Текст книги "Юные герои Отечества"

В военной истории второй подобный подвиг неизвестен. Ни в одной армии мира, ни в какие другие времена ни один отважный солдат не сумел сделать такого! А тут – простой мальчишка… Но, к сожалению, его подвиг оказался забыт – как забыта почти вся мировая война. Что стало потом с юным героем, как сложилась его судьба – сегодня не скажет никто.

Был в одном из пехотных полков Русской армии такой мальчишка – Шурка Червятник. Родился и жил он в Ташкенте, центре тогдашней Сырдарьинской области, а как и зачем приехал в Центральную Россию и как оказался в полку – неизвестно. Однако он здесь прижился, полюбился солдатам, потому что не только ел сытную солдатскую кашу, но и никакой работы не боялся и любое опасное поручение выполнить мог. Хотя, вообще-то, на войне не опасных поручений не бывает: вражеская пуля и в тылу солдата достать может. Зато особо опасных заданий здесь очень много дают: и «в секрете», наблюдая за противником, у самой передовой посидеть, и в разведку пойти – за линию окопов, во вражеский тыл. Мальчишке, кстати, сходить в разведку было проще, чем взрослому бойцу. Он ведь маленький, кто на такого внимание обращать станет? Это ж не казак с бородой и не усатый пехотинец.

И вот однажды, это случилось еще в первый год войны, отправился Шурка в разведку. Пошел он в военной форме: во-первых, ночь была, темно, и он надеялся, что в темноте его немцы не заметят; во-вторых, мальчишки на фронте всегда старались в форме ходить, чтобы каждый видел, что это не просто какой-то пацан приблудный бродит, но солдат Русской армии. Накануне был бой, наши бойцы свои окопы оставили, отошли, заняв другие позиции, укрепились на них, но германцы больше наступать не стали. Вот и попросил командир Шурку разузнать, где враг стоит и не готовится ли к новой атаке.

Немецкие позиции остались далеко, верстах в шести-семи от наших войск. Шел Червятник, прислушиваясь, чтобы к немцам не попасть, и вдруг в темноте наткнулся на труп русского солдата. Страшно стало? Конечно. Но Шурка уже много чего повидал и попривык. Споткнулся он, чуть не упал, а когда рассмотрел, то его аж пот прошиб: возле убитого лежало полковое знамя. Значит, это знаменщик, подпрапорщик! – понял мальчишка. За время своей службы он успел узнать, что боевое знамя – это не просто полотнище с ликом Христа Спасителя, а воинская святыня, символ войсковой части. Пока есть знамя – считается, что полк живет, пусть даже и один знаменщик в живых остался. А вот если знамя потеряли, то полк будет расформирован – невзирая сколько в нем народу осталось. Недаром же в военных сводках после победы всегда писалось так: в бою взято столько-то знамен, столько-то пушек и пулеметов, столько-то пленных… Потерять знамя считалось самым большим позором.

Но как возвратить знамя к нашим позициям? Оно большое, прибито к деревянному древку многими гвоздиками, так что целым его не донесешь и от древка не оторвешь. А времени было мало, враги совсем рядом. Тогда юный разведчик достал из-за голенища сапога ножик и отрезал полотнище от древка. Потом снял ремень, гимнастерку, обмотал знамя вокруг себя, а сверху вновь надел гимнастерку и амуницию.

И ведь как успел! Лишь только он пошел дальше, как невдалеке зажегся прожектор, и яркий слепящий луч пополз по земле. Раз – и солдатик оказался в этом луче, от которого на ровном поле никуда было не скрыться. Тут застучали копыта, появился разъезд германских кавалеристов. Может, будь Шурка в крестьянской одежке, немцы бы его отпустили, а так – взяли в плен. Отправили его на заставу. Там не было ни деревни, ни хутора – просто какие-то войска стояли. В отдалении от всех находились несколько наших пленных, которых охранял немецкий часовой.

Утром мальчишку должны были допросить, после чего могли и расстрелять – как солдата-разведчика, не глядя на возраст.

Но хорошо, что накануне был бой, и все очень устали. Пленные русские солдаты давно уже спали, рассудив, что утро вечера мудренее, да и германский часовой носом клевал. Притворился Червятник, что тоже спит, а сам с часового глаз не спускает. Клевал тот носом, клевал, да и замер. Понял мальчишка – уснул. Только хотел деру дать, как увидел, что неподалеку, аккуратно прислоненное к дереву, стоит свернутое немецкое знамя. Видимо, тому же часовому и его под охрану поручили. Шурка достал свой нож – хорошо, немцы не стали его обыскивать, так что не нашли ни ножа, ни драгоценного полотнища, обернутого вокруг тела, – и отрезал от древка теперь уже германское знамя. Схватил его, прижал к груди и тихо-тихо стал выбираться из неприятельского расположения. Когда же понял, что отошел далеко – побежал не таясь, со всей прыти. Заметили немцы, стали стрелять, но было поздно. Убежал. И пуля его не задела.

Знамена Шурка представил командиру полка.

К сожалению, как дальше сложилась судьба юного героя – неизвестно.

История сохранила немало случаев того, как русские воины спасали свои боевые знамена, как брали в бою вражеские штандарты. Но случая, чтобы в одном бою один солдат сумел и свое знамя спасти, и вражеское взять – ни разу не было! Только юный Александр Червятник совершил такой удивительный подвиг, о чем написали в 1915 году в газетах, но потом, к сожалению, позабыли.

Константин Томашевский учился в 5-й Петроградской гимназии, что находилась на Екатерингофском проспекте. Когда началась война, он вместе с двумя одноклассниками убежал на фронт – с воинским поездом добрался до Варшавы, а потом пешком до старинного польского городка Скерневице. Здесь гимназист записался добровольцем в 11-й Туркестанский стрелковый полк, который уже через два дня выступил на боевые позиции.

Стрелковая рота, куда был определен Костя, заняла окопы за селом Рыбным. Противник стоял всего в одной версте. Пули постоянно посвистывали над траншеями, заставляя необстрелянных солдат кланяться, вжимать голову в плечи. Страшно было, домой хотелось… Но за сутки пообвыкли, освоились, а потому, когда поступила команда атаковать немцев – пошли вперед даже с радостью. Первая атака, настоящее боевое крещение!

Но вскоре радость исчезла – немецкие пули стали бить по цепи, и некоторые солдаты упали. Одним из первых был убит капитан, командир роты. У русских офицеров была такая традиция – идти впереди своих солдат, подавать им пример. Немецкие и австрийские офицеры обычно шли за цепью, да еще и в отдалении, так что их погибало гораздо меньше. Команду принял поручик – полуротный, так называлась его должность. Он и привел роту к немецким окопам, повел стрелков в штыки – и противник был выбит. В пустых окопах нашли большой запас патронов. Так как в первый год войны нашим солдатам патронов и снарядов очень не хватало, а немецкие патроны подходили по калибру к русским винтовкам, все обрадовались.

Но тут старые, опытные солдаты закричали:

– Не троньте! Оставьте! – И рассказали, что немцы, зная про нашу беду с патронами, стали оставлять ловушки.

Германцы начиняли оставленные патроны пироксилином – взрывчаткой, и при выстреле те взрывались прямо в винтовках. Хитрый народ, коварный!

Очевидно, так оно и было задумано противником, потому как только наши солдаты в окопах расположились, по ним сразу же ударили немецкие пушки и пулеметы. Оказалось, что у немцев тут все было пристреляно, и они специально сдали эти окопы, а сами отошли на запасные позиции. В общем, ужас что делалось! Но дальше-то, как все понимали, будет еще хуже – противник, конечно, перейдет в атаку. А такого скорого нападения никто не ожидал, и патронов было мало – еще не успели поднести. Подумал полуротный и сказал Косте:

– Ты маленький, легкий – авось проскочишь! Беги к командиру полка, проси патронов. С Богом!

Отправился Костя Томашевский в тыл. По лощинам, по кустарнику, чтобы незаметно было. Где бежал, где полз… Вокруг пули свистели, шрапнельные снаряды в воздухе рвались, но юный герой оставался невредим. И только когда он уже был на самом конце рокового поля, рядом разорвался снаряд. Мальчишку обдало землей и горячим воздухом, ноги ему как обожгло, и он упал. Когда же пришел в себя, первым делом ощупал ноги – очень больно, но крови нет. Зато в голове сильно гудело. Понял Костя, что он не ранен, а контужен. Очень захотелось лечь и заснуть, но он подумал о своих товарищах, которые погибают в окопах, и пополз. Так и дополз до командира, доложил:

– Господин полковник, окопы взяты! Мы понесли серьезные потери. Срочно нужны патроны – противник готовится предпринять контратаку!

Командир полка хотел отправить его в госпиталь, но гимназист сказал, что он сможет идти и покажет самую безопасную и кратчайшую дорогу к позиции. Тогда ему дали в сопровождение пятерых стрелков, каждый взвалил на себя по два патронных ящика.

На позицию они поспели вовремя. Видя, что русские солдаты стреляют редко, немцы уже пошли в атаку. Пошли плотной цепью, не таясь – но тут-то и встретил их дружный залп почти в упор, здорово покосил их ряды. Противник, никак такого не ожидавший, растерялся и обратился в бегство.

А юного героя Костю Томашевского полковые товарищи на руках отнесли в лазарет. Командир полка представил его к Георгиевскому кресту.

Часть 3
Страна Советов

«На той единственной, Гражданской»

Историю своей родной страны нужно знать и уважать. Ведь все, что в прошлом – то было, а значит, как и все исторические события, оно произошло не случайно, и не нужно делать вид, что это все кем-то придумано.

Эта глава посвящена юным героям Гражданской войны, воевавшим на обеих сторонах – и красных, и белых. Из всех войн гражданская – самая страшная, потому что в ней участвует один и тот же народ. При этом люди не защищают свою родину от захватчиков, не приумножают ее территорию чужими землями – они воюют за свои убеждения, за тот политический строй, который им больше нравится. Причем, как не раз показала история, этот новой политический строй совсем не обязательно будет именно таким, как, идеализируя свою мечту, представляли это себе его горячие сторонники и самоотверженные защитники.

Говорят, что в гражданской войне не может быть героев, потому как люди воюют против своего народа. Вопрос сложный… В нашей Гражданской войне 1917–1922 годов и красным приходилось воевать против иностранных интервентов, которые высадили свои войска на территории бывшей империи и беззастенчиво грабили нашу страну; и белые не раз уничтожали всякого рода бандитские формирования, терроризировавшие мирное население. Всякое было, и про это забывать нельзя.

А наш рассказ – про ребят, которые честно и мужественно сражались в рядах обеих армий. Мы не обсуждаем их убеждения, а рассказываем про их беззаветную храбрость и реальные боевые подвиги.

Что бы сегодня ни говорили, но именно советская власть открыла для многих детей «из низов» – рабочих и крестьян – совершенно удивительные возможности. Люди, чьи предки из поколения в поколение обрабатывали землю, добывали уголь или руду, работали у станка и знали один лишь изнуряющий беспросветный труд, теперь, в новом социалистическом Отечестве могли выбрать иной жизненный путь. Они получали образование, становились учеными и конструкторами, военачальниками и писателями, мореплавателями и врачами… Подобное в прежние времена могло случиться только в качестве редчайшего исключения. За эти возможности, за свою «лучшую долю», за счастливую, как они считали, будущую жизнь и сражались в Гражданскую войну красноармейцы, в том числе и юные бойцы красных полков.

Помнится, была когда-то очень популярная песня с проникновенной мелодией и такими незамысловатыми словами: «За фабричной заставой, где закаты в дыму, жил парнишка кудрявый – лет семнадцать ему. Парню очень хотелось счастье здесь увидать. За рабочее дело он ушел воевать…» А далее в этой песне парнишка с верой в грядущее счастье погибает в боях.

Можно было бы сказать, что написана она точь-в-точь про Павла Андреева, да только ему и пятнадцати-то не было. Хотя, несмотря на свой юный возраст, Павлик, сын кузнеца, и сам уже давно был рабочим человеком.

Рабочие специальности в те времена фактически передавались по наследству, вот и Андреев-младший работал на заводе Михельсона, что в Замоскворецком районе Москвы (сейчас это завод Владимира Ильича), подручным кузнеца. Работа у него была не только очень тяжелая, но и вредная – «горячий цех», что называется. Возможно, раньше бы 14-летнего подростка – хотя точно и неизвестно, когда именно и во сколько лет он пришел в кузню, – к такому делу не приставили, но это был 1917-й, Россия уже четыре года участвовала в мировой войне, и все чаще в заводские цеха приходили вместо зрелых мужчин их несовершеннолетние сыновья. Хотя на подсобных работах дети всегда трудились с малолетства и фактически наравне со взрослыми.

А вот в красногвардейский отряд, который создавался в Замоскворецком районе в октябре 1917 года, Павлика не записали, потому что ему было лишь 14 лет. Сказали: молод еще, дома сиди, без тебя советскую власть установим. Андреев, однако, особенно не печалился и тайком от родителей, без всякой записи, явился к своим «михель-соновцам», чтобы вместе с ними сражаться, как он верил, за «светлое будущее трудящихся». Ведь за прошедшие четырнадцать лет своей жизни он ничего особенно светлого не видел, а большевики, поднявшие рабочих на восстание, обещали им впереди много хорошего. Но так, к сожалению, всегда бывает: когда идет борьба за власть, всем сулят золотые горы – только потом всё почему-то оказывается иначе. Ну да ладно, не о том речь.

Самыми упорными защитниками «старого мира» в Москве оказались юнкера Александровского и Алексеевского военных училищ – в основном юноши 17–18 лет, то есть не намного старше Павла. Фронту постоянно требовались офицеры, много офицеров, а потому в военных училищах теперь обучались не только дворяне, но и представители буквально всех сословий – в том числе дети крестьян и рабочих, и немало. Юнкера, как и все военнослужащие, принесли присягу – поклялись в верности Временному правительству и оставались этой присяге верны. Ведь как говорили в народе: «Не давши слова – крепись, а давши – держись!».

Красногвардейцы окружили баррикадами штаб Московского военного округа, что был расположен между улицами Пречистенкой и Остоженкой, и вели по нему беспрерывный ружейный огонь. Обреченные юнкера отстреливались, надеясь, что к Москве подойдут верные законному правительству войска и мятеж будет подавлен. На предложения сдаться они отвечали решительным отказом.

Павлик по малолетству и здесь выступал в роли подручного: приносил своим товарищам на позиции патроны, продовольствие, бинты для раненых. Когда же рабочие, оставляя на баррикадах свои винтовки, уходили греться в соседнюю чайную, юный красногвардеец, переходя с места на место, сам начинал постреливать то из одной винтовки, то из другой, создавая впечатление, словно бы на позиции оставалось много народу. И вообще, стрелять всегда интересно.

И вдруг после очередного выстрела винтовка упала за баррикаду, на ту сторону улицы, громко брякнув о булыжную мостовую. Не думая, что в ответ тоже стреляют, Павлик выскочил за ней на открытое пространство – и по нему ударил пулемет…

Как часто бывает, подлинная история вскоре обросла легендами. В одной серьезной книге, где рассказано о судьбе Павла Андреева, написано, что якобы «тело московского Гавроша пронзили 42 пули. Через трое суток он умер от ран». Очевидно, автор этих строк и представить себе не мог, во что превратилось бы тело 14-летнего мальчика, так изрешеченное пулеметными пулями, и жил ли он сколько-то после этого. В общем, с достоверностью можно сказать только то, что Павлик Андреев был ранен и умер от ран.

10 ноября 1917 года на Красной площади похоронили в братской могиле рабочих и солдат, погибших во время десятидневных боев на улицах Москвы. Был среди них и Павлик Андреев, так и не повидавший своего счастья.

Погибших в боях юнкеров погребли на братском кладбище, где ранее хоронили героев мировой войны. Тут можно вспомнить, что когда после поражения верных Временному правительству сил 3-я рота Александровского военного училища отказалась сдать оружие, все ее юнкера были расстреляны восставшими рабочими. Братское кладбище, на котором хоронили юнкеров, – оно находилось рядом с нынешней станцией метро «Сокол», – давно уже уничтожено.

Зато юный красногвардеец, участник октябрьских боев, не забыт – одна из улиц в Замоскворечье до сих пор носит имя Павла Андреева.

Со стороны война представляется красивой: гремят бои, совершаются подвиги, празднуются победы… Но вот когда она действительно приходит, то представляется уже совсем другой. Война – это смерть, часто нелепая и случайная, это разруха, пожары и голод. В общем, ничего красивого и хорошего.

Это произошло в ноябре 1918 года. Деревня Щугор, где жил Костя Никифоров – ему только-только пятнадцать исполнилось, – стояла на реке Печоре, неподалеку от Уральских гор. В таких далеких местах люди раньше жили тихо и хорошо, в достатке и спокойствии, своим мирком: никого не трогали, сами себя всем необходимым обеспечивали, да и им никто не мешал. Но началась мировая война, мужиков-работников стали забирать на фронт, все постепенно начало приходить в упадок. Однако та война была далеко, за тысячи верст от Щугора, а вот Гражданская сама на порог пожаловала. То в деревню красные придут, то белые, то бандиты какие-то – и все сначала мужикам хорошие слова говорят, много им всего обещают, а потом продукты требуют. И как откажешь, когда у каждого незваного гостя за спиной винтовка, а на поясе гранаты висят?

Но красные мужикам больше по нраву пришлись – правдивее, честнее всех показались. Да и народ это по большей части свой был: рабочие, крестьяне, а не пришлые офицеры-золотопогонники. Щугорцы решили красных поддерживать. Тем более что приехавший с отрядом комиссар сказал, что за Уральским хребтом, в большом торговом селе Ляпине, у белых собраны склады продовольствия.

– Мы, красноармейцы, эти склады отобьем, – говорил комиссар. – Хлеб заберем и раздадим его по голодающим деревням вашего Печорского края. А вам, мужики, надо снарядить обоз и послать его в Ляпино вместе с нами. Тогда мы все сразу сумеем вывезти.

Хорошие слова, правильные! Ведь в деревнях за год Гражданской войны все подчистую вымели, и люди голодали. Понятно, что красные и себя не обидят, но и мужикам хлеба дадут, не обманут – они народ справедливый. Да и без мужиков им самим ничего не сделать, даже дорогу через горные перевалы не найти – зима уже на Урале царила, все было снегом завалено.

С обозом тогда многие собрались ехать. И Костя Никифоров у отца попросился – тот разрешил и сам снарядил подводу.

Путь через горы был неблизкий и опасный: можно было и с колчаковцами встретиться, и на какую-нибудь банду напороться. Поэтому отряд постоянно высылал в разные стороны от дороги свою конную разведку, и Костя не раз ездил с красноармейцами. Конечно, разговоров по пути было много: о том, что большевики обещали отдать всю землю крестьянам, фабрики – рабочим, чтобы каждый мог спокойно свое дело делать и еще чтобы мир на всей земле был. А что человеку нужно, чтобы жить хорошо? В общем-то, немногое, если он человек нормальный и на золотых горах сидеть не собирается. Так что Никифоров чувствовал себя убежденным большевиком – борцом за новую, справедливую власть для трудящихся людей.

Когда через горы переходили – ветра начались, и так снегом мело, что в двух шагах ничего видно не было. Одежонка у большинства худая была, все промерзли, но бодрости не теряли – знали, что когда хлеб возьмут, то лучше и легче будет.

В Ляпино пришли под утро, сразу атаковали село с разных сторон, сбили колчаковские караулы. Бой был короткий и, как Косте показалось, какой-то бестолковый: одни постреляли, другие… а кто в кого стрелял – и не видно, потому как темно было. Только вспышки выстрелов сверкали, да несколько пуль просвистело над головой. Потом те, кто с той стороны стрелял, убежали, а красноармейцы остались. Вот и все. Ничего интересного.

Весь день грузили на подводы мешки с зерном, стараясь забрать как можно больше. Понимали: все, что не возьмут – заберут враги, когда возвратятся.

Ночь красноармейцы провели в деревне, а поутру тяжелогруженый обоз тронулся в обратный путь. И снова впереди и по сторонам движения высылалась разведка, потому как колчаковцы наверняка уже знали о нападении красного отряда. Костя опять в разведку попросился.

Действительно, белые готовились отбить захваченный обоз. У деревни Щекурья, что была всего в пяти верстах от Ляпино, разведка наткнулась на засаду. Вроде когда в деревню въезжали – ничего подозрительного не было, а потом вдруг колчаковцы разведчиков со всех сторон окружили. Их-то всего пять человек, вместе с Костей, а белых… Да кто их теперь сосчитает?

– Бросай оружие! – кричат. – Сдавайся! Живыми оставим!

Все так. Но если оружие бросить и руки вверх поднять, то отряд, ничего не подозревая, так в село и придет – прямо к белым в руки. Тогда отряд разгромят, а значит, хлеб не попадет в голодающие деревни. Если же начать стрелять, то в отряде услышат. Вскинули красные бойцы винтовки, выстрелили по врагам, и тут же по ним стали стрелять, разведка попыталась прорваться, проскакать по улице, но не удалось: кого-то сразу убили, кого-то ранили, всех коней перебили.

Потом, уже когда красный отряд атаковал деревню Щекурья и после упорного боя выбил оттуда белых, местные рассказали его командиру Ивану Зарубину, что два красноармейца и один мальчишечка залегли посреди улицы за убитыми лошадьми и долго отстреливались, и, кажется, это именно парнишка застрелил офицера, когда тот вышел из-за укрытия и предлагал им сдаться. Но тут белые бросились со всех сторон и перекололи их всех штыками.

Вот так, ценой своей жизни, обеспечили красные бойцы, а с ними юный разведчик Константин Никифоров, доставку хлеба голодающим крестьянам.