Текст книги "Аргонавт"
Автор книги: Александр Бушков
Жанр: Исторические детективы, Детективы
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
– И что это за соображения? – словно бы небрежно спросил Лоренс.
Бестужев рассмеялся ему в лицо:
– Милейший, я вас не считаю идиотом, отчего же вы полагаете таковым меня? Вы всерьез уверены, что я отвечу на вопрос, составляющий государственную тайну?
Лоренс пожал плечами. В его якобы простодушной улыбке легко читалось: «Ну, не проскочило, бывает…»
– Судя по тем суммам, которыми вы пытались меня прельстить, фирма, которая вас наняла, отнюдь не принадлежит к бедным и убогим, – продолжал Бестужев спокойно. – Однако вы, должно быть, согласитесь, что ни одна частная фирма, как бы она ни была богата, не может соперничать с великими державами, твердо решившими добиться своего… Согласитесь, я прав?
– Пожалуй, – кивнул Лоренс. – В ваших словах есть резон. Категории, действительно, неравны…
– В особенности когда персона вроде вас полностью в наших руках, – сказал Бестужев. – Здесь, как уже упоминалось, британская территория. Субинспектор Скотленд-Ярда пребывает в двух шагах от нас, – он небрежно кивнул в сторону двери. – Корабельный офицер прихватил с собой двух дюжих матросов на случай… возможных инцидентов. Впрочем, я не новичок в полицейской работе, видывал виды, и оружие у меня при себе. Хотя… Вы достаточно умный человек, чтобы не оказывать вооруженного сопротивления, – ну куда вы в случае чего денетесь с корабля? Мне достаточно позвать, чтобы они вошли и отвели вас в уютную каюту, у которой есть один-единственный, с вашей точки зрения, серьезный недостаток – она, изволите ли знать, запирается снаружи. Там вы и останетесь. Надолго. Вы вместе с нами пуститесь в обратный путь в Европу… Мы еще не решили, какая именно страна вами займется, Англия или Россия, но результат для вас в обоих случаях печальный.
– По-моему, это произвол, – сказал Лоренс.
– Никакой это не произвол, – сказал Бестужев. – Самый обыкновенный арест, произведенный на законных основаниях. Вы ведь не обладаете дипломатическими привилегиями, верно? Откуда…
– Для ареста требуются соответствующие бумаги, – сказал Лоренс. – Вполне возможно, вы в России и без этого обходитесь, но мы сейчас, слава богу, не на вашей территории, а на британской – ну, а британские законы на сей счет мне прекрасно известны.
– А морское право? – спросил Бестужев. – Капитан корабля вправе подвергнуть аресту любого пассажира при наличии достаточно веских оснований.
– И где же таковые?
– Имеются.
– Пустые слова, – сказал Лоренс с несомненной уверенностью. – Хорошо, я согласен с некоторыми вашими формулировками. В определенном смысле я действительно перешел дорогу тем самым государственным интересам двух великих держав, о которых вы вещали с таким пиететом. Но, черт побери, само по себе это не является преступлением. Я просто-напросто намеревался совершить заурядную коммерческую сделку, приобрести некий патент у его законного обладателя, ни в коей мере не нарушая законов. Я и представления не имел, что моя деятельность противоречит государственным интересам каких бы то ни было держав. В чем же мое преступление?
Он говорил прежним, бархатным, хорошо поставленным голосом так, словно находился на судебном разбирательстве и твердо намеревался выиграть.
Бестужев усмехнулся:
– Помнится, вы ночью вломились ко мне в каюту в сопровождении двух уголовных молодчиков и самым неприкрытым образом угрожали моей жизни…
Лоренс вздохнул, такое впечатление, облегченно:
– Ну, если вы намерены строить обвинение только на этом… Тысячу раз простите, но где доказательства того, что данное событие действительно имело место? У вас есть свидетели? Наша беседа запечатлена фонографом? Снята фотоаппаратом? У вас не осталось ни малейшей ссадины… Как вы можете доказать, что наша беседа – не плод вашего разгоряченного воображения? Я вам все равно не поверю, если заявите, будто в ту ночь в вашей каюте находился свидетель, – мы тщательно ее осмотрели, там не было посторонних…
– А что вы скажете об этом? – осведомился Бестужев.
Он встал, открыл саквояж и водрузил на стол старательно сработанный ящичек со взрывным устройством внутри.
Лоренс уставился на бомбу так, словно видел ее впервые в жизни – надо полагать, именно так и обстояло.
– Это еще что такое? – спросил адвокат с понятным удивлением.
– Ничего особенного, – сказал Бестужев. – Всего-навсего бомба. Обнаруженная представителями британской и российской полиции в каюте вашего доброго знакомого господина Кавальканти. Только не надо уверять меня, будто вы никогда в жизни не слышали этой фамилии и не знакомы с этим человеком. На сей раз у нас есть свидетели, которые подтвердят, что все обстоит как раз наоборот. Это человек Кавальканти провел ваших молодчиков из второго класса… Вот, кстати, о ваших молодчиках. Отдаю вам должное, вы – человек серьезный, весьма незаурядный противник…
– Спасибо за лестный отзыв.
– Пустяки… – сказал Бестужев. – Это не комплимент, так в самом деле и обстоит. А вот помянутые молодчики вам значительно уступают. Они-то как раз – мелочь. Уголовная мелочь, лишенная вашей юридической подкованности, вашей изворотливости, умения владеть собой, ума и всего прочего. Как опытный полицейский, могу с уверенностью сказать: таких субъектов обычно крайне легко колоть. Как адвокат с большим опытом, вы, быть может, со мной согласитесь? Точно так же, даже если сам Кавальканти – достаточно крепкий орешек, его подручные – в точности та же мелочь, с которой очень легко работается. И из ваших клевретов, и из людей Кавальканти мы без особого труда можем вытряхнуть столько отягчающего вас…
Пауза длилась всего несколько мгновений. Лоренс посмотрел ему в глаза:
– Вот и уличите меня, дорогой господин из тайной полиции! Уличите их показаниями. Обширными, неопровержимыми, чертовски отягчающими… Я что-то не вижу при вас ничего, похожего на бумаги со свидетельскими показаниями. Если вы опытный полицейский – а я готов признать, что так и обстоит, – отчего же вы не запаслись сначала кипой показаний мелочи, пришли ко мне к первому? Опытные полицейские таких просчетов ни за что не допускают. Следовательно, это не просчет, а что-то другое, совершенно другое…
Он уставился на Бестужева с нагловатой улыбочкой человека, прекрасно осознающего свое превосходство. Бестужев сохранил бесстрастное выражение лица, но про себя крепко выругался. Его противник, крючкотвор с немалым опытом, нащупал слабое место и ударил именно в него. Вся помянутая мелочь оставалась на свободе и никаких показаний, соответственно, не давала, мало того, Бестужев не был до конца уверен, что ему удастся убедить капитана с Исмеем произвести необходимые аресты и допросы по всем правилам…
Лоренс заговорил:
– Я вполне допускаю, что эта адская машинка действительно принадлежит… упомянутому вами синьору. Зная его пристрастие к подобным игрушкам… Однако мне совершенно ясно, что по каким-то своим соображениям ни вы, ни англичане не стали предпринимать официальных мер. Иначе вы непременно явились бы ко мне с кучей бумаг, с ворохом показаний… Мне сейчас совершенно неинтересно, почему вы поступаете именно так и какие у вас соображения. Важнее другое: вам нечего официально мне предъявить. Иначе предъявили бы уже… Боже мой!!! – внезапно воскликнул он с неподдельным надрывом, даже за голову схватился и просидел так, прикрыв глаза на несколько секунд. – Ну конечно же…
– О чем вы? – спросил Бестужев, стараясь сохранять полнейшее хладнокровие.
Лоренс убрал руки от лица и посмотрел на него, улыбаясь во весь рот:
– Я идиот, признаю. Я сыграл совершеннейшего дурака… Что поделать, с каждым может случиться, нет в нашем убогом мире совершенства… Теперь мне ясно. Коли уж вы не нанятый этой девицей авантюрист, не посланец конкурентов… Вы ведь тоже потеряли Штепанека, верно? Вы и англичане. Вы не охраняли его от нас, а все это время пытались его отыскать… Ну конечно, теперь все сходится… Я прав?
– Для вас это совершено неважно, – сказал Бестужев. – А теперь извольте выслушать меня внимательно. Да, по некоторым причинам мы никого не арестовали и не допрашивали. Пока что. Но мы, даю вам слово офицера, этим непременно займемся в самое ближайшее время.
– Вы еще не нашли Штепанека… – удовлетворенно улыбаясь, сказал Лоренс.
– Молчите и слушайте! – прикрикнул Бестужев. – Хорошо. Не нашли. Но найдем уже через пару часов, с нашими-то возможностями… Только вашего положения это нисколечко не изменит. Потому что нам нужны именно вы, именно вас я намерен сделать козлом отпущения.
– Почему? – спросил Лоренс уже совершенно другим тоном.
– Да попросту потому, что так – проще всего, – ответил Бестужев с милой, обаятельной улыбкой. – По большому счету, нас интересует только Штепанек. В любом случае Кавальканти не удастся устроить на судне взрыв, адскую машину мы изъяли, а запасной у него наверняка нет. По большому счету, нам неинтересны его молодчики и ваши подручные. Пусть с ними далее разбирается американская и итальянская полиция, если у нее возникнет такое желание. А вот вы, милейший, нас интересуете по-прежнему. Потому что нам нужно знать, кто вас послал, кто путается у нас под ногами. Логично, не правда ли? Вас я, будьте уверены, уже через четверть часа отправлю под замок. Согласен, в какой-то степени это будет чистейшей воды произвол – но что вы хотите от сатрапа из России… Независимо от того, будем ли мы при подходе к Нью-Йорку брать Кавальканти с присными, вы так и останетесь под замком и, как я и обещал, проделаете с нами обратный путь до Европы. Основания? Вот эта штука… – он подбородком указал на бомбу. – Кто в Америке узнает, что вы остаетесь у нас под арестом? Ваши подручные и банда Кавальканти, ага… Вы всерьез верите, что они ринутся в полицию рассказывать о вашей участи и требовать вашего освобождения? Нет, серьезно? В Европе… а вот в Европе я постараюсь, чтобы вы попали не в Англию, а в Россию. С англичанами я, думаю, договорюсь без труда, вы им абсолютно не нужны. У вас будет возможность познакомиться с тюрьмами Российской империи. Я не буду врать, что вас непременно отправят на сибирскую каторгу. Рано или поздно вас придется отправить восвояси – но до того вы хлебнете горя… Пусть произвол. И что? Каковы будут последствия? Вы настолько наивны, чтобы полагать, будто ваше правительство добьется моего наказания? Вы вроде бы имеете кое-какие познания о русской тайной полиции… Ну, что вы молчите? Высмейте меня, докажите, что все будет совершенно иначе! – ободренный молчанием собеседника, он продолжал холодно, резко, напористо: – А главное, вы провалите порученное вам вашими нанимателями дело, и ваша репутация оборотистого человека, как нельзя более пригодного для грязных делишек, получит неплохой урон… что для ваших финансов будет иметь самые катастрофические последствия. Никому не нужны неудачники, провалившие однажды серьезное дело… Не так ли, Лоренс? Мне необходим в этой истории козел отпущения. И я, уж простите, намерен отвести эту роль вам. Вы достаточно умны, чтобы не вопить и далее о произволе. Ну да, в который раз повторяю – произвол… Мы в России и не такое выделываем…
Американец молчал – и это была если не победа, то, по крайней мере, возвещавшие ее приближение фанфары. Бестужев встал и, сделав два шага к двери, продолжал так же холодно:
– У меня есть показания стюарда, есть бомба, и этого вполне достаточно. Сейчас я кликну матросов, офицера, детектива – и они без всякого уважения к вашей американской демократии препроводят вас под замок. И ваше будущее будет именно таким, как я его детально описал. Коли уж вы оказались дураком, не способным к компромиссам, вас и жалеть нечего… Все.
Он направился к двери, распахнул ее и громко обратился к инспектору:
– Пожалуй, этого господина все же придется…
Офицер сделал знак, и оживившиеся верзилы-матросы двинулись в каюту с самым решительным видом.
Бестужев выжидательно повернулся вполоборота к сидевшему за столом адвокату. И не особенно удивился, услышав вскрик:
– Подождите!
Особенного триумфа он не испытывал, но все равно, приятно выигрывать… Заступив матросам дорогу, глядя через плечо ближайшего на стоящих в коридоре, он громко сказал:
– Простите, я поторопился… Мы еще какое-то время поговорим наедине с этим господином…
Офицер приказал что-то на английском, и матросы попятились в коридор с выражением явного разочарования на лицах – очень возможно, им гораздо больше нравилось предаваться таким вот, пусть и непонятным им забавам, нежели выполнять свои рутинные нелегкие обязанности. Захлопнув за ними дверь, Бестужев вернулся к столу, сел и приятно улыбнулся:
– Итак, вы все же склонны к разумным компромиссам?
Адвокат мрачно таращился на него исподлобья:
– А что еще прикажете делать? Сделку вы мне все равно сорвали, это совершенно ясно, денег мне клиенты не заплатят ни гроша, какие у меня перед ними обязательства? Я не ангел и знаю за собой кое-какие грешки, но вот оказаться за решеткой в роли сообщника этого чокнутого итальянца с его бомбами – слуга покорный! Бомбы – это не мой бизнес, категорически… Что вы, собственно, от меня хотите?
Бестужев показал на другой стол, меньших размеров, в углу каюты:
– Там письменный прибор и бумага. Я не проверял, но вряд ли чернильница в каюте первого класса может оказаться без чернил… Садитесь и пишите: о ваших клиентах, о том, как они предложили вам завладеть изобретением Штепанека…
– Простите! – так и вскинулся Лоренс. – Я вас вынужден попросить соблюдать максимальную точность формулировок. Слово «завладеть», согласитесь, несет в себе некий криминальный оттенок, а уголовщиной я не занимаюсь. Мои наниматели поручили мне самым законным образом купить у инженера его патент и все сопутствующие бумаги…
– Бога ради, – сказал Бестужев. – Давайте соблюдать юридическую точность формулировок, ничего не имею против… Пишите о том, как ваши клиенты предложили вам купить изобретение. Подробно перечислите их имена и названия фирм. И, разумеется, составьте, если можно так выразиться, отчет о проделанной вами работе: как вы с помощью Кавальканти вместе с вашими молодчиками вторглись ко мне в каюту… Что такое? Опять не те формулировки?
– Ну конечно, – мрачно сказал Лоренс. – Мы нанесли вам визит и сделали деловое предложение, от которого вы отказались… Именно так. Должен же и я получить какие-то выгоды за то, что пошел на компромисс?
– Ну вы и жук, – покрутил головой Бестужев. – Вы получаете уже ту выгоду, что остаетесь на свободе… Ладно. Вы нанесли мне визит… Все равно, подробно опишите, каким образом ваши… ассистенты проникли в первый класс. И роль Кавальканти в событиях не забудьте должным образом отразить.
– С удовольствием, – язвительно бросил Лоренс. – Эта особа благородного происхождения меня нисколько не заботит… Но про бомбу я ничего писать не буду. Я и в самом деле ничего о ней не знал, пока вы ее не притащили…
– Не пишите о бомбе, – сказал Бестужев с величайшим терпением.
– Должен предупредить: я пишу по-французски гораздо хуже, чем говорю, получится несколько коряво и безграмотно…
– Ничего, – сказал Бестужев. – Лишь бы было разборчиво и содержало все, что мне от вас нужно… Ну? Или вам опять что-то препятствует?
– Да нет…
– Тогда за дело, черт возьми!
Вздохнув, адвокат нехотя поплелся к письменному столу, уселся, открыл крышку чернильницы. Бестужев терпеливо ждал, барабаня пальцами по столу и стараясь не выпускать Лоренса из поля зрения, – мало ли какой отчаянный номер тот способен выкинуть, оказавшись у разбитого корыта…
Нет, все прошло гладко. Примерно через четверть часа Лоренс шумно отодвинул кресло, покосился на Бестужева:
– Извольте…
Бестужев наскоро пробежал взглядом исписанные листки: почерк крайне разборчивый и аккуратный, но ошибок во французских словах и в самом деле предостаточно. Впрочем, это не имело никакого значения…
– Да, это то, что нужно, – кивнул он. – Все эти господа и фирмы, я так понимаю, имеют отношение к кинематографу?
– Самое прямое.
– Я уже успел уяснить, что главный доход извлекается не из производства фильмов, а из их показа в кинотеатрах…
– Совершенно верно, – не без сарказма ответил Лоренс. – Вы удивительно точно ухватываете суть дела…
– И изобретение Штепанека действительно нанесет огромный ущерб этим доходам?
– Не то слово. Хейворт зол на них, как черт, за то, что его не пустили в этот бизнес, и жаждет отомстить. С его деньгами и хваткой он способен причинить моим клиентам… бывшим клиентам серьезнейший ущерб. Правда, вас это наверняка не интересует?
– Совершенно не интересует, – чуточку рассеянно ответил Бестужев, тщательно складывая листы вчетверо и пряча их в карман. – Это ваши американские дела… Ну что ж, позвольте откланяться.
– И не забудьте эту гадость, – кивнул адвокат на саквояж с бомбой. – Мне она совершенно ни к чему.
– Ну разумеется, – кивнул Бестужев, подхватывая саквояж. – Я надеюсь, у вас достанет благоразумия не сообщать о нашем разговоре… и о ваших признаниях синьору князю? Насколько я знаю эту публику, он может на вас чертовски разозлиться и, чего доброго, схватиться за револьвер или стилет…
– Не учите ученого. У меня нет никакого желания получить нож под ребро от этих сумасшедших анархистов.
– Вот и прекрасно, – сказал Бестужев. – Всего наилучшего!
Выйдя в коридор, он самым деликатным образом раскланялся с офицером:
– Благодарю вас, вы мне очень помогли…
Тот коснулся пальцами козырька фуражки и, кивком приказав матросам следовать за ним, направился прочь. Инспектор, разумеется, остался. С любопытством спросил:
– Ну как? Он все написал?
– Конечно, – сказал Бестужев. – В его положении не побрыкаешься. Откровенно говоря, мне его показания абсолютно не нужны, я хотел этим достичь одного: чтобы он отныне сидел тихо, как мышка, и ни во что более не вмешивался. Так он, вне всякого сомнения, и поступит…
– А что же с этим… – инспектор кивнул на саквояж. – Так и будем с ней таскаться?
– Ну, а что прикажете делать? – пожал плечами Бестужев. – Придется еще какое-то время, пока не завершим главного… Пойдемте к капитану. Нужно посмотреть, как у них идут поиски, поторопить при необходимости. И еще… Мне нужно будет раздобыть у него пустующую каюту второго класса – а если свободных нет, то, на худой конец, и третьего, я не привередлив и не стремлюсь к роскоши…
– Кавальканти… – понятливо кивнул инспектор.
– Вот именно, – усмехнулся Бестужев. – Он очень быстро обнаружит, что был обокраден. На его месте я для вящего душевного спокойствия проверял бы саквояж всякий раз, возвращаясь в каюту после любой отлучки. Так и он поступает, наверняка. Подозреваю, наш титулованный друг, оставшись без бомбы, не на шутку разозлится. Так что мне лучше обзавестись убежищем, где в случае чего можно отсидеться…
Глава третья
Разнообразные ученые господа
Возглавлявший процессию Бестужев уже успел узнать, что за хитрость измыслила деятельная племянница богатого заокеанского дядюшки: оказалось, что несколько кают первого класса располагались и на другой палубе, совсем не на той, где находилась основная часть. Официально она именовалась палубой «Е». Именно там шустрая девица и заказала заранее три каюты – для себя, своего тяжко хворавшего мужа и путешествующего с богатыми супругами личного доктора. Никто из троицы кают своих практически не покидал – болящий по причине тяжкого состояния, а остальные двое в неусыпной заботе о нем должны были постоянно находиться поблизости. Завтраки, ужины и обеды им доставляли в каюты предупредительные стюарды. Так что, не обратись Бестужев к капитану со своей наглой выдумкой, он мог бы увидеть кого-то из троицы исключительно сходящими по трапу в Нью-Йорке, и никак не раньше. Если увидел бы вообще. Логическим завершением такой истории было бы заказать карету «Скорой помощи» и вынести закрытого одеялом «больного» в числе самых последних пассажиров. Коли уж Бестужев до этого додумался, наверняка и Луизе давно пришла в голову та же самая мысль. Опасным противником ее никак нельзя назвать, но умна, хитра и оборотиста, как сто чертей…
Роли были распределены заранее. Бестужев остановился у двери занимаемой «больным» каюты и сильно, настойчиво постучал. Чуть ли не в тот же самый миг распахнулась дверь соседней – господин доктор, он же телохранитель на службе у Луизы, надо отдать ему должное, свои обязанности нес исправно: он тут же выглянул наружу, держа правую руку под расстегнутым пиджаком.
Инспектор прянул к нему неожиданно ловко и быстро для своих лет и мнимой неуклюжести. Вмиг локтем левой руки прижал горло, правой выхватил из-под пиджака приличных размеров пистолет, потом сильным толчком отправил мнимого эскулапа внутрь каюты, куда следом за ними тут же вошли и захлопнули за собой дверь двое дюжих матросов.
Открылась дверь третьей каюты, показалась Луиза, оружием вроде бы не обремененная. Не давая ей выйти, тот самый помощник капитана, что уже ассистировал Бестужеву во время визита к адвокату, прошел в каюту в сопровождении третьего матроса, и Бестужев слышал, прежде чем закрылась дверь, как офицер произнес по-английски что-то непонятное, но безусловно носившее приказной характер.
Там, одним словом, все было в порядке – а вот на стук Бестужева никто упорно не откликался. Не теряя времени, он выхватил ключ и сунул его в скважину, быстренько повернул, ворвался внутрь, на всякий случай держа руку поблизости от браунинга – инженер постоянно преподносил сюрпризы, откалывал совершенно неожиданные для человека его профессии коленца, нельзя исключать, что он, нахватавшись от Гравашоля вредных привычек, встретит незваного гостя с дудкой, как выражались шантарские воры-разбойнички…
Потом Бестужев убрал руку от потайного кармана и, усмехнувшись, сказал:
– Рад вас видеть, господин инженер. Сдается мне, слухи о вашей тяжкой хвори досужая молва преувеличила изрядно. На мой взгляд выглядите вы прекрасно, хоть в силовые акробаты записывай…
Штепанек стоял у стола, руки его были пусты, на нем красовался роскошный халат с атласными лацканами и поясом из крученого шелка с витыми кистями – барин, да и только… И лицо у него значительно изменилось – теперь это была надменная, можно даже сказать, чванная физиономия, вполне соответствовавшая роскоши первого класса, куда ворвался без спроса нахальный парвеню, коего следовало обдать ледяным холодом. Да, переменился наш инженер, ничуть не походил теперь на наемного фокусника в цирковом балаганчике или жалкого приживала у благородного барона Моренгейма…
Молчание оставалось ненарушенным. Эта гордая осанка и исполненный барской спеси взгляд не произвели на Бестужева ни малейшего впечатления – но инженер добросовестно пытался предстать значительной персоной, давным-давно перешедшей в иное жизненное качество, что бы там ни было в прошлом. «Он уже почуял запах огромных денег, – подумал Бестужев, бесцеремонно усаживаясь у стола, – он свыкся с мыслью, что отныне стал персоной. Ничего, и не из таких заблуждений случалось выводить субъектов и посолиднее…»
– Что вам угодно? – надменно вопросил Штепанек.
– Господи! – усмехнулся Бестужев. – Неужели вы стали таким важным и значительным, что более меня не узнаете? В самом деле? Мы встречались… вам напомнить?
– Я помню, что мы встречались, – сказал Штепанек. – Я, правда, совершенно забыл уже ваше имя и чин, невысокий какой-то…
Он посмотрел через плечо Бестужева в сторону двери с некоторым удивлением. Бестужев понял.
– Можете не рассчитывать, что ваши друзья придут к вам на помощь, – сказал он. – Не подумайте плохого, я не привел с собой каких-то там головорезов, наоборот, со мной судовой офицер, детектив из Скотленд-Ярда и достаточное для поддержки количество матросов. Я ведь не уголовный субъект, а, если вы помните, лицо официальное, с соответствующими полномочиями, убедившими и капитана, и английскую уголовную полицию… Помните? Да не смотрите вы туда, они не придут. Их предельно вежливо попросили побыть в своих каютах во время нашего разговора, и они не могли не согласиться с аргументами… Я, повторяю, официальное лицо, и разговор у нас насквозь официальный. Не хотите присесть? Я чувствую, беседа у нас выйдет долгая…
Штепанек сел. По его лицу легко читалось, что инженер, как любой в его положении, лихорадочно пытается найти какой-то выход. Вот только что тут на его месте можно придумать? Совершенно пиковое положение…
– Что вам угодно? – неприязненно бросил Штепанек.
– Боже мой, – покачал головой Бестужев, – неужели вы решили притворяться идиотом?
– Я не собираюсь притворяться идиотом, – сказал Штепанек. – Я спрашиваю, что вам угодно?
– То есть как? – сказал Бестужев без улыбки. – Ну это уж, простите, наглость неописуемая… Если вы не страдаете резким выпадением памяти и не стали за время плавания идиотом, вы должны помнить, что совсем недавно подписали с неким крайне СЕРЬЕЗНЫМ ВЕДОМСТВОМ Российской империи крайне серьезный договор, по которому взяли на себя серьезные обязательства – и получили в виде аванса крайне серьезные суммы. Среди порядочных людей подобные обязательства принято исполнять. Вы же исчезли от своих, назовем вещи своими именами, нанимателей… Только не говорите, что вас похитили, связав по рукам и ногам, заткнули рот кляпом, сунули в мешок и увезли… Действительно, сначала вас и вправду похитили. Однако потом вы нашли с вашим похитителем общий язык и начали с ним сотрудничать совершенно сознательно. А там в силу известных обстоятельств обрели полную свободу действий – но даже не подумали к нам вернуться или хотя бы уведомить о себе, наоборот, преспокойно уехали в противоположном направлении. Вы действительно полагаете, что подобное поведение сходит с рук, когда в игре такие ведомства и такие деньги? Повторю еще раз: нужно выполнять условия договора, который вы подписали без малейшего принуждения, и получили огромный аванс…
– Вы меня обманули, – сказал Штепанек. – Заплатили сущие гроши.
– Завидую вашей раскованности… Для вас такие деньги – это «гроши»?
– Слава богу, нашлись люди, которые знали настоящую цену моим изобретениям и моему уму.
– Ах, вот оно как… – сказал Бестужев, ощущая, как в нем поднимается глухая неприязнь. – Что ж, случается в жизни, когда появляются новые участники сделки и предлагают больше… Но обязательства, господин Штепанек… Вы, простите, прямо-таки обязаны их выполнять. Наша сделка была заключена совершенно законно, ее никто не собирается прятать от общественности… на вас, повторяю, не оказывалось никакого нажима, вы согласились на определенные суммы добровольно и, как я помню, с нескрываемой радостью. Мы были с вами предельно честны и ожидали такой же честности по отношению к нам. Мы же не детскими играми занимались, в конце-то концов, а заключили серьезную коммерческую сделку. На нашей стороне будет любой суд…
– Вот и обращайтесь в любой суд, по вашему выбору, – отрезал Штепанек. – Что до меня, то я готов вернуть вам аванс в Нью-Йорке, весь, до последнего гроша. А далее можете судиться, сколько вашей душе угодно. Не собираюсь ни воспрепятствовать в этом, ни скрываться.
– Понятно, – сказал Бестужев. – Рассчитываете, что ваш новый наниматель с помощью высокооплачиваемых адвокатов затянет процесс сколь угодно долго?
– А разве это невозможно? – с полнейшим бесстрастием спросил Штепанек. – Я же говорю: аванс вы получите назад. Можете обращаться в любой суд, хоть в Америке, хоть в Старом Свете.
– Я вижу, вы уже получили неплохие юридические консультации…
– Какое вам до этого дело?
– Я состою на службе, как вы помните, – сказал Бестужев. – И, как военный человек, выполняю приказы скрупулезно.
– Вот и доложите о нашем разговоре. Могу я попросить вас выйти вон?
– Так-так-так… – сказал Бестужев. – Вы знаете, у меня накопился изрядный опыт общения с трудными клиентами… И я достаточно знаю жизнь, чтобы понимать: когда человек, как вы сейчас, выказывает железную непреклонность, его бесполезно уговаривать и упрашивать…
– Рад, что вы достаточно умны, чтобы понимать такие вещи.
Бестужев легонько вздохнул – все уговоры, он прекрасно понимал, и в самом деле оказались бы бесполезны. Как и напоминания о честности в делах. Инженера давно уже понесло, смешно напоминать сейчас о порядочности…
– Ну что же, – сказал Бестужев. – А вот достаточно ли умны, вы, чтобы понимать, в сколь печальном положении очутились?
– То есть?
– В Австро-Венгрии вы, вот чудо, не совершили ровным счетом ничего противозаконного, – сказал Бестужев. – Разве что принимали участие в весьма предосудительных с моральной точки зрения развлечениях Моренгейма и его гостей, но закон против подобного бессилен. А вот во Франции… О, во Франции вы ухитрились впутаться в крайне тяжелые уголовные прегрешения… Я вас прошу, не делайте такого лица. И не придавайте себе вид оскорбленной невинности. Могу вас заверить, я знаю о ваших парижских похождениях практически все. Гравашоль вас похитил, верно. Однако, присмотревшись к вам, очень быстро понял, что гораздо разумнее вас использовать не в виде пленника, а в качестве вольного сообщника. Он замышлял покушение на жизнь итальянского короля во время визита его величества в Париж. А следить за перемещениями жертвы он намеревался с помощью вашего аппарата, которым должны были управлять, естественно, вы, собственной персоной. Гравашоль, сказать по правде, личность незаурядная – но он прекрасно понимал, что самостоятельно справиться с аппаратом не сможет. А принуждать вас угрозами к обучению ему, как человеку умному, показалось слишком рискованным. К чему угрожать, если можно купить? Вот он вас и купил, Штепанек. Нанял, если называть вещи своими именами.
– Что за вздор!
– Ну какой же это вздор? – спокойно произнес Бестужев. – Это не вздор вовсе… Он присмотрелся к вам, и вы договорились. В виде оплаты он вам передал бриллианты на изрядную сумму. Поскольку у него нет собственных алмазных копей, как и денег на законную покупку драгоценностей, он поступил, как привык – раздобыл камни, устроив налет на известного парижского ювелира. И бриллианты, конечно, при вас…
От него не ускользнуло непроизвольное движение руки инженера, скользнувшей – нет, не в карман халата за оружием, к поясу. Вскочив, Бестужев одним прыжком оказался рядом, выдернул Штепанека из кресла, поднял на ноги и принялся, распахнув халат, ощупывать его талию, приговаривая:
– Слово офицера, у меня нет порочных наклонностей, это чисто полицейский интерес…
Штепанек пытался сопротивляться, но силенок ему определенно недоставало. Бестужев в ходе этого импровизированного, поверхностного обыска быстро нашарил надетый под одежду инженера неширокий пояс, набитый чем-то мягким и шелестящим, похожим на ощупь на бумагу. Кроме того, там угадывалось нечто небольшое, твердое, если учесть предыдущий разговор, как две капли воды походившее на мешочек с драгоценными камнями…
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.