грамматическом плане представляющее законченное предложение и наделенное обобщающей семантикой (A bad workman finds fault with his tools – У плохого матера всегда инструмент; A black hen lays a white egg – Черная курочка несет белое яичко; A barren sow was never good to pigs – Бесплодная свиноматка свиньям не нужна). Поговорка определяется как распространенное традиционное выражение, не имеющее известного автора, нередко назидательного характера, часто не являющееся законченным предложением и наделенное конкретизирующей семантикой, то есть имеющее буквальный смысл (A cold hand and a warm heart – Руки холодные, сердце горячее; A lazy youth, a lousy age – Ленивая юность – нищая старость; A nod is as good as a wink to a blind horse – Бесполезно подмигивать слепой лошади).

Зарубежные исследователи, изучающие особенности паремиологии также не выработали универсальное определение пословичных паремий. Основу большинства дефиниций составляют такие их свойства, как традиционность, возраст, частотность использования, мудрость (A. Taylor, B. J. Whiting, S. A. Gallacher, W. Mieder). В работах зарубежных ученых можно проследить несколько подходов к определению пословичных паремий: структурный (A. Dundes, G. Milner, P. Crepeau), функциональный (К. Burke, С. Louis, К. Lau, P. Tokofsky, S. D. Winick), поэтический (Sh. Arora, O. Blehr, R. P. Honeck), когнитивный (Р. Hernandi, F. Steen). Наряду с пословицами, в общем представлении, традиционными завершенными суждениями, в современных зарубежных паремиологических исследованиях изучаются пословичные субжанры, в том числе, поговорки (глагольные метафорические выражения).

В отечественной науке спорным остается вопрос и о фразеологическом статусе пословиц и поговорок. Можно выделить два полярных подхода к его решению. Ученые, рассматривающие в качестве главного критерия фразеологической единицы ее устойчивость в языке, воспроизводимость в речи, безоговорочно включают изучаемые выражения в состав фразеологии (В. Л. Архангельский, С. Г. Гаврин, В. Н. Телия, А. В. Кунин, Н. М. Шанский, Н. В. Курбатова и др.). Ряд исследователей, исходящих из положения о том, что паремии представляют собой особую лингвистическую категорию, выносят пословицы и поговорки за пределы фразеологического состава языка (А. М. Бабкин, Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров, В. П. Жуков, С. И. Ожегов, Е. А. Кузьмина, Л. Д. Савенкова, Б. Т. Кашароков и др.). В. Н. Телия, обобщая обзор современных толкований фразеологии, подытоживает: «Некоторые авторы включают в объем фразеологии только два класса – идиомы и фразеологические сочетания, другие – ещё и пословицы и поговорки. К этому добавляют иногда речевые штампы и различного рода клише, а также крылатые выражения. Все эти типы единиц объединяются по двум признакам: несколькословность (следовательно, – раздельнооформленность) и воспроизводимость. Иными словами, широкий объем фразеологии можно определить как все то, что воспроизводится в готовом виде, не являясь словом» [11, с. 58]. Мы, придерживаясь такого широкого трактования фразеологии, предлагаем считать паремии материалом фразеологии, а паремиологию – ветвью фразеологической науки.

Сходство между пословично-поговорочными единицами и фразеологическими оборотами подчеркивает еще Г. Л. Пермяков, утверждая, что оно заключается в сходстве внешней синтаксической конструкции, клишированности, наличии трех планов (денотативного, сигнификативного и коннотативного), наличии прямой или образной мотивировки общего значения и т. п. Ученый определяет паремию как понятие более широкого плана – выраженное предложением (пословицы, поговорки, приметы и т. п.) или даже короткой цепочкой предложений (загадки, анекдоты, побасенки и т. п.) народное изречение [Пермяков, 1970, с. 33].

А. Ф. Артемова определяет фразеологизмы как единицы, приписывающие объектам ассоциирующиеся с картиной мира признаки, подразумевающие в данной картине мира целую дескриптивную ситуацию, оцениваемую по признаку «хорошо/плохо». В концептах и их основе, которые определяют во фразеологизмах аксиологические смыслы, находится ценностная картина мира, и в результате этого фразеологические единицы, которые относятся к сфере человека, обладают аксиологическими коннотациями [Артемова, 2009, с. 15]. Представленное определение, опираясь на понятия коннотации, модальности и иллокутивного потенциала фразеологической единицы, также демонстрирует значительное сходство в понимании терминов «фразеологизм» и «паремия».

Согласно общей теории фразеологии, разработанной А. Н. Барановым и Д. О. Добровольским, понятие фразеологизма не сводится только к его чисто языковому понимаю, но имеет прочную когнитивную составляющую, заключающуюся в том, что образная составляющая фразеологизма является неотъемлемой частью содержания, даже если не оказывает непосредственного влияния на актуальное членение данной единицы [Баранов, Добровольский, 2008, с. 21]. В рамках данной гипотезы выделяются пять видов фразеологизмов: коллокации, идиомы, поговорки и пословицы, грамматические фразеологизмы, фразеосхемы (синтаксические фразеологизмы). Каждый из представленных видов имеет свои отличительные характеристики и обладает своим собственным уровнем устойчивости и идиоматичности.

В рамках этой теории мы склонны придерживаться мнения, согласно которому к числу пословиц будут относиться фразеологизмы, имеющие структуру предложения и заключающие в своем значении идею всеобщности, «иллокутивную семантику совета (нравоучения) или рекомендации» [там же, с. 69]. Их основной характеристикой также является относительная дискурсивная самостоятельность [Хохоева, 2008, с. 213]. Если же говорить о поговорках, то в их иллокутивной семантике не прослеживается наличие той «рекомендательной силы», которая свойственна пословицам [Хэар, 1985].

Учитывая обозначенные выше характеристики дифференциации и соглашаясь с ними, А. А. Константинова дополняет определение, понимая под пословицей анонимно (не имеющее автора) распространенное традиционное прецедентное суждение, являющееся в грамматическом плане законченным предложением, наделенным обобщающей семантикой. В этом аспекте поговорка также является распространенным традиционным прецедентным выражением, не имеющим автора, однако, она зачастую не является законченным предложением и наделена конкретизирующей семантикой [Константинова, 2007, с. 57].

Принимая во внимание сложившееся многообразие подходов к решению данного вопроса, можем заключить: становится очевидным, что разграничение понятий «паремия vs фразеологизм» теперь сводится к противопоставлению «паремия vs идиома», суть которого будет заключаться в большей дискурсивной зависимости идиом в сравнении с пословицами (отличающимися автономностью в данном случае); в наличии дидактической (назидательной) составляющей в прагма-семантическом поле пословиц и отсутствия такового у идиом; в том, что план содержания пословиц обладает кванторным значением всеобщности, не свойственным идиомам [см. Dobrovol’skij, 1998].

Проблема соотношения пословиц, поговорок и фразеологических единиц не исследуется в трудах зарубежных лингвистов. Понятие «фразеология» используется ими как «зонтиковый термин» для всех устойчивых выражений, включая паремические образования. Собирательство, изучение и анализ пословиц и поговорок за рубежом имеет достаточно долгую историю. Известно наличие пословиц в шумерской (3000 лет до н. э.) и древнеегипетской (2500 лет до н. э.) цивилизациях. Появление ранних сборников мудрых изречений флорилегиев датируется эпохой эллинизма (IV–III вв. до н. э.). Они в основном использовались в школах для изучения творчества разных авторов, грамматики и ознакомления с философскими системами. Первые систематизированные записи пословиц в Европе, предположительно, принадлежат Аристотелю. В Средние века в Европе пословицы широко использовались в проповедях, книгах дидактического характера, что способствовало их сохранению в манускриптах. В раннем среднеанглийском известен сборник паремий (дошедший до нас в трех манускриптах) под названием Proverbs of Alfred (прим. 1150–80 гг.), в котором авторство многих запечатленных изречений приписывается Королю Альфреду Великому. Некоторые из паремий повторяются в более позднем сборнике Proverbs of Hendyng (сер. 13 в.). В обеих книгах изречения касаются религиозных и моральных тем, а также демонстрируют народную смекалку и проницательность. Распространению пословиц в Европе в 15–16 вв. способствовали работы нидерландского философа-гуманиста Эразма Роттердамского, сборник которого Adagiorum Collectanea (Adagia) пользовался популярностью среди образованных европейцев и впоследствии был переведен на основные европейские языки. В качестве самых значительных англоязычных авторов сборников 17–18 вв. необходимо привести Т. Дрейкса (Т. Draxe), Г. Герберта (G. Herbert), О. Дайкса (О. Dykes), Т. Фуллера (Т. Fuller).