Текст книги "Вселенная Марка Сенпека. Роман"

Рядом со мной подруга Нарины тяжело вздыхает. Выстрел для нас это сигнал о начале. Горизонт города омывает зарево новых пожаров. Взрыв икает эхом на пустырях и резонирует в окнах жилых массивов.

Забор богачей появляется в проулке между хибарами гетто. Кирпичная кладка кое-где обвалилась, осколки и куски кирпичей растасканы местными жителями. Мужчина по прозвищу Корень убил мужчину по имени Танич одним из выпавших камней. Убил из-за женщины. «Любимая городская легенда», ― говорит Нарина.

Подъехав к забору, подпираем машиной стену и достаем снаряжение. Крепим веревки и поднимаемся. Я едва не срываюсь. Ливень бьет в лицо, а веревки и стена под подошвой предательски скользят. Малоний и двое парней уничтожают камеры видеонаблюдения. Сверху виден город, уличные фонари бедных кварталов, неоновый лабиринт высоток. Вспышки взрывов и клубы дыма. Переливающиеся с синего на красный и оранжевый полицейские мигалки вдали. Сирена будит город.

Дома городской элиты стиснуты вплотную и действительно образуют непроницаемый круг. Крыши, кажется, теряются в тучах.

– Как мы перелезем высотку? ― шепотом спрашиваю Нарину.

– Мы не станем ее перелезать, ― таким же шепотом отвечает она.

Наверняка, скоро прибудет охрана.

Мы быстро бежим вдоль домов. Винтовка в руках вибрирует набегу, или руки мои в страхе дрожат. Через несколько минут останавливаемся. Возле массивных высоких дверей один из бункерцев в форме местной охраны звонит в дверь, пока мы прячемся в тенях. Хозяин дома долгое время молчит и не открывает. Но вот слышится приглушенный голос из-за двери. Наш человек отвечает, что охрана, проверка, в городе бунт. Когда мы слышим звук отпирания замков и скрип петель, то молнией проникаем в дом мимо удивленного и напуганного мужчины с залысинами.

Небольшого роста, в очках, он облачен в шелковый халат поверх сине-зеленой пижамы в горошек. От неожиданности он падает задом на пол и поднимает руки, хотя ему никто не приказывал. В этот момент недалеко слышен взрыв и даже стекла коттеджа-небоскреба вибрируют. И хозяина дома словно подкосило от взрыва. Его очки слетели с носа, покрывшегося по́том. Он испуганно предлагает нам взять, что угодно, только не трогать его, не убивать.

Что-то гадкое и тяжелое вспухает у меня в груди. Мы не собираемся его убивать или грабить. Это только способ проникнуть на территорию Круговсского. Верно?

– Верно, ― отвечает Нарина, но просит не рассказывать всем окружающим.

Хозяина дома зовут Вталилен Покрротский. Один из корпоративных законотворцев. Так вот кто тут живет! Я вспоминаю закон, запретивший мне фантазировать и сочинять, и отвешиваю хлесткую пощечину пухлому корпобюрократу. Его очки снова падают на пол. Он визжит и закрывается руками. Меня никто не останавливает, только Нарина напоминает о нашей цели, говорит, чтобы сохранил пыл для Верховноглавного. Рыдающего Вталилена связывают и запирают в кладовке, предварительно впихнув в рот кляп из носков.

***

Затаившись, ждем сигнала. Остальные команды сопротивления занимают разные дома, окружая владения Круговсского. К нам приводят новых пленников ― бывшие домовладельцы высоток рядом.

Мегаполис покрыт пятнами взрывов, горят фабрики по производству дронов, теплицы с модифицированными фруктами, заводы соков с добавкой годжолоина. Полицейские дроны роятся в небе. Роботы с лицом Макара проходят строем по улицам.

«Сейчас бы не помешал Амейзинмен», ― думаю я.

Рядом со мной садится Нарина, и я чувствую плечом прикосновение ее тела. После побега и перестрелок от нее по-прежнему исходит аромат мыла с клубникой и шоколадом. Синтетический запах цивилизации. Мы некоторое время молчим и смотрим за панорамное окно. Когда свет фонарей попадает ей на лицо, я вдруг понимаю, что она и есть настоящая Марина. Она тоже «уснула» больше восьмидесяти лет назад!

Встретившись взглядами, мы всё понимаем и целуемся. Я прижимаю Марину к себе, отбросив винтовку, обнимаю, но вскоре рация шипит сигналом.

На первом этаже возле выхода на задний двор сгруппировались бойцы сопротивления. Некоторые сложили ладони в молитве, кто-то в очередной раз проверяет обойму. Хриплый голос по рации говорит, что камеры отключены. Малоний поднимает кулак над головой, и мы выходим.

Дождь барабанит по плексигласовой крыше беседки во дворе. Второй забор, отгораживающий земли Круговсского, возвышается над нашими головами. Мы снова ждем. Сквозь шум дождя слышен нарастающий гул. В темном ночном небе появляется красный мигающий огонек энерголета. Створки его «пуза» раскрываются и выплевывают что-то черное и круглое. Со свистящим звуком предмет летит по дуге гравитации. Дроны выпускают по нему энергоснаряды, но не попадают. Взрыв оглушает нас, сотрясает стену и в ней появляются трещины, сыпется облицовка. Я вижу на соседних участках еще группы сопротивления. Когда энерголет скрывается за горизонтом высоток, раздается новый сигнал. Взлетают веревки на стену, мы карабкаемся наверх. Стая дронов, не попав в энерголет, открывает огонь по нам. Рядом со мной с криком срывается человек. Его тело расплющивается о плитку тротуарной дорожки.

Оказавшись на вершине забора, я вижу вдалеке воронку от взрыва и обугленные останки дома Круговсского. Его вещи и мебель отправлены в общий костер. И хотя вокруг нас роятся дроны, я задерживаю взгляд на несколько секунд. Мимо пролетают энегозаряды. Освещаемый неоном город кипит столкновениями и разрушениями. Я выпрямляюсь во весь рост, впервые за много лет лишенный страха. И в этот момент из недр земли под горящей усадьбой Аполлона вырываются полчища роботов с лицом Макара. Их механические глаза пылают багрянцем.

Направив винтовку, вскрываю синтетические черепа пятерых роботов. И когда нажимаю спусковой крючок, вспоминаю, что в прошлой жизни проводил много времени на стрельбище. Марина лежит рядом. На секунду я сжимаю ее руку, а потом мы вместе продолжаем отстрел дроидов. Внизу искры и кровь удобряют землю. Я кричу Марине: «Почему мы еще здесь, ведь Круговсский погиб?» Но она не успевает ответить. Крыша длинного гаража, оставшегося целым после взрыва, скрипит и складывается пополам, открывая проход для золотистого энерголета, взмывающего в огненное небо. Внутри на пылающие внизу тела и земли наблюдает невредимый Аполлон Круговсский. Его лицо не выражает ненависть или удовольствие от гибели врагов. Он бесстрастно смотрит на меня.

Над моей головой с огненным свистом пролетает управляемая ракета с энергохвостом. Новый взрыв ослепляет вспышкой света и жара. Энерголет Круговсского дымит, кружится подбитой птицей и пропадает за стеной из высоток. Я хватаю Марину за руку и веду через поле битвы. Отстреливаясь, мы взбираемся обратно на забор. Малоний, вместе с ним подруга Марины (как же ее зовут?) и наш водитель следуют с нами. Подруга говорит, что Кусториусс погиб. Мы загружаемся в свою ржавую тачку на магнитной подушке, и Малоний давит на газ.

Неоновые лампы отражаются в наших глазах, блестят на лобовом стекле. Улицы заполнены недовольными и сопротивляющимися, усеяны убитыми людьми. Проезжаем мимо огромной кучи поломанных роботов. Лицо Макара на каждой металлической голове искажено вырванными глазами, дырами от пуль.

Я вспоминаю Паррапанановых, как некогда единственную связующую нить с семьей, с матерью. Марина берет меня за руку, и я сжимаю ее ладонь.

Скрип кабины на повороте. По встречной полосе пролетают сотни энергомобилей, словно в праздничном параде. Из окон улюлюкают размалеванные юнцы, свесившись по пояс. Подруга Марины кричит, что нужно поворачивать.

– Вон там! ― голосит она, показывая на серый ствол дыма неподалеку. ― Я видела, туда он упал!

Пролетаем через полуразрушенное здание, окна которого лишены стекла. Офисные столы и стулья свалены в некую удачную или посредственную инсталляцию. Сверху лежат компьютеры, кресла, папки с документами. Магнитная тяга нашей колымаги кружит в вихре листы бумаги и письменные принадлежности. Пролетев помещения насквозь, выбираемся в заброшенный парк с неработающим фонтаном и покрывшимися птичьим пометом лавочками. Возле фонтана лежит полыхающий золотистый энерголет. Тела пилота и охранников горят рядом. Они выбрались и пытались убежать. Аполлона Круговсского не видно. Из кустов рядом выпрыгивают трое человеческих дронов, которых мы расстреливаем в пять автоматов. Малоний громко чертыхается и несколько раз бьет прикладом по голове робота. Из нее вытекает какая-то бежевая жидкость, вываливаются синтетические мозги, светящиеся еще некоторое время ярким голубым излучением.

Малоний предлагает разделиться и искать Аполлона.

Вместе с Мариной ныряем под иву и углубляемся в коридор между горящими машинами и роботами. Наш путь лежит мимо одного из офисов «Джу&Фру». Витринные окна зияют горящими внутренностями помещения. Тротуар блестит алмазами осколков. Но на стене дома по-прежнему мелькает реклама фруктов и соков под веселую песенку о беззаботной здоровой жизни с годжолоином. Молодые парень и девушка смачно вкушают персик или яблоко, сок течет по их лицам, а потом собирается в фирменную бутылку. «Радуйся жизни!» ― голос диктора внезапно шипит и дрожит, а картинка видео рассыпается на пиксели и исчезает под победный клич людей на крыше здания, сломавших проектор.

Несколько кварталов мы пробегаем легкой трусцой, осматривая каждый угол, забегая в развалины магазинов, на которых была печать лояльности корпорации.

– Может он…, ― начинает Марина, но резкий вопль пронзает нам уши. Где-то рядом кричит женщина.

Забегаем за угол дома. Перед нами на асфальте лежит подруга Марины. Ее внутренности вывернуты наружу, глаза распахнуты в навечно застывшем ужасе. Над ней, склонившись и пожирая болтающиеся из живота женщины кишки, стоит Аполлон Круговсский. Его туловище треснуло посередине, оголив истинную личину монстра. Изнутри него вьются огромные склизкие щупальца. Рот раскрыт в животном оскале, хищническом голоде. Замерев на мгновение, он бежит на нас.

Марина успевает вызвать по рации Малония и открывает огонь. Я прыгаю и отталкиваю ее от выпростанных щупалец Круговсского. Мы приземляемся за сгоревший остов автомобиля, но почти сразу оказываемся на ногах и стреляем в чудовище. Энергоснаряды попадают в его присоски, задевают то место, где раньше были плечи и колени.

Круговсский издает рык, кружась по проулку. Он пытается увернуться от выстрелов, вертится по асфальту, каждую секунду оказываясь возле стены или прячась за грудой металла. Разбрасывает вокруг себя куски зданий, части машин. Звук прилипания щупалец вибрирует у меня внутри. Марина подмигивает мне. Атакуем с разных сторон улицы. Пули и снаряды попадают в Круговсского, отрывают куски кожи и плоти. Из ранений вытекает болотистого цвета кровь.

Аполлон медленно отступает, верещит зверем, загнанным в капкан. С противоположной стороны переулка выбегает, стройно чеканя шаг, отряд роботов. Бесстрастные гримасы дворецкого взирают на нас. Через секунду, энергопушки в их металлических руках выпускают пучки снарядов в наши головы. Нас накрывает шквал огня. Марина успевает укрыться за кучей железа, а я прыгаю в прогоревший офис корпорации. Почерневшие стены и доски пола еще вяжут дымок пожара.

Испачканный в саже, делаю неумелый кувырок. Вслед за мной дверь и потолок пронизывает очередь энергоснарядов, поэтому я прячусь за прилавком, за которым еще вчера какой-нибудь прыщавый писарь-слуга приветствовал посетителей. Сверху на меня сыпятся конфетти из щепок и побелки, превратившихся в уголь и черную пыль. Я лежу под прилавком, и мне не хочется вставать. В офис строем входят роботы, заслонив окно и проем сгоревшей двери. Слышен скрип шестеренок, писк датчиков режима убийства. Сумрак помещения сменяется на темноту.

Высунув энергопушку из-за прилавка, я наугад стреляю. Вожу дулом по дуге видимости, а потом прыгаю в бывшую комнату персонала, вход в которую оказался рядом, и захлопываю почерневшую дверь.

Где Марина?

В сгоревшей комнате темно, но в обугленных стенах виднеются трещины и пробивающийся сквозь них желтый свет. Перегородка оказывается тонкой, через нее видно соседнее помещение. Первый этаж многоуровневого кинотеатра. В дверь стучат энергоснаряды. Бью прикладом в трещину, снова и снова, пока не проделываю достаточно широкую дыру, чтобы пролезть. Почерневший гипсолит стены крошится мне на голову.

Кинотеатр сгорел не полностью. Кое-где сохранилась электропроводка, и широкие лампы подсвечивают путь в ночи. На стенах висят в пятнах сажи, наполовину сгоревшие ироничные плакаты с рекламой старых фильмов, но главные герои с лицами Круговсского и какой-то актрисы, смутно мне знакомой. Документальные картины становления Аполлона Круговсского. О том, как выращивают фрукты и делают соки на заводах и тюрьмах «Джу&Фру». О вреде Художки.

Приближается серая стена ливня, под которым я тут же промокаю. Но вскоре вижу две пожарные машины и понимаю, что дождь ненастоящий. Пожарные работают, словно в городе не началось восстание. Оружие в моих руках их нисколько не пугает. Присмотревшись, замечаю, что пожарные тоже роботы.

Огибаю кинотеатр, чтобы вернуться в проулок. На углу сталкиваюсь с Малонием, и мы едва не расстреливаем друг друга. Круговсского и Марины в переулке нет. Вместо них груда уничтоженных роботов. На асфальте лежат куски щупалец. Потоки крови: красной и болотисто-зеленой.

Малоний и я быстро пересекаем ближайшие улицы, попутно уничтожая роботов и сбивая дронов. Бежим по следам зеленой слизи, оставленной Круговсским. Выпустив очередь в двоих подвернувшихся роботов, Малоний призывает остановиться, и показывает куда-то вверх. В одном из центральных небоскребов коммерческой композиции «Джу&Фру» пузырится и лопается шар взрыва. Раздается сильнейший рев. Над нами пролетает энерголет, выпустив еще ракету, которая попадает в высотку. По стеклу и бетону здания карабкается Круговсский. Снова гриб взрыва, новый рык монстра, и с дождем падает град осколков.

– Уверен, Марина там! ― кричит Малоний.

Кованые ворота возле небоскреба разворочены взрывом. Мы перелезаем через них, одновременно стараясь уклоняться от падающих частей здания. Из высотки выбегают мужчины и женщины, держа в руках вещи и сумки, широкоформатные телевизоры, охапки украшений. Женщина с двумя огромными спортивными сумками спотыкается и падает. Через расстегнутую «молнию» выкатываются баллоны с кислородом, которые сразу же растаскивают.

Ступени покрываются трещинами, спрыгнувшими с потолка и стен. Несколько раз я останавливаюсь, жадно хватая воздух. Мы не рискнули воспользоваться лифтами, поэтому все сто двадцать три этажа преодолеваем на уставших ногах, стараясь напустить на себя браваду, когда оказываемся на крыше.

Круговсский схватил щупальцами Марину и поднял над собой, пытаясь удушить. Снаряд, выпущенный мною из энергопушки, попадает Аполлону в голову. Он отпускает Марину и отступает на несколько шагов по траектории полета энергозаряда. Только через мгновение я замечаю, что Малоний упал и не двигается. В его лбу виднеется красная точка, словно мишень в дартс. Из нее вытекло несколько капель крови. Взгляд вожака сопротивления навсегда приклеился к появившемуся на горизонте солнцу. На краю крыши стоит робот. Наши выстрелы прозвучали синхронно и слились в единый шум. Направляю дуло пушки на его такое знакомое, и даже родное лицо Макара, и опустошаю обойму.

Подбегаю к Марине и помогаю ей подняться. Она вдруг слабеет, и падает в мои руки. Чувствую ее дыхание на своей шее.

Тем временем Круговсский стоит на углу высотки. Остатки его шевелюры, съехавшей на то место, где у человека должно быть ухо, болтаются на сильном ветру. Щупальца блестят в рассвете.

Ливень резко прекращается.

– Ты не понимаешь, что наделал, ― булькает из глубин морды Аполлона. Возле него натекло болото зеленой крови. Он как будто кашляет, сплевывает эту гнилостную слизь.

Шагает вниз.

Марина и я сидим на крыше и слушаем вой ветра. Наслаждаемся теплым солнцем, появившимся впервые за несколько дней.

– Зачем он поднялся на крышу? ― спрашиваю я, но, кажется, вопрос скорее риторический.

– Это его высотка, ― отвечает Марина. ― Может, у него спрятан здесь другой энерголет.

Все может быть.

За секунду солнце скрывается за появившейся тучей. А еще через секунду я понимаю, что это не туча. Огромный космический корабль пронизывает облака и зависает над крышей небоскреба. Пожаловали сородичи Круговсского.

Я целую Марину долгим поцелуем. Поднимаю ее энергопушку, проверяю заряд, и направляю оружие вверх.

У нас много работы.

Глава 15. Марк Сенпек в тюрьме «Сизиффус»

Марк Сенпек привык просыпаться от криков пьяниц за окном, щебета незнакомых птиц или рычания уличных собак. Но вот уже больше месяца он подскакивает в постели от автоматически включенной на рассвете телестены. И каждый раз его будит ведущий Абрам Штолин, впрочем, как будит и всех. Больше месяца прошло после покушения на Круговсского, а новости о поимке преступника так и не появились.

Крутясь на простыне, пытаясь стянуть маску для сна, он рыщет в поисках пульта управления умной телестеной. Потом вспоминает, что пульта нет, и кричит, чтобы заткнулся, заткнулся, выключился Тэ Вэ. Стекая с кровати, Сенпек задевает вечно заполненную пепельницу, и окурки пружинят по ковру между пушистыми тапками в виде мордочки тигра. Марк уснул не больше часа назад.

Вместе с пепельницей на пол падает ноутбук, пребывавший, как и Сенпек, в режиме сна. Между плотно сдвинутыми шторами протекает рассеянный солнечный свет, от которого у Марка усиливается головная боль, еще там лицо Наблюдателя, полумертвое, застывшее, без эмоций, а круглые темные очки кажутся большими зрачками чудовища.

Пульсации в висках, сильное давление в затылке у Сенпека, кажется, не проходят давно. Он обыскивает квартиру в поисках кофе, но полки кухонных шкафов пусты. Холодильник зияет голодом, испускает ужасный запах чего-то протухшего.

Прошлой ночью ему вновь снилось странное: будущее и Марина, сопротивление, Круговсский ― пришелец. Или это был не сон? Растормошив ноутбук, Марк находит открытый файл о жизни через восемьдесят лет.

Он разослал рассказ по сети сорок три минуты назад.

Он вскрикивает в унисон с писком дверного звонка и голосом Мухоловского, приказывающего открывать. Сенпек широко раскрывает глаза и за секунду проверяет периметр квартиры. За окном возле подъезда стоят два черных автомобиля Контроля Воображения с решетками на оконцах. Несколько солдат и полицейских рядом, прицелились взглядом и автоматами в его квартиру.

Как он мог совершить такую глупость?!

Вернувшись в спальню, он стукается пальцами ног о пустые кегли бутылок виски. В дверь перестали звонить и колотить. Слышен звук циркулярной пилы или чего-то подобного. Лезвие прорезает металл, летят искры. Марк едва успевает накинуть джинсы и футболку, откопать в ворохе ненужных бумаг паспорт с поднадзорной печатью, как в квартиру врываются солдаты и Савелий Мухоловский. Марк узнает лица военных, когда-то совершивших Изъятие у него дома.

– Марк Родионович! Рад встрече, очень-очень рад! ― издевательски восклицает Мухоловский и проходит в спальню, остановившись впритык к Сенпеку. В руках держит старый сборник Марка, книги, которые тот купил на черном рынке, некогда спрятанные в почтовом ящике.

Марк корит себя за глупость и наивность. Солдаты вновь выворачивают его квартиру наизнанку: все шкафы и ящики открыты, вещи свалены в огромную синтетическую дюну. Несколько тарелок и кружек разбито. Когда поднимают матрац кровати, Сенпек вопит и кидается на солдата. Бьет размашисто, но резко в покрытую камуфляжем щеку, оставляя темное пятно кровоподтека. На мгновение все внутри квартиры оторопело смотрят, но затем его скручивают в тугой узел арестанта, надевают наручники, попутно приложившись кулаками и железными наконечниками военных ботинок по лицу и туловищу. Бросив в угол, заставляют наблюдать, как находят тонкую пачку комиксов.

Все книги, комиксы, незаконные тексты в компьютере, новый рассказ о путешествии в будущее, порочащий Аполлона Круговсского, фотографируют и складывают в чемодан для улик, на котором скотчем приклеен лист с подобной же надписью: «Для улик». Сразу же притаскивают троих понятых: супружескую пару Ново-Кострицыных из квартиры напротив (недавно переехали), и Алексея Кармановича Дырявиченко ― седого восьмидесятилетнего героя труда, живущего этажом выше. Сенпеку зачитывают права, обязанности, по какому поводу собрались, протоколируют мероприятие, и каждый расписывается.

Возле машин КВ выстроилась хаотичная очередь посмотреть на преступника. И все качают разочарованно головами, машут кулаками или пальцами, проклиная нарушителя, но внутри себя каждый думает, что нужно перепрятать купленные незаконные книги.

Внутри машины сидят женщина и мужчина в кандалах и с приговором на лице, а в ногах на полу лежит бездыханное тело незнакомца под пятьдесят, с кучерявыми волосами и застывшей гримасой блаженства. Мертвец.

– Самоубийца, ― поясняет женщина. ― Вещественное доказательство против его родни, помогавшей ядом отправиться на тот свет.

– Всем молчать! ― кричит один из конвоиров из кабины.

Слышен звук хлопанья дверьми. Едут по кочкам и ухабам, взбалтывают арестованных резкими поворотами и издевательским улюлюканьем. Вскоре пот заливает лоб и спину Марку. Приглушенно слышна полицейская сирена машины сопровождения. Клаксоны автомобилей резонируют о стены внутри салона.

Пару раз фургон останавливается, солдат что-то выкрикивает в окно другим водителям. Шум выстрела сотрясает в страхе губы женщины, округляет глаза мужчин. Кто-то кричит на улице, а потом машина вновь быстро едет по улицам. Впервые хлопок от выстрела Марк услышал в семнадцать лет. Настоящий выстрел громче, чем в кино.

***

Почти сразу жара и духота сменяются холодом: стенки машины покрываются изморозью, а в трещины надувает снег. Его соседи дрожат и пытаются скованными руками растереться. Втроем они через несколько поворотов скатываются к задним дверям фургона, когда машина резко задирает нос. Едут по наклонной поверхности, кажется, еще полдня. Наручники натерли запястья. Шея и спина окаменели от слишком долгого напряжения. А еще у Сенпека не перестает болеть голова, и в груди пухнет страх.

Когда фургон остановился, Марка и мужчину вытолкали в наступившую ночь. Морозный воздух оцарапал кожу при падении. Долго валяться в снегу им не позволили. Пинками и криками погнали вдоль стены, мимо взглядов охранников и острых лучей фонарей на высоком заборе. Снег залепил Марку глаза, и он почти ничего не видит. Судороги холода вибрируют по телу. Вдалеке видны ворота, через которые, как в горлышко бутылки втекает вода заключенных.

– Встать у стены! ― кричит конвоир, едва ворота громко хлопают, закрывшись.

– Называю фамилию, ― поднимаешь руку! ― кричит второй конвоир.

Марк вместе с остальными примерзает к кирпичу забора рядом со штабелями взглядов привезенных заключенных. Недалеко припаркованы еще фургоны, освещают фарами выстроенную шеренгу преступников фантазии, теряющуюся за снежными буграми. Окрестности оглашаются выкриками фамилий и слабыми подтверждениями их носителей.

– Сенпек! ― орет знакомый прыщавый солдат.

Марк поднимает руку, но почти сразу прижимает к телу. Унять бы дрожь! Когда впустят под крышу? Все рядом в унисон с Марком пританцовывают в своих футболках и шортах, джинсах, легких рубашках, домашних халатах или в одних трусах: в чем их застали солдаты, что успели они накинуть, когда рука правосудия тащила их в машину КВ.

Голоса стихают, перекличка заканчивается. Разноцветное море арестованных разделяют на бурные потоки, уводя в черно-белые кирпичные дома. Внутри ― сплошь железо и механизмы. Проходят металлическую рамку. В общей комнате сбивают в кучу сотню человек, заставляя переодеться в тюремную розовую униформу-комбинезон с флуоресцентными полосками. Старую одежду сплющивают в большой бесформенный пирог, который закидывают в жерло крематория, дымящего черно-серыми облаками в скалистые снежные горы.

По узким коридорам заключенных разгоняют по одиночным камерам, словно крыс в лабораторных лабиринтах. Камера, в которую попадает Марк, едва умещает хрупкую узкую кровать, унитаз, хлипкий пластмассовый столик и стул. Круглое окно под потолком отбрасывает решетку тени на цементный пол. Стены соседних камер слишком близки, Марк может дотянуться до них, просто выставив руки.

У согревшегося Сенпека исчезает дрожь, он плюхается на кровать, желая привычно проснуться от звука теленовостей. И он действительно слышит шум телепомех. Открыв глаза, видит включившийся под низким потолком миниатюрный телевизор, транслирующий видеозапись. Невидимая рука усиливает громкость, показывая на экране веселый синий бегунок прибавления делений.

– Тише, ― просит Марк.

– Установлена рекомендуемая громкость, для изменения необходимы права администратора, ― отвечает «Пиксельлейк».

Съемка в зале суда. За столом сидит судья в мантии, стучит молотком. С одной стороны с кресла поднимается человек в красно-белой форме ― обвинитель от Контроля Воображения, зачитывает обвинение отсутствующему в зале Сенпеку. Когда чтение завершается, из-за соседнего стола поднимается молодой человек в классическом костюме, которого представляют назначенным адвокатом подсудимого. Марк даже не знает его имени. Вскоре в зале появляются разные люди, которых опрашивают. Савелий Мухоловский там же: свидетельствует. Судя по дате видео, заседание прошло без участия Марка за полчаса до его ареста.

«Я знаю твою тайну, грязный лицемер», ― мысленно ругается Сенпек, вспоминая, как увидел инспектора на книжном рынке.

Следующие две минуты отводятся на прения сторон, а через три минуты судья Клетко-Клеветникова приговаривает Марка к пожизненному заключению в горной тюрьме для «богемщиков» «Сизиффус».

***

Следующим утром Марк вздрагивает от неизвестного голоса, шуршащего в ушах. Новости! Так это был сон, думает Сенпек, разлепляя глаза, но видит тюремную камеру, ярко включенный телевизор, и едва ли не кричит от отчаяния. Когда блок утренних новостей заканчивается, металлическая дверь с прямоугольным оконцем щелкает энергозамками и отъезжает наполовину внутрь стены.

– Обязательные работы начинаются через пять минут, ― слишком вежливый компьютерный голос скачет по динамикам тюрьмы.

В этот момент на запястье Марка высвечивается татуировка с символами «S43», означающими команду и группу, если он все правильно помнит из вводного курса арестанта, устроенного им при переодевании и штамповании.

Он снова вместе со всеми идет в бурлящем потоке по коридорам, которые выводят его в огромный цех, схожий с заводом, на котором Сенпек и Сопротивление прятались, после побега. Будут прятаться через восемьдесят лет. Он громко откашлялся, ему не хватало воздуха, и закружилась голова.

Трубы, пресс, конвейер. Загружают фрукты, давят. Сок течет по трубам в короба. Очищается от воздуха, фильтруется. Добавляются консерванты и кое-что еще, разноцветное, веселящее. «Годжолоин!» ― мысленно восклицает Марк. Они на заводе по производству соков «Джу&Фру». Заключенных распределяют по рабочим местам. Каждого ставят рядом с мастерами для инструктажа и подстраховки.

– Шми здеся, смотри-смотри-подмечай, а затема проверяй. Поня́л? ― шепелявит напарник Марка ― седой Иннокентий Павлович К. Фамилию не назвал, говорит, что не было никогда, только буква.

Врет, как всегда: в прошлом мошенник и вор. Охмурял женщин и выпрашивал деньги, завлек всех знакомых в финансовую пирамиду, пять подтвержденных квартирных краж. Но это все в прошлом, уверяет он, теперь сидит за «посредственные стишки», которыми баловался в детстве, и которыми решил назло всем побаловаться, громко декламируя в торговом центре «Маски для лица и все для макияжа».

Сенпек называет себя, и Иннокентий К. удивленно на него смотрит:

– «Фальшивое лицо»?

Марк кивает.

– Венерия рассказывала о тебе. Приезжал к ним, значит.

Марк снова кивает.

Иннокентий Павлович умолкает, и оставшееся время смены только учит Марка работать на конвейере.

***

В обеденный перерыв столовая бурлит чавкающими заключенными. Порция ― апельсин, банан, стакан ананасового сока ноль тридцать три. Что производят, то и употребляют. За решетчатыми окнами Марк видит гору «Сизиффус», в честь которой названа тюрьма.

– Ты чем баловался на свободе? Музыку сочинял? Картины малевал? ― раздается рядом хриплый голос, обладатель которого выглядит слишком молодо: и для своего баса, и для заключения.

– Писателем был, ― отвечает Марк.

Парень хмыкает в промежуток между редкими зубами.

– Громко об этом не говори. Тут вся охрана неграмотная. Ни читать, ни писать не умеют. Специально набирали для тюрьмы богемщиков. Узнают, ― опробуют на тебе свои электрошокеры и губилки.

– Губилки?

– Ну да. Резиново-пластмассовые дубинки. Губят тело и душу. И следов не оставляют.

Новый знакомый с трудом откусил от апельсина вместе с кожурой, разбросав брызги по пятиметровому радиусу. Синтетический сок искусственно выращенного фрукта.

– Феникс, ― представляется парень и протягивает руку для пожатия.

– Скоро все будут неграмотными, ― звучит слева. ― Ну, кроме управленцев-вольнодумцев.

Мужчина с проседью уминает банан и тоже тянет руку:

– Виссарион Висс. Можно просто Висс.

Появляется еще несколько мужчин разного возраста: художник, двое музыкантов, скульптор, три писателя. Все укромно кивают Марку. И почему-то очень широко и натужно улыбаются. Он едва успевает допить сок, как звучит сигнал к работе.

Остаток дня он пристально всматривается в коробки сока на конвейере: ищет брак, все ли наклейки на месте, особенно главная, призывающая не нарушать Законы и пить только соки.

После работы перед отбоем пара часов отводится на свободное время. По правилам лучше посвятить его штудированию Законов в общем зале. У стен выставлены ряды стульев и лавок, на которых лежат наушники. Провода наушников теряются в перегородках. Надень наушники, включи кнопку и слушай, слушай, запоминай. Тут не ходят охранники, но раз в месяц заключенным устраивают экзамен.

– А что будет, если не сдашь экзамен? ― спрашивает Марк своего напарника.

– За первый раз отправят в карцер на неделю, ― отвечает Иннокентий К., сидя рядом на стуле.

Сенпек не захотел узнавать, что с ним сделают, если он никогда не выучит Законы. По общему сигналу он возвращается в камеру под пристальным взором видеокамер под потолком. В переходах и коридорах от цехов в камеры нет окон, некуда бежать. Он перетекает в толчее заключенных, и тогда снова слышит тот липкий грубый голос: «УБИЙЦА!», снова и снова, эхом царапающий стены. Марк оборачивается, кружится в поисках незнакомца, но все в толпе хмуро тащатся по трое в ряд. А еще, кажется, никто не слышит этот возглас, никто не смотрит на Марка. Он еще никогда так не хотел скорее оказаться в своей камере.