Электронная библиотека » Александр Дюма » » онлайн чтение - страница 5

Текст книги "Сальватор. Том 2"


  • Текст добавлен: 12 ноября 2013, 17:01


Автор книги: Александр Дюма


Жанр: Зарубежные приключения, Приключения


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Шрифт:
- 100% +
IX. Рим

Надеемся, наши читатели не будут возражать, если мы отложим на время объяснение между Петрусом и Региной и последуем за одним из странствующих героев нашей истории, которого мы уже давно потеряли из виду, а между тем читатели принимают в этом герое живейшее участие.

Мы не можем проследить за ним в его долгом путешествии через Альпы, через Апеннинский полуостров. Прошло полтора месяца с тех пор, как брат Доминик простился с Сальватором на дороге на Фонтенбло. Неделю назад он прибыл в Рим. То ли случайно, то ли благодаря мерам предосторожности, принятым заранее папой Леоном XII, но Доминик до сих пор безуспешно пытался попасть к нему на прием. Он отчаялся и решил прибегнуть к помощи письма, которое на этот случай передал монаху Сальватор.

Мы приглашаем вместе с нами читателя во дворец Колонны, на виа деи Санти-Апостоли; поднимемся al piano nobile, то есть во второй этаж, пройдем, благодаря преимуществу романиста проникать повсюду, через приотворенную двустворчатую дверь и окажемся в кабинете французского посла.

Кабинет выглядит скромно, стены оклеены зелеными обоями, на окнах – шелковые узорчатые занавески, мебель обита такой же тканью.

Единственное украшение кабинета, когда-то одного из самых знаменитых в Риме своими картинами, – портрет французского короля Карла X.

Вдоль стен лежат остатки колонн, мраморная женская рука, мужской торс – результат недавних раскопок; рядом с экспонатами – огромная глыба греческого мрамора, а напротив стола – модель надгробия. Простое это надгробие венчает бюст Пуссена.

Барельеф представляет «Аркадских пастухов». Над барельефом – надпись:

НИКОЛЯ ПУССЕНУ

во славу искусств

и Франции

Ф.-Р. де Ш.

Господин за столом составляет депешу. Почерк у него крупный и разборчивый.

Человеку около шестидесяти лет. У него высокий выпуклый лоб, в волосах чуть серебрится седина; из-под черных бровей глаза мечут молнии, нос тонкий и длинный, рот изящно очерчен, подбородок небольшой и круглый; щеки, опаленные во время нескончаемых путешествий, чуть тронуты оспой; выражение лица гордое и вместе с тем ласковое. По всем признакам этот человек умен, находчив, решителен; будучи поэтом или солдатом, он принадлежит к старинной французской породе – породе воинов.

Как поэт он известен своими книгами «Рене», «Атала», «Мученики»; как государственный деятель он опубликовал памфлет, озаглавленный: «Бонапарт и Бурбоны», выступил с критикой известного ордонанса от 5 сентября в брошюре «О монархии согласно Хартии»; будучи министром, он в 1823 году объявил войну Испании; как дипломат он представлял Францию сначала в Берлине, потом в Лондоне. Итак, перед вами виконт ФрансуаРене де Шатобриан, посол в Риме.

Он принадлежит к столь же древнему роду, как сама Франция.

До XIII века его предки имели герб в виде веера из павлиньих перьев в натуральную величину. Однако после битвы при Мансура Жоффруа, четвертый по счету знаменосец Людовика Святого, предпочел скорее завернуться в знамя Франции, чем отдать его сарацинам. Он получил неисчислимые раны, знамя тоже было прорвано во многих местах, и Людовик Святой повелел герою украсить герб множеством золотых цветков лилии и девизом: «Моя кровь – на знаменах Франции». Этот человек – большой сеньор и превосходный поэт. Провидение поставило его на пути у монархии как пророка, о котором говорит историк Иосиф и который шесть дней ходил вокруг стен Иерусалима с криком– «Иерусалим, горе тебе!» – а на седьмой день крикнул:

«Мне горе!» – и свалившийся со стены камень рассек его надвое.

Монархия его ненавидит, как любого, кто справедлив и говорит правду; поэтому-то она его удалила под предлогом благодарности за его верность. Сыграли на его художественной натуре: ему предложили посольство в Риме, он не мог устоять перед притягательными руинами – и вот он уже римский посол.

Чем он занимается в Вечном городе?

Следит за жизнью угасающего Леона XII. Ведет переписку с г-жой Рекамье, Беатриче этого второго Данте, Леонорой этого второго поэта. Он готовит надгробие Пуссену: барельеф он заказал Депре, а бюст – Лемуану В свободное время виконт занимается раскопками в Торре-Вергата, и не на государственные деньги, а на свои собственные разумеется; остатки древностей, которые вы видели в его кабинете, – результат его раскопок.

Сейчас он счастлив, словно мальчишка: накануне он выиграл в эту «лотерею смерти», как ее называют, кусок греческого мрамора, довольно большой, чтобы высечь из него бюст Пуссена. Как раз в эту минуту дверь в кабинет отворяется, виконт поднимает голову и спрашивает привратника:

– Что там такое, Гаэтано?

– Ваше превосходительство! – отвечает лакей. – Вас спрашивает французский монах, он пришел пешком из Парижа и хочет с вами поговорить, как он утверждает, о деле чрезвычайной важности.

– Монах? – удивленно переспросил посол. – А какого ордена?

– Доминиканского.

– Просите!

Он сейчас же встал из-за стола.

Как все великодушные люди, как все поэты, виконт с благоговением относился к святым вещам и людям Церкви.

Теперь можно было заметить, что он невысокого роста, голова у него слишком велика для его хрупкого тела и словно вросла в плечи, как у всех потомков рыцарей, не снимавших шлемы.

Когда монах появился в дверях, виконт встретил его стоя.

Оба с одного взгляда поняли, с кем имеют дело или, говоря точнее, признали один в другом родственную душу.

Есть такая порода людей: те, кто к ней принадлежит, узнают друг друга, где бы они ни встретились; раньше они не виделись, это верно, однако не так ли и на небесах соединяются души людей, никогда не встречавшихся в жизни?

Старший из двоих протянул руки. Молодой поклонился.

Затем старший почтительно произнес:

– Входите, отец мой.

Брат Доминик вошел в кабинет.

Посол взглядом приказал лакею закрыть дверь и позаботиться о том, чтобы никто им не мешал.

Монах вынул из-за пазухи письмо и передал его г-ну де Шатобриану; тому довольно было одного взгляда: он сейчас же узнал собственный почерк.

– Мое письмо! – произнес он.

– Я не знаю никого, кто лучше мог бы представить меня вашему превосходительству, – признался монах.

– Письмо к моему другу Вальженезу!.. Как оно попало к вам в руки, отец мой?

– Я получил его от сына господина де Вальженеза, ваше превосходительство.

– От сына? – вскричал посол. – От Конрада?

Монах кивнул.

– Несчастный юноша! – вздохнул старик. – Я знаю его красивым, молодым, полным надежды: его смерть была так страшна, нелепа!

– Вы, как и все, думаете, что он умер, ваше превосходительство. Однако вам, другу его отца, я могу открыться: он не умер, он здравствует и почтительнейше вам кланяется.

Посол бросил на монаха непонимающий взгляд. Он начинал сомневаться, в своем ли уме гость.

Монах словно угадал, что творится у его собеседника в душе, и грустно улыбнулся.

– Я не сумасшедший, – сказал он. – Ничего не бойтесь и ни в чем не сомневайтесь: вы, человек, посвященный во все тайны, должны знать, что действительность богаче фантазии.

– Конрад жив?

– Да.

– Чем он занимается?

– Это не моя тайна, а его, ваше превосходительство.

– Должно быть, это нечто великое! Я хорошо его знал, у него доброе сердце… Теперь расскажите, как и почему он вам передал это письмо. Чем могу вам служить? Располагайте мною.

– Ваше превосходительство предлагает мне свою помощь, даже не узнав, с кем имеет дело, даже не спросив, кто я такой!

– Вы – человек! Значит, вы мой брат. Вы – священник, стало быть, посланы Богом. Больше мне не нужно ничего знать.

– Зато я должен сказать вам все. Возможно, поддерживать со мной отношения небезопасно.

– Отец мой, вспомните Сида… Святой Мартин, переодевшись в лохмотья прокаженного, взывал к нему со дна рва: «Сеньор рыцарь! Сжальтесь над бедным прокаженным, свалившимся в эту яму, откуда он теперь не в силах выбраться. Подайте ему руку. Вы ничем не рискуете, ведь у вас железная перчатка!» Сид спешился, подошел ко рву, снял перчатку и ответил: «С Божьей помощью я протяну тебе обнаженную руку!» И он действительно подал прокаженному руку, а прокаженный обратился в святого и отвел своего спасителя к вечной жизни. Вот вам моя рука, отец мой. Если не хотите, чтобы я рисковал, не говорите мне: «Опасность рядом!»

Монах спрятал свою руку в длинном рукаве.

– Ваше превосходительство! – предупредил он. – Я сын человека, имя которого, несомненно, дошло и до вас.

– Представьтесь.

– Я сын… Сарранти, приговоренного к смерти два месяца назад судом присяжных департамента Сены.

Посол невольно отшатнулся.

– Можно быть осужденным и оставаться невиновным, – продолжал монах.

– Кража и убийство! – пробормотал посол.

– Вспомните Каласа, Лезюрка. Не будьте более строги или, скорее, глухи, чем король Карл Десятый!

– Карл Десятый?

– Да. Когда я к нему пришел, бросился ему в ноги и сказал:

«Сир! Мне нужно три месяца, и я докажу, что мой отец невиновен», он мне ответил: «У вас есть три месяца! Ни один волос не упадет за это время с головы вашего отца». Я отправился в путь, и вот я перед вашим превосходительством; я говорю: «Клянусь всем, что есть святого, кровью Спасителя нашего Иисуса Христа, пролитой за нас, что мой отец невиновен и доказательство этого – здесь!»

Монах хлопнул себя по груди.

– У вас есть при себе доказательство невиновности вашего отца, а вы не хотите его обнародовать? – вскричал поэт.

Монах покачал головой.

– Не могу, – возразил он.

– Что вам мешает это сделать?

– Мой долг, сутана. Железная печать – тайна исповеди – наложена на мои уста десницей рока.

– В таком случае вам необходимо увидеться со святым отцом, папой римским, его святейшеством Леоном Двенадцатым. Святой Петр, чьим преемником он является, получил от самого Христа право освобождать от данного слова.

– За этим я и пришел в Рим! – внезапно просветлев лицом, воскликнул монах. – Вот почему я здесь, перед вами, в вашем дворце. Я пришел вам сказать: вот уже целую неделю мне всячески мешают попасть в Ватикан. А время идет. Над головой моего отца занесен меч, и с каждым мгновением смерть все ближе. Сильные враги хотят его смерти! Я дал себе слово прибегнуть к помощи вашего превосходительства лишь в случае крайней нужды, но вот такая минута настала. На коленях прошу вас, как и короля, которого вы представляете: я должен увидеться с его святейшеством как можно скорее или, как бы я ни торопился, я прибуду слишком поздно!

– Через полчаса, брат, вы будете у ног его святейшества.

Посол позвонил.

Снова вошел лакей.

– Передайте, чтобы закладывали мою карету и подавали мне одеваться!

Он обернулся к монаху и сказал:

– Я должен облачиться в посольский мундир; подождите меня, отец мой.

Через десять минут монах и посол выехали на виа Пасседжо, миновали мост Св. Ангела и покатили на площадь Св. Петра.

X. Преемник святого Петра

Леон XII – Аннибал делла Дженга, родившийся недалеко от Сполете 17 августа 1760 года, избранный папой 28 сентября 1823 года – вот уже около пяти лет занимал папский трон.

В описываемое нами время это уже был шестидесятивосьмилетний старик, высокий, худой, грустный и в то же время просветленный. Обычно он находился в скромном, почти голом кабинете в обществе любимого кота, питаясь кукурузной кашей.

Он знал, что неизлечимо болен, но не терял присутствия духа и со смирением встречал свою судьбу. Уже двадцать два раза он принял предсмертное причащение, то есть двадцать два раза находился на грани жизни и смерти и был готов, подобно Бенуа XIII, поставить под кровать гроб.

Аннибал делла Дженга получил назначение по указанию его собрата кардинала Североли, который был отстранен от понтификата из-за исключения Австрии и указал на него как на своего преемника.

Когда тридцатью четырьмя голосами он был избран папой и только что назначившие его папой кардиналы стали его поздравлять, он поднял пурпурную мантию и указал членам конклава на свои распухшие ноги.

– Неужели вы думаете, что я соглашусь взвалить на себя груз, который вы хотите мне доверить? Он слишком тяжел для меня. Что станет с Церковью среди всей этой неразберихи, когда управление будет передано заботам умирающего калеки?

Именно этому своему качеству – калеки и умирающего – Леон XII и был обязан своим назначением.

Нового папу избирают лишь на том условии, что он умрет как можно раньше, а ни один из двухсот пятидесяти четырех последователей святого Петра еще не достиг к тому времени апостольского возраста, то есть не состоял двадцать пять лет в понтификате.

Non videbis annos Petri! – так гласит пословица или, скорее, предсказание, которым предваряют выборы каждого нового папы.

Принимая имя Леона XII, Аннибал делла Дженга будто взял на себя обязанность поскорее умереть.

Флорентиец Леон XI, избранный в 1605 году, правил всего двадцать семь дней.

Тем не менее этот немощный человек с больными ногами будто получил на время меч Святой Церкви от самого святого Павла.

Он объявил беспощадную войну грабежу, приказав похватать всех крестьян одной деревни и перевезти их в свое родное Сполете. Эти крестьяне обвинялись в связях с бандитами, да и сами пробавлялись грабежом. С этой минуты о них больше ничего не слышали, словно их перевезли в какой-нибудь Ботани-Бей.

Кроме того, он показал себя ревностным исполнителем церковных правил и запретил театр и другие увеселительные зрелища в год своего пятидесятилетия.

Рим превратился в безлюдную пустыню.

Ведь римляне-горожане имели один доход: сдача жилья внаем, а римляне-горцы жили одним занятием: поддерживали связи с бандитами.

В результате папа Леон XI разорил тех и других, и все проклинали его как могли.

После его смерти двух жителей Остиги едва не задушили за одно-единственное прегрешение: они вздумали уважительно высказаться об усопшем.

В молодости, когда он еще не имел отношения к Святой Церкви и звали его просто il marchesino – маленький маркиз, – один астролог предсказал ему, что однажды он станет папой.

Вот после этого предсказания родные и заставили его вступить в орден.

На чем было основано предсказание?

Странная эта история свидетельствует лишь об одном: будущее дано предсказать человеку, по-настоящему обладающему даром провидения.

Учащиеся коллежа в Сполете втайне от преподавателей организовали однажды шуточную процессию, неся на носилках статую Мадонны.

Юный маркиз Дженга – его предки получили титул маркиза и земли из рук Леона X – был самым миловидным мальчиком, его и избрали на роль Мадонны.

Неожиданно появился преподаватель. Ученики, которые держали носилки, пускаются в бегство, а Пресвятая Дева Мария падает вместе с носилками наземь. Колдун предсказывает, что мальчик, изображавший Мадонну и упавший с плеч товарищей, станет однажды папой. Спустя пятьдесят лет, когда колдуна уже нет в живых, его пророчество исполняется.

Внешняя привлекательность, благодаря которой мальчика избрали на роль Пресвятой Девы, по слухам, едва не явилась причиной того, что юный маркиз был готов погубить душу.

Поговаривали о двух великих страстях, очистивших его от грехов, если только не наоборот: во-первых, к благородной римлянке, во-вторых, к великосветской даме из Баварии.

Когда папе доложили о визите посла Франции, он был занят охотой на мелких птиц в саду Ватикана.

Охота была единственной слабостью – святой отец сам в этом признавался, – с которой ему так и не удалось справиться. Zelanti считали такое развлечение настоящим преступлением.

Леон XII очень любил г-на де Шатобриана.

Когда он услышал о его приходе, он поспешил передать в руки лакея одноствольное ружье и приказал незамедлительно проводить прославленного посетителя, а сам поспешил в кабинет.

Посла и его подопечного повели темным коридором в личные апартаменты его святейшества. Когда они появились на пороге кабинета, папа уже сидел за столом и ждал. Он поднялся и пошел навстречу поэту.

Поэт не стал нарушать церемониала и, словно позабыв о своем высоком назначении, опустился на одно колено. Но Леон XII поспешил его поднять, взял за руку и проводил к креслу.

С Домиником папа обошелся иначе. Он не мешал ему встать на колени и поцеловать край его одеяния.

Когда папа обернулся, он увидел, что г-н де Шатобриан опять стоит, и взмахом руки пригласил его сесть снова. Однако тот сказал:

– Пресвятой отец! Я должен не только встать, но и удалиться. Я привел к вам молодого человека, который явился похлопотать за своего отца. Он оставил позади четыреста лье, столько же ему предстоит пройти на обратном пути. Он пришел с надеждой, и в зависимости от того, скажете ли вы ему «да» или «нет», он уйдет с радостью или в слезах.

Обернувшись к молодому монаху, продолжавшему стоять на коленях, он прибавил:

– Мужайтесь, отец мой! Оставляю вас с тем, кто выше всех королей земных настолько же, насколько сами они выше нищего, просившего у нас милостыню у входа в Ватикан.

– Вы возвращаетесь в посольство? – спросил монах, ужаснувшись тому, что остается с папой наедине. – Неужели я вас больше не увижу?

– Напротив! – с улыбкой возразил покровитель брата Доминика. – Я питаю к вам живейший интерес и не хочу оставлять вас. С разрешения его святейшества я подожду вас в Станцах.

Пусть вас не беспокоит, если мне придется ждать: я позабуду о времени перед творениями того, кто его победил.

Папа протянул ему руку и, несмотря на его возражения, посол припал к ней губами. Он вышел, оставив двух людей, занимавших: один – верхнюю, другой – нижнюю ступень иерархической лестницы Святой Церкви – папу и монаха.

Моисей не был так бледен и робок, когда оказался на Синае, ослепленный лучами божественной славы, как брат Доминик, когда остался один на один с Леоном XII.

Во все время его пути сердце его все больше переполняли тоска и сомнение, по мере того как становилась все ближе встреча с человеком, от которого зависела жизнь его отца.

Папе оказалось достаточно одного взгляда на прекрасного монаха: он сейчас же понял, что молодой человек вот-вот лишится чувств.

Он протянул ему руку и сказал:

– Будьте мужественны, сын мой. Какой бы проступок, какой бы грех, какое бы преступление вы ни совершили, Божье милосердие превыше любой людской несправедливости.

– Как всякий человек, я, разумеется, грешник, о, святой отец, – отвечал доминиканец, – но если я и не без греха, то уверен, что уж проступка, а тем более преступления я не совершал.

– Да, мне показалось, что ваш прославленный покровитель упомянул о том, что вы пришли просить за отца.

– Да, ваше святейшество, я в самом деле пришел за этим.

– Где ваш отец?

– Во Франции, в Париже.

– Что он делает?

– Осужден правосудием или, вернее, людской злобой и ожидает смерти.

– Сын мой! Не будем обвинять судивших нас, Господь сделает и осудит их без обвинения.

– А тем временем мой невиновный отец умрет.

– Король Французский – религиозный и добрый монарх.

Почему вы не обратились к нему, сын мой?

– Як нему обращался, и он сделал для меня все, что мог.

Он приостановил меч правосудия на три месяца, чтобы я успел сходить в Рим и вернуться обратно.

– Зачем вы явились в Рим?

– Припасть к вашим стопам, отец мой.

– Не в моей власти земная жизнь подданных короля Карла Десятого. Моя власть распространяется лишь на духовную жизнь.

– Я прошу не милости, но справедливости, святой отец.

– В чем обвиняют вашего отца?

– В краже и убийстве.

– И вы утверждаете, что он непричастен к обоим преступлениям?

– Я знаю, кто вор и убийца.

– Почему же не открыть эту страшную тайну?

– Она не моя и принадлежит Богу: она была открыта мне на исповеди.

Доминик с рыданиями упал к ногам святого отца, стукнувшись лбом об пол.

Леон XII посмотрел на молодого человека с чувством глубокого сострадания.

– Вы пришли сказать мне, сын мой?..

– Я пришел у вас спросить, о, святейший отец, епископ Римский, Христов викарий, Божий служитель: должен ли я позволить своему отцу умереть, когда вот здесь, у меня на груди, в моей руке, у ваших ног лежит доказательство его невиновности?

Монах положил к ногам римского папы завернутую в бумагу и запечатанную рукопись г-на Жерара, собственноручно подписанную им.

Продолжая стоять на коленях, он протянул руки к манускрипту и поднял умоляющий взгляд к папе; глаза его наполнились слезами, губы тряслись – он с нетерпением ждал ответа своего судьи.

– Вы говорите, сын мой, – взволнованно проговорил Леон XII, – что в ваши руки попало доказательство?

– Да, святой отец! От самого преступника!

– С каким условием он вручил вам это признание?

Монах простонал:

– Предать гласности после его смерти.

– Дождитесь, пока он умрет, сын мой.

– А как же мой отец… Отец?..

Папа римский промолчал.

– Мой отец умрет, а ведь он ни в чем не повинен, – разрыдался монах.

– Сын мой! – медленно, но твердо выговорил папа. – Скорее погибнут один, десять праведников, весь мир, чем догмат!

Доминик поднялся. Его захлестнуло отчаяние, однако внешне он оставался невозмутим. Он презрительно усмехнулся и проглотил последние слезы.

Глаза его высохли, словно перед его лицом пронесли раскаленное железо.

– Хорошо, святой отец, – сказал он. – Я вижу, в этом мире мне остается надеяться только на себя.

– Ошибаетесь, сын мой, – возразил папа. – Вы не нарушите тайны исповеди, однако ваш отец будет жить.

– Уж не вернулись ли мы в те времена, когда были возможны чудеса? По-моему, только чудо способно теперь спасти моего отца.

– Ошибаетесь, сын мой. Вы ничего мне не расскажете – тайна исповеди для меня так же священна, как для других, – однако я могу написать французскому королю, что ваш отец невиновен, что я это знаю. И если это ложь, я возьму грех на себя – надеюсь, Господь меня простит – и попрошу у него милости.

– Милости! Неужели вы не нашли другого слова, святой отец; впрочем, иначе действительно не скажешь: именно «милость». Но милость оказывают преступникам, мой же отец невиновен, а для невиновных помилования быть не может. Значит, мой отец умрет.

Монах почтительно поклонился представителю Христа.

– Подождите! – вскричал Леон XII. – Не уходите, сын мой.

Подумайте хорошенько.

Доминик опустился на одно колено.

– Прошу вас о единственной милости, святой отец: благословите меня!

– С большим удовольствием, дитя мое! – воскликнул Леон XII.

Он простер руки.

– Благословите in articulo mortis , – пробормотал монах.

Папа римский заколебался.

– Что вы собираетесь делать, дитя мое? – спросил он.

– Это моя тайна, святой отец, еще более глубокая, священная и страшная, чем тайна исповеди.

Леон XII уронил руки.

– Я не могу благословить того, кто меня покидает с тайной, которую нельзя открыть викарию Иисуса Христа, – возразил он.

– В таком случае прошу вас за меня помолиться, святой отец.

– Ступайте, сын мой. Это я могу вам обещать.

Монах вышел так же твердо, как робко вошел.

Папе римскому изменили силы, и он рухнул в деревянное кресло, пробормотав:

– Господи! Не отступись от этого юноши! Он из породы мучеников!


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации