Текст книги "Страна Арманьяк: Бастард. Рутьер. Дракон Золотого Руна (сборник)"

Ну, с богом…

– Ваше королевское высочество, вы не скомпрометируете себя танцем с Арманьяком? – поинтересовался я как бы невзначай, внимательно следя за движениями Мадлен и стараясь аккуратно повторять танцевальные па.

– В Фуа, виконт… – Мадлен, плавно разведя руки, сделала шажок от меня, – в Фуа только я решаю, кто и кого может скомпрометировать.

– Преклоняюсь пред вашими талантами, ваше королевское высочество, – поднял вместе с Мадлен руки, пропуская под нашим платком пару, идущую навстречу, – и не только пред талантами.

– Вы льстец, виконт… – Регина сделала оборот вокруг себя, довольно натурально изобразив смущение.

– Самый изощренный льстец мира не сможет достойно описать ваши достоинства. – Я усмотрел, что делают остальные кавалеры, и довольно удачно изобразил подпрыгивающий перебор ногами.

– Увы, льстивый Арманьяк, я потеряна для этого мира. – Мадлен подождала, пока барон д’Айю со своей женой расцепится с нами платками, и продолжила: – Положение регины лишает меня всех мирских радостей жизни.

– В таком случае я лишен любви навсегда, – сделал шаг навстречу контессе и почувствовал нежный аромат фиалок, исходящий от нее.

– Почему же это? – Мадлен изобразила легкую заинтересованность. – Что-то я не заметила, что вы лишены внимания дам. Кое-кто не сводит с вас глаз весь вечер.

– Я закрыт для них, – не удержался и двинул плечом оруженосца барона д’Айю, проходящего рядом. – Я дал обет раскрыть сердце только самой прекрасной даме.

– И кто же эта счастливица? – Мадлен сделала оборот, слегка задев меня своим покрывалом.

– Пусть это будет моим секретом, ваше королевское высочество. Я только что узнал, что все мои надежды бесполезны, – сделал самый несчастный вид, на который только был способен, – теперь мне очень хочется попасть в тело Франсуа, который окружен вашей заботой.

– Вряд ли вам, виконт, будет комфортно в его теле… – Мадлен весело засмеялась. – Проводите меня, танец уже закончился. И будьте внимательны, порой желанное находится перед самым носом…

Что это было? Намек или обычная кокетливая женская болтовня? Мадлен на болтушку не похожа… хотя о чем это я – она прежде всего женщина…

Придется дождаться следующего танца и быть немного настойчивее…

– Виконт, – после того как я вернулся за стол, ко мне подошел сенешаль де Бальзамон, – дамуазо изъявили желание не дожидаться окончания празднества и провести поединки прямо сейчас.

– Ведите… – Черт, сейчас же опять танцы объявят, а приходится уходить!

В саду еще хватало света уходящего дня, и освещать место поединка факелами не было нужды. Возле своих оруженосцев находился барон и еще с десяток дворян. У Тука группа поддержки оказалась пожиже – всего четыре человека. Ну и я, конечно.

Сенешаль еще привел с собой пяток гвардейцев. Очевидно, на случай усмирения буйствующих зрителей и для общего порядка.

Ну и лекарь с большой сумкой топтался в сторонке. Благообразный опрятный сухонький старичок в черном. Тоже нужное дело, хотя местных дохтуров лично я вешал бы без суда и следствия как общественно опасный элемент.

Женщин не было, но я заметил, как в окнах второго этажа мелькнули и скрылись несколько теней. Однозначно – подсматривают. Грубые мужские забавы для женщин всегда привлекательное зрелище. Как бы они это ни скрывали.

Баронские эскудеро уже переоделись в доспехи.

Тук облачился во все свое. Надел подаренный мною барбют, свою же панцирную кольчугу и теперь спокойно поигрывал палашом, отложив пока щит в сторону.

Оруженосцы барона, по всей видимости, воспользовались оружейной комнатой замка. На них были одинаковые кольчуги по колено с набором бляшек на груди, одинаковые же круглые щиты с гербом Фуа, только вместо палашей вооружились одинарными мечами с крестообразной гардой. На вид длиннее и массивнее, чем палаш шотландца. На головах – добротные салады. У де Жюва – с забралом, у де Суажа – обычный пехотный.

– Дамуазо Логан, вы удовлетворены вооружением дамуазо де Суажа? – спросил сенешаль, выйдя на центр поляны.

– Полностью, – кивнул шотландец.

– В таком случае ничто вам не мешает скрестить клинки. – Де Бальзамон резко махнул рукой. – Да поможет вам Господь в отстаивании вашей правоты. Сходитесь.

– Дистанцию рви, у него руки длиннее, – шепнул я Туку и хлопнул его по плечу. – Давай, братец. У тебя все получится.

Бойцы стали осторожно приближаться друг к другу.

Де Суаж прикрывался щитом, выглядывали только глаза, меч он держал, согнув правую руку и направляя клинок на противника.

Тук нес свой палаш чуть на отлете, щит – точно так же.

Почти одновременно поединщики сделали шаг навстречу, взлетели клинки и раздался глухой стук. Оба эскудеро искусно отпарировали удары щитами, Тук отбил меч противника вскользь и в сторону, де Суаж – прямо. Оруженосец барона сразу же после этого, предотвращая второй удар шотландца, ринулся вперед и с силой толкнул его щитом, нанося удар мечом по коленям противника.

Я чуть не ахнул, маневр был произведен ловко и быстро. Показалось, что на этом все закончится и Тук упадет на землю с разрубленными ногами, но шотландец, не менее ловко отскакивая назад, отпарировал меч и, в свою очередь ринувшись в атаку, обратным ударом рубанул де Суажа по ребру щита, сбив тот в сторону. А после этого, воспользовавшись появившейся брешью в обороне противника, развернул палаш и с силой ударил по саладу баронского эскудеро.

Глухой звон…

Звук шлепнувшегося на траву тела…

Общий вздох зрителей…

Шотландец подскочил к поверженному де Суажу и, приставив клинок к его лицу, спросил, сдается ли он. Но в ответ получил только слабое мычание. Оказывается, палаш не разрубил шлем, а, сделав внушительную вмятину, лишь оглушил оруженосца.

– Стоп, дамуазо Логан, шаг назад, – подскочил к скотту де Бальзамон. – Противник не в состоянии вам отвечать. Я присуждаю вам победу и удовлетворение. Барон, вы согласны с таким решением?

– Согласен! – зарычал в ярости д’Айю. – Надеюсь, де Жюв снесет этому скотту башку. Лекарь, помогите этому увальню, а то его сейчас сам вылечу…

– Умерьте свою ярость, барон. На все воля Божья. Признаю этот поединок завершенным и проведенным без нарушений благородных правил.

– Вперед! – Барон вытолкнул на поляну своего второго эскудеро. – Эта забава может затянуться до второго пришествия, а у меня уже терпение кончается.

– Сигнал к началу поединка даю я, барон! – Глаза де Бальзамона сверкнули. – Или вы претендуете на прерогативы сенешаля? Перерыв – десять минут. Пусть ваш последний эскудеро лучше подготовится.

Ага… быстренько сенешаль посадил на задницу этого клятого петуха. Хочется надеяться, что он всегда будет на моей стороне.

Поинтересовался у шотландца, массирующего кисть левой руки:

– Как ты?

– Нормально, монсьор… – Шотландец болезненно кривился и тяжело дышал.

– Что с рукой?

– Да ушиб. При парировании. – Тук показал припухшую руку. – Удар очень сильный был. Даже отбив в сторону не помог.

– Дай сюда. – Я вытащил из сумки с аптечкой, которую предусмотрительно притащил с собой шотландец, бинт и крепко перебинтовал ему запястье. – Так лучше будет.

– Благодарю, монсьор! – Тук осторожно покрутил кистью. – Как я этого невежу уронил! Ловко же получилось? Мне мой дед этот прием показывал.

– Ловко, ловко. Я думал, он тебе ноги на раз срубит… – Посмотрел в сторону де Жюва и посоветовал шотландцу: – Смотри. Он размерами почти такой же, как ты. На силу ничего не сделаешь, к тому же у тебя рука повреждена. Меньше парируй, больше уворачивайся. И держи дистанцию…

– Ага… Ну, я пошел? Вы там Франсуа сильно не пугайте, если что со мной…

– Давай-давай… Не ной, все будет хорошо… – подбодрил скотта, хотя сам не очень был уверен в его победе.

Де Жюв выглядел очень опытным бойцом. Был старше шотландца на добрый десяток лет и казался более быстрым.

Что и подтвердилось. В первой же сшибке он исхитрился с силой ткнуть Тука мечом в грудь. Кольчугу не продырявил, но дыхание сбил. Спасло скотта только то, что де Жюв несколько картинно крутнулся после этого на месте, собираясь с разворота добить противника, и сам же наткнулся на удар ребром щита по шлему. Покачнулся, зашипел и отскочил назад, опустив щит и меч, но скотт не смог перейти в атаку: едва сам отдышался и предпочел не нападать.

Противники закружили по поляне, делая обманные движения и стараясь подловить друг друга на ошибке. Наконец эскудеро барона, изображая отступление, выбрал момент и, резко проведя атаку, нанес подряд три удара. Первые два Тук смог отпарировать щитом, но второй удар расколол щит, при этом задев руку шотландца. Третий был нацелен в голову, но Логан подставил свой палаш, однако сила удара была такова, что все-таки клинок де Жюва ударил по барбюту, сорвал наносник и содрал кожу со лба шотландца.

Лицо моего эскудеро мгновенно залило кровью, скотт упал на колени, кренясь вперед.

Де Жюв, издав победный клич, широко размахнулся… но вдруг, издав болезненный вопль, корчась, упал на траву.

Тук почти инстинктивно, из последних сил горизонтально махнул палашом над землей и угодил им по лодыжке эскудеро, разбив кость и перерубив сухожилия. После чего шотландец замертво рухнул лицом вниз.

Твою же кобылу в дышло!..

Подбежал и перевернул бездыханное тело на спину. Лицо было полностью залито кровью. Содрал шлем и постарался платком промокнуть. Ага… на лбу болтается содранный шмат кожи. До кости рассекло бровь, но на первый взгляд особо критичных повреждений не заметно. Вроде все… Ну и мозги скотту, конечно, здорово сотрясло. Но это не страшно. Башка у него крепкая, переживет.

Наложил платок шотландцу на лоб и выкрикнул сенешалю нетерпеливый вопрос:

– Что по поединку?

– Обе стороны удовлетворены! – ухмыльнулся де Бальзамон. – Теперь у этих бычков не скоро найдутся силы на ссоры. Если вообще найдутся. Лекарь, определитесь, кого куда нести.

– Я не удовлетворен! – Ко мне медленно подошел Шарль д’Айю. – Вам не кажется, виконт, что нам надо кое-что выяснить?

– И что же? – Меня в данный момент больше заботил шотландец, чем барон.

– Вы знаете что; вы пытаетесь занять мое место… – злобно, но тихо прошипел баннерет, чтобы другие его не слышали.

– Вот в чем дело… – Этот петух возомнил, что я отбиваю у него Мадлен. – Что же вы предлагаете?

– Решить этот вопрос здесь и сейчас безотлагательно.

– В чем дело, господа? – вклинился между нами де Бальзамон.

– Насколько я понял, барон Шарль д’Айю вызывает меня на поединок, – ответил я сенешалю.

– Это так, барон? – обратился сенешаль к баннерету.

– Именно так. Безотлагательно.

– В чем суть вашего спора?

– Это останется между нами… – многозначительно посмотрел на меня барон.

– Мы деремся… – Мне захотелось сказать ему какую-нибудь пакость, но я сдержался, ответив словами Портоса: – Мы деремся, потому что деремся.

– М-да… – Сенешаль огорченно помотал головой. – А я уже договорился кое с кем на два тура кароля…

– Я искренне сожалею, – с улыбкой поклонился я Роберу де Бальзамону, – не хочу лишать вас удовольствия и постараюсь все закончить очень быстро.

– В таком случае приступим. – Сенешаль вновь принял строгий и торжественный вид. – Есть ли какой иной способ разрешить ваш спор, господа? Ибо вы, Шарль д’Айю, – баннерет графства Фуа, и вы во многом принадлежите не себе, а именно графству.

– Нет такой возможности. Все должно решиться немедленно, – ответил спокойно и мрачно барон.

– Виконт де Лавардан, де Рокебрен, есть ли возможность решить вопрос иным способом, кроме поединка, ибо вы гость графства и любые насильственные действия в отношении вас могут быть восприняты превратно. Гарантируете ли вы утверждать при любом исходе поединка, что все приличия и правила были соблюдены?

– Нет возможности. Гарантирую! – коротко ответил я на оба вопроса.

Хотелось как можно быстрее проколоть барона и заняться помощью Туку, а то на лекаря никакой надежды нет. Залечит же верного эскудеро до смерти… И так уже пажа лишился. Да и чем черт не шутит: возможно, действительно устраню последнее препятствие перед сердцем Мадлен.

– В таком случае вы, виконт, имеете право как вызываемый на выбор оружия.

– Эспада, дага. Без доспехов. Совсем. Я на секунду покину вас… – И подошел к старичку, осматривающему Тука. – Что скажете, мэтр?

– Да ничего, ваша милость. Натянуть кожу на лоб – и заштопать. А дальше… на все Божья милость.

– Ничего без меня не делайте. И никаких прижиганий! Понятно?! – рявкнул я лекарю и вернулся к сенешалю.

Д’Айю уже стянул с себя пурпуэн с дублетом и прохаживался по поляне, резкими щелчками клинка сшибая цветочки. Именно движениями кисти, а не руки, что меня немного насторожило. А еще озадачило то, что он натянул перчатки из толстой кожи с высокими крагами. У меня таких нет, только парадные, из тонкой замши. А могут пригодиться, какая-никакая защита…

Снял верхнюю одежду и вытащил из ножен свои эспаду-фламберг с дагой. Вот и доведется вам, красавицы, крови попробовать. Не останетесь парадными безделушками…

Барон стал в позицию. Дага в согнутой правой руке у груди, острием ко мне. Эспада в левой, более вытянутой руке. Левша… Да мне все равно. Я одинаково работаю обеими руками. Принял ту же позицию.

С дагой я, конечно, погорячился. Почти полный профан я в работе с ней. Надо было совсем отказаться… Вот черт!

Барон, в два коротких шага сорвав дистанцию, провел атаку сразу по двум уровням. Эспадой по ногам и дагой в лицо.

Его эспаду легко вскользь отбил, совершив круазе[126]126
  Круазе (устаревшая терминология) – отбив шпаги противника вскользь, мгновенным ударом по ее слабой части.


[Закрыть], но клятый барон тычком даги сорвал мне контратаку. Едва успел отскочить, подставив свою…

Вот зараза! В современном фехтовании нет у противника ничего во второй руке, и ты, блокируя его саблю, никак не можешь наткнуться на клинок в упор.

Черт! Опять, сука, чуть не насадил на острие…

Барон, не останавливаясь, попытался сблизиться, опять прервав мою атаку, ткнув дагой в предплечье… и попал… клинок вспорол камизу и чиркнул по коже. На рукаве стало расплываться пятно крови.

Нет, так дело не пойдет. Отскочил назад и атаковал разнотемпово в три приема. Первым ударом вышиб эспаду у барона на землю, вторым рубанул его по бедру, а третий, которым я собирался его прикончить, баннерет опять не дал мне провести: шагнул навстречу, перехватил мой клинок рукой в толстой перчатке и ткнул дагой в пах…

Твою же мать…

Едва успел отпрянуть назад, при отскоке все-таки успев кончиком эспады рубануть его по бицепсу.

Нет… Дага больше мне мешает, чем помогает. Учиться мне ей работать и учиться. А барон-то, смотрю, мастер именно с ней…

Шарль д’Айю, не обращая никакого внимания на свои раны, атаковал опять. На этот раз он собрался провести что-то похожее на фланконад[127]127
  Фланконад (устаревшая терминология) – удар, наносимый, когда рапиры соединены левыми сторонами и противник держит руку высоко поднятой. В этом случае, взяв сильной – ближней к эфесу – частью своего клинка слабую часть рапиры противника, колют его в бок, направив удар под руку, не выворачивая кисть.


[Закрыть], но я успел сорвать дистанцию и, вольтнув, сначала рассек ему плечо, а затем без размаха всадил свой клинок баннерету в бок. Пробил насквозь, эспада влезла до середины…

– Twoyu matj!.. – Неожиданно бедро пронзила острая боль.

Скосил глаза вниз и увидел, что барон, медленно соскальзывающий с клинка, успел все-таки засадить дагой мне в ногу.

Отскочил назад. Во рту мгновенно все пересохло, в голове гулко застучали бешеные барабаны.

Вцепился в рукоятку и резко выдернул так и оставшийся в ноге вражеский клинок… Полыхнуло зверской болью, из глаз покатились слезы и полетели разноцветные фейерверки…

– Twoyu matj… – Невольно я сел на землю, все вокруг поплыло кругами…

Глава 15

Очнулся от легкого ветерка, освежающего лицо…

– Что за… – Открыл глаза и увидел перед собой миловидную девушку в чепце, обмахивающую меня веером. Вспомнилось, что где-то ее видел… Фрейлина, кажется…

– Ой… – отчаянно пискнула девица, заметив, что я открыл глаза, и мигом выскочила из комнаты.

Что за черт? В открытом окошке светит солнышко, а пырялись мы почти ночью… Это же сколько я провалялся без сознания?

Огляделся…

Лежу на широченной кровати в одних средневековых труселях ниже колен…

Нога плотно перебинтована чистыми льняными бинтами…

Вроде и не болит совсем…

Комната небольшая, очень светлая. Стрельчатое окно распахнуто настежь. Обстановка богатая, мебель из ореха, драпировки, шитые шелком, на темы войны и охоты. На низеньком столике с ножками в виде лап льва, инкрустированном перламутром, стоит… Ну да, еда стоит. Пахнет вкусно, все еще горячее, парок идет, вот только рассмотреть, что там, не получается, все накрыто крышками и салфетками. Рядышком гордо возвышается серебряный вместительный кувшин с вином и большие бокалы из того же металла.

Внезапно почувствовал дикий голод и жажду.

Осторожненько, стараясь не потревожить ногу, подвинулся к столику и откинул салфетку…

– О-о-о… – Я тут же отодрал ногу у запеченного гуся и отхватил добрый кусман.

Хорошо прожарили и специй не пожалели. И опять брусника моченая. Откуда она у них? Не иначе норвеги кораблями возят. Набулькал в бокал винца и сделал глоток… «Изюмительно», как говорила моя бабушка. Доброе вино: густое, красное как кровь и хорошо выдержанное.

– Черт… – Совсем забыл. Где Тук и что с ним? Я тут жру, а парень там загибается…

– Узнаю Арманьяка! – В комнату энергично вошел барон Робер де Бальзамон. – Только очнулся – и сразу за еду.

– Ну да, мы, Арманьяки, такие. Робер, что с моим эскудеро? – Я налил вина во второй бокал и дал в руки сенешалю.

– А что с ним станется? – Барон, особо не чинясь, с хрустом отодрал у гуся оставшуюся ногу и отсалютовал ею мне. – У скоттов головы крепкие, как булыжник. Мэтр Паре пришил ему кожу на лбу – и все. Правда, он долго не решался это сделать. Говорил, что вы, Жан, будете гневаться.

– Я беспокоился, что у него не хватит умения. Так значит, с Уильямом все нормально?

– Даже отлично. Только что его навешал. Съел каплуна, полкруга сыра, миску зимних груш и теперь заглядывается на служанку. Мэтр Паре говорит, что жара нет, и он к вечеру сможет уже вставать. – Барон вцепился желтоватыми, но крепкими зубами в гусиную ногу и вскоре отбросил голую кость на поднос.

– Ну так давайте за это и выпьем, Робер. – Я стукнул бокалом об его бокал. – Да, совсем выпустил из головы. Что с бароном д’Айю?

– Жан… – Сенешаль, усмехнувшись, посмотрел на меня, – вы не представляете, какой фурор произвели. Д’Айю – лучший в стиле «Эспада и дага» из всех, кого я знаю и видел. А видел я, поверьте, многих знатных бойцов. Барон даже равен мэтру Понсу; во всяком случае, не уступает ему уж точно.

– Он жив?

– Пока да. Мы было уже думали, что он отдаст богу душу, но ночь он, не иначе с божьего произволения, пережил, так что некоторые шансы на выздоровление есть. – Сенешаль перекрестился и огорченно посмотрел на меня. – Я не одобряю этот поединок между вами. Шарль – благородный кабальеро, правда, излишне вспыльчивый…

– Видит бог, Робер, я этого не хотел. Причину надумал, без каких-либо оснований, он сам. И она не стоит выеденного яйца.

– Я догадываюсь… – Сенешаль опять наполнил бокалы. – Во всяком случае, все уже произошло, и жалеть не о чем. Пейте вино, вы потеряли много крови, а оно само как кровь. Это тоже из моих виноградников.

– Отличная лоза, барон. Я, пожалуй, прикуплю у вас его в дорогу, – отсалютовал ему бокалом. – Но как я оказался здесь? Почему не у себя в покоях?

– О-о-о!.. – воскликнул сенешаль. – Вы счастливчик, Жан. Вашим здоровьем озаботилась лично ее высочество Мадлен…

– Ну вот! – В комнату вломилась целая толпа женщин во главе с самой вдовствующей принцессой Вианской, Беарнской и Андоррской. – Стоит только мне немного отвлечься, а больной уже нарушает предписанный режим! Кто приказал подать виконту эту тяжелую для него еду?

Мадлен спрашивала, строго смотря на сенешаля.

– Ваше высочество! – Де Бальзамон склонился в поклоне. – Это я. Справедливо полагая, что виконт проснется совершенно голодным, я взял на себя такую смелость. Нет ничего лучше доброго куска жареного мяса и кубка красного вина для восполнения сил.

– Это на ваш мужской взгляд. – Мадлен сменила гнев на милость. – Я не гневаюсь, Робер. Но сейчас покиньте нас, виконта необходимо перевязать.

– Я удаляюсь, ваше высочество. – Барон откланялся и, подмигнув мне, исчез из комнаты.

Женщины развили бешеную деятельность. Для начала на мои чресла накинули покрывало, по-пуритански прикрыв их. Затем справа объявилась та самая девушка, которую я увидел первой после моего пробуждения, и она опять принялась обмахивать меня веером. Слева уселась дама постарше с глубокой миской, исходящей парком, и принялась потчевать меня бульончиком с ложечки. Вкусным, надо отметить, наваристым и с незнакомыми мне специями, придающими особую пикантность.

Еще одна дама – в строгом черном платье и глухом чепце, с явно арабскими чертами лица, – поставив на табуретку таз с горячей водой, принялась осторожно разматывать бинты на моей ноге.

Мадлен осуществляла общее руководство, величественно восседая в венецианском кресле.

– Осторожнее, осторожнее… Сначала отмочите присохшие бинты… – скомандовала она и величаво повернула голову ко мне. – Я гневаюсь, виконт!

– Чем же я вызвал вашу немилость, ваше королевское высочество?

– Вы знаете чем! – Мадлен сделала строгое лицо. – Зачем вы дрались на поединке?

– Увы, ваше королевское высочество, мужчинам иногда приходится делать кучу совершенно глупых вещей.

– Несомненно; но все же какова причина поединка?

Ага… не знает она… все прекрасно знает и понимает. Два бабуина за самку подрались.

Состроил виноватое лицо и смиренно заявил:

– Да мерились пис… в общем, поспорили по поводу стихотворного размера одного рондо.

– Ну и у кого оказалась больше… рондо? – Мадлен внешне сохранила серьезность, но в глазах плясал табун чертенят.

– У меня, ваше королевское высочество, – состроил скорбную мину, – очень об этом сожалею. Но как себя чувствует барон д’Айю? Он доблестно сражался, и я победил всего лишь по воле случая.

– Мэтр Паре предлагал его избавить от лишних мук. – Мадлен небрежно пожала плечиками. – Но, к счастью, Медина взялась его лечить и утверждает, что шансы на выздоровление есть.

– Все в руках Господа, клинок миновал печень, – подтвердила арабка и осторожно сняла последний слой бинтов, – но рана ужасна. Эти фламберги нужно запретить – как оружие, созданное по наущению дьявола.

Пропустив мимо ушей эту тираду, сам подумал – очень хорошо, что она не европейка. Вселяет надежду на выздоровление. Лучше бы, конечно, была еврейкой, но сойдет и сарацинской нации. Это в принципе одно и то же. Что те, что эти – на голову, если не больше, опережают европейцев в искусстве врачевания.

– Ну что там у нас, Медина? – Принцесса встала с кресла и склонилась надо мной.

О-о… как все-таки божественно она пахнет… куда там всяким Жиданши и Деарам…

Стараясь не смотреть на грудь регины, выпирающую из лифа, скосил глаза на ногу и увидел, что рана немного кровоточит, но в общем выглядит сравнительно нормально. Главное, не опухшая и не воспаленная.

– Все нормально, госпожа. – Женщина осторожно надавила на края раны. – Клинок даже не разорвал мышцы, а прошел между ними. Нагноения тоже нет. Я наложу бальзам и легкую повязку.

И с Божьей помощью господин скоро исцелится.

– Это хорошо. – Мадлен удовлетворенно кивнула.

– Ваше высочество, а как там Франсуа? – осторожненько задал беспокоящий меня вопрос.

– Я решила вас наказать, виконт! – Регина изящным движением села в кресло. – Паж останется у меня. Поверьте, ему так будет лучше.

– А он сам на это согласен?

– Конечно, но боится показываться вам на глаза, – убедительно заявила Мадлен. – И правильно, вы еще, не дай бог, прибьете его. Но не беспокойтесь, я прикажу ему вас навестить.

Вот черт… отобрала все-таки пажа. Да и бог с ним… Может, мальчишке при ней действительно лучше будет. Ну не приспособленный он никак к ратной службе. Ладно, забыли…

Арабка ловко и быстро обработала рану какой-то остро пахнущей жидкостью и, наложив бальзам, забинтовала обратно. Новыми бинтами… что даже удивительно.

После чего все дамы испарились, прихватив с собой недоеденного гуся с вином. Взамен оставили кувшин сидра, зимние яблоки и еще какое-то пряно пахнущее питье, наказав мне его пить как можно чаше.

Ага… Сами пейте. Мне и сидра хватит.

Мадлен, уходя, послала мне очень многозначительный взгляд. Правда, что именно он означал, я так и не понял. Хотелось бы, чтобы именно то, на что надеюсь.

Впрочем, тосковал и голодал я совсем недолго. Притащился Тук с забинтованным лбом и отчего-то распухшим как картошка носом. Краше в гроб кладут, но держался он бодрячком. Практичный шотландец благодаря неизвестно откуда взявшимся связям на кухне, не иначе от успешно охмуренной служанки, раздобыл большое блюдо с нарезкой из копченостей, сыра и разнообразной колбасы и еще один кувшин сидра.

Я ему сообщил, что Франсуа мы лишились. Шотландец сильно опечалился и на фоне этой печали сам сожрал половину подноса еды и выпил кувшин сидра. После чего я его погнал на конюшню проведать наших лошадей. Если уже встал, чего без дела маяться?

Сам маленько погрустил и, машинально нашарив на столике кубок с питьем, оставленный арабкой, глотнул из него добрый глоток. Не скажу, что особо отвратно: горьковато, кисловато и солоновато одновременно. В общем, гадость… Но после этой гадости я чуть ли не моментально вырубился и крепко, без сновидений, проспал до самого позднего вечера. Великолепно отдохнув, между прочим.

Разбудил меня кардинал Пьер де Фуа. Сей духовный муж приперся и с ходу стал меня вербовать… да-да… именно вербовать, иначе предложение мне богатого епископства не назовешь. Что он хотел взамен, я толком так и не понял, но, по его словам, он брался уладить мои разногласия с Пауком в обмен на уход из мирской жизни. Зачем это нужно именно самому кардиналу – осталось неизвестным. Я согласился подумать и, сославшись на недомогание, отмазался от немедленного ответа на столь щедрое предложение. Кардинал обрадовался и свалил. Вот и думай, кто в Фуа больший сторонник Паука. Сама Мадлен или братец покойной Жанны.

Попробовал вздремнуть, но уже не получилось.

Снова заявился в гости барон де Бальзамон вместе с мэтром Понсом. Испанец подтвердил, что Шарль д’Айю – лучший в «Эспаде и даге» во всем Лангедоке и Гиени вдобавок, ну кроме самого мэтра Понса, конечно, и я, столь умело продырявив его, совершил чуть ли не подвиг. Только успели разлить и выпить по первому кубку за это – кабальеро притащили с собой целый бурдюк вина, – опять явилась Мадлен и прогнала моих собутыльников взашей с нотками настоящего гнева в голосе.

Пришла она на этот раз почти без свиты, только с Мединой и мощного сложения служанкой, которую тут же выставила на пост за дверью.

– Меня расстраивает ваше поведение, Жан! – вкрадчиво заявила она и присела в кресло.

– Я исправлюсь, ваше королевское высочество. – Я откровенно залюбовался региной.

Мадлен сидела напротив окна, и садившееся солнышко окрасило ее дивные волосы в фантастический переливающийся огненный цвет. Казалось, над ее головкой реет ангельский нимб. Принцесса не стала надевать на себя никакого головного убора, а набросила на волосы прозрачное невесомое покрывало, прихватив его золотой диадемой, что ей необыкновенно шло и молодило. Казалось, что предо мной совсем юная девушка.

– Почему вы не хотите исполнять мои предписания по лечению? – капризно поинтересовалась Мадлен и, проведя платочком мне по лбу, вытерла несуществующую испарину. При этом она наклонилась, заставив меня вдохнуть аромат фиалок и здорового, чистого женского тела.

– Я буду… – послушно согласился я, от волнения чуть охрипнув.

– Вы обещаете? – Мадлен чарующе улыбнулась и провела рукой по моим волосам.

– Все что угодно.

– Я запомню. – Регина гибко, как кошка, встала и отошла к окну. Затем резко обернулась и спросила у арабки: – Ты закончила, Медина?

– Да, госпожа. – Арабка быстро закончила перевязку и поклонилась. – У господина все в порядке.

– Жди меня за дверью, – властно приказала Мадлен.

Подождала, пока арабка вышла, и присела на кровать. Секунду помолчала, рассматривая меня, потом спросила:

– Вы, Жан, дрались с д’Айю из-за меня?

– Не из-за вас, ваше королевское высочество… – я сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями, вернее – очень боясь ляпнуть что-нибудь лишнее, – а за вас.

Мадлен прерывисто вздохнула, провела рукой по моей груди, затем неожиданно наклонилась и впилась поцелуем в губы. Едва успел ответить, как она вскочила и, ни слова не говоря, выскочила из комнаты.

– Тысяча чертей и преисподняя, – выругался я в голос и чуть было не вскочил с кровати.

Вовремя опомнился, набулькал себе вина и залпом выпил. Какая женщина!.. Вкус барбариса от поцелуя до сих пор на губах стоит. Моя будет, законный трофей! От отчаяния и невозможности что-либо предпринять опять хватанул лечебного пойла и забылся во сне.

Проснулся от света свечи. Открыл глаза, потянулся за кинжалом под подушку – и замер…

Держа в руках подсвечник, около кровати стояла Мадлен в прозрачном длинном пеньюаре. Женщина поставила светоч на стол, сделала осторожный шажок вперед, присела на кровать и прильнула ко мне.

Осторожно прижал ее к себе, ощущая под воздушным шелком упругое горячее тело. Провел рукой по бедру и, не говоря ни слова, едва касаясь ее губ, поцеловал. Затем еще раз, уже крепче и настойчивее.

Регина впилась в меня сама поцелуем, больно прикусив мне губу…

– Жан… я делаю неправильные вещи… – всхлипнула она.

– О-о-очень правильные… – Стараясь не потревожить больную ногу, я опрокинул Мадлен на кровать.

– Стой… стой… у тебя же рана… тебе же нельзя шевелиться… – Регина отталкивала меня и вместе с тем сильнее прижималась всем телом.

– При чем здесь я?.. – Запутавшись в шелковистой ткани, наконец задрал подол пеньюара, обнажив ее животик, в сполохах свечи исходивший оттенками розового мрамора. – Ты очень многого не знаешь… двигаться будешь ты.

В ночной тишине легкий осторожный стук в дверь прозвучал раскатами грома.

– Ваше высочество… ваше высочество… – зашептал за дверью женский голос.

– Ну что за хрень?! – рявкнул я в полный голос, нешуточно разозлившись.

Зараза! Как всегда – на самом интересном месте…

– Подожди… – Мадлен закрыла мне рукой рот и метнулась к двери. – Что случилось, Иветта?

– Ваше высочество! Во дворец прибыли послы от вашего царственного брата. С ними два копья жандармов и три десятка вольных лучников, – испуганно зашептали за дверью.

Слова невидимой мне служанки взорвали мозги не хуже атомной бомбы.

Песец. Самый настоящий. С пробитой ногой шансов нет никаких. Разве что…

– Жди! – нервно приказала Мадлен Иветте и вернулась в кровать. Горячо прильнула, затем отодвинулась и печально посмотрела на меня. – Я же говорила… Не суждено мне любить и быть любимой. Ты, наверное, думаешь, что это я их вызвала?

– Нет, Мадлен. Они бы просто не успели сюда добраться.

– Они и не успели… это другие. – Регина смахнула слезинку с уголка глаза. – Но… но я отправила письмо Луи. Еще в первый же день. Просила подсказать, как с тобой поступить… И второе письмо, вслед за первым… с просьбой тебя помиловать. Я… я позже поняла, что ты мне нужен.