Текст книги "Непал. Винтажный роман"

Разве что чуть-чуть? Ладно, чтобы не делать тайны из нежелания делиться впечатлениями о так называемом «путче», воспроизведу два ключевых ощущения того времени.

Первый: «революция» нам была неинтересна. Чтобы перевести это на язык более художественный, стоит вспомнить, что в конце 80-х в СССР впервые напечатали «алкогольную» поэму «Москва – Петушки». В 90-м её автор, Венедикт, умер. То и другое стимулировало ажиотажное внимание и к произведению, и к личности творца. Так вот, я случайно оказался рядом, когда в последний год жизни писателя его спросил голландский журналист: «Почему вы здесь, в СССР, не занимаетесь политикой?»

Венедикт ответил прямо про нас: «А почему вы в Голландии не занимаетесь альпинизмом? Потому что у вас самая большая высота – двадцать семь метров».

Понятно, нет? Нам было наплевать на ГКЧП. И на защиту Белого дома мы идти не собирались. Мы не любили Горбачёва. А также Ельцина. Всё это вместе взятое мы считали малыми, недостойными внимания серьёзных мужиков высотами.

Второй момент. Мы не раз видели близко конкретную смерть и связанные с ней проблемы. Возможно, поэтому за судьбу глобального мироздания, связанного всё-таки с жизнью, не переживали. Образуется! Сильнее беспокоились о том, не прикроют ли нам в силу каких-либо непредсказуемых революционных обстоятельств вылет в Непал. Не прикрыли. На этом об августе 91-го – извините, всё!

Зажмуриваю глаза от дурной яви и – вот! Мы в Катманду, в аэропорту короля Трибхувана.

Глава III
Кумари

Катманду, площадь Дурбар. Что, тот самый революционный 91-й и «сбытие мечт»? Нет, попозже лет на девять, в течение которых я приезжал в Непал неоднократно. С чем же связаны подобные скачки во времени?

Знаете, если бы я начал вспоминать о ненаступившем будущем, это могло бы показаться странным. Хотя с точки зрения Белой королевы из «Алисы» такое тоже не исключено, если имеешь «не жалкую» память. Но и обычная память вполне позволяет перебирать прошлое. И почему она обязательно должна делать это, как говорят англичане, step by step? Память в состоянии расставить кубики оставшегося за плечами опыта в любой последовательности, равно как установить между ними любую связь.

Итак, площадь Дурбар – священное место в Катманду. В каждое посещение Непала я обязательно бываю здесь. Смотрю на старинные индуистские храмы, на скульптурные изваяния, на многочисленных голубей и собак, а больше всего на людей. На торговцев, продающих местный антиквариат: колокольчики, свитки с мантрами, медальоны, статуэтки. Под антикварный имидж они нередко пытаются загнать туристу какого-нибудь не лишённого оригинальности божка, сказав, что ему тысяча лет. На самом деле божок отлит из гипса три дня назад и для правдивости «состарен».

Под историю «косят» и многочисленные самостийные экскурсоводы. Они либо пересказывают то, что и так написано в продающихся здесь же буклетах, либо плетут истории-небылицы на плохом английском языке. Вот один из «гидов» начинает впаривать мне что-то невнятное про изображение четырёхрукой Кали. Дружище, что ты несёшь? От француза Мориса я узнал о «чёрной богине» гораздо больше, чем от тебя!

А вот «садху», исполняющие роли святых людей. Когда первый раз их видишь, внешность сильно сбивает с толку: вроде йоги, или иные аскеты, или мудрецы; бородатые, разрисованные, в амулетах – выглядят очень экзотично и убедительно. Ну, святые и святые – разбираться, что ли? Однако простое наблюдение позволяет понять суть образа и без глубоких разборок. Гляжу: набивает «святой» косячок, затягивается, получает явное и совсем не аскетичное удовольствие и «улетает»… Дай-ка я его сфоткаю! Ан нет, «приземляется», и бесплатный вариант съёмки не проходит: как ни подойди, как ни ухищряйся, а театрализованный «садху» отворачивается от камеры и показывает жестами, что надо дать монетку или бумажку.

Теоретически они могут быть святыми людьми, хотя последние так себя не ведут. А также паломниками, монахами и просто бомжами. Роднит всех «садху» попрошайничество – «небесное» или «земное», активное или пассивное. Оно всегда не бесполезно, поскольку подают обязательно, на всякий пожарный. А вдруг «садху» настоящий и нашлёт на тебя неожиданную гадость? Вот и кладут у кого что есть: кто посостоятельнее – купюру или мелочь, а победнее – скромную горсть риса.

Я не занимаюсь разоблачением индуистско-буддистских «чудес». Отнюдь! Делюсь для того, чтобы стало понятно: ряженые «садху», доморощенные экскурсоводы, «антикварные» торговцы не являются тем уровнем, через который познаются действительные чудеса. Хочешь углубляться – углубляйся по-настоящему, с реальными посвященными, которые находятся совсем в другом месте. А нет – так просто ходи, смотри, лови недлинные обрывки речей и куски рисованных или печатных текстов.

С таким настроением я подошёл к деревянному дому в несколько этажей, явно старинному. Возле дома толпилось особенно много людей, а возле узкого входа во двор продавали открытки с портретом маленькой красивой девочки, причудливо одетой и раскрашенной. Я вошёл в глубь двора, где также увидел кучу любопытствующих. Они регулярно поднимали головы и смотрели вверх, на закрытое ставнями окошко. В какой-то момент (как оказалось, счастливый, потому что ждать подобного можно было долго и уйти, так и не дождавшись) окошко распахнулось, и в нём появилась нарядная девочка. А! Это та самая, чьи открытки продаются у входа в этот двор, да и по всему Катманду! Девочка оглядела толпу, поводила головкой и слегка улыбнулась. Враз защёлкали кнопки звучных камер, а на беззвучных гаджетах пальцы азартно застучали по экранам и… явление завершилось: ставни захлопнулись, девочка исчезла.

Любопытство вывело меня из состояния ленивого позёвывания и поглядывания по сторонам, и я поспешил узнать, кто и что это было. Мне пояснили, что девочка – живая богиня Кумари, она всегда находится в этом доме в окружении и под присмотром многочисленной челяди и периодически выглядывает в оконце, чем очень радует публику. Потому что считается: если увидел Кумари, то тебя ждёт счастье.

Продолжая пребывать в состоянии циничного восприятия «волшебной» действительности, я поинтересовался у компетентных непальцев, можно ли, прошу прощения, за определённую мзду сделать так, чтобы девочка выглянула дополнительно – не стоять же здесь целый день. Мне ответили, что да, это можно устроить – в восточной стране всё можно устроить за деньги. А в не восточной? Тоже! Разница в том, что в ней придётся платить за услугу большие деньги, а здесь рады и малым.

Значит, Кумари? Живая богиня? И теперь мне светит счастье? Ну, ладно, бы-ва-а-а-ет… Даю служителю бумажку в некоторую сумму рупий, и вскоре девочка появляется вновь. Получилось!

Вскоре я уехал из Катманду на разведку автомобильных подъездов к очередному «восходительному» маршруту. С трудом, без комфорта, зато и без происшествий добрался на внедорожнике до точки, откуда начиналась пешеходная тропа в горы. Ну, стало быть, разведал. Наступал вечер, и я решил переночевать в селении. А утром загрузил рюкзак в старинный джип, и мы выехали в обратный путь: до Катманду было около ста пятидесяти километров.

Но «ралли» в сваренном из металлических углов автомобиле продлилось немного, километров тридцать. Мы плотно застряли: с гор сошёл сель, заваливший часть домов в деревне по ходу движения и перекрывший дорогу. Что делают в таких случаях в Непале? Те, кому положено, подгоняют технику и занимаются расчисткой затора. Сколько времени? Сколько понадобится. А путешественники? Путешественники ждут, потому что никаких объездов чаще всего нет, а пешком в обход, через горы добираться почти гарантированно придётся дольше, да и физически гораздо сложнее. Но быстрого решения проблемы в любом случае не обещалось: сель прошёл серьёзный, и ждать «зелёного света» мне в итоге пришлось два с половиной дня.

Благодарить судьбу за то, что рядом оказался приспособленный дом, – это не про Непал. В туристско-альпинистской стране почти любое жилище может принять путника. Скромно, но со всем необходимым. То есть хозяева сготовят тебе пищу и предоставят комнатку или закуток для ночлега. Строение, где я остановился, и формально представляло собой гест-хаус или лоджи – скромную гостиничку для тех, кто не успел добраться до более комфортных условий. Бросил вещи, поел варёной картошки с овощами и стал скучать.

Таких, как я, здесь собралось ещё пять человек, все непальцы: семейная пара, двое мужчин и девушка или, скорее, молодая женщина. Пары общались внутри себя, а девушка тоже явно скучала и мало-помалу мы начали обмениваться фразами. Через какое-то время традиционные идиотские вопросы («where are you from?» и «first time in Nepal?» – с её стороны и «born in Nepal?» и «do you like living in this country?» – с моей) иссякли, но мы не прекратили разговор и даже расширили его диапазон. Я заметил, что женщина – она представилась как Рашмила – немного скованна, будто стесняется чего-то, но явно хочет продолжить общение. Диалогу всё и способствовало, так как в этом, да и любом другом лоджи комфортно уединиться просто негде: для обогрева и приёма пищи существует одна общая комната, она же своеобразная столовая и кают-компания. И если ты не хочешь сидеть здесь, у света и огня, то остаётся твоя личная маленькая комнатушка с единственной мебельной принадлежностью – койкой, где кроме как спать делать нечего.

В первый вечер за чаем мы дошли до обсуждения гор и другой природы Непала, а потом коснулись интересной для Рашмилы темы образования. Я не сразу понял, почему её это привлекало, и разобрался только позднее. Рашмила раскрывалась всё больше, но в первом часу ночи остальные путники улеглись спать, а хозяева давно спали – у них принято ложиться рано, так что мы тоже пожелали друг другу приятных сновидений.

Завтрак. Я заказал блюдо под названием «пудинг» и с улыбкой обнаружил, что под этим названием скрывается рисовая каша. Но и каша с кофе, тостом и джемом тоже неплоха. Растягиваю процесс еды, потому что дальше скука, хождение взад-вперёд вдоль дороги и вокруг лоджи. Возникло желание пройтись побольше и посмотреть на язык селя, но очевидцы сказали, что до него далеко, и от прогулки я отказался. Думал о Рашмиле, о том, что она нездешняя, не из окрестных селений: и одета не так, и английский приличный. А она сидела тут же, в кают-компании. В конце концов я решил подсесть к столику Рашмилы и познакомиться поближе. Девушка не возражала.

Откуда ты? Из какой провинции, города, деревни? Она ответила, что из Катманду, а я представился москвичом, что женщину очень удивило: про Москву Рашмила слышала, но русских до этого не встречала и о нашем брате не имела никакого представления. Даже «наводящие» фамилии «Горбачёв», «Ельцин» и термин «перестройка», знакомые многим непальцам, не вызвали у неё никаких ассоциаций. Продолжая сыпать отечественными персоналиями и аббревиатурами, я наконец удовлетворился, услышав живую реакцию «а-а-а!» в ответ на слова «Ленин» и «СССР».

За обедом продолжили перекидываться отдельными фразами, а вечером расположились рядом с печкой, и завязался обстоятельный разговор. Чувствую, что общаться она не против, но снова, как и вчера, сдерживается. И спрашиваю совсем в лоб:

– А ты вообще кто по жизни?

– Тебе правда интересно?

– Правда.

Она взвешивает что-то про себя, и, наверное, внутренние весы склоняются к тому, что беседовать со мной можно, так как вреда я ей не принесу. К тому времени Рашмила припомнила, что СССР – самая большая страна в мире. Уточнила, что даже больше, чем Индия. Стало быть, я, вероятно, начал восприниматься как уважаемый представитель великой державы. Помолчав, Рашмила ответила на мой вопрос:

– Я… Кумари.

Всякого ожидал. Даже того, что в девочке Кумари из дворца на площади Дурбар и вправду есть нечто волшебное. Но вот что эта молодая женщина тоже Кумари?! Их в принципе сколько, дюжина? Или больше, как индуистских богов? И что Кумари делает на этой дороге, если должна быть в своём божественном домике? Может, девушка сумасшедшая? С иронией, но стараясь казаться серьёзным, произношу:

– А может, ты – богиня Кали?..

Сказал я это, что называется, с бухты-барахты, потому только, что слышал про богиню Кали. И был ошарашен реакцией Рашмилы:

– Кумари связана с богиней Таледжу Бхавани – это ипостась богини Кали-Дурги…

Я потихоньку прихожу к пониманию, что девушка в здравом уме, а моя ирония выглядит как неуклюжая попытка показать своё знание индийско-непальского небесного контекста. Неудобно даже, это явно не моё поле для сомнений и дискуссий, остаётся вежливо слушать…

– Но Кумари называют живой богиней?

– Да, называют, это так и есть.

– То есть ты – богиня?

– Сейчас нет. Но я была богиней. Таледжу вселяется в тело Кумари, а потом покидает его. Как только наступает… первая кровь…

Какая кровь? Я чувствую, что соприкоснулся с чем-то, выходящим за пределы привычного понимания действительности. И недоумеваю, и хочу верить одновременно. Искренне признаю́сь, что ничего не понял, и прошу просветить подробно, тем более что мы никуда не спешим.

– Есть легенда про короля Джаяпракаш Малла, последнего правителя династии Малла. Вернее, много легенд. Они гласят, что король тайно встречался с покровительницей своего рода богиней Таледжу, но богиня запрещала ему рассказывать об этих встречах. Однако о них стало известно, и Таледжу обиделась на короля.

В каждой версии легенды почему-то упоминают, что король играл с богиней в кости. Не думаю, что это ключевой момент, и сама склоняюсь вот к какой истории. Да, они во что-то играли в… королевской опочивальне. При этом король восхищался обликом Таледжу и признавался, что она превосходит красотой его жену. Казалось бы, чем же богиня недовольна? Но многое проясняется, если принять во внимание, что жена короля узнала о встречах, о словах в свой адрес и возмутилась. Что касается богини Таледжу, то она, в свою очередь, рассердилась на короля и сказала Джаяпракашу, что если он хочет увидеть её снова, то должен найти Таледжу в образе маленькой девочки, чей облик богиня примет. И король пошёл искать девочку… Эта традиция соблюдается и по сей день…

Бог ты мой, какие сложности! Живёшь себе живёшь, не заморачиваясь восточными сказками… Ну ладно, будем разбираться дальше.

– И что, король правда ходит и ищет девочку? И находит?

– Я же говорю: это легенда. И король не ходит и не ищет. Но другие, высшие буддийские монахи – духовные учителя ваджрачарья – и астрологи ищут. И находят. И богиня Таледжу существует.

– А как искатели узнают, что перед ними именно та девочка?

– Они не знают этого точно. Но есть несколько признаков. Начнем с того, что девочка должна происходить из рода Шакья…

Шакья? Я вспоминаю, что о роде Шакья мне говорил Тенцзин двадцать лет назад.

– А, Шакья! Будду звали Будда Шакьямуни, так?

– Так. И я тоже принадлежу к роду Шакья – Шакьямуни.

– Значит, можно сказать, что ты родственница Будды?

– По клану Шакья да, но по прямой линии – нет. Будда, когда он ещё назывался принцем Сиддхартхи, женился на девушке Яшодхари из знатного индийского рода. У них родился сын Рахула. Позже он стал монахом и не имел детей.

– Но ты, наверное, была далеко не единственной в этом роде девочкой в то время? Я знаю, что непальские семьи часто многодетные.

– Да, это тоже верно. Но девочку выбирают из более узкой ветви Шакья. Семья будущей Кумари должна принадлежать к касте барэ – ювелиров клана Шакья. И народу невари, причём на протяжении трёх поколений. Однако нас всё равно отобрали много. Тех, кто подходил и по другим признакам.

– Вот как! По каким же?

– От девочки ожидалось идеальное от рождения здоровье. У неё должны быть большие и выразительные глаза. И безупречные зубы. Прослушивался голос – насколько он звонкий. Имели значение и руки – непременно длинные и тонкие. Осматривалась кожа – выбирали девочку с мягкой, нежной кожей, где нет ни единой родинки, бородавки или шрама. Предъявлялось несколько требований к волосам: по цвету они должны быть чёрными, но это не всё – такие волосы у большинства непальцев. Ещё – чтобы прямые и завивающиеся на правую сторону.

– Прошу прощения! А если волосы завиваются не на правую сторону, то девочку не возьмут в Кумари?

– Вообще-то подобных признаков более тридцати, и на недостаточную выраженность какого-то из них можно закрыть глаза. Но нельзя игнорировать главное.

– А что является главным?

– Девочка должна быть неполовозрелой. Слово «кумари» в переводе с санскритского означает «девственница». Само по себе это как раз гарантировано, поскольку отбор претенденток ведётся среди детей от трёх до пяти лет. И от «женских условностей» девочки пока избавлены. Сложнее другое: даже намёк на любую ссадину или царапину, из которой когда-либо могла идти кровь, лишает претендентку шансов на отбор, а для действующей Кумари сразу означает конец карьеры. Нужно, чтобы девочка никогда не теряла кровь – это главное.

– В конце концов отбирают одну?

– Нет, отбирают несколько девочек. А дальше начинают разбираться с родителями. Здесь тоже не всё просто. У легенды, которой я поделилась, есть дополнение. Когда король играл с богиней Таледжу и перед тем, как его жена об этом узнала, в опочивальню вползла красная змея. Поэтому матери будущей Кумари обязательно должна сниться красная змея…

– А если несколько матерей скажут, что им снилась красная змея?

– Наверное, и такое возможно. Но и тут отбор не заканчивается. Гороскопы отобранных девочек обязательно сравнивают с гороскопом короля: они должны совпадать. Процедура сверхважная, её проводят специальные придворные астрологи! Когда гороскоп не совпадает, девочка точно выбывает из дальнейшего «конкурса»…

Гороскопы! В разговоре я не придал им особого значения, несмотря на то что это один из ведущих признаков попадания в сонм потенциальных Кумари. Я просто не предполагал, насколько большую значимость в Непале придают гороскопам. Огромную значимость! Узнать о гороскопических нюансах и колоссальной роли астрологов предстояло совсем скоро, но не в этот раз и не от этой девушки…

– Значит, процесс отбора заканчивается на гороскопе?

– В общем, да. Про дальнейшее придумано много небылиц. Якобы последних выбранных девочек подвергают испытаниям на смелость: запирают на ночь в древнем дворце Хануман Дхока на площади Дурбар, где до конца XIX века проживала королевская семья. Рядом располагают головы сотни жертвенных животных. Затем время от времени в помещение будто бы врываются люди в страшных масках и пугают девочек. Самая бесстрашная из них наутро становится Радж Кумари. Может, такое когда-то и было, но я воспринимаю это ритуальное испытание как сказку. Во всяком случае, со мной никакие «страшилки» не происходили.

После обряда тантрического очищения будущую богиню на белых простынях переносят во дворец Кумари Гхар в Катманду, где она постоянно обитает. Это тот самый деревянный дом с внутренним двориком, где побывал и ты.

– Итак, тебе удалось удачно пройти испытания и стать Кумари?

– Да.

– Ты сказала про «будущую богиню». То есть выбор по многочисленным признакам не означает, что ты уже богиня?

– Нет, конечно. Потому что дух богини Таледжу вселяется в девочку постепенно, по мере того как над ней проводят обряды посвящения. Это принесение в жертву домашних животных в присутствии Кумари. Это работа с внешностью: особый порядок укладки волос, облачение в ярко-красное платье, покрытие ступней красной пудрой. На лоб наносится «огненный глаз» – символ особой духовной силы. В таком обличье Кумари сажают на трон и надевают на шею ожерелье в виде змей.

Ожерелье обладает особенными свойствами – и теперь это не сказка. Как я могу не верить в волшебство, если каждый раз, когда ожерелье касалось моей шеи, происходили перемены в моём сознании. Я чувствовала, что начинаю овладевать божественными способностями и способна применить их.

Чудесным могуществом наделял меня и серебряный обруч «нага» – один из атрибутов Кумари: я не ощущала ни голода, ни жажды, ни жары, ни страха. За все годы я ни разу не плакала и не болела.

– Но ты же человек. Ты оставалась человеком или становилась богиней, будучи Кумари?

– Повторяю: я сейчас человек. И была человеком до четырех лет, пока меня не посвятили в Кумари. Но на восемь лет во дворце я превратилась в богиню, сверхъестественное существо. Да, я оставалась девочкой, но в неё вселилась богиня, если тебе так удобнее понимать. Знала, чувствовала и не сомневалась в том, что я и есть богиня.

– Как вообще строилась твоя жизнь во дворце?

– Кумари постоянно окружена служащими. Они обязаны выполнять все её желания и подсказывать особенности выполнения ритуалов. Но очень ненавязчиво! Эти люди не имеют права приказывать Кумари и даже давать прямые указания – только мягко направлять. Окружение несёт ответственность за её туалет, одежду и украшения, организацию приёма посетителей и другие церемонии.

Я иногда играла с допущенными во дворец детьми – но только из своей касты, то есть с принадлежащими к народности невари.

– А что с родителями? Тебе разрешалось видеться с ними?

– Да, это позволялось. Родители навещали меня, но ритуал предусматривал такие встречи лишь по какому-то официальному поводу – например, в праздники. Им отводилась роль обычных посетителей и категорически запрещалось давать советы и вообще заниматься моим воспитанием. Родственникам даже не разрешалось остаться на ночь в моём дворце…

– Рашмила, ты могла бы описать свой обычный день во дворце?

– Хорошо, попробую. Я просыпалась сама, никто не имел права меня будить. Спускалась в собственную ванную, куда никто не должен заходить, принимала туалет. Потом женщины расчёсывали мне волосы и туго затягивали их на затылке. Так туго, что виски постепенно почти облысели. Рисовали жирные стрелки под глазами.

Далее приходил монах, чтобы сотворить утренний ритуал покрытия моих ступней красной пудрой. Параллельно мне делались подношения риса и цветов, читались мантры и совершались мудры – тайные знаки руками. Всё, что от меня требовалось в такие моменты, это сидеть неподвижно. Я не испытывала при этом никаких ощущений. Я просто привыкла к ритуалам как к некоторой неизбежности.

Завтрак – тоже своеобразный ритуал: подношение блюд, смена блюд – всё это обязательно делают слуги, а самой нельзя. После завтрака планировались занятия с учителем. Тут стоит обратить внимание на следующее: считается, что Кумари не должна посещать школу и вообще получать какое-нибудь серьёзное образование, потому что богиня изначально является всезнающей. Поэтому чему именно учил меня приходящий преподаватель, я не понимаю до сих пор…

Весь оставшийся день посвящался играм, у меня было много игрушек и телевизор. Я принимала посетителей, туристов и паломников – в отведённые для них часы. А в другое время следовало периодически появляться в окошке дворца, чтобы радовать толпившихся в ожидании. Мне это делать тоже никто не приказывал, но не появляться неудобно, чтобы люди не разочаровывались.

– Как ты сказала, богиня Кумари обладает божественными способностями. Значит, она умеет творить чудеса?

– Да, приходили люди, молились, и я могла исполнить их молитвы.

– Они просили о чём-то?

– Посетителям не позволено просить прямо – считается, что Кумари всё понимает одним взглядом. И реагирует. Её поведение трактуют так: если Кумари кричит при вашем появлении, то ожидается серьёзная болезнь или смерть; когда она дрожит – грозит тюремное заключение; когда хлопает в ладоши – следует бояться короля; когда она берёт предложенную посетителем еду – возникнут денежные потери. Если же Кумари остаётся спокойной и бесстрастной во время аудиенции, просители уходят в хорошем настроении: это означает, что их просьбы будут удовлетворены. Может, так и есть, но я никаких решений не выносила. А люди так или иначе давали понять, чего хотят.

– Но ты же не знала, что происходило потом? Уверена ли ты в том, что твоя чудесная помощь приносила пользу?

– Я иногда интересовалась, что происходило потом. Однажды меня две недели подряд ежедневно посещала женщина с больным ребёнком. Я не знаю, что с ним произошло, но он не мог ходить. Я сидела на золотом троне, а женщина располагалась у моих ног. Она молилась и лила воду на мои ступни, собирала её руками, пила сама и поила ребенка. Через две недели ребёнок поправился.

В другой раз попросил аудиенции молодой журналист, которого тошнило кровью. Это началось после того, как он опубликовал статью обо мне. Ничего плохого журналист там не написал, но получилось, что его фотография оказалась на газетной странице над моей. Я даже не знала о статье, но, видимо, это оказалась достаточным оскорблением для богини Таледжу, чтобы наслать на журналиста болезнь. Недуг отступил, когда он приехал со всей своей семьёй и сделал подношение с просьбой простить…

На протяжении восьми лет я служила своей стране, участвовала в церемониях, помогала больным детям. Живая богиня имела доступ к тайным мантрам, которые могут произносить только посвященные. Некоторые из них я буду повторять до самой своей смерти.

– А могла ли Кумари выходить за пределы дворца?

– Она покидает дворец только в связи с особыми ритуалами и церемониями. Это происходило тринадцать раз в год. При этом Кумари не имеет права касаться земли за пределами дворца, и её несут в золотом паланкине, поскольку ноги Кумари полагаются священными. Даже король целует эти ноги, когда раз в год приходит просить у неё благословения. Такое случается в праздник Индра Ятра. В этот день король прибывает в храм для совершения индуистского ритуала пуджи, и богиня Кумари на глазах у многотысячной толпы благословляет его тилакой – ставит красную точку на лбу. Это означает, что королевская власть имеет божественную природу, и что она продлевается на годичный срок, до праздника в будущем году.

– Жизнь Кумари во дворце рано или поздно заканчивается. Когда и как это происходит?

– Кумари теряет божественное присутствие всегда неожиданно, чаще всего при первой менструации. Но это может быть связано и с выпадением зуба с заметным выделением крови, и при болезни, связанной с кровопотерей. И Кумари становится такой же, как и простые смертные.

– То есть тебе вдруг говорят «до свидания», и ты внезапно понимаешь, что уже не богиня?

– Нет-нет, Кумари никто не прогоняет, и богиня внутри неё не исчезает немедленно, преобразование происходит очень плавно. Начинается подбор новой Кумари, а старая остаётся на этот период во дворце, проходит через определённые ритуалы и слагает с себя божественный статус.

– Она возвращается к родителям? Кумари, наверное, скучала по ним?

– Скучала? Восемь лет… Стыдно признаться, но в тот день, когда перестала быть богиней и меня забрали обратно, я свой изначально родной дом просто возненавидела – за то, что он стоит не особняком, а рядом с другими; за то, что здесь нет своего закрытого пространства; за то, что это не дворец.

Моя собственная семья стала чужой, и я не понимала, почему должна трапезничать с этими людьми за одним столом. Годы, проведённые во дворце, ассоциируются не только с роскошью, но и с уединением.

– То есть ты жалеешь, что перестала быть богиней?

– Не могу сказать о сильных переживаниях по поводу того, что больше не богиня. Скорее, мне оказалось трудно расстаться с новой семьёй – той, что окружала меня каждый день и стала родной, и заново вписаться в кровную семью. Я ведь не помнила жизнь до четырёх лет, и хотя родители и сёстры навещали меня, привыкнуть к жизни с ними оказалось непросто. Я не представляла, как можно делить с кем-то ванную или спальню. Ужасно трудно осваивались простейшие бытовые вещи: я отвыкла выходить на улицу, самостоятельно одеваться, мыть посуду.

Ну и, наконец, основная проблема. Внезапно выяснилось, что в свои двенадцать лет я абсолютно безграмотна. Визиты учителя носили чисто символический характер, они никак не заменяли школьное обучение, и мне предстояло нагнать шестилетнее отставание по всем предметам. Далеко не каждой бывшей Кумари такое по силам, да и по желаниям. Государство платит Кумари после «отставки» пенсию в рупиях в эквиваленте около ста долларов в месяц, на эти деньги у нас можно прожить. Вот они и живут…

– А существует вариант, например, выйти замуж и просто заниматься семьёй, воспитанием детей?

– Этому мешает очередное суеверие. В народе считают, что тот, кто женится на Кумари, должен умереть через полгода от кровавого кашля – чахотки, раз уж всё тут замешано на крови. Впрочем, большинство Кумари – а их, ныне живущих, семь – вышли замуж.

– А ты?

– Я тоже хочу выйти замуж и обязательно выйду, когда появится любимый человек! Но начать я, единственная из всех Кумари, решила по-другому. Я отчётливо поняла, что теперь вновь стала обычным человеком, и решила побеждать в себе прежнюю обожествлённую Кумари. Мои предшественницы не умели даже читать! А я пошла в один класс с пятилетним братишкой. Через два часа уроков лишилась сил и не понимала ни слова из того, что говорил преподаватель. Мне не давался ни один предмет – ни английский, ни математика, даже элементарный алфавит.

А сейчас… сейчас я учусь в университете на программиста. Уже немножко работаю по специальности. И выучила язык.

– В каком же году ты перестала быть богиней и ощутила себя равным со всеми человеком?

– В девяносто первом. Мне уже двадцать…

Я сразу вспомнил свой 91-й. Русский бунт, бессмысленный и беспощадный, необходимость принимать решение и определяться со своей дальнейшей судьбой. Мы с товарищами – читатель, надеюсь, помнит об этом, – в качестве старта новой, постреволюционной жизни выбрали поездку в Непал. В это же время Рашмила пошла в первый класс, не стесняясь своего возраста и преодолев недавнее привилегированное состояние. Мы бежали от мирских сует, а она, понимая их неизбежность, встраивалась, совершенно не оглядываясь на опыт предшественников…

На следующий день дорогу очистили от селя. Я разбудил водителя, который с удовольствием спал и никуда не торопился, сел в свой допотопный джип и предложил Рашмиле подвезти её до Катманду. Но она – казалось бы, чем ещё можно удивить после такого ошеломляющего рассказа? – поразила меня опять:

– Спасибо, у меня есть друг, он и поможет добраться!

Подумалось, что, наверное, поблизости таился реальный возлюбленный Рашмилы, о ком она лукаво говорила как об ожидаемом. Но я ошибался. В сарае стоял совсем новенький, вымытый и блестящий никелем мотоцикл. Рашмила улыбнулась, поблагодарила за общение и приняла боевую стойку байкера.

Я встрепенулся:

– Послушай, а как ты попала сюда, на эту дорогу?