Текст книги "Erika. Криминальное чтиво по-нашенски"

***

С улицы всё ещё доносился слабеющий визг Алмаза, а я лихорадочно соображал: «Можно ли хоть что-то исправить? Ведь пришивают же хирурги случайно отрезанные пальцы, отпиленные руки-ноги пострадавшим при несчастном случае! А у Чубэна и деньги и связи!» Когда жизнь твоя висит лишь на тоненькой ниточке – не до брезгливости. Поэтому, недолго думая, я схватил отгрызенную лапу, повертел так и этак обрубок. «Но как им её передать? Выйти во двор? После случившегося – ни за что!» Распахнув окно, увидел Чубэна, склонившегося к Алмазу, лежащему на земле; Карлоса, орущего в трубку радиотелефона. Вокруг них на почтительном расстоянии собиралась толпа зевак.

Прицелившись, я выкинул Алмазову лапу. Она «мягко приземлилась», вздыбив тучку пыли, в паре метров от Карлоса и Чубэна. Те внимательно посмотрели на «подарок с небес», переглянулись, затем медленно подняли головы.

– Это ваше, заберите! – крикнул я первое, что пришло на ум.

Ответом мне стало гробовое молчание, настолько гробовое, что никакие слова про то, что «ты труп», стали уже не нужны! Закрыв окно, я ещё и плотно задёрнул шторы.

Что пережил я в ту ночь, какие мысли передумал… Ситуацию и до того аховую я умудрился испоганить в конец. И если до происшествия во дворе брезжила ещё где-то вдали слабенькая надежда на мирный исход, то после очередного «подвига» нашего бультерьера ловить стало абсолютно нечего. Только бежать! Причём бежать быстро, далеко и с концами. Испариться, исчезнуть! Но как? Даже высунуть нос из квартиры теперь страшно!

Особую пикантность моим ночным размышлениям придавал тот факт, что, лёжа в собственной постели, находился я буквально в нескольких метрах от Чубэна и его быков. Да-да! Наша трёшка – на пятом, его четырёхкомнатная – в соседнем подъезде на седьмом. По прямой линии наши квартиры разделяло расстояние в каких-то три метра (включая толщину стены и перекрытий).

К утру у меня созрел очередной план. Как же хорошо я умею составлять планы! Вот только по части исполнения – провал за провалом! Итак, план. Главное было – уговорить Серёгу. Какой нормальный человек захочет своей головой рисковать? В шесть утра набрал домашний Серёгин номер, битый час рисовал ему ситуацию, убеждал – в случае любого форс-мажора всю ответственность я возьму на себя. Наконец, напарник мой согласился.

Ровно в десять в квартиру зашёл брат:

– На улице подозрительная чёрная «восьмёрка», госномер Д 64 20 КВ, в ней курят четыре типа. Внутри подъезда, вроде, чисто.

– Что ж, мне пора, – сказал я родителям, брату. В горле вдруг запершило, голос стал тише. – Не поминайте лихом.

Мама перекрестила меня на дорожку, и через пару минут из дверей нашего подъезда вышел бомж. Заросший, грязный, скрюченный. Рваные штаны, резиновые сапоги, за плечами – замызганный рюкзак с барахлом. На башке – грязно-серая спортивная шапка-петушок с надписью Sprint. Пожалуй, единственное, чего не хватало для полной достоверности – специфического запаха, то бишь вони. Тут я ничего путного придумать не смог, да и не заморачивался особо по этому поводу.

Проковылял мимо равнодушных лбов, мирно дымивших в машине. Кажись, сработало. Сработало, да не совсем! Когда заворачивал за угол, туда, где поджидал заведённый «ЗИЛ-131», готовый увезти нас за тридевять земель, почувствовал спиной: рюкзак шевелится. «Эх, Дениска, немного бы подождал!». Тут же краем глаза заметил: «восьмёрка» тронулась с места. Видать, допёрло до «сторожей» – бомжика надо было проверить. Пара братков осталась караулить у подъезда, а двое катили в зубиле за мной!

Я ускорил шаг. Чёрная «восьмёрка» прибавила скорость. Я припустил бегом, как настоящий бомж-спринтер. Серёга, разодетый в форменный камуфляж, уже распахивал дверь КУНГа1717
  КУНГ – Кузов УНифицированный Герметизированный. Стандартный каркасно-металлический кузов-фургон, устанавливаемый обычно на шасси военных и гражданских грузовиков высокой проходимости.


[Закрыть], он принял из моих рук тяжёлый трепещущий рюкзак. Следом за Дениской оказался в фургоне и я.

Два мощных удара кулаком о фанерную обшивку кузова – и «ЗИЛ», взревев своим 150-сильным V-образным восьмицилиндровым мотором, словно разбуженный медведь из берлоги, выбрался на проезжую часть улицы Дзержинского. Чуть сдвинув брезентовую шторку, я глянул в маленькое окошечко. Так и есть – «восьмёрка» не спеша пылила за нами. Освободив из мешка бультерьера, я скинул с себя бомжовские лохмотья.

– Жаль, такой классный прикид! – как бы пошутил Серёга.

– Хочешь, подарю? – как бы пошутил я в ответ.

Было нам, конечно, тогда не до смеха! Быстро облачившись в форму, украшенную надписями «Служба безопасности» и эмблемами с гербами и флагами, я проверил табельное оружие – ПМ с двумя обоймами по восемь патронов. Имелись с собой и ещё патроны – неучтённые, «сэкономленные» на учебных стрельбах. Да, в начале девяностых всё было проще. Тогда могли мы ещё по-свойски получить в Отряде нашем оружие на товарища, который «чуть задерживается, но вот-вот подойдёт», могли и тихонько заныкать патроны в тире; весёлое времечко было.

По городу ехали гладко, но стоило миновать нам ГАИ-шный пост на Советском тракте, как чёрное зубило пошло в атаку. Обогнав и подрезав, «восьмёрка» резко затормозила. Нашему водиле пришлось вдарить по тормозам так, что движок заглох, а мы в КУНГе чуть лбы о стенки не разбили. Матерясь на чём свет стоит, выскочили с Серёгой из кузова. Дениску я запер внутри, хватит с него! Бандиты (такие же, как я, двадцатилетние пацаны) уже поджидали, но увидеть перед собой двух вооружённых людей в форме – явно не рассчитывали.

– В чём дело?! – нарочито громко заорал на водителя Серёга. Казалось, всё лицо его горит от гнева. Горела огненно-рыжая борода, горели красные щёки, в «пламени» этом веснушки словно расплавились. – Какого хрена тут происходит?!

– Подрезали, товарищ старший лейтенант! – так же нарочито громко отрапортовал водитель. Званий у нас в Отряде отродясь не водилось, но для солидности… – Пытаются блокировать проезд спецтранспорта!

– Кто?! Эти чудики, что ли?! – дуло пистолета, в момент выскочившего из кобуры, смотрело уже в сторону присмиревших бандюганчиков.

– Так точно, товарищ старший лейтенант! Они самые!

– Я тебе выговор объявлю за то, что не переехал это корыто! – Серёгин ствол указал на «восьмёрку».

– Молод! Виноват! Исправлюсь! – с этими словами водитель запустил двигатель и принялся газовать. – Разрешите исполнять?

Ошарашенные бандюганчики замахали руками:

– Стойте-стойте! Чего вы? Поломка у нас, вот мы и тормознулись.

– Ах, поломка! – вступил я в беседу, передёргивая затвор пистолета. – Можно глянуть?

Подойдя вплотную к чёрной «восьмёрине», увидал сквозь лобовое стекло прилепленную к торпеде потрёпанную переводную картинку «Не курить! Штраф 3 рубля». В висках грохотал пульс. Чувствовалось – кровь переполнена кипящим адреналином. Обходя зубило, нажал я четыре раза на спуск. Четыре выстрела разрезали тишину осеннего леса. Четыре простреленных колеса, с шипением выпуская воздух, быстро сдувались. Я развёл руки:

– Точно, поломка! Что же, чинитесь не спеша!

Забравшись в кабину, мы тронулись. Когда объезжали стоявшую на спущенных скатах легковушку, я подлил ещё масла в огонь, крикнул удручённым бандючкам:

– Больше так не ломайтесь, хлопцы!

Вопрос – на кой ляд так выпендриваться, пальбу устраивать – вслух задан не был, но незримым облачком долго ещё висел он в кабине нашего грузовика. Кажется, прострелив скаты бандитской машины, я сжёг за собой все мосты. Ехали молча, нервно поглядывая в зеркала заднего вида, но за нами никто не гнался. Вскоре симфония рычащего мотора меня убаюкала. Дремал сидя. Изредка очухивался, стукаясь мотающейся головой то об окно, то о стенку кабины. И вновь проваливался в забытьё. Ничего не мог я с собой поделать – видно, так вымотался за последние дни. Лишь к вечеру догнали мы «КАМАЗ» с «охраняемым» нами грузом – зенитными ракетами 9МЗЗМ (тех, что на ЗРК «Оса» устанавливают); их-то мы и везли испытывать.

***

Спешить было некуда. Пересев в КУНГ, так и ехал я в нём всю дорогу, чтобы Дэник не слишком скучал. Звонко позвякивала на ухабах стеклянная тара – мы везли в Казахстан десять ящиков водки и пару коробок спирта «Рояль».

– Ёлы-палы, сопьёмся ведь, – только и смог вымолвить я, когда узрел такое богатство.

– Не дрейфь! Для нашего коллектива из этого добра – лишь половина, – объяснили шофёры. – К тому же лучше пусть уж останется, чем там, на полигоне, водку втридорога покупать.

– А такое когда-нибудь бывало вообще – чтобы она, родимая, оставалась?

Ответом на риторический вопрос стали многозначительные улыбки. Поухмылявшись, шофёры пояснили, что остальные пять ящиков мы везём Вольдемару – главному представителю нашего завода на полигоне. Вольдемар этот и жил там, в военном городке, уже много-много лет. А водка требовалась для маленького подпольного бизнеса его жены – каждый тогда крутился, как мог.

Так через три дня добрались мы до полигона «Эмба», что в Казахстане. Граница меж двумя государствами в то время если и была, то я её не заметил. Лишь по необычным бетонным километровым столбам вдоль разбитой дороги на Актобе1818
  Актобе – Казахстанское наименование города Актюбинск.


[Закрыть] понял – мы в другом государстве.

После Актюбинска дорога «кончилась», началось «направление». Ямы, рытвины, кочки с редкими островками чудом сохранившегося асфальта. Эти последние километры в раскачивающемся и подпрыгивающем кузове дались бультерьеру особенно тяжело. Сидя на ящике, крепко держал я пса, чтобы его меньше шатало. Думал, его сейчас вырвет, но обошлось.

Наконец, благополучно миновав КПП, въехали наши машины на огороженную территорию – в оазис посреди бескрайней, выжженной зноем степи. Стройные ряды белых панельных пятиэтажек. В окружении зелени деревьев казались они миражом. Эмба-5 – так назывался военный городок полигона – одного из многочисленных островов российского оборонного ведомства на территории Казахстана1919
  В 1999 году полигон «Эмба» расформируют, российские войска передислоцируют в Астраханскую область на полигон «Капустин Яр». Военный городок Эмба-5 казахские начальники переименуют в город Жем. Большую часть строений забросят или разрушат. А в бывших солдатских казармах будут обитать узкоглазые зеки – постояльцы созданной там колонии строгого режима.


[Закрыть].

Жили мы в нашей заводской гостинице – обнесённом изгородью одноэтажном деревянном строении барачного типа на окраине военного городка. Имелось у отеля этого и название – на ободранной табличке, висевшей у входа, значилось: «Гостиница „Степная“ вятского машиностроительного предприятия „Авитек“».

Кроме нас – шоферов и охраны, трудилось на полигоне множество заводчан: испытатели, ремонтники, конструкторы и т. д. и т. п. Официально все заводские работники, находящиеся в данный момент времени на полигоне, именовались экспедицией.

Дэник (Серёга называл его, памятуя о Карлосе, не иначе, как «пёс-членовредитель») долго приходил в себя после длинной дороги. К тому же здесь, в Казахстане, всё ещё стояла неимоверная жара, которую бультерьеры плохо переносят. Лишь ранним утром да поздним вечером выбирался пёс в огороженный двор нашей гостишки, чтобы, обойдя все углы, пометить территорию. Остальное же время проводил он на полу длинного коридора, с двух концов которого имелись двери, которые с утра и до ночи были распахнуты настежь, чтоб ветерок задувал. Так и валялся Дэник целыми днями кверху лапами на горячем сквознячке. Частенько, присев рядом с псом прямо на пол, вспоминал я минувшее лето. Оно пролетело, как сон…

5. Мои казахстанские воспоминания о минувшем лете

Как же хорошо всё тогда начиналось!

В тот самый первый вечер, когда бультерьер только оказался в нашей семье, брат ушёл то ли по делам, то ли по бабам. Отоспавшись с дороги, Дениска скушал первую в нашем доме кастрюльку маминого супа, повеселел. И я, испытывая лёгкое возбуждение от неизведанных предстоящих эмоций, повёл первый раз в жизни на прогулку настоящего взрослого бультерьера.

Весёленькая получилась прогулочка, с сюрпризом! Дождь стих, оставив обширные лужи. Я шествовал довольный собой: рядом крутая собака, пусть видок и не шибко презентабельный. Ничего, отмоем, откормим. К тому же вечерело, в сумерках всё белое кажется серым, и грязь на шерсти в глаза не бросалась. Двигались хоженым-перехоженым маршрутом, тысячу раз тут выгуливал Флору. Дэник – рядом, на поводке. На улице – ни души. Меня немного напрягало то, что приходилось останавливаться через каждые десять метров, чтобы пёс, задрав ногу, брызнул. Экономно расходуя запас мочи, он не пропускал ни один угол, ни один столб. Какой педант! Ничего, пусть территорию метит – это ж его первая прогулка на новом месте.

Обогнув соседний дом, мы вышли к поросшему довольно высокой травой пустырю, который нужно было пересечь по диагонали. Узенькая извилистая тропинка, а кругом противно-сырая, выше колена трава. Я пустил бультерьера вперёд. Мы прошли уже треть пустыря, как вдруг с противоположного края, словно с неба свалившись, на нас двинулась дама с собачкой. Чёрный пудель без поводка, а хозяйка – словно в облаках витает.

Всмотревшись, чуть не ойкнул, облизнул в момент пересохшие губы. Приближалась к нам, ничего вокруг не замечая, наша школьная учительница литературы. Лариса Михайловна, так её звали. Чуть за тридцать. Светловолосая, длинноногая, шикарная. Меня она, конечно, узнала. Ещё бы – своего «любимчика» – и не узнать! Немалого количества нервных клеток стоили ей «детские» мои выходки.

Один пример! Старшеклассники ломают головы на экзамене. Я, простой советский пионер, ученик пятого «Б», наученный добрыми товарищами-комсомольцами, заглянув в класс, протягиваю железное ведро молоденькой (первый год после института) учительнице:

– Лариса Михайловна, физрук попросил вас налить литра три менструации!

Впрочем, дело прошлое, я же тогда и слыхом не слыхивал про какие-то там «критические дни»; думал, физкультурник взаправду послал за нужной жидкостью. Сейчас-то я повзрослел! Не раз являлась ко мне Лариса Михайловна в моих армейских эротических грёзах. Больше скажу, положа руку на сердце. Всё моё увлечение литературой, писательством (как я сейчас, будучи взрослым уже, понимаю) начиналось с юношеского увлечения ею, нашей учительницей.

Но повстречать Ларису Михайловну здесь и сейчас, да ещё при таких обстоятельствах я уж точно не планировал. «И куда ж она прёт со своим Артемоном, или как там шавку еёшнюю величают?! Могла бы и обождать чуток! Не видит, что ли, бультерьера? Ладно уж, как-нибудь бочком-бочком разойдёмся. Но что это?!»

Дениска вдруг замер, встал, как вкопанный, навострив уши. Он напряжённо смотрел в сторону приближающейся дамы и её собачки, оставалось до них метров тридцать. Я подтолкнул незадачливого пса, и он продвинулся ещё на несколько шагов. Встал. Теперь он и вовсе не обращал внимания на подталкивания. «Да что ж это?! Неужто испугался?» Конечно, всякое в жизни бывает, но чтоб бультерьер боялся какого-то пуделя! Или это Лариса Михайловна на него так подействовала… Решил подбодрить пса собственным примером. Обошёл словно прилипшего к тропинке бультика и начал тянуть поводок, приговаривая:

– Вперёд! Ну, кому говорят, вперёд!

Но Дэник весь скукожился; нехотя, как бы вынужденно, он продвинулся внатяжку ещё метра на три и… лёг! На меня, на мои отчаянные потуги не обращал ровным счётом ни малейшего внимания, сосредоточившись полностью на пуделе. Более того! Бультерьер принялся вдруг прятаться от приближающейся собаки, склонил здоровенную башку ближе к земле за травку, уши прижал. Позорище!

Мне стало так стыдно. Ну, хоть бы кто другой шёл! Хорошо хоть, что кроме моей бывшей учительницы литературы этого цирка никто не видит. Да и она, похоже, в происходящее особо не въезжает. Но как же быть? Дама всё ближе, собачка её почти рядом, высокая мокрая трава мешает разойтись с ними. Не отступать же мне с бультерьером! Ладно, что с этим трусом дальше делать – решим после. Сейчас моя задача – удержать нашего дрожащего бульку на месте, чтобы он не бросился от пуделя наутёк.

Окоротив поводок, начал сдвигать Дэника в сторону, чтоб освободить место для торжественного шествия пуделя и его хозяйки. Я чувствовал, как напряжён бультерьер, слышал частое биение его сердца. Дрожа как осиновый лист, периодически выглядывал он из-за травки, но тут же вновь прятал морду. Наконец, когда беззаботный пудель приблизился шагов до десяти и, похоже, впервые заметил жмущегося к земле, жалобно заскулившего Дениску, бультик не выдержал. Дико взвизгнув, резко вскочил, как-то ловко крутанулся, вывернулся из ошейника и молча, сосредоточенно бросился на пуделя!

Я на секунду остолбенел. Так вот оно что! Значит, прячась в траве, Дениска выслеживал жертву, а дрожал далеко не от страха, а от предвкушения драки. Он жаждал порвать пуделя аж до трясучки! Охотник, блин, ёлы-палы! Хорошо, что пудель попался с отменной реакцией: как же он улепётывал от Дэника! Опомнившись, мы с Ларисой Михайловной бросились вслед, кричали что-то. Нарезав несколько кругов по пустырю, промокший Дениска остановился, и я смог взять его на поводок. Ошейник на сей раз затянул по полной.

Я увидал довольные, сияющие глаза бультерьера; он быстро дышал, оскалив пасть; алые губы растянулись, словно в кривой ухмылке. А пудель так и убежал, скрывшись в соседнем дворе. Ушла вслед за ним, обозлившись, красавица-училка. Я же повернул к дому – на первый раз приключений довольно. Когда ехали в лифте, погладил пса, приговаривая:

– А я думал, сдрейфил ты. Ну, молодец, молодец. Только ты это… того… не балуй так! Понял?

Дениска лишь зевнул…

Да, Казахстан оказался хорошим местом для воспоминаний о лете. Здесь всё вокруг ещё дышало жарой. И прошедшее жаркое лето вспоминалось легко и естественно…

Про второй «выход в свет» нашего героя, случившийся следующим утром, рассказывал брат. Они пришли на ближайший пустырь около теплотрассы, где всегда тусовались собачники из соседних домов со своими питомцами. Нашу домашнюю овчарку Флору в этой компании знали все, её появление интереса не вызвало. Другое дело Дэник – высокий, мордастый, ярко-белый (уже отмытый) и пока ещё очень худой бультерьер. Для дворовых псов – конкурент. Кобели-старожилы набычились. А Дениска снова упёрся, никак не желая идти «знакомиться» с местными «авторитетными» псами.

Главным хулиганом в той собачьей компании был Джордан, крупный кобель породы боксёр. Наверное, поведение новичка ввело Джордана в заблуждение. Резво подскочив, он принялся облаивать нерешительного бультерьера. Дениска застыл, вытянувшись как струна, он молча сносил «оскорбления». Облаяв как следует новичка, показав тем самым, кто здесь главный, боксёр развернулся вальяжно, он собирался уйти.

Не тут-то было! Резкий прыжок – и Дэник уже перед ним, так же стоит и молчит. Джордан, кажется, удивился и вновь, как следует, обложил новичка благим лаем. Дениска молчал, но когда боксёр попытался его обойти, вновь преградил ему путь. Затем ещё и ещё. Джордан оторопел, он впервые столкнулся с таким странным поведением и явно не понимал, что ему теперь делать. Одно было ясно – испытывать новичка на прочность он уже не хотел.

И тут Дэник в первый раз рыкнул. О, этот его рык! У скольких ещё собак сердце уйдёт в пятки от его рычания! Как же его описать? Это был не лай, нет. Наш бультерьер никогда не лаял. Звук, издаваемый им, зародившись в утробе, выплёскивался из пасти, словно усиленный мощным сабвуфером. Брат называл этот звук «рык тигра». От этого рыка листья, казалось, дрожали на деревьях, мурашки бежали вдоль позвоночника. Тигриного рыка боялись все! Впервые услышав его, Джордан ретировался со скоростью быстрее ветра; он никогда с тех пор не приближался к Дэнику ближе пятидесяти шагов.

Вскоре и мне посчастливилось стать свидетелем отрезвляющего действия на ретивого оппонента «нежного» Денискиного голоска. На одной из первых прогулок пред нами предстал чёрный доберман, рвущийся меряться силами с Дэником. Грозно лая, он дёргался что есть мочи, но его хозяин крепко держал поводок. Не знаю, как (возможно, карабин сломался), но поводок вдруг остался в руках владельца, а доберман чёрной молнией устремился на нас. Расстояние стремительно сокращалось – и тут Дэник рыкнул! Это надо было видеть. Доберман включил экстренное торможение. Затем резкий разворот на сто восемьдесят градусов, и мы увидели его сверкающие пятки. Просвистев, не сбавляя скорости, мимо оторопевшего хозяина, «чёрная молния» скрылась в кустах. Вот какой был рык у Дениски!

Но это были цветочки. Дальше – больше. На людей наш охотник внимания почти не обращал, но вот собаки… Это нечто! Дениска не мог пропустить ни одного пса, чтобы не померяться силой. Причём, как говорят, «невзирая на лица». Кто перед ним: маленький пудель или громадный дог, беззлобная девочка-болонка или матёрый кавказец-волкодав – Дэнику было абсолютно фиолетово. Каждый раз, только заслышав за окном собачий лай, долетавший с улицы в квартиру на пятый этаж, подрывался наш горе-боец, нёсся, сломя голову, ко входной двери и дико рычал перед ней на далёкого невидимого соперника.

Сидя на полу в коридоре гостиницы «Степная» и поглаживая спящего бультерьера, вспоминал я, как хотели мы выставить нашего пёсика на притравочный бой (должен же он поддерживать форму). Но мелькнувшая эта идея о собачьих боях развеялась с посещением ветеринара. Мы возили пса на обычный осмотр; так, на всякий случай. Врач нашёл, что Дениска здоров. Худоват, конечно, но дело то поправимое.

– Кормите больше и чаще, витамин В12 колите, – рекомендовал усатый доктор собачьих наук, а после добавил. – Хорош экземплярчик; жаль, для боёв не годится.

– А что такое? В чём, собственно, дело? – заволновались мы с братом.

– Про Высоцкого слышали? Да не про певца, а про боксёра. Про Игоря Высоцкого, сильнейшего боксёра 70-х спрашиваю.

– Слыхали, конечно, – отвечал за двоих брат. Я же, скромно потупившись, молчал. В 70-е я ещё пешком под стол ходил.

– Так вот, Игорь Высоцкий – единственный, кто сумел победить трёхкратного олимпийского чемпиона, легендарного кубинского тяжеловеса Теофило Стивенсона, причём дважды. Нокаутом! Сам же Высоцкий ни олимпийским чемпионом, ни чемпионом мира или даже Европы не был. Разок лишь чемпионат СССР выиграл. Вина неудач на ринге – строение его черепа, слишком острые кромки надбровных дуг. По бровям и лупили его соперники, прознав о слабом месте нашего боксёра. Обычный удар, и – рассечение, кровь бежит. И хоть готов Высоцкий биться дальше, но бой приходится останавливать и засчитывать ему поражение. Таковы правила.

– У нашего пса что-то не так с черепом? – поинтересовался брат.

– Фильм «Рокки» смотрели? – вопросом на вопрос ответил каверзный ветеринар – как выяснилось, страстный любитель бокса.

– Смотрели, конечно, – на сей раз за двоих отвечал я. Брат же, скромно потупившись, молчал. В видеопрокатах он был гостем редким.

– Помните, сколько там у героя-боксёра «краски» из лица вытекло? Будь то бой реальный, а не киношный – давно бы остановили. Короче. Есть у вашего бультерьера одно-единственное слабое место: кожа на морде тонкая очень, порвать легко. А там, порвёшь если – кровища хлестать будет о-го-го! В этом и проблема, а так ничего себе экземплярчик, офигительный пес, в общем и целом.

Так мысль об участии нашего питомца в собачьих боях, толком не оформившись, сама собой отпала. Но Дэник слов ветеринара о тонкой коже, скорее всего, не понял. Поэтому любой, абсолютно любой пёс, оказавшись в поле его зрения-слуха-чутья, тут же становился объектом охоты. У этого незыблемого правила имелось лишь единственное исключение – Флора. Нашу домашнюю овчарку бультик ни разу даже не попытался тронуть. К радости членов семьи у Флоры с Дениской сложились вполне приятельские отношения.

Вообще дома Дэник был просто душка (за исключением бросков с рыком к двери). Спал бультерьер, как я уже говорил, по-своему: не на боку, не на животе, а прямо на спине, перевернув морду и раздвинув в стороны лапы нарасшарагу. Ради прикола можно было вытянуть у спящего Дениски лапу вверх и, отпустив её, наблюдать, как долго остаётся она торчащей к потолку, а затем медленно, очень медленно возвращается в исходное положение. За это мы называли его «пластилиновым бультерьером», будто из спящего Дениски можно что-то слепить.

Я улыбался, вспоминая, как по совету ветеринара мы стали колоть витамин В12. Заодно решили и Флорино здоровье укрепить. Брат держал, а я колол им поочерёдно в ляжку по уколу через день. Курс – по десять ампул. Со второй процедуры овчарка начала выкидывать номера. Я прятал шприц за спиной, но Флора каким-то шестым чувством ощущала, что мы опять задумали. Визжала не своим голосом, типа: «Спасите, хозяева спятили!». Пытаясь улизнуть, бегала от нас по квартире. Брыкалась, крепко зажатая меж братовых ног. А когда в очередной раз «всё было кончено», поскулив обиженно, начинала подлизываться – ласкалась, заглядывала преданно в глаза, как бы умоляя: «Не надо так больше!»

С Дениской всё было просто. Брат его даже не держал. Я мог воткнуть ему шприц в любой ситуации; к примеру, когда он ест. Реакции на укол – ноль, как у Моргунова в фильме «Кавказская пленница».

Обычно я ел перед телевизором в гостиной, поставив поднос с едой на журнальный стол между кресел, сам же сидел полубоком. Дениска аккуратно забирался на кресло, пристраивался между моим боком и спинкой. Усевшись на задницу, лапы опускал мне на плечо, а поверх них – морду. Провожая взглядом каждую ложку, отправлявшуюся ко мне в рот, ожидал терпеливо, когда и ему обломится кусочек, и, дождавшись, с громким чавканьем проглатывал его.

А ещё нравилось ему, подойдя ко мне, сидящему в кресле, положить в ожидании ласки свою громадную белобрысую башку мне на колени, и, закрыв глаза, балдеть оттого, что чешу ему за ухом. Самым большим лакомством для Дениски были пельмени. Находясь дома, он и сам был словно большой пельмешек, наш славный добрый бультерьер! Но это дома, а на улице…

Поначалу чаще выгуливал Дэника брат; обычно он брал на прогулку обоих питомцев. Умная, воспитанная, послушная Флора, свободно бегая, нарезала круги. Дениска – строго на поводке, в специально приобретённой шлейке, из которой не выкрутишься, как из ошейника. И только уведя драчуна на самый дальний пустырь у железной дороги, где ни людей, ни собак, брат отстёгивал поводок. Но и там находился способ для Дэника выпустить энергию: деревья.

Ствол молоденькой берёзки (сантиметров пять в диаметре) перегрызал бультерьер за пару минут, орудуя челюстями, словно бензопилой «Дружба». Только щепки летели по сторонам! На мощную, толщиной с мужскую руку, ветвь тополя уходило времени раза в три больше. Дениска подлетал с разбегу к дереву, прыгал и повисал, вцепившись зубами за ветвь. И начиналась борьба до победного!

Он грыз и грыз! Грыз сосредоточенно, выкладываясь по полной, словно это не тренировка, а бой настоящий. Бой не на жизнь – на смерть. Иногда падал с ветви и тут же, оттолкнувшись от земли, взлетал к воображаемому противнику, вгрызаясь в его «плоть». Не отступал до тех пор, пока поверженная четырёх– или пятиметровая ветвь не оказывалась на земле, под ногами. Тогда, от души помутузив, тащил её хвастаться брату. А тот, похвалив питомца, начинал операцию по удалению заноз из его щёк и дёсен. Специальные щипчики и перекись водорода, как предметы первой необходимости, всегда носил он на прогулки. Носил и заточенную буковую дощечку для разжимания челюстей – так, на всякий случай.