Текст книги "Симфония кукол"

Глава 4

– Можно?

Молодой старший лейтенант стоял на пороге кабинета своего начальника, не решаясь зайти. Его взъерошенные черные волосы с неаккуратным пробором над левой бровью, торчащие прядки на макушке говорили о проведенной бессонной ночи. И в обычный день нелепая прическа сегодня с особым шармом нависала над его поломанными ушами. Из-под челки строгие глаза сканировали, сверлили пространство вокруг, выискивая и подозревая всех и во всем. Его нос с горбинкой, под которым росли густые усы, постоянно принюхивался, словно его обладатель старался напасть на след преступника. Любого преступника, главное – поскорее приступить к работе. В руках он держал тонкую папку серого цвета.

– Федор, здравствуй. Что встал? – Полковник с благородной сединой в волосах, с добрым лицом и морщинками в уголках глаз приветливо улыбнулся и махнул рукой, предлагая подчиненному проходить.

Следователь кивнул, поправил пиджак и приблизился к столу.

– Здравия желаю.

– Вместо «добрый день» здравия, значит, желаешь? Угу. Что-то произошло?

– Так точно. Помните те безымянные трупы в прошлом месяце?

– И? Нашлись родственники?

– Нет.

– Знакомые?

– Нет.

– Тогда что? Ну не тяни, говори уже.

– Понимаете. Мы же то дело… Ну которое тогда, в прошлом месяце… С безымянными. В общем, мы его закрыли, дескать бытовой конфликт, убийство по неосторожности и самоубийство. А потом…

– Короче.

– Так вот, у нас, кажется, второй случай.

– Второй?

– Да. Очень похожая ситуация. Если не брать во внимание кое-какие детали – точь-в-точь…

– Федор, не начинай опять. Я знаю и понимаю твое желание раскрыть суперпреступление. Но в нашем городке тебе не стать Шерлоком. Когда-то я был молодым, таким как ты, горячим, нетерпеливым. И я тоже мечтал о делах, где фигурировали бы тайные секты, банды отморозков с наркокартелями, кровожадные головорезы с запасом тротила и прочие воспетые в фильмах радости. Понимаешь?

– Так точно.

– Но я быстро осознал, и ты тоже, поверь, очень скоро осознаешь. Здесь, в нашем Чертигденске, скромном, тихом и уютном, ничего серьезнее кражи велосипеда и рассерженной своим пьяным мужем тети Гали из двадцать шестой квартиры произойти не может. – Он сделал паузу, ожидая реакции Федора.

– Так точно.

– У нас в городе всего четыре следователя, включая тебя и меня. И у каждого минимум по семь дел. Мы физически не можем тратить ресурс на расследование чьих-то фантазий и беспочвенных предположений. Ты меня понимаешь?

– Так точно.

– Так что запомни, если у нас кто-то умирает, то только от старости или от болезни.

– Есть.

– В крайнем случае по нелепой случайности. Ну или еще по пьяни, что тоже не исключено, но это реже. Помнишь, случай с пьяным эмчеэсовцем, что упал на ограду палисадника?

– Да.

– Ну вот. – Начальник вздохнул и потер лицо: – Так что, если ты собрался поиграть в крутого героя боевика, с погонями, перестрелками, привлечением прессы и покрытием себя славой, – добивайся перевода в Питер или Москву.

– Но их убили тем же способом. И я почти уверен – убийца один и тот же человек.

– Твою ж мать! – перебил начальник и жестом приказал подчиненному сесть за стол. – Никаких убийц и убийств! Ты меня вообще слушаешь? У нас с гулькин нос следователей и три калеки оперов, а он заладил… И что там за трупы у тебя? Опять алкашня?

Федор расстегнул пуговицы кителя и сел.

– Два тела. Личности установлены. Прохоров Ростислав Валерьевич и Свиридов Илья Викторович. Дальнобойщики. Установлено, что они были знакомы между собой. Напарники. По первой оценке, умерли около недели назад.

Следователь не решился еще раз сказать, что жертвы были убиты, остановился на формулировке «умерли».

– Свидетели преступления, очевидцы, камеры?

– Нет.

– Так. Ладно.

Начальник планировал разбить аргументы своего подчиненного касательно связанности между собой двух происшествий, приготовил контрдоводы на любое слово следователя. Он уже сложил картину происшествия. Два мужика, водителя, собрались после рейса, крепко выпили.

– Давай подробности. Сейчас во всем разберемся.

– Заброшенная стройка.

– Так.

– Две насильственные смерти. Две предположительно насильственные смерти. – Федор, скривившись, добавил слово «предположительно», чтобы не нервировать начальника.

– Так.

– Два изуродованных тела. – Он положил папку перед начальником и жестом спросил разрешение закурить.

– Кури.

Начальник пододвинул пепельницу на середину стола. Федор достал сигарету, прикурил и продолжил:

– Закрытое помещение, лужи крови.

– То есть ты объединил в серию два происшествия по принципу – есть кровь, значит, дела связаны?

– Нет. Там все как под копирку. Отличается от прошлого эпизода только тем, что на этот раз в помещении стоят огромные весы. – Старший лейтенант выдул дым себе на колени и потер подбородок.

– Что? – Начальник приподнял брови. Он не был готов смириться с извращениями в своем городе.

– Да. Весы.

– И что это за хрень?

– Не могу знать. Здоровенные. От пола до потолка. Самодельная конструкция.

– И?

– Сверху закреплены сваренные из арматуры заточенные колья. По-видимому, убийца сам смастерил их, чтобы пытать жертвы.

– Угу. – Начальник многозначительно покачал головой. – Или все не совсем так. Не будем спешить с выводами.

– Тогда как объяснить?

– Легко и просто. Может, весы эти смастерил кто-то из тех, кто позже умер! – не сдавался начальник. – Построил, пригласил друга обмыть изобретение. Но что-то не поделили, завязалась драка. Чем тебе не теория?

– Не знаю. Возможно, вы правы. Может, это кто-то из тех, кто потом умер. Пока трудно сказать.

– Заперто изнутри?

– Да.

– Ключ в замочной скважине?

– Да. Говорю же, все как в тот раз. Ключ сломан в замке.

– А окна? Вентиляционные шахты? Люки? Хоть что-нибудь…

– Нет. В том-то и проблема. Все как на складе. Одна дверь и, без вариантов, заперто изнутри.

– Ну и как такое возможно?

– Мистика.

Начальник промолчал и тоже закурил.

– Показывай. – Он все еще не хотел принять тот факт, что его подчиненный может оказаться прав.

– Вот, это пока все, что есть, – следователь развернул папку и передал снимки начальнику.

– Три листочка? – фыркнул начальник, перелистывая страницы тонкой папки. – И это все?

– Так точно. Пока все.

– Да уж.

– Фотографии с нового места преступления еще не готовы, а три снимка и заключения экспертов по предыдущему случаю перед вами.

Федор отвечал уверенно. Он не собирался оправдываться. В деле о смертях на строительном складе только он выступил с инициативой как следует разобраться в происшедшем, но его осадили, указали на его место и благополучно закрыли бесперспективное дело. Дело, которое «В моем городе исключено!», так тогда сказал начальник.

– Мы не стали проводить полноценное расследование. Пьяная драка, бомжи. Кому они интересны?

– Молчать!

– Есть.

– Ты мне еще начни объяснять, что мы стали делать, а чего нет! Докладывай!

– Есть. – Следователь затушил одну и закурил вторую сигарету. – Обстоятельства настолько похожи, что, если попробовать сравнить фотографии, трудно будет определить, которые сделаны на месте первого преступления, а какие новые.

– Двое мужчин?

– Да. Выбор места, обстановка помещения, все одинаково. Я бы сказал, идентично.

– Какой-то бред.

– Отличается характер ранений жертв. Новые пострадали значительно сильнее. Все это похоже на ритуальные убийства.

– Факты. И никаких домыслов. Меня сейчас не интересует, на что это, по-твоему, похоже.

– Есть.

– Продолжай.

– В помещении снова решетка для барбекю, нож и две бутылки воды, перемешанной с песком.

– Угу. Вот видишь, все сходится. Ничего особенного. Я тебе объясню, как все произошло…

– Нет-нет, – перебил Федор начальника. – Не получится проигнорировать. Если в прошлый раз мы могли еще хоть как-то списать на бытовуху, то теперь…

– Что теперь? Мужики после работы отправились подальше от жен пожарить шашлык под пивко. Наверняка пивом не ограничились и выпивали что-нибудь покрепче. Ну, а дальше по знакомому сценарию – пьяная драка, попереубивали друг друга.

– А весы?

– Про их появление я тебе уже объяснил.

– Они в крови.

– И?

– Похоже, с их помощью совершалось преступление. И похоже, у нас в городе орудует убийца. Настоящий. Серийный.

– Угомонись. – Начальник заговорил полушепотом, стараясь говорить спокойно. – Еще раз повторю, следователь, давай, без твоих поспешных выводов.

– Сами посудите. Слишком много совпадений. Какие тут могут быть поспешности? Почему вы отрицаете очевидное?

– Отставить!

– Совершены похожие преступления. Убийства. Не просто похожие, а одинаковые, с периодичностью в несколько месяцев. Все, как описано в методичке по серийным…

– Прекратить! Слышишь? Усмири, наконец, свою фантазию и тягу к маньякам. И прекращай читать всякую дрянь. Не будет тебе ни расследований с горой жертв, ни жестоких убийц-психопатов.

– Есть.

– Не будет! Не здесь. Не в моем городе.

Федор промолчал.

Начальник задергался. До него понемногу стало доходить, что дело серьезное и что голову в песок не спрятать. А если и попытается спрятать, то голова не спрячется в песок, а полетит с плеч, вместе с погонами. Он постарался скрыть волнение, но дрожащие пальцы выдавали нервозность. Он стукнул ладонью по столу:

– Итак, что нам известно? Работаем! Факты-факты!

– Личности двоих установлены. Дальнобойщики. Напарники. Пропали месяц назад. С прошлыми двумя пока глухо. Работаем…

– Плохо работаете. По факту уже четыре трупа! Двое до сих пор безымянные, а им трудно сказать!

– Но вы же сами не дали мне возможности…

В дверь постучали.

– Да!

В кабинет заглянул помощник следователя.

– Можно?

– Зайди.

– У нас еще одна комната. Подвал. Нашли.

– Успокойся и объясни нормально.

– Комната. Заперто изнутри. Такие же два трупа. Предположительно женщина и ребенок. И похоже, прошло не меньше полугода. Тела начали высыхать.

Глава 5

– Алло, ты где? – Голос в трубке звучал весело.

Никита рассчитывал услышать проклятия в свой адрес за то, что его телефон постоянно занят, что она уже устала ждать, когда он приедет. Но вместо этого Рамуте задорно тараторила:

– Бегом-бегом! Нам срочно нужно выезжать. У меня появилась идея на миллион! На миллион миллиардов миллионов!

– Подхожу к проспекту.

– Не надо, я уже возле машины. Возвращайся скорее, у нас с тобой есть важное дело.

– Какое? – Никита рассмеялся.

Он представил, что Рами, как в прошлый раз, предложит поехать в приют и выбрать очередную миленькую зверушку, которую опять поселит дома у Никиты. Поселит, можно не сомневаться. У себя держать она не может, она же творческая натура, ее часто не бывает дома и ей некогда ухаживать за питомцем. У Никиты же, по мнению Рамуте, напротив, всегда полно свободного времени, особенно для ухаживания за животными. У него уже жили два кота, попугай Владюша и трехлапый пес, которому еще не успели дать имя.

«Ничего, – подумал он, – прокормим. Одним больше, одним меньше. Главное, что девушка довольна».

Он любил, когда его Рами была в бодром настроении. Она не признавала полутонов, если грустила – не стой на пути. Но если радовалась, то в своем порыве счастья подхватывала окружающих, заставляя улыбнуться даже самых хмурых прохожих.

– Короче, давай скорее. Жду!

Никита не успел ответить, она прервала вызов. Улыбнулся и с угощеньем в руках поспешил к парковке.

Рамуте оглянулась и посмотрела на часы. Сложила ладони у лица, прислонилась к стеклу и заглянула через окно в салон запертого «Ситроена». Подергала за ручку, посмотрела по сторонам, снова в салон и снова посмотрела на часы. Пролистала на телефоне фотографии с граффити, еще раз попыталась придумать заголовок для выпуска.

«О чем кричат кирпичи» – слишком абстрактно. «Для самовыражения нам и красок не жалко» – глупость. «Грязь на стенах города или высокое искусство» – банальный, банальный идиотизм.

Она перевернула дисплей, еще раз прочитала надпись «Власть звука» и потянула за край снимка, увеличивая перечеркнутую колонку. Что бы это значило? Какие ассоциации рождаются, когда видишь эту надпись? И перечеркнутый динамик… Неспроста. Художник, кто бы он ни был, заложил смысл в творение, перед тем как выпустил поток краски из баллончика. Рамуте закрыла глаза, представляя себя возле стены с рюкзаком, доверху набитым красками. Представила себя на месте художника и что-то почувствовала. Ей показалось, что она ухватилась за тоненькую нить зарождающегося креатива и вот-вот сформулирует правильные слова, чтобы описать свои ощущения от изображения, и подберет название. Это. Вот. Это же… Она словно хотела чихнуть, напряглась, затаилась, чтобы ни один неловкий вдох не помешал и…

– Рами, привет, – крикнул Никита и перебил ее рассуждения. Он вышел из-за угла и помахал. – Давно ждешь?

Рамуте помахала в ответ. Она не разозлилась и не испытала разочарования из-за того, что едва уловимое чувство растворилось при появлении Никиты. Ничто не испортит ей настроение. И он же не виноват. В этом весь он, весь Никита – появляется в самый неподходящий момент, и он всегда ни при чем.

Никита поднял над головой контейнер с пирожным.

– Смотри, что у меня есть для тебя.

Рамуте вздохнула, улыбнулась и постучала пальцами по запястью, мол, поторапливайся.

Последние метры до машины Никита пробежал.

– Держи, – он протянул упаковку. – Твое любимое.

Вовремя появлялся Никита или нет, но он точно знал, перед чем Рамуте не сможет устоять. Необъятная горка сладкого крема – одна из таких вещей, которые всегда поднимали ей настроение.

– Заводи!

Рамуте плюхнулась на пассажирское сиденье, открыла коробку и, не доставая пирожное из упаковки, откусила. Никита, счастливый, сел за руль. В таком настроении Рами напоминала ему маленькую девочку, которая раздобыла где-то целый пакет любимой фруктовой жвачки, склонилась над ним, хлопает в ладоши, разворачивает фантик за фантиком и ни разу не вытягивает вкладыш-повторку.

– Что за спешка? Куда поедем?

– Не знаю. – Рамуте засмеялась и вытерла кончик носа от крема. – Это ты подскажи.

Никита поднял брови.

– Ладно, сейчас. – Он задумался. Было бы чудесно угадать желание Рамуте, это добавило бы ему баллов в их отношениях, но Никита терялся в догадках. – Хотя бы намекни… Из какой области?

Он очень надеялся, что это не новый зоомагазин или приют для бездомных собак.

– Попробуй угадать.

– Открылось новое заведение в городе, ресторан, и мы торопимся туда на ужин?

– Нет.

– А, понял. Опять какой-то фестиваль, и если не поторопимся – опоздаем на открытие?

– Нет.

– Распродажа платьев?

– Ха-ха, очень смешно.

– Рами, сдаюсь.

– Короче… – Она чуть не выронила пирожное. – Мы с тобой начинаем журналистское расследование.

– Чего?

Никита нахмурился. Обычно он был не против поддержать любую фантазию Рами, но идея с расследованием, пусть даже всего лишь журналистским, ему сразу не понравилась.

– Того. Теперь я главная, а ты мой непутевый помощник. Как у всех сыщиков.

Никита поднял брови еще выше. Новая игра Рамуте ему нравилась все меньше и меньше.

– Сыщиков?

– Да.

Она в двух словах пересказала ему свои мысли и планы по поводу проблемы граффити в городе. Рассказала о встрече с полицией. Показала снимки разрисованной стены магазина. Несколько раз подчеркнула, что дело необычайной важности и что только он сможет ей помочь.

– Но зачем?

– Издеваешься? Что неясно? Добудем материал для передачи. Сам слышал мои последние выпуски. Выбора нет. Хочешь сделать хорошо, сделай сама.

– А что твой Артур?

– Молчит.

– Так, давай заедем к нему. – Никита всеми силами пытался увильнуть от роли непутевого помощника детектива. – Может, человек заболел.

– Я бы с радостью. Адрес не знаю. Только телефон, но там – абонент не абонент.

– А узнать у кого-нибудь?

– Слушай, генератор идей, ты со мной или как? – Рамуте начинала злиться. – Самый умный? Думаешь, если бы у меня был адрес Арта, я бы до сих пор ждала и не съездила к нему? Такая тупая, не догадалась бы?

– Ну мало ли.

– Короче, Никита, не хочешь помогать, так и скажи. Мне уже надоело твое нытье.

Она собрала пальцем остатки крема, отправила их в рот. Закрыла коробку с недоеденным пирожным. Рамуте никогда не ела саму корзинку с повидлом, только крем. По ее мнению, толстеют от теста, а не от взбитого крема, на девяносто процентов состоящего из сахара.

Никита завел двигатель.

– Рами, не злись. Ты же знаешь, я всегда готов помочь тебе во всем. В любом деле.

– Вот. Так бы сразу. – Рамуте потянулась и поцеловала его в щеку, испачкав кремом. – С чего начнем?

Он задумался. Никите хотелось сказать, что он лучше согласится поехать в приют и забрать к себе еще пять котов, и столько же собак, и столько же крокодилов, если понадобится, лишь бы не заниматься расследованием. Но он посмотрел на Рамуте, заглянул в ее горящие надеждой глаза и произнес:

– Есть у меня мысль.

– Да? – Рамуте оживилась.

– Да. Заедем к одному знакомому.

– К которому?

Рамуте знала всех друзей Никиты. Пусть она всех их терпеть не могла, но знала каждого. Ни один из них не подходил на роль консультанта в ее расследовании. И чем они смогут помочь?

– Ты его не знаешь. Он и не сильно знакомый мне, в целом. Но, думаю, подскажет. Это его вотчина.

– Ого. Он полицейский?

– Нет. – Никита прищурился.

– Тогда кто?

– Он настоящий профессиональный частный детектив.

– Серьезно? – Рамуте удивленно посмотрела на Никиту. – А откуда у тебя…

– Шучу, Рами, выдыхай. – Никита рассмеялся. – Ух, видела бы ты свое лицо.

– Очень смешно.

– Он художник. Масляная живопись, разработка дизайна логотипов, краски, портреты и тому подобное. Сто лет назад делал для фирмы картинку на рекламную брошюру. Не детектив, но из нас, как мне кажется, он лучше всех разбирается в рисунках.

Рами удовлетворенно кивнула.

Глава 6

Зеркальная ширма вращается. Р наблюдает, наслаждается нашей реакцией. В отражении вижу, как я, опоясанный вдоль и поперек веревкой, словно маринованный мясной рулет, готовый к отправке в духовку, повис, пристегнутый к жуткой конструкции, напоминающей огромные равноплечные весы. Толстые стальные прутья переплетаются между собой, соединяются посредине широкой, прикрученной на болты пластиной. Стрелка, указывающая на равновесие, направлена вверх к цилиндру, упирается в ложбинку с тремя насечками. Длинные балки, напоминающие железнодорожные рельсы, отходят от центра и заканчиваются приваренными к ним крюками, на одном из которых вместо поддона подвешен я. Что у этого господина Р в голове? Только самый больной психопат на планете в состоянии придумать и тем более соорудить такое. Садист.

С обратной стороны конструкции в качестве противовеса мне привязан еще один человек. Не могу рассмотреть его лицо, он, как и я, висит в позе эмбриона. Снизу к нему пристегнут утяжелитель. Мы уравновешиваем друг друга. Сверху, прямо над нами, приварена широкая балка с закрепленными на ней по бокам острыми копьями, направленными нам в животы. Весь металл ржавый, необработанный, грязный.

– Как вы уже, скорее всего, догадались, я подготовил игру, чтобы выяснить, кто из вас предоставит мне самый весомый аргумент, чтобы избежать наказания.

Он интонацией подчеркивает слово «весомый» и рисует пальцем на зеркале стрелку вверх.

– Аргумент должен быть убедительный и доказывающий, что именно произнесший его участник достоин победить и выжить.

Палец скрипит по стеклу, пишет единицу, рядом подрисовывает восклицательный знак, оставляет в покое зеркало и потирает подбородок.

– Да, вы не ослышались, победит лишь один из вас. Второго, кхм, ждет смерть. Впрочем, не спрашиваю, согласны ли вы поучаствовать. Если решите выйти из игры…

Он возвращается к зеркалу, выпрямляется и продолжает объяснять условия:

– Указатель вот этот, видите? Он крохотный, но приводит в действие весь механизм. И в случае отказа от игры именно этот указатель, назовем его «бритва», помогает участнику… Эм… – Он трет накладную бороду, подбирая подходящее слово. – Скажем так, помогает самоликвидироваться.

Он пожимает плечами и говорит, что бритва проникнет через подошву, проделает путь через все тело и выйдет через макушку. Говорит, что в этом нет ничего особенного и что это не понравится ни ему, ни нам.

– Ничего особенного. Магниты и сталь. Скучно и долго. И больно. И шумно. – Он сдерживает улыбку и поправляет парик.

Меня успокаивает, когда этот псих трогает свой парик и накладную бороду. Если он скрывает от нас свою внешность, значит, на самом деле есть шанс, что мы выживем, что я выживу. Он отпустит хотя бы одного из нас. Наверняка. Иначе зачем весь этот маскарад?

– Но, опять же, решать вам, как поступить. Свобода воли.

Кажется, псих слегка успокоился. Он перестал дергаться, кашлять и хихикать.

– В случае отказа от игры одного из участников победа присуждается ведущему. То есть мне. И ведущий, то есть я, будет вправе сам решать судьбу оставшегося участника.

Он крутит рычаг, шестеренки трещат, и балка с копьями опускается.

– Но не переживайте, уверен, до этого не дойдет. Все будет как положено. Все будет справедливо. У каждого из вас появится полноценная возможность проявить себя. Будет и возможность, и время. – Он кивает на часы, висящие на противоположной стене.

По выцветшему циферблату скачет изогнутая секундная стрелка. Цифры от трех до восьми обведены красным.

– Будет шанс. Показать себя и мне, и оппоненту. А я буду решать, «весомо» это или нет.

Рычаг делает еще один полный оборот, балка останавливается. Острое копье замирает в сантиметре от моего живота.

– Обратите внимание, над каждым из вас находится копье. Врать не буду, на самом деле это не настоящее оружие.

Он говорит, что, к его сожалению, настоящие копья не удалось раздобыть. Говорит, выяснилось, что в наше время это дефицит.

– Но, поверьте, колья довольно острые. – Он смотрит на часы, стрелка которых вот-вот пересечет отмеченную красным зону. – Хотя нет. Это не весомо. Зачем просить верить мне на слово?

Он говорит, что мы уже чуть-чуть попробовали. Вопреки его предостережениям, протестировали копья, пока дергались с завязанными глазами.

– И скоро вновь убедитесь в их остроте.

Он хихикает, бьет себя ладонью по лицу и говорит, что для победы нам нужно перевесить своего соперника.

– Всего лишь перевесить. Просто-просто. Весомо-весомо.

Он говорит, что это не удастся сделать без победы в задании. Говорит, что накажет за попытки раскачивать чаши.

– Надеюсь, вам пока все понятно.

Р переминается с ноги на ногу. Ждет нашей реакции. Ни я, ни мой собрат по несчастью не шевелимся.

Он вновь проверяет часы.

– Ладно. Считаю вашу халатную безынициативность утвердительным ответом. Дальше… – Он подходит и поворачивает рычаг в обратную сторону. – Будет три раунда. Соответственно три шанса избежать наказания. Всего три простых этапа. И после каждого из них я буду понемногу опускать лезвие и подвешивать утяжелитель победителю.

Цепи звенят, шестеренки потрескивают, балка с копьями движется к потолку. С каждым щелчком острие удаляется от моего живота, и я чувствую облегчение.

– Теперь вам известны правила. Ничего сложного. Честно отвечаешь на вопросы, избегаешь наказания и побеждаешь. – Он показывает заготовленные грузики и снова смотрит на часы – кажется, чего-то ждет. – Весомо?

Как же он меня раздражает. Несмотря на то что все мышцы затекли, только развяжите меня, я сломаю психу челюсть, чтобы он никогда в жизни больше не хихикал и не шепелявил свое «весомо».

– В последнем туре начнется самое интересное…

Он говорит, что считаные миллиметры будут решать, кто умрет, а кто победит. Говорит, что в любой момент чаши правосудия могут склониться в противоположную сторону.

– Весомо?

Р опять хохочет.

Буквально день назад я был уверен, что ненавижу пауков, ненавижу ударяться мизинцем о край тумбочки и свою бывшую. Нет. Хочешь почувствовать настоящую ненависть, граничащую с непреодолимым желанием разорвать объект на крохотные лоскутки? Возьми несколько упаковок липкой ленты и попроси самого мерзкого и неприятного человека на земле привязать тебя этим скотчем к скамейке. Затем попроси отнести скамейку вместе с тобой привязанным в лес, к самому большому муравейнику, который только сможешь найти. Лучше это делать в начале лета, чтобы мошки и комары помогали с твоей миссией. Пусть он разворошит муравейник и оставит тебя лежать. Оставит лежать, но не уходит. Он должен мерзко хихикать и без остановки болтать, нести всякую чушь, пока насекомые распыляют кислоту, атакуют твое обездвиженное тело, залезают в ноздри, в уши, в глаза и рот. Спустя час или два, когда измученное тело смирится, переборет ярость и попросит пощады, нужно заткнуть рот кляпом и оставить так на несколько дней. А по возвращении, вместо того чтобы отпустить, он должен начать умничать, рассказывать о своих переживаниях и смеяться. Сжимать в кулак почерневшие, потерявшие всякую чувствительность пальцы – вот что значит настоящая ненависть. Вот что значит желание одними зубами разорвать обидчика на части.

Он наклоняется, поднимает металлический стул и с размаху бросает его в ширму. Зеркало разлетается на осколки. Он снова хлещет себя по лицу, повторяет сквозь зубы «весомо, весомо, весомо». Кажется, ему трудно себя контролировать. Он наклоняется, громко сопит, стучит ладонью по стене.

– Итак, – говорит Р сквозь одышку, не справляясь со своим припадком. – Сегодня мы закончим. Отдыхайте, готовьтесь к первому испытанию.

Он глотает таблетку, достает шприц, суетливо набирает в него какой-то препарат и, уставившись на минутную стрелку на стене, делает укол сначала мне, затем моему оппоненту.

– Не дергайтесь. Ничего. Ничего страшного. А этот укол – чтобы вы могли поспать. Нам же не нужны сонные мухи вместо участников? Правда?

Он ставит стул в углу комнаты. Садится на него и пристегивает свою кисть наручниками к батарее. Его лоб покрывается капельками пота, глаза неестественно дергаются. Вращаются в глазницах в разные стороны. Р трясет головой, клацает зубами. Кажется, он сейчас потеряет сознание.

– Приготовьтесь, – шепчет он, проверяет надежность наручников и проглатывает ключ от них.

Я не могу пошевелить ногами. Шея затекла настолько, что мне больно сглатывать. Мне больно дышать. Не чувствую пальцев, не чувствую рук. Ничего, кроме боли, не чувствую.

Вижу сквозь мутнеющую дымку, как психопат, пристегнутый наручниками, бьется в конвульсиях.