Текст книги "Чашечка кофе. Рассказы о приходе и о себе"

– Может, к Горобчихе сходим? Ее многие хвалят. Посоветуетесь, подберете фасон, она и пошьет, – предлагала мама.

– Ха-ха, мама, что вы такое говорите, какая Горобчиха?! Разве она способна сшить такое платье, как у Эдиты Пьехи? А еще туфли! Мама мне нужны такие же лодочки, как у Пьехи! Я знаю, что делать! Надо ехать в Москву. Точно, – повторила ошеломленная собственной решимостью тетя Вера, – да, именно в Москву.

– Куда?! В Москву?! Да ты дальше областного центра никуда не ездила, и вдруг в Москву. Доча, может, для начала хотя бы в Киев?

– Какой Киев, мама! Решено, только в Москву.

Родители повздыхали и не стали перечить своей младшенькой. Раз надумала ехать в столицу, пускай едет. Дали денег на дорогу и на красивое платье с туфлями-лодочками.

Вера, не веря своему счастью, как была в открытом сарафанчике и босоножках, так и надумала ехать. Мать ей:

– Доча, ты бы хоть кофту с собой взяла теплую. Тебе целую ночь на вокзале коротать. В Москве, чай, не как у нас. Москва не в Крыму, она на севере.

«Мама, – вздыхала про себя Вера, – какая еще кофта?! Боже мой, что их заботит!» Подумать только, уже завтра она, словно бабочка, будет порхать по улицам этого прекрасного города, от одного универмага к другому. Именно там, в столице, многочисленные магазины уже ждут, когда же она приедет и войдет в их гостеприимно распахнутые двери, чтобы предложить девушке из провинции самые лучшие платья и туфельки-лодочки «а-ля Эдита Пьеха». Зачем ей еще и какие-то вещи?

Трое суток спустя ранним утром тетя Вера возвращалась назад в свой город. Вместо ожидаемых туфель-лодочек в руках она несла коробку, в которой лежала пара самых дешевых и очень популярных в среде бабушек пенсионного возраста войлочных ботинок под условным названием «прощай молодость». И в дешевом пальто, накинутом на плечи поверх веселого летнего сарафанчика.

– Доча, – встречая путешественницу, всплеснула мама руками, – зачем было ездить в Москву? Такое пальто можно купить и у нас в ближайшем сельпо. А уж про такие ботинки я вообще молчу. Где же твое заветное платье?

В ответ дочка заплакала и кинулась маме на шею.

– Простите меня, мама! Какая же я была дура! Не послушалась вас с папой. Приехала в Москву, а там по ночам еще заморозки и днем всего только плюс пять! Спасибо проводницам, выручили. Дали фуфайку добежать до ближайшего магазина купить пальто и хотя бы эти ботинки. На платье денег уже не осталось. Так что переночевала я на вокзале и отправилась до дому. Хорошо, билет загодя был куплен.

Вернувшись со смены домой, дедушка Василий обнял свою несговорчивую дочушку и в ответ на ее сбивчивую речь успокоил:

– Ничего, доня, слава Богу, все добре. Главное, что здоровая. Москва – город трудный, не каждому он дается. Там холодно, Наполеон это понял, и немцу она не далась. Вот и тебе пришлось летом в пальто залазить. Смиряйся, дочка, что-нибудь придумаем.

Ушел в спальню, потом вернулся и незаметно сунул Вере в ладошку несколько купюр, скрученных в трубочку.

– Ты к Горобчихе все-таки сходи. Не чинись. Она свое дело знает.

Новое тети-Верино пальто дедушка велел никуда не убирать. Пускай, мол, на видном месте висит как памятник непослушанию. Но потом пожалел дочку и отправил пальто в деревню, к бабушке. Вместе с теплыми ботинками «прощай молодость». Пусть порадуется старая московскому гостинцу.

Об истоках патриотизма

Вчера посмотрел ролик про американского президента и про фуражку, слетевшую с головы морпеха. На первый взгляд ситуация смешная. Сдуло ветром фуражку с головы солдатика, а он стоит навытяжку перед президентом и не смеет пошевелиться. Президент бегает за его головным убором, пытаясь водрузить фуражку на место. Он понимает, что парню нужно помочь и что в этот момент тот здорово переживает.

Пишут, что над Трампом за эту фуражку многие посмеялись. Я вот что скажу, смеяться мог тот, кто ничего подобного в своей жизни никогда не испытал, а у меня было.

Году в 1987-м я, молодой бравый офицер, шагаю по улице в городе Владимире. Выхожу на центральный мост. Движение на этом мосту всегда весьма и весьма плотное. Вдруг неожиданным порывом ветра срывает у меня с головы фуражку и несет ее прямо на проезжую часть. Какое-то время она еще катится, словно колесо, и ложится точно посередине моста.

Думаю, ну все, сейчас ее раздавят. От невозможности что-либо изменить чувствуешь себя одновременно смешным и по-детски несчастным. И случилось неожиданное. Все, кто в этот момент ехал по мосту, одновременно нажали на тормоза, и движение разом остановилось. Я подбежал и схватил свою фуражку. Потом, вернувшись назад, помахал ею мужикам, точно флагом, и отдал честь, а они в ответ нажали на клаксоны. Незабываемое чувство единения.

Сейчас вспомнился тот случай, как все остановились, одновременно и резко. И понимаешь: люди оттормозились, даже не размышляя, делать им это или нет. Пожалели, не задумываясь, потому что это внутри.

Так что и Трамп хотел помочь бойцу, не задумываясь, потому что он нормальный мужик. И еще, этот паренек спустя годы будет своим внукам рассказывать историю про фуражку и про то, как сам президент бегал ловить ее рядом с вертолетом. А они будут слушать дедушку и гордиться своей страной.

О культуре поведения за столом

После воскресной литургии идем в трапезную. Мой алтарник Сергей приходит раньше всех и, пока в трапезной никого еще нет, нарезает хлеб, помогает накрывать на стол.

Хлеб Серега режет, словно в ресторане, тонко-тонко. Матушке нравится, когда хлеб нарезается именно такими, едва не просвечивающимися ломтиками. И всегда хвалит моего помощника:

– Только Сережа у нас способен так тонко резать хлеб. Сразу чувствуется воспитание.

Мы уже уселись за стол, и пришла тетя Рая. Примостившись рядом со мной, она взяла кусочек хлеба, посмотрела на него и сказала:

– Ой, кусочки-то какие культурные! – И добавляет: – Не люблю, когда так культурно. Мамка во время войны усадит нас пятерых за стол, достанет буханку ржаного хлеба и каждому вот по такому культурному кусочку. Мы давай канючить: «Мам, режь потолще!» А она: «Учитесь быть людьми воспитанными. Когда кусаете, рот шибко не открывайте. Это некультурно».

Когда после всего на стол подали пирог, в отличие от хлеба, нарезанный большими разваливающимися ломтями, тетя Рая обрадовалась:

– Ах, как некультурно! – И смеется: – С детства люблю, когда так некультурно!

Часть 3. Ландыши

Подруги

С Мариной мы познакомились уже много-много лет назад. Меня как раз перевели настоятелем сюда в наш храм, и я должен был заменить священника, прослужившего на этом месте целое десятилетие! Для прихожан смена священника – дело всегда болезненное. Люди привыкают к одному и тому же батюшке, идут к нему на исповедь, и не только на исповедь.

Приходят, чтобы просто поговорить и посоветоваться по разным вопросам. Постепенно священник становится частью их привычного образа жизни.

И вдруг его переводят куда-то в другой храм, и даже в другой город. Народ не доволен, и свое недовольство откровенно в глаза высказывает новому настоятелю. Как раз в те дни я и переживал такое к себе негативное отношение со стороны людей.

Она пришла в храм не для того, чтобы сказать мне обидное слово. Марина пришла потому, что ей было очень плохо. Случилась беда, и вчера еще любимая и любящая жена, молодая мамочка двух замечательных малышек, вдруг одномоментно превратилась в горькую вдову с двумя маленькими детьми на руках. А еще съемная квартира и больная мама в придачу.

Понятно, она шла не ко мне, чем я мог ей помочь? Сама того не осознавая, она вошла в храм поговорить с Богом, а встретилась со мной. Просто в тот день и в том месте вместо Него был я. Поэтому она подошла ко мне. Я слушал ее и молился. Господь помог мне найти для нее те единственно верные слова, за которые она тогда ухватилась.

Не помню, что я ей тогда говорил, но и сейчас, восемнадцать лет спустя, мы остаемся добрыми друзьями. Ее девочки выросли, выучились, их жизнь складывается благополучно. Марина снова вышла замуж, трудится и помогает воспитывать внучек.

Однажды уже после службы, когда народ подходил к кресту, она подошла к амвону с незнакомой мне женщиной:

– Батюшка, знакомьтесь, это Наташа. Моя подруга детства. Мы росли с ней в одном дворе, ходили в один класс и даже все школьные годы просидели за одной партой. Вот какой это человек!

Помните, я много вам о ней рассказывала. И о том, как Наташа пришла к Богу, тоже рассказывала. Она прочитала все ваши книги и очень хотела приехать к нам в храм, вместе с нами помолиться и познакомиться с вами.

– Да, – смущается Наташа, – прочитав рассказы, иногда хочется познакомиться с их автором.

Мы разговорились.

– Батюшка, – смеется Марина, – а хотите, мы вам сейчас в лицах расскажем, как наша Наташа пришла к вере в Бога? Поверьте, это очень поучительная история. Которая, кстати, вполне может послужить сюжетом для вашего очередного рассказа.

Как вы знаете, мы с Наташей дружим практически всю нашу жизнь. Вот только, окончив школу, я уехала из нашего города, а Наташа осталась. В один и тот же год мы обе вышли замуж, у нас родились дети. Жизнь складывалась как нельзя благополучно.

Наташа с мужем занялись бизнесом. Дело пошло, и вскоре их уютный красивый коттедж уже стоял в природоохранной зоне на берегу большой русской реки. Они же сами стали относиться к той малочисленной группе людей, которых в средствах массовой информации принято называть «элитой». Пускай это «элита» всего лишь на уровне районного центра, и все-таки само осознание принадлежности к касте избранных грело душу и тешило самомнение.

В это время, – продолжает Марина, – у меня погибает муж, и я с двумя малышами на руках остаюсь практически без средств к существованию. Помню одну-единственную мысль, которая меня тогда заботила, – как накормить детей и чем платить за съемную квартиру.

В то тяжелое для меня время я, можно сказать, впервые по-настоящему задумалась о смысле жизни и осознанно переступила порог храма. С приходом в Церковь мое сознание прояснилось. Бог стал центром бытия, его сосредоточением. Научилась молиться и поняла – я не одна. В этой жизни у меня есть Тот, на Кого я могу опереться. Главное, нужно перестать суетиться и никогда не унывать.

Я постоянно трудилась, соглашаясь на любые подработки. На работе меня заметили и предложили должность с хорошим окладом.

Со временем хозяин моей фирмы помог мне оформить льготный кредит, и у нас с детьми появилась собственная квартира. Какая это была радость! Потом появился в жизни и любимый человек, ставший мне мужем, а моим детям – отцом.

В год нашего сорокалетия Наташа потребовала, чтобы я обязательно приехала к ней отмечать юбилей. Отказаться – означало обидеть близкую подругу, и я, посоветовавшись с мужем, решила ехать.

«Только что ты собираешься ей подарить? – поинтересовался супруг. – Поверь, мой вопрос далеко не праздный. В конвертик, сколько бы ты ни положила, для человека такого уровня это будет слишком мало. Пылесос, телевизор вызовут у нее только снисходительную улыбку. Так что над этим вопросом тебе придется поломать голову».

Я задумалась: на самом деле, что я могу подарить моей Наташе? Подарок от подруги должен быть особенным и очень нужным. Пылесос, телевизор? Все это ерунда. Элитный алкоголь? Зачем?

И тут меня осенило: что может быть важнее Евангелия?! Я купила набор из трех книг в одинаковых красивых переплетах. Новый Завет, Псалтирь и молитвослов.

– Ты бы знала, – перебивает рассказчицу Наташа, – как я про себя смеялась, когда принимала твой подарок. И эти твои слова: «Наташенька, сегодня твоя жизнь, словно полная чаша. Дай Бог, чтобы ты никогда не болела и ни в чем никогда не нуждалась. Но так не бывает. Если когда-нибудь тебе вдруг станет больно, трудно и одиноко, вспомни об этих трех книжках».

Одиноко? Трудно? Хотелось сказать: оглянись вокруг, подруга, посмотри на моих гостей. Вот они все: глава района, глава городской администрации, районный прокурор, начальник милиции. Здесь что ни гость, то человек со связями, сильный и нужный. Что может угрожать тому, у кого такие друзья?!

Потом год спустя неожиданно арестовали мужа. Арестовали не одного, взяли еще несколько человек. В том числе главу городской администрации и районного прокурора. Месяца не прошло, а фирма мужа уже была переписана на другого человека. Так и этого мало! Приезжают какие-то люди и предъявляют судебное решение о взыскании нескольких миллионов непонятно откуда взявшегося долга. Все банковские счета арестованы. Деньги только что в кошельке остались, и все. Завтра не на что хлеба будет купить.

Звоню одному общему другу, другому. Те, кто вчера еще пировал у нас в доме, или совсем не поднимали трубку или, извиняясь, просили их больше не беспокоить. Страшно, как бы самих «не замели».

Тогда-то я и почувствовала, что значит «больно» и «одиноко». Свет в доме выключила, залезла под стол. В калачик свернулась, лежу и плачу. И будто озарение: подарок! Маринкин подарок на день моего рождения. Как она тогда сказала: «Когда тебе станет больно и одиноко, отыщи мой подарок».

Кинулась искать. Нашла. Беру одну книжку, открываю наугад и читаю:

«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Прочитала да как закричу:

– Бог! Помоги мне, Бог!

На следующий день пошла в церковь.

– Батюшка, помогите. Подскажите, что делать? Муж под арестом, долги, в доме ни копейки.

– Нам нужен человек за свечной ящик. Я вас знаю. Человек вы порядочный. Соглашайтесь. Жалованье небольшое, но с голоду не пропадете. А дальше пусть будет так, как будет.

Вскоре весь храм узнал о моих проблемах, и все, не сговариваясь, стали молиться о нас с мужем. Меня поддержали те, кого я, вчерашний представитель «элиты», еще совсем недавно считала плебеями и жалкими неудачниками. Они несли мне еду, совали деньги, что отрывали от своих крошечных пенсий.

Мир перевернулся. Словно переболев тяжелой духовной болезнью, я наконец встала на ноги и пришла к покаянию.

Знаете, батюшка, оказывается, можно вполне прожить и на восемь с половиной тысяч. Дело против моего мужа развалилось. Через год его отпустили. Правда, фирму вернуть не удалось. Муж заявил, что бизнесом заниматься больше не будет, хватит и одного года, проведенного в следственном изоляторе. Устроился работать по специальности. Мы продали свой коттедж, рассчитались с долгами. Оставшихся денег хватило, чтобы купить квартиру в обычной пятиэтажке.

Позвонила Марина. Предложила вместе с ней работать в Москве воспитателем в семье у богатых людей. Благо у нас обеих педагогическое образование.

Задумаешься иногда, надо же, прошло столько лет, так много в них уместилось разных событий, а мы снова вместе с моей подругой. Вместе сидим за одним обеденным столом, вместе летаем по миру, сопровождая наших общих воспитанников. Только теперь мы еще и молимся вместе, и вместе приходим в храм. А где двое или трое собраны во имя Божие, там и Церковь, там и Сам Бог.

Ученик

В начале девяностых, проработав три года составителем поездов, а проще – расцепщиком вагонов на сортировочной горке, я сдал на шестой разряд и стал считаться классным специалистом. Вскоре меня вызвали в отдел кадров, вручили бумагу и поздравили:

– С почином тебя. Получи своего первого ученика. воя задача – в течение трех месяцев научить парня, как нужно правильно расцеплять вагоны. И достигать высоких производственных показателей одновременно со строгим соблюдением правил техники безопасности.

Девяносто третий год. Страна катится в тартарары, а мы с моим учеником Костиком осваиваем нехитрую составительскую премудрость. Я беру кусок трехчетвертной трубы, длиной эдак метра два с половиной. С одного конца к ней приварена большая вилка в два зубца, с другого – поперечная ручка. Это ничего, что Костик маленького роста. Вилка длинная, куда надо, достанет.

Основная задача нашей работы состояла в том, чтобы во время движения надвигаемого на горку состава просунуть вилку в межвагонное пространство и, поддев ею цепочку, свисающую рядом с вагонной сцепкой, движением рукоятки одновременно вверх и назад щелчком расцепить вагоны.

– Главное при этом – не увлечься и самому не входить в межвагонное пространство, иначе недалеко и до беды. Помни об этом всегда. Даже когда освоишься и будешь работать на автомате, чуть ли не с закрытыми глазами. Вагоны, друг, панибратства не прощают.

Когда-то эти же слова говаривал и мой учитель Вова, составитель поездов седьмого разряда, фамилии я его уже не помню. Меня-то он учил, а сам однажды расслабился и остался без ноги. Хорошо еще, что так отделался. А виной всему водка.

Зато мой ученик Костик спиртным не увлекался. И не только водкой, но и вином.

Потому как пить он не умел. Даже не то чтобы не умел, а просто не пил. На это была особая причина.

Однажды ребята после смены решили что-то отметить. Я, конченый трезвенник, в таких мероприятиях участия не принимал, а Костик остался и пил наравне со всеми. Только он не сообразил сделать поправку на свой крошечный вес и на свой малый рост. Пили все, а рухнул один только он.

Через два дня перед очередным заступлением на смену Костик поразил меня своим внезапно преобразившимся внешним видом. Мало того, что он заявился на работу начисто выбритым и постриженным аккуратнейшим образом, вдобавок еще и брюки у него были выглажены так, как они не гладились до этого никогда прежде. В глянце его ботинок отражалось все окружающее мироздание, а сам он, благоухая дорогим одеколоном, являл образец добропорядочного гражданина и примерного отца семейства.

Проходя мимо работяг и видя наши вытянувшиеся от удивления физиономии, он бросил непринужденно:

– Про водку при мне, пожалуйста, впредь ни слова. Никогда, даже во сне.

Ночью Костик сделал мне знак, мол, пойдем, наедине покурим. Выйдя из будки обогрева, он оставил прежний непринужденный вид и, ухватившись за голову, громко зашептал:

– Это был кошмар, Шура! Они судили меня семейным судом. Представь себе такую картину. Только я пришел в себя, очухался от винных испарений, а они уже собрались: мать, теща, жена и ее сестра. Поставили меня, как какого-то шпанюка посередине комнаты, а сами расселись полукругом напротив. Вчетвером, еще и дочка у жены на коленках. Знаешь, мне еще никогда не было так стыдно. Короче, все, сухой закон.

Мой ученик – молодой парень лет двадцати пяти, человечек маленького роста с такими же маленькими аккуратными усиками и с неизменной сигаретой в зубах. Дымил он постоянно, как паровоз. Мы удивлялись:

– Дома, когда спать ложишься, тоже небось без сигареты не засыпаешь?

Тогда-то он нам и рассказал. Оказывается, покуривать Костик начал еще до службы в армии, а по-настоящему пристрастился к папиросам во время войны в Афгане. Полтора года просидел человек в крошечном блиндаже на горе, с которой на много километров вокруг просматривалась единственная дорожка, петляющая по дну глубокого ущелья. Трое-четверо бойцов и пара пулеметов надежно запирали проход в афганских «Фермопилах», в то время как их укромное «гнездо» можно было достать только сверху огнем с «вертушки». А вертолетов у моджахедов не было.

– Красиво, конечно, только целых полтора года я не видел живых людей, кроме тех нескольких бедолаг, что вместе со мной все это время томились на вершине горы. Раз в две недели нам забрасывали воду, еду и даже топливо для печки. Вертолетом же доставлялось пополнение, а дембеля отправлялись домой.

Начнешь расспрашивать: как там, повоевать-то пришлось? А он тебя точно не слышит и начинает рассказывать про горы. Это тебе не на десять дней выбраться куда-нибудь в Альпы или на Красную Поляну. Полтора года безвылазно в любую погоду в обнимку с облаками или без них парить над землей, точно ты такая же птица, что и те, которые висят в воздухе рядом с тобою. Вместо уютного гостиничного номера – прокуренная пещера, приспособленная для жизни, в том числе и при минус тридцати, а вместо лыж с фуникулерами – прибор ночного видения и друг-пулемет.

Однажды ясной летней ночью, в перерыве между разборками составов, мы вдвоем стояли на горке и, запрокинув головы, любовались звездным небом.

– Ты посмотри, Костя, какая красота!

Костик, затягиваясь сигаретой, сперва молча вместе со мной вглядывается в небо, а потом начинает рассказывать, как низко, совсем рядом с их «гнездом», висели над горами звезды.

– Кажется, протяни руку, и вот она, уже твоя. Мне до сих пор снятся яркие афганские звезды, лежащие на моих ладонях.

А мне и сегодня порой снятся вагоны. Будто я возвращаюсь и снова работаю на железке. Бегаю вдоль состава с длинной металлической вилкой в руках и расцепляю вагоны. Когда получается, когда нет.

Последний раз, вернувшись во сне на горку, я не расцепил ни одной сцепки. Дежурный диспетчер орал на меня по громкой связи, я честно пытался, но ничего не получалось. Тогда же во сне я сказал себе: все, ты ни на что не годен, не приходи сюда больше. Собрал вещи и ушел. После этого вагоны снятся все реже.

До того как стать священником, я с Костиком проработал в одной бригаде целых семь лет. Это достаточно, чтобы изучить друг друга и научиться друг друга понимать.

Став священником, я ушел с железной дороги, но ребят своих помнил, а они все эти годы слали мне приветы и даже иногда приезжали в храм.

Последний раз перед Прощеным воскресеньем мне позвонил один из них и сказал, что ему нужно со мной о чем-то посоветоваться. Я ответил: конечно, приезжай, обязательно поговорим.

После службы он подошел ко мне. Я предложил подождать и вместе со мной отправиться в трапезную.

– Там и пообщаемся.

Он улыбнулся:

– Не надо. Я все услышал из вашей проповеди.

– Тогда расскажи мне о наших ребятах.

Он стал рассказывать, что на горке из тех, кто тогда работал вместе со мной, осталось всего только четверо ветеранов.

– Костик узнал, что я к вам собираюсь, тоже хотел было со мной поехать, но что-то у него не получилось. Какой он сейчас? Да все такой же маленький и смешной. Да, вот только стал совсем беззубым. Врачи говорят, «эхо Афгана».

Я попросил моего товарища:

– Слушай, не надо со мной на «вы», ладно?

– Ладно. Просто ты стал таким настоящим… попом, что ли. Таким колоритным.

– Это только с виду. На самом деле я такой, как и прежде, все в том же в оранжевом жилете. Костику передай, я по нему скучаю и буду рад, если он надумает приехать.

– Ладно, передам.

Вторая неделя Великого поста. Сегодня сорок лет со дня кончины Сергея Иосифовича Фуделя. С самого утра собираюсь поехать послужить у него на кладбище. Только сегодня у нас вторник, и по устоявшейся традиции с утра идем в поселковую часовню служить молебен о болящих. Вчера вечером позвонили из бассейна:

– Батюшка, ты не забыл? Каждый год накануне 8-го Марта мы традиционно освящаем наш бассейн. Завтра мы тебя ждем.

Пришлось перед молебном идти освящать бассейн. Ничего не поделаешь, тоже традиция. Потом причащал старушек. Сперва в самой часовне, потом еще и на дому. И только потом засобирался в Покров на старое кладбище к Сергею Иосифовичу.

Была еще причина ехать в соседний с нами город. Взялись мы тут с одной верующей женщиной заботиться о нашей общей знакомой. Когда-то она сама нас об этом попросила. Человек она одинокий, потому никому не нужный. Мы пообещали, а теперь пришло время исполнять обещание.

Плохо быть стариком, ох как плохо. Памяти никакой. Меня она уже не узнает. Смотрит на мой крест и всякий раз вежливо интересуется:

– А вы, батюшка, где служите?

При этом бабушка очень активная, продолжает ходить в храм и по магазинам. На днях вернулась она к себе домой, закрылась изнутри, и все. Вечером приходим ее кормить, а она ключ не найдет.

Один раз пришли, второй. Нет ключа. Плачет старый человек, скребется по ту сторону двери, а сделать ничего не можем. Мы в милицию.

– Это не по нашему профилю. Обращайтесь в МЧС.

Вопреки нашим ожиданиям, спасать бабку никто не стал, зато нам подсказали номер телефона фирмы, специализирующейся на вскрытии дверей. Два дня мы к ним не могли по нему дозвониться. Наконец нам ответили.

– Что? Только после праздника. Где живете? Так далеко?! Нет, мы вашу сторону не обслуживаем.

Что делать? Ищу знакомых слесарей, и на вторник мы договариваемся ехать освобождать несчастную старушку.

Суета сует. Утром на молебне я слезно просил Сергея Иосифовича помочь нам с этой злополучной дверью. И как вариант предлагал: пускай бы старушка нашла у себя в сумке потерявшийся ключ, а нам не пришлось бы ломать замки.

Приехали. Выгружаем из машины ящик с инструментами, болгарку, шуруповерт. Собрались подниматься на пятый этаж. Вдруг видим, рядом с нами останавливается такси, и из него выходит наша бабушка. Меня она, конечно, не узнает и пулей мчит к себе наверх.

Я только и успеваю что крикнуть:

– Нашлись ключи-то? Где же они у тебя были?

– С первого по седьмое! – был мне ответ…

Спасибо, Сергей Иосифович! Слава Богу, старушка спасена, теперь со спокойным сердцем можно отправляться к тебе на кладбище служить литию.

Снова загружаем инструменты в машину, прощаюсь с мужиками и отправляю их домой, а сам радостный усаживаюсь за руль. В этот момент у меня в кармане пищит телефон, пришло сообщение. Представил, что кто-то додумался поздравить меня с днем 8-е Марта, и рассмеялся. Матушка смотрит на меня удивленно:

– Что-то вспомнил?

– Да, так, – улыбаюсь ей в ответ и достаю телефон. Читаю и ничего не понимаю:

«Саня, прости за новость. Нашего Костика ночью разрезало на горке пополам».

Раньше я бы, наверное, заплакал. Теперь уже не плачу, хотя со слезами легче, они помогают. Только комок подкатывает к горлу, и становится больно. Где собирается эта боль, непонятно. Кажется, будто она повсюду и в то же время нигде конкретно.

Так, что я сейчас делаю? Сейчас я сижу в машине и собираюсь к Сергею Иосифовичу. Правильно, нужно молиться, ехать к нему и молиться. Молитва спасает, в том числе и от боли.

Наконец мы добрались до старого покровского кладбища. Идем по твердому, слежавшемуся снегу. Кругом все тает, всюду слякоть и грязь, а здесь морозно и тихо. Мы с матушкой одни на всем кладбище. Подошли к могилкам. Теперь их уже четыре. Зажигаем принесенные с собою свечи и начинаем литию. Молимся об исповеднике Сергии, и о его супруге Вере Максимовне, и о всех наших, кто упокоился вместе с ними здесь же, на этом кладбище. Молюсь и о Костике, моем первом и последнем ученике, которого я когда-то, почти четверть века назад, учил работать составителем поездов, а проще говоря – расцепщиком на горке.

Обратил внимание, что всякий раз, когда мы молимся у могилки Сергея Иосифовича, к нам обязательно подойдет какая-нибудь кошка или птица прилетит и, усевшись рядом, будет ждать окончания службы. В этот раз непонятно откуда появился мальчик-цыган и стал выпрашивать копеечку.

Домой я ехал успокоившись, боль отпустила. Спасибо, Сергей Иосифович, ты можешь утешить и поддержать. Я вел машину, и только одна-единственная мысль все никак не давала мне покоя. Как теперь останутся без Костика далекие афганские звезды, они ведь уже так привыкли нежиться на его теплых ладонях?!