Текст книги "Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Свой среди медведей"

– Ну! – улыбается Игорь, – Красиво!

Потоптавшись перед плетёнкой волчьего лыка, мы продолжаем путь. Постепенно, шаг за шагом, мы лезем всё выше по склону…

По обширным, солнечным плешинам, почти у вершины сопки, нам встречаются пятаки сорванного дёрна.

– О! – радуюсь я, – Медведи охотились на мышей!

– Скажи проще! – улыбается Игорь, – Мышковали!

– Нет! – улыбаюсь я, – Мышкуют лисицы. Точечно и незаметно. А эти масштабы совсем не подходят под понятие мышкования!

– Ладно! – соглашается брат.

Вот, у моих ног, “кустик” дудника. Я приседаю и внимательно рассматриваю остатки – медведь выел всё основание этого молоденького стволика.

– Хм! Смотри! Дудник, сейчас – молодой, ещё кожура не затвердела. Так, медведик съел весь стволик!

Судя по весенним всходам – очень скоро, весь склон этой сопки зарастёт сплошными, двухметровыми зарослями крапивы. А сейчас, пока она молодая, медведи усердно кормятся её вершинками. Не пропускают они и побеги бодяка. Бодяк – медведь съедает полностью, всю его надземную часть. Обычное дело.

– Саш! – зовёт Игорь, – Помёт!

Я подворачиваю к нему, на ходу срубаю две палки-копалки. Игорь садится рядом, с моим дневничком и ручкой в руках.

– Пиши! – диктую я, – Помёт номер четыре. Давность – сегодняшний. Тёмно-зелёного цвета. Медвежонок этого года. Состав: соссюрея десять процентов объёма, десять процентов крапива, остальные восемьдесят процентов – симплокарпус.

Всё! Информация записана. Я втыкаю палки-копалки в помёт – моя метка. Забираю у Игоря дневничок и своё ружьё.

– Вперёд…

Мы опять немного расходимся…

– Свись! – через несколько минут, раздаётся короткий свист.

Я поворачиваю голову – брат машет мне рукой, из закоулка. Я понимаю – он нашёл очередной помёт. Это хорошо. Это наша работа. Процедура с анализом помёта, в точности повторяется…

Находки медвежьих помётов следуют одна за другой! И я радуюсь этому.

Чуть выше на склоне, в основании стволов двух, растущих рядом, толстых елей, мы находим медвежью лёжку. На ней есть подстилка!

– Хм! – удивляюсь я, – Осока!

– Ну! – тоже удивляется, Игорь, – Причём, он осоку не скусывал и не сгребал!.. Хм! Он, её – кустиками! С корнями выдирал!

Я измеряю рулеткой, толщину подстилки из осоковых кустиков: “Ого! Пятнадцать сантиметров!”. Обычно, матрасик подстилки не превышает и восьми сантиметров.

– Саш! А, лёжка – двойная! – замечает брат.

– Ну, – соглашаюсь я, – Точно… Видно, здесь ночевала медведица с медвежонком.

В шаге от лёжки, россыпью лежат помёты.

– Помёты! Пять штук! – сообщает Игорь.

– Ну!.. Судя по калибру, четыре – крупного медведя, это медведица. И один мелкий – медвежонка. Ну-ка, посмотрим, что они едят.

– Ну! – кивает Игорь, – И будем знать – в каких местах они кормятся…

Всё! Последний, пятый помёт, обработан. Я вешаю на плечо свою пятизарядку. Но… одно несоответствие не даёт мне покоя…

– Саш! Лёжка одна, а помёты – разные по давности, – тоже морщит лоб, мой брат, перелистывая страничку дневничка в обратную сторону, – Как, такое может быть?!

– И я, об этом думаю… – задумываюсь я, – Знаешь что? Если исходить из давности помётов – то, медведи ночевали на этой лёжке два дня назад и четыре дня назад!

– Разве, такое бывает? – озадачивается Игорь, – Чтобы лёжка использовалась дважды!

– Как видишь – бывает. Один раз, я такую лёжку уже находил! Прошлой осенью, мы с Чудаевым тропили медведицу с медвежонком, около Саратовского кордона. Так, там – они легли на свою вчерашнюю лёжку!

На вершине сопки, мы валимся на прогретый жаркими лучами солнца, пригорок. Это – высшая точка сопки. Отсюда открывается обширный вид на юго-запад. Бесконечные массивы хвойных лесов, лишь на горизонте ограждаются цепью вершин хребта Докучаева. Медвежий перевал, подковой выгибаясь на восток, заканчивается скалистым мысом…

Я стягиваю свой свитерок и подставляю горячим лучам солнца спину: “Совместим приятное с полезным!”. Игорь загорает тоже. Он сидит и в бинокль, разглядывает великолепную панораму. У нас – заслуженный перекур…

– Го-го!

– Го-го-го!

– Го-го!

Откуда-то снизу, на нас наплывает редкое погогатывание! Вскочив, мы вертим, на звуки, головами.

– Аааа! Вон они! – Игорь показывает рукой вниз.

Под нами, со стороны Саратовской, с юга, переваливаясь с крыла на крыло, в воздушном океане плывёт цепочка гусей! Однотонно-серые птицы хорошо маскируются на фоне серых лент ивняков и ольховников и зелёных массивов хвойников. Не спеша взмахивая крыльями, они плывут в воздухе друг за дружкой, словно рыбки в прозрачной воде гигантского аквариума. Воздушные струи легко играют ими, то и дело взвихряя оперение…

– На север идут!.. Красиво идут.

– Ага! На север… Красиво…

– Жаль, что у нас не гнездятся.

– Ну.

– Га-га… Га… Га…

Спокойно переговариваясь между собой, гуси проходят под нашей сопкой, над зелёным морем леса, дальше, к подножиям вулкана. Мы стоим, смотрим себе под ноги и провожаем птиц глазами…

Минут через тридцать, наш перекур заканчивается. Пора продолжать работу. Мы одеваемся и начинаем спускаться к подножиям нашей сопки, по другой её стороне…

Вот и спустились. Здесь – сырой ольховник обрамлён травяной террасой, из-под которой бьют ключи будущих ручьёв. Терраса прочерчена свежайшей следовой меткой!

– Хм! – хмыкаю я, – Валентин Пажетнов пишет, что медведь делает эту метку, почувствовав на своей территории запах другого медведя или человека. Он обозначает своё право на этот участок. Следовая метка переводится на наш язык, как: “Я здесь обитаю!”.

– Хм! – хмыкает Игорь, – Если короче – он решил застолбить участок!

– Ну! – киваю я, – Типа того.

Я достаю из кармана рулетку. Она, у меня – трёхметровая. Нам нужно замерить длину следовой метки. Присев на корточки, Игорь держит конец ленты над первым отпечатком “слоновьего следа”. Я разматываю ленту…

– Всё!

Рулетка кончилась. Пяткой своего болотника, я прочерчиваю на дернине чёрную, земляную черту. И мы сдвигаемся по метке, на три метра. Теперь, Игорь держит конец рулетки над этой чертой…

Получается две рулетки и ещё немножко.

– Шесть метров, тридцать семь сантиметров! – высчитываю я.

– Помёт! – напоминает мне Игорь, – Посреди метки.

– Ага! – киваю я, – Пажетнов пишет, что медведь часто делает кучку, в процессе мечения.

– Для ещё большей крутости метки? – усмехается Игорь, – Помёт – наилучшая запаховая метка…

Кучка медвежьего помёта чернеет ровно на половине длины “слоновьего следа”.

Помёт – это здорово! Ну, во-первых, теперь я знаю, что хозяин этой следовой метки – зверь очень крупный. Во-вторых, что прошёл он по метке один день назад.

– Так! – диктую я, – Помёт номер четырнадцать…

На поляне, среди прочих поедей медведей, мне попадается на глаза скус верхушки борца! Это ядовитейшее растение!

– Борец! Аконит! Как он может есть этот яд?! – стою я, озадаченный.

– Может, он ошибся? – дёргает плечом Игорь.

– Ну, уж, скажешь! – вскидываюсь я, – Это – матёрый медведь! Они, с первого года разбираются в травах… Нет! Случайности, тут – быть не может.

– А, тогда, почему?!

– Не зна-ю! – задумчиво цежу я, по буквам, осторожно прикасаясь к листьям борца, кончиком пальца.

Мы шагаем, по лесу, дальше…

– Свись!

Я поворачиваю голову на короткий свист – меня зовёт Игорь. Брат поджидает меня у свежеободранного бархата!

– Смотри – какой светофор! – улыбается Игорь, – Горит среди леса! Включён жёлтый свет.

У бархата, как у любого дерева, под серой корой, располагается живой камбий. А вот, камбий, у бархатов – ярко-жёлтый, прямо, апельсинового цвета! Ни у кого из деревьев, такого нет! И сейчас, в серо-зелёной мешанине леса, пятно сорванной медвежьими когтями коры, светит ярко-жёлтым фонарём!

– Ох! Какой задир! – я восторженно качаю головой, – Точно, светофор!

– Уже подсыхает! – тычет пальцем в край задира, Игорь.

– Ага! – я поедаю глазами задир, ощупывая его края, – Он сделан около двух недель назад. Значит, это – апрельская маркировка! Ещё одно доказательство того, что медведи начинают метить стволы с весны, задолго до начала гона!

– Ну! – коротко кивает головой, Игорь, – Пишу: “Бархат… Номер восемьдесят два”.

– Высота задира сто девяносто семь…

Очередная лёжка. Она сделана под кроной толстенной ёлки. Я достаю из кармана рулетку…

– Так. Лёжка номер семнадцать. Размеры?

– Восемьдесят на сто десять!

– Ух, ты! – морщится брат, – Это слишком много!

Я его понимаю – у одиночного медведя, даже очень крупного, лёжка всегда меньше.

– Видно, медведица с медвежонком…

– Ты посмотри помёты! – советует брат, не отрываясь от дневничка.

Я оглядываюсь с лёжки – по краю лёжки лежат чёрные кучки медвежьих помётов.

– Раз, два, три… шесть! По калибру – четыре принадлежат крупному медведю, а два – медвежонку.

– Вот! Всё и прояснилось.

– Ага.

Эти медведи спали прямо на еловой хвое, не заботясь о подстилке. Шесть помётов – это здорово!

– Я же, всегда говорю! – балагурю я, – Хочешь иметь помёты – ищи лёжку!..

Вечереет. Это чувствуется в воздухе. Это заметно по косым, пронизывающим полумрак хвойника с запада, лучам солнца. Это ощущается по общему умиротворению природы…

– Саш, ну что? – спрашивает меня Игорь, – Скоро вечер.

– Ага, – киваю я, – Пора закругляться.

– Сколько, за сегодня? – коротко интересуется брат, и я листаю полевой дневничок…

– За сегодняшний день – двадцать семь помётов, четыре дерева с метками и две лёжки. Вот, только, утром неувязка вышла – и лёжку не успели обмерить, и помёты остались не обработанными…

– Обидно, досадно… да, ладно! – кивает Игорь и устало выдыхает воздух, – Двадцать семь помётов – это неплохо.

– Да! – соглашаюсь я, – Теперь – домой.

Через полкилометра лесной чащи, мы напрямую выбираемся на нашу смотровую тропу. Быстро, ходко, мы шагаем по тропе. Она прочищена нами в апреле, и наши фигуры быстро мелькают среди частокола светло-серых пихтовых стволов…

Вот, тропа, чуть приспустившись в узкую канаву миниатюрного распадочка, тут же вздёргивается обратно, вверх по склону. Здесь, на гребешке Борта речной долины, вперёд открывается обширный участок речной поймы.

– Саш! – резко тормозит Игорь, – Медведь пасётся!

Бурый медведь, не спеша, бродит у подножия крутого склона речной долины, метрах в пятидесяти перед нами.

– Это медведица! – комментирует брат, разглядывая медведя в бинокль, в узкий просвет между еловыми лапами, – Пестун рядом ходит. На, посмотри!

Я отыскиваю просвет в густом ельнике и прикладываюсь к биноклю… Красиво сложенная, грациозная, ярко-бурая мамаша… Возле неё копошится маленький медвежонок.

– Нет, Игорь, – я, отрицательно качаю головой, – Медвежонок – совсем маленький, этого года. Сеголеток.

Брат, молча берёт у меня бинокль… Через минуту, я слышу его ворчание: “Да, нет, Саш! Пестун… Точно, пестун!”. Теперь уж, я беру в руки бинокль…

– Ну, какой же, это, пестун?! Он совсем маленький! Вон, пасётся возле неё! На! Посмотри!

И я передаю бинокль.

– Не такой уж он и маленький! Вон! Возле неё и па… – Игорь замолкает на полуслове и коротко усмехается в бинокль: “Их – трое!”.

– Кого?!

– Там медведица, пестун и маленький сеголеток!

Я торопливо беру в руки бинокль…

– Вот же, блин! – шепчу я в бинокль, – Такая хохма только в кино может быть!.. А я – весь в недоумении! Какой же, это пестун?! Если я вижу маленького?! Теперь – ясно…

– А я думаю: “Какой сеголеток, если это – пестун?!”.

– Давай, подкрадёмся к ним?! Поверху! – предлагаю я, – Посмотрим на них!

– Давай! – загорается брат.

Пригнувшись, стараясь не хрустнуть сучком, мы осторожно сходим с проложенной по краю высокого склона, нашей тропы. И закладываем, по пихтарнику, широкий полукруг…

На исходе полукруга, мы снова подкрадываемся к краю склона речной долины. По нашим расчётам, теперь медведи должны быть внизу, прямо под нами…

Вдруг! Со стороны речной долины, среди частокола светлых и прямых колонн пихтовых стволов, двумя безмолвными тёмными тенями, перед нами проскакивают медведица и медвежонок! Они растворяются в синем, от сумерек, хвойнике. Мы, молча, провожаем медведей взглядами…

– Медведей – два, а было три! – намекает Игорь.

– Ага! – согласен, я.

Мы высовываемся с края высокого Борта, вниз.

– Хм! Смотри!

– Наш пестун!

По столу речной поймы, среди серых колонн “баобабных” стволов спелого ивняка, от нас удаляется, вышагивает пестун!

– Он ещё и кормится! – удивляется брат.

– Ага!

Понаблюдав за постепенно удаляющимся толстобоким зверёнышем минут пятнадцать и наконец, потеряв его из виду, мы трогаемся по смотровой тропе дальше…

Мы не успеваем зайти за очередной поворот, как нашу тропу, опять со стороны речной долины, перебегают медведица с медвежонком! Медвежонок торопливо исчезает среди сумеречного частокола стволов елей и пихт, а медведица прикрывает его, развернувшись к нам. Между нами – всего шагов двадцать, синего пространства вечернего леса! Настороженно скособочившись, выставив в сторону медведицы стволы своих ружей, один за другим, мы протискиваемся по тропе, своей дорогой…

Через пять минут хода по тропе, мы попадаем “под огонь” следующей медвежьей семьи! Медвежонок опять, не задерживаясь, исчезает среди частокола светлых колонн пихтовых стволов. Смелая в густой синеве сумерек, медведица, отскочив за высокие, но жидкие кусты мензисии, тормозит и встаёт на дыбы, развернувшись к нам.

– Шшшшшш! – прочищает она нос, резкими выдохами воздуха, – Шшшш! Шшшшш!

У меня теряется ощущение реальности. Таинственный шелест сумрачного леса. Чёрные лапы елей и пихт. Частокол светлых колонн пихтовых стволов. Вереница, сменяющих друг друга, медведей!.. Это какой-то бред!!!

Бочком, мы протискиваемся по тропе, мимо и этой медведицы. И торопливо шагаем по тропе дальше. Медведица провожает нас, время от времени, безмолвной, размытой в синеве пихтарника каланчой возвышаясь над кустами…

– Совсем рядом!!! – на мгновение протрезвляюсь я, очередной раз оглянувшись на ходу, – Бред!!!

Наконец, перед нами – бамбуковые просторы огромной пустоши морских террас! Здесь – нет лопухов и нет деревьев, здешний бамбук – только по пояс. В горячке, мы торопливо проходим пятнадцать минут по колее старого, вездеходного хода и подходим к своему, Тятинскому дому.

Всё! Дом!

– Шит, шит, шит, шит…

Перед дверью тамбура, мы, как всегда, выщёлкиваем из ружей патроны. У Игоря два, у меня – пять. Мы распахиваем дверь и переступаем низкий порог нашего дома.

Всё! Можно выпустить из рук ружьё.

– Всё! – тяжело ворочается в голове мысль, – Война, на сегодня, закончена…

Я тупо сижу на стуле, прислонившись спиной к стене, такого родного, дома. Зудят, пощипывают адреналином, кончики пальцев…

Защита стен нашего дома. Что ещё нужно лесному человеку, для счастья?!

– Сегодня, медведей – как никогда! – ворчит Игорь, с трудом стаскивая с ног болотники, – С самого утра, по медведям!

– Угу, – я бездумно киваю головой, – Особенно сейчас, вечером.

На холодной печке, с утра, должна была остаться вода в чайнике. Первым делом – глотнуть сладкого чая. Мы наливаем два бокала чая. Бокалы у нас – фирменные, фаянсовые, белые, большие… Пусть холодный! Лишь бы сладкий…

Теперь – освободить ноги от тугих объятий болотных сапог. Переодеться в домашнюю одежду, а потную и грязную, рабочую – повесить над печкой, сушиться. И портянки – тоже.

Мы растапливаем печку, снимаем кружки с её чугунной плиты. На первую конфорку ставим кастрюлю с водой, под кашу. На другую – чайник. Так – быстрее закипит вода…

За домашними заботами, я бросаю короткий взгляд на окно – на улице уже наступила непроглядная, ночная темень. А голова, всё-равно, занята анализом событий сегодняшнего дня.

– Медведей и должно быть много, Игорь, – бурчу я.

– То есть?! – удивляется брат, – Три медвежьи семьи на полкилометра – это нормально?!

– Три семьи – это перебор, – соглашаюсь я, – Я думаю так. В светлое время суток, медведи из-под леса выходить опасаются и кормятся по опушкам среди леса. А вот, наступают сумерки – и осмелевшие медведи выходят в речную пойму. Там – огромные площади лопухов!

– Ну, – соглашается брат.

– Вот!.. Наступили сумерки! Медведи вышли в пойму, а тут – мы идём! Наша тропа пролегает по самому краю речной долины, и медведи в пойме – слышат нас. Они понимают, что люди отрезают их от леса! И медведи прорываются через нас, обратно в хвойный лес…

– Это – всё так! – качает головой брат, – Но, всё-равно, перебор…

– Ещё бы! Пишут же, что медведь, в сумерках – смелый… Но, заметь – даже вечером, никто из них на нас не бросался! Даже, не ревел никто!

– Сейчас – хорошо рассуждать, – ворчит Игорь, – А, там – мне, не по себе, было!

– Ага… – заторможенно киваю я, соглашаясь.

Каша сварилась, мы садимся за стол, кушать. На подоконнике горят две свечки. Только две на всю комнату! Мы экономим свечки.

Тятинский дом. Седьмое мая. Утро выдаётся превосходное! Безоблачное, синее небо! Жарко греют лучи, уже давно выпрыгнувшего из-за горизонта, солнца!

Сегодня, мы решаем начать свою работу с лёжки, которую ревущая медведица, вчера утром, не позволила нам обработать…

– Как и вчера! – выясняю я, направление ветра, – Воздух тянет наш запах впереди нас!

– Это хорошо! – отзывается Игорь, – Пусть, медведи заранее узнают о нашем приближении.

– Ну! – киваю я, – Они нам даром не нужны.

Распустилась листва, кругом – начинает подниматься буйство трав… Но мы с братом – лесные люди, нам не составляет большого труда шагать под лесом по своему вчерашнему следу…

Вот и вчерашний участок хвойника. Мы осторожно приближаемся к вчерашней медвежьей лёжке. Здесь – всё тихо. Мы настороженно проверяем затопленный лесным хламом вчерашний бугор – здесь тоже всё тихо… Вот и молодая пихта, около тридцати сантиметров толщиной, с обломанными вниз, нижними ветками.

– Игорь! – говорю я, настороженно стреляя по сторонам глазами, – Я думаю, что вчера, здесь было так:

Ветерок нанёс на медведицу с медвежонком горячий запах людей! Медвежонок вздёрнулся с лёжки и взлетел по стволу ближайшей пихты. Медведица осталась на земле, сторожить дерево с медвежонком…

Не зная о близком присутствии медведей, двое людей отыскали медвежью лёжку. Не тёплую, только что покинутую медведями, лёжку – а ночную, вчерашнюю. По воле случая, оказавшуюся буквально в трёх шагах от днёвки! Медведица, постепенно отступая, скрылась за пологим бугром, поросшим густым ельником…

Когда люди присели у лёжки, и всё там подозрительно стихло, медведица заволновалась о судьбе своего отпрыска. Она захотела увидеть, что люди там делают. Вытянувшись в полный рост вдоль ствола пихты и опёршись передними лапами на ветки дерева, она тянулась вверх, силилась увидеть…

Вдруг, подломились ветки пихты! Потеряв, от неожиданности, равновесие, медведица, всей своей тяжестью, рухнула вниз! Вот тут-то и раздался тот громкий треск!

– Наверно, так! – кивает Игорь, – Только я, своими глазами видел, что медведица упала с дерева! Она была на дереве и сорвалась вниз! Я видел, как она ударилась о землю как мячик и вскочила!

– Да?! – удивляюсь я, – Вот, блин!.. Я этого не видел… Хотя может быть так, что она не упала! Она просто запрыгала под деревом! Нас пугала!

Зато, сегодня, здесь – всё тихо!

– Ци-ци-фи! Ци-ци-фи! Ци-ци-фи!

Звонко цикая в кронах елей, над нами весело суетятся синички. Кругом начинается яркий, летний день! Присматриваясь к лесу и прислушиваясь к окружающим шорохам, мы располагаемся у медвежьей лёжки.

– Сначала – лёжка! – изрекаю я и вынимаю из кармана рулетку…

– Четыре помёта! – кивает Игорь за край лёжки.

– Ну! – соглашаюсь я и разворачиваюсь в ту сторону, – Два медведицы и два медвежонка.

– Какая же, это – днёвка? – озадачивается Игорь, – По два помёта на человека!

– Точно… – задумываюсь, я, – Это – ночная лёжка… Значит… они, здесь, вчера – не отдыхали. Они – просто кормились! И встретились с нами!

– Скорее – так! – соглашается Игорь.

Я отламываю от сухой нижней ветки ближайшей ёлки две палки-копалки. Игорь стоит рядом, у него в руках мой дневничок и ручка.

– Так, пиши, – начинаю я, – Помёт номер…

– Так… Номер тридцать.

– Ага. Пиши… Крупный медведь. Давность один день. Травяной запах. Белокопытник пять процентов объёма, симплокарпус – сорок, соссюрея тридцать процентов, лизихитон пять. Остальные двадцать процентов – гомогенат травы, крапива.

– Хм! – хмыкает Игорь, – Судя по кормам – она ест всё, что подвернётся! Всего понемногу, даже лизихитон.

– Ну! – улыбаюсь я.

Всё! Работа сделана. Я прячу дневничок с ручкой в карман, и мы разворачиваемся от лёжки к речной долине. Сегодня попробуем “процедить” окраины хвойных массивов, полосой вдоль смотровой тропы…

Буквально через пять минут, нас останавливает протяжный и низкий, медвежий рёв!

– Вууууууу-Воооооооо, Воооооооо…

Мы спотыкаемся на полушаге!

– Блин!!!

– Чёрт!!!

– Всё! Всё! Всё! – успокаивающе кричу я вперёд, в сторону медвежьего рёва, – Всё понятно! Медведица! Мы всё слышим!

Нам ясно, что и сегодня – мы опять встретились с очередной медвежьей семейкой. Какой-то из трёх вчерашних… Медведица, хватанув наш запах, заранее извещает нас о своём местонахождении. Поэтому и ревёт она – не угрожающе. В её низком, протяжном рёве чувствуется виноватость.

– Слышишь, как просит? – кивает в сторону медведицы, Игорь, – И не ревёт вовсе! А, то ли воет, то ли стонет…

– Ага. Скорее, разговаривает… – киваю я, – Как же нам её обойти? Они – рядом со смотровой тропой! А тропа идёт по краю обрыва!

– Давай, всё-таки, по пойме обойдём?! – предлагает Игорь, – А, чуть выше по речке – опять на эту тропу вылезем.

– Там такой склон – застрелиться только!.. – я хватаюсь за голову.

Но, подумав, вздыхаю: “Давай! Ничего другого, тут и не придумать…”. Мы круто сворачиваем влево и через двадцать шагов уже стоим на краю речной долины. Сунувшись туда – сюда, скатываемся по крутому и высоченному, травяному склону речной долины далеко вниз, на стол речной поймы Тятиной…

Там разворачиваемся вверх по речке и шагаем по ровной плоскости речной поймы…

Здесь, на каждом шагу, встречаются сильные раскопы дёрна!

– Хм! Медведи и здесь мышкуют! – киваю я под ноги, очередной раз перешагивая через рулоны широким ковром скатанного дёрна.

– Нет! – улыбается брат, – Мышкуют лисицы! А это – пахота. Сам вчера говорил!

– Ха-ха-ха! – смеюсь я.

Пиная чёрным носком болотника воронки на местах мышиных гнёзд, Игорь качает головой: “По-моему – здесь идёт настоящая война медведей с мышами! Глянь – воронки какие!”.

– А, я – промываю помёт за помётом, – замечаю я, о своём, – А по мышам – ничего! Всё чисто!

– Вот и странно…

– Хотя…

– Что? – косит глазом, Игорь.

– Я думаю вот что… Скорость прохождения пищи через кишечник медведя – примерно восемь часов. Это, Валентин Пажетнов выяснял, специально…

– Значит, – подхватывает мою мысль, Игорь, – Съев мышь в пойме, медведь выкакает её остатки только через восемь часов!

– Да! – прикидываю я, – Эту мышку нужно искать на ночной лёжке! В лесу, а не здесь!

– Нет! Не пройдёт! – не согласен, Игорь, – Мы – и так, проверяем все помёты! И даже, чаще – собираем помёты с ночных лёжек!

– Ну… – удручённо соглашаюсь я, – Тогда, я не понимаю! Почему остатков мышей нет в ночных помётах…

– Может, причина в том, что на мышей охотятся здешние медведи, а мы проверяем помёты у других? На участке мамашиного языка мышиных раскопов нет!

– А что? – удовлетворённо прикидывыаю я, качая головой, – Вполне!.. Вполне!

Мы проходим по столу речной поймы с километр вверх по речке и подходим к речному прижиму. Здесь речка, на изгибе, подпирает скалистую россыпь крутого Борта речной долины. Нам надо выбираться прямо наверх, другого пути нет. Там, по краю, пролегает наша смотровая тропа. По ней нам нужно уйти дальше, вверх по речке…

Высоченный и очень крутой, поросший низкой травкой и покрытый редким спелым хвойником, склон! Помогая себе руками, мы лезем всё выше и выше…

В верхней части склона, мы, неожиданно выбираемся на небольшую, горизонтальную площадочку.

– О! Лёжка! – удивляется Игорь, как только его лицо показывается над краем площадки, – Саш, смотри, где он изголился лёжку сделать!

Мы внимательно осматриваем площадочку…

Сверху, она закрыта нависающим над ней козырьком скалки. Почва горизонтальной площадки покрыта лесной подстилкой из зелёного мха и хвои. На ней – медвежья лёжка. По краю её лежат четыре чёрные кучки помётов.

– Какой молодец! – хвалю я медведя, за сообразительность.

Уж, мы-то – знаем толк в медвежьих лёжках!

– Смотри! На три стороны – великолепный обзор! Сверху – он закрыт козырьком скалы! Ему, отсюда, видно всё вокруг! А, его – никто не видит!

– Ну!.. Ветерок комаров обдувает! – дополняет меня, Игорь.

– Ага! Молодец, одним словом!

Я достаю рулетку и передаю Игорю дневничок и авторучку.

– Пиши! Лёжка номер…

– Восемнадцать.

– Ночная. Семьдесят пять на восемьдесят пять сантиметров. Без подстилки. Сейчас, схемку зарисую…

– Теперь – помёты… Помёт номер…

– Тридцать шесть.

– Молодого медведя, размером с человека. Давность четыре дня.

– Значит, давность лёжки – четыре дня? – уточняет Игорь.

– Ну! – киваю я, – Состав: лизихитон пятьдеят пять процентов объёма, соссюрея – двадцать пять процентов, гомогенат травы (крапива) двадцать процентов.

– Интересно! – хмыкает брат, – Помёты дают точную давность лёжки!

– Ну! – снова киваю я, – Без помётов, давность лёжки – нам было бы нечем определить.

Всё. Дело сделано. Мы снимаемся с лёжки…

Сегодня, мы хотим поработать в хвойных массивах мамашиного языка. Это равнина надпойменной террасы речки. Здесь, массивы спелых хвойников разрежены обширными прогалами, летом занятыми лопухами. Сейчас, здесь очень удобно искать медвежьи помёты – на начинающих зеленеть обширных полянах чёрные кучки помётов видны за несколько десятков метров! Да и сами колки хвойников – они очень удобны для медведей! Здесь очень удобно устраиваться на ночёвку. Медведи ложатся, как правило, под деревья по границе хвойного леса.

Мы подходим к очередному колку пихтарника. Вокруг – простор. Здесь, пока ещё не поднялось высокотравье. Глаз, у нас – уже намётан! Мы подворачиваем к толстенной ели, что растёт на границе колка.

– Лёжка, Саш! – говорит Игорь.

Я и сам, вижу лёжку. Я достаю рулетку и дневничок.

– Пиши! – диктую я Игорю, – Лёжка номер девятнадцать. Диаметр ствола ели аянской шестьдесят четыре сантиметра. Размеры лёжки – сто десять на сто тридцать сантиметров.

– Что-то, лёжка большая! – озадачивается брат.

– Что ж ты хочешь? Уже тепло! – развожу я руками, – Сейчас – медведи на лёжках лежат привольно, не сжимаясь в клубок. Вот и размеры лёжек – большие!

“Наш” медведь лежал под кроной этого большого дерева, со стороны открытых полян, прижавшись спиной к стволу ели. Отсюда, с лёжки – шикарный обзор на три стороны. А, со стороны колка хвойника, зверь закрыт широким полукругом толстенного ствола ели. От неожиданного визита другого медведя, со стороны открытых полян, он защищён лежащей в нескольких метрах перед ним, сломанной ветром, сухой пихтой. Метров двадцать длинной, дерево высохло и своими крепкими сучьями, стоящими торчком по всей длине ствола, похоже на громадного ежа.

К тому же, медведь ложится на лёжку, накрутив петель по открытому пространству, прямо перед нею. Находясь на лёжке, медведь стережёт свой след.

– Всё – как учили! – хмыкает брат, – Кучки помётов – на пути самых вероятных подходов противника.

– Ну! – я бросаю короткий взгляд, с лёжки, – На танкоопасных направлениях…

День начинает клониться к вечеру. За этот день, мы промыли тридцать восемь помётов, обмерили четыре медвежьи лёжки и одно свежепомеченное дерево. Это – много! Пора и домой. До сумерек ещё далеко. Но, повторить медвежьи разборки в сумерках вчерашнего вечера – мы, желания не имеем! Категорически…

Минут за сорок выбравшись на начало смотровой тропы, мы устало шагаем по ней в сторону побережья, домой…

Уже прошли половину тропы. Мы шагаем по участку наших вчерашних инцидентов с медвежьими семьями…

Вдруг! От края склона речной долины, под лес метнулась тёмная туша медведя!

– Саш! Медведь! – идущий по тропе первым, Игорь срывает с плеча ружьё.

При каждой встрече с медведями, я испытываю угрызения совести – кто-то бросился от нас прочь, не щадя живота своего; у кого-то бешено колотится сердце; для кого-то, мы – настоящий ужас. И по мере возможности, я стараюсь смягчить медведям этот стресс.

– Не бойся, медведик! – успокаивающе кричу я, – Это мы идём! Не бойся!

И медведь, действительно, успокаивается! Он переходит на шаг. И постепенно, останавливается. Под кронами первых елей.

– Медведик! Не бойся! – разговариваю я с медведем, мой голос льётся непрерывно, – Это – мы идём! Это же, мы…

Медведь разворачивается мордой к речной долине, к нам правым боком. Он растормаживается и медленно, шаг за шагом, начинает шагать обратно, к нашей тропе!

Расстояние – шагов сорок. Сдёрнув ружья, мы стоим на смотровой тропе. И смотрим, как медведь спокойно делает наперерез нам, свой очередной шаг!

– Стоять! – командую я.

Медведь замирает, остановив на взлёте свою переднюю ногу. Стоим и мы…

Обойти медведя – никак не получится! Нам – надо пройти мимо него, по тропе. Зверь стоит под кронами вытянувшихся в ряд елей, к нам правым боком и не сводит с нас своих глаз…

– Что ему надо?! – бушуют, в моей голове, непонятности, – Что значит эта, его поза? С одной стороны – она угрожающая. А, с другой – так, она… Она ничего не выражает!

Мы делаем два шага вперёд, по тропе. Медведь, синхронно с нами, делает два шага, нам наперерез…

Мы замираем! Медведь хочет сделать вперёд очередной шаг.

– Стоять! – реву я, командным голосом.

Медведь стекленеет на полушаге, с поднятой передней ногой…

Мы делаем шаг вперёд, по тропе. Медведь опускает переднюю лапу! И завершает свой шаг…

– Стоять, сука!!! – взвываю я.

Следующая медвежья лапа, уже на полушаге, зависает в воздухе…

– Что делать будем? – не спуская глаз с медведя, приглушённо интересуется Игорь.

Я, сам – не свожу глаз с медведя! И – ничего не понимаю! Не понимаю ни-че-го! В голове вспыхивает паника: “Расстояния – совсем нет! Стрелять надо!”. Но тут же налетает противоположная мысль: “Как стрелять?! Мы же – не на охоте! Он, ведь, не нападает!”. Низко опущенная голова медведя, сверлящий нас, неотрывный взгляд… Кошка, стерегущая мышь!.. Медвежья лапа, медленно, по сантиметру, опускается вниз… Вот, она достигла земли. Это – его очередной полный шаг.

– Стоять! – реву я.

Я осознаю, что только мой резкий окрик удерживает медведя от очередного шага, нам наперерез…

И тут, мне приходит в голову новая мысль: “Игорь! Это же – медведица! Мы отсекли её от медвежонка. Она прёт не на нас, а через нас, к медвежонку! Надо скорее пройти мимо! Освободить, ей, проход в пойму! Пошли вперёд! Быстро!”. Выставив стволы ружей вбок, в сторону медведицы, мы торопливо семеним по смотровой тропе, мимо. С первым же нашим шагом, растормаживается и медведь! Спокойным шагом, он идёт нам наперерез, не сводя с нас своего каменного, сосредоточенного взгляда…