Текст книги "Код предательства. Рассказы о взрослой любви"

Ладно. Договорились, что я буду её ждать у памятника Тарасу Шевченко.

Анютка пришла раньше меня.

Как она похорошела! Как расцвела! Очень ей шло коротковатое расклешённое платьице ярко-желтого цвета с чёрным пояском. Как хорошо для её стройных ножек коротковатое! Выходит замуж… Наверное, влюблена. Ишь – даже издали видно – светится вся!..

Ко мне у памятника на шею кинулась, обняла, поцеловала в щёчку. Очень счастливая вся и радостная.

Пошли, сели на скамеечку. Да, он у тебя хороший, замечательный. Вообще – самый лучший. Работает..

Да, да, хорошо всё это, очень за тебя рад. Я-то тут при чём?

Или – ты просто решила со мной радостью поделиться?

Тут будто тучка набежала на веснушчатое личико друга моего Анютки:

– Нет, Лёня, у меня возникли проблемы.

– Ну, говорю – у тебя проблемы. Ты со своим Мурзиком – вон где, а я – вон где. Как, при такой географии, я могу к твоим, к вашим проблемам иметь отношение?

– Ну, Лёня, понимаешь, мы собираемся пожениться…

– Хорошо. Слышал. Флаг вам в руки.

– У нас с ним ничего ещё не было.

– Ну, это не совсем хорошо. Ну, даст Бог, со дня на день будет – и ещё как!..

– Ну тебя, Лёнька, мне не до шуток! Мой парень верующий. Он не хочет ничего до свадьбы. Говорит, что всё должно быть по закону. Мы с ним даже ещё не целовались…

– Как я понимаю – родители благословят, обвенчаетесь – и всё!

Опять-таки, при чём тут я?

– Понимаешь, Лёня, я тут на-днях ходила к гинекологу…

– Ну?..

– И гинеколог мне сказала, что я не девочка. Вернее, она на меня прикрикнула, когда на кресле осматривала: мол, чего вертишься, как будто ещё девочка!

А я ей сказала, что я и правда девочка. Что я не жила с мужчинами. Я только вот собираюсь замуж…

А женщина-гинеколог устала уже, конец смены, я последней к ней в очереди была – она так на меня посмотрела, усмехнулась: – Ох! Сколько раз я уже такое слышала! Ты, подруга, эти сказки своему жениху после брачной ночи расскажешь…

А так – нормально всё у тебя, здоровая ты, детка! Иди, выходи замуж!..

После этого рассказа Анютка поймала мой взгляд и…

– Анюта, но у нас ведь, правда, с тобой ничего не было. Не было ничего. Наверное, могло быть. Но мы вместе от этого удержались…

Я сидел рядом с Анюткой и пытался оправдываться.

Но что были мои слова против житейской, констатирующей обыкновенный, рядовой факт, фразы этой дуры-гинеколога: не де-воч-ка!

– Анюта, я тут не знаю, что тебе сказать. Я тогда очень старался тебе не навредить. И потом жалел много раз, что сдержался. Дурак был. Ты мне всегда нравилась, ну и нужно было… А я – слово дал… Кому оно было нужно, моё слово. Тем более, что теперь выясняется, что и зря я тогда над собой такое усилие сделал…

Но – как теперь я могу что-то исправить? Я не хирург. Я только статейки в газету могу писать…

– Лёня, ты должен с ним встретиться…

– С кем?

– С моим женихом. И всё ему рассказать. Всё-всё. Мы же с тобой знаем, что не было между нами ничего. Вот ты ему и расскажи. Подтверди. Он поймёт. И – простит нас. Ведь он – человек верующий…

Нет! Ну вы представляете! Я должен встречаться с женихом подруги детства и пересказывать ему историю наших личных отношений!

Точно – у этих женщин перед свадьбой мозги вообще куда-то деваются.

И – договорились!

Пошёл я на встречу с этим божьим человечком.

На улице я его сразу узнал – туша килограммов на сто двадцать, лысый уже затылок, тоже, как и Анютка, рыжий.

 
Мама рыжий, папа рыжий,
Рыжий я и сам
Вся семья у нас покрыта
Рыжим волосам!..
 

Вот уж яркая семейка получиться.

Он ещё, жених Анюткин, был Рихард. Нерусский, наверное, какой-то.

Да, мне-то какое дело.

Хоть – украинец.

И я этому Рихарду там, на улице, сказал – а не пойти ли нам в пивбар? Ну, чтобы окончательно проверить его на вшивость. Может, он такой верующий, что ему и пить нельзя? А, может, и с женщинами – тоже? Может, по ихией вере, им жёны полагаются, но спать с ними нельзя?

Вот тогда-то я Анютку где-нибудь и поймаю!..

Нет… Согласился Рихард на пивбар. Даже сказал: – Я угощаю!.. Наверное, и с бабами ему можно…

По кружке выпили.

Рихард на меня смотрит, молчит. Потом всё-таки спрашивает: – Ну?..

Ну, что – ну-ну…

И рассказал я шкафчику этому, что с Анютой дружил с детства. Просто дружил и – всё.

– Это я всё знаю, – остановил меня Рихард. Мне Анюта про какую-то фотосессию рассказывала.

Ух ты! «Фотосессию»! Слова-то какие знает! Я думал, что он только «нелепо ли не бяшете братие», да «чудище обло огромно» почитывает, а он – «фотосессия»!..

– Ну, да, фотографировал я Анюту. Да, обнажённую. Но – и всё. И ничего больше не было.

– Ну, – так и не было? – очень недоверчиво на меня посмотрел и спросил Рихард.

– Ничего.

– А – вот это?

И тут Рихард достаёт планшет, тычет в него мясистым своим, в рыжих волосах, пальцем и показывает мне фотоснимок…

Ох, Анютка!.. Вот дура-то!.. Вот дура!..

Зачем она вообще остолопу этому фотоснимки показывала! Похвалиться, видать, хотела! Красивая же. Но зачем и – ЭТУ!!!

Бокалы с пивом были опять полными. И я свой выпил до дна.

И я сказал: – Знаешь, Рихард, Анюта – это сокровище. Она чистая и честная во всех отношениях. Вот она собралась за тебя замуж и решила быть откровенной перед тобой до самых мелочей. Чтобы между вами не было никаких тайн, не оставалось ничего недосказанного. И, если она говорила, что не было у нас с ней ничего – значит, не было.

Да, вот так я к ней прикоснулся. И – всё. Дети мы были ещё. Дурачились. И никакого греха между нами не было.

Если тебе мало того, что ты сейчас узнал, если считаешь, что тебя обманывают, или водят за нос – иди, ищи себе другую девушку. Но таких, как Анюта, ты нигде не найдёшь.

И – я не знаю, что она в тебе такого нашла, но она тебя любит.

Она мне это говорила. И – если нужно – она будет кричать это на всех перекрёстках…

Рыжий лысый толстый Рихард молчал.

Кружки с пивом опять были наполнены. Рихард свою осушил. Я выпил свою.

Молча вышли из пивбара. Шли, так же, молча, по узкой асфальтовой дорожке в зелёном скверике.

Рихард остановился.

– Слушай, Лёня, я тебе всё-таки в морду дам!..

Неожиданно как-то всё это прозвучало. В морду?..

Тут в моё раздумывающее лицо последовал сильный удар. Хороший такой удар, от души. Много, видно, вложил чувств Рихард в это своё движение.

А – верующий как будто.

Если тебя ударили по одной щеке – подставь другую.

Если твою жену один раз – разреши и во второй.

И – прощай того, кто ударил. Жену… прощай…

Я, хоть и очень со многим, что в Библии написано, согласен, второй раз свой нос подставлять не стал.

Поднялся на ноги – потому что отлетел на несколько шагов и упал от удара этого зверя – и позорно побежал.

Если и было у меня перед этим новобрачным какое-то чувство вины, то оно испарилось. Из носа лилась кровь.

Сильно болела голова…

Поженились они всё-таки – Анютка и Рихард.

Услышал я эту благую весть через друзей-знакомых.

Ну и ладно. Гора с плеч.

И – вот над чем много раз я задумываюсь: всё в человеке устроено разумно и прекрасно. Всякому органу – своё место. Даже аппендикс, про который одно время говорили, что он не нужен, оказался теперь реабилитирован.

Но – вот почему Природа так поступила с женщиной? Зачем установила ей в организм пломбочку, по которой можно определить главную веху – начало взрослой жизни женщины?

И – заметьте – у мужчин никаких таких вредных дополнений в организме нет. Только у женщин. У девочек.

Для чего нужна эта плёнка, от которой столько волнений и переживаний, как со стороны девушек, так и – мужчин, которые собираются связывать с ними жизнь?

Есть она – нет её – это никак не сказывается на здоровье женщины. Только – на нервах.

Когда приходится чего-то объяснять не в меру любознательному партнёру.

А – ведь даже и на жизнь это никак не влияет.

Вон – моя… Тоже говорит, что я у неё второй…

Ну и – что?..

Любезный мой друг, Фрагонар…

…К концу сентября все розы были собраны с поля, картофель ссыпали в погреба. Зерно заложили в специальные танки. Скот радостно взирал на рачительность нашего двора. Страховые агенты застраховали свиней, уток и домашних удавов от бескормицы. Можно было жениться. Почему не жениться, если розы собраны и застрахованы все свиньи? Милая девушка подошла к моей жизни, и мне не хотелось упускать блеснувшего шанса. Годы берут своё. Возможность для женитьбы мы имеем до тех пор, пока соответствующие органы не поменяют нам паспорт на свидетельство о смерти, но через определённое время, я чувствовал, мой интерес к браку может заметно ослабеть, если не исчезнуть совсем. События эти не за горами, нужно быть трезвенником в таких вопросах и не смотреть на вещи сквозь пальцы. В мои годы редко кто рискнёт задуматься о продолжении своего рода, но девушка была так прелестна, так обворожительна, что я решился.

Любезный мой друг Фрагонар, я знаю, эта моя затея вызовет улыбку на твоём суровом лице. Но, тем не менее, это серьёзно, и в скором времени мне бы хотелось увидеть тебя в нашем тихом Уайтхилле11
  Актюбинск, в переводе с английского


[Закрыть], в кругу моей семьи.

Свадьба уже закончилась. Со стороны органов власти препятствий нашему браку не чинилось. Насмешки я вынес, как настоящий мужчина и уже философ в расцвете. Агидель четыре месяца назад кряду исполнилось восемнадцать, но что из этого? Я ещё легко выхожу во двор и мне не нужно посторонней помощи, чтобы зайти обратно. Кстати, все полевые работы у нас закончены. Розы мы убрали с поля и аккуратно уложили в стога. Работники выкопали, просушили и засыпали в погреб картофель. Страховые агенты застраховали свиней и тягловых медведей от бескормицы…

Да… очень молода… Мила – ты же меня понимаешь, я знаю толк в женщинах. Во франко-прусскую воину (мы с тобой служили в гусарском полку, и пили за женщин стоя) – во франко-прусскую воину, Фрагонар, ты помнишь этих хохотушек из Трансильвании?.. Агидель, моя Агидель – это милое, славное создание.

Сразу после свадьбы (кстати, власти и органы не чинили нам по поводу бракосочетания никаких препятствий – так, одни насмешки) – сразу после свадьбы я привёл её к себе в комнату, в нашу супружескую спальню и упал на колени перед моей уже Венерой. После того, как я осыпал поцелуями всё, до чего мог достигнуть, благодаря скрепившему наш союз документу о браке, шаловливая мысль проникла ко мне в сознание.

Дело в том, что упасть на колени мне не составило большого труда, но, когда возникла необходимость переменить позицию, члены отказались повиноваться мне.

Да, я забыл тебе сказать, ты знаешь, сейчас сентябрь, а я очень серьёзно отношусь к работам, которые ежегодно проводятся в нашем саду. Мы срезали и уложили в тюки все розы, заштабелевали в погребах картофель, застраховали всех наших мышей и выездных кошек. А, когда Агидель вопросительно на меня взглянула, я непринуждённо ухватился за стул и с лёгкостью себя восстановил.

Любезный Фрагонар, эти объятия, эти поцелуи отнимают столько сил! Я не задумывался об этом, а последние десять лет и вовсе пролежал в гипсе, кто мог предположить, что обстоятельства в нашем теле могут так перемениться? Я умел обнимать женщин. И силы прибывали во мне с каждым поцелуем. Помнишь, когда мы усмиряли мятеж в Саксонии? Эти пленные турчанки…

Агидель напряжённо стояла, а я почувствовал, что мне не хватает дыхания. Да, после третьего поцелуя меня охватила слабость.

Фрагонар, ты старше меня – тебе, должно быть, знакомо моё состояние? Но я не должен был показывать виду. Я джентльмен и… муж… Я со всей возможной элегантностью опустился на стул и уже в этом новом ракурсе возобновил свои ласки к молодой супруге. В каждом моменте, как мне казалось, мне удавалось избегать неловкости, и все мои внутренние затруднения по ходу нашего сближения для Агидель оставались абсолютно незамеченными.

Ах, да, Фрагонар, ты, наверное, ничего не знаешь о моих розах! Урожай выдался отличный. Мы срезали их все и составили в снопы на гумне. Застраховали скаковых кошек и запаслись на всю зиму картофелем. Однако, после очередной моей дислокации, между мной и Агиделью возникла всё-таки пауза, которой я не смог найти объяснения. Я весьма творчески переменил положение своего тела, отдышался, и… Фрагонар, я… забыл, что мне делать дальше… Порозовевшая Агидель стояла передо мной, как Афродита. Подвенечное платье валялось в углу спальни, блестящие глаза супруги сжигали меня, а я не знал, что предстоит мне выполнить на следующем этапе?..

Мы легли спать. И сон у меня был нервный, беспокойный. Агидель тоже подрагивала и даже вскрикивала во сне…

Любезный Фрагонар, как к старому доброму другу, я обращаюсь к тебе за советом: чем я могу сгладить неловкость, возникшую у меня в отношениях с молодой супругой? Рассудок подсказывает мне, что счастье на волоске и зависит теперь от правильности моего дальнейшего поведения. С ответом не медли – каждые новые сутки нестерпимой болью отзываются в моём сердце. Кстати, как тебе мои розы? Этой осенью… Да… И кошек мы всех застраховали… и мышек…

сентябрь, 1988 г.

Узы Гименея

Юрий Николаевич Кириницианов работал в Актюбинской области корреспондентом газеты «Правда». Автомобиль «Волга», личный шофёр, роскошная квартира в престижном обкомовском доме. Прекрасный семьянин.

Областная газета «Путь к коммунизму» выделила для Юрия Николаевича отдельный просторный кабинет с кондиционером и аквариумом. Аквариум ему лично принёс от себя главный редактор «Пути к коммунизму», Фёдор Лукич Колий. Отдельного туалета, правда, не было. Приходилось отлучаться в общий, куда приходили рядовые коммунисты и беспартийные и где, как подтверждала фонограмма КГБ, не наблюдалось между ними никаких различий.

Но история-то, сама по себе, пустая, легкомысленная. Случилась бы она с дворником, или, там – с железнодорожным кондуктором, так и вообще, чему тут удивляться, о чём рассказывать? По социальному происхождению, по статусу, по своей от рождения привычности, им обойти какую-нибудь непонятную перспективу, уберечься от неё, никак не возможно.

А вдруг оно и, правда, что нет никакой разницы между простым человеком и собственным корреспондентом самой важной в Советском Союзе газеты?

Юрий Николаевич в своём кабинете работал над письмами трудящихся. Трудящиеся просили: починить сантехнику, дать квартиру, помочь инвалиду. Партия в лице газеты «Правда» никому в участии не отказывала. Передавала письма по инстанциям. И внушала надежду каждому своему просителю. Случалось, инвалиду помогали. Потерпевшим чинили сантехнику. Давали квартиры чересчур многодетным семьям. Потому что партию тогда боялись.

В самый тот важный момент ответственной работы к Юрию Николаевичу и вошла его знакомая Аллочка. Юная. Кровь с молоком. Ножки, шейка, грудки – грешно без предела. Внепартийно. Надпартийно… Но Юрий Николаевич всегда слушался внутреннего голоса, который ему говорил: «Юра, ты – член КПСС…». И это заклинание, эта краткая молитва помогала ему быть выше всего, даже самого красивого.

На этот раз с внутренним голосом что-то случилось. Длинный Аллочкин сарафан не застегнулся снизу сразу на несколько пуговок. Или – расстегнулся. Открытый сверху так, что Аллочке, видимо, было очень легко дышать. Лето. Жара, июль. Юрий Николаевич стал задыхаться. Оглушительно был снизу расстёгнут джинсовый сарафан… Внутренний голос бдительно сказал Юрию Николаевичу: «Ты член…» и… запнулся. И Юрий Николаевич с ужасом почувствовал, что молитва, заклинание, стали действовать, но… в урезанном варианте.

Аллочка болтала всякую чепуху, сидя в кресле напротив, а у Юрия Николаевича в висках стучало: «Ты член… ты Член… ты Ч Л Е Н…».

Дальше всё происходило, как в заурядной порнушке. Аллочка не очень сопротивлялась. Её солидный партнёр забавно путался в оставшихся трёх пуговицах. Потерял равновесие и романтически увлёк ослабевшую девушку на пол, на ковёр. (Кстати, его тоже приказал принести из своего кабинета Фёдор Лукич). Наконец, сарафан в сторону… Галстук… Проклятый галстук!.. Да, чёрт с ним!.. А хороша, стерва, эта Аллочка – ещё мелькнуло в голове у распоясавшегося собкора.

И вот тут то… Да, нет, всё было нормально. И Юрий Николаевич выглядел молодцом, и Аллочка лицом не ударила. И до самого конца всё шло замечательно, чуть ли даже не поэтически. Молния, солнечный удар и пр. Но вот стихли фанфары, и Юрию Николаевичу бы просто с Аллочки и слезть, освободиться, да не тут то было… Освобождаться не получалось. А отсюда – какие уж тут приличные к моменту нежности. Дёрнулся Юрий Николаевич раз, другой – как в капкане. А девушка еще в счастливом беспамятстве. Губы ждут благодарного поцелуя.

Не остывши, не проникшись ещё ситуацией, Юрий Николаевич с надеждой подумал, что так – минутная заминка произошла. Рассосётся. Ан – нет. Капкан закрылся намертво, и оторваться от юного тела корреспонденту никак не удавалось.

Аллочка очнулась, полезла с объятиями. Юрий Николаевич, насколько ему в его положении оказалось возможным, вежливо уклонился. В старинных романах он бы, вероятно, ей сказал: «Нам с Вами, мол, Аллочка, нужно объясниться…». В романе современном Юрий Николаевич не нашёлся сказать ничего, кроме: «Ну, всё, блядь, мне пиздец…».

Лежали ещё с полчаса или час. Вечность. Пытались обсудить ситуацию с разных сторон, найти выход. В дверь начали стучать. Уже давно звонил телефон. Нужно ли подробно рассказывать о том, что, в конце концов, дверь была взломана, в кабинет ввалилась толпа посторонних людей, и все стали свидетелями…

…Вызвали «скорую». Любовников уложили на носилки, прикрыли простыней. В больнице им, конечно, помогли. Карьера Юрия Николаевича в Актюбинске была закончена.

В автомобиль «Волга» посадили другого собкора, ему же достались и шикарная квартира и аквариум с кабинетом.

После такого жуткого скандала жена бросила Юрия Николаевича. Хорошо ещё, что у них не было детей. Но партия не жена, и она не отказалась от своего члена, который оступился, правда, поскользнулся, но не продал ни Родину, ни Советскую власть. Остался, так сказать, верен коммунистическим идеалам.

Юрий Николаевич женился на Аллочке и уехал с ней собкором «Правды» на Индигирку. Там снова у него появились все удобства, и пострадал блудодей чисто географически. Да и вместо «Волги» – оленья упряжка. Вместо кондиционера – дополнительная импортная печка со склада местного обкома.

А Аллочка приезжала как-то в Актюбинск. Стильно одета. При деньгах. Встретилась со своей закадычной подругой Нинкой Васильевой. Даже сводила её отобедать в элитное кафе «Шалкыма», где, видимо, и посейчас, владельцем, вечно бедный миллионер, Юрик Шипикин. Там, за чашечкой чёрной икры и поделилась Аллочка с Нинкой секретами своего женского счастья.

Раньше, в Актюбинске, она гуляла с Мариком Зельднером. Марик уезжал в Израиль, но записать в паспорте, что он с Аллочкой вместе спит, и, главное – собирается спать и дальше – не хотел категорически. Случайно на тернистом девическом Аллочкином пути попался Юрий Николаевич. Подвёз как-то, на свою голову, к дому на чёрной «Волге». Вёл себя сдержанно, но от намётанного глаза Аллочки не ускользнуло, что её смуглые ножки (не очень, впрочем, тщательно скрытые разлетающейся короткой юбчонкой) заметно нарушили внутреннее равновесие, спокойствие солидного товарища в галстуке и при костюме. Срывался всё его взгляд к ней туда, на заднее сиденье, под юбку, пока оборачивался товарищ, да разговаривал с Аллочкой о всяких серьёзных, никому не нужных, вещах.

А Марик, в своём КБ, на заводе «Актюбрентген», изобрёл удивительный клей. Абсолютно безвредный для человеческого организма, схватывается намертво с живой тканью при соединении со спермой. Действие проходит, если принять специальную таблетку. Марик назвал свой клей «Узы Гименея».

Но в Союзе ему на такой срам никто патента не выдал. Сказали, что негде его применять в народном хозяйстве.

Марик уехал в Израиль, патент получил там. Купил виллу, женился на девушке по имени Рахиль. Перед отъездом в Израиль, тюбик своего клея, вместе с таблетками, он подарил Аллочке.

***

Я знаю, что пару недель спустя, после встречи с Аллочкой, Нинка Васильева вышла замуж. Говорит – по любви. Кто бы её уже такую полюбил: старую, рыжую, со скверным характером. Наверняка тут не обошлось без помощи давней её подруги Аллы, которая замуж вышла уже в пятый раз.

И опять удачно.

22.07.00 г.

Ледоход

Берег реки Илек. Высокие, с голыми ветками, тополя. Тёпло-синее апрельское небо. По реке плывут льдины. Илек на-днях вскрылся, на редкое – один раз в год – явление природы на берегах собираются поглазеть любопытные. Но Костя на своей «девятке» для экскурсии выбрал место, куда не ступала нога человека. Потому что с ним посмотреть на ледоход приехала Оля Шатова, а она замужем, встретить кого-либо из друзей или знакомых было бы совсем некстати. Да и Костя, хоть это и не так важно, был тоже женат, ему тоже ни к чему дополнительные беседы типа: «Ты чего здесь? А в машине кто?». Хотя выезд на речку абсолютно целомудренный. Планов относительно разврата не было никаких. Может быть, когда-нибудь…

Оля работает в рекламе и сама – как с рекламного щита. Причём – на любую тематику. Хоть колготки во всю длину, хоть – очки в модной оправе. С ней просто посидеть в машине, посмотреть на ледоход – и то удовольствие. Но облик всё же не располагает к целомудрию. Есть во внешности Оли какая-то лёгкая, едва уловимая, блядовитость, которая по-иностранному называется несколько иначе, потому кажется помягче – sexy. Это – чуть ярче, чем у других женщин, косметика. Чуть короче юбочка. На ней чуть посмелее разрез. А кофточка из тонкого материала, через него бугорками прорисовываются плотные сосочки. Но вся эта провоцирующая откровенность – именно – по чуть-чуть. Не скатываясь к вульгарности, пошлости, безвкусию, либо наглому явному предложению себя мужчине. Всё-таки в тех пределах, за которые нежелательно выходить замужней женщине.

Правда, замужней женщине хочется иногда покидать пределы семьи. Бывает такое у замужних женщин. И, увы, не так уж редко, как о них принято думать. Это ещё вопрос – кто более склонен к полигамии – мужчины или женщины, кому она более необходима. Но женщина – хранительница домашнего очага. На ней держится маленькое государство – семья, и поэтому, давая возможность слабостям или капризам одерживать над собой верх, женщина не афиширует свои победы, либо нечаянные радости. Они умирают вместе с ней.

Костя достал шампанское, яблоки, шоколадку. Всё для Оли. Ему за рулём нельзя. Оле можно. Пусть выпьет, поговорит. Оля выпила, достала ментоловые «L amp; M», закурила. Начала рассказывать про свою жизнь. Когда женщина рассказывает про свою жизнь – это всё равно, что она перед вами раздевается. Чем больше расскажет – тем больше разденется. Мужчине и делать-то ничего не надо. Только слушать, слушать. Изредка поддакивать. Подливать алкоголь, подсовывать что-нибудь вкусненькое. И не нужно лезть с руками. Придёт время – женщина сама замолчит в недоумении – почему это вы сидите рядом с ней, как истукан, почему не подкрепите своего сочувствия каким-нибудь жестом?

Оля замолчала. Костя провёл рукой по её светлым волосам. Приятно пахнут каким-то шампунем. Окунулся лицом в волосы, вдохнул. Достал платочек, вытер с Олиного лица несколько слезинок. Да, в жизни у неё много сложностей… Приоткрыл окно, вытряхнул пепельницу, выкинул огрызки яблок. Повернулся к Оле, приблизился к ней лицом, щекой коснулся щеки. Левой рукой направился выражать сочувствие: стал расстёгивать третью и последующие пуговички на кофточке. Первая и вторая уже были расстёгнуты самой Олей ещё дома у зеркала просто для красоты. Ну вот, ошибся: думал, что на ней нет лифчика, а это такой лифчик. С открытым верхом. Кабриолет. Оля задышала, губы приоткрылись, как будто ей не стало хватать воздуха. Пора оказывать первую помощь. Костя накрыл их своими губами, и у него, отнюдь не новичка в чрезвычайных ситуациях, чуть не поехала крыша: так жадно, жарко прильнула к нему женщина. Так требовательно трепыхнулся и, бесстрашно скользнув по зубам, проник к нему в рот её язык, пропахший шампанским и табачным дымом. Приличия уже требовали проявить интерес к тому, что у неё под юбкой. Можно через боковой разрез. Есть ещё пуговицы посередине, можно расстегнуть и растворить половинки юбочки, как страницы модного журнала… О! Здесь тоже сюрприз! Комбидресс. Этот кросснамбер женщины надевают, чтобы заинтриговать мужчину. Когда мужчина полагает, что до самого сокровенного осталась совсем ерунда, какое-то кружево на резиночке, или кусочек шёлка, его ожидает препятствие, которое в данный момент, когда мозги практически отключены, кажется совсем неодолимым. Он никак не может найти резиночки, на которой должен держаться шёлк, или какая другая женская тряпочная помеха. Нервно, торопливо он шарит по телу женщины, ища спасительной зацепки, но её нет. Ему начинает казаться, что его подруга нарочно себя зашила в плотно облегающий от сосков и до самого низа эротический наряд. Наглухо. А в это время женщина, зная, конечно, что от судьбы всё равно не уйдёшь, с тайной улыбкой прислушивается к ищущим пальцам своего избранника. Когда бы он ещё её так и кругом потрогал, если бы не комбидресс! Уже бы давно… Наконец, лукавая обольстительница находит, что, довольно, не перегнуть бы палку, которая уже готова сломаться. Она берёт руку мужчины и опускает её чуть дальше вниз, куда он сам из-за волнения никак не попадал. И… помогает ему нащупать и расстегнуть потайные крючочки…

Костя сразу разгадал и оценил Олину хитрость. Для приличия поискал несуществующую резиночку на талии, погладил животик, попутно приласкал торчащие из комбидресса сосочки. Потом рука его скользнула вниз и легко сняла с петель охранительные крючки. Коснулся… В это мгновение Оля вынула язык из Костиного рта и шепнула: «Откуда ты всё это знаешь?». – «Так… мужики рассказывали» – машинально ответил Костя. Пальцы его уже обследовали поверхность, освобождённую от корсетных препон. По всем признакам, Оля его уже ждала. Пальчиком Костя проник внутрь. Глубже…. Ещё… Можно теперь попробовать подключить второй… Ещё глубже… Кончиками пальцев услышал впереди упругое препятствие, что-то вроде баклажанчика или основания огурчика. С ним нужно поработать… Костя тактильно обработал, поиграл с огурчиком. Потом прошёлся по гофрированной передней стеночке. Оля застонала закрытым в поцелуе ртом. Ага… Интересный выступ… Костя медленно, потом всё убыстряя темп, стал проводить кончиками пальцев по передней стеночке, упираясь в эту внутреннюю загогулинку… Оля вскрикнула, вцепилась в Костю обеими руками, задёргалась навстречу ласке… Потом затихла… Костя поцеловал её лицо, брови, закрытые глаза. Чуть позже помог достать сигарету, прикурил… Шампанского не осталось, осталась «Кола». Вместе попили «Колу». Оля застегнулась, открыли запотевшие стёкла машины. Ах, да! Ведь на реке ледоход. Выйдем, просмотрим? Да, конечно. Надели плащи. Вышли. Полное безветрие, только шумит река. Сталкиваются в воде льдины, шуршат, проплывая мимо, комья мокрого снега. Костя обнял чуть уставшую женщину. Она прижалась к нему, как будто давно хотела стать его частью и вот, прижавшись, соединилась.

– Знаешь… – Оля хотела что-то сказать и вдруг чего-то застеснялась. Потом всё-таки продолжила: – Я в пятницу работу раньше заканчиваю. Мне бы хотелось… Ты не мог бы меня встретить? С цветами. На проспекте Победы, где-то около шести?..

Её руки стали искать, где расстёгивается Костин комбидресс, то есть, джинсы. Но тут Костя запротестовал. Нет, не нужно, не нужно ему никаких благодарностей! Всё было хорошо, давай просто поцелуемся, посмотрим на ледоход… Но Оля не понимала. Она не хотела оставаться одна со своей радостью. Она хотела, чтобы Костя… тоже…

Вообще-то Костя, будь то в какое другое время, был бы и совсем не против. Оля ему очень нравилась, но сегодня, именно сегодня, он не мог. И не потому, что не мог, а потому, что обязан был вечером исполнить супружеский долг и собирался предстать перед женой, так сказать, с полным боезапасом. У них в семье стало доброй традицией отмечать окончание месячных у жены маленькими домашними оргиями. Ни тебе презервативов, ни колпачков, ни таблеток! В любой момент, в любом месте – в ванной, на балконе, на кухонном столе, упавши в жирный праздничный торт, в морозном подъезде на батарее, при ярком свете дня – на заросшей травой могилке на городском кладбище, за городом – в скирде соломы, на виду у механизаторов, борющихся за урожай, не думая несколько дней о тех опасностях, которые на каждом шагу подстерегают всякую молодую пару.

Но не говорить же обо всём этом Оле! Обидится. И сдаваться нельзя: какой же он будет иметь вид вечером после этого? А руки Оли уже в Костиных брюках, они уже достали… Только не это! Ну, что ты будешь делать… Не выдёргивать же!.. Обидится. Она же от всего сердца… В общем, перестал Костя контролировать ситуацию.

Оля встала с корточек, сбросила плащ на тополевую ветку, повернулась к своему мужчине спиной и нагнулась. Ох уж эти короткие юбочки! Их даже задирать не нужно. Комбидресс был уже расстёгнут. Да Оля, его, видимо, и не застёгивала. Ух, ты, как мило – родинка! Оля, не глядя, пошарила у себя за спиной, ухватилась за то, что только что достала из Костиных джинсов и так замечательно приготовила. Сделала несколько сдаивающих движений, чтобы предмет окончательно затвердел и не вздумал увильнуть. Потом так же, на ощупь, приставила его к себе сзади и, чуть качнувшись в сторону Кости, слегка подразнила коротким погружением и так, обезумевший от женского внимания, вздувшийся конец. Костя всё ещё внутренне сопротивлялся происходящему. Нет, он не будет этого делать. Нельзя! Ведь он сам себе давал слово… Он так продолжал думать ещё и тогда, когда Оля снова качнулась назад, застонала, но уже не останавливалась до тех пор, пока белая её попка не упёрлась в Костю, а сам он оказался плотно прижатым к толстому тополю. Всё, брат, приехали. Деваться некуда. Вернее, деваться есть куда и от этого уже никуда не денешься.

Костя взял Олю за талию, нежно, кончиками пальцев. Чуть нажал от себя – Оля отстранилась. Чуть потянул к себе – прижалась. Отличная управляемость! Как иномарка! Так и влюбиться недолго. От всех этих тонких, удивительных ощущений возбуждение Кости достигло небывалой крайности. Он себя ощутил внутри Оли толстым, длинным и… деревянным. Да, как под местной анестезией. Не просто крутым самцом – суперменом себя почувствовал Костя. И как это у такой женщины и не складывается личная жизнь? Ну, Оленька, держись! И хорошо, что Оленька успела ухватиться за дерево. Деликатный Костя озверел. Из нежного любовника он превратился в стахановца с примитивным и безжалостным отбойным молотком между ногами.