Текст книги "Убить Кукловода"

Он бросил всё, перенёсся во Францию, несколько дней провёл в Фонтенбло, изучая обстановку и ауру в штаб-квартире императора. Истина вскоре открылась ему, она обескураживала. Мамелюк Рустам, вывезенный Наполеоном из Египта и по-собачьи преданный своему господину, подарил ему древний амулет египетских фараонов. Невзрачный с виду камешек, испещрённый иероглифами, делал человека, владевшего им, неуязвимым. Мало того: амулет постоянно подпитывал своего хозяина космической энергией. Теперь всё становилось ясно – и бешеный напор Наполеона, и сверхъестественная удачливость, и его мужская мощь, и даже то, что он вполне мог обходиться двумя-тремя часами сна, а порой и вовсе не спал сутками…

– Только этого не хватало, – процедил Агасфер, кусая губы.

Он попытался разрушить защитные свойства амулета энергетическими импульсами и контрзаклинаниями, но с ходу это не удалось. Египетские жрецы далеко ушли в познании мира и его тайн; созданные ими сакральные предметы хранили магические свойства даже спустя тысячелетия. Конечно, Агасфер, сконцентрировавший в себе невероятный объём древних знаний, мог справиться с этим амулетом, но для этого требовалось время. А его-то стремительные действия Наполеона просто не оставляли.

Надо было искать иной выход, и Агасфер нашёл его. Могилой для Наполеона станет… сама Россия! От этой страны его не спасёт никакой амулет…

Вопреки расхожему мнению, Наполеон отнюдь не собирался нападать на Россию. Точнее говоря, не хотел. Звериным чутьём он ощущал запах опасности, исходящей от русского медведя. Что из того, что он разбил армию Александра на поле Аустерлица? Для русской армии то было чужое поле и чужая война, хотя сражались они достойно. А чего ждать от них, когда враг переступит порог отчего дома?.. Не знавший страха Наполеон ёжился. Он делал всё, чтобы оживить идею франко-русского союза; он очаровывал Александра любезными письмами; он добился заключения Тильзитского мира и потом признавался, что, подписав мирный трактат с Россией, был счастлив, как никогда. В те дни императоры со стороны напоминали единомышленников, друзей, почти братьев.

Но долговременная идиллия не входила в планы Агасфера. Обманув Наполеона и выиграв время, Александр сменил тактику. Тильзитский договор остался на бумаге; Александр грубо нарушил его, продолжив торговлю с Англией, чем фактически сорвал замысел Наполеона о континентальной блокаде. А император французов не любил, когда ему наступали на мозоль… К тому же в это время он готовился к разводу с Жозефиной, и по дипломатическим каналам запросил Александра, можно ли рассчитывать на руку сестры его Екатерины Павловны. Получив категорический и от того особенно унизительный отказ, Наполеон впал в ярость. Ему начало казаться, что Александр с хитростью, достойной византийца, нарочно провоцирует его… Он был абсолютно прав. Недовольство копилось; ком претензий к союзнику нарастал; в какой-то момент осторожность изменила Наполеону – он принял решение наказать Россию и её императора.

Это было роковое решение. Александр, марионетка в руках Агасфера, сделал своё дело. Настал черёд Кутузова, назначенного командовать русской армией.

Чем этот старый, тучный, похожий на одноглазого филина фельдмаршал, привлёк внимание вечного странника? На Кутузове лежал отсвет славы гениального Суворова, с которым они вместе воевали, но, в общем, его боевая биография громкими победами отнюдь не блистала. Он слыл мудрецом, однако мудрость его сводилась к осторожной разумной трусости. Как и французский генерал Моро, Кутузов любил и умел отступать, и равных ему в этом смысле не было. Такая манера воевать, подкреплённая бескрайними российскими просторами, в конечном счёте погубила Наполеона. Привыкший громить армии и ставить на колени государства, он увяз, точно в болоте, в ретирадах Кутузова, который, отдавая город за городом, пожертвовал и Москвой, но перешёл в наступление не раньше, чем голод, холод и болезни смертельно ранили великую армию. В целом Агасфер остался доволен Кутузовым, хотя тот и упустил Наполеона вместе с остатками войска при Березине, дав отступить за российскую границу. Как полководец, Кутузов тут вообще был ни при чём, – египетский амулет всё ещё хранил французского императора. Но тот был сломлен, и полутора годами позднее союзные армии добили его. Более двадцати лет непрерывных войн настолько истощили Францию, что ни воли, ни сил, ни ресурсов для сопротивления уже не было.

Отрекшись от престола, Наполеон некоторое время прозябал на острове Эльба, сосланный туда решением союзных монархий. Однако со своей участью он не смирился; угасающий лев сделал последний прыжок. Побег с Эльбы… возврат престола… знаменитые сто дней… поражение при Ватерлоо… ссылка на остров Св. Елены – теперь уже навсегда, без каких-либо шансов бросить судьбе и миру новый вызов. Смерть, настигшая Наполеона в пятьдесят один год, вызвала у одних вздох облегчения, у других мысли о бренности всего сущего:

 
«Прошёл полмира человек
Сквозь гром побед и боль измены.
И всё-таки закончил век
В объятиях Святой Елены…»
 

Агасфер, незримо присутствовавший при кончине Наполеона, видел, как мамелюк Рустам, закрыв глаза усопшего господина, бережно приподнял его голову и снял висевший на шее какой-то мешочек. А потом, поднявшись на скалу, далеко зашвырнул мешочек в море…

Остаток жизни император Александр провёл в жесточайшей меланхолии. Казалось бы, лавры победителя Наполеона должны были подарить ему душевный покой до конца дней. Однако страна была разорена; дворяне и офицерство, набравшись в победительном походе по Европе вольнодумных веяний, требовали реформ; сам в юности не чуждый вольтерьянства, Александр уступил бы, но Агасфер, незримо стоявший за его спиной, напротив, заставлял закручивать гайки. И Александра, как и его далёкого предшественника на троне, великого князя Василия Ивановича, поразило раздвоение личности.

Не в силах понять, почему он поступает вопреки собственным мыслям и наклонностям, Александр страдал. Всё больше уходил он в себя, всё меньше занимался делами государства. «Я отслужил России четверть века, а двадцать пять лет выслуги дают солдату право на отставку», – сказал он как-то в кругу придворных. Само собой, вроде бы в шутку, но сказал… И пришёл день, когда император сам себя отпустил в отставку. Желая избежать скандала, связанного с отречением от престола, смертельно уставший Александр с помощью нескольких наиболее верных приближённых инсценировал собственную скоропостижную кончину в Таганроге. Сам он тайно удалился в Сибирь, где в положенный час встретил истинную смерть под видом святого старца Фёдора Кузьмича, занятого молитвами и размышлениями…

Агасфер, естественно, знал о замысле Александра (более того, был одним из приближённых, готовивших его бегство), однако никоим образом не препятствовал. Если бы не добровольный уход императора, Агасфер сам бы ускорил его кончину. Государственная машина при Александре настолько разболталась и проржавела, что Россия слабела на глазах. И вчерашние союзники – Англия, Австрия, Пруссия – начали диктовать ей правила игры. Да что союзники! Дошло до того, что тупоголовый Карл Десятый из Бурбонов, чью династию восстановили на троне после разгрома Наполеона, и тот просто игнорировал рекомендации российской дипломатии…

Ещё хуже обстояли дела внутри страны. Часть армейских офицеров во главе с полковником Пестелем создали тайное общество, с целью свергнуть монархию и сочинить в России республику. Агасфер мог бы легко уничтожить заговор вместе с заговорщиками в зародыше, но предпочёл иной вариант – показательный.

Дело в том, что он решил встать у руля государства сам. Со времён Петра Первого Агасфер предпочитал оставаться в тени, теперь же ситуация иного выбора не оставляла. Он сам сядет на престол и железной рукой наведёт порядок в империи. А для начала необходимо раздавить Пестеля со товарищи. Да так, чтобы вся Россия содрогнулась…

Когда адъютант ввёл арестованного в императорский кабинет, Николай стоял у окна и разглядывал площадь перед дворцом, на которой совсем ещё недавно бились мятежные полки, дерзнувшие посягнуть на российского самодержца. В углу за столом сидел и что-то быстро писал председатель следственного комитета, военный министр Татищев.

– Довольно, Александр Иванович, продолжим потом, – отрывисто сказал император. – Теперь оставь нас одних. Ты, Славский, тоже ступай. Понадобишься – вызову.

Татищев с сомнением покачал головой и переглянулся с адъютантом. Храбрости императору не занимать, силой и вовсе удался в пращура Петра, но так рисковать… наедине с этим якобинцем…

– Ступайте, – повторил Николай, не меняя позы.

И лишь когда за Татищевым и Славским еле слышно закрылась дверь, Николай, наконец, повернулся к арестованному. Теперь они стояли лицом к лицу.

– Ну, здравствуй, Пестель, – буднично произнёс Николай.

Он был намного шире в плечах и выше приземистого Пестеля и немигающе смотрел на него сверху вниз. В свою очередь разжалованный полковник с болезненным любопытством разглядывал человека, от которого зависела его жизнь. Николай был красив тяжёлой породистой красотой. Природа наградила его благородными правильными чертами лица, прекрасной фигурой и великолепной осанкой. Военный мундир очень шёл ему. Против воли Пестель залюбовался человеком, которого мечтал погубить.

Не выдержав сверлящего взгляда императора, арестант опустил глаза.

– Что так? – услышал он насмешливый голос Николая. – Неужто стыдно стало? Небось месяц назад, коли довелось бы, пулю в меня всадил, да не одну, а теперь и взглянуть стесняешься… Или боишься?

Лицо Пестеля окрасилось румянцем гнева, он выпрямился во весь рост и надменно сказал:

– Бояться мне уже поздно. Игра проиграна, судьба решена, и насчёт участи своей иллюзий не строю. Но смеяться над тем, кто весь в ваших руках, недостойно… ваше высочество!

Брови Николая взметнулись вверх.

– Повтори, как ты меня назвал? – переспросил он.

– Ваше высочество, – с вызовом произнёс Пестель.

– Так ты по-прежнему считаешь, что я узурпатор, – с расстановкой произнёс Николай, – хотя вся Россия мне присягнула и назвала императором?

Пестель покачал головой.

– Не вся. Я – только один из многих. Истинный император Константин обманом отодвинут от престола, и мы хотели восстановить справедливость…

– Врёшь ты всё, – перебил Николай, пожимая богатырскими плечами. – Какая такая справедливость? Тебе, республиканцу, не всё ли равно, кто сел на трон? Был бы Константин – выступил бы против Константина, и предлог бы нашёл. Скажешь, нет?

Природная честность не позволила Пестелю возразить: да, всё так, неразбериха с определением наследника престола была слишком на руку заговорщикам, чтобы упустить такой шанс и предлог для попытки переворота. Предлог – не более того. Сажать Константина на трон, конечно, никто не собирался… Покуда арестант искал достойный ответ, Николай смотрел на него со странным, почти сладострастным выражением лица. Так художник смотрит на удавшуюся картину, сознавая свой талант и наслаждаясь этим сознанием…

Агасфер был очень доволен делом рук своих.

Зная о желании Александра имитировать собственную кончину, и, таким образом, освободить трон, вечный странник смоделировал путаницу с престолонаследием. Естественным наследником императора по старшинству был великий князь Константин Павлович, однако Агасфер навязал Александру мысль обойти его в пользу младшего брата Николая. Константин, в свою очередь, неожиданно пришёл в ужас от перспективы надеть корону и править Россией. Вот тут Агасфер вошёл в игру напрямую. Овладев телом Николая, он демонстративно, вопреки завещанию ушедшего Александра, присягнул императору Константину. Сбитый с толку (ведь всё было уговорено совсем по-другому!), тот запротестовал, и, напротив, присягнул императору Николаю…

В этой нелепой ситуации, смахивающей на фарс, двор, армия и народ зароптали. И когда, наконец, императором в обход Константина был провозглашён всё-таки Николай, началось брожение. Оно было как нельзя кстати для заговорщиков – они выступили. И были раздавлены. Правительственные полки, ведомые самим Николаем, не жалели картечи и пушечных ядер. Заговорщики же так и не дождались своего военачальника – князь Трубецкой, избранный руководителем восстания, не явился на Сенатскую площадь. Агасфер внушил ему такой страх, что этот храбрый человек решил отсидеться дома, из-за чего навсегда покрыл себя позором…

Провокация удалась блестяще, Агасфер был в прекрасном настроении и потому смотрел сейчас на поникшего Пестеля дружелюбно, почти нежно.

Заняв престол с целью закрутить гайки, Агасфер начал с того, что умыл Россию кровью. Картечь на Сенатской площади и казнь пятерых декабристов напомнили миру худшие времена Петра Первого и Анны Иоанновны. Развивая образ жёсткого монарха, Николай возродил тайный сыск, создал отдельный корпус жандармов и всё в стране взял под личный контроль. Всё! В это трудно поверить, но император действительно занимался всем. Он находил время для международной политики и для читки полицейских рапортов, для учреждения новых заводов и для разработки фасона армейских шинелей, для строительства железной дороги и для ухаживания за фрейлинами собственной супруги. Неисправимый женолюб, Агасфер переспал чуть ли не со всеми придворными дамами. Окружающие были ошеломлены такой энергией и работоспособностью, – и то и другое просто превышало человеческие возможности. Но Агасфер уже и сам давно перестал понимать, человек он или нечто иное, чему нет названия…

Каторжный труд, на который обрёк себя вечный странник, приносил свои плоды – государство было сильно, как никогда. Всё работало, всё двигалось в нужном направлении. Крестьяне, государственные и крепостные, исправно пахали землю; чиновники скрипели перьями; полиция следила за неблагонадёжными и поддерживала порядок; армия разгромила восстание в Польше. Либерал Чаадаев, опубликовавший крамольные «Философические письма» в журнале «Телескоп», по личному распоряжению императора был объявлен умалишённым, и, в сущности, посажен под домашний арест. Сочинителям Пушкину и Лермонтову повезло меньше: пули Дантеса и Мартынова, которые, сами того не зная, действовали, как марионетки Агасфера, прервали жизни вольнолюбивых поэтов. Так что общество было под контролем.

Впрочем, не обошлось без прокола. Французский путешественник маркиз де Кюстин, побывавший в России, опубликовал книгу «Россия, 1839 год». Агасфер слишком поздно узнал об этом, и поначалу не придал ей значения. Мало ли писали о голоде, нищете и бесправии на российских просторах. Мало ли говорили о деспотизме, рабстве и насилии, равных которым не сыщешь ни в одной другой стране мира. Но вывод, вывод!.. «Эта страна находится в постоянном военном положении. Она не знает мирного времени», – писал проницательный де Кюстин. Далее он спрашивал себя, ради чего приносятся такие жертвы? Почему общество отказывается от свободы, преимущества которой перед деспотизмом столь очевидны? Ради скрытой цели, и эта цель – мировое господство! «Русский народ теперь ни к чему не способен, кроме покорения мира, – читал Агасфер, не веря своим глазам. – Очевидно, народ пожертвовал своей свободой во имя победы. Без этой задней мысли, которой люди повинуются, быть может, бессознательно, история России представлялась бы неразрешимой загадкой»

О, трижды проклятый француз!.. Никогда ещё Агасфер не испытывал такого странного чувства: тебя разгадали, ты словно голый, и сотни тысяч глаз жадно разглядывают твоё естество. А может быть, и миллионы, ведь книга разошлась немыслимыми тиражами. В одном лишь ошибся де Кюстин: не русский народ стремился к мировому господству, а его правитель, из века в век менявший имя и облик, но остававшийся тем же самым… человеком? существом? порождением Божьим?

Но по сути эта ошибка ничего не меняла. Более того: преодолев первое замешательство, Агасфер понял, что книга в чём-то работает на его цель – между строк явно читался испуг автора, его ужас перед страной-исполином, живущей по диким законам; страной-гигантом с пещерными нравами; страной-монстром, излучающей холод и стремящейся подмять всё окружающее… Агасфер был просто опьянён косвенным признанием своего могущества, своей вездесущести. Но каким ошеломляющим выдалось похмелье несколько лет спустя…

Из книги француза Европа сделала вывод, однако это был не тот вывод, на который рассчитывал вечный странник. Ужаснувшись, европейские страны не впали в паралич и не подняли руки перед российской мощью, напротив: англо-французская коалиция при поддержке Австрии, Турции и Пруссии в 1855 году разгромила Россию, уничтожила Черноморский флот, взяла Севастополь; Крымская война завершилась позорнейшим Парижским миром. Агасфер в смятении осознал, что царствование, которое он так тщательно планировал и вложил в него столько надежд – провалено. Он был подавлен и не сообразил ничего лучшего, как имитировать собственную смерть на солдатской койке. Оставив престол старшему сыну Александру, он скончался.

Надо было обдумать ситуацию.

Похоже, Христос опять его переиграл.

4

Под землю вёл еле заметный пологий спуск. Колесников, замыкавший четвёрку, время от времени лепил на каменную неровную стену крохотные радиомаячки, страховавшие от опасности заблудиться. Извилистый коридор, по которому продвигалась экспедиция, был довольно широким, пара легковушек разъехалась бы свободно. Свод пещеры терялся в чёрной высоте.

Затхлый сырой воздух подземелья был пропитан мерзким зловонием. Казалось, где-то поблизости разлагаются непогребённые трупы. Гнусный запах усиливал, делал плотно осязаемым предчувствие беды и опасности, охватившее людей с первых шагов. «Вот и атака номер один – психологическая», – подумал Сергей. Идти мучительно не хотелось, каждое движение давалось через силу. А если бы не таблетки-стабилизаторы?

Шли медленно, с автоматами наизготовку, оглядываясь. Инфракрасные лучи приборов ночного видения рассеивали окружающий мрак, но окрашивали всё вокруг в мертвенные зеленоватые тона. Оглушительную тишину, царившую в горном чреве, нарушали только звуки шагов и сдавленные ругательства Аликова, угодившего ногой в небольшую расщелину в полу.

– Всем смотреть под ноги, – бросил Сергей, не оглядываясь. – Могут быть трещины и впадины.

Пройдя метров триста, увидели ответвление от главного входа и остановились.

– Однако, боковой коридор, – констатировал Макеев. – Куда идти, командир? Прямо или свернём?

Вместо ответа Сергей опустился на обломок большого камня и закрыл глаза. Со стороны, должно быть, казалось, что он медитирует. На самом деле его охватило состояние, уже ставшее привычным за последние недели. В затруднительных ситуациях голова сама собой выдавала подсказки. Точнее, они приходили в голову откуда-то извне – в виде картин или образов, показывающих нужное решение. Вот и теперь в уме возникла путеводная схема, на которой пульсировали чёрточки-пунктиры, отмечая правильное направление. В конце схемы чёрточки упирались в тёмное кляксообразное пятно. Это и была обитель Кукловода.

Сергей поднялся.

– Пока идём прямо, – скомандовал он, поправляя ремень автомата. – Примерно через километр, справа, будет коридор. Если считать отсюда – четвёртый. В него и свернём.

– Что это? – негромко спросил Колесников.

Сергей поднял голову и прислушался.

Где-то наверху зародился и быстро нарастал шум. Это был невнятный звуковой коктейль, в котором ухо с трудом различало какой-то писк, хлопки, шуршание. На экспедицию из-под сводов пещеры стремительно опускалась туча. Не успев что-либо сообразить, люди были атакованы летучими мышами – сотнями крупных летучих мышей.

Где пещера, там и рукокрылые, не бином Ньютона. Но их количество и особенно агрессивность!.. С гнусным тонким писком летучая нечисть буквально лезла в рот, глаза, уши. Толкая и отпихивая друг друга, мыши били бойцов крыльями, воинственно царапались острыми коготками. Шипящий от омерзения Сергей отмахивался, как мог, но тёмная шуршащая масса облепила с ног до головы. Он физически ощущал тяжесть живых зловонных гроздьев. Плотная ткань камуфляжа надёжно защищала тело, глаза были прикрыты приборами ночного видения, однако твари, сорвав шерстяную шапочку, вцепились в волосы и щипали за нос, подбородок, щёки. Отбиваясь, Сергей невольно вспомнил сказку о мастере-фехтовальщике: стоя под дождём, он так быстро крутил шпагой над головой, что ни одна капля дождя его не задела. Но там дождь, а тут рукокрылая мразь, натравленная, конечно, хозяином подземелья.

– Суки позорные!!! – яростно взревел Аликов.

Сорвав с плеча автомат, он дал поверх голов длинную очередь. С десяток мышей упали на пол, остальные, испуганные стрельбой, взмыли вверх, но, спустя несколько секунд, продолжили атаку с удвоенной энергией. И хотя Саша дал ещё пару очередей, было ясно, что огнестрельное оружие не спасёт. Боковым зрением Сергей заметил, что Колесников, пользуясь мизерной передышкой, полез в карман куртки, и в руке у него появился маленький цилиндрический предмет.

– Ложись! – страшно заорал майор. – Закрыть глаза!

С этими словами Колесников упал лицом вниз. Ничего не понимающие Авилов, Макеев и Аликов последовали его примеру. Уже падая, майор с силой шваркнул цилиндрик об пол. И тут случилось такое!..

В подземелье бесшумно взорвался огненный шар. Мощь светового удара Сергей ощутил даже сквозь плотно прикрытые веки. Волна холодного пламени, прокатившись по пещере, накрыла стаю рукокрылых всего на миг, но и мига оказалось довольно, чтобы парализовать летучую армию. Ослепшие мыши, чьи глаза не выдерживают даже дневного света, с душераздирающим визгом разлетались по пещере; некоторые падали на пол и бились в судорогах, истошно пища. Экспедицию засыпало тушками обезвреженных тварей.

Сергей вскочил на ноги, отряхнулся, и, превозмогая брезгливость, поднял первую попавшуюся мышь. Во время молниеносной атаки, длившейся от силы пару минут, ему почудилось нечто, чего быть просто не могло. Сергей поднёс тушку к глазам. Всмотрелся. И разом вспотел.

Нет, не почудилось.

У летучей мыши было человеческое лицо.

Точнее, личико, вроде кукольного: крохотное, сморщенное в страдальческой гримасе, с пипкой приплюснутого носа и белыми, сожжёнными чудовищной вспышкой глазами, из которых сочились слёзы. Щель безгубого рта дрогнула, и послышалось тихое, невнятное кваканье:

– Всё равно… ты… сдохнешь…

Сергей с отвращением и ужасом отшвырнул крохотного монстра.

– Командир, – сдавленно произнёс Аликов из-за спины. – Кажется, у меня глюки. У этих тварей…

– Вижу! – гаркнул Сергей. – Уходим!

Быстрым шагом, топча визжащих мышей, экспедиция устремилась вперёд. Когда справа показался четвёртый по счёту, нужный им поворот, Сергей разрешил пятиминутный привал. И вовремя: пережитый стресс настойчиво требовал выхода.

– Так что это было? – спросил Саша, блаженно журча. – Морок, наваждение?

– Какой, к чёрту, морок, – откликнулся Макеев, застёгиваясь. – У меня вся физиономия расцарапана. Считай, еле отбились…

– Да, Юра, что это у тебя за хреновина была? – спохватился Аликов. – Ничего такого у нас в комплектации нет.

– В комплектации нет, у спецназа есть, – невозмутимо ответил Колесников. – Спецсредство ГСВ – «граната световыделяющая». Шума нет, жертв и разрушений нет, только шок и временный паралич зрения. Бросил её в дом с террористами и собирай их, как грибы. Короче, света тебе и радости… Дай, думаю, захвачу, карман не оттянет. Вот и пригодилось.

– А то! Я ещё успел подумать: огнемёт бы сейчас…

– Огнемёт штука громоздкая, опять же ранец к нему. А эту сунул в карман – и всё. А сколько удовольствия…

– Всё-таки это была, скорее, психическая атака. Не думал же он, в самом деле, что мыши нас прикончат…

– Да? Психическая? А фильм Хичкока про птиц не смотрел? Как они людей насмерть заклёвывали.

– Ну, у этих клювов нет.

– А зацарапали бы? Или крыльями замолотили? Тебе легче?

Выпуская пар, бойцы перебрасывались ничего не значащими репликами. Саша затоптал окурок и вернулся к тому, с чего начал:

– Нет, командир, ты объясни: как это так? Откуда у летучей мыши человеческое лицо?

– Сеньшин, может, и объяснил бы, – хмуро сказал Сергей. – Не знаю, Саша, а предположить можно что угодно. Может, Кукловод от скуки селекцией занялся, новую породу мышей вывел. Но, может, и по-другому: мыши настоящие, атака настоящая, а насчёт лица – это внушение… В общем, отделались лёгким испугом. Майору Колесникову объявляю благодарность за инициативу и предусмотрительность. С боевым крещением, господа офицеры.

– И вас туда же, – буркнул Саша, вставляя в автомат новый магазин. – Боже мой, ещё месяц назад я тихо боролся с организованной преступностью, и страшнее Варенцова зверя не было. А теперь…

– А теперь стоишь ты, простой российский мент, в подземелье Гималаев, в двух шагах от Шамбалы, и попираешь ногой мышиные трупы, – подхватил Колесников.

Оценили физическое состояние. Несмотря на пережитый стресс, все чувствовали себя нормально, стимуляторы делали своё дело. Пока в подземелье экспедиция провела около полутора часов, так что времени в запасе было достаточно.

– Время есть, но терять его не будем, – подытожил Сергей, вставая. – Вперёд. Выдвигаемся в том же порядке. Оружие к бою.

Боковой коридор был намного уже и ниже основного. Возникло ощущение закрытого пространства, сразу вспомнилось, что над головой – гигантская толща горы. И хотя никто не страдал клаустрофобией, стало особенно тревожно и неуютно. Однако буквально через триста метров коридор закончился, и люди неожиданно оказались в обширном зале.

– Нас, кажется, встречают, – негромко заметил Макеев.

Он был совершенно прав. Посреди зала, в окружении колонн, образованных сросшимися сталактитами и сталагмитами, из пола торчали колья. Четыре кола с насаженными человеческими головами.

Это были головы Авилова, Макеева, Аликова, Колесникова.

– Никита, Никита, ты готов?

– Готов, государь.

– Это хорошо. Возможно, ловушка сработает, и обойдётся без тебя. Но я не очень на это надеюсь.

– Почему, государь?

– Да всё потому же, болван. Забыл, что ли, кто стоит за Авиловым?

– Помню, государь.

– Будь он проклят, я почти ничего не могу сделать. Он всё время предчувствует, ускользает… Приходится работать самым примитивным образом, лишь бы выиграть время.

– Ты всегда что-нибудь придумывал, государь…

– Конечно. И теперь бы придумал, да нет времени. Счёт уже на часы. Так что будь наготове. Сейчас они на себя налюбуются, а потом…

– Как там в Москве, государь?

– В Москве всё по плану.

Ошеломлённый Сергей пристально разглядывал голову, торчащую на колу. Он был готов поклясться, что это его голова. С поправкой на печать смерти, конечно. Кровавая кайма на шее, перерубленной ударом топора (меча, ножа гильотины?), всклоченные волосы, полуоткрытые мутные глаза, отвалившаяся челюсть… Сергей невольно покрутил головой, по-прежнему крепко сидевшей на плечах. Спускаясь в пещеру, он был готов ко всему, но такого утончённого издевательства не ожидал. Такой мерзости… К горлу подступил рвотный ком.

– Кукловод развлекается, – хрипло произнёс он.

– За что и пострадает, – свирепо добавил Аликов.

Макеев, чиркнув зажигалкой, сделал затяжку в полсигареты, и тихо сказал:

– Выглядит натурально. Интересно, из чего он их сделал?

– Да какая разница? Хоть из пластмассы… Главное, – зачем. Должен же быть какой-то смысл.

– Ответ готов, – сказал Колесников, пожимая плечами. – Ошеломить – раз, наглядно показать, что нас ожидает, – два. Словом, добро пожаловать… Момент прессинга, не больше.

– Но и не меньше, – яростно бросил Аликов, доставая из бокового кармана рюкзака гранату. – Разреши, командир, взорву этот пантеон к едрене-фене. Не люблю, когда надо мной глумятся.

– Отставить! – резко сказал Сергей. – Спокойно, капитан Аликов. От нас только и ждут, чтобы нервы распустили. И вообще, экономь боеприпасы. Ещё пригодятся… Что за чёрт?!

Последняя фраза вырвалась непроизвольно. Пол под ногами тряхнуло так, что Сергей чуть не упал. Тут же последовал второй толчок, третий… Толчки сопровождались нарастающим гулом, шедшим, казалось, из глубины Земли. Затем толчки сменились сильнейшей вибрацией, и Сергей с ужасом увидел, что возле правой ноги образовалась и быстро расширяется трещина.

Дальнейшее произошло мгновенно. Пол раскололся прямо под ногами, и все четверо полетели в чёрную бездонную трещину. Четыре вопля слились в один отчаянный крик. «Здравствуй, преисподняя», – только и успел отстраненно подумать Сергей.

– Сладилось, государь?

– Чёрта с два!

– Неужто?..

– Да, да, да!! Берегут его, ты видишь? И тех, кто с ним…

– Ну, тогда моя очередь, государь. Не вышло прямо, так зайду с боку.

– Давай, Никита, давай, слуга мой верный. Я тебя подкреплю.

– Сделаю, государь. В первый раз, что ли?

Должно быть, Сергей на миг потерял сознание. Во всяком случае, он не помнил, как ему удалось в падении зацепиться за край расщелины. Руки сработали сами собой, на автопилоте – сказались десантные навыки, или сработал инстинкт самосохранения, не важно. Важно, что визит в преисподнюю не состоялся.

Сергей подтянулся, забросил ногу на поверхность и сильным толчком выбросил тело из расщелины. Отполз подальше от края и только теперь пришёл в себя. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот прорвёт грудную клетку, а заодно и камуфляж. Он уцелел, но где остальные? Словно в ответ на немой вопрос неподалёку раздалось чьё-то матерное шипение. Всмотревшись в темноту, Сергей увидел смутно белеющие кисти рук, вцепившиеся в край расщелины. Над обрывом показалась голова Аликова. Сергей метнулся вперёд, воротник Сашиного комбинезона чуть не треснул от мощного рывка, и через мгновение бравый капитан лежал на твёрдой поверхности.

– Живой, что ли?!

– А то, – сказал Аликов, с трудом переводя дыхание. – Я так понимаю, командир, нам с тобой дико повезло – успели зацепиться. А где Юра? Олег?

– Будем искать…

Но что значит – искать? На поверхности Макеева с Колесниковым не было. Сергей достал из рюкзака фонарик, лёг на живот и направил сильный луч в глубину разлома, напряжённо вглядываясь вниз.

– Безнадёга, конечно, – пробормотал он.

– А это что? – негромко спросил Аликов, улёгшись рядом и точно так же шаря взглядом.

Узкий клинок света, взрезав темноту расщелины, высветил на глубине метров двух человека, всем телом прилипшего к почти вертикальной стене. Он стоял на небольшом выступе и напряжённо цеплялся за неровности камня.

– Макеев… – прошептал Сергей, не веря глазам.

Из расщелины донёсся еле слышный голос Олега:

– Ребята, бросьте верёвку. Держусь зубами за воздух, зубы устали…