Текст книги "Театрализация – партитурная основа искусства. Том IV. Вербальные и невербальные опоры зримого действа"

…мастер…

Заслуженный деятель искусств Российской Федерации

29 октября 2017 год,

город Москва

 
________________________________________________________
 

ТИШИНА —

НЕ ПУСТОТА:

это Голос ТЕАМЫ,

которым питает ЗЕМЛЯ,

создавая —

ТЕБЯ…

 
______________________________
 

Можно не верить в теамы, можно, но…

Но!…

Не пренебрегать: с нами они с утра до вечера, как и с вечера до утра – всегда!

В 2015 году обратился ко мне один, как это не странно, президент банка (какого называть не буду) с предложением разработки сценария и съёмки фильма… Вы не поверите?!… «Три мушкетёра»!

Удивлены?!

И я удивился, а зря: просьба была не на мыльную, или бульварно-жёлтую «киношку-оперу», на тот вариант, который известен всему миру, а на то, чтобы «скрутить!» новую серьёзную фильму, где во главе угла не пустяшные приключения мушкетёров «под градусом», а тонкие политические игры и судьбы людей…

Всё родилось, практически, мгновенно!

Я говорю об архитектоническом построении киносценария: обязательное соединение с современностью – ретроспекция, как незримая, но…

Но!…

В художественном смысле, – и зримая нить, которая связывает времена, через реальные исторические факты и нужный – определяющий – драматургический вымысел!

Евро-тоннель сразу же представили теамы и в подсознательном, и в сознательном измерениях, как образ, соединяющий технические и временные мосты…

Этот мост и лёг в основу сквозного действа разработки!

Озарение, как и положено, привело в движение всю кино-конструкцию, которая и отразилась в синопсисе… =

: определились исторические факты;

: распределились роли всех участников действа;

: определились вымышленные факты и герои, связующие прошлое и настоящее, и…

И теамы, буквально в кадрах, повели киносюжет, но…

Но!…

Закончилось всё только синопсисом…

_________________

С И Н О П С И С

киносценария, разработанного по мотивам романа

АЛЕКСАНДРА ДЮМА «Три мушкетёра»

История начинается с того, что молодой человек из Лондона, из старинного замка рода Барлоу – строителя первого в мире метрополитена, звонит в Париж своей девушке, чтобы она срочно приехала по тоннелю через Ла-Манш, а он её встретит, так как у него для неё сюрприз.

По прибытии он везёт её к себе в замок, где он ведёт её в подвал к странному проходу, как проворачивающая часть стены, и попадают в таинственный коридор, а затем в помещение, похожую на каюту пиратской шхуны, где огромное множество штурвалов по всем стенам: молодой человек повернул один – затикал часовой механизм и в полу сдвинулась небольшая плита.

Парень достаёт оттуда небольшой железный сундучок, в нём какие-то вещи, но он вынимает из него ларец и торжественно открывает: в нём находится колье…

Счастливые и радостные они мчатся к Евро-тоннелю, теперь уже в Париж, он рассказывает ей историю о там как рождалась идея строительства тоннеля, и как его знаменитый предок в 1881 году начал бурение и с Английской стороны, и с Французской – одновременно и на месте бывшей часовенке на британском берегу наткнулись на ящик, или гроб, как ящик и там оказался этот сундучок, и мой знаменитый предок укрыл его в тайнике.

Они въезжают в тоннель и он продолжает рассказ, что подземная связь между Англией и Францией много раз начинался и останавливался из-за недоверия к друг другу и именно в 17-м веке это напряжение активно реализовывалось политикой и интригами, для достижения раздела мира в экономическом влиянии между тремя морскими господствующими державами: Англией, Францией и Испанией.

Молодой человек пытается понять – узнала ли Констанция колье, после его рассказа?! Девушка рассматривает внимательно подвески и насчитывает в них деталей десять, догадывается: неужели это из «Трёх мушкетёров»?! Дюма?! Какая там романтическая любовь и в высшем свете, и в том, кто к ним приближён! Зависть – да и только!

Он спрашивает свою спутницу о теме – нашла ли она, о чём делать киносценарий?!

Констанция, примеряя колье, отрицательно качает головой, а он вновь говорит, что это ещё не всё и открывает поддон у ларца и показывает документы, которые оставил Рошфор!…

В документах информация, в которых видно, что не всё было во взаимоотношениях романтично и гармонично, девушку это всё захватывает, как кинодраматурга, в нахождении темы.

Констанция погружается в документы, как поезд в тоннель меж двумя берегами – в документальную основу мемуарного жанра и начинает видеть, будто, во сне, совершенно другую суть художественного пространства, где начинается всё с детских лет Рошфора…

Шарль-Сезар де Рошфор – французский авантюрист на службе кардинала Ришелье в качестве доверенного лица и посланника по особым поручениям: так описана им и вышедшие анонимно мемуарах, и написанных известным французским писателем бульварной литературы Гасьеном де Куртилем, а затем в более поздней авторской переработки Александром Дюма:

…мать Шарля-Сезара умерла во время преждевременных родов, и уже своей мачехой он был отправлен из отчего дома в Орлеан, в её родовое имение Сен-Пуант, на границе Бургундии. Виконт де Рошфор, де Сен-Пуант на протяжении семи лет рос в бургундских лесах без какой-либо родительской опеки. Там, всеми забытого, его нашёл крёстный, министр юстиции Мишель де Марийяк, который и привёз его к своим родителям. Но его держали на положении прислуги. В девятилетнем возрасте он пустился скитаться по миру вместе с проходившим мимо цыганским табором, с которым он странствовал около пяти лет, исколесив всю Францию и побывал в Испании, Италии, Германии, Бельгии, Нидерландах, Люксембурге, что впоследствии очень пригодилось ему при рабочих поездках уже в качестве кардинальского порученца. Наконец, проезжая Лотарингию, их табор был задержан властями и многих повесили безо всякого суда. Четырнадцатилетнему виконту, вместе с немногими уцелевшими, удалось скрыться через Дижон, и после долгой, полной опасностей дороги осесть в Пиренеях, в районе Фуа, у испанской границы. Именно здесь, у юного виконта появилась мысль податься на государственную службу, ведь до этого момента у него вообще не было никаких определённых целей в жизни, что вкупе с бездомным образом жизни – недостойным дворянина, и риском быть повешенным, подталкивало его к осознанному выбору своей дальнейшей судьбы.

В 1628 году он записывается добровольцем на войну с Испанией и попадает в роту господина де Сен-Аннэ. Там он и служит, выполняя обязанности наблюдателя за передвижениями в испанском тылу. В ходе своих будничных наблюдений за сальским гарнизоном, он обратил внимание, что начальник гарнизона каждый вечер отправлялся с небольшой охраной к дому своей любовницы…

Быстро составив для себя план действий, уже на рассвете следующего дня, вооружённых пистолетами, де Рошфор ворвался в тот дом, где захватил губернатора Сальс-ле-Шато и его стражу, и всех их вместе он быстро переправил в расположение французских войск, и пока в гаризонте успели сообразить, что произошло, де Рошфор и его пленники были уже далеко от испанских позиций. Эта дерзкая, и, в то же время, хорошо спланированная акция восхитила его командира, который учтя дворянское происхождение де Рошфора, предоставил парню под команду подразделение в Пикардском полку и пожаловал ему первичное офицерское звание. Кроме того, в своём боевом донесении главнокомандующему – кардиналу Ришелье, де Сен-Аннэ не преминул упомянуть о своём пятнадцатилетнем подчинённом, который без какой-либо помощи умело переиграл прожжённого испанского вояку и всё его воинство. Ришелье, ещё под впечатлением от капитуляции Ла-Рошели, приказал де Сен-Аннэ незамедлительно отправить юношу в его ставку в Париже. Первой его должностью при кардинале стала должность привратника Его Высокопреосвященства, уже тогда он повсюду сопровождал своего могущественного покровителя…

История прерывается возвращением в настоящее и она вновь погружается в документальную основу, а затем художественное продолжается: по приказу Ришелье Рошфор едет в Гасконь, чтобы встретиться с д’Артаньяном (старшим), так как он является тайным агентом Франции, с точки зрения интереса к Испании в разделе колониального мира и к тому же, за то, что он укрылся от Англии – во Франции – взять с него долг, который имелся у него со времени, когда он пиратствовал – это колье, чтобы преподнести его Королю, для того, чтобы он подарил их Королеве.

В Гаскони он очень быстро проводит встречу: получает документы, которые для Рошфора приготовил гасконец старший (по Испании) и колье из алмазов.

Рошфор дав указания, приказал ему своего сына отправить на службу в Париж.

Д«Артаньян, с напутствием и письмом от отца уезжает в Париж.

События в Париже случаются практически по сюжетной лини Дюма, но в некоторых интерпретациях по другому: семья Бонасье (она и он) английские агенты, поэтому знакомство с ганконцем инсценируется, больше интриг и политических авантюр, любовных перипетий и холодного расчёта.

Ришелье преподносит колье Королю и он делает подарок Королеве.

Будучи неравнодушным к миледи, Рошфор делает копию колье для неё и оплачивает это Англия и об этом слышит Констанция, после того, как Королева отдаёт подарок мужа Бэкингему и привезённое от бывшего любовника неполное колье, миледи передаёт его Рошфору, чтобы он отдал его в наряды Королевы, Бонасье крадёт колье у миледи с полным количеством подвесок: так у Рошфора остаётся неполное колье и после казни миледи он соглашается её похоронить на английском берегу в часовенке – куда и укладывает сундучок с ларцом, а затем со временем часовенку разрушат, так как она не вписывалась в общее пространство в самом узком месте Ла-Манша и мешала сходить на берег.

А д’Артаньян оказывается втянут в водоворот политических интриг королевского двора Людовика XIII.

Находит свою первую любовь – Констанцию Бонасье и ввязывается в опаснейшую историю с подвесками Королевы, вместе с мушкетёрами Атосом, Портосом и Арамисом.

А Евро-тоннель соединяет прошлое с настоящим и колье достаётся сегодняшней Констанции – кинодраматургу…

На протяжении всей экранизации, через героев нашедших подвески Рошфора и документы в мемуарном жанре, происходит смешивание эпох во времени художественного пространства.

Член профессионального комитета

московских драматургов Александр Петрович ЕВДОКИМОВ

 
________________________________________________________
 

С И Н О П С И С

повести Александра Евдокимова

«ЭВАКУАЦИЯ, или

переписать историю

п р а в д о й»

 
(полнометражного фильма)
 

1941 год.

Легендарный парад 41-го 7-го ноября на Красной площади.

Парад марширует мимо трибуны на Мавзолее и сразу уходит в заслеженном утре по Васильевскому спуску на фронт: за последней солдатской коробкой, сквозь снежные буранные хлопья, идёт ватага пацанов и с ними вместе шагает поп, который напротив входа в Мавзолей отделяется от всего шествия и поворачивает к его дверям, намереваясь пройти внутрь – к саркофагу, изумляя Сталина и всё его окружение на трибуне.

Священник желает отпеть и похоронить Ленина, но тела вождя уже нет в Мавзолее, так как он эвакуирован в Тюмень!

Появление странного попа, вносит в реальность вокруг Мавзолея, некими преломлениями во времени: появляются и пропадают аллегорические оттенки, как действительные и материальные грани, где смешиваются и различные эпохи, и сознательное с подсознательным, как и потусторонний мир с ныне здравствующим.

В этом иносказательном пространстве, в ночное время суток и появляется энергетический лик Гитлера – к Ленину, для того, чтобы уговорить его – переписать историю: так как он ещё с лета запланировал парад своих войск на Красной площади.

Уговоры-споры и беседа за столом, который оставило застолье партийного аппарата во главе со Сталиным, после парада: здесь и подкуп, и шантаж, и разного рода пассажи убеждений.

Позиции страны Советов, в попытке вражеской стороны предать и переписать ход истории, в основе которого факты, за которыми героизм и подвиг народа – не сдаются!

Параллельно, в Кремле разбираются с личностью попа, который, как две капли воды, похож на Владимира Ульянова и готовят церемонию погребения его, как тело Ильича. Сам же Владимир Ильич, точнее его энергетический облик, посещает фронты, где видит героические сражения и сам участвует в них.

По возвращении в Мавзолей, Гитлер готовит ему каверзу, но всё тщетно, тогда он приглашает вождя революции на родину марксизма, чтобы убедить его в том, что переписать историю – это действительно благонадёжное и нужное дело, так как здесь и с Америкой дружба наладится крепче, и признают своим, да и, к тому же, США и его породила…

Член профессионального комитета

московских драматургов Александр Петрович ЕВДОКИМОВ

 
________________________________________________________
 

ТИШИНА —

НЕ ПУСТОТА:

это Голос ТЕАМЫ,

которым питает ЗЕМЛЯ,

создавая —

ТЕБЯ…

 
______________________________
 

Можно не верить в теамы, можно, но…

Но!…

Всё кино нам мир представляет и смотрим его, как будто, – видениями, – сквозь небольшое «окно»: теамы, в так называемой «каскадровке», буквально картинками и ещё на бумаге представляют постановщикам практически всю последовательность процесса будущей съёмки и это окончательный этап перед тем, как прозвучит магическое:

– Мотор!…

До этого главного момента, всё начинается…

С озарения!…

И чаще всего, с какого-то видения – зримого штриха, рождённого от психофизического эмоционального воздействия: песня Александры Пахмутовой «Надежда», после премьеры осталась не замеченной, но…

Но!…

Когда её услышала Татьяна Лиознова, которая только обдумывала киносюжет будущего фильма по мотивам рассказа Александра Борщаговского «Три тополя на Шаболовке», то тут же начали складываться «картинки» – кадры за кадрами, которые формировали – теамы – зримо и ярко, представляя будущему зрителю, через эту песню, огромный внутренний мир людей!

После премьеры фильма «Три тополя на Плющихе», песня «Надежда» обрела неслыханную популярность, так как она уже имела драматургическую основу и от кинокартины, и от каждого зрителя со схожими мыслями – песню наполняли – ТЕАМЫ!…

Поэтому, до «раскадровки», не обходимо написать сценарную основу будущей киноленты – кинодраматургию и не растерять всё то, что начинает «точка опоры» – озарение и имплозия смысла, чтобы теамы соединились в единую ткань драматургии…

В мире существует два способа написания киносценариев (я об этом уже говорил) – русский и американский: американский, а точнее – «голливудский», правильнее назвать каркасом-схемой и навязали нам его с девяностых, как и ивент-иноагент!

Я предпочитаю русский вариант – в нём есмЪ литература, а значит и искусство, а не только схема, а значит и душа…

Представлю разные форматы.

_________________

КАРАУЛ

киноновелла

в стиле «Rock-in-Room»

in the style of «R-&-R»

Рассвет пробивался с трудом – сквозь туман…

Ворона сидела над самой Москвой, крепко сжав в своих лапках кремлёвскую стену и не каркала – это был её любимый мерлон, так как с этого зубца, верхней части крепостной стены, хорошо просматривалась церемония смены караула: она громко каркала, разрывая пространство, как выстрелом, объявляя и начало церемониала, и его окончание, шагая при этом бесшабашным строевым, вместе с ритмом чеканных солдатских шагов… =

: по мерлонам;

: по мерлонам;

: по мерлонам,

как по холмикам…

…пелена поредела, и сквозь неё проступили очертания строений архитектуры города…

Красная площадь продулась буранным ветром и колкой позёмкой…

Исполнился церемониал смены почётного караула у Мавзолея…

Зазвучал бой Курантов!…

Пробуждённый Кремль в утренней прохладе потянулся не к звёздам, а к застеклённому рамному кресту, – в окно кабинета Сталина…

Табачный дым завис клубами за стеклом, рассеиваясь: две трубки потянулись к пепельнице – сбросился пепел…

Свет утра осветил два силуэта генсека: оба Сталина дымили трубками, пристально вглядываясь в заоконную даль. Один из них медленно развернулся, и шагнул по кабинету вдоль стола для совещаний.

– Странный, – проговорил Иосиф Виссарионович, проходя всю длину кабинета, – странный сон сегодня видел…

Коба, оставшийся у окна, тоже отвернулся от Кремлёвского двора за окном, качая вверх-вниз головой, и присел во главу совещательного стола.

– Ильич посетил, думаю…, – генсек посмотрел в бумаги перед собой и отодвинул их.

Камерная привычка – тусовка в ограниченном пространстве, прервалась.

– Да. Очень напуган был. Увези, говорит, спрячь от немца, ко мне идут они, долг вернуть желают.

Стул заскрипел под руководителем партии Советского Союза.

– А ведь действительно, – Сталин застучал трубкой об дно пепельницы, – за большие деньги купили и его, и революцию. И ничего взамен… почти…

Иосиф Виссарионович, остановившийся посреди кабинета, продолжил движение, оставляя за собой шлейф дыма.

– Нет, на этом очень много тогда заработали некоторые лица в Германии… и не только, – хозяин остановился у карты. – Да, спрячь, говорит, а то придётся, как Керенскому в женском платье сбегать. Враньё, конечно…

– Что враньё? – вождь взял ручку и что-то вычеркнул в лежащих перед ним бумагах, – деньги от немца?…

– Нет, – Сталин склонился к карте, – платье на Керенском… Ну, что ж?! Важный день! Седьмое ноября сорок первого… Он закалит дух и жажду к победе! Пора на парад…

– Да-да, всё! Забью только трубку и выхожу.

– Пожалуй, я сам пойду! – Хозяин отвернулся от карты и посмотрел за окно на кружащийся снег, поёжился. – Правильно, что эвакуировали его.

– Очень верно! – Иосиф встал, обошёл стул, и облокотился на его спинку. – Не может быть, два вождя в одной… э-э… в одном…

– Верно, но для духа нужен! – Коба приблизился, к оконной дали. – А сон вещий: изложил всё верно, но деньги им уже не нужны, им надо больше… Тут ледоруб не поможет, но… под рукой… пусть будет!

Белые мухи буранной пелены заснежили горизонт…

Горизонт и рама окна исчезли – забелились, но из этой метели появились Красная площадь, Мавзолей и парад!…

Ворона гаркнула – голуби испуганно разлетелись, вознеся в крылах своих мир к серым облакам, но только, как символ…

И!…

Тут же, под оркестр: сквозь серое снежное утро мимо Мавзолея пошли многочисленные отряды добровольцев, которых приветствовали руководители страны. За последним подразделением парадного марша, вдруг, выдвинулась небольшая ватага пацанов, среди которых оказывается худощаво-длинная фигура в рясе с кадилом в руках! На груди у попа на цепи – огромный крест.

– Лаврентий, – Сталин удивлённо выдохнул из себя белое облачко пара, – а это что за воин?

Священник, поравнявшись с Мавзолеем, отделился от пацанов, и направился к входу, приподняв в руках крест.

Берия зловеще блеснул отражением действительности в своих очках.

– Благословляет, вероятно… Элемент проклятого прошлого, но все средства хороши, товарищ Сталин… как в Бородинском…

– С кадилом? – Хозяин раздражительно потянул в себя морозный воздух. – Разберись! Мне не надо этих примеров истории…

– Слушаюсь! – взял под козырёк полей шляпы Лаврентий.

Берия проворно повернулся на каблуках, чтобы отдать приказ дальше.

– Подожди. – Коба прервал его исполнительность. – Значит, мальчишек накорми, а этого элемента, потом к нам. Ну, что, товарищи, пройдёмте…

Сталин направился к выходу с трибуны усыпальницы, все последовали за ним!

Стилобаты по всему периметру лицевой части Мавзолея, с обеих сторон вели свои сходы в замавзолейный двор.

Главнокомандующий твёрдо шагнул на первую ступень лестницы, уходящей вниз – на площадь за усыпальницей, и сбился с ноги!…

Хозяин остановился!

В пространстве между трибуной-гробницей и Кремлёвской стеной было по вечернему сумрачно: кругом горели костры, у которых грелись революционные матросы, солдаты и гражданский люд. В самом центре замавзолейного двора стоял тот самый поп с мольбой в губах, глазах и руках. У спецвхода в Мавзолей дежурили два матроса с винтовками, на штыках которых трепыхались в ветре бумажные листочки.

– Что тут развели?! А?

Сталин тихо выругался по-грузински.

– Убей его! – бросил Коба через плечо, не отрывая взгляда от попа.

– Кого? – угадывая взгляд хозяина, спросил Берия.

Генсек резко повернулся ко всем, застывшим сзади, членам политбюро!

– Попа…

И тут же, оглушив всех, раздался выстрел! Коба вздрогнул: матрос опустил винтовку и вновь занял караульное место на посту перед входом в Мавзолей.

Сталин повернулся к кострам: поп, сжав в руках крест, лежал лицом в небо, снег возле него наливался красно-бурым месивом.

Вся группа во главе с Иосифом сошла со ступеней, направляясь к входу с торца усыпальницы.

Матросы перекрестили винтовки.

– Вы к Ленину? Ваш мандат?

Хозяин опешил и остановился!

– Ты что тут устроил?! – бросил он резко и грубо, прямо в лицо Берии. – Что всё это здесь?!

Сталин кивнул назад, с разворотом и удивился – замавзолейский двор был пуст, и будто, прорвав пространство, ворвались надрывные гулы самолётов, и выстрелы зенитных установок.

– Какой манда…

Главнокомандующий, поворачиваясь к спецвходу, осёкся – матросов не было, перед ним, вытянувшись, стояли бледные охранники НКВД! Сталин посмотрел на Берию, Берия растерянно вознёс под шляпу руку.

– Парад, по случаю октябрьской социа…

Хозяин прервал.

– Попа ко мне потом.

Лаврентий в недоумении, чесал за ухом.

– А расстрелять?…

Коба чуть обозначил под усами улыбку.

– Без суда и следствия не действуют в стране Советов…

– Я не действовал, товарищ Сталин! Я выполнял приказ! Наверное, не успею…

– А ты действуй, чтобы успеть…

НКВД-эшники открыли дверь перед Генсеком и членами политбюро – все прошли в усыпальницу…

Внутри Мавзолея, в центре траурного зала мостился накрытый стол.

Вход с Красной площади театрально и реально задрапирован чёрным квадратом!

Тело Ленина отсутствовало в специализированном ложе, которое сиротливо возвышалось для взора предназначенного предполагаемому нескончаемому людскому потоку, на месте праздничного стола…

Стеклянная крышка саркофага отсутствием своим не предлагала продукт музейно-торговый: пылилась отдельно…

У красной подушки, в свете лучей рампы театра одного неживого актёра, застыл гранёный стакан с водкой, укрытый куском чёрного хлеба.

В зал вошли члены политбюро, без Сталина и Берии.

Неторопливо и молча, они расположились вокруг стола, зная и место, и шесток, и кусок, для рюмки… стакану… бокалу… сосуду…

Пройдя, они осмотрелись, пока люди в штатском наполнили им тару, чтобы коснуться тостов.

Растирая руки, всенародный староста обошёл стол, сжав прищуром лучи праздника – у глаз!

– Морозно нынче…, – Калинин остановился у своего места, – а без вождя здесь, как бы, теплее стало…

– Ну, да: ведь теперь можно не соблюдать температурный режим, – обнаружил логику Маленков.

Будённый, как злой таракан, блеснул взором и расправил ладонью усы.

– Да всё также – на ветре замёрз, но кровь я тебе расшевелю! Это кто здесь, без вождя?! – он повернулся к другу и дружески обнял его. – Клим, оказывается, что здесь вождя нет?!… Да на защиту Родины, на защиту великих завоеваний: с площади и на линию фронта ушли полки! И их посылает – вождь!

Калинин сбросил лучезарный праздник от глаз!

– Я сказал о том, что топить больше стали…

Вошёл Сталин, диалог за столом оборвался.

Хозяин остановился у саркофага, придавив тяжёлым взглядом гранённый и хлебный церемониальный сосуд, и произнёс двусмысленно.

– Без вождя топить перестанут… или… начнут топить…

Трубка беспардонно истопила табак, выпуская клубы дыма: Коба заполнил тусовкой пространство между пустым саркофагом и столом…

– Поздравляем друг друга с двадцать четвёртой годовщиной революции. – Он остановился и трубка, над его головой, проткнула пространство, прочертив восклицательный знак! Затем, вяло потащил свои ноги во главу стола! – Мы продолжили традицию, и это ещё больше поднимет боевой дух. Положение очень тяжёлое, но наш долг не пустить врага ни в Ленинград, ни в Москву! Бой за Москву – это бой за Родину!… Это я для отсутствующих…

Сталин посмотрел на входящего Берию.

– Из Бородинской истории пусть повторится только одно – Победа!…

Главнокомандующий взял бокал, и вместе с ним это сделали все.

– За Победу! – вскинул он знамённо тост, выйдя из-за стола, направляясь вокруг банкетной беседы, чокаясь ритуально с каждым, заглядывая при этом, в их глаза!

Берия тут же подхватил хванчкаро-водочное знамя!

– Да, мы сплотились благодаря нашему вождю, товарищу Станину! За Родину, за Сталина, за Победу!…

– Лаврентий…, – оборвал его Иосиф и поставил бокал. – Ты что, Победу кадилом хотел благословлять?! Ведь, кропить тогда надо, кропить…

Сталин обвёл всех тяжёлым взглядом и, повернувшись к саркофагу, задумался.

Молотов тихо кашлянул, и начал утаптывать паузу дипломатическим словом…

– Товарищ Сталин, Ильич чаще всего был, то в разливе, то в Швейцарии… привычно… в общем-то, его отшельничество… главное, что вождь с нами…

Иосиф улыбнулся, поглядывая на пустующее ложе.

– Вообще, великий конспиратор! – Иосиф Виссарионович вернул свой взгляд к сервированному столу. – То там, то в Шушенском на коньках, то в Горках… любил он там по болезни быть, то здесь… Вождь с нами… А что, там красиво, в Горках-то…

Сталин взял бокал.

– Я хочу выпить за стойкость солдата и хочу, Лаврентий, выпить за тех, кто выигрывает умом – за командиров! Лаврентий! За командиров, чтоб были они не там… у тебя, а здесь… в первой линии атаки… Вождь с нами…

Все пьют.

Осушив тостовое содержимое, все присаживаются после того, как устроился на стуле Хозяин.

– Жуков считает, что Москву не отдадим… Молодец! Ставка думает так же!… – Иосиф Виссарионович поморщился, и коротким жестом кисти руки махнул от себя: Ворошилов в одно мгновение убрал стакан из саркофага. – А ну, кто более истории матери ценен… кто к нам с кадилом придёт… тот им отпет и бу…

Сталин потянул верхнюю пуговицу на кителе – расстегнул, разбрасывая с облегчением ворот…

– И бу-у! – духовым оркестром надул щёки и губы Калинин! И все в разнобой стали подхватывать, заметив дирижирование вилки хозяина, и создавать хоровую капеллу. – Бу-у! Бу-бу-у! И бу-у! Бу-бу, бу-бу, бу-бу, бу-бу-у!… И-и-и бу-у! Бу-бу-у, бу-бу-у! Бу-у! И-и-и бу-у…

Колыбельное начало в траурном марше, и босые, божественно-тёплые пятки кристально чистой водки, промаршировавшей по всем жилкам запевалы-старосты, подарили ему светлую дрёму.

Коба отложил вилку.

– А где этот поп?…

– Работают с ним, товарищ Сталин, – поверх очков выглянул Берия.

– А хотел он чего?

– Отпеть, – виновато пожал плечами Лаврентий.

– Что?! – ухмыльнулся генсек, – Кого?!

Берия кивнул на пустой саркофаг.

– Давай его, – щёки Хозяина искривились желваками, – сюда.

Застолье членов политбюро переглянулось!

– Товарищ Сталин, – мгновенно обеспокоился Ворошилов, – сюда же нельзя, увидит, что эвакуировали тело Ленина и…

Главнокомандующий резко его прервал.

– Хорошая идея – отпеть! Кого отпоём?! Кто же похож?

Тишина потянулась тяжёлой паузой.

Желудочный сок затих в животах под пиджаками!…

Все, кроме вождя, медленно встали: Калинин затерялся среди этого преданного построения: не смел спать стоя.

– Кто?… Ты, Берия?!

Носовой платок хозяина Лубянки припал к лысине!

– Иосиф Виссарионович, лечь туда – не проблема. Я готов на всё, для качества допросов, но он же уже меня… глядел… Кадило этот…

– А – ну-да! Тогда кого?

Вдруг, сквозь дивные усы, запел, чуть слышно, Буденный.

– Иосиф, на всенародную любовь вознесть бы надо всенародного, а он наш староста! И бородка, и взгляд, и… пиджак, и галстук с башмаками… почти копия!

Все желанно посмотрели на Калинина: он сидел и дремал.

– А волосы и цвет глаз? – поинтересовался главный грузинский акцент.

Под усами у Будённого оскалились зубы.

– Так, глаза-то у жмура того!… захлопаны… А волосы?! Фу-у! Считай, что их уже нет!… Как ветром сдует… в галопе…

Сталин рассмеялся!

– Вострой шашкой машешь: побрить – убрать, отпеть и закопать…

Смех аккуратно поддержала вся компания – Калинин растряс дремоту.

– Вождя с хвостом видел! Ха…

Смех дисциплинированно оборвался! Головы тут же развернули свои лица к хозяину Ставки и, сглотнув неожиданный кашель, тут же швырнули гневные морды к народному старосте! Люди в штатском, прочитав команду в глазах Берии, подошли к стулу сновидца.

– А с ним, с вождём фрицев, – сонно продолжил Председатель Верховного Совета, – Риббентроп! Ножкой топ! Уж потом и тоже с хвостом, да ещё и с рожком! Ха! С рогами! Бегает вокруг нашей «Т-тридцать четвёртки» и бьётся об броню, бьётся!.. И бу-у! И бу-бу-бу!… И бу-ух!… Буди-буди, пук!…

Сталин захлопал, и поднялся, тряся указательным пальцем!

– О врагах надо думать… А вообще, я понял твои американские мотивы… Второй фронт будить надо… Да…

И тут, вдруг, восстал над трапезой Хрущёв.

– А разрешите я, – Никита указал носом на ленинское ложе.

– Ты, Никита?!… – удивился Сталин.

– Угу!

Хрущёв с синими дрожащими губами пошёл к саркофагу.

– А шо?! – бурчал, убеждая себя, Никита Сергеевич. – Брить меня не надь, на телегу… взбирался и легко! Совладаю!…

Никита Сергеевич занёс колено над саркофагом, закряхтел.

– Не страшно? – Коба прижёг дырчатый край трубки. – Может, выпил бы…

Хрущёв быстро и обрадовано опустил ногу и повернулся к Сталину.

– Страшно?! А чёрт его… но для процесса и достижения… стакан, другой водки… бы… Угу!

Хозяин, обвалив себя вязкими клубами дыма, сел.

– Ну, хватит, Никита, вижу, что не только плясать можешь. Духу хватает… Жаль время и место не для плясок и песен… Шальная у тебя присядка! А ведь так и влезешь в телегу Времени, окаянный… Молодец!

Вдруг, открылась дверь и, с винтовкой в драной шинели, и в серой папахе, заглянул в зал революционный солдат с чайником.

– Товарищи, не подскажите, где тут кипяточка раздобыть можно? Кишки побаловать…

Сталин осмотрел всех членов политбюро, Берию отдельно и пристально, солдата и пустующее ложе.

– Чайник это, Коба, – подавился Лаврентий.

– Пошли, – решительно возглавил поход Главнокомандующий!

Иосиф вышел из Мавзолея, все следовали за ним: коридор со многими поворотами вытягивал перед ними часовых и гулко рассыпал в длине всего пространства шаги. Нужная дверь чуть раньше оказалась на месте – поспешила угодливо! Перед дверью Сталин остановился и повернулся.

– А где солдат?

– Какой солдат? – искренне опешил Лаврентий. – Чайник?!…

Вновь случилась пауза: кремлёвские вопросительные взгляды заёрзали меж стен коридора!

– Я хотел сказать, – уточнил Иосиф Виссарионович, – где этот воин в рясе?

– Наверное, – продолжил не понимать Берия, – молится: ничего другого ему и не осталось. Чайник в юбке – заварка крепче!

– Ко мне его! – Коба побледнел. – Так. А вас ждут дела. Всё внимание фронту, товарищи!…

Дым из трубки плотными клубами повис на ресницах туманом едким и проник в сознание…

город Москва

 
________________________________________________________
 

Представляю, для примера, эту же киноновеллу («Караул»), которой дал другое название – «Эвакуация», написанную в американском (голливудском) формате…