Текст книги "Юные герои Отечества"

Валя Зенкина училась в 15-й средней школе Бреста, в одном классе с Петей Клыпой – тогда как Петя служил вместе с Валиным папой в одном музыкантском взводе 333-го стрелкового полка. Только Петя там был воспитанником, а Валин папа Иван Зенкин – старшиной, то есть самым главным человеком после командира. Квартира у Зенкиных была такая, что все ребята завидовали: они жили в самой крепости, в высокой башне над Тереспольскими воротами, откуда вела дорога в сторону соседней Польши.

Как раз с той стороны, с оккупированной ими польской территории, гитлеровцы и атаковали Брестскую крепость. Когда началась стрельба, старшина Зенкин сразу побежал в расположение своего взвода.

– Папа, я с тобой! – крикнула Валя.

– Не надо, я скоро вернусь! – на ходу ответил старшина.

А мама сказала Вале быстро собираться и спускаться вниз.

Там, на первом этаже здания, уже находились многие женщины с детьми – семьи военнослужащих гарнизона крепости. Как было определено заранее, в случае тревоги они должны были укрыться в помещении электростанции. Оттуда, осторожно поглядывая в окно, Валя видела, как вздымаются посреди крепости разрывы снарядов и бомб, как загораются здания. Через Тереспольские ворота, проходя прямо под их квартирой, стреляя из автоматов, прорывались в крепость немецкие солдаты. Некоторые из них падали, сраженные огнем пограничников и красноармейцев, но тут же появлялись другие, опять стреляли и бежали вперед.

Гитлеровцев было очень много, и появившаяся вначале надежда, что наши бойцы скоро их отобьют и сами перейдут в контрнаступление, стала угасать.

К вечеру фашистам удалось ворваться в крепость. Почти все здания здесь были превращены в руины, многие дома горели, однако по врагу стреляли буквально из каждого окна. Поэтому прежде чем куда-либо войти, немцы кидали гранаты, стреляли из автоматов и только затем переступали порог. Гранаты полетели и в помещение электростанции – раздались крики боли и испуга, громкий плач, и гитлеровцы остановились. Послышались какие-то команды, лязг автоматных затворов, потом кто-то крикнул по-русски, но с сильным акцентом:

– Выходи! Выходи все!

Матери, взяв на руки малышей, выходили из помещения наружу – туда, где со всех сторон продолжался бой. Их окружили немецкие солдаты и вывели из крепости – к реке Мухавец, там не стреляли. На берегу к толпе подъехал на мотоцикле офицер, оглядел стоявших, остановил взгляд на Вале, ткнул пальцем:

– Ты, иди в крепость. Передай: если через час они не сдадутся, мы всех уничтожим! Смешаем с камнями, вот!

Кажется, немцу очень понравилась его последняя фраза; он самодовольно усмехнулся и сказал уже по-немецки:

– Vorwarts!

Это значило – «вперед!».

– Я с мамой пойду! – робкой пробормотала Валя, совсем забыв, что она считала себя взрослой девочкой и везде старалась ходить одна, без родителей.

– Vorwarts! – вновь пролаял немец.

Немецкий солдат довел ее до помещения электростанции, через которое девочка вышла в крепость, словно бы оказавшись в новом, незнакомом мире: со всех сторон горели здания, многие из которых уже превратились в развалины, лежали убитые красноармейцы и немецкие солдаты, то тут, то там в небо вдруг вздымались разрывы, а стрельба казалась непрерывной. Крепость теперь было не узнать, и Валя с трудом поняла, где находится казарма 333-го полка, в котором служил ее папа. Туда она и побежала, надеясь, что папа защитит, поможет.

Кажется, девочку заметили, потому как стрельба на том участке, по которому она бежала, затихла. Потом из подвала послышались голоса:

– Валя! Валюшка! Давай сюда, к нам!

В полку дочку музыкантского старшины знали все.

Через несколько минут она уже была в подвале, среди своих.

– Где папа? – был первый вопрос девочки. – Позовите его, пожалуйста!

– Погиб твой папа, – дрогнувшим голосом сказал старший лейтенант Потапов. – Немцы его убили…

Несколько слезинок скатилось по Валиным щекам. Это огромное горе словно бы добавилось ко всему тому, что уже произошло, и девочка просто не могла сосредоточиться на нем одном. Поэтому, стараясь сдержать себя, она рассказала обо всем: как пришли немцы, как были взяты в плен женщины и дети и что велел передать защитникам крепости немецкий офицер.

– Вот что, Валюша, – выслушав, сказал ей командир. – Немцам передай, что мы в плен не сдадимся. Пусть попробуют нас взять! А сколько нас здесь и где мы укрепились – не говори, забудь! Скажи, испугалась, не узнала, не считала.

– Не пойду я туда, к этим немцам! – твердо ответила Валя.

– Но ведь там твоя мама, она тебя ждет! – возразил старший лейтенант Потапов. – Да и здесь очень опасно.

– Мама все поймет! – ответила девочка. – А вы что думаете, там не опасно? Никто же не знает, что дальше будет – и с ней, и с нами. Вот папа сказал, что скоро вернется, а сам.

Валя вдруг разрыдалась, но быстро нашла в себе силы, чтобы успокоиться. Она ведь осталась в подвале разбитых казарм не просто так: девочка видела, что здесь много раненых, которым нужна медицинская помощь. Конечно, она не была медиком, но собиралась после школы поступать в мединститут и кое-что в этом деле уже понимала, поскольку часто приходила в полковую санчасть, помогала там врачам и медсестрам.

В подвале оказались знакомые Вале Зенкиной военфельдшер Валентина Раевская и врач-стоматолог Наталья Кантровская, и уже совсем скоро девочка помогала им перевязывать раненых, ухаживать за ними. А какой огромной радостью стала для нее встреча с ближайшей подругой и одноклассницей Нюрой Кижеватовой, дочерью начальника пограничной заставы Андрея Кижеватова. Нюра, как и Валя, тоже собиралась стать врачом и также теперь помогала раненым. Впрочем, медиками тогда пришлось стать всем женщинам – женам военнослужащих Брестского гарнизона, находящимся в подвале.

Военный врач, как известно, специальность особая. Тем более на войне. Девочкам приходилось не только помогать раненым, но и отыскивать для них медикаменты и перевязочный материал, для чего они совершали рискованные походы в другие казармы. Ночами они тайком выбирались из подвала и собирали патроны у убитых – и наших бойцов, и немцев. Это было опасно и страшно, но что делать?

Однажды во время такой вылазки Валя и Нюра обнаружили тяжелораненого бойца-пограничника, лежавшего без сознания, и сумели дотащить его до подвала. Вместе с медиками они оказали ему первую помощь, привели в сознание, перевязали раны. Тут гитлеровцы вновь начали атаковать здание, и пограничник, взяв ничейную винтовку, припал к амбразуре и открыл огонь. Но он явно не рассчитал свои силы, потому как вскоре вновь потерял сознание. Тогда Валя подхватила винтовку и сама стала стрелять по врагам.

Так продолжалось изо дня в день: отражение атак гитлеровцев, помощь раненым, поиск медикаментов и боеприпасов… А еще была надежда, которая, к сожалению, угасала с каждым днем: что скоро вернется Красная армия, что она сокрушит и погонит прочь гитлеровские войска. Но хотя уверенности в скором возвращении наших войск с каждым днем становилось все меньше, все понимали, что немцам наших не сломить, что все равно в войне победит Советский Союз и его армия непременно сюда вернется. Только знать бы, когда это будет?

Между тем большие проблемы были с продовольствием и водой. Воду делили буквально по глотку, по порциям, и Валя нередко отказывалась от своей порции для раненых, для маленьких детей, которые больше всех страдали от жажды. К тому же люди в подвале не могли даже нормально спать: боевые действия продолжались и днем, и ночью. Немцы периодически отводили свои подразделения на отдых, а для наших бойцов бой казался непрерывным. От бессонницы кружилась голова, звенело в ушах. Это была нескончаемая пытка!

Оценивая сложившуюся обстановку, командование обороной крепости приняло решение, чтобы семьи комсостава – так они официально назывались – были выведены из крепости с белым флагом. Приказ этот относился и к Вале Зенкиной, и к Нюре Кижеватовой. Маленькие санитарки просили, чтобы их оставили с бойцами, но командир был непреклонен: в выводе из крепости была надежда на спасение, которой не имели те, кто должен был здесь остаться, сражаясь до конца.

Уходя, навсегда прощаясь с боевыми товарищами, Валя пообещала, что все равно будет бороться с фашистами – она найдет как, она сумеет!

После того как женщины и дети были выведены из подвалов, гитлеровцы направили их всех в концентрационный лагерь, где большинство из них погибло.

Но Вале каким-то образом удалось бежать, и она, в конце концов, вышла к партизанам. Всю войну Валентина Зенкина воевала в партизанском отряде и за свои боевые заслуги была награждена орденом Красной Звезды.

Случилось это в конце сентября 1941 года, когда уже целый месяц на подступах к столице Украины – Киеву продолжались ожесточенные бои с гитлеровскими захватчиками и в городе все привыкли к грохоту орудий. Несколько раз враги врывались на окраины Киева, но их атаки были отбиты, немцы несли потери и отступали. Однако, в конце концов, было объявлено о том, что Красная армия вынуждена оставить город – но скоро обязательно вернется!

В один из тех дней, когда войска уходили, к школьнику Косте Кравчуку, который спешил по каким-то своим делам, на улице подошли два красноармейца. Поздоровались, о чем-то спросили и смотрели на него очень строго, словно бы оценивали – мол, нужен он им или не нужен?

Костя и сам внимательно смотрел на бойцов: мало ли кто перед оставлением города может тут появиться, переодевшись в красноармейскую форму? Известно было, что гитлеровцы забрасывали в наш тыл десанты и что бандиты могли переодеваться в красноармейское обмундирование. Но лица у обоих были в копоти, глаза покраснели от усталости, гимнастерки выгоревшие и грязные. К тому же у одного из бойцов голова была обмотана почерневшим бинтом, у другого – рука на перевязи. Очевидно, отступали с боями от самой границы, были ранены. Оба – с автоматами.

– Ну, вот что, парень, – помедлив, сказал один боец. – Ты пионер?

– Пионер, – отвечал Костя.

– Тогда вот тебе боевое задание. Только о том – никому ни полслова. Поклянись!

– Честное пионерское! – сказал мальчишка.

– Хорошо, – одобрил другой боец. Он знал, что для пионеров такие слова – самая священная клятва. – Возьми вот это и сохрани до прихода наших войск. Это – боевые знамена наших полков. Понял? Ты где живешь?

Костя назвал свой адрес.

– Значит, туда мы к тебе и придем, как только обратно вернемся, – сказал солдат и добавил: – Если живы будем. Ты жди.

Бойцы отдали ему два пакета – больших и тяжелых, но мягких, какими бывают рулоны ткани.

– И никому! Ничего! Ни матери, ни отцу…

– Папка на фронте, – уточнил Костя. – Воюет где-то.

– Тогда отцу – можно, – отвечал боец. – Но только когда сам сюда придет. Прощай, парень. Удачи тебе.

Они пожали Косте руку на прощание и быстро пошли вдоль улицы, несколько раз оглянувшись на ходу, словно бы старались запомнить его получше. А Костя поспешил домой. Жил он на окраине города, в белой хате-мазанке с огородом и садом.

Подбежал к забору, остановился. Увидев, что во дворе никого нет, быстро зашел в хату, спрятал оба свертка в сенях и прошел в дом.

Той ночью он почти не спал, все ждал утра – того времени, когда людям лучше всего спится. Когда же на улице чуть посветлело, он встал, оделся и тихо-тихо, чтобы не разбудить домашних, выскользнул во двор. Лопата и старая рубашка, в которую он завернул знамена, были уже приготовлены. Аккуратно сняв верхний слой земли с травой – дерн, он быстро выкопал под грушей глубокую яму, опустил туда свертки и все вновь закопал. Кусками дерна он замаскировал свой тайник, а оставшуюся землю рассеял по улице.

Все время, пока он работал, был слышен какой-то странный нараставший, приближающийся гул. Прислушиваться было некогда, но Костя понимал: это что-то очень плохое. И действительно, лишь только он подошел к избе, на улице показался угловатый серый танк с черным крестом на башне. За ним – еще один и еще… В Киев входили гитлеровцы.

Костя свято хранил свою тайну, не говоря о том ни братьям, ни друзьям. Зато сам он по несколько раз в день обходил грушу, убеждаясь, что все в порядке. Потом начались дожди, и мальчик понял, что знамена, спрятанные в земле, вскоре могут промокнуть, а потом – сгнить. Пришлось вновь не спать следующей ночью, чтобы под утро откопать свертки и перенести их в сарай, укрыть под поленницей дров.

Вскоре стало ясно, что это место совсем ненадежно. Холодало, и мать все чаще и чаще посылала

Костю в сарай за дровами. Ходили туда и соседи, так что мальчик стал бояться, как бы кто-нибудь ненароком не наткнулся на знамена. Пришлось выбирать новое место для тайника, и таковое нашлось довольно быстро: заброшенный колодец неподалеку от Днепра, на выгоне, где пасли коров. Чтобы как следует упаковать знамена, мальчик закрутил их в мешок, мешок укутал соломой и засунул в старую брезентовую сумку.

На следующий день после того, как все было готово, он под утро повел на выгон корову и, убедившись, что его никто не видит, опустил сумку в колодец и забросал ветками. Все! Теперь о судьбе знамен можно было не волноваться и спокойно ждать прихода Красной армии. Но не такой человек был Костя Кравчук, чтобы сидеть и ждать у моря погоды. Почти каждый день он появлялся неподалеку от колодца и зорко осматривал все вокруг – все ли нормально, не побывал ли тут кто чужой… Правда, потом ему вдруг помогли сами немцы, объявившие берег Днепра запретной зоной. Теперь уже народ здесь от нечего делать не бродил, зато самому Косте приходилось пробираться к тайнику с очень большим трудом.

И вообще, жить в оккупированном Киеве было тогда тяжело и страшно. Установили комендантский час, когда от заката до рассвета нельзя было выходить на улицу без специального пропуска, по городу ходили патрули, которые могли открыть огонь без предупреждения, проводились обыски и проверки.

В начале февраля 1943 года в Киеве в очередной раз начались массовые облавы и аресты, и однажды Костя Кравчук попал в такую облаву. Всех задержанных на улице горожан привели в какой-то двор, где объявили, что за убийство партизанами девятерых немецких солдат будут расстреляны 25 киевлян. Действительно, отсчитали 25 – и тут же расстреляли. Костя оказался двадцать шестым – ему, как и всем остальным, было сказано возвращаться домой. Как он дошел – сам не знал…

И еще раз он попал в облаву в октябре того же года. Сходил, проверил колодец, а почти у самого дома, когда казалось, что все опасности позади, был остановлен гитлеровцами. Опять всех согнали в какой-то двор, но теперь задержанным объявили, что их всех увозят на работы в Германию. Задержанных погрузили в кузова грузовых машин и отправили на станцию, где загнали в товарные вагоны.

Народу в вагоны набили очень много, и потому двери были приоткрыты, чтобы люди не задохнулись. Щель, разумеется, была такая, что взрослому человеку не выбраться, зато Костя протиснулся. Дождался, когда поезд замедлил ход, и прыгнул под откос. Хорошо, не убился и не покалечился.

До Киева он добрался почти одновременно с приходом наших войск. Убедившись, что гитлеровцы больше не вернутся, Кравчук побежал к колодцу и достал оттуда заветную сумку. Долго сидел и ждал дома – нет, не идут те солдаты. Неужели погибли? А может, просто адрес позабыли? Потом он ходил по городу, искал знакомых бойцов, но не нашел. Что тут поделаешь?

Утром следующего дня, надев белую рубашку и красный пионерский галстук, которые всю оккупацию пролежали нетронутыми, так что из рубашки он уже вырос, Костя пошел в военную комендатуру Киева. Пришел к дежурному, сказал, что срочно должен увидеть коменданта по важному и неотложному делу. И было, наверное, нечто такое серьезное и значительное в его словах и голосе, что дежурный офицер мигом согнал улыбку с губ и доложил полковнику Ивашкину о пионере, прибывшем «по важному и неотложному делу», и комендант распорядился пропустить его к себе в кабинет.

– Вот! – сказал Костя, положив укутанный в мешковину сверток на стол перед полковником, и не знал, что говорить и делать дальше.

– Что это?

– У вас есть ножик? – спросил мальчик удивленного коменданта.

– Возьми.

Дрожащими от волнения руками Костя распорол ножиком мешковину, достал и развернул два алых полотнища боевых знамен.

– Вот, приказано было сохранить!

Через несколько минут в кабинете коменданта собрался весь личный состав комендатуры, и все наперебой расспрашивали Костю…

В военном уставе сказано, что если воинская часть теряет свое знамя, она подлежит расформированию. Два стрелковых полка, которым принадлежали эти боевые знамена, полностью погибли в первые месяцы Великой Отечественной войны. Но так как знамена были спасены, то приказом Верховного главнокомандующего полки под теми же номерами были сформированы вновь.

11 июня 1944 года эти два новых полка уходили на фронт – война еще продолжалась. Осененные старыми боевыми знаменами, стояли вновь сформированные полки в парадном строю на центральной площади Киева. И перед всем этим строем был зачитан Указ Президиума Верховного совета СССР о награждении Кости Кравчука боевым орденом Красного Знамени.

11-летний Валя Паршутин жил на окраине города Тулы. Как и все его ровесники, он учился в школе, любил читать, ходить на спектакли Тульского театра юного зрителя и играть в войну. Друзья всегда избирали его командиром – Чапаевым, как они говорили. Еще Валя мечтал быть летчиком – самым лучшим, таким, как Валерий Чкалов, который летал быстрее всех.

Вскоре после начала войны Тула – знаменитый город русских оружейников – оказалась на острие одного из главных ударов гитлеровских войск. По плану немецких военачальников, танковые части, которые должны были взять Тулу, затем поворачивали на Москву, нанося удар с южного направления. А пока на город по несколько раз в день совершала налеты гитлеровская авиация.

Так что 1 сентября тульские школы оставались закрытыми: старшие ребята были мобилизованы на строительство оборонительных укреплений, младших родители старались вывезти из города. Вот и ребятишек Паршутиных их мама, Елизавета Петровна, отвезла в деревню к своему брату, подальше от Тулы. Здесь не было бомбежек и оставалась надежда, что немцы сюда не дойдут, потому как их обязательно остановят на подступах к Туле и дальше не пропустят.

Вернувшись, Елизавета Петровна была более или менее спокойна за детей, а через несколько дней вдруг заявился домой старший – Валентин, сбежавший от дядьки и добравшийся до города на попутном транспорте.

– Хочу защищать наш город! – уверенно заявил он.

– Куда тебе? Ты же маленький, – заплакала мама. – Никакого «защищать»! Тоже мне, защитник выискался. Без тебя обойдутся.

– А помнишь, мы про Гавроша читали? – спросил Валя. – Это тот отважный мальчик, который помогал восставшим в Париже и погиб на баррикадах?

Тут мама, вместо того чтобы успокоиться, вообще разрыдалась:

– Не пущу! Чтобы ты так же?.. Нет!

Но что она могла поделать, когда с утра до вечера работала? В это время никто не оставался без дела в городе, к которому приближался враг. Так что уже на следующий день Валя убежал на позиции красноармейцев, ведь до них было рукой подать. Точнее, это были не регулярные бойцы, а ополченцы – отряд Тульского рабочего полка, вставший на защиту своего города. Познакомившись с ними, мальчик уверился, что его место среди бойцов. Вечером он вернулся домой в старой армейской пилотке с красной звездой, а его потрепанный ватник был подпоясан солдатским ремнем.

Скоро уже к городу подошли гитлеровцы и начались ожесточенные бои на подступах. Ну а в бою, как известно, лишних людей не бывает, тут каждому, кто не трус, найдется работа. Парнишка выполнял обязанности связного, под огнем противника перебегая от окопа к окопу, чтобы передать приказы командиров. Он также приносил на позиции воду, а если надо – тащил на себе и патроны, и гранаты, и даже тяжелые коробки с лентами для пулемета «Максим». Своей смелостью, веселым, неунывающим нравом, желанием помочь всем и каждому Валя очень полюбился бойцам, которые прозвали его Тульский Гаврош.

29 октября 1941 года Валя ходил сияющий – ему исполнилось 12 лет. Праздник свой он начал по-боевому: попросился сходить в разведку в поселок Рогожинский, что неподалеку, высмотрел, где находятся немецкие огневые точки.

А когда он вернулся и доложил командиру, по позициям ополченцев ударил вдруг немецкий пулемет, установленный на церковной колокольне. Церковь стояла на взгорке, так что для пулеметчиков все наши окопы были как на ладони. Туляки оказались прижаты к земле пулеметным огнем. По колокольне открыл ответный огонь «Максим», но достать врага за метровыми по толщине стенами было очень трудно. Поэтому нашим пулеметчикам нужно было стрелять как можно больше – это отвлекало врагов, заставляло их нервничать, да и была вероятность задеть кого-то из немецких пулеметчиков.

Однако вскоре у «Максима» кончились патроны. Два бойца побежали за ними в тыл, но попали под немецкий огонь и, очевидно, погибли.

– Товарищ командир, – обратился к ротному Валя. – Я маленький, ловкий, немцы меня не заметят. Разрешите сходить?

Очень не хотелось командиру посылать мальчишку на опасное дело, но другого выхода не было: пулеметные очереди хлестали по окопам, туляки несли бесполезные потери.

– Давай, Гаврош! – скрепя сердце, сказал командир. – Но очень, очень осторожно! Я тебя прошу!

– Ясно, есть! – по-военному ответил парнишка, вскинув руку к пилотке.

Ползком, укрываясь за всякими предметами, Валя добрался до пункта боепитания, взял несколько коробок с лентами и пополз обратно…

Как много хороших слов сказали ему бойцы, когда он, смертельно усталый, запыхавшийся, возвратился на позицию. Вскоре «Максим» застрочил вновь, отвлекая внимание гитлеровцев.

– Я еще принесу патронов! – сказал мальчик и пополз обратно в тыл.

Так он сходил еще два или три раза и, наверное, поверил в свою везучесть. А может, уже просто настолько устал, что не было сил ползти, и один из участков своего опасного пути Валя решил пробежать. Он встал, сделал несколько шагов – и упал, сраженный пулями.

– Фашисты не возьмут Тулу, мы победим! – это были последние слова юного героя Вали Паршутина, который навсегда вошел в историю своего родного города под именем Тульский Гаврош.