Текст книги "Государственная политика в области охраны здоровья детей. Вопросы теории и практика"

2.3. Основные понятийные средства исследования государственной политики в области охраны здоровья детей

Постановка научной задачи и определение методов ее решения не могут быть осуществлены без формирования понятийно-категориального аппарата науки, предметом которой данная задача является. Несмотря на частнонаучный характер понятий и категорий конкретной науки, разработка и совершенствование этих средств познания безусловно является междисциплинарной проблемой, в связи с чем В. И. Вернадский отмечал, что «анализ основных научных понятий совершается философской работой», а исследователь конкретных проблем использует результаты этого анализа «для своих заключений» [29, c. 360].

В отношении понятийно-категориального аппарата интегральной области знания, охватывающей педиатрию, общественное здоровье и здравоохранение, а также ряд других научных дисциплин, и формирующей проблемное поле государственной политики в области охраны здоровья детей, такая философская работа еще не проведена. Поэтому нами обоснованы и использованы в ходе исследования так называемые операциональные определения, позволяющие конкретизировать значение того или иного понятия в рамках поставленной цели. В данном случае, речь идет об определениях понятий: «государственная политика в области охраны здоровья детей», «здоровье ребенка», «охрана здоровья детей».

Решение указанной задачи является также вкладом в совершенствование научной коммуникации специалистов, исследующих здоровье детей, и связана с необходимостью избежать ситуации, описываемой Л. А. Бибиковой и С. В. Яриловым (2000), когда общение врачей и специалистов, представителей смежных отраслей знания, бывает значительно затруднено по причине отсутствия единого языка для описания объекта совместного научного интереса [19]. Недостаточное методологическое освоение понятийно-категориального аппарата медицинской науки и здравоохранения имеет негативные последствия в форме нарастания неопределенности содержания некоторых, как считалось, устоявшихся понятий. Исследователи отмечают, что этот процесс затронул и понятие здравоохранения, которое постепенно стало рассматриваться эквивалентом понятия оказания медицинской помощи. В итоге, отмечают политологи Н. С. Григорьева и Т. В. Чубарова (2002), исследующие проблемы здоровья детей [46, c. 61], «система здравоохранения», будучи более широким понятием, и «система оказания медицинской помощи» необоснованно стали восприниматься в качестве синонимов.

Для формирования «единого языка» сферы деятельности по охране здоровья детей, а также, рассматривая здоровье в качестве результата этой деятельности, мы определяем государственную политику в области охраны здоровья детей как самостоятельное, приоритетное направление во внутренней политике, обеспечивающее целенаправленное регулирование общественных отношений для полного осуществления права каждого ребенка на охрану здоровья.

Приведенная дефиниция относится к разряду операциональных, удовлетворяющих задачам конкретного исследования. Вместе с тем, она соответствует требованиям, предъявляемым к содержанию определения понятия политики [117, c. 9], и фиксирует такие его параметры, как идеи, отражающие сущность данного понятия (статус приоритетности и самостоятельности), политические отношения (политика в интересах детей есть компонент внутренней политики), политические институты, включенные в систему конкретного направления политики (государство, законы, защищающие права ребенка).

Разработка нового научного понятия всегда предполагает конкретизацию его логических границ, анализ соотношения с другими научными терминами. Этот процесс проявляется в том, что представленное определение государственной политики актуализирует углубленное рассмотрение входящих в него понятий «здоровье ребенка» и «охрана здоровья детей». Методологическое значение решения подобной задачи связано с тем, что, во‑первых, государственная политика в области охраны здоровья детей как объект исследования в настоящее время не дана познающему субъекту непосредственно, и указанные понятия являются способом данности нам этого объекта[38]38
  Л. С. Родос (1987) [233] отмечает, что проблема способа данности объекта познающему субъекту «непозволительно часто» ускользает из поля внимания исследователей.


[Закрыть], и, во‑вторых, референция понятий «здоровье ребенка» и «охрана здоровья детей» может сильно зависеть от контекста их использования различными научными дисциплинами, объектом которых является ребенок, поэтому для здравоохранения как сферы научной деятельности необходимо устранение или снижение степени такой зависимости.

Изучение и совершенствование фундаментальных понятий, входящих в систему знания о государственной политике в области охраны здоровья детей, имеет также практическое значение. Опыт научных работ, отраженный в публикациях по методологии науки [101], показывает, что чем более продолжительное время конкретные исследования (и практика) не дают ожидаемого научного или практического результата, тем острее встает вопрос о необходимости рефлексии над основаниями знания, в первую очередь над исходными понятиями и категориями, в которых описывается проблема. С этой точки зрения исследование подобной зависимости на примере неудовлетворительных результатов стратегии детского здравоохранения в России усиливают актуальность рефлексии над понятиями «здоровье ребенка» и «охрана здоровья детей».

Учитывая, что целенаправленное междисциплинарное изучение категориального статуса указанных понятий в дальнейшем будет вопросом специальных научных разработок, для целей настоящего исследования нами предложены их операциональные определения, которым дано научное обоснование.

Понятие здоровья ребенка, несмотря на широкое использование в повседневном педиатрическом обиходе, а также в официальных документах и нормативных правовых актах, до настоящего времени не имеет общепринятого научно обоснованного определения. Речь идет именно о научно обоснованном определении этого понятия, которое достойно стать предметом специальных комплексных исследований. Такие исследования должны усилить его «теоретическую нагруженность». В нашей работе данному факту придается особое значение, поскольку, как справедливо отмечает А. В. Решетников (2002), обоснование подходов к пониманию здоровья является исходным пунктом политики здравоохранения [231, c. 408].

В научных публикациях педиатры нередко удовлетворяются сложившимися эквивалентами такого определения, например констатацией известного факта, что «здоровье ребенка определяется, как возрастными возможностями растущего организма, так и влиянием на него целого комплекса факторов наследственно-биологического и социального генеза» [62, c. 30].

Отсутствие научно обоснованного определения понятия здоровья ребенка обусловливает то, что в официальных документах по проблемам детства и в нормативных правовых актах, регулирующих вопросы детского здравоохранения, содержание понятия здоровья ребенка не раскрыто.

Так, в Конвенции о правах ребенка дана дефиниция понятия «ребенок» (статья 1), но нет определения здоровья ребенка как важнейшей его характеристики[39]39
  По нашим оценкам, такое определение в Конвенции о правах ребенка было бы уместно. Примером является определение понятия здоровья, данное в другом международном документе – Уставе ВОЗ.


[Закрыть]. Между тем, в Конвенции это понятие широко представлено (статьи 2, 6, 23, 24, 32, 39) в контексте права ребенка на восстановление здоровья, охрану здоровья, права на защиту от воздействия факторов, отрицательно влияющих или представляющих опасность для здоровья, или наносящих ущерб здоровью, права ребенка-жертвы на восстановление и социальную реинтеграцию в условиях, обеспечивающих здоровье и т. д. Подобным образом нормы, включающие понятие здоровья ребенка, но не раскрывающие его содержания, представлены в российском законодательстве, а также в официальных документах (табл. 3).

Наиболее распространенным и критически оцениваемым является определение здоровья, сформулированное в Уставе Всемирной организации здравоохранения (1946), в соответствии с которым «здоровье является состоянием полного физического, душевного и социального благополучия, а не только отсутствием болезней или физических дефектов» [272]. Таким образом, в этом определении понятия здоровья и болезни рассматриваются преимущественно с точки зрения обыденного сознания (состояние благополучия содержит значительный компонент субъективности оценки), без фиксации причинно-следственных связей в системе «здоровье – болезнь». В отношении определения здоровья, данного в Уставе ВОЗ, Ю. П. Лисицын (1985) отмечает, что здоровье невозможно определить и понять в отрыве от условий и возможностей человеческой деятельности и конкретной среды обитания [106]. В связи со сказанным, столь актуально замечание М. М. Новоселова (1987) о том, что «когда какой-либо термин из обыденной лексики переходит в научную, значение этого термина, как правило, нуждается в уточнении и даже в переопределении» [120, c. 30].

Таблица 3. Понятие здоровья ребенка в контексте Конвенции о правах ребенка и некоторых нормативных правовых актов Российской Федерации

Учитывая, что критерии здоровья взрослого человека имеют ограниченную ценность для формирования подобных критериев в отношении ребенка (Р. П. Нарциссов, 1997) [119], в качестве рабочего (операционального) определения в рамках настоящего исследования можно принять, что в современных условиях здоровье ребенка есть его индивидуальное физическое, психическое, умственное, культурное, духовное, нравственное и социальное развитие, не ограниченное экзогенными или/и эндогенными (генетическими) условиями и факторами.

Приведенная дефиниция близка данной Ю. Е. Вельтищевым (2000): «здоровье ребенка – это соответствующее возрасту устойчивое физическое и интеллектуальное благосостояние растущего человека в процессе реализации генетической программы развития в конкретных условиях социальной и экологической среды, питания и воспитания» [25]. Но для целей нашего исследования в определении понятия здоровья важно было подчеркнуть угрозы здоровью ребенка, связанные с реализацией экзогенных и эндогенных факторов, ограничивающих его нормальное развитие. Таким образом, здоровье как состояние организма ребенка рассматривается в диалектическом единстве с состоянием болезни.

Научная обоснованность предложенной дефиниции подтверждается следующим.

Во‑первых, эта дефиниция соответствует положениям теории определений [41], согласно которым исследуемое понятие идентифицировано как относящееся к конкретному классу определений (определение через род и видовые отличия), где род (определяемое здоровье ребенка) раскрывается через его видовое отличие (комплекс показателей развития, детерминированных указанными в дефиниции условиями и факторами).

Во‑вторых, в приведенном определении отличительные особенности сущности детского здоровья рассматриваются в его взаимодействии с понятием «развитие», фиксирующим единство изменчивости и устойчивости. При этом речь идет не об изменчивости вообще, присущей всякому движению, а об изменении, связанном с возникновением новых структур, их усложнением (онтогенез).

В‑третьих, в определении здоровья ребенка выполнены такие требования формальной логики, как использование в новой дефиниции уже сложившейся в науке терминологии, использование только существенных признаков при формулировании определения. В связи с этим отметим, что приведенные формы индивидуального развития ребенка (физическое, психическое, умственное, культурное, духовное, нравственное, социальное) обозначены в качестве таковых в статьях 17, 23, 27, 32 Конвенции о правах ребенка.

Предложенное определение имеет перспективу использования при выработке методов количественной оценки индивидуального здоровья ребенка. Рассматривая развитие ребенка как процесс производности одних состояний от других, составляющих их основу, можно охарактеризовать главный механизм его осуществления, опираясь на следующую логическую схему: поскольку, как отмечает Е. Я. Режабек (1984), всякая система развивается за счет окружающей среды и за все, чем система овладевает, ей приходится расплачиваться своими внутренними ресурсами [222, c. 38], то наш вывод: количественное выражение здоровья ребенка есть условная величина «внутренних ресурсов», остающаяся после вычета той самой «расплаты». Обеспечение поддержания положительного значения указанной условной величины – есть задача общества, реализуемая средствами государственной политики в области охраны здоровья детей. Отсюда следуют еще два вывода:

1. Вектор развития ребенка и вектор развития общества должны совпадать по своей направленности в том смысле, что совершенствование, усложнение функций растущего организма не может протекать нормально в слабосовершенствующейся, стагнирующей или распадающейся социальной среде.

2. По мере взросления, ребенок сам становится фактором, определяющим развитие внешней среды, стимулируя создание и совершенствование такого важного компонента ее эволюции, как государственная политика в области охраны здоровья детей.

В отличие от дефиниций здоровья «человека вообще», определение здоровья ребенка в принципе не может быть распространено на другие возрастные группы. Это обусловлено, в первую очередь, тем, что в детский период онтогенеза (особенно на ранних этапах) морфофункциональная незрелость физиологических систем и неспособность организма к адекватному ответу на воздействие окружающей среды – есть норма.

Приведенное выше определение здоровья ребенка не может быть «на все времена» и соответствует представлениям о ситуационной обусловленности его содержания, поскольку характер регулирования общественных отношений в интересах детей имеет конкретную временную характеристику. В современных условиях, в качестве начальной точки отсчета текущего «периода жизни» указанного выше определения здоровья ребенка, можно принять 1989 год, когда была принята Конвенция о правах ребенка, обладающая свойствами внешнего упорядочивающего воздействия на современную общественную систему. В дальнейшем, по мере совершенствования правового регулирования общественных отношений в интересах детей, станет правомочным говорить о здоровье как о развитии, которое общество не просто «не ограничивает», а реально обеспечивает, что и является идеалом государственной политики в области охраны здоровья детей. Соответственно, в прогнозируемый период потребуется использование новых методологических подходов к определению понятия здоровья ребенка, адекватных новой, благоприятной для детей, социально-экономической ситуации.

Подтверждением наших представлений о динамичности содержания понятия здоровья ребенка является тот факт, что в период до принятия Конвенции о правах ребенка, вопрос о взаимоотношении элементов в системе «ребенок – общество» в международных документах имел иное отражение. Например, в Уставе ВОЗ, принятом более шестидесяти лет назад, в качестве «основного условия» здорового развития ребенка указана «способность жить гармонично в меняющихся условиях среды». В указанный период подобный подход являлся прогрессивным, т. к. рассматривал здоровье ребенка в системной взаимосвязи с внешней средой. Вместе с тем, фиксация основного внимания на «способности» как на свойстве детского организма фактически устанавливает его автономность от общества и не учитывает решающую роль механизмов регулирования общественных отношений. Именно эти механизмы ответственны за создание условий для реализации «способности» ребенка жить в формируемых в его интересах условиях среды. В настоящее время данное несоответствие преодолено в Конвенции о правах ребенка, определяющей государство в качестве гаранта обеспечения права ребенка на жизнь и здоровое развитие.

Одной из особенностей приведенного выше определения здоровья ребенка является его рассмотрение в связи с понятием индивидуальности. Такой подход придает новое содержание одному из наименее конкретизированных в отечественных нормативных правовых актах положений Конвенции о правах ребенка, а именно – праву ребенка на сохранение своей индивидуальности как ценности (статья 8).

Понятие индивидуальности традиционно используется в исследованиях по педагогике [115], физиологии высшей нервной деятельности [273], психиатрии [15]. Определение здоровья ребенка через его индивидуальность (рассматриваемую в форме реализации генетически детерминированной индивидуальной программы развития, не входящей в противоречие с конкретными условиями среды) является методологически правильным и привносит в него ценностное содержание. Необходимо отметить, что предлагаемое рассмотрение здоровья ребенка в качестве атрибута его индивидуальности усиливает значение Конвенции в обеспечении права ребенка на охрану здоровья. В опубликованных документах Комитета по правам ребенка [60] сгруппированы нормы Конвенции, в соответствии с которыми вопросы охраны здоровья детей регулируются конкретными ее статьями: статьей 6 (право на жизнь, выживание и развитие), статьей 23 (права детей с ограниченными возможностями), статьей 24 (охрана здоровья и услуги в области здравоохранения), статьей 25 (периодическая оценка условий, связанных с попечением о ребенке) и рядом других. Предлагаемое введение в интегральную области знания, охватывающую педиатрию и права ребенка, понятия «здоровье ребенка как индивидуальность» позволяет дополнить этот перечень статьей 8 Конвенции (сохранение индивидуальности) и, таким образом, еще более усилить роль этого международного документа в обеспечении права детей на охрану здоровья. Соответственно, включение значительного по своему объему здравоохранительного компонента в сферу отношений, регулируемых нормами статьи 8 Конвенции, должно стать основанием для наиболее полного приведения отечественного законодательства в соответствие с нормами указанной статьи Конвенции о правах ребенка.

В настоящее время в федеральном законодательстве нет норм, обеспечивающих право ребенка на сохранение здоровья как атрибута его индивидуальности. Расширение понятия индивидуальности ребенка за счет усиления его взаимодействия с понятием здоровья ребенка должно снять, по нашим оценкам, заметные методологические затруднения, испытываемые законодателем, а также специалистами по правам ребенка. Так, анализ обзорных публикаций, посвященных Конвенции о правах ребенка, показывает, что до настоящего времени авторы или вовсе не упоминают данную (8‑ю) статью Конвенции, или лишь ограничиваются констатацией того, что право на сохранение индивидуальности является «особенностью Конвенции о правах ребенка» [98]. В результате в российском законодательстве право ребенка на сохранение своей индивидуальности разработано недостаточно и отражено только в одном федеральном акте – Семейном кодексе Российской Федерации [238], – в контексте регулирования узкого круга отношений, охватывающих вопросы отцовства и материнства (статьи 49, 52), права ребенка и родственников на общение (статья 67), защиты родительских прав (статья 68). Таким образом, можно констатировать, что действующее законодательство не охватывает в необходимом объеме содержание понятия индивидуальности ребенка, которое содержит значительный здравоохранительный компонент.

Подводя итог, в качестве причин недостаточного внимания исследователей к проблеме разработки наиболее полного, научно обоснованного определения понятия здоровья ребенка можно выделить следующие.

Первая причина – изменение содержания педиатрической работы. За последние полтора десятилетия отечественная педиатрия практически утратила важнейшую составляющую своей деятельности – ее профилактическую направленность [4].

Вторая причина связана с издержками научно-технического прогресса, проявляющимися в том, что «углубляясь до молекулярного уровня организма, врач перестает видеть самого пациента» [9, c. 7].

Третья причина заключается в том, что в профессиональном сознании педиатра-практика вопрос понимания сущности понятия здоровья ребенка становится не актуальным. За последние полтора десятилетия в связи с резко возросшей заболеваемостью и распространенностью болезней среди детей, снижением до критического уровня удельного веса практически здоровых детей, реально возникает ситуация, когда в повседневной педиатрической деятельности понятие здоровья ребенка утрачивает такие характеристики, как наглядность и определенность. В результате внимание педиатров вынужденно обращено преимущественно на больного ребенка, следствием чего является забвение всего того, что связано с пониманием нормальных процессов роста и развития здоровых детей [12, c. 5].

Четвертая причина. В условиях современной России нарастающая коммерциализация педиатрической помощи вообще снимает проблему здоровья ребенка как ценности и цели моральной практики общества. В связи с этим, Н. Ф. Герасименко (2002) обращает внимание на то, что норма статьи 41 Конституции Российской Федерации о праве граждан на бесплатную медицинскую помощь сегодня звучит декларативно [35].

С учетом результатов проведенного анализа, можно сделать вывод о необходимости дальнейшего междисциплинарного исследования сущности здоровья ребенка, которую следует рассматривать как результат преодоления противоречий в функционировании системы «ребенок – общество».