Текст книги "Тайны Сибири. Земля холодов и необъяснимых загадок"

Примерно те же верования держались и на юге, в государстве инков. Их государство Перу строго делилось на правильные части дорогами, идущими с четырех сторон света. В центральном храме в геометрической оси здания опять-таки стоял богато изукрашенный столб. Наконец, и древние перуанцы верили, что не просто их предки пришли с севера – само сотворение мира происходило с севера на юг.

В тех местах верили, что и у них был когда-то золотой век, когда правил человек (вернее, первый человек на земле) Кецалькоатль. Потом боги повелели ему вернуться на север, в свою обитель, и испить там напиток бессмертия, чтобы стать равным богам.

Этот «столб в центре мира» прекрасно знаком и в Старом Свете: загадочная колонна в средневековом храме Гроба Господня в Иерусалиме, непонятная без учета гипотезы о Гиперборее; японская колонна, по которой первая родившаяся на земле душа поднялась на небо; Мировой столб восточноарийских племен в Индии, Мост Чинват древних персов, Столб Талмуда, по которому жители земного рая поднимались в рай небесный и, проведя там субботу, возвращались на землю, чтобы повторить это через неделю…

Увы, многочисленные индейские книги исчезли без следа, исключения можно по пальцам пересчитать. Их старательно сожгли испанцы. Частенько это представляют как «варварство», уничтожение «памятников самобытной культуры». Но есть кое-какие смягчающие обстоятельства. Испанцы были детьми своего времени. А индейские культуры оказались очень уж самобытными. Основывались они на культе мертвых – и, как следствие, регулярных и многочисленных человеческих жертвоприношениях. Кстати, именно по этой причине испанцы так легко победили многолюдные, сильные царства ацтеков и майя. Людей для жертвоприношений и ацтеки, и майя в основном угоняли в немалом количестве с земель покоренных ими племен, в отношении которых держались, как сущие колонизаторы. Что местному населению было никак не по вкусу. Вот они и восстали, едва обнаружилось, что у «хозяев» появились серьезные враги. Испанцев была горсточка, но к ним присоединилось войско в несколько десятков тысяч человек из покоренных местными «империями» народов…

Испанцы нашли в столицах залитые засохшей человеческой кровью алтари, обнаружили в подвалах храмов огромные груды черепов. Узнали об одном из милых национальных обычаев, опять-таки весьма самобытном: с принесенного в жертву пленника сдирали целиком кожу, в нее, как в комбинезон, залезал верховный жрец и носился по улицам, возглашая хвалу своим кровавым богам. И культура зверских пыток процветала – сохранилось немало сосудов с изображениями, которые на ночь лучше не смотреть. От всего этого испанцы немного осатанели и уничтожили книги, как они полагали – сплошное вместилище «сатанинской скверны»…

Из песни слова не выкинешь – в паре древних текстов есть упоминания и о том, что гиперборейцы приносили человеческие жертвы, как позже и в Древней Греции, и в Древнем Риме…

Прежде чем продолжить рассказ соответственно хронологии, необходимо сделать отступление во времени и пространстве. Именно необходимо.

Еще в древности китайские буддисты описывали центр земли так: «В середине земли Джамбо-двипы есть центр (сердце), именуемый озером А-ньеоу-ло – «Анаватапти». Оно лежит к югу от Ароматных гор и к северу от Снежных гор (Гималаев) … Из его жилища вытекают четыре освежающих реки, окружающих Джамбо-двипу».

Эта небольшая цитата будет очень важной для последующего рассказа…

В Европе во второй половине и в конце XVI века появляются две карты, работы не какого-нибудь маргинала-сказочника, а человека, чье имя навсегда останется в истории географии, – Герхарда Меркатора (именно он изобрел «меркаторскую проекцию», по которой и чертятся современные карты). На обеих подробно и обстоятельно изображена земля со стороны Северного полюса – то есть Гиперборея. Северный Ледовитый океан полностью свободен ото льда. Гиперборея, правда, изображена не в виде «моста» от Сибири к Канаде, а в виде четырех огромных островов, окружающих Северный полюс полукругом. В центре – водоем, посреди которого, в точности на полюсе, изображена высокая гора. Из озера вытекают в океан четыре реки с крупными островами в устьях. Изображены горные цепи.

Такие дела. Гора на полюсе – в полном соответствии с представлениями древних индусов. Как и реки. Озеро в центре континента (а это именно континент), четыре реки – в полном соответствии с представлениями древних китайских буддистов…

Примерно так же (но чуть мельче) Гиперборея изображена и на карте 1531 года французского математика, астронома и географа Оронция Фине (Финауса). И на испанской карте мира конца того же XVI века.

В подлинности карт никто не сомневается, но о них предпочитают не упоминать, бросая что-то о «несовершенстве старинных карт». Между тем, если собрать все, что известно о Гиперборее из древних текстов самых разных народов, из преданий племен, разделенных океанами, карты выглядят как весьма достоверные, суммируя знания древних о Гиперборее. Такие карты трудно считать плодом фантазии. И сами по себе, трудом собственного ума картографов XVI века, они никак не могли появиться. Притом что европейские картографы, ручаться можно, не были знакомы с попросту не переведенными тогда «Авестой» и Ведами, Упанишадами и «Махабхаратой», не знали преданий Центральной Америки и многих других экзотических для европейцев уголков. Да и само существование иных из этих уголков было под вопросом: значительная часть океанов оставалась сплошным «белым пятном». Уже в XVIII веке Джонатан Свифт поместит придуманные им острова лилипутов и великанов, куда судьба заносила Гулливера, между Японией и Америкой. И многие книге верили всерьез, потому что тамошние морские пространства оставались неисследованными, писатели могли там помещать какие угодно земли, не опасаясь упреков в незнании географии…

Остается Европа. Не подлежит сомнению, что Меркатор, Фине и испанские картографы держали в руках старинные, не дошедшие до нас карты, книги, рукописи, а таковых – великое множество. Самых разных времен. Турецкий адмирал Пири Рейс, «возмутитель спокойствия», составивший в 1513 году карту, на которой изображены не открытые тогда европейцами берега Южной Америки и свободная ото льда Антарктида, честно писал: он использовал морские карты Александра Македонского (ни одна из них до нашего времени не дошла). Кстати, карта Пири Рейса подверглась проверке, как ни одна другая в истории человечества, – много лет работали специалисты-профессионалы, вооруженные последними достижениями науки по части составления и географической ориентации карт. И пришли к выводу: карта подлинная. (Что «ученый мир», в общем, снова не убедило…)

Так что и картографы XVI века, несомненно, опирались на какие-то старые, не дошедшие до нас источники. На первой карте Меркатора 1569 года очертания арктических земель, примыкающих к Северному Ледовитому океану, в отличие от Гипербореи, изображены довольно схематично. А вот на второй, изданной его сыном в 1595 году, – гораздо подробнее. И есть там кое-что, ставящее в тупик современных ученых. На второй карте изображен пролив между Азией и Америкой, моментально опознающийся, известный нам сегодня под именем Берингова. Меркатору вроде бы никак не полагалось о нем знать: пролив был открыт в 1648 году русским казаком Семеном Дежневым, отчет которого о плавании завалялся в архивах, где часть его была найдена столетие спустя, а часть – вообще во второй половине XX века. Так что пролив, ничего не зная о предшественнике, «переоткрыл» в 1728 году командор Беринг, датчанин на русской службе. На карты он лег в 1732 году, и только после этого известия о нем распространились в научном мире Европы. А вот Меркатор за сто тридцать лет до Беринга о проливе знал…

(Вообще, старые карты и связанные с ними загадки – отдельная увлекательная книга, не пересекающаяся с основными темами нашего повествования, так что о них мы говорить не будем.)

Итак… Если обобщить, суммировать и проанализировать многочисленные данные о Гиперборее (в том числе и не вошедшие в эту книгу, иначе она оказалась бы одной Гиперборее посвящена), что мы получим?

Собственно, ничего ненаучного. Ни капельки. Не так уж и давно, в исторически обозримые времена, климат в Северном Ледовитом океане был совершенно иной – никаких снегов и льдов, можно снимать два урожая в год. И там существовала обширная суша, погрузившаяся на дно океана опять-таки недавно, на памяти человечества (что с научными данными полностью согласуется). И там жили люди, создавшие, очень возможно, достаточно развитую цивилизацию: электрические батареи шумеров, «железные птицы» и «деревянные птицы» у эскимосов и русских, странный летательный аппарат Аполлона. Кстати, древнегреческий историк Диодор Сицилийский, как он писал, побывавший в Гиперборее, видел там храм Аполлона, откуда «Луна видна так, будто она близка к Земле, и глаз различает на ней такие же возвышенности, как на Земле». Рубите мне голову, но речь может идти только о телескопе. Не у одного Диодора можно прочитать об интересных астрономических наблюдениях, возможных в одном-единственном случае: если в распоряжении астронома есть телескоп. А если учесть, что при раскопках не одного древнего города найдены великолепно отшлифованные линзы…

Да и с микроскопом (или, по крайней мере, с лупой) древние должны были быть знакомы. При раскопках попадались ювелирные изделия с вовсе уж крохотными деталями, которые просто невозможно изготовить без увеличительного стекла. В том числе и в скифских курганах.

Сначала там и в самом деле жизнь была сытая и привольная. Потом в результате неизбежного перенаселения она стала скуднее, и часть гипербореев ушла на юг, дав начало многочисленным народам и государствам, сохранив память о беспечальном золотом веке. Потом обрушились холода и льды. Возможно, стали извергаться вулканы, и часть суши начала погружаться. Оставшимся пришлось уже бежать – о чем тоже сохранились воспоминания. Вполне возможно, в «зоне влияния» гипербореев по их инициативе появились и знаменитые огромные сооружения каменного века: Стоунхендж в Англии; целые поля высоченных камней-менгиров во французской Бретани. Историки до сих пор, несмотря на все усилия, не смогли подобрать им кандидатов в создатели.

Сюда же, возможно, относятся и многочисленные каменные лабиринты в Скандинавии, на Кольском полуострове, на Соловецких островах, как полагают, имевшие какое-то религиозное значение. Самый северный лет десять назад найден на Новой Земле – каменная спираль десяти метров в диаметре, старательно выложенная плитами в 10–15 кг весом. Были попытки объявить их этакими «неводами» – якобы туда втыкались палки, натягивались сети и рыба с приливом, идя по спирали, попадала в ловушку. Но это объяснение какое-то неубедительное: ловить обычным неводом дешевле и проще.

И наконец, в 20-е годы прошлого века некие следы древней цивилизации старательно искала на Кольском полуострове спецэкспедиция ОГПУ – конторы серьезной, не склонной ни к романтике, ни к особому полету фантазии. Увы, концов не найти: и инициатора экспедиции доктора Барченко, и начальника Секретно-политического отдела Глеба Бокия в свое время расстреляли. Рукопись Барченко исчезла, а знания Бокия (человека крайне интересовавшегося и тайнами древних цивилизаций, и многим другим «нетрадиционным») умерли вместе с ним. Не первый случай в истории, когда интересные знания исчезают бесследно.

Вернемся в Европу – средневековую и времен Возрождения. Очень похоже, память о Гиперборее никогда не погружалась в забвение. Вероятно, и в самом деле до появления карт Меркатора, Фине и испанцев существовали более ранние, а то и более древние. Убеждение, что арктические моря свободны ото льдов, было, такое впечатление, повсеместным и настолько сильным, что множество капитанов рвались в северные воды, пытаясь попасть из Атлантики в Индию и Китай либо вдоль побережья Азии, либо мимо побережья Канады. Так было бы гораздо ближе. И это стремление унесло немало жизней…

В 1553 году английский капитан Ричард Ченслер с тремя кораблями пытался проплыть нынешним Северным морским путем. Однако два корабля погибли во льдах, а третий, которым командовал сам Ченслер, отбросило бурей в Двинский залив. Чтобы не возвращаться с пустыми руками и клеймом неудачника, Ченслер пустился на откровенную авантюру: приплыл в Архангельск и заявил тамошнему начальству, что он не кто иной, как посол английской королевы к Иоанну Грозному, отправленный договариваться о налаживании торговли между двумя странами.

В те времена прокатывало и не такое. Так уж получилось, что авантюра принесла несомненную пользу: Грозный принял «посла», и они провели, говоря современным языком, предварительные переговоры, и в самом деле сулившие взаимную выгоду. Вернувшись в Англию, Ченслер чистосердечно покаялся в самозванстве. Королева Елизавета, женщина практичная, его простила и вновь направила в Москву уже в качестве официального лица. Ченслер стал зачинателем и торговли между Россией и Англией, и дипломатических отношений. Он погиб на обратном пути у берегов Шотландии, но русский посол, которого он вез, при кораблекрушении спасся.

Чуть позже уже голландский капитан Биллем Баренц трижды пытался пройти Северным морским путем. Две экспедиции оказались неудачными, а третья и вовсе трагической – Баренц вынужден был, столкнувшись с непроходимыми льдами, остановиться на зимовку на Новой Земле, где и умер. То, что его именем назовут море, он, разумеется, так и не узнал.

Жертв в Арктике хватало и у русских мореплавателей, плывших на восток от устья Оби или Енисея. Семен Дежнев в Тихий океан вышел благополучно, пусть и потеряв пару кораблей-кочей. Другим повезло гораздо меньше. В 1686 году бесследно исчезли три коча бывшего верхотурского воеводы Ивана Толстоухова, плывшего из устья Енисея на восток. Пару раз на арктическом побережье уже в советское время находили кресты над безыменными могилами или просто скелеты неудачливых мореплавателей – судя по обнаруженным там же монетам и прочим мелочам, они погибли еще до Дежнева и Толстоухова.

Экспедицию в высокие широты готовил и М. В. Ломоносов, вот только сведения о ней самые противоречивые: то ли она так и не состоялась, то ли корабли очень быстро вернулись, встретив все те же непроходимые льды.

Если Северный морской путь в конце концов был освоен советскими моряками, совершенно иначе обстояло с другим арктическим морем, некогда омывавшим берега Гипербореи, – канадским. Поиски Северо-Западного прохода, по которому рассчитывали попасть из Атлантики в Тихий океан, – почти сплошная цепь неудач и смертей.

Еще в XV веке существование такого пути предположил знаменитый английский мореплаватель Джон Кабот (он же – генуэзец на английской службе Джованни Габото), но, как ни искал, не нашел.

В XVI веке его путем пошли уже чистокровные британцы. Мартин, капитан не из последних, трижды возвращался ни с чем. Как и Джон Девис, чьим единственным достижением стало открытие пролива между Гренландией и Канадой, носящего и сегодня его имя.

В XVII веке ни с чем вернулись англичане Льюис Фокс и Томас Джемс. Здесь следует вспомнить и служившего в лондонской Московской торговой компании Генри Гудзона. Правда, Северо-Западный проход он искал, если можно так выразиться, кружным путем: в первое свое плавание вышел в Баренцево море между Шпицбергеном и Новой Землей – путем, каким некогда шел Баренц. Как и Баренца, Гудзона постигла неудача: наткнулся на сплошные ледяные поля и повернул назад.

В следующем, 1608 году он повторил рейс по тому же маршруту – и вновь пришлось вернуться. Еще через год Гудзон вновь вышел в море, на сей раз на службе голландской Ост-Индской компании. Ему предоставили свободу выбора: идти либо Северо-Западным проходом, либо к востоку мимо Новой Земли.

Должно быть, по уже сложившейся традиции, Гудзон сначала направился к Новой Земле и в третий раз наткнулся на непроходимые льды. И пошел к берегам Америки, к Ньюфаундленду. Никакого прохода не обнаружил и там. Правда, несколько открытий совершил. Именно он первым из европейцев вошел в нынешнюю Нью-Йоркскую бухту и открыл устье реки, впоследствии так и названной в его честь – Гудзон. (После его возвращения и отчета голландцы именно там основали город Новый Амстердам, довольно быстро ставший Нью-Йорком.)

Гудзон был искусным моряком, но человеком явно тяжелым и с людьми сходился плохо. Отношения с командой обострились настолько, что Гудзон, всерьез опасаясь бунта, решил вернуться в Голландию, а по дороге по какой-то надобности зашел в английский порт Дартмур.

Англичане в те времена (да и гораздо позже) не заморачивались ни толерантностью, ни политкорректностью, ни тем более играми в демократию. Они просто-напросто захватили корабль со всей командой, запретили Гудзону выезд из страны и поставили ультиматум: либо он всю жизнь так и просидит на их острове, либо поплывет совершать новые открытия, но уже под английским флагом и для Англии.

Так что Гудзон помимо воли вновь угодил на английскую службу. Ему дали небольшой кораблик с экипажем в 23 человека, а зная его скверный нрав, назначили старшим офицером своего надежного человека.

Все же нрав Гудзона хозяева Ост-Индской компании изучили недостаточно. Навязанного ему «надсмотрщика» Гудзон преспокойным образом высадил на берег в устье Темзы и ушел в открытое море. Недовольные этим моряки пытались поднять бунт, но на сей раз как-то обошлось.

Название кораблика «Дискавери» (что означает по-английски «открытие») поначалу себя оправдывало. Гудзон открыл пролив между полуостровом Лабрадор и островом Баффинова Земля. Потом корабль выплыл на свободное ото льда обширное морское пространство, которое сам Гудзон посчитал морем, так и записав в судовой журнал. На самом деле это был обширный залив, названный впоследствии Гудзоновым.

Залив, пролив, река… Я могу и ошибаться, но, по-моему, это рекорд – три раза имя капитана повторилось на географической карте, причем и залив был большой, и пролив солидный, и река немаленькая. Но все это Гудзону счастья не принесло…

Видимо, отношения с командой вновь обострились – назревал новый мятеж. Чтобы его пресечь, Гудзон высадил на берег моряка, которого считал зачинщиком, – на верную смерть, посреди ледяной пустыни. Вскоре судно было затерто льдами, и пришлось зимовать. Только через семь месяцев корабль спустили на воду и стали продвигаться на север. Через неделю бунт все-таки случился. Мятежники посадили в лодку (по другим источникам, высадили на необитаемом островке) самого Гудзона, его сына-подростка, сохранивших верность капитану старшего штурмана и шестерых моряков. В глухих необитаемых местах, без оружия и продовольствия… Спасательная экспедиция, посланная через год в те места, разумеется, никого не нашла.

Нельзя исключать, что в XVIII веке Северо-Западным проходом все же прошел корабль – но мертвый, с мертвым экипажем…

11 августа 1775 года американский китобоец попал в штиль возле огромного ледяного поля к западу от Гренландии. Ночью разыгрался сильный шторм, льды взломало, и команда китобойца увидела, что с ними сближается освободившийся из ледяного плена странный корабль, мачты и реи которого покрыты сверкающим льдом.

Поначалу суеверные морячки приняли его за «Летучий голландец» и изрядно испугались, но потом, все же пересилив страх, поднялись на палубу. Когда спустились в жилые помещения, зрелище предстало жуткое. На всех койках в кубрике лежали мертвые матросы – тела прекрасно сохранились из-за постоянного холода. Мертвый капитан сидел за столом в своей каюте над судовым журналом. На койке лежало тело женщины, а на полу – замерзший мальчик лет десяти, видимо, капитан, как в те времена часто случалось, взял в плавание всю семью.

Капитан хотел осмотреть и трюм, но моряки, напуганные всем увиденным, категорически отказались и дальше расхаживать по кораблю мертвецов. Когда они вернулись на китобоец, оказалось, что матрос, которому было поручено нести судовой журнал «Летучего голландца», по оплошности уронил его, садясь в шлюпку, и большинство страниц (промерзших насквозь, хрупких, как стекло) упали в воду.

Кое-что все же удалось узнать, изучая оставшиеся. Судовой журнал велся на английском. Корабль некогда отплыл в Китай обычным маршрутом – огибая Африку и Азию. Однако последняя запись гласила, что судно уже семнадцать дней как попало в ледяной плен, люди страдают от холода, сын капитана уже умер, а жена сказала, что холода не чувствует вовсе (первый признак смертельного замерзания). Приблизительное местонахождение корабля – где-то в ста милях к северу от мыса Барроу на Аляске.

Так и осталось загадкой, почему корабль не поплыл назад в Европу тем же привычным маршрутом, а оказался далеко на севере, где и угодил во льды. Возможно, капитан решил рискнуть и возвращаться в Атлантику не обычным, долгим путем, а пройти Северо-Западным проходом. Другого объяснения вроде бы и нет.

Даже если так, финал оказался печальным. Очень быстро кончились продукты (моряки с китобойца не нашли на камбузе ничего съестного), люди один за другим стали умирать от холода. И «мертвый корабль» все же прошел Северо-Западным проходом – но без единой живой души на борту. Так вполне могло случиться. Известен не один случай, когда дрейфующие льды перемещали вмерзший в них корабль на огромные расстояния. А время для такого путешествия было – произошло все это за тринадцать лет до того, как китобоец встретил «корабль-призрак».

О страшной находке доложили по возвращении домой. Но ни названия корабля, ни порта приписки так и не удалось установить – Арктика неохотно раскрывает свои тайны… Подобный «корабль-призрак» – далеко не единственный. Эскимосы, китобои и полярные исследователи не раз замечали вдали дрейфующие с ледяными полями, покрытые причудливыми ледяными сосульками суда – возможно, как и тот оставшийся неизвестным корабль, – плававшие так десятилетиями…

Эти экспедиции, как и почти все последующие, не имеют отношения к Северному Ледовитому океану (не считая Баренца и Ченслера), но я рассказываю о них подробно как раз потому, что они имеют прямое отношение к Гиперборее, ее наследию, то есть стойкой исторической памяти, благодаря которой сотни лет держалось убеждение, что арктические моря свободны ото льда и там можно отыскать большие острова.

В XIX веке плавания продолжались. У канадских берегов побывали опытные исследователи Джон Росс и Уильям Парри, позже – Джон Франклин. В полярных водах канадской Арктики плавали и русские корабли, точнее, бриг «Рюрик», под командой О. Е. Коцебу совершавший кругосветное путешествие.

Сами по себе эти экспедиции имели огромное значение для географической науки: исчезло огромное «белое пятно», когда-то занимавшее на картах весь север Америки, карты стали точными и на них появились очертания берегов, проливов, заливов, островов, рек. Вот только Северо-Западный проход оставался непроходимым…

В 1844 году английское Королевское географическое общество, решив добиться наконец какой-то ясности, стало снаряжать два корабля, которым предстояло пробиться от Гренландии вдоль берегов Канады к Берингову проливу.

Вот тут на сцене вновь появился Джон Франклин, безусловно заслуживающий подробного рассказа, а не беглого упоминания в числе прочих.

Это один из самых известных английских моряков XIX века. Свое первое морское путешествие совершил юнгой в четырнадцать лет. Девятнадцатилетним участвовал в 1805 году в Трафальгарской битве, когда адмирал Нельсон разбил франко-испанскую эскадру. Позже совершил два путешествия в Канадскую Арктику – долгие, по три года каждое, исследовал большую часть северного побережья Канады.

А вот потом его судьба совершила неожиданный зигзаг. Британская бюрократическая машина во многом ничуть не отличалась от русской, и порой ее логику понять решительно невозможно. Опытнейшего полярного исследователя, автора нашумевшей книги об Арктике назначили губернатором Тасмании – для Британской империи это было то же самое, что для Российской – Камчатка. Сонное захолустье на краю глобуса. Можно умереть со скуки или спиться (каковому занятию британцы порой предаются с тем же увлечением, что и русские).

(Кстати, именно так лорды Адмиралтейства (морского министерства) позже поступили с Фицроем, капитаном корабля «Бигль», совершившим двухлетнее кругосветное путешествие с Чарльзом Дарвином на борту. Капитана закатали губернатором в Новую Зеландию. Отличный мореплаватель, он оказался никудышным сухопутным администратором, вызвал едва ли не бунт, по требованию новозеландцев был отозван в Англию, вскоре сошел с ума и перерезал себе горло бритвой. Не одну Россию можно упрекнуть в небрежном отношении к своим талантам и неумении с толком их использовать…)

Франклин оказался покрепче – не исключено, на характер повлияли и боевое прошлое, и плавания в суровых ледяных областях. Не спился, не покончил с собой и не пал духом. Оказавшись в Англии и узнав о задуманной экспедиции, он стал добиваться, чтобы командование поручили ему, старому полярному путешественнику. Лорды Адмиралтейства поначалу отказывали, упирая на то, что Франклину вот-вот стукнет шестьдесят и для такой миссии он, пожалуй, староват. Сам Франклин стариком себя не считал и продолжал хлопотать, в чем его поддерживали другие полярные капитаны, в отличие от сухопутных лордов хорошо знавшие, на что он способен.

В конце концов Франклин получил из Адмиралтейства инструкцию, гласившую: «Правительство Ее Величества решило сделать дальнейшую попытку пройти северо-западным путем из Атлантического океана в Тихий и сочло удобным поручить Вам начальствование над обоими выделенными для этой цели кораблями «Эребусом» и «Террором». В соответствии с этим Вам надлежит, как только оба корабля будут готовы, выйти в море».

С технической точки зрения экспедиция была оснащена превосходно. «Эребус» и «Террор» кроме парусов имели паровые машины по пятьдесят лошадиных сил каждая. Не так давно вернулись из четырехлетней арктической экспедиции, где успешно противостояли сжатию льдами (к тому же Франклин распорядился усилить обшивку еще более). 129 офицеров и матросов (в том числе и люди с опытом полярных плаваний) тогда же были названы «цветом английского флота». Многие пошли добровольцами. Запас продовольствия был рассчитан на три года.

Это была на то время самая крупная английская экспедиция в Арктику. И до нашего времени остается крупнейшей трагедией в истории исследований Арктики…

Корабли ушли в море 19 мая 1845 года. Последний раз их видели китобои у западного побережья Гренландии в июле 1846 года: Франклин явно ждал, когда растают льды, преграждающие дорогу в пролив Ланкастер – единственный путь к канадским берегам. После этого никаких известий об экспедиции не поступало, и никто о ней ничего не знал.

Поначалу никто не беспокоился – нередки были случаи, когда в тех местах кораблям приходилось зимовать во льдах (как и самому Франклину). Когда прошло два года, опять-таки тревожиться не стали. А вот когда прошло три года и, по всем расчетам, продовольствие у экспедиции должно было кончиться…

Первым тревогу поднял известный полярник Джон Росс. И первую поисковую экспедицию возглавил его племянник Джеймс Кларк. Через два года он вернулся в Англию, обследовав значительную часть Канадского арктического архипелага, но ничего не нашел и ничего конкретного сообщить не смог, лишь то, что сейчас на севере «исключительно тяжелые ледовые условия».

В Адмиралтействе уже беспокоились всерьез. Была назначена солидная денежная премия за любые сведения об «Эребусе» и «Терроре». Что ни год в канадскую Арктику отправлялись многочисленные морские и сухопутные экспедиции: корабли британского военно-морского флота, китобойцы, суда, снаряженные за счет американских миллионеров. С двумя кораблями искать Франклина отправился, несмотря на свои семьдесят четыре года, полярный ветеран Джон Росс.

Клипер «Принц Альберт» снарядила жена Франклина леди Джейн – на собственные деньги (недостающие средства были собраны по подписке). Именно капитан клипера Форсайт и обнаружил (по наводке американского капитана Хавена) первые следы пропавшей экспедиции: пять круглых площадок, явные следы когда-то стоявших там палаток, кусок брезента, кусок каната. Находки тщательно изучили в Адмиралтействе, признав и брезент, и канат именно такими, какими пользовались в английском флоте. Точно было известно, что прежде этот район не посещала ни одна европейская или американская экспедиция. Речь могла идти только о стоянке Франклина…

Вскоре неподалеку обнаружили следы еще одной стоянки: сложенную из камней хижину, множество консервных банок, разорванную книгу и кусок английской газеты, вышедшей за полгода до отплытия «Эребуса» и «Террора». Чуть погодя последовала еще одна находка, можно выразиться, гораздо более убедительная: остатки довольно большого лагеря и три сложенные из каменных плит могилы, на которых значились имена матросов с обоих кораблей.

В Адмиралтействе стали подумывать, чтобы свернуть поиски, отозвать корабли и сухопутные поисковые партии. В том, что экспедиция Франклина погибла, за прошедшие с момента ее отплытия семь лет никто уже не сомневался.

Но тут руководитель одного из сухопутных отрядов Джон Рэй нашел новые следы. У одного из местных эскимосов увидел повязанную на шее в виде украшения ленту с форменного головного убора английского военного моряка. Принялся расспрашивать эскимосов. Многие охотно рассказывали: пять лет назад они видели в тех местах около сорока «белых людей», пробиравшихся к югу. Языка друг друга не понимали ни те ни другие, но белые сумели объяснить жестами, что их корабли затерты льдами и они пробираются туда, где можно рассчитывать поохотиться на оленей.

У тех же эскимосов Рэй купил серебряные ложку и вилку с инициалами Френсиса Крозье, капитана «Террора», заместителя Франклина, опытного полярника. На этом дело не кончилось. Едва по округе распространился слух, что «кавлунак» (белый человек по-эскимосски) покупает разные вещи, принадлежавшие другим, погибшим когда-то в этих местах кавлунакам, эскимосы понесли Рэю со всех сторон все, что у них нашлось: кусок моряцкой фланелевой рубашки, 23 серебряные ложки и вилки с инициалами офицеров обоих кораблей, компас, обломки золотых часов и обрывки золотой часовой цепочки. И еще немало рассказали о «кавлунаках», зимовавших на одном из островов, а потом пустившихся по снежной пустыне, умирая от холода, голода и цинги. Вид их был столь страшен, что эскимосы бежали от них в ужасе…