Текст книги "Первое ракетное соединение нашей страны"

В числе первых

Марковский Дмитрий Иванович, генерал-майор в отставке, один из первых офицеров бригады, инженер-баллистик

– Сначала поясню, почему я оказался среди офицеров-фронтовиков, отобранных для освоения ракетного оружия. Очевидно, прежде всего сказалась моя достаточно фундаментальная для того времени механико-математическая подготовка. В 1938 году я поступил в МГУ имени М. В. Ломоносова, откуда в сентябре 1941 года с четвёртого курса призвали в армию и направили в Военно-воздушную академию имени Н. Е. Жуковского, которую окончил в 1944 году.

Сразу же после окончания Великой Отечественной войны мне выпало счастье быть среди первых в освоении принципиально нового ракетного оружия дальнего действия. Я был направлен в только что созданную в мае 1946 года первую бригаду особого назначения. Начинали практически с нуля. Для изучения документации по немецкому ракетному оружию основная часть офицеров бригады была направлена в специальный институт, расположенный на территории Группы советских войск в Германии, которым руководил подполковник Тюлин Георгий Александрович, впоследствии генерал-лейтенант – первый заместитель министра общего машиностроения. Георгия Александровича я знал ещё по университету. Другие офицеры направлялись для обучения в созданные к этому времени на территории Германии учреждения и лаборатории, занимавшиеся исследованиями немецкого ракетного оружия.

Первая бригада комплектовалась в основном инженерами из различных родов войск. Многие офицеры бригады, окончившие университеты, академии и институты, были знакомы с динамикой тел переменной массы, помнили уравнения Мещерского, Циолковского, знали из теоретической механики, что такое гироскоп. Но этих знаний не доставало для того, чтобы практически использовать их при испытаниях отдельных узлов, систем и приборов, а тем более для того, чтобы сформировать оптимальные к ним требования. Нам, безусловно, было трудно, но мы в подавляющем большинстве были молоды, не подвержены, как сейчас говорят, инерции мышления и поэтому с увлечением приступили к изучению теоретических основ ракетного дела и новой для всех нас ракетной техники. Работы в области ракетостроения проводились у нас её до войны. Были созданы и нашли боевое применение в войне знаменитые «катюши», имелись неплохие научные труды по реактивному вооружению и движению в целом. Но этого явно не хватало. Пришлось начинать с азов. Моей основной специальностью стали теория и практика полёта ракеты. Единственным средством измерения траектории полёта ракеты в то время были кинотедолиты. Расчётные формулы, формы бланков расчёта элементов траектории нам достались от немцев. Изучив их, мы в мае 1947 года на территории Группы советских войск в Германии оборудовали один из аэродромов и провели первые практические занятия по измерению траектории летящего объекта. Таким объектом был истребитель. Практические занятия прошли успешно. Кинотеодолитная служба, геодезисты и расчётное бюро приобрели необходимый навык.

Руководил нами, вдохновлял, прививая веру в ракетную технику и перспективы её развития, по-отечески заботился о нас и наших семьях всеми уважаемы и любимый командир бригады, прославленный генерал Великой Отечественной войны Александр Фёдорович Тверецкий, высокообразованный, обаятельный человек, генерал-майор артиллерии. Он сумел заставить нас полюбить ракетную технику так, что и позднее мы даже не помышляли заниматься другим делом. Даже на досуге, в пути, за обедом и где только можно решали мы различные задачи по теории реактивного движения, обсуждали принципы работы различных систем, и, конечно, дискутировали о способах и применения и эффективности ракетного оружия. Становилось очевидным, что немецкая ракета ФАУ-2 далека от совершенства, а её применение в современной войне, несмотря на высокую по тому времени дальность, малоэффективно. Но начало развитию ракетного оружия дальнего действия положили, и будущее представлялось вполне перспективным.

В августе 1947 года первая бригада особого назначения передислоцировалась на Государственный центральный полигон Капустин Яр, который к нашему приезду был только обозначен. Еще не существовало никаких сооружений, служебных помещений и испытательных корпусов. Жили в палатках, семьи разместили в деревне в 40 км от полигона.

Ездили к ним раз в 2–3 недели, если позволяли дороги и обстановка. Жены понимали наши задачи, мирились с трудностями, растили детей. В стране ещё действовала карточная система. Трудностей хватало, но пришли и успехи. Какое удовлетворение получал каждый из нас, когда создав в короткие сроки необходимую базу, офицеры бригады и полигона совместно с остальным личным составом подразделений 18 октября 1947 года успешно осуществили первый в стране пуск ракеты дальнего действия. При подготовке ракеты к пуску высокое мастерство продемонстрировали стартовая и техническая команды, кинотеодолитная служба и расчётное бюро.

Слова доклада председателя государственной комиссии министра вооружения Устинова Д. Ф. и маршала артиллерии Яковлева Н. Д. правительству об успешном запуске первой в Советском Союзе баллистической ракеты дальнего действия вселили в нас радость и гордость за труд и коллектив, успехи нашей Родины. Следует отметить, что все члены государственной комиссии проявляли исключительный интерес к нашей профессиональной деятельности, а маршал артиллерии Яковлев Николай Дмитриевич часами мог находиться в расчётном бюро, интересоваться графиками полёта и параметрами кинотеодолитных измерений.

В 1948 году значительное число офицеров-инженеров бригады назначили на ответственные должности в управления и службы дивизиона. Я был в их числе. Мы с болью в сердце восприняли разлуку со своими боевыми друзьями, особенно генералом Тверецким А. Ф. Но вскоре, к нашей общей радости, он так же, как и мы, был назначен на Государственный полигон начальником управления. Генерал Гумиров В. М. принял 22 бригаду особого назначения, так стала называться первая бригада, вооружённая ракетами дальнего действия.

Неоценимый вклад в освоение новой техники внесли замечательные офицеры первой бригады Смирницкий Н. Н., Трегуб Я. И., Комиссаров Б. А., Носов А. И., Меньшиков В. А., Киселёв П. Е., Мозжорин Ю. А., Привезенцев С. Н., Обухов К. С., Баврин В. А., Рождественский А. Т., Повалшвейковский М. И., Пудовочкин Е. Д., Кастальев В. В., многие другие.

Десятки лет спустя, будучи на ответственных должностях, ветераны первой бригады, встречаясь при различных обстоятельствах, с восторгом и гордостью вспоминают те незабываемые годы первых стартов. Особенно тепло мы вспоминаем своего первого командира Тверецкого Александра Фёдоровича. Уже немногие пришли проводить его в последний путь 3 января 1993 года. А те, кто пришёл, пожилые мужественные люди, не скрывали слёз большой утраты.

Первая бригада проложила путь к формированию последующих бригад особого назначения и прежде всего 23 бригады, которую возглавлял 33-летний офицер-фронтовик полковник Григорьев Михаил Григорьевич – будущий первый заместитель главнокомандующего Ракетными войсками стратегического назначения. Он прибыл в Капустин Яр в начале 1950-х годов и сразу завоевал наши симпатии профессиональными знаниями и командирской выправкой. Генерал Тверецкий А. Ф. в присутствии многих офицеров высказал мнение, что в лице Григорьева М. Г. мы видим будущего командующего РВСН. Проницательный Александр Фёдорович ошибся не намного.

С теплотой и благодарностью вспоминаю начальника ГЦП генерала Вознюка Василия Ивановича. Своей решительностью, требовательностью, заботой о подчинённых, конкретностью и ясностью задач, которые он ставил, Василий Иванович снискал всеобщую любовь и уважение гарнизона. Благодаря прежде всего его заботам в голой степи создан прекрасный жилой городок, сооружены сотни объектов на испытательных площадках. Несмотря на формальное отсутствие у него высшего образования генерал Вознюк В. И. был человеком высокой культуры, начитанным, хорошо разбирающимся в технике. Вознюк и Тверецкий оставили глубокий след в моей жизни.

В 1950 году закончилась моя служба на полигоне. Перевели меня в 4-е Управление Министерства обороны в Москву. Управление в основном решало вопросы развития ракетного вооружения и было тесно связано с деятельностью полигона и бригад особого назначения.

…С создание Ракетных войск стратегического назначения мен я перевели в главный штаб РВСН на должность заместителя на должность заместителя начальника отдела оперативного управления. Отдел решал задачи расчёта и обеспечения полётными заданиями ракетных частей и соединений, заступающих на боевое дежурство. Среди них была и 24 ракетная дивизия, принявшая эстафету ракетных дел у дорогой моему сердцу первой ракетной бригады.

Село Медведь – ракетный «Остров»

Луценко Анатолий Владимирович, полковник в отставке

– Два документа, подписанные Председателем Совета Министров СССР Иосифом Виссарионовичем Сталиным, имеют непосредственное отношение к месту моей службы в Вооруженных Силах СССР и выбору профессии:

1. В соответствии с Постановлением № 1017 – 419 от 13 мая 1946 года, посвященному вопросам реактивного вооружения, Министерству вооруженных СССР поручено сформировать в Германии специальную артиллерийскую часть для освоения, подготовки и пуска ракет типа ФАУ-2 и создать Научно-исследовательский реактивный институт ГАУ (будущий НИИ – 4 ААН). Это известные воинские подразделения в Ракетных войсках страны, в которых я имел честь служить с 1954 по 1987 годы;

2. Для подготовки инженеров-ракетчиков Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 170-80 СС от 21 января 1953 года был проведен спецнабор старшекурсников ведущих вузов страны на военную службу с последующим направлением на учебу в Артиллерийскую инженерную Академию им. Ф. Э. Дзержинского.

Подобная практика привлечения к решению оборонных проблем будущих специалистов, которые готовились для народного хозяйства, проводилась в Союзе, когда страна нуждалась в подготовке военных инженеров для создания новых видов вооружения. Еще в 1929 году в Военно-техническую академию им. Ф. Э. Дзержинского на вновь созданный «танковый» факультет призвали студентов четвертого курса Ленинградского котлотурбинного института, в числе которых находился и мой дядя – Луценко Александр Романович, после окончания академии возглавлявший военную приемку на Харьковском паровозостроительном заводе (ХПЗ) до 1937 года и имевший непосредственное отношение к «рождению» танка Т-34. Вот только не удалось ему увидеть этот танк…

Многих ведущих специалистов – конструкторов на ХПЗ, в Автобронетанковом Управлении Красной Армии не досчитались в 1937 году.

Практически, во многом я «повторил» наиболее благополучные этапы жизненного пути своего дяди: был призван в армию по спецнабору и направлен на учебу в Академию Дзержинского после окончания четвертого курса Харьковского политехнического института им. В. И. Ленина, тоже готовился как специалист по паровым и газовым турбинам.

«Танковая» профессия для нашего энергомашиностроительного факультета являлась «родной» – по окончании курса учебы по линии военной кафедры института приказом Военного Министра СССР А. М. Василевского в феврале 1953 года мне присвоили воинское звание «техник – лейтенант запаса», по специальности «заместитель командира по технической части танковой роты».

Кроме турбинной и танковой специализации у нас с А. Р. Луценко и после окончания академии возникали «странные» совпадения в военно-служебной деятельности – служили в войсках, работали в КБ, трудились главными инженерами и начальниками заводов: он – танкового, я – экспериментального в НИИ-4 РВСН. Трагические события 1937 года меня не коснулись… Последний раз напомнили о них, когда заполнял анкету при поступлении в академию.

После окончания Дзержинки в 1954 году (а с этим событием нас поздравил Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков), получив назначение в Ленинградский военный округ в 72-ю инженерную ракетную бригаду РВГК на должность начальника электроогневого отделения, убыл с семьей в село Медведь Новгородской области.

Итак, Медведь – легендарное военное поселение. В формировании его необычной истории принимали участие в разные века и годы многие выдающиеся личности государства Российского и Советского Союза – от Александра Невского до Сергея Павловича Королева. Гарнизон неоднократно посещали государственные и военные деятели России, в том числе представители Дома Романовых – императоры Николай Павлович (1834 г.), Александр Николаевич (1860 г.) и Николай II.

Первое упоминание о Медведе можно найти в писцовых книгах Старой Руссы, и относится оно к 1498 году. По тем событиям, что происходили в жизни села, можно изучать историю всей России с ее трагедиями и победами. Она вмещает в себя очень разные стороны жизни: аракчеевский период и создание военных поселений (в волости Медведской были расквартированы первый и второй им. Барклая-де Толли карабинерные полки гренадерской дивизии), подавление бунта и приезд в село царя Николая первого, русско-японская война и три тысячи японских военнопленных, содержавшихся в Медведе (события столетней давности до сих пор вызывают живой интерес в Японии), причастность к революционным событиям 1917 года.

В годы Великой Отечественной войны в селе героически действовала и погибла молодежная подпольная группа Саши Куликова.

К концу зимы сорок второго года подпольная организация в Медведе насчитывала около двух десятков человек. Командиром группы стал Александр Куликов, начальником штаба – Роман Шарков, секретарем – Таисия Куликова. Подпольная группа выпускала листовки и передавала их в лагерь военнопленных, содержащихся на территории военного городка, собирала оружие и оказала существенную помощь в организации побега из плена группе бойцов и командиров. На их счету – поджег склада горючего для немецких танков на Васильевском острове в излучине Мшаги, участие в дерзких и смелых операциях по наведению наших самолетов на объекты противника в районе Медведя.

Но не только военная слава, но и муза не обошла стороной село Медведь. Здесь в 1855 году проходил службу в чине майора выдающийся русский писатель и поэт граф Алексей Константинович Толстой, создавший с братьями А. М. и В. М. Жемчужниковыми образ Козьмы Пруткова и написавший целый ряд прекрасных романсов и песен: “ Средь шумного бала “, “ Кабы знала я, кабы ведала “, “ То было раннею весной “, “ Колодники “. Лирические стихи Толстого отличают тонкое мастерство, а поэтому вполне объясним интерес к его творчеству со стороны Петра Ильича Чайковского, который не понаслышке знал о Медведе, бывал там не раз и даже однажды сыграл в двух любительских пьесах в местном народном театре.

Прежде чем завершить краткое изложение истории Медведя в период Российской Империи, хотелось бы напомнить, что в июне 1906 года сюда сослали батальон лейб-гвардии Преображенского полка, лишившийся своего гвардейского штандарта за «ослушание» приказу царя – батюшки Николая II, своего бывшего командира батальона.

Можно было бы предположить, что история военного поселения померкнет навсегда, но в октябре 1952 года в село Медведь передислоцировали из Капустиного Яра 22-ую особого назначения Гомельскую ордена Ленина, Краснознаменную, орденов Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого бригаду особого назначения резерва Верховного Главнокомандования. Командир бригады – Герой Советского Союза гвардии генерал-майор артиллерии Василий Николаевич Иванов (до 21 июля 1958 г.)

С 15 июня 1953 года бригада получила новое наименование – «72-я инженерная ракетная бригада РВГК».

…Часто вспоминаю совместную работу в КБ НИИ-4 с В. Н. Галковским, одним из пионеров ракетной техники, который еще в 1934 году работал с С. П. Королевым и В. П. Глушко. В 1942 году его удостоили Сталинской премии за участие в разработке конструкции и испытаниях «механизированной установки МУ-2» – легендарной «катюши».

В конце 1954 года мне впервые в ходе инспекторской поверки пришлось применить знания ракетной техники, полученные в академии и непосредственно на специальных курсах в части. Не могу утверждать, что наземное оборудование и “ схему 5” я знал, как наш командир батареи капитан Василий Трофимович Шаповалов (это самая важная схема для ракетчика, которую он должен знать, как «Отче Наш» при любых ситуациях!), но готовили нас основательно. И поэтому во время проверки стартовой батареи комиссией Штаба реактивных частей чувствовал себя уверенно. Однако, такого большого количества начальства в одном месте мне видеть ранее не приходилось (проверка происходила в высотном испытательном корпусе, который недавно сдали в эксплуатацию). Главный инженер бригады полковник Ханин Борис Григорьевич и инспектор Штаба реактивных частей полковник Зубченко Леонид Герасимович внимательно наблюдали за моими действиями и подаваемыми командами (так мне казалось), контролировали работу у пульта автономных испытаний и у приборного отсека. И вдруг…. в зал вошли несколько генералов. Среди вошедших был и Неделин Митрофан Иванович.

Ситуация на стартовой площадке резко изменилась, чувствовалось, что волновались за личный состав батареи не только наше непосредственное командование, но и те, кто нас инспектировал. Я помню, как полковник Зубченко Л. Г. говорил мне: “Товарищ Луценко! Не волнуйтесь, команды подавайте четко и громко! “, что я и делал. А потом поступила вводная – в порядке взаимозаменяемости начальнику отделения поменяться местами с оператором. Ну, что же – пришлось выполнять команду, и я занял место оператора. В машине управления находился поверяющий – майор, Герой Советского Союза, который внимательно наблюдал, как я работаю за пультом. У меня, конечно, было мало опыта работы непосредственно оператором, а настройка интегратора на 8Ж38 требует определенных профессиональных навыков. И поверяющий резонно заметил, что я выполняю все действия без ошибок, но достаточного опыта у меня еще нет. В дальнейшем, уже в НИИ-4, мы многократно встречались с «товарищем поверяющим» – это был всеми уважаемый Виктор Васильевич Бутылкин, генерал-майор, доктор военных наук; он всегда по дружески относился ко мне, интересовался работами, которые выполнялись в КБ и на экспериментальном заводе для войск.

Личный состав стартовой и технической батарей 1-го дивизиона на Липовой горе

После завершения проверки М. И. Неделин объявил благодарность личному составу стартовой батареи и, таким образом, я получил первое боевое крещение.

А если учесть, что наша стартовая и техническая батареи первого дивизиона в феврале – марте 1955 года выезжали в Капустин ЯР на пуски двух ракет 8Ж38 (Р-2), я довольно быстро приобрел право чувствовать себя “стреляным воробьем”.

Пуски прошли благополучно, в этом заслуга и отделения горизонтальных проверок, которым командовал Виктор Мосягин, мой товарищ и будущий соратник по многим интересным работам в НИИ-4.

Пуски ракет всегда волнительное зрелище, они производят сильнейшее впечатление на участника этого события и запоминаются на всю жизнь. Несмотря на то, что это происходило более пятидесяти лет назад и в последующие годы приходилось видеть пуски и межконтинентальных ракет, но видеть – это уже другое восприятие, иное чувство, нежели непосредственное участие в событии.

26 марта 1955 года принято постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР, в соответствии с которым Министерство обороны обязывали передислоцировать в 1955–1956 гг. 72 ибр на территорию ГДР. Бесспорно, это постановление в своё время сыграло определяющую роль в боевой подготовке бригады и наложило отпечаток на все виды ее деятельности.

В начале мая 1955 года бригада в полном составе передислоцирована в летний лагерь под Лугой. В 1953 году этот лагерь передан бригаде 2-м Ленинградским артиллерийским училищем. В дальнейшем переместился на несколько километров вглубь лесного массива, в район горы Липовая (поэтому лагерю и присвоили наименование «Липовая гора»). Условия пребывания личного состава на этом ракетном «острове» были довольно специфичны: практически, с мая по октябрь мы не видел «гражданских» лиц, за исключением небольшого числа женщин – «декабристок», которые мужественно переносили все сложности быта, находясь в полном отрыве от цивилизации и элементарных удобств.

«Город», в котором жили семейные офицеры, гордо назывался Шанхаем. Представлял он землянки, вырытые на склоне горы в сосновом лесу, на берегу озера с чистейшей водой. Ну чем не Тарховский санаторий МО под Ленинградом? Вот только комаров тучи и ближайший военторг в Луге, в 20 километрах от лагеря. Но ведь не зря гласит мудрая русская пословица: “С милым и рай в шалаше “.

Как-то ко мне на пару дней приезжала жена с двухлетним сыном. Витя Мосягин, будущий полковник, кандидат наук и членкор академии космонавтики, уступил нам свой «номер» в таком вот райском шалаше. До сих пор вспоминаем с женой об этом.

Оборудованные стартовая и техническая позиции, штабы, столовая, санчасть – всё рядом. Вот только до ближайшей деревни Пустошка – 12 километров. Очень редко, но иногда мы получали разрешение у командиров туда «сбегать», чтобы отметить какое-нибудь выдающееся событие, например, получение денежной премии за успешно сданную инспекторскую проверку. В то время наши ракеты заправлялись С2Н5.ОН + О2. Конечно, ракетчики тех далеких лет не походили на совершенных трезвенников, но молодые офицеры равнялись на отцов – командиров, в основной массе своей прошедших суровую школу Великой Отечественной войны. Для них основным законом были интересы службы. В офицерской столовой в Медведе существовал большой выбор всевозможных напитков, но никто не позволял себе отклонений от установленных традиций – только после службы.

Поделюсь секретом – на каждый пуск положено было два 9-ти литровых бачка 97 %-го этилового спирта для жидкостного зажигательного устройства и один из бачков (запасной), как говорили, оставался у заводчан «для промывки магистралей». После пуска существовали некоторые традиции, которые никто не имел права нарушать.

Еще существовала традиция посвящения в ракетчики тех, кто принимал участие в первом пуске. Так, во время заправки ракеты окислителем предлагалось на мгновение подставить ладонь под льющуюся голубую струйку кислорода с трубы перелива на лафете. При этом всегда вспоминался урок химии в школе, когда учительница бросала в емкость с кислородом цветок, и он мгновенно превращался в ледышку.

Запомнился выезд первого дивизиона в район Липовой горы зимой 1955 года: условия крайне неблагоприятные – температура -30 –35 град., ветер, пронизывающий добротные полушубки насквозь, огромные сугробы дорогу. Впереди колонны два тягача АТТ прокладывали путь и выручали застрявшую технику. Наши ракеты прятались в длинных «домиках» из фанеры на тележках. Местное население, конечно же, догадывалось, что за окошками, нарисованными на «домиках», нет ни одной живой души. А вот у ракеты душа есть! Она благосклонна только к тем, кто ее любит и ухаживает за ней не хуже, чем за любимой.

Подобного характера испытания функционирования наземного оборудования и бортовой аппаратуры ракеты в условиях низких температур проводились в бригаде систематически. Еще в январе – феврале 1954 года второй дивизион бригады провел несколько комплексных испытаний при температуре -35, -45 град. в Забайкалье в районе Нерчинска. Командир 2-го дивизиона подполковник Г. И. Устинов доложил о том, что «эти испытания выявили явную неприспособленность ключевых агрегатов комплексного наземного оборудования и ракеты к боевому применению в экстремальных условиях. Конструкторскому бюро и промышленности было над чем подумать. А дивизион, его стойкие люди с задачей справились».

Сравнивая наши подвижные комплексы с современными, мне лично, кажется, что в тот период офицерам приходилось сложнее. Помню и свою первую зимнюю поездку в бронированной машине управления, когда во время марша предложили покормить личный состав: хлеб пришлось рубить топором, а от глотка крепкого чая потрескались зубы. Но никто не роптал, переживали за солдат – шоферов, у которых глохли моторы, и устранять неисправности предстояло на сильном морозе.

Около двух недель не снимали шапок с головы, солдаты и офицеры (во всяком случае, начальники отделений и комбат с замполитом) спали в натянутых на лапник палатках.

Тяжело в стужу работать на верхнем мостике ракеты 8А11(Р-1), необходимо выполнить целый комплекс проверок и операций – от установки бортовых батарей, гироприборов, юстировки гироплаты до подключения кабеля Б, предназначенного для снятия питания с борта во время «прожига». Закоченевшие руки младшего сержанта Лазарева никак не могли справиться с этой несложной в обычных условиях операцией, и мне пришлось самому подключиться к выполнению задания. После завершения проверки подключения кабеля Б с радостью зашел с докладом в натопленную машину управления, в которой находились главный инженер бригады полковник Андрюков Владимир Иванович, комбат и, конечно, оператор Алексей Пилипенко. Вот когда я ему позавидовал – в машине тепло и уютно, а мне опять предстояло подыматься на 12-метровую высоту к приборному отсеку. После этого случая главный инженер всегда благосклонно относился ко мне и довольно часто направлял в другие стартовые батареи для участия в проверках.

После учений хотелось сказать «большое спасибо» главному конструктору ракеты 8Ж38, работа на которой для электроогневого отделения существенно упростилась, особенно в зимний период. Но тогда мы, конечно, не знали, что нужно было благодарить Сергея Павловича Королева и его коллектив, моих будущих земляков, с которыми вот уже 25 лет работает мой сын Владимир.

В октябре 1957 года меня неожиданно вызвали к начальнику штаба бригады полковнику Тюрину Д. А. Никаких подвигов я не совершал, электроогневое отделение на инспекторской проверке получило хорошую оценку, и мои бойцы нигде не «отличились», а поэтому шел совершенно спокойно к большому начальству. Начальник штаба сообщил, что есть приказ о моем переводе на новое место службы, для чего я должен убыть в Москву на Фрунзенскую набережную за назначением. Куда? Не сказал. Вот это была новость! Никогда не думал, что именно так может завершиться служба в Медведе.

«Но прежде, чем убыть на новое место службы, – далее продолжал начальник штаба, – вы должны принять участие в учениях». Такой поворот событий не обескуражил, а только обрадовал.

В соответствии с планом учений 635 отдельный инженерный дивизион должен совершить марш по территории Новгородской и Псковской областей, минуя густонаселенные пункты, выйти в заданный район, и осуществить пуск ракеты 8Ж38.

Техника тщательно готовилась к маршу, начальникам отделений выдали карты районов учения, проверялось оружие рядового и офицерского состава. Кстати, у офицеров дивизиона личное оружие находилось постоянно при себе. При выездах на полевые учения я часто получал патроны на складе артвооружения дивизиона для тренировок, когда представлялась такая возможность. В наше время пистолет ТТ, с 1955 года ПМ, действительно являлся личным оружием офицера.

Итак, движение осуществлялось только в ночное время, а днем, после сна, занимались боевой подготовкой, никаких лишних перемещений и только в определенном районе. Такая специфика поведения диктовалась тем, что дивизион двигался по местам ожесточенных боев в годы Великой Отечественной войны, и не исключались подрывы. Поэтому впереди колонны шёл саперный инженерный взвод, который выполнял боевую задачу по поиску взрывоопасных предметов и мин. И только после их работы мы ставили технику в указанном районе и тщательно маскировали. Работа саперов бригады являлась крайне опасной, многих из них наградили медалью «За отвагу».

Марш завершился в районе Чудского озера имитацией пуска ракеты – «прожигом».

Конечно, у всех было большое желание посмотреть на знаменитое озеро, на места, где в 1242 году Александр Невский разгромил немецких псов – рыцарей. Символично, что «медведцы» через 714 лет побывали в этих местах и продемонстрировали вероятному противнику новые медведские «топорики».

После завершения учений мне предстояло прибыть в Москву в Штаб реактивных частей за направлением на новое место службы. Конечно, я предполагал, что могу оказаться в любой точке СССР, вплоть до Камчатки, но то, что мне сообщили, превзошло все ожидания – вручили направление в Болшево, под Москвой.

Покидал бригаду с некоторым сожалением, я довольно быстро понял, что служба в 72 ирб – это подарок судьбы. Нашими командирами были высокопрофессиональные специалисты, участники Великой Отечественной войны – В. Т. Шаповалов, И. П. Коваленко, В. И. Андрюков, Г. Н. Малиновский, А. И. Холопов, благодаря которым приобретался опыт эксплуатации ракетной техники. Он оказа лся совершенно необходимым с самого начала службы в НИИ-4, в стенах которого за 30 лет я прошел длинный и интересный путь от старшего инженера КБ до начальника Экспериментального завода НИИ-4. Многолетняя служба последовательно в инженерной ракетной части, КБ и на экспериментальном заводе позволили должным образом оценить работу, сочетающую научный поиск ученого, творчество конструктора и рабочего на производстве.

А связь с бригадой не оборвалась навсегда. В 1958 году я прибыл на Липовую гору и доставил из НИИ-4 подвижную контрольно-измерительную лабораторию (КИЛ), разработанную и изготовленную в НИИ-4. Мне поручили принять участие в ее испытаниях, т. к. в разработке ТЗ на создание лаборатории я принимал самое непосредственное участие. Для меня, бывшего начальника электроогневого отделения, создание институтом подвижных комплексов для метрологической службы РВ являлось знаковым. Я еще хорошо помнил приезды метрологов в бригаду, когда с проверочно-пускового оборудования снимались измерительные приборы и доставлялись в штаб бригады для поверки. О какой боевой готовности в это время можно было вести речь!

А в 1960 году я вновь встретился с бригадой и ее командиром А. И. Холоповым, когда прибыл с представителем Главного Штаба РВ в Гвардейск для решения вопросов, связанных с боевым дежурством части.

В 1959–1965 г.г. институтом внедрялись в Ракетных войска первые отечественные специализированные ЭВМ – «СПЕЦЭВМА-1» и универсальная ЭВМ типа «КЕДР-М». Макетные и опытные образцы машин изготовляли на экспериментальном заводе по конструкторской документации, выполненной совместными усилиями научных отделов и КБ.

Специализированные ЭВМ предназначались для решения боевых задач подготовки данных для пусков ракет Р-12У, Р-14У, Р-16У, Р-9А, а также для решения задачи топогеодезической привязки стартов и оценки радиационной обстановки.