Текст книги "Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Свой среди медведей"

Всё! Точка нашего предполагаемого пересечения с медведем, на тропе – нами пройдена! Разошлись! Плотной двойкой, дыша друг другу в спину, уже не сдерживая себя, мы быстро рысим вперёд…

Пробегаем метров пятьдесят по тропе. Сообразуясь с конфигурацией склона речной долины, на этом участке леса, тропа изгибается длинной подковой. Мы стопоримся на дальнем конце этой подковы и развернувшись назад, глядим – что будет делать медведица. Я приникаю к биноклю…

А медведь, всё тем же спокойным шагом, уже выходит на смотровую тропу. Спокойным шагом пройдя по ней, следом за нами, несколько метров, он внимательно обнюхивает наши следы на тропе, потом… коротким движением поджимает под себя задние ноги и садится! Я смотрю в бинокль, как беспредельно увеличенный оптикой, близкий медведь, сидит на тропе и задней лапой чешет своё ухо!!! От этой картины, мне становится нехорошо…

– Дикая мысль о кошке с мышкой была правильной!!! – оторопело осознаю я.

Собственно, я не знаю, что делать в этой ситуации…

– Какая, блин, медведица!!! – взвывает, стоящий рядом со мной, Игорь, – Он ухо чешет!

Медведь, оторвав свою задницу от земли, уже спокойно кормится травой, сделав один шаг с тропы…

– Соссюрею жрёт, – отмечает невпопад, моя голова.

А, из моей памяти не выходит пристальный взгляд медведя.

– А, ведь, ни страха, ни ненависти к нам – у него нет! – осознаю я, – Это зверь, не имеющий страха перед человеком!

– А, репа-то какая! – не унимается Игорь, – Такой, поднимется где, в кустах – так обгадишься!

– Не имеющий страха! – думаю я, – Неужели, это наш подросток таким стал?! Что под стенкой Тятинского дома жил? Три года назад…

– Конечно. Будет репа! – бурчу я в ответ, – Я думаю – ему уже пятый год пошёл, если не шестой.

– Ты откуда знаешь?

– Хм! – хмыкаю я, – Я думаю, что я его знаю… Пошли отсюда.

Медведь прекращает пастись на соссюрее. Он делает шаг обратно, на смотровую тропу и спокойно шагает по ней… в нашу сторону!

– Может, он нас, не видит?! – поражаюсь я.

– Эй, медведь! – властно кричу я ему, – Вот, мы! Мы здесь!

Медведь, спокойным шагом, продолжает шагать по тропе.

– Как, не видит?! – возмущается моей наивности, Игорь, – Вот, он! Сейчас же – голо всё!

Мы срываемся с места и торопливым шагом, уходим по тропе вперёд, в сторону дома. Я не знаю, что делать! Я не знаю, что делать с медведем, который просто идёт за нами, по лесу!

– Он идёт за нами!!! – растерянно думаю я, – Какой бред!!!

Вот уж, бред, так бред! Мы торопливо шагаем по тропе… Очередной раз, на ходу оглянувшись через плечо, я вижу большого, бурого медведя, который спокойно шагает за нами по тропе, шагах в сорока сзади.

– Не имеет страха перед человеком!.. Это может быть и другой вариант! – прикидываю я в уме, торопливо шагая по тропе, – Он знает именно мой голос и мой запах!

– Игорь! Наверняка – это наш сосед! В восемьдесят седьмом году ему было два года. Он жил по лопухам вокруг нашего, Тятинского дома. Каждый день, мы были у него на глазах!.. С тех пор прошло три года! Он их прожил, буквально бок о бок со мной! Вон, каким стал, большим и взрослым! Ему ли, меня не знать?!

– Да?! – озадачивается Игорь, шагая по тропе впереди меня, – Тогда, хоть что-то проясняется.

– Думаю, за эти годы, он тысячу раз ходил по моим следам и тысячу раз подглядывал за мной в лесу.

– Ну, да! – соглашается брат, – На его месте было бы странным не обращать внимания на двуногое существо, обитающее на его участке.

Вот и бамбуковое поле высокой морской террасы! После длинной дуги, за поворотом, мы видим Тятинский дом. Несколько растерянные, мы переступаем порог нашего дома…

Тятинский дом. Восьмое мая. Утро. Первое, что мы делаем, проснувшись – смотрим в наше окно. Медведя нигде не видно. Мы настороженно выходим из дома и внимательно осматриваем пространство вокруг.

– Жаль, что собак у нас нет! – говорит Игорь, – Было бы проще.

Ночью никто в наш дом не ломился. Так что – ночь прошла спокойно…

После обычного, утреннего сеанса связи с конторой в девять часов утра, мы выходим в лес. Сегодня, мы решаем заложить большой круг по поперечным тропам, с Тятиной на Ночку. Для этого, нам нужно выйти на начало смотровой тропы. Тропой, мы проходим первые сто метров пустыря бывшего посёлка в направлении Тятиной и… я едва не наступаю в кучу свежего медвежьего помёта! Она красуется прямо на тропе.

– Блин! Смотри!

– Хм! Следом за нами пришёл, гад, – с ружьём в руке, усмехается Игорь, разглядывая медвежий “подарок”, – Проводил, практически до дома!

Но, сейчас – вокруг сияет утро. На бледно-зелёных, кожистых листьях бамбука блестят капельки росы. Мы оба – отдохнувшие и спокойные. Кругом – хороший обзор, а у нас в руках – ружья. Что, ещё нужно лесному человеку, для счастья?! Я срубаю, своим тесаком, две палки-копалки из бамбука и приседаю над кучкой помёта. Игорь, как обычно, охраняет и записывает…

– Помёт номер шестьдесят один, – диктую я, – Средний медведь. Давность один день. Состав: соссюрея – девяносто процентов объёма, белокопытник – пять и гомогенат травы (крапива) – пять.

– Ничего нового! – хмыкает Игорь, – Мы и сами видели, что он жрёт соссюрею.

– Ну! – киваю я, втыкая свои палки-копалки в кучку.

По широкой дуге, по колее старого, заросшего вездеходного следа, мы проходим через бамбуковое поле к лесу и сразу сворачиваем вправо – на торную медвежью тропу. Эта поперечная тропа связывает речку Тятина и Ночку. Между этими речками, здесь, расстояние – километра три. Словно по хорошо нахоженной дорожке в каком-нибудь городском парке культуры и отдыха, мы настороженно шагаем по многолетней медвежьей тропе, среди коричневых колонн стволов спелого ельника…

Метров через двести, выходим к нашему лесному озерцу. Весной, оно разливается до внушительных размеров – метров сто на тридцать. С юга озерцо охвачено подковой сумрачного пихтарника. Со стороны ольховников Банного ручья, на водную гладь озерца наступает пока низкая, тёмно-зелёная стенка осоки.

– Ка-ка-ка-ка! Ко-ко-ко-ко-ко! Ку-ку-ку-ку-ку!..

От множества лягушачьих глоток ощутимо сотрясается воздух! Я бросаю короткий взгляд на улыбающегося Игоря.

– Как орут!

– Ага! – кивает тот, – Весна!

Летом, это мелкое озерцо подсохнет до величины небольшой лужи и зарастёт сенокосом буйной, в пояс высотой, осоки. А, пока – здесь даже пара крякв держится и три чирка. Зная об этом, мы, ещё не доходя до озерца, крадёмся, закрываясь стволами пихт и елей…

Я выглядываю из-за крайнего ствола и медленно обвожу биноклем, пространство.

– Пусто! Нет никого!

Кряквы взрываются с водной глади совсем не в том месте, куда мы глядим! Свечами пронзив ольховник вертикально вверх, пара уходит над самыми кронами хвойника, в сторону Тятиной.

– Кряя! Кряя! Кряя! Кряя!

Утка надрывно орёт, на всю округу. Я недовольно морщусь: “Вот же, баба – дура! Весь лес поднимет!”. Уже не таясь, мы шагаем мимо озерца, по тропе, под кронами крайних елей и пихт…

Сегодня, я захватил с собой ножовку и то и дело спиливаю низко растущие над тропой, ветви. Медвежья тропа – ведь, она и есть, медвежья. Медведь шагает понизу, ему эти ветви не мешают. А человеку…

За озерцом, мы выходим из-под хвойника на обширные пустыри Банного ручья. Здесь – открытые площади высокотравья перемежаются с рощами сырого ольховника. Сегодня, здесь нам часто встречаются целые полянки поедей соссюреи!

– Смотри, как медведи соссюрею едят! – качаю я головой, – Просто, массово!

– Ну! – соглашается брат.

На краю хвойника, в основании стволов двух, растущих рядом елей, мы находим медвежью лёжку. Сейчас уже медведи не заботятся о подстилке. Вот и эта лёжка – пустая. На её краю – пять помётов хозяина… Со стороны пустоши, лёжка закрыта стволом толстой ели, а со стороны хвойника – её маскирует метровый бугор. Я вынимаю из кармана рулетку и начинаю измерять и описывать лёжку…

Через пять минут, с яркого света полян, мы шагаем в сумрак пихтарника. Сквозь нагромождения стволов и хаос ветвей и кустарников нас ведёт натоптанная медвежья тропа…

Мы входим в заросший высоким подростом, захламлённый участок леса. Поперёк тропы, несколько лет назад, упала толстая пихта. Не имея возможности проходить по тропе напрямую, медведи пробили в бамбуке короткую дугу, в обход. На образовавшейся опушке разрослись разлапистые, молодые пихточки.

– Игорь, смотри! – я оборачиваюсь к брату, – У лесоводов есть понятие “окно вывала”. Вот, упала большая пихта – и в монолите крон леса образовалась дыра солнечного света. Это окно быстро, буквально за несколько лет, зарастает молодыми деревцами, из подроста!

– Ага! – улыбается Игорь, – Вот и здесь – смотри как заросло!

Надо расчистить проход напрямую по тропе, и я, вытащив из ножен свой тесак, рублю ветки.

– Тук! Тук!

Вдруг, из чащи пихтарника раздаётся низкий медвежий рёв!

– Вууууууу-Воооооооо, Воооооооо-Вууууу…

Протяжными раскатами и переливами, рёв несёт в себе, уже знакомые нам, обиду и виноватость.

– Медведица!!! – вздёргиваюсь я.

– Ну!.. Извещает нас, о себе!

А, мы – стоим в самой гуще молодняка! Он полностью закрывает нам обзор, и мы ничего не видим вокруг.

– Саш! – тревожится Игорь, – Не видно ничего!

– Вперёд нужно! – соображаю я и командую, – Быстро, по тропе!

Я всаживаю свой тесак в ножны, на поясе и семеню по тропе, вслед за Игорем. Опасливо озираясь по сторонам, мы торопливо проходим вперёд, по тропе, метров тридцать – сорок. Вокруг нас высятся толстые стволы пихт и елей. Бамбуковый пихтарник сильно захламлён и плохо просматривается. Мы оборачиваемся и замираем на тропе. Мы слушаем лесную тишину…

– Воооооо-Воооооо!

Медвежий рёв продолжает доноситься с прежнего места.

– Ревёт!

– Там, где и была!

– Ага!

Мы разворачиваемся и торопливо удаляемся по тропе, в сторону Ночки. И опять стоим на тропе, среди леса, затаив дыхание. Мы слушаем тишину…

– Воооооо…

– Медведицааааа! – кричу я, в ту сторону, – Мы уже ушлиииии!

И снова, мы уходим по тропе, прочь…

Дальше – тропа выгибается исполинской дугой в направлении Ночки. Перед самой речушкой, тропа чуть поднимается по склону сопки. Теперь – мы стоим почти над общим уровнем хвойного леса…

Мы стоим, обернувшись назад. Мы слушаем…

– …ооооо…

До нас доносится, едва угадываемый среди лесных звуков, монотонный медвежий рёв. Игорь молча косит на меня, хмурым глазом.

– Да, когда ты перестанешь, дура?! – зло вспыхиваю я, – Ревёт и ревёт!

Я сам знаю причину своей злости. Брат знает тоже. Качнув головой, он вздыхает: “Она не знает, что мы ушли!.. Такое чувство, будто украл чего…”

– Угу! – хмуро отзываюсь я, – Нагадили и тихо смылись…

– Ладно, – вздыхает брат, – Впредь – надо будет громко обозначать свой уход! А то, по-скотски получилось…

– …ооооооо…

До нас опять доносится заунывный, протяжный, медвежий рёв. Он, болью отзывается в моём сердце.

– Эгееей!!! – ору я, что есть сил, в сторону медведицы, – Мы здесь стоииим!!! Эгееей!!! Мы здеееесь!!!

Стоять на месте можно до вечера. Мы разворачиваемся и шагаем дальше…

Мы огибаем, по тропе, скрытую сплошным пихтарником сопку и выходим к Ночке. Речушка Ночка закрыта хвойниками на всём своём протяжении. Ели и пихты подступают прямо к её берегам. Пойма речки – это практически днище распадка. Это узкая полоса высокотравных ольховников. Сейчас, пока лопухи ещё не поднялись в полный рост, вдоль речки можно пройти вполне комфортно. Кое-где сохранились фрагменты медвежьих осенних троп.

По пути, нам изредка попадаются поеди растений. Медвежьих помётов, сегодня, вообще найти не удаётся!

– Какой-то безжизненный, пустой угол! – разводит руками Игорь.

– Это – всегда так! – успокаиваю я его, махнув рукой, – В первую половину лета, на Ночке – мало кто, из медведей, задерживается…

Тятинский дом. Девятое мая. Утро. Погода стоит – какая-то неопределенная. Синеву безоблачного неба прикрыло высокой, мутной пеленой. Тянет, едва уловимый ветерок.

Я, ремешками, пристёгиваю к груди своё фоторужьё. Сегодня мы попробуем пройтись по пойме Тятиной, прямо от устья. Может, где медведь будет пастись? Неплохо бы, пофотографировать.

Пройдя до устья Тятиной по колеям нашей заросшей дороги, что пролегает по низкой морской террасе, мы заворачиваем под высоченные ивняки её поймы…

– Саш! Ласточки! – оборачивается ко мне Игорь.

Я поднимаю глаза к низкому, белёсому небу – точно! Над речной долиной крутятся ласточки!

– Ах! – восторгаюсь я, – Прилетели!.. Ласточки!

Суета и писки ласточек в небе – сразу притягивают внимание. Я вынимаю свой дневничок и делаю короткую запись – прилёт ласточек является важным индикатором весны в Календаре Природы заповедника…

Обширная равнина речной поймы зазеленела сплошным ковром ростков белокопытника. Мы не спеша бредём по этой зелёной саванне… Медвежьи помёты, сегодня, встречаются нечасто. Я втыкаю палки-копалки в кучку седьмого помёта, и мы трогаемся дальше…

Метрах в ста впереди нас, на сплошной зелени поймы мы замечаем тёмно-бурое пятно. Игорь поднимает к глазам бинокль…

– Медведь!.. Пасётся.

– Ага!

– Куда ветер?

Слабый ветерок едва ощутимо холодит лицо.

– Прямо на нас!

– Ага! – удовлетворённо кивает Игорь, – Это хорошо.

Это хорошо. Осторожно, шаг за шагом, мы начинаем подходить к зверю. Медведь бродит по пойме не таясь, спокойно.

– Хррум! Хррум, хррум…

Даже сейчас, с нашего места, нам слышно, как он беззастенчиво хрустит сухим быльём прошлогодних лопухов.

– Попробуй тут, подойди! – поджимаю я, губы, – Как, человеку, пройти бесшумно там, где медведь прохрустел на всю округу?!

Я, семь раз прощупываю глазами пятачок земли, куда намереваюсь поставить ногу, при очередном шаге вперёд…

Прокравшись на обширное, пологое возвышение, я ловлю медведя в видоискатель фоторужья. Толстозадый, взрослый медведь спокойно пасётся, неторопливо переставляя свои ноги по зелёной пустоши поймы. Сидеть пеньком, сегодня, у меня никак не получается – передний план любого кадра образуют обломанные за зиму, короткие, вертикально стоящие трубки прошлогодних стеблей какалии.

И я, поджав губы, медленно поднимаюсь в полный рост! Главное, для меня – замереть, не двигаться ни единой клеточкой! Медведь, очередной раз поднимает морду, чтобы осмотреться и… скользит по мне равнодушным взглядом.

– Хо-ро-шо! – затаённо улыбаюсь я ему, закрывая лицо фотоаппаратом.

– Через бугор, на медведя шагать – глупо, – прикидываю я, – После вершины этого возвышения, на склоне, обращённом к медведю, он схватит мой первый же шорох!

Правее меня, нашу пустошь ограничивает очень пологая, сухая впадинка. Глянув вправо, я вижу, что Игорь уже прокрался по ней и сидит, прикрываясь какой-то былинкой. Он сидит существенно впереди меня! Короткими жестами, он пытается привлечь моё внимание, и я его понимаю – с его места есть перспектива продвижения вперёд. И я, своим следом, возвращаюсь назад! Потом – крадусь вправо, к Игорю. Нагруженному двумя ружьями, ему очень неудобно красться! Он, молча, пропускает меня вперёд…

– Хррум! Хррум! – хрустят трубки лопухов, под широкими лапами медведя.

Зверь бродит широко, спокойно переходит с места на место, деловито жуёт лопухи белокопытника. И почти не оглядывается по сторонам…

– Хррум! Хррум! Хррум! Хррум… – вот он, не спеша прошагав в нашу, едва заметную ложбинку метрах в сорока перед нами, решает отдохнуть.

Медведь лениво забирается на горизонтально изогнутый в метре от земли, ствол ивы и садится на этот выступ, спиной привалившись к вертикально уходящему вверх, стволу дерева.

– Как в кресле сидит! – улыбаюсь я ему, в видоискатель, – Хм! Устроился!

Сквозь пасмурное небо парит, пригревает солнышко, и медведь надолго замирает…

– Он, вроде, задремал! Что ли?! – озадачиваюсь я, за своим фоторужьём.

Минут через десять, медведь начинает вяло шевелиться. Полусвалившись со своего ивового “стула”, он делает шаг и продолжает кормёжку…

– Вот же, жизнь! – улыбаюсь я, – Еда – кругом! Никуда ходить не нужно!

Шаг туда – шаг сюда, медведь неторопливо кормится. Мы снова начинаем красться следом. То Игорь, используя мелкие неровности, обходит меня, то удача скрадывания улыбается мне…

– Хм! У нас вырисовывается своеобразное соревнование! – улыбаюсь я.

Но, чаще, брат держит себя в руках и позволяет мне быть впереди – сейчас, главное – это моя фотосъёмка…

До медведя остаётся шагов двадцать! Зверь спокойно пасётся, не обращая на нас никакого внимания. Из-за своего фоторужья, я зыркаю по сторонам, глазами – есть вариант подкрасться ближе! И, даже, ещё ближе!!! Я поворачиваю голову вправо и смотрю на брата.

– Бли-же? – едва шевелит губами, спрашивает Игорь.

Едва заметно, я отрицательно качаю головой. Ближе – я не хочу! Сейчас мы “воюем” на участке, где позавчера, на тропе, едва разошлись с “соседом-маньяком”. Очень даже вероятно, что перед нами – именно он и есть! И я совершенно не имею желания быть обнаруженным той скотиной в пятнадцати шагах, когда он, набычив на меня свой глаз, решительно зашагает ко мне, на разборку!

Медведь – толстый, весь круглый и… такой внушительный! Он ещё долго пасётся по широкой травяной поляне в пойме. Совсем близко перед нами! Что такое – двадцать шагов?!

– Хрум! Хрум! – медведь никого не опасается, он просто шагает, трещит бурьяном.

Столько времени смотрим! Этот хруст прошлогодних лопухов под медвежьими лапами уже воспринимается моим ухом, как что-то естественное и, даже, обыденное.

– Хрум!

Ничего особенного! Словно лошадь хрустнула, переступив ногами.

Вот, медведь развернулся к нам передом. Расставив задние ноги, зверь поджимает под себя свой зад и замирает.

– Хм! Как борец сумо! На ихнем татами, стоит в стойке, – я недоумённо смотрю через оптику, на горбатую позу медведя…

Внешне, ничего не происходит!

– Он же гадит! – вдруг, догадываюсь я, – Ёшкин кот! Этого, я – ещё не видел!

Я никогда не задумывался над тем, как медведь испражняется.

– Хм! – думаю я, не сводя с медведя глаз, – Теперь буду знать!

Медведь “сидит на унитазе” пару-тройку минут. Я, уже без особого интереса, рассматриваю в видоискатель фоторужья его тысячу раз рассмотренную, такую близкую, такую обширную, такую сосредоточенную морду…

– Башка-то какая! И морда… суровая! Смотрит как…

Наконец, медведь растормаживается и сделав шаг, опять опускает свою морду к зелёным росткам. Он продолжает кормиться…

Но, вот, чтобы в очередной раз осмотреться, он поднимает свою морду. Медведь окидывает взглядом ближайшие окрестности. И упирается, в нас, взглядом!

– Хм! Уставился на нас! – прикидываю я, глядя на медведя в видоискатель, – Заинтересовался! Теперь, что-то будет!.. А и то – хорошо! Ведь, сколько уже, мы сидим! Все резервы времени исчерпаны! Хоть, сам вставай и уходи!

И я, уже не таясь, навожу объектив фоторужья на “объект” и нажимаю на спуск.

– Стук-щёлк!

Тихий щелчок затвора фотоаппарата окончательно убеждает медведя в его подозрениях. Не сводя с нас глаз, он начинает настороженно шагать вправо, обходя нас по широкой дуге, заодно поджимаясь к борту речной долины.

– Пошёл запах ловить! – понимаю я, – Конец нашему кину…

– Хм, хитрый! – улыбаюсь я медведю, в видоискатель, – Идёт к нам боком – а, морда развернута на нас! Глаз не сводит!

Я скашиваю глаз от видоискателя вбок и смотрю на улыбающуюся физиономию застывшего пеньком, брата…

Пройдя, по широкой дуге вокруг нас около девяноста градусов, медведь, вдруг крупно вздрагивает всем телом, словно от удара кнута!

– Ухххх! – громко ухает он.

Все четыре ноги одновременно рвут землю, отбрасывая медвежье тело прочь от нас. Через пару бешеных прыжков, просчитав, что ветви ближайших деревьев закрывают его от нас, и что путь к лесу совершенно свободен, наш медведь переходит на нервный, размашистый шаг.

– Шшшш! Шшшш! – время от времени, он шумно продувает ноздри.

Бросая вправо – влево быстрые, косые взгляды, медведь лезет на пологий, травянистый склон невысокой терраски. Он хорошо виден за кронами разлапистых, но ещё только полураспустившихся, ив. Мы встаём на ноги, в полный рост.

– Но, ведь, воздух тянет – через нас! Чтобы нас подхватить – ему нужно все сто восемьдесят градусов! – уже не сторожась, в полный голос возмущается брат, – Как он поймал наш запах, пройдя только половину этого сектора?!”.

– Игорь! – улыбаюсь я, – Его нюх, с нашим – не сравнить! Да и запах, от источника, разносится по ветру не узкой струйкой, а широким веером!

Мы стоим посреди ивняка поймы и смотрим в сторону уже скрывшегося медведя.

– Это – не наш “сосед – людоед”! – говорит Игорь, – Хотя, репа – тоже, дай бог!

– А, чёрт его знает, – пожимаю я плечами, не сводя глаз с места, где только что растворился медведь, – Как, оно там, на самом деле.

– Дааа… А как он пошёл по дуге, наш запах ловить! – азартно делится эмоциями, Игорь.

– Угу! И к лесу, одновременно поджимается! Заметь – со стороны речки не пошёл нас обкручивать. Молодец!

Мы возвращаемся на несколько десятков шагов назад и осматриваем место медвежьей днёвки. Оба ствола ивы краснеют свежей древесиной. С них, узкими лентами, сорвана кора.

– Смотри! Иву пометил! – замечает Игорь, – А я – и не видел, как он драл!

– Ну! – соглашаюсь я – И я не видел.

Я внимательно осматриваю стволы деревцов…

– Хм! Сок уже высох!.. Давность мечения – не меньше двух недель!

– Значит, эти ивы – апрельские! – хмыкает Игорь, – Это, что же? Наш медведь уже не первый раз громоздится спать на эту иву?!

– Ну! – соглашаюсь я, – Выходит, что так. Пошли, помёт посмотрим…

С неба начинает крапать светлый дождик. Ещё, только, обед! А, на нас – с неба капает летний, тёплый дождь. Одиночные капли размеренно стучат по листьям лопуховых всходов…

И мы поворачиваем в сторону нашего, Тятинского дома. В воздухе пахнет водой…

Тятинский дом. Десятое мая. Утро. Выйдя из дома, мы щуримся от яркого солнца. Непогода ушла. Над нами синее небо! О ночном дождике напоминает лишь сочащаяся водой, трава. Сегодня, мы решаем отработать противоположную сторону речной долины Тятиной. Девять часов! Утренний сеанс связи с конторой, и мы торопливо покидаем наш дом.

Вот и речка. Устье… Около речки всегда прохладно и сыро.

– Шшшшшшшшшшшш… – монотонно шумят перекаты Тятиной, их шум вечен, как сама жизнь…

Мы раскатываем чёрные голенища своих болотников и переходим, всегда такой полноводный, перекат. Широкими зигзагами по границе хвойников, протянувшихся вдоль надпойменной террасы речки, мы начинаем работу. Сегодня – уже десятое мая, теперь можно заглянуть в дупло рыбных филинов и среди белого дня, не боясь ворон – филинята должны быть уже большие.

Специально не таясь, мы подходим к дереву с дуплом. Я карабкаюсь по стволу “ивового баобаба” вверх… Вот и край дупла. Он, у меня – высоко над головой. Сорваться с восьми метров – мало не покажется и я, наученный горьким опытом, стучу рукой по коре ивы. Ничего! Я стучу сильно! Ни-че-го!

Уцепившись за край дупла, я подтягиваюсь на руках к дуплу, как на турнике. И коротко заглядываю вовнутрь – дупло пусто! Птицы нет. И сегодня, её, вообще, не было – древесная труха на днище тёмная, мокрая, после ночного дождя. Я забираюсь в дупло.

На трухе лежит одно яйцо.

– Сколько же, можно?! – удивляюсь я, – На Саратовке, птенцы появились – уже месяц назад!

Я трогаю яйцо рукой – оно холодное, как камень. Жизни в нём нет. Я поджимаю губы – ясно, что гнездо брошено. Я, с горечью, обвожу взглядом внутренности совиного дупла. Это – брошенный дом, тоскливое место…

– Что делать с яйцом? – тоскливо вздыхаю я, – Надо забрать! Что, оно, тут лежит? Никому не нужное… Но, рюкзак – мы, сегодня, не взяли. Разве что, в карман положить? Но, впереди – долгий день скитания по лесам! Как, оно, там уцелеет?

Я закапываю яйцо, глубоко в труху днища.

– Здесь – оно будет целее, чем у меня в кармане! – решаю я…

Сегодня – у нас идёт хороший, рабочий день! Находки медвежьих помётов следуют одна за другой. Уже проанализировано двадцать пять штук!.. Очередной раз вывалившись в пойму, мы замеряем высоту травостоя.

– Тридцать два сантиметра!

– Ага, – кивает Игорь, – Лопухи растут!

– Ну! – соглашаюсь я, – Но, пока – ходить не мешают.

– Да! Пока хорошо.

Часто, на нашем пути попадаются свежие срывы дёрна – это, медведи продолжают мышковать…

С западной стороны речную долину окаймляет закрытая хвойным лесом, невысокая надпойменная терраса, всего метров пять высотой. И медведи часто используют её, устраиваясь здесь на днёвку.

Вильнув вглубь хвойника, среди захламлённого, с густым подростом, пихтарника мы, совершенно случайно, обнаруживаем оригинальную лёжку! Рухнувшая на землю лет пять назад, огромная ель, вывернула вертикально огромный пласт переплетённой её корнями, земли. Внимательно осматривая чешуи коры лежащей на земле толстой колонны ствола этого дерева, я забираюсь на него…

– Здесь медведь был! – говорю я Игорю, со ствола – Вот! Чёткие, свежие царапины от когтей!

Внимательно глядя под ноги, я шагаю по стволу. Игорь шагает рядом, по земле. Я подхожу к выворотню – и моим глазам открывается медвежья лёжка, на самой высокой точке этого, стоящего вертикально, гигантского блина земли.

– Игорь, лёжка! – удивляюсь я.

– Где? – озадаченно поднимает тот, лицо.

– Вот! – показываю я, пальцем, перед своим лицом, – Прямо наверху!

– Там?! – удивляется он, – Вот, новость!..

Сверху, я объясняю ему медвежью тайну: “Смотри! Медведь взобрался на этот толстый ствол дерева. Прошёл по нему к комлю дерева и вскарабкавшись на выворотень, устроил себе лёжку! Прямо, здесь!.. Лёжка получилась – на уровне двух метров от земли!.. Молодец, какой! Здесь, на возвышении, ветерком обдувает комаров! А обзор какой?! Во все стороны!”.

Минутой позже, сидя прямо на выворотне рядом с медвежьей лёжкой, я рисую в своём дневничке схемку расположения лёжки и не скрываю своего восторга: “Нет! Ты, только посмотри!”.

– Ну, да! – хмыкает мне снизу, Игорь, – Завтра он устроит тебе, лёжку – в кроне дерева! Нормальный медведь должен спать на земле, под деревом – там, где ему положено!

– Ладно, ладно! – отбиваюсь я, – Лучше, порадуйся за медведика!

Я аккуратно пишу в своём дневничке: “Лёжка номер двадцать восемь. На выворотне. Молодой медведь. Размеры шестьдесят четыре на шестьдесят шесть”.

Мы шагаем, по лесу, дальше…

Вот, дерево черёмухи. Мы подворачиваем к нему.

– О! – радостно говорю я, – Дерево используется, как запаховая метка!

Об этом говорит засаленное пятно почёсов, на стволе. Я прикладываюсь носом к пятну и морщусь: “Уф!.. Почёсы свежие!”.

– Что? – улыбается брат, – Медвежий дух в нос ударяет?

– Ага! – деловито киваю я и расплываюсь в улыбке.

Я трогаю пятно пальцами… В трещинах коры черёмухи застряли грубоволнистые медвежьи волосины. С рулеткой в руках, я диктую: “Игорь, пиши! Ствол номер… посмотри там”.

– Девяносто пять.

– Ага. Пиши. Черёмуха айнская. Диаметр ствола двадцать пять сантиметров. Высота пятна свежих почёсов сто восемьдесят сантиметров.

И снова мы, зигзагами, движемся по лесу…

Вот. Мой взгляд притягивает берёза. И я подворачиваю к дереву. Она, как и черёмуха, тоже работает запаховой меткой. Короткая остановка… и мы опять движемся вперёд, среди стволов пихт и елей, кустарников хвойного леса…

К вечеру, мы подходим к верхнему дуплу рыбных филинов. Это, примерно, четыре километра от устья речки. Я забираюсь на дерево. В дупле – уверенно держится в сидячем положении, уже значительно подросший, филинёнок.

– Ох! Какой ты! – улыбаюсь, я ему, – Это хорошо! Это, даже, очень хорошо!

Скоро сумерки. Сегодня, у нас – богатый материалом, рабочий день. Я забираю у брата свой дневничок…

– Ух, ты! Сегодня, мы обработали восемьдесят шесть помётов! А, ещё – одиннадцать медвежьих лёжек и семь деревьев с метками.

– Дааа… – тянет Игорь, – Подумать только! Восемьдесят шесть помётов! Действительно, сегодня – как никогда. В голове гудит.

Мы переходим речку и выбираемся на противоположный склон речной долины Тятиной. Теперь, по смотровой тропе – шагать до нашего дома…

Мы, молча шагаем друг за другом, по тропе. В голове – пусто. Там остаётся место только для одной мысли: “Скорее бы дойти до дома”…

Тятинский дом. Четырнадцатое мая. Сегодня мы собираемся прогуляться до Рубежного, по морским террасам! Наши сборы недолги…

Колеи заросшей дороги тянутся по низкой морской террасе, кое-где вплотную подходя к песчаному пляжу берега…

Оказывается, медведи вовсю кормятся в зарослях разнотравья, по террасам морского побережья! Мы с Игорем, то и дело отыскиваем медвежьи помёты, шагая по кормовым набродам медведей.

– Саш! Помёт!

– Ага!

Я оглядываюсь вокруг, в поисках палок-копалок.

– Записывай… Так! Помёт номер…

– Сто восемьдесят два.

– Давность три дня. Крупный медведь. Помёт снаружи иссине-чёрный. Запах горький. Состав: белокопытник девяносто пять процентов объёма, гомогенат травы – остальные пять.

– Смотри-ка! Полностью белокопытниковые помёты! – качает головой брат, склонившись над дневничком.

– Ну, – киваю я…

На колее дороги лежит кучка очередного помёта.

– Давай глянем, что здесь… – я опускаюсь на корточки перед помётом, – Игорь, пиши…

– Так! – брат листает дневничок, – Помёт номер сто восемьдесят четыре.

– Ага, – киваю я, – Крупный медведь. Давность два дня. Тёмно-зелёный внутри. Состав: белокопытник пятьдесят пять процентов объёма, гомогенат травы двадцать, морские водоросли, фукус – пятнадцать и бокоплавы десять процентов.

– Ого! – удивляется Игорь, – Медведь, на берегу моря, водорослей и бокоплавов нажрался! Интересно!

– Ага! – радуюсь я, – Вот, тебе и влияние морского побережья! Медведи, как и лисицы, по возможности потребляют морских рачков и водоросли. Здорово!

– Хотя… – задумывается брат, – Это и так можно было бы предположить! Все животные, имеющие выход к морю, подбирают морские выбросы! И лисицы, и вороны…

– И пятнистые олени! – подхватываю я, – В Приморском крае! Они выходят к морю, чтобы нажраться водорослей. Я сам ходил по их следам, на песчаных пляжах!

Под вечер, мы возвращаемся обратно, на Тятино. Шагаем по колеям…

Долгая дорога не мешает голове думать.

– Смотри! – обращаю я внимание Игоря, – За сегодняшний проход по побережью мы обработали тринадцать медвежьих помётов. Из них, с бокоплавами и водорослями – шесть помётов! Бокоплавов – где пять, где семь, а в каком – и все десять процентов объёма! Также и водоросли – где два, а в каком и десять процентов!

– Ну, – соглашается брат, – Практически, в каждом втором помёте!

Тятинский дом. Восемнадцатое мая. Мы с братом снова прочёсываем западную сторону широкой долины Тятиной… Всё-также, часто встречаются раскопы дёрна. Это – медведи охотятся на мышей.

– Мышиная охота не затухает! – улыбается Игорь.

Высота травостоя, в пойме речки, уже достигла уровня колена – это, около пятидесяти сантиметров.

Основу медвежьих поедей составляет соссюрея. Интересно, что белокопытник медведи почти не трогают! Наравне с соссюреей, употребляется симплокарпус. Причём, помёты одних медведей состоят из соссюреи, а других – из симплокарпуса… Но, оказывается, что это двойное разграничение медвежьих вкусов – не предел! Неожиданно часто, сегодня, нам встречаются помёты из борщевика! А, вот! Помёт, который на шестьдесят процентов состоит из черешков белокопытника!