Текст книги "Костер надежды"

Зверский аппетит

 
Зверский аппетит у человека,
Ненасытен и прожорлив он,
Ест стада и выпивает реки,
Хоть и очень мелким сотворён.
Страшен день у кролика на бойне,
Раздевают, забирают мех.
Уезжает мясо на фургоне
В общепит – столовую для всех.
Трудно сытым быть от камасутры,
Если хлеб к тому же зачерствел,
И едят экологи на утро
Тех, кто раньше пару глаз имел.
У гарпунной пушки два матроса
Ждут кита, он нужен на парфюм.
Черепах дают Галапагосы,
Бивнями моржей заполнен трюм.
Скотовод, напористый детина,
Кормит химикатами свиней.
Распухает на глазах скотина,
Значит будет мясо для людей.
Накормить планету – вот задача!
Аппетит растет с ценой на фарш.
На веревке пес скулит и плачет.
Живодёр возьмёт к «рагу» лаваш.
Больше рыбы и побольше мяса!
Тех, кто раньше мыл слезой глаза.
Пусть полнеет, здоровеет раса
И в мозгах работает фреза.
Ростбиф, шницель и бифштексы с кровью,
Что готовит повар у плиты,
Мы всегда жуём с такой любовью
И на солнце скалим свои рты.
От земли до самых до окраин,
Хочешь верь, а хочешь и не верь,
Человек, прожорливый хозяин —
Самый страшный и опасный зверь!
Ест салаты с фруктами скиталец,
Ничего вкуснее не съедал.
Но попался вегетарианец —
Ждёт его с дубиной каннибал.
Неужели так все время будет?
Травоядным нечего ловить.
Слабые бесхитростные люди
Будут меньше чем другие жить.
Было так и так, пожалуй, будет —
На Земле естественный отбор.
Сильные напористые люди
Слушают, жуя, церковный хор.
Сколько уже съедено, изжито?
Сколько в землю спрятано костей?
Смерть и нас пропустит через сито,
И накормим досыта червей.
Но кого душа моя накормит?
Кто, зачем и где ее возьмёт?
Неужели дядя Вася-дворник —
Это лишь случайный эпизод?
 
 
Вряд ли будет крепче кость от книжки,
Вряд ли книга кальцием снабдит,
Вряд ли будут сальные излишки,
Но зато духовно будешь сыт.
Поварское – тонкое искусство.
А искусство жертвами живёт.
Чтобы появилась капля чувства,
Нужно съесть хотя бы бутерброд.
Да, желудок требует и хочет.
Самосохранения инстинкт
Червяком утробу твою точит,
И в глазах от голода мутит.
И пока себя ты не накормишь,
Червяка едой не угостишь,
Праздник живота ты не устроишь,
Дискомфорт в мозгу не устранишь,
О науке, хобби, об искусстве
Без котлеты в брюхе ты забудь.
Только когда сытый будут чувства.
Вот, пожалуй, в чем сей басни суть.
 

Эвакуация

 
Истории скрипучее застыло колесо.
Изжито всё и съедено, испробовано всё.
Земля уже не крутится, вращаться силы нет.
И стал холодным, тусклым стал на небе солнца свет.
Вот-вот совсем погаснет он и будет полный мрак.
Земля опустошенная… Какой же я дурак!
Проспал эвакуацию и вот один смотрю
С холма куда-то в небеса, последнюю курю.
Земля опустошенная без нефти и угля.
Нет ничего полезного! Засохшие поля
Не плодородят, в трещинах. Нет больше чистых вод.
Отходы терриконами и запахи болот.
Играет ветер мусором, мазута ручейки,
Бутылки и коррозия, газетные листки.
Гремят коряги старые, когда-то там был парк.
Согнулся в три погибели «кирпич» – дорожный знак.
Прошла эвакуация и пусто на земле.
А земляки довольные летят на корабле
Искать миры свободные, забыли дурака.
Жива цивилизация, бездомная пока.
Летят они, торопятся, планета отжила,
Чтобы начать все заново без хитрости и зла,
Везут информносители на память о былом.
Осталось в мрачном космосе найти свободный дом.
Прошла эвакуация и никого вокруг.
Оставлен в суматохе я и чаще сердца стук.
На корабле отправились родные и друзья,
На техногенной мусорке остался только я.
Проспал эвакуацию, в отчаяньи кричу:
«Вернитесь! Умоляю вас! Один я не хочу!»
И сразу же проснулся я, услышал: «Милый мой,
Зачем кричишь, как бешеный? Сегодня выходной».
 

Кисель любви

 
Когда в нас молодость бурлила,
Всё было колом и пучком,
Кисель любви варили, пили
И обжигались кипятком.
Но часовых дел маг небесный
В кисель любви подсыпал бром.
И мы с лицом довольно пресным
Тугими стали на подъём.
Нет, не поможет нам Медея!
Кисель любви давно застыл.
Я пью вино и молодею.
Ха-ха! Весь вечер полон сил.
Опять весна, душой болеем —
Улыбки, солнце и капель…
Давай, как раньше, подогреем
Наш затвердевший, но кисель.
 

Два в одном

 
Соткан мир из повторений.
Первым слава и почёт.
Вектор целеустремлений
К холодильнику ведёт.
Повторяются конфликты,
Песни, помыслы в речах,
Работяги, паразиты
И мгновенья на часах.
Спесь, двуличия фанфары —
И придумали войну.
Хочешь рай – дуй на Канары,
Хочешь ад – сгоняй в Чечню.
Что-то с памятью и слухом —
Это вредной спешки трюк.
Хочешь рай – расслабься духом,
Хочешь ад – невроз твой друг.
Как грибов, домов игорных.
Рвётся смысловая нить.
Хочешь рай – обиды в урну,
Хочешь ад – возненавидь.
Жизнь – кипучая похлёбка,
Пузырём в котле большом.
В черепной твоей коробке
Ад и рай, как два в одном.
Всё в котле смешалось этом,
Полон страсти суп живой.
Хочешь рай – наполнись светом,
Хочешь ад – наполнись тьмой.
Легче быть безвольным трусом.
И не каждому дано
Между минусом и плюсом
Вставить вечный знак равно,
Помирить две половинки,
Их гармонией скрепить,
Вытащить из глаз соринки,
Юмором года продлить.
 

Быстрый хлеб

 
Великих бравых пекарей бригада
Решила хлебом накормить страну.
Сказал всем главный пекарь: «Быстро надо!
Не-то вас всех на тряпочки порву!»
«Но вкусный хлеб, он быстро не печётся.
Здесь нужны сроки, выдержка и такт.
Напрасно пот наш пекарский прольётся, —
Ответил хор, – ведь это не салат».
 
 
Но бригадир был, мягко выражаясь,
Упрям и твердолоб как овцебык.
Он возмутился, телом изгибаясь,
И красным стал от крика толстый лик:
«Закончим диспут! Быстро всем за дело!
Вот вам в коробке чудо-порошок,
Чтоб тесто быстро поднялось, не село.
Здесь ускоритель, значит будет толк!
Точней сказать, в коробке – улучшитель.
Гигантской булке он повысит сорт.
Его мне дал всех пекарей учитель,
Великий практик, мудрый полиглот».
 
 
И началась привычная работа,
И замесили тесто – будь здоров!
А в тесте пот усталого народа,
А в тесте муки лагерных трудов.
А в тесте сор: лопаты и портянки,
Скотины дохлой, списанной рога,
Окурки, страх, наручники лубянки
И Колымы безбрежные снега.
Но пекари старались и пыхтели.
Срок наступил, достали из печей
Свой быстрый хлеб и дружно обалдели:
Хлеб уголька местами был черней.
Был каравай утыкан молотками,
Был, словно, бомба для морских глубин,
Штыками был утыкан и серпами.
Как говорится – комом первый блин.
Хлеб был, как ёж, утыканный костями,
Скосило на бок, форму не держал.
«Теперь на стол! Нарежьте-ка ломтями!» —
Печально главный хлебопёк сказал.
 
 
В банкетный зал подносы уносили,
На очень длинный взгромоздили стол,
Народ голодный скоро пригласили.
Народ не гордый сразу же пришёл.
«Для вас старались, дорогие гости!
Спешили очень, – хлебопек изрёк, —
Ломайте, ешьте. Попадутся кости,
Кидайте в урну, в мусорный мешок».
Хотелось есть. Народ перекрестился,
Стол окружил и начал поедать.
Он молча ел, начинками давился,
Он не привык приказы обсуждать.
Он лишь сказал: «Чего-то не хватает.
Эй, хлебопёк, рецептик запиши!
Чего здесь нет, в народе каждый знает —
Любви банальной и еще души».
 

В разлуке

 
Тебя забыть, конечно, не смогу.
Жаль, финансистом никогда не стать.
Ты позови, я тут же прибегу.
Могу копать, могу и не копать.
Могу вбить гвоздь, продеть в иголку нить,
Часами слушать и колоть дрова.
Жаль, финансистом никогда не быть.
Но верным быть могу как дважды два.
Дни улетают, остаётся пшик.
А мы всё мерим банок глубину!
Но всё, что есть, лишь наш суровый миг —
Прокиснет жизнь и медленно ко дну…
Цветок любви двух пламенных сердец
Вдруг превратится в старый саксаул.
Осыплет ветер золото с колец
И осень сменит позднюю весну.
Зачем нам счастье? Мы и так живём!
Дни улетают, тают за спиной.
Давай идти до финиша вдвоём
И этот путь мы назовём судьбой…
 

Переломный век

 
Было бодрым начало, резвым был старт,
И дух поднимал физкультурный парад,
И гордость росла, если в небе пропеллеров звук.
Но совесть и честь оккупировал страх,
Лишь крошка да пыль застревали в усах,
И дымил Беломор, врагом называл тебя друг.
Нам время рисует портреты тех лет.
Мы видим усы и кровавый кастет,
Мы видим следы, уходящие в снежную даль.
В кривом зазеркалье газетных листов
Сверкают фасады воздушных дворцов,
И «брови» со свитой неспешно идут на медаль.
С женой умиляемся постным борщом,
Как все выживаем, как все не живём.
Прошла перестройка, прошла переломка страны.
И сломана шея, из гипса корсет:
Раздоры, террор, беспредел – сотни бед.
Уже никому указатели в рай не нужны.
Жить в век перемен не желаю врагу.
Политики врут, нагнетают пургу.
Идет днем и ночью война за кремлёвский паек.
Всем хочется власти, хотя бы чуть-чуть.
Народ, словно, вол, у него трудный путь.
Он тянет в тележке кремлёвских отцов как бычок.
 

Мы редко…

 
Мы редко встречаем людей,
Изменчивых как настроенье,
С запасом похожих идей,
С похожими точками зренья.
Нам дороги ваши попытки
Друзей самых близких понять,
Эмоции ваши в избытке,
Но вас так легко потерять.
Мы в разное время проходим
Те перекрёстки дорог,
Где только следы и находим
От стоптанных ваших сапог.
Оставь свою ношу в кювете,
Без комплексов легче идти.
Я чувствую, что на рассвете
Их спины увидим в пути…
 

На руинах Вавилона

 
Мы повстречались на руинах Вавилона.
В сердца попали чудо-стрелы купидона.
Любовь нас согревала в эпоху перемен,
Когда сломалась башня и не осталось стен.
Мы повстречались на руинах Вавилона.
Давно развенчан культ усатого Нерона.
Пропала стройка века – партийных старцев плод.
Двужильный многослойный устал давно народ.
Мы повстречались на руинах Вавилона.
В небе тучи мыслей, черней угля, гудрона.
Сломал системы башню не тлеющий порок.
От свежести идейной остался лишь душок.
На руинах тепленьких: давки в магазинах,
Бритые бездельники в джинсах-пирамидах,
Жулики, мошенники, анархии разгул
И пасти острозубых финансовых акул.
В наш муравейник хаос впустил свой вирус – страх.
Страна заговорила на разных языках.
Хамелеоны власти легко сменили цвет,
Коррупцией гриппуя, в умах лишь звон монет.
Мы повстречались на руинах Вавилона.
Сухой закон гласил: «Живи без самогона!»
Кефирным свадьбам – «Браво!», не нужен виноград.
Был крайности нелепой плачевным результат.
Вот старый дед Василий – несчастный маргинал,
Всю жизнь в глазах кисельных Ильич звездой сверкал.
Василий строил башню, кряхтел десятки лет,
Не ведом был страдальцу культурный интеллект.
Он все отдал той башне, он – выжатый лимон.
Все зря и все насмарку, ведь рухнул Вавилон.
Он в рай стремился телом и кирпичи ложил.
А для партийных старцев тот рай при жизни был.
Мы повстречались на руинах Вавилона.
Здесь в каждом камне мысли Канта и Платона.
В деньки столпотворения, в кризисный час пик
Мы раскрывали души, как переплеты книг.
Мы повстречались на руинах Вавилона.
Ты для меня давно Сикстинская Мадонна.
Ты моешь волосы шампунем на крапиве.
А я творю пером в обратной перспективе.
На крылышках гротеска фантазию ловлю
И Бога умоляю дар не свести к нолю,
В эоновое царство в душе ищу свой вход
И Бога умоляю не прерывать полет.
Весь кайнозойский цикл ему крутило спину.
Он сверху наблюдал престранную картину,
Как люди строят башню, пытается народ
Скорей достичь Эдема, неведомых высот.
Весь кайнозойский цикл ему крутило спину.
Он жалким людям дал огонь, водичку, глину.
Но он не досягаем, а мы ему близки.
Пришлось смешать заблудшим на стройке языки…
Прохладой дышит небо на землю в октябре.
Пошлём с руин дымящих приветствие заре.
У нас с тобой, родная, забот на каждый день.
Пускай исчезнут страхи и беспокойства тень.
Мы сообща построим раек семейный свой,
Покоем насладимся, сердечной теплотой,
В мирах самопознания смысла зачерпнём,
Друг друга изучая, гармонию найдём.
Нам часто не понятны друг друга языки,
Но мы душой и телом с тобою так близки.
И вот идёшь помыть ты волосы в крапиве,
А я спешу творить в обратной перспективе.
 

Винный дух

 
Винный дух гуляет по стране
На горячем беленьком коне,
Наслаждаясь темнотой ночей,
Жадно рыщет в поисках бомжей.
Трудно от злодея спрятаться,
Не помогут жертве здравница,
Санаторий, клиника, курорт.
Где угодно винный дух найдёт.
Винный дух коварен и хитёр!
Инженер, полковник и шахтёр
Ищут истину в хмельном вине,
Находя покой на самом дне.
Винный дух гуляет по Руси.
Пьёшь с утра – пощады не проси!
Нищету несёт с собою он,
Вынуждает пить одеколон.
Винный дух гуляет тут и там,
Разлагает печень мужикам,
Поедает их тщедушный мозг.
Алкоголик тает словно воск.
Впереди больница, валидол,
«Белочка», пижама, карвалол,
Слепота и сотрясенье рук —
Этот балалаечный недуг.
Винный дух – ужасный бармалей,
Опускал в помои королей,
В нечистоты звёздных молодцов,
Отправлял в психушки мудрецов.
Винный дух Россию истрепал,
Против интеллекта он восстал.
Винный дух – российский супер-бич.
Кто придумал чёртов магарыч?
 

Лихолетье

 
Как очень часто вспоминаю
Я девяностые года!
И лишь сейчас я понимаю,
Что пережили мы тогда.
Страна вращалась в переменах,
Преступность лезла из щелей,
Искали наркоманы вены,
Бездомных полчища детей,
В коротких юбочках гражданки
Под фонарями в городах…
Страна проснулась после пьянки!
Синдром похмельный, бедность, страх,
Финансовые пирамиды
И надувательство кругом,
Незащищенность пред Фемидой,
Неврозы и битком дурдом,
Демократическое хамство
И вседозволенность свобод,
Притоны, рэкет, крэк и пьянство —
Все сразу получил народ.
Банкет семидесятилетний
Давно закончен. На столах
Одни объедки, запах вредный,
Гнилье и плесень в червяках.
После банкета и веселья
Был протрезвленья важный час!
Мы потеряли вдохновенье,
И не бодрил уже указ.
Себя увидели на деле:
Мы разучились созидать,
Лентяи мы на самом деле,
Умеем только воровать.
Черты застойные достались.
Но есть достоинство и честь!
В час протрезвления признались —
Теперь мы те, какие есть.
 

В ритмах планеты

1

 
Мой мозг перегружен, я белый как мел,
В ритмах планеты бегу от проблем.
В руках чемодан незаконченных дел,
В глазах огоньки необдуманных тем.
В ритмах планеты спешу в никуда!
В сутках давно не хватает часов.
Гонится следом хлопот череда.
Во рту винегрет недосказанных слов.
Я раздражён как блохастый койот,
В ритмах планеты считаю круги.
Жизнь зацепила и тащит вперёд.
Хочешь –  беги и не хочешь –  беги…
 

2

 
Где взять электрощётку сапожную, зубную?
Где взять электрочелюсть, чтоб хорошо жевала
Ночами «марс» и «сникерс», и карамель тугую?
Где взять электроруку, чтоб словари листала?
Скорей бы выйти в отпуск и спрятаться на даче,
Спокойно поработать и дорешать задачи.
Не потому, что баксами бумажник не набит.
Взят темп, и в ритмах этих со свистом жизнь летит…
 

На очередном витке спирали

 
На очередном витке спирали
Я не сплю, смотрю сквозь стены в дали.
Ночь-старуха в своей звездной шали
Мне играет тихо на рояле.
Ночь без сна. Луна давно на троне.
Тишина – хлопок одной ладони.
Ясно все с момента появленья,
А потом одни лишь подтвержденья.
Сердца стук. Прислушаешься – жутко.
Дни летят. Ждет под кроватью «утка».
И бежишь, себя оберегая,
Счётчик дней в груди не замечая.
Суета. Вокзалы и дороги.
Жить до ста. Спасибо, слишком много!
Смех и грех. С иконы смотрят судьи.
Не споткнись, смеяться будут люди.
Козни алармической тревоги,
Дискомфорт от пафосной изжоги.
Из хрущевской выхожу берлоги
Бюрократов оббивать пороги.
М М М. Народ садиться в лужу.
Лохотрон наивным плюнул в душу.
Нет страны, но есть многопартийность,
Митинг, крик, плакаты, агрессивность.
Длинный «хвост» униженных за водкой
Здесь и врач, и бомж с лужёной глоткой.
Жизни дно холодное такое.
Греют лишь талоны на спиртное.
Отстучали касками шахтёры.
Болтовня ума, переговоры.
Наверху с пайками, как и прежде.
А в низу на завтраки – надежда.
Брянский лес испортил мирный атом.
Вытер лоб патологоанатом.
Перекур. В пинцете сигарета.
Коммунизм… О, где же царство это?
Кризис тех, кто сыт, кто лучше знает.
С головы селедка протухает.
На очередном витке спирали
Громко рухнул строй двойной морали.
Мысли фараона спрячь подальше
И спеши работать, полный фальши.
Ты, как все, довольствуешься малым,
Дома сёмгу ешь под одеялом.
Это было на трудлаг похоже.
Вся страна томилась в нем, о, боже!
Плохо ели и трудились много,
Позабыв про черта и про бога.
Вкалывали, лезли вон из кожи
И ходили все в одном и том же,
И заботу партии терпели,
Передачки редкие имели.
Брали, как Бастилию, продбазу,
В очередь выстраивались сразу
И вовсю работали локтями,
Уходили в тень с окороками.
На очередном витке спирали
Сквозь дыру в заборе наблюдали,
Как буржуи – гады «загнивают»,
Что они там носят, исполняют.
Выкройки в журналах изучая,
Тут и там буржуям подражая,
Строй двойной морали шел к распаду.
И железный занавес – ограду
Время демонтировало лихо.
И была великая шумиха!
Как известно, плод запретный сладок.
И объелись мы, придя в упадок.
На очередном витке спирали
Гамбургеры, чипсы уж достали!
И теперь есть все, но нет охоты
Поедать большие бутерброды,
Сникерсы жевать, хрустеть попкорном
И смотреть ужастики, и порно,
Полуфабрикаты Голливуда…
Сколько грязи к нам идёт оттуда?!
На очередном витке спирали
Над собой контроль мы потеряли,
Как голодный у стола с блюдАми
Ест руками с круглыми глазами
Голод – зверь с семнадцатого года —
Главный враг отсталого народа.
Нужен отдых после объеденья,
И к работе будет настроенье.
Отдохни, страна моя родная,
Старая Россия молодая!
Будет и успех еще, и вёсны.
Планы твои просто грандиозны.
 

Победа

 
Взлетает радостная Ника
С ладони Зевса в облака.
Победа слаще земляники!
В моей руке твоя рука!
Победа! Я тебя добился.
Ты наконец сказала: «Да!»
Пол жизни я к тебе стремился.
Теперь мы вместе навсегда…
 

Не липкий

 
Один поэт кричал, что он не модный.
А я кричу о том, что я не липкий.
Ко мне не липнет рубль и бакс зелёный,
Фунт стерлинг, марка, франк и тугрик хлипкий.
Вся эта перечисленная сила
Со мной, с не липким, просто не знакома.
Мне нищета пощечину влупила,
Безденежье гостит у меня дома.
Ко мне не липнет денежная масса,
Хотя закончил я десятилетку.
А для кого три класса – это база,
Тот в банке счёт имеет и барсетку,
Печать свою, огромный сейф, охрану…
Вот он как скотч, как изолента липкий.
У «новаря» всё в норме, всё по плану,
Расчётливый и жадный, духом крепкий.
Тогда, выходит, слабый я и щедрый,
С трудом в уме я цифры умножаю,
А потому не липкий я и бедный.
Зато духовно я не голодаю.
Я очень рад тому, что я не липкий.
С деньжищами проблем не наберёшься.
Пальнет в тебя однажды киллер меткий
Или в машине собственной взорвёшься.
С харизмой пухлой в южном грандотеле,
С нечистой перевернутой монадой
Ест ростовщик с красавицей в постели,
И сплит-система обдает прохладой.
К нему прилипла новая подружка,
Прилип поднос, кровать прилипла к попе,
А вместе с ней «Макаров» под подушкой,
Прилип притончик в западной Европе.
Прилипла близорукая Фемида,
И вся изнанка мира ледяная.
Не он прилип к Земле с ядром магнита,
К его ногам прилипла твердь земная.
 
 
Приснился сон: я, голый и липучий,
Врываюсь в банк, в хранилище с деньгами.
Гора банкнот. Какой же я везучий!
Ныряю в них и развожу руками.
Как жук в песке, я в денежках теряюсь,
Веду себя неистово, фривольно,
И, как червяк, валяюсь, извиваюсь,
Смотрю в упор на Гранта, на Линкольна.
Прилипли к телу новенькие сотки —
С квартирным я разделаюсь вопросом,
Куплю жене дубленку и колготки,
И капитаном стану, и матросом
На яхте на своей с высокой мачтой,
Крутну штурвал и море подадимся,
И будем всей семьёй бороться с качкой,
С проблемной сушей с легкостью простимся.
Порой мне очень жаль, что я не липкий.
Болючие танталовые муки
Рождает ежедневно мозг мой жидкий.
Безденежье свои костяшки-руки
На горле моем держит и смеётся.
А я хриплю, а я белее мела.
Эй, россиянин, как тебе живётся
В эпоху перемен и беспредела?
 

Тяга к морю

 
Почему всех нас тянет на море
Каждый час, каждый день, круглый год?
Здесь покой обрести на просторе
Помогают закат и восход.
Почему у людей тяга к морю,
Словно в море огромный магнит?
И на фоне заката, порою,
Сердце вдруг замирает, молчит.
Что за чудо скрывается в море?
Это чудо – природы душа!
То поёт с лёгким бризом в мажоре,
То буянит, всем телом дрожа…
Слышу чаек надрывные крики,
Наливая сухое в стакан.
Дальше моря есть только великий
Безразмерный седой океан.
Здесь кончаются наши дороги.
Море лижет песочных людей.
В синем море когда-то и Боги
Умывали своих малышей…
Вот и вечер. Всё небо в алмазах!
Как сверкают они с высоты?!
И ответ на вопрос пришёл сразу.
Здесь рождаются наши мечты…
 

Трепет

 
Из театра ушел трепет.
Что вернётся – детский лепет.
В ночь ушёл и не простился,
Лишь техничке поклонился.
Пыль старушка вытирала,
Лилипута увидала
С седой и длинной бородой,
Перекрестилась: «Домовой».
«О, да, – ответил лилипут, —
Но меня Трепетом зовут.
Ухожу я, тетя Настя.
Надоели эти страсти:
Закулисные попойки,
Зависть, ненависть, разборки.
Надоели лицедейство
Театрального семейства,
В зале зрительном погода,
Уголовников зевота.
Надоели хруст попкорна
И сигналы телефона.
Храм искусства покидаю,
А куда пойду, не знаю.
Я подамся в храм церковный,
Там найду приют укромный.
Отдохну от унижений
И от нравственных крушений,
От двуличия, сарказма,
От цинизма и маразма».
Был он жалок. И старушка
Протянула с водой кружку:
«Успокойся, домовёнок.
Разревелся как телёнок.
Времена сейчас такие —
Чумовые, непростые.
Ты, милок, не обижайся,
Через годы возвращайся.
Все наладится, срастётся,
И тебе приют найдётся».