Текст книги "Вдохновение"

4.Свидание

В четверг утром, стоя у сет-бокса, мы с Настей в полго-лоса обсуждали минувший вторник. Девушка рассказала, как в окружении горящих сосудов в лесу она вместе с Мариной по-мимо музыкальных инструментов услышала реплику: «Скоро вы всѐ узнаете!». Я же обмолвился о кафе «Купидон», показал ей два полученных чека и попросил передать один Карине.

– А почему сам не передашь?

– Не знаю… я почему-то стесняюсь. Поможешь?

– Странный ты, – ухмыльнулась она. – Ладно. Без проблем! А между тем на лице девушки читался страх за будущее.

Дело дошло до первой смерти в нашей компании… нет, скажу даже больше. Ситуация осложнилась в тот день, когда Ксюше стало плохо. Но время показало: каждое несчастье непременно сменяет бескорыстное благородство.

– Времени всѐ меньше… – Настя прошла мимо меня, села на колени напротив сет-бокса и использовала пустую монету.

– Здравствуйте, номер два и номер одиннадцать!

– Привет, привет, подруга, – Настя убрала за ухо завиваю-щуюся рыжую ленточку волос. – Пожалуйста, помоги! Не пред-ставляешь, как ты мне сейчас необходима.

Несколько секунд лампочки замигали в особом порядке, напоминая язык Морзе. На пару секунд они погасли, а вместе со вспышкой на дисплее появилась надпись, которую прочѐл го-лос:

– Ваша нотная тетрадь в колыбели. Желаем успехов в твор-честве.

– Спасибо… спасибо… – произнесла девушка.

Прозвучал звонок.

– О, что-то ещѐ… – невольно вырвалось у меня.

– Для Вас сообщение, номер два, – сказал голос.

– Сообщение? – Настя взглянула на дисплей, где высветился жѐлтый конверт. – Что за сообщение? – она нажала подушечкой пальца на конверт, тот распался на пиксели, разлетевшиеся в стороны.

Высветился текст:

«Номер Два, спешим поставить Вас в известность: в связи

– внезапным обрывом – неделя сезона Осень автоматически пе-реносится в сезон Весна».

Сет-бокс попрощался с девушкой и отключился.

– четыре часа я уже стоял в «Купидоне». Моѐ состояние напоминало то же самое, что и в то утро, когда я впервые ока-зался в мужской спальне, – полное недоумение. Кафе преобра-зилось до неузнаваемости: приглушѐнный (на этот раз красный) свет квадратных панелей на стенах освещал столик в центре и его ближайшее пространство; в углах зала под потолком зависа-ли металлические шары, выполняя функцию прожекторов.

За столом сидела Карина, которую я не сразу узнал: накрашенные лиловой помадой губы, роскошные распущенные локоны и тѐплый джемпер. Температура внутри кафе значи-тельно понижалась, когда сезоны сменяли друг друга.

– Привет, давно ты нашѐл это кафе?

– Неделю или две назад, точно не помню, – неуверенно при-знался я, присоединившись к девушке.

– Это что, свидание?

– Честно говоря, сам не знаю, – неуклюже ответил я. – По-лучил чек и вот, пришѐл.

– Понятно, – она пододвинула чек в мою сторону и потяну-лась к трубочке стакана с апельсиновым соком.

– В последнее время мы не так уж часто общаемся один на один…

– Ты, наверное, имел в виду, совсем не общаемся?

– легко улыбнулся, отчего, по всей вероятности, приоб-рел глупый вид.

– Да, точно…

– Скажи, а почему ты решил позвать меня именно так, через посредника? – она улыбнулась. – Разве не мог обратиться напрямую?

– Не знаю, сработало как-то машинально…

– Ты даже покраснел…

– вправду, я почувствовал себя неловко. Лицо запылало так, будто меня отхлестали крапивой, а в груди сердце перевер-нулось вверх дном. Отвести взгляд или, наконец, вовсе отвер-нуться не вышло, моѐ внимание осталось прикованным к собеседнице.

– Да расслабься ты, я же не кусаюсь. – Карина отодвинула стакан в сторону и сложила руки на столе. – Это вообще моѐ первое свидание, – призналась она.

Оглянувшись по сторонам, Карина произнесла:

– А тут уютненько! Вроде обычное кафе, но эти светящиеся шары, панели на стенах производят какую-то особенную атмо-сферу

Обстановка, пусть немного и разрядилась, но волнение меня не покидало. Выдохнув, я решился спросить:

– Как тебе станция? Что вообще думаешь обо всѐм, что с нами произошло за эти две с половиной недели?

– Сложно сказать. Когда я села вместе с тобой в поезд той ночью, то почувствовала свободу, почувствовала себя победите-лем над родительским контролем. Да и вообще в жизни многое переменилось с того момента, как я впервые увидела сет-бокс и его возможности, – увлечѐнно размышляла она. – Взять хотя бы Ксюшино исцеление – это же непередаваемо.

– Согласен, теперь у неѐ всѐ будет хорошо.

– Кстати, по пути в кафе я встретила еѐ и Андрея. Она про-сила передать тебе спасибо. Сказала, что девочка, считающая огоньки, получилась отлично.

– Правда? Прямо так и сказала?

Девушка незамедлительно кивнула. Мне стало так при-ятно и в то же время неудобно, что я вдруг на мгновенье размеч-тался.

– С другой стороны, последний случай с Костей показывает, как иногда жестока жизнь и как порой она может расправиться с теми, кто слаб характером настолько, что не в состоянии пере-бороть себя и легко поддаѐтся искушению. Иногда, чтобы осо-знать собственные ошибки, нужны люди, которые встряхнут те-бя как следует.

– Я бы сказала по-другому. Иногда, чтобы не совершать собственные ошибки, нужны чужие примеры, которые встрях-нут тебя как следует. Да, может, он и был не самым вежливым и добрым, зато он раскаялся. Всѐ равно он не заслужил смерти, тем более такой и в столь раннем возрасте. Для меня это как-то непривычно, никогда прежде не приходилось видеть смерть ря-дом.

– Наверняка все мы увидели смерть впервые. Может, это не

– месту, но Костя всѐ-таки доработал своѐ стихотворение.

– Да уж, судьба она такая: что-то даѐт в качестве прощения и берѐт что-то взамен. Но, согласись, могла бы просто забрать у него талант.

Разговор принял непривычный для меня оборот. Такие глубокие темы я ещѐ никогда и ни с кем не обсуждал.

– Мне кажется, скоро всѐ закончится, – поделилась Карина.

– Хм. Я почему-то чувствую то же самое. Наверное, всѐ из-за того, что остался последний сезон, который мы до сих пор не заказывали.

– Вполне возможно. Но я тут из-за другого переживаю…

– Переживаешь? За что?

– Прошло семнадцать дней, но я так и не поняла, зачем нахожусь на станции, – вздохнула она, – все тут к месту: Мари-на с Настей – виолончелистки, Андрей – машинист, ты – писа-тель, Костя – поэт… – она опустила взгляд, произнеся шѐпо-том, – пускай и бывший…

– А как же Ксюша? Она ведь только сестра Андрея…

– Не правда, она также выполняет свою роль! – перебила Карина. – Ты что, забыл? Благодаря Ксюше Илья самому себе доказал, что не бесполезен.

Карина напомнила мне об Илье, и я тут же понял, как мне его не хватает. Его стало не хватать, как только он покинул станцию. Как-то сразу захотелось поделиться с ней воспомина-ниями о наших разговорах, в которых друг делился со мной сво-ими мечтами о загородном домике. А какие поэтичные выраже-ния он выбирал в адрес Марины! Она, конечно же, догадыва-лась, но никогда не хвасталась перед нами, сохраняя в секрете, следуя принципу, который мне удалось сформулировать: «Не показывай соседям самый красивый цветок в своѐм саду, чтобы не пришлось обнаружить на его месте лишь срезанный стебель». Несмотря на некую секретность и тайну, всем ребятам, включая Ксюшу, было известно об их связи. Не так хорошо, как нам с Кариной, но всѐ же.

– отодвинул стакан и положил свою ладонь на еѐ руку.

– Думаю, всѐ прояснится. Вот увидишь! Ничего не происхо-дит просто так. Уверен, ты также найдѐшь своѐ место.

– Спасибо, что поддерживаешь, – на этот раз покраснела

она.

5.Видеоархив

Всю пятницу и первую половину субботы Андрей снимал будущий фильм о станции. В небольшой комнате сбоку от акто-вого зала, о которой я до недавнего времени совсем забыл, па-рень занимался монтажом отснятого материала и выбирался от-туда только для того, чтобы повидать сестрѐнку, поздороваться с нами, подкрепиться и как следует выспаться после тяжѐлого дня.

– воскресенье мы привели в порядок найденный когда-то за кулисами проектор. Он вместе с подходящим к нему кабелем лежал на дне коробки с реквизитом. Очистив устройство от ско-пившейся пыли, мы подсоединили его к сет-боксу, перенесѐн-ному из мужской спальни.

– А ты знал, что любое изображение состоит из трѐх основ-ных цветов? – Андрей взглянул на проекционный экран, кото-рый мы спустили, когда пришли.

– Толком и не задумывался, – признался я. – Если не секрет, из каких?

– Красного, синего и зелѐного.

– Хм. Это интересно, – задумался я, спустившись со стре-мянки, – ты отлично разбираешься в технике! Я это давно заме-тил!

– Да ладно, подумаешь, всего лишь теория.

– Ну, не скажи. Не каждый в твои годы занимается чем-то таким, что серьѐзнее компьютерных игр или прогулки с мячом в дружеской компании.

– Это потому что я чересчур любопытный! Мне не сидится на месте до тех пор, пока я не разберусь, из чего состоит опре-делѐнная штуковина.

– Поэтому ты взялся за фильм?

– Да. Считаю, он обязательно станет интересен другим. И к тому же… – он почесал затылок, – мне же нужно чем-то зани-маться, пока остальные решают собственные творческие про-блемы. А станция – отличное место для киноматериала! И мне лишний опыт, как оператору, вовсе не помешает.

– А как же Ксюша? За ней нужно приглядывать…

– Согласен, но иногда мне кажется, что сестрѐнка намного взрослее и самостоятельнее меня. В последнее время за неѐ я переживаю меньше, чем за себя. Мне спокойно, когда Ксюша с вами! Такое ощущение, будто она под какой-то особо надѐжной защитой.

– дверном проѐме появилась Карина. Если бы не скрип-нувшая дверь, то мы вряд ли бы еѐ заметили.

– Чем занимаетесь?

– Приготовили всѐ необходимое для сеанса в семь часов, – я взял еѐ ладонь и повел к первым рядам. – Садись, скоро всѐ начнѐтся.

– Хорошо, – девушка проводила нас радостным взглядом, когда мы принялись относить стремянку в кладовку.

К семи вечера все собрались в зале в шахматном порядке: кто-то на первом, кто-то на втором и третьем ряду.

Андрей вышел к небольшой публике, как только проек-тор вывел изображение на экран.

– Итак, ребята, последние полтора дня я снимал станцию, и теперь для вас приготовлен фильм, но он не окончен. Мне при-дѐтся снять следующий сезон «Весну», но я обязательно это ис-правлю! – парень заметно побледнел, возможно, от волнения.

– Вы готовы? – я взял видавший виды пульт управления: впалые внутрь кнопки, а местами и вовсе отсутствовавшие.

– Да, включа-а-ай, – крикнула самая маленькая из нас. Фильм начался с длинных, сменяющих друг друга кори-

доров здания. Сменялись, соблюдая очередь, кадры: железная дорога, деревья, поляна…

Представление заняло порядка получаса, а закончилось, казалось бы, обычными, но в то же время завораживающими собственной простотой видами лесных просторов. Во время съѐмки Андрей совершенно случайно наткнулся на чѐрное фор-тепиано, поверхность которого заливали блики горящих сосу-дов; тут же находился и стул виолончелиста с высокой деревян-ной спинкой, обтянутой мягкой бордовой тканью. Такие предна-значены для поддержания осанки музыканта, что, конечно же, необходимо для его удачных выступлений.

Камера медленно приближалась под аккомпанирующую ей музыку юноши-гитариста, не попавшего, как и остальные миниатюрные жители, в объектив общей картинки. Всѐ происходящее на плѐнке отчасти напоминало отрывок из какого-то до боли известного фильма именитого режиссѐра старых ужасов…

Совсем скоро инструмент и стул оказались на первом плане камеры, и в объективе проплыло название фортепиано – «PRIMA». Медленный наезд камерой… и парню удалось приме-нить приѐм затяжного напряжения, как это было у Хичкока в его коллекции чѐрно-белых саспенс-фильмов.

– фильме успел принять участие и Илья. Он обратился ко всем оставшимся на станции через мѐртвые кадры:

– Вот я и дома. В родном городе я впервые в жизни отсут-ствовал около недели, тем более без присмотра родителей. На станции я познакомился с вами, ребята, – новыми людьми, в ли-це которых сумел разглядеть весѐлые, жизнерадостные лично-сти. Мне приятно называть вас друзьями. Такие встречи в моей жизни можно сосчитать по пальцам, поэтому для меня они цен-ны! Вдобавок ко всему я отыскал родную для себя душу – де-вушку, в которую до беспамятства влюбился. Мне буквально крышу снесло от еѐ голоса и присутствия рядом. В жизни каж-дого из вас обязательно должно произойти чудо! Хотя бы одна-жды! Иначе, какая же это жизнь без захватывающих дыхание моментов, разжигающих улыбки на наших лицах?

Внутри меня пробежал холодок и появился в горле тяжѐ-лый ком. Настолько пробрали его слова.

– Последнее, что я хотел бы сказать. Ксюшенька, ты уже со-всем взрослая! Но поверь мне, у тебя впереди длинная и полная путешествий жизнь! Жизнь, как и творчество, – трогательный коктейль из смеха и слѐз. Уверен, твой коктейль до краев бокала будет состоять только из смеха!

Тишина продолжилась недолго. Когда погас экран, Настя высказалась:

– Очень информативно.

– Спасибо за внимание! – юноша выпустил сестру из объя-

тий.

Голос сет-бокса произнѐс:

– Операция завершена! Благодарю за просмотр!

Словно по традиции замигали лампочки. На экране вы-светилось: Добро пожаловать, Март!

Часть 4

1
Фортепиано и стул

С наступлением весны – последнего сезона на станции пробившаяся сквозь снег зелень сменила белые, как мел, при-родные декорации за окном. Даже воздух, проскользнувший че-рез его щѐлочку в спальне, благоухал цветением. Атмосфера кардинально изменилась в моѐм сознании, впрочем, как, навер-ное, и в сознании Андрея, который успел спуститься, пока я ле-жал в колыбели. Насколько помню, парень заказывал у сет-бокса музыку.

В дверь постучали.

– Доброе утро, мальчики! – зашли Марина с Настей.

– И вам привет, – Андрей вяло помахал и не сразу взглянул в сторону девушек. Когда парень нажал на кнопку, заиграла од-на из тех песен, которая была на слуху почти у каждого под-ростка времѐн юности наших родителей – «Белые розы» группы «Ласковый май».

– Андрей, ты вчера показывал нам свой фильм… Мы увиде-ли в нѐм фортепиано и большой стул для виолончелистов.

– Ты не мог бы…

– Проводить вас? – закончил он вопрос Марины.

– Точно! – обрадовалась Настя.

Я потянулся что было сил, и вдруг почувствовал, как каждый позвонок в спине громко прохрустел.

– Хм. Похоже, музыку я сегодня вряд ли послушаю… – Ан-дрей с заинтересованным лицом пошарил в карманах спортив-ных штанов и, тяжело выдохнув, произнѐс: – ну во-о-от, больше мелочи у меня нет! – он возмущѐнно развѐл руками.

– Ничего страшного, – успокоил я, – у меня найдѐтся, я по-делюсь пятаками!

– Слушайте, а пойдѐм все вместе? – предложила Настя, за-прокинув голову и взглянув мне в глаза.

– Сам собирался предложить, но где Карина?

– И Ксюша…

– Девочки в спальне, переодеваются.

Из-за двери выглянули и Карина, и Ксюша.

Через пятнадцать минут мы уже следовали друг за дру-гом в лесок по узкой дорожке, временами то и дело завязая в тающей, местами похрустывающей снежно-грязной смеси. По левую и правую стороны от образованной нашими следами змейки поляну цветным пластом накрывали подснежники, тя-нувшиеся белыми головками к чистому весеннему небу. Когда прошли мимо первого ряда деревьев, то вновь, все, как один, заворожѐнно уставились на пылающие сосуды с их миниатюр-ными жителями.

Дорога к фортепиано заняла не больше пяти минут. Мы прошли то место, где зимой наткнулись на труп Кости, и мне внезапно стало печально и тяжело. Я сразу почувствовал некое отторжение от этого места. Но как только этот незначительный барьер был преодолѐн, тогда-то я почувствовал, как постепенно спадает с моих плеч груз, невидимый глазом.

Теперь наше внимание приковало к себе фортепиано с впечатляющими размерами. Как и на видеозаписи, блики светя-щихся сосудов отражались на чѐрном покрытии инструмента.

Ксюша отдала мне подснежник и со свойственной детям любознательностью принялась крохотными пальчиками изучать деревянную спинку стула, обтянутую красной шѐлковой тка-нью. Девочка подошла ближе, продолжив тактильно узнавать фортепиано.

Настя постучала по крышке фортепиано и каким-то чуд-ным образом определила, что оно изготовлено именно из дуба, а не из какой-то иной древесины. Мне этот факт показался инте-ресным и познавательным. Девушка села на второй стул; при-

двинулась ближе, открыв крышку; подняла руки над клавиша-ми, после чего сквозь еѐ пальцы просочилась музыка. Как толь-ко я услышал едва знакомые нотки, вспомнил себя девятилетне-го, отдыхавшего у мамы на работе в профилактории. Тогда мне удавалось находить время между разнообразными лечебными процедурами и стоять у старого, местами запылившегося беже-вого пианино в коридоре правого крыла, освещаемого лишь по ночам, в часы, когда гости давно уже спали, а сменный персонал продолжал выполнять работу.

Иногда, чтобы попасть из одного крыла в другое, мои ро-весники проходили мимо и интересовались, умею ли я играть, но как только я принимался за игру, если можно так назвать то, что у меня выходило, вопросы тут же снимались, сменяя интерес на их лицах гримасами разочарования.

Подруга закончила испытывать инструмент, и Марина заняла всѐ тот же деревянный стул виолончелиста. Она откину-лась на мягкую спинку так уверенно, как обычно дочь бросается в объятия родной матери после затянувшейся разлуки, и, закрыв глаза, выдохнула изо всех сил. Потом Марина открыла глаза и с широкой улыбкой воскликнула:

– Удобно!

– Завтра нужно обязательно поработать, как следует! – сидя вполоборота, сказала Настя.

– Договорились, – Марина освободила стул. – Значит, сего-дня заранее приготовим тетрадь, я настрою виолончель, и с зав-трашнего дня начнѐм творить!

– А я, в таком случае, подумаю, что можно сделать с каме-рой, чтобы было достаточное место для съѐмки.

– Нет, пожалуйста, не бери завтра камеру, – ответила Мари-

на.

– Но… но, почему?

– Думаю, сейчас не время. Мы будем чувствовать себя не-удобно, зная, что нас снимают.

– Давай в следующий раз, хорошо?

– Слушайте, девочки, мне не сложно, но сами подумайте: до конца Весны осталось шесть дней, нам необходимо снять этот сезон, иначе у меня не выйдет смонтировать фильм до конца.

– Обещаю, всѐ получится! Только подожди!

– Дело в том, что неизвестно, какие сюрпризы преподнесѐт нам этот сезон!

Ксюша забрала у меня свой голубой подснежник, и мы отправились обратно в здание вокзала.

2.Соната

В свободное время Настя рассказывала мне о многих со-ставляющих в сочинительстве сонаты. Самой интересной для меня оказалась информация о соединении нескольких музы-кальных элементов, вроде мотива – мельчайшей единицы – в единую сонатную форму, оказывается, еѐ невозможно разбить на субмотив, так называемый слог, что часто используется в поэзии.

Девушка рассказала о Сонате Дебюсси. Упомянутое про-изведение состоит из импровизационного пролога, играющего красками гротескной серенады, и контрастов финала.

– Понимаешь, Дебюсси раскрывал свой замысел не только с помощью фактуры и темы, но и за счѐт штрихов. Сюжет ком-пенсируется благодаря различным виолончельным приѐмам.

– Да? Каким же? – я держал в одной руке ручку, в другой – блокнот с потрѐпанными углами.

Я с интересом успел вписать в пустом месте между чер-новыми каракулями: «пиццикато и арко».

В первом случае элемент обозначал, что звук извлекается не смычком, а щипком; от чего он становится тише прежнего, отрывистым.

Второй термин означал смычок…

***

Девушки находились в лесу.

Мы с Кариной, Андреем и Ксюшей застали их, когда они в суете готовились к репетиции самостоятельно написанной сонаты. Присоединившись к паре виолончелисток, мы пообещали не мешать и разместились на широком камне, который едва успел высохнуть от недавно растаявшего снега.

Как и в ночь нашего знакомства, Карина сидела рядом. Но на этот раз еѐ ладонь лежала в моей.

Андрей сдержал обещание и принѐс свою видеокамеру через два дня. Правда, девушки всѐ равно возмущались:

– Андрей, ну мы ведь просили, чтобы ты не приносил каме-ру…

– Это вчера я не должен был еѐ брать, а на сегодня уговора я что-то не припоминаю, – он с лѐгкой улыбкой развѐл руки в сто-роны. – Так что без обид, девчонки, мне срочно нужно доснять необходимый кусок, – он выдержал серьѐзный взгляд, а после продолжил съѐмку, отключив паузу. – Не переживайте, я не дол-го. Как закончу, покину вас и займусь монтажом.

– А когда будет можно взглянуть на твой фильм от начала до конца? – поинтересовалась Карина.

– Думаю, увидите уже завтра, – парень пожал плечами. – Край, подготовлю к пятнице!

Андрей, оттолкнувшись от сырой поверхности камня, поднялся и отстранился от нас.

– Андрюша как будто играет в игру, – заметила Ксюша.

Он действительно выглядел увлечѐнным. Его глаза горе-ли с интересом и удовольствием от картинки в объективе каме-ры.

– Он всегда такой, когда что-нибудь снимает, – объяснила девочка и прижалась к Карине, обхватив еѐ рукой за спину.

– Всѐ правильно, просто он любит снимать.

– Это точно!

Девушки заняли места и принялись играть. Пролившийся

– пространстве мягкий и уютный звук фортепиано обнял высо-кие и мощные стволы стоявших рядом деревьев, а спустя мину-ту к нему присоединились скрипучие нотки виолончели. Как ни странно, но соната девчонок ни на что не походила. Это звучало, как действительно что-то новое, мастерски доделанное, как от-полированный инструментом плотника деревянный брусок или отредактированный текст, вышедший из-под пера профессио-нального журналиста. Пока звучала музыка, в моей голове про-плывали самые красивые моменты из жизни, которые я успел пережить к девятнадцати годам. Первая травма от поездки на велосипеде в день, когда вдоль и поперѐк рассекал по дорогам и тротуарам собственного двора. Первый успех в одном из кон-курсов эссе по предпринимательскому праву…

Музыка продолжала звучать.

Андрей за пять-десять минут отснял нужный кусок, и по-кинул нас, скрывшись за деревьями на повороте. Ксюша решила не оставлять брата в одиночестве и бросилась за ним вдогонку. С последней их разлуки девочка предпочитала проводить с Ан-дреем как можно больше времени.

Виолончель, постепенно стихая, уснула в объятьях про-хладного лесного ветра. Фортепиано тоже успокоилось.

Девушки взглянули на нас, скромно примостившихся на

камне.

– Что скажете? – поинтересовалась Настя. После игры еѐ глаза намокли.

– Классно! Но как вам за день удалось это сочинить? – по-интересовалась Карина. – К тому же, с ноля…

– На самом деле не всѐ было просто!

– Мы давно собирались написать что-то подобное… что-то такое, что трогало бы наши сердца и сердца наших друзей. У нас были наброски ещѐ с прошлого года… Оставались чуть ли не после каждого занятия, интересовались друг у друга, какие луч-ше использовать переходы, мотивы…

– В общем, вышло то, что вышло… Когда тебе грозит смерть, смекалка работает гораздо лучше, чем обычно!

Я не мог возразить факту, высказанному так жѐстко.

Это по молодости все кричат, что смерть им не страшна (по себе знаю), но стоит столкнуть с угрозой еѐ приближения, так сразу задумываешься, ради чего ты в конце концов живѐшь на белом свете.