Текст книги "Михаил Муравьев-Виленский. Усмиритель и реформатор Северо-Западного края Российской империи"

В это же время правительству стало известно о предводителе дворянства Рогачевского уезда Могилевской губернии Богуше, в деле которого выявилось «стремление белорусского дворянства присоединиться к Литве с восстановлением в крае Литовского статута и официальности польского языка»122122
  ЛГИА. – Ф. 439. – Оп.1. – Д. 26. – Л. 7 об;
  Следовательно, польские дворяне белорусских губерний (так называли губернии Могилевскую и Витебскую) также были сторонниками присоединения Западного края к Царству Польскому. В этой связи следует обратить внимание на политическое состояние этих губерний во время восстания. По сообщению М.Н. Муравьева, в 1863 г. белорусские губернии – Могилевская и Витебская, «были объяты пламенем мятежа и ежели не везде проявились вооруженные шайки по недостатку средств к вооружению и противодействию православного сельского населения, то, тем не менее, все дворянство, шляхетство и ксендзы повсеместно явно и безбоязненно провозглашали владычество Польши, старались в том уверить крестьян и тем самым, при малейшем успехе мятежа в Литовских губерниях Белоруссия без всякого затруднения, вошла бы в состав предполагаемой революционерами Польши в границах 1772 г.». См: «Готов собою жертвовать…». Записки графа Михаила Николаевича Муравьева об управлении Северо-Западным краем и об усмирении в нем мятежа. 1863-1866 гг. – М., 2008. – С. 120-121.


[Закрыть].

Политические требования польского дворянства, выдвинутые накануне восстания, стали проявлением недовольства теми уступками, которые были сделаны императором Александром II во второй половине 50-х гг.

Следует отметить, что эта политика была детищем генерал-губернатора В.И. Назимова, который в соответствии с указом императора Александра II вступил в управление литовскими губерниями 21 февраля 1856 г.123123
  Литовскими губерниями неофициально назывались тогда три губернии – Виленская, Ковенская и Гродненская. См: Белецкий А.В. Сборник документов музея графа М.Н. Муравьева. – C. III.


[Закрыть]

Шаги, сделанные навстречу польскому дворянству Северо-Западного края, воплотились в серии законодательных актов. В 1856 г. была объявлена амнистия политическим преступникам, осужденным за участие в польском восстании 1830-1831 гг. Дальнейшие события показали политическую ошибочность этого гуманного решения. По словам генерал-майора А.Л. Потапова, «последовавшая в 1856 году амнистия представила новый элемент для польской пропаганды. Этот залог человеколюбия и примирения обращен был в орудие измены, ибо последствия доказали, что из рядов эмиграции вышли самые рьяные агитаторы»124124
  РГИА. – Ф. 1282. – Оп. 1. – Д. 248. – Л.6.


[Закрыть].

Тогда же Высочайшим указом от 29 марта 1856 г. в губерниях Западного края было снято военное положение. Затем последовал указ, прекращавший действие исключительного закона от 12 октября 1835 г., в силу которого дворяне, имевшие служебный стаж менее 10 лет, не имели права быть избранными на должности, представленные выбору дворянства.

26 августа 1856 г. император отменил ограничительные законы, стеснявшие уроженцев западных губерний в служебной деятельности, подчинив их общероссийским правилам поступления на гражданскую службу. «Мы не сомневаемся, – говорилось в указе, – что сей новый знак нашего доверия будет для дворян новым побуждением посвящать себя службе государственной с тем постоянным усердием, каким всегда отличалось благородное российское дворянство».

Император Александр II

В 1857 и 1858 гг. император Александр II удовлетворил целый ряд ходатайств дворянства Виленской, Ковенской и Гродненской губерний. 20 апреля 1857 г. было разрешено ввести в программу учебных заведений Виленского учебного округа преподавание польского языка. В этом же году было разрешено печатание в России сочинений А. Мицкевича. В 1858 г. правительство предоставило полякам право занимать должности учителей в средних учебных заведениях. В ноябре 1858 г. Виленский музей древностей вместе с состоявшей при ней Археологической комиссией с согласия императора был принят под августейшее покровительство наследника цесаревича.

«Все эти милости, – отмечал А.В. Белецкий, – явились результатом … желания государя предать забвению прошлое, возвратить польскому населению Западной России доверие, которое им утрачено было в 1830 году, и поставить это население в такое положение, чтобы оно, не чувствуя над собой гнета исключительных законов, могло, рука об руку с русским населением, потрудиться для блага общего Отечества»125125
  Белецкий А.В. Сборник документов музея графа М.Н. Муравьева. – С.V-VI.


[Закрыть].

Столь длинный перечень царских «милостей», впрочем, неполный, которыми было щедро одарено польское дворянство литовских губерний, понадобился для того, чтобы показать особенности региональной политики, недвусмысленно свидетельствовавшей о том, какое сословие в глазах правительства олицетворяло собой идентичность Северо-Западного края.

Очевидно также и то обстоятельство, что для генерал-губернатора Назимова, пытавшегося таким образом завоевать симпатии региональной элиты, польская идентичность этого региона также представлялась очевидной. Не вызывала у него сомнения и политическая лояльность этой элиты и готовность местного благородного сословия «потрудиться для блага общего Отечества». Однако дальнейшие события заставили генерал-губернатора кардинально изменить свои представления о политической лояльности польского дворянства российскому монарху126126
  «Готов собою жертвовать…». Записки графа Михаила Николаевича Муравьева об управлении Северо-Западным краем и об усмирении в нем мятежа. 1863-1866 гг. – М., 2008. – С. 386-387.


[Закрыть].

К началу 60-х гг. стало очевидно, что сделанные прежде уступки уже не удовлетворяли региональную элиту, ее вызывающее оппозиционное поведение стало вызывать обеспокоенность верховной власти. Требование дворянства о воссоединении Западного края с Царством Польским вступало в противоречие с Основными государственными законами Российской империи127127
  РГИА. – Ф. 908. – Оп. 1. – Д.178. – Л. 40.


[Закрыть].

Столкнувшись с противодействием правительства, дворянский ирредентизм в Западном крае вынужден был внешне изменить свою тактику. Было признано целесообразным воздержаться от антиправительственных демонстраций в связи с тем, что: «Литва и Юго-Западный край … заявили довольно Европе свою непреклонную решимость свергнуть русское иго и присоединиться к Польше с восстановлением прежних границ ее. Надлежит ожидать благоприятного времени: событий в Италии и Венгрии или готовящейся революции в самой России»128128
  ЛГИА. – Ф. 439. – Оп.1. – Д. 26. – Л.7.


[Закрыть].

В итоге польскому дворянству пришлось признать, что предпринятые им попытки легальным путем объединить «домашние» колонии Западного края с «митрополией» в границах бывшей Речи Посполитой, не увенчались успехом. Сословно-этнический ирредентизм привилегированного меньшинства показал свою политическую бесперспективность. Поэтому перед дворянством встал выбор, либо смириться и забыть свои политические амбиции, либо попытаться взять реванш с помощью вооруженного восстания.

После политических волнений 1861 г. и дворянского ирредентизма 1862 г. ни В.И. Назимов, ни министр внутренних дел П.А. Валуев, уже не могли быть уверенными в политической благонадежности туземной элиты, выражающей, по их мнению, интересы «польской революционной партии». Теперь уже эти представители высшей российской бюрократии с полным основанием могли охарактеризовать «всякое предъявление притязаний со стороны польского дворянства, поселенного в этом крае, противным пользам народа»129129
  РГИА. – Ф. 908. – Оп. 1. – Д.178. – Л. 19.


[Закрыть].

В сложившейся ситуации политический вывод напрашивался сам собой. Этническая принадлежность дворянства уже не могла быть для правительства критерием территориальной идентификации хотя бы в силу того, что благородное сословие не смогло оценить по достоинству дарованные «царские милости» и предпочло встать в политическую оппозицию.

Это особенно ярко проявилось в дворянских требованиях административно-территориального восстановления Польши в границах 1772 г. В этой связи у правительства возникла насущная необходимость в кардинальной перемене сословного адресата региональной политики. Следовательно, и традиционных представлений о том, что только дворянство, в силу своего избранного сословного статуса, обладает монополией на доминирующую маркировку исторического и этнического облика края.

Под давлением политических выступлений дворянства В.И. Назимов пришел к выводу, что самой прочной социальной опорой правительства в этом регионе является «народ», то есть местное сельское население, русское по этническому происхождению. О том, что это был непростой для администрации выбор, свидетельствуют характеристики, которые Назимов дал представителям двух главных этнических групп Северо-Западного края.

«Вследствие преимуществ и привилегий, которыми исключительно пользовались члены польской народности, слово «поляк» сделалось синонимом помещика, дворянина, человека образованного, пользующегося доверием общества и кредитом правительства, человека светского и благовоспитанного; и на той же самой почве слово «русский» … стало синонимом холопства, рабства, неволи под властью Польши, нищеты, грубости, невежества, отчуждения, презрения, ничтожества относительно к Польше и ее духовенству»130130
  Комзолова А.А. Политика самодержавия в Северо-Западном крае в эпоху Великих реформ. – М., 2005. – С. 31, 34.


[Закрыть].

Таким образом, после событий начала 60-х гг. XX в. правительство имело веские политические основания, чтобы отказаться от признания дворянской монополии быть маркером идентичности Северо-Западного края. У него оставался политически неизбежный выбор в пользу социально низкого «русского» сословия со всеми сопутствовавшими ему назимовскими характеристиками. Однако открыто провозгласить выбор новой политической стратегии, предусматривавшей признание русской идентичности края и приоритеты «русского» крестьянского сословия, правительство не решалось вплоть до начала январского восстания 1863 г.

Министр внутренних дел П.А. Валуев в декабре 1862 г. все еще рассчитывал, что предлагаемые им меры в отношении польского дворянства края смогут «ослабить этот элемент и затем примирить его с понятием о его неразрывной связи с Россией». В качестве одной из таких мер он предлагал: «Вызов в Петербург всех предводителей дворянства Западных губерний, отдельно каждого или по нескольку лиц вместе для объявления им, что правительство хочет и чего не хочет»131131
  РГИА. – Ф. 908. – Оп. 1. – Д. 185. – Л. 1, 19.


[Закрыть]. Неудивительно, что в сложившейся ситуации многие представители высшей российской бюрократии воспринимали идентичность края в качестве польской, традиционно исходя из этнической принадлежности его дворянской элиты132132
  Всеподданнейший отчет графа М.Н. Муравьева по управлению Северо-Западным краем (с 1 мая 1863 г. по 17 апреля 1865 г.) // Русская старина. 1902. № 6. С. 494-495. Об этом явлении сообщал императору Николаю II и министр внутренних дел И.Л. Горемыкин: «В первое время, по воссоединению края с Россией, правительство наше смотрело на западные губернии, как на польский край». ГАРФ. – Ф. 543. – Оп. 1. – Д. 470. – Л. 13.


[Закрыть].

3.2. Слово берут статистика и этнография

Для представителей западно-русской интеллигенции вопрос о том, почему возникла аберрация политического зрения российской элиты, решался без затруднений: «Единственной причиной, по которой Северо-Западный край считался краем польским, было то обстоятельство, что польское меньшинство в лице помещиков стояло впереди всего общества и заслоняло собой от невнимательного взора русское большинство. Образование, богатство, власть, влияние – все было в польских руках и придавало польский облик всему краю»133133
  Сборник статей, разъясняющих польское дело по отношению к Западной России. Вып. второй / сост. и изд. С. Шолкович. – Вильна, 1887. – С. XXXVI.


[Закрыть].

Мнение правящей элиты об исторически обоснованном праве Польши на земли Северо-Западного края было вызвано также практическим отсутствием трудов российских исследователей по истории Белоруссии и Литвы в период Нового времени. В первой половине XIX в. российская историография располагала лишь небольшим количеством работ по истории этого региона, которые относились, в основном, к периоду Древней Руси134134
  Из работ, созданных в предреформенный период можно назвать труд М.О. Без-Корниловича «Исторические сведения о примечательнейших местах в Белоруссии с присовокуплением и других сведений, к ней же относящихся». – СПб., 1855.


[Закрыть].

В то же время издавались работы польских историков, которые, по словам А.И. Миловидова, стремились «посредством архивных документов доказать, что Северо-Западный край издавна был польский, для чего даже документы, написанные на древнем западно-русском языке, передавались в польской транскрипции, так что они производили впечатление польских документов. … Надо прибавить к этому, пишет далее Миловидов, что все, напоминавшее в этом крае о первоначальном русском корне, о расцвете православия, о первом насаждении русской культуры, – было или уничтожено, или намеренно обращено в жалкие развалины. Неудивительно поэтому, что целые поколения воспитывались в убеждении, что этот край польский и должен принадлежать Польше.

Нельзя также удивляться, что даже русские ученые первой половины прошлого столетия имели чрезвычайно смутное представление об историческом положении и племенном составе Северо-Западного края. Считая Западно-Русский край чуждым России по племени и вере, легко было и притязания на него русских считать незаконными»135135
  Архивные материалы Муравьевского музея, относящиеся к польскому восстанию 1863-1864 гг. в пределах Северо-Западного края. Часть первая. Переписка по политическим делам гражданского управления с 1 января 1862 по май 1863 г. Составил А.И. Миловидов. – Вильна, 1913. – С. XXIII – XXV.


[Закрыть].

Следует отметить, что российская элита воспринимала Царство Польское как часть территории империи, вошедшую в ее состав в результате завоевания. Законность этого завоевания была признана в 1815 г. международным правом. Литва и Белоруссия, не принадлежавшие к этнической Польше, вошли в состав Российской империи посредством мирного присоединения, также получившего международное правовое признание. Как отмечает Б.Н. Миронов, Россия не воевала с латышами, литовцами, белорусами и украинцами, что способствовало их мирному вхождению в состав империи136136
  Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. – Т. 1. – СПБ., 2003. – С. 36.


[Закрыть].

Против российского господства в Литве и Белоруссии в 1794 и 1830-1831 гг. восставала только польская шляхта, доказывая историческое и политическое право Речи Посполитой владеть землями бывшего Великого княжества Литовского137137
  Карпович О.В. Социально-сословный состав участников восстания 1830-1831 гг. в Минской губернии // Вестник Московского государственного гуманитарного университета им. М.А. Шолохова: история и политология. – 2012. – № 2. – С. 22-32.


[Закрыть].

Этот важный социально-политический фактор, помноженный на практическое отсутствие исторических исследований и точных сведений об этническом и конфессиональном составе местного населения, способствовал формированию «государственнических и династических» представлений о том, что Западный край – это «часть Польши». В дореформенный период земли бывшего Великого княжества Литовского, вошедшие после разделов Речи Посполитой в состав Российской империи, официально именовались «западными губерниями» или «губерниями, от Польши возвращенными».

По замечанию А.А. Комзоловой, еще в 1819 году К.Ф. Герман, один из основоположников отечественной статистики, без какого-либо анализа причислил все население бывшей Речи Посполитой к полякам. Вплоть до пореформенного времени этот тезис серьезно не оспаривался и не дискутировался138138
  Комзолова А.А. Арифметика русификации [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://zapadrus.su/rusmir/istf/755-arifmetika-rusifikatsii.html


[Закрыть].

Отсутствие компетентного мнения и неуверенность российской элиты в исторически легитимных правах России на владение Западным краем отмечал в 1862 г. виленский генерал-губернатор В.И. Назимов. В своем докладе министру внутренних дел П.А. Валуеву генерал-губернатор отмечал, что для большинства русского общества «вековой спор за обладание Западным краем и права каждой из тяжущихся сторон, к прискорбию, составляет до сих пор совершенно безвестный и темный вопрос, на который оно не обращало особого внимания, а если ныне и решается следить, то в сем последнем случае легко может быть увлечено сочувствием к иезуитски-лицемерному характеру выражения покорности судьбе и смиренно угнетенному, по-видимому, положению враждебной нам польской партии»139139
  Архивные материалы Муравьевского музея, относящиеся к польскому восстанию 1863-1864 гг. в пределах Северо-Западного края. / Сост. А.И. Миловидов. – Ч. 1. – Вильна, 1913. – С. 435


[Закрыть].

Следует сказать, что правительство, несмотря на свежую память о польских притязаниях на Литву и Белоруссию в восстании 1830-1831 гг., довольно долго не предпринимало необходимых мер по изучению этнического состава и конфессиональной принадлежности населения Западного края. Следовательно, практически отсутствовали не только знание истории русского (белорусы и малороссы) населения и его Православной церкви в Великом княжестве Литовском и Речи Посполитой, но и статистические данные об этнических группах, населявших Северо-Западный край и вероисповеданиях, к которым они принадлежали.

По сообщению П.Н. Батюшкова, «в конце 1850-х годов, ни в одном из центральных учреждений империи не имелось точных сведений по статистике и этнографии западных губерний России. Русская периодическая литература и периодическая печать того времени верили на слово источникам польского происхождения, иногда апокрифическим, часто измышленным и всегда тенденциозным. Извращая бытовые данные, и тем самым отрицая самобытность древних элементов Западной Руси, польская печать, а за ней и русская, в известной ее части, не признавали неоспоримых народных прав России на западные ее окраины. Это взгляд до того был распространен и усвоен у нас, что даже многие находившиеся на службе по разным ведомствам лица подчинялись бессознательно влиянию польских идей, действуя в районе возложенных на них обязанностей, во вред государственным интересам»140140
  Батюшков П.Н. Белоруссия и Литва. Исторические судьбы Северо-Западного края. – СПБ., 1890. – С. XV-XVI.


[Закрыть].

Понимание того, что в споре за принадлежность Северо-Западного края главным аргументом российской стороны является этноконфессиональный фактор, обусловленный исторически сложившимся соотношением между польско-католическим и русско-православным населением, начало формироваться лишь накануне польского восстания. МВД в 1862 году поручило подполковнику А.Ф. Риттиху составить специальный «Атлас населения девяти губерний Западного края по вероисповеданиям и национальностям». Этот Атлас с объяснительным текстом на русском и французском языках был издан в 1863 году в «самый разгар польского мятежа».

Данные, приведенные в Атласе, позволили выяснить, что почти всю Белоруссию и значительную часть Литвы населяли лица православного исповедания. Католическое население компактно проживало в Ковенской губернии, в западной части Виленской, Витебской и Гродненской губерний. В этническом составе края также преобладало русское (белорусы, малороссы, черноруссы и великороссы) население. Абсолютный численный перевес русских над поляками, проживавшими отдельными группами по всему пространству края, был зафиксирован с помощью сухих цифр статистики. Собранные данные были необходимы также для принятия административных решений в области церковного строительства. Одновременно были получены ценные сведения о местных православных святынях и памятниках церковного зодчества, которые убедительно свидетельствовали о том, что край этот – «издревле русский и православный».

На этом основании А.Ф. Риттих мог с полной уверенностью утверждать, что: «Атлас по вероисповеданиям служит лучшим опровержением лживых понятий, распространяемых недоброжелателями России о народном составе нашего Западного края, который, несмотря на отпечаток, оставленный на нем иноверным и иноплеменным владычеством, составляет в религиозном, племенном и историческом отношениях неотъемлемую, органическую часть Русского государства»141141
  Атлас народонаселения Западно-Русского края по исповеданиям, составлен при Министерстве внутренних дел, в канцелярии заведующего устройством православных церквей в Западных губерниях. 2-е изд., исправ. и доп. – СПб., 1864.


[Закрыть].

В том же 1863 г. российский этнограф Р.Ф. Эркерт издал на французском языке «Этнографический атлас областей, населенных сплошь или отчасти поляками». М.О. Коялович, выступая на общем собрании Российского географического общества, отметил научную и политическую значимость этого этнографического труда. «Я представляю себе при этом, отмечал историк, ту заграничную литературу и ту недавно тоже изданную там карту бывшего польского государства, по которой все пространство Западной России – все Польша и Польша… и думаю, что атлас г. Эркерта составляет самую жестокую и неотразимую критику всего этого.

Теперь оказывается, и оказывается наглядно и популярно, что польская провинция от Немана и Буга до Двины и Днепра, даже за Двину и за Днепр – есть русская область, что целые миллионы поляков этой провинции сводятся на деле к миллиону с небольшим, что составляет десятую долю всего населения Западной России»142142
  . Коялович М.О. Шаги к обретению России. – Минск., 2011. – С. 540.


[Закрыть].

Политические выводы, которые можно было сделать на основании изучения представленных публике научных трудов, разрушали сложившие общественные и бюрократические стереотипы о том, что край этот является польским а, следовательно, и должен принадлежать Польше.

3.3. Зачем нужны были данные о населении Северо-Западного края?

Процесс осмысления статистических данных, позволивших правительству и обществу впервые определить этнический и конфессиональный состав населения Западного края, отнюдь не исчерпывается несложной «арифметикой русификации», как это утверждает А.А. Комзолова. Обширные сведения, характеризующие сложную этноконфессиональную ситуацию в регионе, не могут быть сведены к такому упрощающему суть проблемы определению, как «арифметика». И уж тем более количественные показатели обеих Атласов не имеют прямого отношения к содержательно невнятному, научно необоснованному термину «русификация»143143
  . Миллер А. Русификации: классифицировать и понять // Ab imperio. – 2002. – № 2. – С. 133-148.


[Закрыть].

С точки зрения А.А. Комзоловой, собранные учеными сведения об этноконфессиональном составе населения Северо-Западного края были использованы правительством «прежде всего, в качестве орудия пропаганды, как одно из доказательств «исконно русской» принадлежности этого края»144144
  Комзолова А.А. Арифметика русификации [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://zapadrus.su/rusmir/istf/755-arifmetika-rusifikatsii.html


[Закрыть]. С этим утверждением нельзя согласиться. На наш взгляд, статистические данные о населении этого проблемного региона империи, не исключая их пропагандистской составляющей, являлись, прежде всего, инструментом политики, как внутренней, так и внешней, направленной на обеспечение безопасности империи.

Например, если знать историю составления Атласа А.Ф. Риттихом, становится ясно, что дело заключалось не только в «пропаганде». Сбор данных о конфессиональной принадлежности населения Западного края, предпринятый в конце 50-х гг. XIX в., преследовал цель определения точного числа православных прихожан и состояния церковных строений. Из собранных сведений следовало, что за исключением Ковенской губернии и некоторых местностей Виленской и Гродненской, господствующая в населении вера – православие145145
  Батюшков П.Н. Белоруссия и Литва. Исторические судьбы Северо-Западного края. – СПБ., 1890. – С. XVII.


[Закрыть]. Выходит, что эти данные были необходимы для принятия ответственных решений в области храмового строительства.

Издание Атласов способствовало появлению «Памятной книжки Виленского генерал-губернаторства», в которой содержались сведения о количестве жителей в губерниях Северо-Западного края «по вероисповеданиям». В ней также содержались данные о числе и состоянии церквей, монастырей и молитвенных зданий всех конфессий, существовавших в регионе146146
  Памятная книжка Виленского генерал-губернаторства на 1868 год. / под ред. А.М. Сементовского. – СПб., 1868.


[Закрыть]. В результате, правительство и администрация Северо-Западного края получили всю необходимую информацию для проведения конфессиональной политики в отношении и Православной, и Римско-католической церквей после подавления польского восстания.

Имеющееся объективное доказательство в пользу исторической правомерности существующего суверенитета России над этой территорией позволяло М.Н. Муравьеву выстраивать последовательную стратегию действий по усмирению восстания и реформированию края с позиций защиты интересов «православия и русской народности». Патриотически настроенное русское общество теперь уже с полным основанием могло поддерживать действия М.Н. Муравьева и политику правительства как патриотическую, направленную на защиту целостности государства, интересов русского народа и Православной церкви на западе империи.

Михаил Николаевич Муравьев. Виленский военный, ковенский, гродненский и минский генерал-губернатор и главный начальник Витебской и Могилевской губерний (1863-1865)

Кроме того, события 1863 года позволили использовать информацию этнографического характера для осуществления важных внешнеполитических акций. Министром внутренних дел П.А. Валуевым Атлас, составленный А.Ф. Риттихом, был представлен на «высочайшее воззрение Государя-императора». Затем, по словам П.Н. Батюшкова, он был передан государственному канцлеру, князю А.М. Горчакову, «до опубликования еще им знаменитых нот по польскому вопросу»147147
  Батюшков П.Н. Белоруссия и Литва. – С. XVII.


[Закрыть]. Таким образом, была создана фактическая основа для переосмысления сложившихся стереотипов о польской идентичности края, характерных, прежде всего, для самой политической элиты России. Наличие точных сведений об этническом, конфессиональном и сословном составе населения Северо-Западного края явилось объективным основанием для того, чтобы положить конец затянувшейся бюрократической шизофрении относительно представлений об идентичности этого региона.

Нельзя не отметить то влияние, которое оказали данные Атласов на формирование русского национального самосознания как в центре России, так и в самом Западном крае. Можно утверждать, что работы русских этнографов положили начало системному изучению истории края, его культур, религий, народных традиций и обычаев. Это касалось, прежде всего, русско-православной части населения, составлявшей подавляющее большинство жителей региона. Следовательно, мы являемся свидетелями того, как сугубо количественные показатели вероисповедного и этнического состава Западного края оказали влияние не только на качественные перемены в области правительственной политики, но и на развитие научных знаний о процессах формирования этничности и культуры местного населения.

В этой связи необходимо вспомнить и о «Статистических сведениях о количестве населения Западного края по сословиям, национальности и вероисповеданию (по губерниям), которые были составлены в МВД в качестве сопроводительного материала к записке от 7 июля 1864 г.», направленной министром внутренних дел П.А. Валуевым императору Александру II. Содержание этого документа свидетельствует о том, что правительство для принятия важных политических решений уже не могло ограничиваться сведениями об этническом и вероисповедном составе населения края. Понадобились данные о количестве лиц, принадлежащих к главным сословным группам, а именно: духовенству, дворянам, чиновникам, городским и сельским сословиям. Были собраны сведения об этническом составе каждого из указанных сословий.

Фиксировались этнические группы русских, поляков, литовцев, евреев и «прочих народностей». Были представлены также данные распределения населения «по народностям, без сословных различий» и по «вероисповеданиям», для определения которых были приняты «четыре рубрики: православные, со включением единоверцев и раскольников, римско-католики, евреи и прочие исповедания (протестанты и магометане)»148148
  РГИА. – Ф. 908. – Оп. 1. – Д. 232. – Л. 1.


[Закрыть].

Представленные императору сведения были получены из таких источников, как местные статистические комитеты и Центральный статистический комитет. При этом МВД при определении этнического состава населения Западного края столкнулось с рядом трудностей, так как: «почти в каждой губернии соприкасаются различные национальности, над которыми взаимное влияние полонизма и католичества господствовало до такой степени, что племенное происхождение, по крайней мере, в некоторых сословиях, как, например, дворянском, совершенно забывалось и следы его сохранялись только в фамильном имени, нередко измененном, а в низших сословиях затемнялось религиозным различием».

Из данных, полученных в МВД, следует, что: «в сословии духовенства является преобладание на стороне русского элемента во всех губерниях, кроме Ковенской и Виленской (если исключить из цифр русского духовенства их семейства), и достигает своей наибольшей величины в губерниях Могилевской и украинских, в которых православное население составляет огромное большинство.

В сословии дворян и чиновников преобладание переходит на сторону элементов польского и литовского (в Ковенской губернии). Наиболее равномерное отношение русских и поляков в этом сословии встречаются в губерниях Могилевской и Киевской; в губерниях же Литовских численность русских совершенно ничтожна.

В городских сословиях первое место занимают евреи, в отдельных губерниях процент их колеблется от 79% (в Волынской губернии) до 48 (в Витебской). За ними идут в шести губерниях русские от 42 % (в Витебской) до 13% (в Волынской) и в трех Литовских – поляки и литовцы.

В сельских сословиях русское население почти исключительно преобладает в Могилевской и Киевской губерниях (более 95%), огромное большинство составляет в Гродненской, Подольской, Минской и Волынской (более 90%), более двух третей в Витебской, около четверти в Виленской и менее 3% в Ковенской. В последних трех губерниях наряду с русским населением сплошную массу представляет население литовское; поляки же во всех губерниях живут рассеяно, по большей части в шляхетских околицах и только в Гродненской губернии, вдоль западной границы, занимают сплошную полосу»149149
  РГИА. – Ф. 908. – Оп. 1. – Д. 232. – Л. 1-2.


[Закрыть].

Появление «Статистических сведений», составленных МВД в 1864 г., углубило представления правительства о населении западных окраин Российской империи. Если этнические и конфессиональные данные Атласов безоговорочно решали вопрос о том, кто численно преобладал в Северо-Западном крае, определяя тем самым его ведущую, русско-православную идентичность, то «Статистические сведения» позволяли ответить на дополнительные вопросы социального, политического и культурного характера. Сообщая о результатах «взаимного влияния полонизма и католичества» на население Западного края, МВД, с помощью статистических материалов, зафиксировало впечатляющие результаты исторического процесса формирования культурной дистанции между высшими и низшими сословиями.

В совокупности представленные данные давали недвусмысленный ответ на вопрос, кому принадлежала подлинная социально-экономическая и культурная власть в этом регионе России150150
  Данные статистики не расходились с представлениями об этническом составе дворянства, которые были характерны для российских военных и государственных деятелей, служивших в Северо-Западном крае в первой половине 60-х г. XIX в. Вот, например, как характеризовал эту ситуацию, служивший в виленском военном округе генерал-адъютант Н.А. Крыжановский: «В последние годы католическо-польский элемент завладел здесь всем. Русское и православное, т.е. все, что должно было законно господствовать, не только отошло на второй план, но начинало исчезать совершенно. Все чиновники были поляки, помещики, арендаторы, фермеры, управляющие, учителя, доктора, все так называемые привилегированные классы были поляки. Русские удалялись отсюда, оставались лишь те, которые были женаты на польках и ополячились. Польский язык сделался господствующим. В учебных заведениях, казенных и частных, мужских и женских, обучали всех, не исключая и православных, польскому языку; в присутственных местах и в частной жизни, даже в домах у православных и даже в семействах у православных священников говорили обыкновенно по-польски. Польский язык сделался естественно языком высшего класса и образованного сословия, русский же принадлежностью одних хлопов». См: ЛГИА. – Ф. 439. – Оп. 1. – Д. 43. – Л.1-2.


[Закрыть]. Учитывая заданный ракурс исследования, можно сказать, что собранные статистические данные стали характерной иллюстрацией к тезису о специфике колониальных отношений в Северо-Западном крае. Стало очевидным, что колониальное господство над русским крестьянством края осуществляют не представители имперского центра, а туземное российское дворянство «польского происхождения».

Если же говорить об использовании данных статистики в пропагандистских целях, то следует отметить, что российская сторона пользовалась ими вполне обоснованно и рационально. Собранные статические данные убеждали и правительство, и российское общество в том, что лозунги сословно-конфессионального ирредентизма, а затем и восстания 1863 г. с целью освобождения Польши в границах 1772 г., не имели под собой ни этнических, ни конфессиональных оснований. Следовательно, носили политически враждебный, сепаратистский характер. Становилось очевидным, насколько необоснованными являлись претензии сравнительно немногочисленного польского дворянства установить свое политическое господство над обширными территориями Западной России с исторически преобладающим русско-православным населением.