Текст книги "Музей боевых искусств"

Судя по невеселому выражению лиц конвоиров и Самохвалова, мое шоу в их глазах с треском провалилось. Не удалось мне развеселить публику. Но майор все еще на что-то надеялся.

– Ну, во-первых, – произнес он, выпятив нижнюю губу, – в отношении того, что по переулку с картинами бежали двое преступников, это еще бабушка надвое сказала. Охранники действительно подтвердили: когда преступники выскакивали из музея, полотна были в руках у двоих, а когда бежали по переулку, – у одного. Но, возможно, пока они были вне поля зрения работников ЧОПа, один злоумышленник забрал картины у другого. – Теперь Самохвалов уже поднял руку, пресекая мою попытку возразить. – А во-вторых, твое алиби еще доказать нужно.

Я развел руками.

– Так доказывай! Мой адрес у тебя есть, в какой квартире живет Лидия Ивановна, ты знаешь.

Майору, кажется, порядком надоело мое фамильярное обращение с ним, моя самоуверенность, да и мое нахальство тоже. Неожиданно он сверкнул глазами и, кивнув стоящему у дверей охраннику, рявкнул:

– В камеру!

Глава 3

Спустя полтора часа за мной в камеру снова пришли, но не два жлоба, а худосочный полицейский с погонами младшего сержанта на узких покатых плечах. Наручники надевать не стал, вывел из камеры и прогулочным шагом повел по лестнице, а потом и по коридору первого этажа. Отношение местных сотрудников РОВД ко мне явно изменилось. Не хочется обольщаться на сей счет, но что-то подсказывало мне, что я из разряда подозреваемых перешел в разряд свидетелей. Младший сержант в кабинет не вошел, кивнул на дверь и удалился.

Смахивающий на большую рыжую обезьяну, одетую в милицейскую форму, Джованни по-прежнему сидел в своем кабинете за столом. Не было конвоиров и у двери, и у окна, зато под окном на стуле сидел завуч нашей ДЮСШ Колесников Иван Сергеевич – большой и круглый, как самовар, – как сказал про него один из тренеров нашей спортшколы. Бывший легкоатлет, чемпион страны, а ныне заслуженный пенсионер, действительно очертаниями своей круглоголовой широкоплечей сужающейся книзу фигуры напоминал знаменитое изделие тульских мастеров со стоящим на нем заварочным чайником. Вызвали-таки старика на допрос. Колесников мужик нормальный, его у нас в спортшколе все уважают, даже неудобно как-то, что я перед ним в обличье бандита да еще с разбитой физиономией предстал.

Я слегка поклонился.

– Здравствуйте, дядя Ваня. Как дела на работе?

Голова у Колесникова круглая, а лицо на бульдожью морду смахивает.

– Паяц! – шлепнув толстыми губами, буркнул Иван Сергеевич с обиженным видом и отвернулся.

Конечно, малоприятное занятие для начальника с опером по поводу подчиненного, замешанного в истории с ограблением Музея искусств, беседу вести. Так что я к завучу не в претензии.

– Садись, Гладышев, – не глядя в мою сторону, произнес Джованни.

Прикрывая дверь, я почему-то подумал: «Интересно, если я с силой захлопну дверь, большие уши майора от толчка воздуха хлопнут на ветру?» Черт возьми, у меня проблем выше крыши, а в голову дурацкие мысли лезут. Но я на всякий случай дверь прикрыл осторожно, затем прошел к столу и сел.

– Твоя личность установлена, вон Иван Сергеевич помог, – кивнул в сторону Колесникова майор. – Соседка твоя вроде алиби тоже подтверждает, но я тебе не верю, а потому сделаю все, чтобы доказать твою причастность к преступлению. На, распишись, здесь и здесь. Это подписка о невыезде, – Самохвалов пододвинул мне лист бумаги и нахально подмигнул: – Гуляй пока.

Я победно-снисходительно улыбнулся, подмахнул бумагу и изрек с тоном дружеского совета:

– Вот что, майор, ты на меня драгоценное рабочее время не трать, а ищи-ка лучше настоящих преступников. Они оба за Новокузнецкой забор, огораживающий мусорку, перепрыгнули.

Майор смирился с тем, что я его на «ты» называл, а вот с тем, что учить его вздумал, смириться никак не мог.

– Ты мне не указывай, что делать, – буркнул он. – Оставь адрес той девицы, что у тебя сегодня ночевала, и проваливай!

«Раз про Дашкин адрес спрашивает, значит, в моей квартире ее не застали, – подумал я. – Не беда, все, что нужно, Дашка подтвердит, лишь бы она надолго не пропала, а то где ее искать, понятия не имею».

– Я узнаю адрес девушки и сразу же тебе сообщу, – пообещал я, поднимаясь. – И последний вопрос, товарищ майор, можно?

– Ну? – исподлобья глянул на меня Самохвалов.

– Сколько стоят похищенные картины?

– А ты что? – ехидно осклабился Джованни. – Прицениваешься, чтобы ворованное барыгам спихнуть?

Конечно же, майор давно понял, что я к ограблению Музея искусств никакого отношения не имею, а злился он из-за того, что ему не удалось спихнуть на меня дело.

– Обижаешь, гражданин начальник, – произнес я укоризненно, решив, что пришла пора обидеться. – Я честный парень, а если не хочешь говорить, то и не надо. – Я обернулся к Колесникову. – Пошли, дядя Ваня!

Кряхтя, завуч стал подниматься.

– Десять миллионов картины стоят, – неожиданно произнес Самохвалов. – В баксах, разумеется.

Моя нога, поднявшаяся было для того, чтобы сделать шаг к двери, застыла в воздухе, а широкий зад поднимавшегося Колесникова завис над стулом.

– Сколько-сколько? – спросил я так, словно майор сморозил глупость.

– И это по самым скромным подсчетам, – мрачно сказал рыжий опер.

Колесников вышел из столбняка раньше, чем я. Он разогнулся и со свойственными пожилым людям нравоучительными нотками в голосе изрек:

– А народное добро лучше охранять нужно! Наняли, понимаешь, дураков-охранников, провести которых проще простого оказалось. За мной, Гладышев! – произнес он тоном папаши, забирающего сына из учреждения, где с ним плохо обошлись, и прошествовал мимо меня к двери.

«Ну что, майор, выкусил?» – хотел я сказать, но сдержался и заспешил за завучем.

Из здания РОВД я вышел как белый человек, через парадный вход.

Во дворе на скамеечке в тени дерева сидела та самая девица, о которую я споткнулся, – источник, как я считал, обрушившихся на меня в этот день несчастий. Она, очевидно, ждала, когда ее вызовет к себе Самохвалов для соблюдения каких-нибудь формальностей, связанных с данными ею свидетельскими показаниями.

Я хотел сделать вид, будто не заметил девушку, и пройти мимо, но она поднялась мне навстречу. Девица, по-видимому, уже знала, что никакой я не отморозок, похитивший картины, а честный гражданин, угодивший в переплет, потому что смотрела на меня не так, как на улице Новокузнецкой, то есть не затравленно.

– Простите меня, – сказала она тихим, довольно-таки приятным голосом. – Все так неловко получилось.

В общем-то, девушка была ни в чем не виновата, но человеку свойственно обвинять кого-нибудь в своих бедах, а поскольку те двое, перемахнувшие забор, были далеко, то девица на роль козла отпущения как раз годилась.

– Бог простит, – бросил я, не разжимая зубов, и прошел мимо.

Пухлый Иван Сергеевич, заложив руки за спину, как колобок, катился в горку, вернее, перекатывался, а еще точнее, переваливался с боку на бок, тяжело ступая больными ногами. Колесников страдал болезнью спортсменов – варикозным расширением вен – результат перетренировок.

Я нагнал завуча и пристроился рядом.

– Ты бы хоть физиономию умыл, – посоветовал дядя Ваня, когда мы проходили мимо мраморного фонтанчика для питья. – А то по городу с тобой идти стыдно.

– А вы что, до дому меня провожать собрались? – якобы удивился я, наивно рассчитывая провести оставшуюся половину дня на своем диванчике, зализывая душевные и телесные травмы, полученные до обеда.

Иван Сергеевич намек понял, остановился и хмыкнул.

– Обойдешься, – сказал он, наклонился к будто застывшей хрустальной струйке воды и сделал глоток, вытягивая губы, как лошадь на водопое. Разогнулся. – Пусть тебя до дому та девица, с которой ты всю ночь пьянствовал и развлекался и из-за которой потом на работу проспал, провожает. А я тебя до спортзала провожу.

Я все еще на что-то надеялся.

– Но, дядя Ваня, я думаю, что заслужил…

– Ага, – ухмыльнулся одной половиной лица так, словно у него был флюс, завуч. – Выговор с занесением в личное дело за то, что утренние тренировки пропустил. Но у тебя еще есть шанс получить его без занесения, если после обеда отработаешь.

Завуч, конечно, шутил – выговоры, как и советские времена, безвозвратно ушли в прошлое. Уж и не помню, чтобы кто-то кому-то их объявлял, а уж тем более заносил в личное дело.

– Ну, что, я виноват, что так вышло? – произнес я банальную фразу школьника, оправдывающегося в совершенной шалости перед классным руководителем.

Иван Сергеевич обреченно махнул рукой.

– Ты никогда ни в чем не виноват, – выдал он не менее тривиальный ответ классного руководителя по тому же поводу. – Давай умывайся и догоняй!

Что ж, начальник всегда прав. Ладно, пусть завучу перед детьми стыдно будет за то, что в его спортшколе тренеры на работу с разбитыми физиономиями ходят.

Я смыл с лица засохшую кровь и двинулся следом за дядей Ваней.

Перпендикулярно центральной дороге с трамвайными рельсами посередине шла широкая, идеально ровная дорога метров пятьсот в длину, которая упиралась в большущие ворота с двумя солидных размеров мячами вверху по обеим сторонам от них и дугообразным перекрытием между ними, на котором рельефными буквами было написано «Стадион «Трактор». Мы с Иваном Сергеевичем прошли по дороге, миновали арку и, прошествовав к одному из расположенных на территории стадиона зданий, где располагались спортзалы для борьбы, нырнули в него. Завуч действительно проводил меня до моего рабочего места, так как двери его кабинета и моего зала располагались в одном длинном узком коридоре. Повезло мне с соседом.

До начала тренировки оставалось еще сорок минут, и я отправился в душевую кабину смыть с себя грязь, которая накопилась на мне за время пребывания в изоляторе временного содержания, а заодно уничтожить бомжовский запах, который впитали поры моего тела.

И вот тут под струями прохладной воды, лившейся из душа, я решил попробовать отыскать преступников, похитивших из Музея искусств картины. Не найти во что бы то ни стало, а именно попробовать отыскать. Не найду, и бог с ними, нет крайней необходимости землю носом рыть и из-под нее тех двоих с рулонами холстов доставать, чтобы от себя подозрения отвести. Нет у майора против меня ничего. Ну а если найду – честь мне и хвала! – утру нос оперу, а заодно удовлетворю свое любопытство. Хочется знать, кто были преступники и где теперь картины великих мастеров, любоваться которыми по милости трех отморозков лишились возможности два миллиона граждан нашего города.

Выйдя из душа, я, взявшись за два конца полотенца, некоторое время разгонял бегавших по моей спине мурашек, образовавшихся от холодной воды, затем насухо вытерся и, переодевшись в спортивный, не пахнущий бомжами костюм, покинул тренерскую раздевалку.

В большом прямоугольном зале, застеленном борцовским ковром так, что оставалось место для кое-каких спортивных снарядов, было пустынно.

Я пробежался по спортзалу, слегка размялся, затем качнулся на снарядах, с удовольствием ощущая, как мышцы твердеют, наливаются силой, как в теле появляются легкость, упругость.

Начали собираться мои ученики. Первыми ласточками были впорхнувшие в спортзал, уже переодетые в спортивную форму трое подростков или, скорее всего, не три ласточки, а два откормленных голубя и один воробушек. Именно так на фоне двух крепышей-сверстников смотрелся Славка Минаев – тощий пацан с большими глазами, веснушками и толстыми губами, которыми в самый раз с кустов смородину обирать. Это он бежал за «Опелем» по Новокузнецкой и заглядывал в окно машины.

Я махнул рукой, подзывая пацана, и, когда он приблизился, сказал:

– Пойдем, Славка, поговорить нужно.

Приобняв мальчишку за плечи, я повел его на ковер в угол зала, где стояла гимнастическая скамейка. Усевшись на нее, мы прислонились спинами к стене, обитой по периметру зала, примерно на высоте полутора метров, матами, чтобы, если кто из борцов во время тренировки врежется в стену, не ушиб себе чего.

– Я знаю, Игорь Степанович, о чем вы со мной поговорить хотите, – шлепнув толстыми губами, сказал Славка. – Вы хотите, чтобы я язык за зубами держал, никому не говорил о том, как вы гробанулись на дороге и как вас потом в полицию забрали.

– То, что произошло на Новокузнецкой, – ошибка. Меня с другим спутали. Но ты действительно помалкивай насчет утреннего инцидента, не позорь тренера. А поговорить я с тобой хотел вот по какому поводу. – Я наклонился к парню и доверительным тоном спросил: – Ты же сегодня утром возле мусорки проходил, когда два мужика с рулонами холстов под мышками через забор перепрыгивали?

– Ну да, – с любопытством взглянул на меня Славка. – А что?

Я почувствовал легкое волнение.

– А ты не запомнил лица первого бежавшего человека?

Славка сделал сосредоточенное лицо, очевидно, пытаясь вспомнить облик бандита, но тщетно.

– Нет, Игорь Степанович, – сказал он, шмыгнув носом. – Первого не помню, я на него внимания не обратил, бежит человек и бежит, мало ли по дорогам людей бегает. А вот когда пальба началась, то на второго я уж во все глаза глядел. Так что его я хорошенько запомнил.

Я махнул рукой.

– Второго-то я и сам хорошо запомнил. Но, может, – я еще не терял надежды кое-что выяснить, – ты видел, куда те двое делись после того, как за забором оказались? С того места, где ты шел, часть обратной стороны забора должна была быть видна.

Парень сокрушенно покачал головой:

– Нет, Игорь Степанович, не видел. Когда бандиты забор перепрыгнули, я уже мимо мусорки шел.

Я прицокнул языком. Последняя зацепка и та накрылась. Что ж, значит, не суждено мне найти похитителей картин.

Я слегка хлопнул мальчишку по спине, сгоняя его со скамейки.

– Ладно, Славка, иди к ребятам, сейчас тренировку начнем.

Однако пацан не сдвинулся с места. Ему очень хотелось угодить своему тренеру, хоть чем-то помочь.

– Игорь Степанович, я-то не видел, – сказал он интригующе. – А вот Васька Шейнин, может, и видел. Мы с ним живем рядом, а учимся в разных школах. Выходим из дому утром в одно и то же время, половину пути вместе идем, а потом расходимся как раз у мусорки. Он за забором к своей школе топает, так ему ближе, а я прямо двигаю. Вот и сегодня, только мы с ним расстались, как эти мужики через забор перемахнули.

Я оживился, потрепал парня за загривок и воскликнул с подъемом:

– Ну, это же здорово, Славка! Как бы мне встретиться с твоим другом?

– Ну, – парень запустил в волосы пятерню и почесал затылок. – Сегодня уже не успеем, а вот завтра я Ваську в спортзал приведу.

– Подходи со своим дружком после уроков, тогда и поговорим.

В спортзале было уже полно детворы. Я поднялся и окинул воспитанников строгим взглядом.

– Становись! – рявкнул я громовым голосом и прошел на середину зала.

Глава 4

После тренировок я переоделся в пахнущую бомжами одежду и покинул стадион. На стоянке у центрального входа стадиона меня поджидала все та же девица, о которую я споткнулся. Вот прицепилась. Я уверенным шагом направился к ней, решив раз и навсегда отбить у нее охоту таскаться за мной. Девушка поджидала меня со смущенным видом, переминаясь с ноги на ногу. Видя, что я настроен агрессивно, девица и вовсе растерялась. Она шагнула мне навстречу и пролепетала:

– Игорь, мы в прошлый раз с вами не договорили. Я все же хочу извиниться перед вами…

– Послушай, красавица, – остановился я и сверху вниз уничтожающе глянул на девицу. – Ты, как тот чиновник из рассказа Чехова «Смерть чиновника», покою мне не даешь…

– А, знаю, – неожиданно захихикала девица. – Рассказ о том, как чиновник один в театре чихнул на лысину генералу, а потом долгое время ходил за ним и извинялся до тех пор, пока не умер.

– Вот-вот, – чему-то усмехнулся и я. – Считай, что я тебя простил.

– Ну, вот и хорошо! – подхватила девица, и лицо ее озарилось лучезарной улыбкой. – В таком случае давайте посидим где-нибудь, выпьем мировую. Я знаю здесь неподалеку вполне приличное и недорогое кафе. – И, видя мою нерешительность и по-своему истолковав ее, поспешно добавила: – Да вы не волнуйтесь, платить буду я – в качестве компенсации за тот моральный ущерб, который вам причинила. Вы по моей вине в полицию угодили.

– Да мы вроде и сами не бедные, – сказал я раздумчиво и, отбросив антипатии, впервые оценивающе взглянул на девушку.

Признаться, я не могу по достоинству оценить фигуру женщины, если она одета в джинсы или брюки. В мини-юбке или без нее – пожалуйста. Но когда изящные линии, изгибы и формы тела скрыты вышеназванным предметом одежды, тут я пас – в упор не вижу достоинств. Видимо, воображение у меня слабо развито.

Но то, что у стоящей передо мной девицы фигурка была ладная, было заметно и в джинсах. Девушка была невысокая, хрупкая, изящная, как статуэтка. Лицо довольно милое, с густыми бровями, большими наивными глазами, маленьким чувственным ртом, хорошеньким носиком. Украшением девицы были длинные, ниже плеч, густые волосы темно-каштанового цвета. В общем и целом девушка была что надо. И чего я на нее взъелся? В конце концов, она сегодня находилась на Новокузнецкой, была свидетельницей преступления, а раз уж я решил взяться за расследование этого дела, то она вполне могла мне пригодиться.

– Ладно, давай показывай, где твое кафе, – согласился я.

– Вот и отлично, – обрадовалась девушка, довольно бесцеремонно подхватила меня под руку и потащила по широкой дороге.

– И как же тебя зовут, мой камень преткновения? – поинтересовался я, стараясь шагать не так широко, чтобы дать возможность девушке приноровиться к моему шагу.

– Оксана. Оксана Ветрова, – промолвила девушка, просовывая руку поглубже под мой локоть и заглядывая мне в лицо. – А как вас зовут, я знаю. Игорь Гладышев. Мне полицейский Самохвалов сказал.

– Стукач мент, – резюмировал я, вполне комфортно ощущая себя в качестве кавалера хорошенькой попутчицы, и великодушно разрешил: – Можешь называть меня на «ты».

Мы прошагали до перекрестка и сели в троллейбус, который провез нас по весеннему городу две остановки и высадил на открытом всем ветрам бугре, где, кроме небольшого магазина, авторемонтной мастерской и кафе, других строений не было.

Кафе с красочной вывеской «Сад желаний» – по верху массивных ворот – находилось в котловане и было окружено невысоким кирпичным забором.

Мы миновали небольшую круглую площадку с тремя припаркованными машинами на ней, вошли в калитку и спустились по широким мраморным ступеням в густо засаженный цветами двор, с небольшим фонтаном в центре него. В углу двора находилось подсобное помещение, дальше по периметру располагались кабинеты, за ярко освещенными окнами которых видны были сидевшие за столиками посетители. Негромко звучала музыка. Действительно, приличное место.

С порога одной из дверей, как с летка на поиски нектара, выпорхнула похожая на пчелку официантка с талией такой тонкой, как шпильки ее туфелек. Она процокала к нам каблучками по выложенной асфальтной плиткой дорожке и защебетала:

– Мы рады вас приветствовать в нашем заведении. Пройдемте, пожалуйста, я вас провожу в кабинет.

Покачивая бедрами, официантка прошла в ближайший свободный кабинет. Мы – следом.

Помещение было небольшим, уютным. В нем находились два низких кожаных дивана и низкий же стол, на котором стояла ваза с цветами и два комплекта столовых приборов.

Вильнув соблазнительной частью своего тела, официантка исчезла, а мы с Оксаной в ожидании заказа уселись на диваны и разговорились.

Ветровой оказалось двадцать семь лет, хотя, признаться, я думал, она значительно моложе. Во всяком случае, выглядела она юной. Оксана жила вдвоем с мамой у гостиницы «Космос». Окончила институт иностранных языков, но, как принято нынче говорить, временно не работала (раньше бы сказали, тунеядствовала) и работать, кажется, в ближайшее время не собиралась, ибо в этом особой необходимости не было. Мать Оксаны была какой-то там элитной портнихой, так что семья материально была обеспечена. Не замужем, что не очень-то отрадно, так как я предпочитаю иметь дело с замужними, которые не имеют на меня виды. Впрочем, чего это я? Я на нее и сам никаких видов пока не имел.

Я тоже рассказал Оксане кое-какие факты из моей биографии, однако Ветрова ими не удовлетворилась и стала исподволь более подробно расспрашивать меня о моей жизни. Ее интересовало многое, а в частности, моя наследственность. Не было ли у меня в семье душевнобольных, алкоголиков, а также не страдаю ли я сам какими-либо неизлечимыми недугами и пороками. Некоторые вопросы удивляли меня, но я, по возможности, честно отвечал на них, тем более что скрывать мне особо нечего – в роду идиотов у меня не было, я не алкоголик и здоров как бык.

Наконец официантка принесла заказ. Мы особо не шиковали – заказали бутылку хорошего вина, кое-какие закуски и шашлыки.

Пришел мой черед задавать именно те вопросы, ради которых я, собственно, и пришел в «Сад желаний» с Оксаной.

– Как ты утром оказалась на Новокузнецкой? – спросил я, отхлебнув вина.

Оксана пригубила вина и невинно хлопнула глазками.

– Кто, я?

Я отчего-то разозлился на непонятливость девушки. Хрумкнув листом салата, сдержанно ответил:

– То, что я делал сегодня на Новокузнецкой, я отлично знаю и буду помнить это утро до конца своих дней. Конечно, я спрашиваю, что делала на улице ты.

Ветрова хихикнула:

– По магазинам прогуливалась.

Мои зубы, стаскивавшие в этот момент с шампура кусочек ароматного мяса, разжались.

– В половине девятого утра?

– А почему бы и нет? – в свою очередь, удивилась Оксана. – У меня подруга в этих краях живет. Я у нее ночевала, а утром, возвращаясь домой, по дороге решила пройтись по магазинам.

– Логично, – я снял зубами с шампура кусочек мяса и заработал челюстями. – А чего ты ко мне под ноги-то бросилась? Подвиг решила совершить, своим хрупким телом матерого бандита, похитившего художественные ценности, остановить?

Оксана прыснула со смеху и прикрыла ладонями нижнюю часть лица. Надо сказать, Ветрова нарочито смущалась, кокетничала, разыгрывая из себя маленькую девочку, стараясь вести себя соответственно тем годам, на которые выглядела. Но она была далеко не дурочка, я видел ее насквозь, и тем не менее ее кокетство и наигранная непосредственность мне импонировали.

Девушка отняла руки от лица, в ее глазах лучилось веселье.

– Да нет, просто я испугалась сильно. Выстрелы, толпа мужиков бежит. Вот я по дурости и села, закрыв голову руками.

– Ну да, – поддакнул я. – Инстинкт страуса сработал: при опасности голову в песок прятать.

– Что-то вроде того, – с озорным видом встряхнула головой Оксана, и кончики ее чудесных каштановых волос взметнулись и тут же приняли первоначальное положение.

Девушка нравилась мне все больше и больше. Мне захотелось потрогать ее шелковистые волосы руками, но я сдержался.

– А ты не обратила внимания, как выглядел бежавший впереди парень? – задал я свой излюбленный вопрос.

– Хочешь попробовать бандитов разыскать? – тотчас смекнула Оксана.

– Хотелось бы, – признался я. – Уж очень эти ребята мне насолили.

Пальцы рук у Ветровой были сцеплены на коленях в замок. Она расцепила их и снова сцепила.

– Нет.

– Жаль, – посетовал я, наливая в фужеры новую порцию вина. – Ну, если что интересное вспомнишь, дай знать. Я, если что узнаю, тоже тебя, в свою очередь, проинформирую.

Я поднял фужер и хотел подать его Оксане, но рука моя так и повисла в воздухе. Девушка неожиданно изменилась в лице и резко опустила голову. Ветрова сидела напротив окна, я – на соседнем диване сбоку от окна. Резко взглянул в окно. Солнце уже садилось, на фоне заката в окне, будто в портретной рамке, четко вырисовывался силуэт парня, одетого в джинсы и футболку. Парень был хорош собой – рослый, с рельефной мускулатурой, с мужественным приятным лицом. Он стоял, скрестив на могучей груди крепкие руки, смотрел на Оксану и насмешливо улыбался.

Если девушка опустила голову для того, чтобы ее не узнали, сделала она это напрасно. Парень – несомненно, знакомый Оксаны – заметил ее и узнал. Он с осуждением качнул головой и исчез из оконного проема.

– Какие-то проблемы? – Я поставил фужер перед девушкой.

Она исподлобья глянула в окно и, заметив, что парень ушел, подняла голову.

– Никаких! – С напускной веселостью она подхватила фужер и объявила: – Так, знакомый один, с которым мне не очень хотелось бы встречаться. Но не расспрашивай меня больше о нем. Хватит! – Она лихо отпила полфужера вина и взялась за остывающий шашлык.

У меня вообще-то и в мыслях не было расспрашивать ее о парне. Какое мне дело до ее знакомых. Я пожал плечами и принялся доедать остававшиеся в тарелках салаты.

Мы посидели еще немного, поболтали и стали собираться. Расплачивался за ужин, разумеется, я.

На улице уже стемнело. Зажглись фонари. На небе среди россыпи сверкающих звезд желтым пятном маячил полумесяц. Дул легкий ветерок, он приятно освежал разгоряченное от выпитого вина лицо.

Я рассчитывал, как это принято, поблагодарить Оксану за приятно проведенный вечер, затем посадить ее на такси, а самому отправиться домой и наконец-то после тяжелого, утомительного дня завалиться на свой диван.

Увы, мои приключения на сегодняшний день еще не закончились. Неподалеку от круглой площадки перед кафе, в темноте, стояли трое молодых людей, в одном из которых я без труда узнал того самого парня, который заглядывал в окно кабинета кафе. Ребята явно поджидали нас и были настроены агрессивно.

Неприятно заныло под ложечкой, а в коленках появилась мелкая дрожь. Нет, не из-за того, что я трус и боюсь драться, вовсе нет. Просто перед дракой на меня небольшая трясучка нападает, которая проходит после первого же удара по физиономии противника. Такова реакция организма на опасность. Но я с дрожью не борюсь, она служит мне своего рода сигналом, мол, будь наготове, Игорек, драка будет. Вот и сейчас сигнал поступил, и я внутренне напрягся.

Девушка тоже заметила компанию и, вцепившись в мой локоть, потащила меня в сторону от нее.

– Пойдем быстрее! – шепнула она. – Не оглядывайся.

Скорым шагом мы направились вдоль дороги. Место было отдаленным от оживленной части города, людей видно не было, по дороге проносились редкие машины. Я поднял руку – крутой джип никак не прореагировал на просьбу остановиться, гордо проплыл мимо.

За нашими спинами никакого движения не чувствовалось. «Может быть, пронесет?» – подумал я, ускоряя шаг. Уж очень мне драться не хотелось. Черта с два.

– Оксана! – раздался сзади негромкий окрик, и послышались звуки настигающих нас шагов.

– Не оборачивайся! – снова шепнула Ветрова.

– Ага! – усмехнулся я. – Чтобы по затылку чем-нибудь звезданули и обоих рядком уложили на дороге. Нет уж, извини, опасности надо в глаза смотреть.

Я остановился, повернулся. Вынуждена была последовать моему примеру и Оксана. К нам скорым шагом приближались трое парней. Первым шел рослый парень с рельефной мускулатурой. Чуть поодаль от него двигался невысокий крепыш приблатненного вида, и замыкал шествие худенький пай-мальчик в идиотской панамке. Его самого от хулиганов защищать нужно, а он туда же, в крутые метит…

Компания подошла решительным шагом и одновременно остановилась, будто кто подал ей команду «стой».

– Вольно! – произнес я и встал напротив парня так, будто собирался принять от него рапорт.

– Шутник, однако, – презрительно скривив губы, бросил красавчик и обратился к девушке: – Оксана, Паша будет очень недоволен тем, что ты таскаешься по кафе с каким-то типом.

Слово «тип» неприятно резануло слух, но я решил смолчать, тем более что разговор пока шел в спокойном тоне.

Девица почувствовала себя не в своей тарелке. Оно и понятно: и передо мной вроде неудобно за то, что обнаружился Паша, который права на нее имеет, и перед приятелем Паши – за то, что ее в кафе с новым хахалем застукали.

– Что я, в кафе не имею права сходить? – выкрутилась Оксана, сумев не отказаться ни от меня, ни от Паши.

– Имеешь, – ухмыльнулся парень, – но было бы лучше, если бы Паша об этом знал.

Нет, без драки не обойтись. У всех троих ребят чесались кулаки, это было заметно по их напружиненным телам и напряженным лицам, но они никак не могли найти повод, чтобы начать против меня агрессивные действия. Так чего время-то тянуть, раз драка все равно неизбежна.

Я изогнулся вопросительным знаком и тоном врача, интересующегося здоровьем у душевнобольного, возомнившего себя Наполеоном, спросил:

– А что, без ведома великого Паши девушкам нашего города уже и сходить никуда нельзя?

Ну вот и подходящий повод начать потасовку. Парень от радости аж засветился изнутри.

– Заткнись, козел! – сказал он, сдерживая эту самую радость.

– Виталик, прекрати! – попробовала было урезонить красавчика Оксана, но куда там…

– Помолчи! – бросил он ей и переключил все свое внимание на мою персону.

Козел – это не «тип». За козла морду положено бить, ежели ты мужик, конечно. А я мужик.

– Сын твоего папы козел, – витиевато выразился я и сжал кулаки. Сейчас что-то будет.

И не ошибся. Виталик в дальнейшие дебаты относительно того, кому и кем доводится бородатое домашнее животное, вступать не стал. Неожиданно резко выбросил вперед руку. Если бы я не был готов к отражению атаки и не отклонился в сторону, его кулак точно попал бы мне в нос, и тогда исход поединка был бы решен, разумеется, не в мою пользу, ибо удар у парня был поставлен превосходно – кулак промелькнул мимо моего носа со свистом пролетевшего мимо пушечного ядра. Сам обладатель увесистой, похожей на палицу длани, не устояв на месте, шагнул вслед за ней и наткнулся на выставленную мной ногу. Окончательно потеряв равновесие, Виталик вскинул над головой руки и, словно спортсмен по прыжкам в воду, красиво нырнул, врезавшись носом в асфальт. Во Дворце водного спорта на соревнованиях судьи за такой нырок обычно ставят наивысшую оценку.

Дрожь в коленках все еще не проходила. Чтобы избавиться от нее, мне, как известно, требовалось разок съездить кому-нибудь по физиономии. Подходящая для снятия трясучки маячила в метре от меня. Принадлежал лик приблатненного вида крепышу. Парень был готов к схватке, бросился ко мне и нарвался на мой кулак, пришедшийся ему в челюсть. Трясучки как не бывало. Со звуком «члёп» открылся рот приблатненного, а на мою руку брызнули то ли слюни, то ли кровь парня. Челюсть приблатненного оказалась крепкой. Он устоял на ногах и, размахивая руками, снова кинулся в бой. Но не зря же я годами оттачивал приемы на ковре, соревнованиях, а потом на тренерской работе. Перехватив своей рукой руку парня, я дернул ее книзу, выводя крепыша из равновесия, затем ударил его грудью в грудь и подсек его ноги сзади своей ногой. Крепыш взлетел в воздух так, будто подпрыгнул на батуте. Я не стал поддерживать парня, чтобы он не упал на землю и не дай бог чего себе не отшиб, наоборот, отпрянул. Крепыш, на мгновение зависнув в воздухе, вдруг ухнул вниз, будто в пропасть, а достигнув земли, плашмя упал на нее, раскинув руки и ноги, и затих.